Текст книги "Обрученные Венецией"

Мадлен Эссе
Обрученные Венецией

© Мадлен Эссе, 2015

* * *

Вступление

Средневековая Италия погрязла в войнах и политических интригах.

Могущественные, блистающие своим богатством и роскошью Венеция, Генуя и Милан ищут то возможность сотрудничества между собой, то повод для войн и распрей.

К началу двадцатых годов XV века, когда в свои владения входил Ранний Ренессанс, некогда цветущая Генуэзская республика, только вырвавшаяся из политической зависимости от французов, пыталась выйти из политического и экономического кризиса, в который страна окунулась по причине бесцеремонного посягательства соседних государств на ее земли и колонии.

Одновременно в эти времена обретала расцвет и Венецианская республика, с которой Генуя полтора века соперничала за господство над выгодными торговыми путями в водах Средиземного моря. Многолетние кровопролитные войны и отсутствие согласия между сторонами приводили лишь к бесчисленным жертвам и потерям. И только Туринский мирный договор в 1381 году смог на какое-то время утихомирить распри между двумя державами. Однако мир сохранялся лишь на бумагах, – лелея в памяти былые обиды, и венецианцы, и генуэзцы продолжали взращивать в своих потомках презрение и ненависть друг к другу. Этим-то и пытались воспользоваться прочие страны средневековой Италии, такие, как Миланское герцогство, искусно вовлекая соперников в сети политических заговоров.

Бездушно играя в спектакле интриг, каждая из республик стремилась достичь господства, укрепить свою власть и расширить и без того многочисленные сокровищницы. Эти непомерные интересы обрекали их на вечное соперничество, пронося мимо внимания аристократии глубину внутреннего развития человека, его духовную сущность, его душевные потребности. Все это привнесло в судьбу главных героев желание жить и б ороться за свои чувства, минуя козни и предрассудки, принесенные циниками и лицемерами, ослепленными деньгами. Интриги и политические распри смогли полностью изменить жизнь главных героев, привнеся в их судьбы всеми гонимую любовь…

Читая роман, не забывайте: отсутствие в исторических мемуарах каких-либо событий абсолютно не исключает их наличия в действительности прошлого…

I. «Плененные мечты»

Сумрачный коридор палаццо Лоренцо Диакометти, герцога да Верона, упирался в дубовую дверь его кабинета, искусно вырезанную лучшими плотниками Генуи. Расплывчатая женская тень плавно скользила по серым каменным стенам, навевавшим прохладу и уныние. Особа, перед которой едва ли не гасли свечи, проявляя свое почтение, была младшей дочерью владельца этого роскошного особняка. С опаской оглядываясь по сторонам, синьорина спешила в кабинет отца – ту самую комнату, ставшую некогда едва ли не самой запретной зоной для дам. Но что же владело Каролиной Диакометти в то волнительное для нее мгновенье?

Очевидно, неугомонную девушку не занимал тот факт, что в генуэзском обществе стремление женщины к образованию принималось за весьма безнравственную черту. Несильно она беспокоилась и наставлениями маменьки, с детства воспитывавшей в своих дочерях лишь высокоморальные духовные качества.

Но, то ли таинственность этой комнаты, то ли соблазняющие своей неприступностью запреты, то ли взбалмошный характер девчонки мешали ее послушанию жизненным укладам. А быть может, все это настолько будоражило сердце Каролины, что она не могла устоять перед манящим искушением. Главное, сейчас она знала наверняка, что ее «преступление» не станет замеченным строгим отцом, и юная дама благодарила Бога за то, что Он возбудил в герцоге мысли о поездке в город.

Каролина аккуратно открыла тяжелую дверь. Минуя взглядом роскошь величественной комнаты, некогда вызывавшую в ней восхищение, она лишь поглощала взглядом книжные полки, до блеска натертые прислугой. И если бы не старания челяди, те давненько покрылись бы слоем пыли в ожидании, что хотя бы кто-то коснется их.

Хоть герцог да Верона и частенько хвастал перед гостями дизайнерским изяществом своего кабинета, сочетавшего в себе классическую деревянную резку и бархатистую мягкость светло-коричневой телячьей кожи, но книги в его весьма занятое внимание попадали невероятно редко. Это самое равнодушие откровенно изумляло юную синьорину, страдавшую жаждой чтения с тех самых семи лет, когда для нее стало доступно это искусство.

А вот попасть в кабинет отца Каролине удалось не так давно – всего два года назад, когда она, войдя сюда, осуществила свою маленькую мечту и погрузилась в высокое кресло отца, такое возвышенное, словно королевский трон, о котором она так часто слышала из рассказов маменьки. Тогда синьорина, деловито сложив свои ручки на гладко отполированном столе, представила себе, что чувствует отец, когда работает в этой самой дивной для нее комнате. Ей было всего тринадцать, но казалось, что в тот момент она заметно для себя повзрослела.

И сейчас, взглянув на полки, плотно заставленные книгами, она радостно перевела дух, закрыла за собой двери и, подбирая на ходу платье, бросилась к библиотеке отца.

Каролина и думать не хотела о строгих наставлениях кормилицы и родителей, с самого детства внушавших маленькой синьорине ненависть к наукам, уверяя, что женщина должна вырасти только для того, чтобы удачно выйти замуж и родить мужу детей. И она прекрасно знала, что если отец узнает о ее тайных посещениях библиотеки, то непременно накажет ее. Однако осторожность и изворотливость хитроумной девчонки не зарождали в герцоге даже малейшего подозрения об этом.

В его поседевшей от мудрости голове даже мысли не возникало, что Каролина уже самостоятельно изучила ряд наук, позволяющих удовлетворить ее неисчерпаемый интерес к истории родной Генуи. Ей хотелось знать не только о том, чем занимается отец, когда управляет кораблестроением в порту или хозяйничает в своем небольшом герцогстве.

Ее манили такие нелегкие науки, как политика и экономика, ведь происходившие в республике события только и рождали вопросы в любопытной девичьей голове. К примеру, ее удивляло, что в Генуе после освобождения от французов все меньше отдается внимания военному делу и все чаще говорят о торговле и финансах.

А еще больше ее интерес занимало соперничество между двумя сильнейшими государствами в области морской торговли – Генуей и Венецией, сопровождающееся на протяжении столетий кровопролитными войнами. Последние сведения, которые стали ей известными, содержали в себе данные о мирном договоре, подписанном обеими сторонами около сорока лет назад, после кровопролитных сражений при Кьодже. Большинство дам нашли бы эти события скучными, не таящими в себе великой ценности. Но Каролина совершенно не походила на это большинство.

Но больше всего юную синьорину, как даму с истинно женским сердцем, занимали истории о любви. Да-да! О той самой любви, о которой запрещено думать, не то чтобы говорить вслух. Но что Каролина могла поделать, если ее глаза загорались пронзительными искорками, когда она представляла перед собой невообразимо интересные фрагменты из истории Древнего Рима! Она обожала читать стихи и поэмы! У Каролины дрожали руки, когда, переполненная трепетом, она держала в руках эти священные для нее книги. И как бы ни было греховно в этом признаться, синьорина Диакометти все же отмечала для себя, что с трудом прочитанная ею Библия абсолютно не создана для юной души, наполненной мечтами о бурлящих чувствах.

Однако суровые уклады требовали изучения наизусть Псалмов, ибо Священнописание – это единственная книга, которая обязывала женщину к знаниям. Каролина с недовольством вспоминала, как в детстве едва подчинилась плети отца и только через пять месяцев после мучительного заучивания смогла хоть как-то рассказать ему выученные Псалмы.

Ее тоненькие пальчики задумчиво водили по толстым переплетам выстроенных в ряд книг и остановились на издании Франческо Петрарки «Канцоньере». Каролина едва смогла вытянуть ее: тому препятствовали плотно прижатые друг к другу книги, едва умещавшиеся на огромной полке длиною от стены до стены. И тут же синьорина сумела расставить книги так, что отсутствие какой-либо из них нельзя было заметить, хотя ей известно, что строгий отец и не подумает взглянуть на запылившиеся полки. В его интересы входили только политика, торговля, финансы, игравшие основную роль в развитии его владений и республики в целом. Тем не менее его самолюбие тешил тот факт, что шикарная библиотека, переполненная изобилием жанров произведений, всегда впечатляла знатных дворян, бывавших у него в гостях.

Каролина вбежала в свою комнату, заперла дверь и раскрыла книгу на первой странице, готовясь окунуться в изумительный мир фантазии. Но не успела она дочитать первую страницу, как услышала стук в окно. Не раздумывая, синьорина выбежала на балкон и всмотрелась в густую зеленую растительность напротив ее спальни, откуда выглядывали смеющиеся рожицы. Это уже крестьянские мальчишки, бросив в окошко Каролины маленький камешек, вызывают ее выйти к ним.

Азартно рассмеявшись, она бросилась к дверям, выбежала в коридор и с неимоверной скоростью спустилась по широкой мраморной лестнице, устланной ковром. Из кустов послышался задорный смех ребят, увидевших направляющуюся к ним синьорину, которая старалась двигаться грациозно, дабы скрыть от родных свое игривое поведение, не присущее ее положению и статусу в обществе. Но, услышав смех друзей, Каролина поняла, что играть роль воспитанной синьорины уже бессмысленно, и бросилась вдогонку, подобрав платье, чтобы не споткнуться о подол. В такие минуты она завидовала убегающим вперед мальчишкам, одетым в удобные штаны и туфли без высокой подставки, которые только-только вошли в моду.

Лоренцо не переставал изумляться: как синьорине в пятнадцать лет можно оставаться такой изворотливой и неугомонной. Ему не раз доносили, что Каролина играла с крестьянскими мальчишками, при этом вела себя как юноша, выросший в семье крестьянина. Герцог и прекрасная герцогиня строго наказывали дочь, пытаясь внушить в ее упрямую головушку, что подобное поведение не свойственно молодой синьорине. Но по прошествии определенного времени Каролина словно забывала о жестких мерах родительских наказаний и втайне от строгого отца убегала со двора в лес, где часто встречалась с друзьями.

И ей не мешало то, что ее отец титулован высоким и обязывающим перед державой чином, полученным им по наследству от своих предков. Не смущало синьорину и то, что родители этих мальчишек не просто находились под властью герцога да Верона, но и обязывались расплачиваться с вечными долгами перед ним. Каролина с сочувствием относилась к этому моменту, но ее приучили смотреть на жизнь несколько с другой стороны, которую она всячески старалась отвергать.

Каролина знала в лесу каждую веточку, каждый листик, потому что проводила здесь большую часть своего времени, в то время как герцог был уверен, что его дочь занимается рукоделием, как и должно женщине. Ее это забавляло, и, ощущая сладкий страх перед вероятным наказанием, она убегала на несколько часов в лес, прекрасно зная, что кормилица обязательно выгородит свою синьорину, придумав при этом что-нибудь об уроке вязания или шитья.

Остановившись, чтобы отдышаться, синьорина схватилась за ствол огромного дерева и оглянулась вокруг. Наверняка мальчишки где-то поблизости, поскольку внезапно исчезли из виду. Но все же зоркий взгляд Каролины узрел бежевый краешек льняной рубахи, свисающий из-за широкого ствола развесистого клена. Хитро улыбнувшись, синьорина тихонько направилась в его сторону, опасаясь наступить на какой-нибудь сухой сучок и испортить неожиданность своего появления.

Оставшись незаметной для юноши, вглядывающегося в противоположную сторону, она подошла вплотную к дереву и бросила взгляд на рукоятку кинжала, висевшего в ножнах на кожаном поясе. С невероятной ловкостью она выхватила оружие и подставила его к горлу Маттео. Юноша медленно повернул голову в сторону синьорины и испуганно посмотрел в ее хитро смеющиеся голубые глазки. Опасность, веющая от холодного оружия, вмиг растворялась в образе этой прелестной чертовки. Золотистые локоны растрепались от быстрого бега и беспорядочно рассыпались по плечам. В голубых глазках пылал хитрый огонек, а порозовевшие щеки отражали сочную юность этого невинного создания. Маттео взглядом влюбленного взрослеющего юноши восхищенно смотрел на эту девчонку, которая лукавым взглядом пронзала его яростно бьющееся сердце.

Да уж, невинностью, вероятнее всего, обладают правильные черты ее прекрасного французского лица, но никак не пылкий и своенравный характер его обладательницы. И Маттео знал об этом, как никто другой.

– Тебе ведь известно, что я не проигрываю! Даже мальчишкам! – она сомкнула губы в лукавой улыбке и тут же бросилась бежать восвояси, схватив с собой кинжал Маттео.

До нее доносились возмущенные крики ребят, но юная синьорина продолжала бежать без оглядки в сторону полей, свет от которых просачивался сквозь редеющие деревья.

Возраст Маттео несколько превосходил невинную юность Каролины, и порой ее детское ребячество он воспринимал с недоумением. Знатной девчонке в ее пятнадцать лет в силу ее непоседливого характера некогда было задумываться о более взрослых вещах, которые уже беспокоили самого Маттео. И ему давно понятно, что дружбы между ним и Каролины быть не может ввиду разницы их сословий. Однако это не мешало ему грезить о ней, как о той девушке, которую втайне ото всех он все же непременно желал заполучить.

Все было не так просто: судьба Маттео и его отца, обнищавшего дворянина, некогда занимавшего высокий пост в морском торговом флоте Генуи, изувечила представление юноши о республике, которой когда-то он полностью вверил себя. Отец его, Альфонсо Гальди, был беспощадно разорен своей же родней, бросившей всю его семью на произвол судьбы, оставив лишь несколько дукатов на жизнь. Публичное унижение, которому был подвержен Альфонсо, окунуло его в глубокую меланхолию, переросшую в тяжелую болезнь, которую ему так и не удалось преодолеть.

Оставшись самым старшим мужчиной в семье в двенадцать лет, Маттео мужественно взял на себя ответственность за родных. Оказавшись в рядах крестьян, он в поте лица работал с маменькой на земле, арендованной отцом еще при жизни у герцога да Верона. Однако все, что им удавалось, – это отработать установленные налоги на землю, и только скудный остаток средств оставался в распоряжении его семьи. И за пять лет своего проживания в поселении Маттео зарекомендовал себя надежным и смелым юношей, для которого всегда находилась ответственная работа.

Разрываясь между работой в поле, на герцогской фабрике и подработках в порту, юноша лишь изредка имел свободное время, которое он и проводил в компании прекрасной синьорины, упорно отказывающейся взрослеть.

Выбежав из леса, Каролина оказалась на краю поля с едва показавшейся из-под земли кукурузой. Там, через пару сотен шагов, начиналась еще одна лесополоса, и, не раздумывая, Каролина бросилась к ней. Она уже намеревалась преодолеть это расстояние, чтобы перебежать открытую местность, но в последний момент повернула голову направо и удивленно раскрыла рот от неожиданности. Встретить здесь отца являлось потрясающим совпадением! Он очень редко бывал в восточной части герцогства. К тому же, по ее сведениям, сейчас герцог должен находиться в банке Святого Георгия.

Тем не менее в сотне шагов от Каролины и впрямь стоял Лоренцо с виконтом и надсмотрщиком, который контролировал наемных рабочих на фабрике отца. В двух сотнях шагов от них и впрямь стояло небольшое строение без окон и с одним огромным дверным проемом, где в поте лица работали наемные рабочие за станками, принося свои многочисленные вклады в развитие сукноделия Генуи. Изготовленные материалы экспортировались морским флотом в северную и восточную Европу или подлежали преобразованию в одежды для знати.

Каролина растерянно посмотрела на приближающихся мальчишек и с другой стороны – на профиль отца, который, очевидно, все еще ее не заметил. В ней зажглась наивная надежда на то, что она так и останется незамеченной, и девушка бросилась бежать вперед, чтобы как можно быстрее скрыться в лесополосе.

– Вы обязаны все разузнать о заговоре, – произнес строго Лоренцо, которого уже предупредил один из подданных о возможном мятеже во владениях да Верона.

Мятежи… Они вспыхивали по всей Европе и сковывали страхом беспомощное сознание богачей. Крестьяне требовали от знати хотя бы малейшего проявления сострадания! Но те продолжали умножать свои богатства едва ли не на костях загнувшейся от непомерной работы челяди. Крестьяне сокрушались: разве это по-христиански? Разве этому учит Библия – уничижать ближнего своего? Однако, что может сказать духовенство, если существование Церкви как раз и обеспечивалось десятиной дворян? Что, если сама аристократия и являлась источником средств к существованию и распоряжалась деньгами, беспощадно раздавливающими людей.

Надсмотрщики – это первые люди, на кого могли полагаться дворяне. Они первые располагали сведениями о намерениях крестьян и «свободных» наемников. А опыт работы с людьми позволял надсмотрщикам быть невероятными психологами. Поэтому, находясь в непрерывном общении с крестьянами и наблюдая за их поведением, многие из них могли едва ли не предугадать действия своих подопечных. Да и доносчиков, желающих во что бы то ни стало угодить господам, среди тех же бедняков хватало.

Но сейчас надсмотрщик Алессандро растерянно смотрел на герцога, не понимая, о чем тот говорит. Когда герцог да Верона пронзал своего собеседника взглядом рассвирепевшего льва, у бедолаги вся земля уходила из-под ног. Лицо Лоренцо даже без мимики гнева и строгости выглядело грозно: изогнутые густые брови, уж многие годы как покрывшиеся сединой, соединялись на переносице, увеличивая и без того большой нос; маленькие карие глазки сверкали властолюбием и алчностью, а тонкие, задумчиво сомкнутые губы, казалось, вот-вот извергнут из себя гневный крик. Статная фигура Лоренцо придавала ему еще большей солидности и властности. Наемники нередко называли его «горным ястребом», постоянно ищущим свою жертву, которая только при взгляде на него дрожала от страха.

– Прошу простить, Ваша Светлость, но я ничего об этом не слышал. Осмелюсь предположить, что это ложные слухи, – неуверенно промолвил надсмотрщик, желая всеми своими силами убедить хозяина в своей уверенности.

– Обрати внимание, что я, ваш герцог, не стал присылать к вам своего человека, дабы выведать правду. Я явился сюда сам, а значит, – в ярости герцог схватил подданного за шиворот, – молва о мятежах несет в себе правдоподобный смысл. Следуй моей воле: разузнать об основаниях для таких сведений! Нет дыма без огня! Если введешь меня в заблуждение, мои люди, – герцог указал на двух сопровождающих его и виконта лиц в доспехах, – непременно позаботятся о твоей судьбе.

Испуганный Алессандро лишь съежился, словно в страхе, что герцог сейчас ударит его. Но тот, отпустив надсмотрщика, инстинктивно повернул голову в сторону леса как раз в тот момент, когда Каролина была на полпути к посадке. Это и отвлекло внимание герцога.

Надсмотрщик и виконт заметили, как его светлость буквально побагровели от гнева.

– Каролина?! – послышался голос, словно гром, разверзшийся с небес.

И без того перепуганному Алессандро почудилось, что земля содрогнулась от громкого крика герцога. Что за страх внушал этот грозный аристократ?

Девчонка остановилась и, переведя дух, повернулась лицом к отцу, спрятав руки с кинжалом за спину. Она только увидела, как мальчишки, не замеченные герцогом и виконтом, развернулись назад и бросились бежать вглубь леса. «Предатели», – пронеслось в мыслях, и она с сожалением посмотрела на отца.

– Подойди! – строго и озлобленно крикнул Лоренцо.

Кивком головы он дал знать виконту, чтобы он и надсмотрщик оставили его. Опустив взгляд и пряча руки за своей спиной, Каролина покорно подоспела к рассерженному отцу.

– Позвольте поинтересоваться, синьорина, что вы забыли в этих краях? – строго спросил он.

Каролина лишь виновато опустила голову и безмолвствовала от страха, боясь признаться герцогу в своем легкомыслии. И потом, так или иначе, отец не позволит ей оправдаться, потому она и не видела смысла искать объяснений своему поведению.

– Что у тебя в руках? – спросил Лоренцо, сцепив зубы от злости.

Она продолжала стоять, подобно недвижимой статуе.

– Я задал вопрос, синьорина Диакометти, что у тебя в руках? – прикрикнул он.

Не меняя выражение лица, Каролина протянула руку в сторону отца и показала кинжал. Она со страхом наблюдала, как лицо отца покрывалось пунцовыми пятнами.

– Чей он? – выдохнул с озлоблением он.

Некоторое время Каролина молчала.

– Я… нашла его, отец.

Герцог не переносил откровенное вранье и прекрасно знал, что Каролина сама в лесу не бывает.

– Если ты сейчас же не признаешься, чей это кинжал, я прикажу обыскать весь лес, найти хозяина и хорошенько проучить его.

– Молю вас, не надо, папа! – умоляющим тоном произнесла Каролина. – Это… это будет несправедливо. Я… я… украла его.

Обрадовавшись, что она нашла способ оправдаться перед отцом, при этом не обманывая его и не оставаясь предательницей перед мальчишками, чего они никогда не простили бы ей, Каролина продолжала смотреть в глаза герцогу с блеском признания вины и внутренним ликованием. Лоренцо выхватил кинжал из рук дочери. Глядя в сердитые глаза отца, Каролине казалось, что от переполняющей злости у герцога шевелятся седые волосы на голове.

– Я виновата, отец. Простите меня, – тихо промолвила она, и от этого тоненького голоска лицо Лоренцо немного смягчилось.

– Виконт Альберти, сопроводите молодую синьорину в палаццо и проследите, чтобы она не обманула вас, как это было в прошлый раз. И пусть кормилица тщательно присматривает за ней, иначе накажу и одну, и другую.

Девятнадцатилетний виконт лишь виновато взглянул на Лоренцо, вспоминая, как Каролина не так давно искусно обманула его и исчезла из его поля зрения. Тогда герцог поймал ее на развалинах старого замка недалеко от морского побережья.

– Как прикажете, ваша светлость, – процедил сквозь зубы виконт, надеясь, что в дальнейшем герцог не станет вспоминать о том неудобном для него случае.

Джованни Альберти следовал по самой длинной дороге, и Каролина прекрасно понимала, что он намеренно хочет провести с ней как можно больше времени. А для нее это было неимоверным испытанием! Она боялась смотреть в его зеленые глаза: они казались ей льдинками, обжигающими холодом ее нежную кожу там, куда направлялся пронзительный взгляд виконта. А уж он старался не упустить ни малейшего дюйма ее юной красоты! Дабы стерпеть в себе отвращение, Каролина безмолвно шагала к палаццо, не желая даже слово обронить в его адрес.

– Какая же ты непокорная, Каролина, – произнес с презрением виконт, но в то же время одарил ее взглядом, полным восхищения.

– Приятельские отношения с моим отцом не позволяют вам фамильярничать со мной, – гордо ответила на его замечание Каролина и вздернула носик кверху.

– Извольте, но ваше положение в обществе тоже никак не позволяет вести себя так, как ведете вы, синьорина, – Джованни говорил с издевкой стервеца, словно Каролина была ненавистна ему.

Она едва сдержала себя, чтобы от души не нагрубить Джованни Альберти, и перевела дух.

– Ждать недолго, прекрасная синьорина! Совсем скоро герцог да Верона все же даст разрешение на твою руку и сердце, – с откровенным ехидством сказал он, будто намеревался завоевать ее расположение своей властностью. – Наша помолвка изменит всё!

– Вы желаете жениться на мне? – в ее голосе прозвучала выразительная усмешка. – Позвольте… это издевательство? Уж не полагаете ли вы, виконт, что ваша персона – под стать дочерям герцога?

– Жаль, – с наигранным расстройством произнес виконт, – если ты не желаешь добровольно, это произойдет принудительно. Полагаю, тебе это известно, синьорина…

Вспыхнувший в сердце гнев заставил Каролину бросить на виконта яростный взгляд.

– Меня утешают очевидные сомнения, что род Альберти мой отец посчитает выгодным для своего имени! И уж тем более не думаю, что он найдет мне мужа с меньшим дворянским титулом, чем у него самого.

Усмешка на лице Джованни немного озадачила ее.

– Разве граф – это недостойный титул? Ты ничего не понимаешь в политике, милая Каролина! Поэтому не забивай свою наивную головку этими сложными мыслями.

– Граф – это достойный титул, – согласилась она. – Только ваш отец, виконт Альберти, находится в полном здравии, и пройдет немало лет, пока он уйдет в мир иной. И только тогда вы сможете унаследовать его величественный титул. А пока вам приходится лишь выполнять его наставления в отношении сотрудничества с моим отцом.

С этими словами она состроила напускное сочувствие, но ее глазки ехидно сверкнули в лучах апрельского солнца. Наслаждаясь временным замешательством виконта, синьорина шла с выражением лица победительницы.

Она решительно отказывалась представлять себе свое замужество и сейчас безумно радовалась, что это бремя в скором времени возьмет на себя ее сестра, помолвленная с генуэзским дворянином. А замужество Каролины немного подождет. Разумеется, в чем-то виконт прав – совсем скоро отец заговорит о помолвке. Только бы это «скоро» случилось хотя бы в следующем году…

Но, словно по велению юной прелестницы, ее помолвка не состоялась даже по прошествии трех долгих лет. Равно как и ее исправление в поведении. Каролина так и не смогла побороть в себе свою строптивость и покорно склонить голову перед судьбой покладистой и благонравной аристократки. Даже в прекрасные восемнадцать лет синьорины ее вероломство не переставало давать о себе знать, все чаще и чаще вдохновляя герцога на жесткие воспитательные меры.

Каролину безумно радовал тот факт, что мысли папеньки сейчас занимает ее чопорная и покладистая сестра: сначала ему пришлось разорвать помолвку Изольды с генуэзским синьором, поскольку для ее брака была выбрана партия куда выгоднее, чем простой местный дворянин – миланский кондотьер. Да и весьма запутанные государственные дела требовали от герцога, как и от многих других титулованных дворян, ряда значимых действий, направленных на укрепление позиций державы. Поэтому сейчас все мысли Лоренцо устремлялись на кипу разного рода забот, хотя поведение младшей дочери он не оставлял без внимания, время от времени беседуя со своей супругой на этот счет.

– Патрисия, я схожу с ума от проделок этой девчонки! – кричал Лоренцо, поведав жене об очередной выходке Каролины. – Ей скоро восемнадцать, а она ведет себя, как двенадцатилетний мальчишка. Я был бы признателен, если ты попытаешься на нее повлиять, – сказал возмущенно герцог и посмотрел на герцогиню да Верона. – Ведь опять, опять ее видели в окружении этих… мелких и ничтожных отпрысков нищеты, с которыми она стреляла из лука. Можешь себе представить? Я накажу ее… я запру ее в башне… я… я… – герцог едва не задыхался от гнева. – Я не могу быть больше таким мягким, Патрисия! Тебе известно, что мне не свойственно снисхождение в таких деликатных вопросах!

Будучи абсолютно спокойной и невозмутимой женщиной, в свои сорок четыре года Патрисия да Верона выглядела все так же свежо, как и в тридцать пять. Несмотря на столь долгий срок, проведенный в браке, герцог и сейчас замирал, глядя на ее стройный стан, миловидный взгляд, роскошные волосы, и готов был преклоняться перед ее красотой. Но сейчас она гордо смотрела на мужа голубыми, словно небо, глазами и молчала. Его возмущала собственная бесхарактерность перед супругой, которая почему-то стала проявляться в последние годы брака, но он не смог повысить на нее голос даже в таком серьезном вопросе как воспитание дочери.

– Вам же известно, ваша светлость, что Каролина очень своеобразный ребенок…

– В том-то и дело, Патрисия, что она уже не ребенок. Ты в ее возрасте уже была замужем за мной.

Патрисия опустила глаза, не желая погружаться в воспоминания о начале брачного пути.

– Полагаю, что Каролина еще не готова к замужеству.

– А что ее способно изменить, Патрисия, как полагаешь? Я же не могу велеть высечь ее, как непокорного слугу! Я ума не приложу, что с ней делать.

Герцог присел за туалетный столик жены и схватился за седую голову.

– Она позорит мое имя. Бегает в лесу с крестьянскими детьми, при этом неизвестно, в какие игры они играют. Вспомни, как тогда я изъял у нее кинжал!

Патрисия глубоко вздохнула и присела на диванчик, расправив складки темно-синего бархатного платья.

– Но что же ты сделаешь, Лоренцо? – спросила она, отойдя от официального общения с супругом. – Закроешь ее в темном чулане и будешь ждать, когда она одумается и осознает свое поведение? Полагаю, что она и здесь придумает что-нибудь эдакое, что еще больше тебя расстроит.

– Если нужно будет, то закрою в чулане, выдам замуж или не знаю, не знаю… Высечь ее надо хорошенько! – озлобленно процедил сквозь зубы герцог. – По ее вине на меня показывают пальцем и говорят, что я потакаю крестьянам. А слухи… Бог мой, сколько сплетен вокруг!

– Для моего строгого мужа все еще поразительно поведение его неугомонной дочери, – с улыбкой произнесла Патрисия и подошла к Лоренцо, обнимая его. – Каролине и впрямь присущи темпераментные качества, не свойственные знатной дворянке. Но ее изменить сможет лишь время и жизнь. Хоть я и сомневаюсь, что упрямство, полученное ею в наследство от отца, позволит ей сломить себя.

Герцог прикоснулся губами к тоненькой кисти супруги. Он не знал, по каким рецептам она действует, дабы успокоить его вспыльчивое сердце, но в большинстве случаев ей удавалось это сделать.

– Отчего же Изольда совсем не такая, Патрисия? – словно прирученный теплотой ее руки, бродившей по его волосам, произнес он. – Ведь они получили абсолютно одинаковое воспитание. Да и в возрасте у них всего год разницы…

Патрисия промолчала, прекрасно понимая, что Изольда своим высокомерием, не позволяющим ей вести себя против правил этикета, полностью пошла в своего отца. Хоть герцогине и более симпатично простодушное поведение младшей дочери, она безоговорочно понимает, что позволять самовольства Каролине нельзя.

– Как только мы проведем свадьбу Изольды, я тут же по думаю о замужестве Каролины, – словно приговор, произнес герцог.

Герцогиня со страхом закрыла глаза. Она даже представить себе не могла, как можно такую вольную птичку, как Каролина, жестоко закупорить в этой жуткой клетке? Почему-то смолоду женскую судьбу герцогиня так и называла – темной клеткой, обросшей ветвистым терновником, из которой нельзя выбраться, не изранившись. Но теперь, когда это коснулось Каролины, Патрисию одолел страх за младшую дочь, ведь, зная взбалмошность этой девчонки, она наверняка выкинет какой-нибудь невообразимый номер на собственной свадьбе.