Текст книги "Обрученные Венецией"

Она прижалась к стене газебо и затаила дыхание, надеясь расслышать звук направления злосчастных шагов. И сердце Каролины вздрогнуло, когда она услышала грохот открывающейся двери. Они вошли внутрь строения! Синьорина оглянулась по сторонам. Если она сделает хотя бы шаг, то наверняка окажется замеченной… или услышанной… А если об этом расскажут отцу, то его гнев сравнится разве что с гневом Всевышнего!

Каролина со страхом закрыла глаза и томно вздохнула. Ну почему же ей не удается вести себя подобающим образом, как истинной аристократке? Отчего даже здесь, находясь в более чем сотне миль от Генуи, она не смогла не потешиться коварным духом интриги? Разумеется, чего уж там отрицать, – ее душе свойственна непокорность. Но самое страшное, что от собственного упрямого непослушания она получала дивную усладу, останавливающую кровь, заставляющую претерпеть эдакое ощущение маленькой смерти продолжительностью лишь в мгновенье.

Каролина слышала четкие и громкие шаги, которые могли исходить только от мужских туфель. Мужчины прошли по каменному полу вглубь здания, и все стихло. Она понимала, что в газебо может быть всего одна комната, а значит, те расположились приблизительно в ее центре.

В тот момент, когда Каролина почти успокоилась, над ее ухом прогремел звук открывающихся ставен, и в эту самую секунду от внезапного испуга подкосились ноги. Синьорина еще плотнее прижалась к стене, хотя плотнее было уже и некуда, но ей казалось, что ее усилия не пройдут даром и у нее получится вдавиться в каменную стену, оставив в ней отпечаток своего беспомощного силуэта.

Устремив взгляд наверх, Каролина увидела высунувшийся из окна локоть в белом свисающем рукаве, а затем послышался тихий мужской баритон.

– Неплохое местечко для тихой беседы, синьор, – произнес первый мужчина, обладавший мужественной, но весьма приятной тональностью голоса.

– У нас немного времени, сенатор, до проведения второй церемонии, на которой я обязан присутствовать, – второй голос принадлежал, скорее всего, мужчине более преклонного возраста.

– Вам и впрямь не позволительно покидать семью в такие важные моменты, – заметил с иронией первый голос, а Каролина смогла только виновато сжать губы при мысли, что и ей, как родственнице невесты, следовало бы сейчас уже возвращаться во дворец.

– Не будем терять времени даром, сенатор, и перейдем к делу, – ответил голос второго мужчины, и последние буквы его слов куда-то поплыли.

Очевидно, тот удалился вглубь помещения, из-за чего Каролине стало едва слышно его. Она снова бросила взгляд наверх и заметила, что локоть в белом рукаве исчез из поля ее зрения, а звук каблуков подтвердил ее догадки – мужчины стали в предположительном центре комнаты.

Решившись обежать газебо и скрыться в деревьях парка, Каролина сделала аккуратный шаг в сторону, но ее юбки так звонко зашуршали в ночной тиши, что ей почудилось, будто ее услышали. Она прислушалась. Голоса мужчин звучали в том же тембре, однако ей не удалось распознать ни слова.

Оставаясь в недвижимой позе, Каролина застыла, моля Бога о том, чтобы ситуация скорей разрешилась. Решившись все же шагнуть, дабы размять затекшую ногу, Каролина внезапно ощутила, как коснулась чего-то тяжелого и недвижимого. Оказалось, что прямо подле нее стояла скамья, что было для нее как нельзя кстати.

Аккуратно опустившись, Каролина улеглась вдоль скамьи и, облегченно расслабившись, притаилась. Нужно лишь переждать окончание этой беседы и немедля отправляться в палаццо.

А синьоры… Она посмотрела на открытые ставни окна прямо перед собой. С какой стати им выглядывать, когда они увлечены такой важной беседой? Но только синьорина об этом подумала, как из окна высунулся мужской профиль, оказавшийся прямо напротив нее. Каролина со страхом вытаращила глаза, о щущая сладкий ужас от мысли: склони этот синьор сейчас голову, и она окажется обнаруженной. Но мужчина, казалось, и не думал этого делать, – его взгляд был устремлен далеко за горизонт.

– Не совсем понимаю, какой в этом может быть интерес непосредственно для вашей династии, синьор, – произнес все тот же низкий баритон, исходящий из уст высунувшегося из окна мужчины.

В этот самый момент рядом с ним нарисовалась еще одна голова, и Каролина едва не лишилась чувств от страха. Лица обоих скрывали сумерки, и самое четкое, что могла рассмотреть синьорина, – это очертания профиля каждого из них.

– Что значит, какой интерес? Земли, сенатор! Обширные, пусть и каменистые, но дающие нам преимущество! Правительство претендует на правление этой державой.

– Позвольте… Но все же: что подвигло вас действовать через мятеж?

– Восстание крестьян – это эффективный способ ослабить местных дворян: герцогов и синьоров. Однако первостепенная задача каждого из нас – остаться в тени… Категорически нельзя принимать в этом активное участие, наши действия будут, скорее, пассивными.

Сердце Каролины екнуло. В ее голове промелькнуло множество мыслей, приводящих в ужас. Похоже на то, что она стала свидетелем тайного общения, и вполне очевидно, что оно таит в себе какой-то заговор.

Мысль о том, что она владеет информацией, которую ей знать совершенно не нужно, ввергло Каролину в замешательство. А вдруг, если ее обнаружат, то пожелают убрать со своего пути? Кому нужна незнакомая синьорина, которая находится сейчас вдали от людей, в полном распоряжении тех, кто довольно близок к ее незащищенному телу? Разве составит труда толкнуть ее, к примеру, в этот овраг, который находится буквально через несколько шагов, и все… перед ней предстанет вечная темнота. Ее сердце бешено заколотилось, и она вновь обратилась в молитве к Всевышнему пощадить ее.

– Иными словами: пусть вся ответственность валится на бедняков, – иронично продолжал молодой голос. – Ваше предложение таит в себе интриги ровно столько, сколько и коварства. Однако мне надобно знать о ваших замыслах более детально! Как я могу преподнести вашу речь своим людям?

– С вашей помощью, глубокоуважаемый сенатор, мы намереваемся подкрепить крестьянские войска необходимым оружием.

– И всего-то?

– Было бы неплохо, если б с этой целью вы подо шл и с моря на своих кораблях. Разумеется, возможность использовать ваших людей также приветствуется, но… это на усмотрение вашей республики.

Послышался ироничный смешок.

– При всем моем уважении, синьор, мне все же непонятно, чем это сотрудничество может стать выгодным для нас?

– Право слово, сенатор… Вы получите ослабленного соперника, – ответил старик, голос которого Каролине казался безумно знакомым. – Разве не этого ожидали в вашей державе столько лет? Плюс ко всему, у вас появится возможность заключить ряд взаимовыгодных контрактов с нашим герцогством. И, уж поверьте, ваши интересы будут рассматриваться в первую очередь. К тому же вам должны прийтись по душе гарантии наших вельмож в справедливом разделении выгодных торговых точек в море.

– Вы желаете сказать, синьор, что мятеж будет на руку обеим державам, – предположил молодой мужчина. – Вы станете у власти, а мы будем процветать в Средиземноморье?

– Именно, сенатор. Владение хотя бы частичной долей земли увеличивает наши шансы для полного правления довольно влиятельной державой. Политическая и социальная нестабильность приведет к поспешному увяданию некогда могущественной республики. Мы и воспользуемся этим моментом.

– Признаться, меня удивляет ваше яростное увлечение этим вопросом, – голос молодого мужчины звучал несколько растерянно.

– Оно пришло к нам после сведений, что республика стремится сосредоточить в себе множество финансовых институтов, что, бесспорно, свидетельствует о наличии существенного количества денег. Мне понятно ваше замешательство, милейший сенатор, поэтому я хочу дать вам время для обдумывания. Более детально мы могли бы обсудить данный вопрос на другой нашей встрече. Если вы согласитесь на сделку, ручаюсь, что наши с тороны не останутся в проигрыше. Причем обе. Как полагаете?

Тот какое-то время молчал, затем опять отошел от окна и направился вглубь комнаты. Второй мужчина последовал за ним. Далее Каролина могла слышать только неразборчивое эхо мужских голосов.

Немного успокоив одолевшее ее смятение, она вновь прислушалась. Голоса по-прежнему звучали неразборчиво, и синьорина благодарила Бога за то, что ей не довелось услышать прочие подробности этого тайного заговора. По сути, она совершенно не понимала, о чем речь. Да и думать об этом ей было страшно. Но в голове с неимоверной скоростью крутились догадки, причем, крутились против ее воли. Однако в том, что это заговор, у нее не оставалось сомнений! Причем речь идет о международном конфликте. Каролина со страхом зажмурила глаза, отгоняя эти мысли прочь.

Но вместо одного замешательства ее разум затронуло другое: ее наверняка ищет весь дворец. И что ей будет за непослушание и долгое отсутствие, страшно было даже подумать. Ведь гнев отца неуправляем! Внезапно Каролина услышала, как шаги одного мужчины направились к выходу. Грохот двери… и он на улице. Да-да, отдаляется.

Она с облегчением вздохнула и хотела было подняться со скамьи, как перед ее глазами вновь показался уже знакомый мужской профиль. И снова его взгляд замер, устремившись куда-то вдаль. Каролина молила Бога о том, чтобы она осталась незамеченной. Она закрыла глаза и просто ждала.

В то самое мгновенье сенатор Фоскарини, вдумчиво всматривавшийся в бесконечные просторы Миланского герцогства, погрузился мыслями в суть вещей только что состоявшейся беседы. Предложение старика таило в себе массу соблазнов, но целесообразно ли ему, Адриано Фоскарини, впутываться в эту историю? Причем, от его реакции на сложившуюся ситуацию будет зависеть и мнение правительства Венеции. Ведь с Генуей около сорока лет назад был заключен мирный договор, и нарушить его означало разгар нового международного скандала с продолжением очередной войны.

– Увы, но так быстро решение не примешь, – пробурчал сам себе Адриано и собрался уже отойти от окна, как его взгляд скользнул вниз, и он заметил прекрасный женский силуэт, облаченный в светлые одежды.

Мысль о том, что их разговор мог оказаться услышанным, едва не заставила его схватиться за сердце. Но, внутренне успокоив подозрения, он вновь выглянул из окна. Цоколь сооружения высотой значительно преобладал человеческий рост, а разговор между ним и синьором проходил довольно тихо. Эти факты частично исключали возможность того, что суть их тайной беседы стала известной кому-то еще. Хотя однозначно рассчитывать на удачу было, по крайней мере, неразумно.

Женский силуэт при свете луны выглядел недвижимым. В какой-то момент ему даже показалось, что синьорина, лежавшая на скамье, даже не дышала. Необходимо разъяснить ситуацию! Адриано отошел от окна, решительно направившись к двери.

Возносившая с закрытыми глазами молитвы к Всевышнему Каролина не видела, что была замечена. И только услышав звук закрывающихся ставен и эхо отдаляющихся шагов, она подскочила со скамьи. Теперь ей надобно немного выждать, чтобы синьор отошел от нее как можно дальше. Осторожно ступая, синьорина направилась по тропинке, чтобы потихоньку обойти газебо и выйти на аллею. Шорох юбок не позволял девушке что-либо услышать, поэтому она остановилась, затем прислушалась и все же решила пройти к выходу.

Эти несколько шагов оказались фатальными: прямо перед ней выросла мужская тень. От неожиданности ноги девушки подкосились, и она наверняка упала бы, если бы незнакомец не поддержал ее за талию. Причем мужчина был подготовлен к тому, что она может воскликнуть, и решительно зажал ей рот. Каролина в страхе вытаращила глаза, отчаянно пытаясь рассмотреть в темноте его черты. Однако спрятавшаяся за облаками луна лишила даму надежды рассмотреть что-либо, кроме тусклого блеска темных глаз, выразительных скул и волнистых локонов, мягко спадающих на виски и лоб мужчины.

Адриано стало понятно, что он застал даму врасплох и, немного смягчившись, аккуратно освободил ее уста, продолжая поддерживать юную незнакомку. И лишь сейчас он заметил, что его руки замкнули в себе удивительно стройный стан, словно выточенный талантливым скульптором. И самое изумительное – ощущение… невероятно дивное и никогда не посещающее его прежде… что это изящество чем-то связано с ним… какой-то незримой человеческому глазу нитью. Его мысли, с которыми он шел сюда, испарились в образе этой дивной незнакомки.

Он видел, как растрепанные светлые локоны небрежно распались по ее худеньким плечам, скрытым светлой шелковой тканью. Нельзя было не заметить и волнительную красоту юной груди, с трепетом вздымавшейся под давлением тяжелых вздохов. В этот момент он словно ощутил, как дрожало ее объятое страхом сердце.

– Позвольте поинтересоваться, синьорина, – после некоторой паузы размеренным и спокойным голосом произнес Адриано, словно сиюминутные чувства совсем не беспокоили его. – Вам не сдается это место странным для прогулки в столь поздний час?

– Н-нет… – ее прерывистое дыхание не позволяло совладать с собой. Но все же Каролине удалось успокоить свое сердце, безумно колотящееся под напором этого мужественного голоса. – Я… м-м-м… мне стало дурно… и я вышла… подышать воздухом… немного…

– Немного подышать? – Адриано открыто рассмеялся и окинул взглядом расстояние от газебо до дворца. – Вам пришлось пробежать не менее полумили, прежде чем вам полегчало, синьо рина.

Его открытый смех немного успокоил Каролину, и по не понятной для нее причине сковывающий ее страх ослабил свои путы.

– Я не бежала, синьор, – ответила она с порицающей строгостью. – Я прошлась… Здесь изумительный пейзаж, согласитесь.

Адриано оглянулся вокруг. В сгустившейся над приусадебным участком темноте уже мало что различалось, но он и ранее имел возможность наблюдать великолепие этих мест.

– Быть может, я с вами и согласился бы, синьорина, но это довольно тяжело сделать без света луны.

– Скоро зажгут уличные свечи или… факелы, – робко предположила Каролина.

– Просто удивительно, что этого не сделали прежде.

Адриано посмотрел на нее и улыбнулся. Ее голос звучал то убедительно, то дрожал от страха. Причем эту дрожь он ощущал внутренне, но едва разбирал на слух. Его сердце вновь колыхнулось под этим поразительным наитием, исходящим из глубины его сущности… Однако вслед за этим пришло полное осознание действительности, и Адриано тут же напомнил себе о том, что привело его в этот дворец, да и, в общем, в эту страну. Необходимо выяснить, что услышала эта синьорина в их разговоре с синьором Брандини.

– Итак, синьорина, вы пребывали здесь, чтобы полюбоваться пейзажем… в темноте…

Адриано хотел было незамедлительно продолжить, но решительный голос Каролины перебил его.

– Простите за дерзость, синьор, но что привело вас в такую даль от празднования свадебного торжества?

Ее вопрос ошарашил его, поскольку он совершенно не готовился к словесной дуэли. Адриано тщетно пытался рассмотреть в темноте черты лица таинственной незнакомки, и, заметив его пристальный взгляд, она отвернулась и прошла мимо него к аллее. И только ощутив себя на безопасном расстоянии, Каролина обернулась к нему. Адриано лишь сопровождал взглядом ее гордый стан и грациозно плывущую походку.

– Я общался в этом газебо со старым добрым другом о делах, – честно признался он, понимая, что выкручиваться просто нет смысла.

– Позвольте заметить, синьор, каждый из нас здесь был занят своими делами, – спокойно произнесла Каролина. – Прошу прощения, но, с вашего позволения, я вернусь во дворец, наверняка мои родные уже разыскивают меня.

С этими словами она обернулась, чтобы удалиться, но оклик Адриано заставил ее обернуться еще раз.

– Синьорина… Я могу надеяться на танец с вами? – в его голосе звучала благородная настойчивость, не терпящая отказа.

– Даже не знаю, синьор, – не оборачиваясь, промолвила она. – Для того, чтобы станцевать со мной, вам надобно попросить Небеса еще об одной встрече.

Ее голос прозвучал так дерзко и кокетливо, что Адриано только улыбнулся, отметив про себя присущую этой девушке непредсказуемость в поведении, чего нельзя было сказать о прочих дамах из высшего общества.

– Я могу спросить у вас имя, синьорина? – крикнул он ей вслед в оглушительной ночной тиши.

– Пусть звезды вам прошепчут этой ночью, – с иронией пропела Каролина, даже не удосужившись обернуться.

На прощанье он посмотрел вслед ее удаляющемуся силуэту, и в этот момент, словно по велению Небес, ее осветил лунный свет, показавшийся сквозь собравшиеся в небе облака. Сенатор Фоскарини только и смог завороженно осмотреть ее стройный стан, скользящий по садовой дорожке, и ему казалось, что сами деревья склонили ветви перед каким-то загадочным величием этой удивительной синьорины. Золотистые локоны, так ослепительно играющие блеском при свете луны, словно отражали какое-то необыкновенное сияние от ее прекрасной головки. А летящий по воздуху струящийся шелк платья придавал ее образу невинность и завораживающую нежность.

– Дивный ангел… – пропел себе вполголоса Адриано, – ангелы спасают грешников… быть может… и ей удалось бы спасти мою безутешную душу?

И он зашагал за растворившимся в темноте силуэтом гостьи.

Довольно странно ощущал себя мужественный, крепкий мужчина, перенесший несколько сражений и несущий на себе нелегкое бремя сенатора Венеции. Женщина, которую он видел впервые, смогла удивительным образом на несколько мгновений украсть у него разум. Сенатор шел к палаццо, когда силуэт Каролины уже давно исчез из поля зрения, но ему казалось, что он точным образом движется по ее следам.

В какой-то момент, разогнав парящий перед его глазами образ дамы, Адриано ощутил дикое желание исчезнуть из этого города и возвратиться в края, где его ожидали родные, хоть и пустующие стены. Однако это желание посетило его лишь на мгновенье, скрывшись глубоко в его сердце, заинтригованном прекрасной незнакомкой. Его ослепленный разум испытывал твердое убеждение, что она не могла слышать его разговора с синьором, а если и услышала, то, вероятнее всего, не уловила смысла, поскольку ни имен, ни наименований в их беседе не звучало.

У крыльца, ведущего к входу в палаццо, его с нетерпением ожидал верный друг и товарищ, бывший рядом с ним уже с десяток лет – Паоло Дольони.

– Адриано, я совсем извелся от ожидания! – воскликнул он, увидев друга.

– Паоло, несколько мгновений назад здесь должна была пройти некая синьорина… – спросил сенатор.

– О, да, Адриано! Она была прелестна!

– Она вошла во дворец?

– Я не стал провожать ее взглядом, меня более занимало твое возвращение. Тебе удалось выяснить, чем обусловлено наше приглашение на это совсем уж не желанное моему нраву торжество?

– Да, Паоло, и наше общение со стариком было довольно содержательным. Мне есть что тебе поведать, – задумчиво и как-то отрешенно промолвил Адриано. – Клянусь Богом, ее великолепие могло бы легко и беспощадно сокрушить роскошь венецианских красоток…

– Ты о чем, друг мой?

– О синьорине, которую встретил в саду, – улыбнулся Фоскарини.

– Бог мой, Адриано, в стремлении к женщинам ты неудержим, – рассмеялся Паоло, нередко становившийся свидетелем любовных историй, отметинами значившимися в судьбе Фоскарини.

– Тебе не понять, Паоло… Она – просто ангел, ослепляющий своим светом такого жалкого грешника, как я. А вдруг ее невинное великодушие смогло бы спасти мою падшую душу?

В словах Адриано звучал то откровенный восторг, то не менее откровенный сарказм.

– И каким образом? – не унимался иронизировать Паоло. – Утешением на собственной обнаженной груди?

– О нет… – с напускным огорчением отметил тот. – Боюсь, что здесь мне пришлось бы ограничиться такой невинной вещью, как прощальная улыбка…

Рассмеявшись, Паоло отвел взгляд на аллею, где прогуливавшиеся дамы торопились в палаццо на очередную церемонию.

– Полагаю, нам нет необходимости присутствовать на этом торжестве, Адриано! – предположил Паоло. – Можно возвращаться в гостиницу?

– Пожалуй, мой друг, я бы еще выпил вина, – возразил сенатор. – Веселье в самом разгаре.

– Помилуй, Адриано, – недовольно скривился Дольони. – Мне неприятно здешнее общество. Слишком много проклятых генуэзцев.

– Твоя правда, дружище, – ответил тот. – К тому же они на этом торжестве угощают. Venena dantur melle sublita[1]1
  «Яд дают, обмазанный медом» (лат.) – древнеримское выражение, означающее «позолотить пилюлю»


[Закрыть].

И даже невзирая на это, я бы предложил тебе рискнуть и остаться.

– Ну нет уж, Адриано, я отправляюсь в гостиницу, – категорически отрезал Паоло. – Надеюсь, что ты явишься в трезвом разуме и поделишься со мной деталями вашей с Брандини беседы.

Сенатор Венеции Адриано Фоскарини находился на свадьбе в качестве почетного гостя, однако его присутствие тщательно скрывалось от герцога да Верона, а причиной тому стала вражда между Венецией и Генуей, длившаяся столетиями. Это и смущало Адриано, изначально противившегося поездке на это торжество. В его сердце уже давно таилась ненависть ко всем генуэзцам, и сенатор крайне желал уничтожить эту республику и распродать по кусочкам только во имя мести за смерть своего деда, погибшего в войне против Генуи в том самом бою при Кьодже, когда венецианцы пытались отбить важный торговый путь на Адриатическом море.

И это не все, чем беспокоилась его ярость на генуэзцев. Много лет назад тело его отца Самуэля Фоскарини доставили к островам лагуны торговцы, утверждающие, что обнаружили его на разграбленном и полуразрушенном судне. Позднее до Адриано дошла молва, что это нападение – дело рук генуэзских пиратов, кочующих в Средиземном море.

Тешащий себя презрением и намерениями о мести, Адриано Фоскарини ненавидел себя при мысли, что ему приходится сидеть с врагами за одним столом. Однако здравый смысл убеждал негодующего сенатора в необходимости своего присутствия. Тем самым ему удалось совладать с собой, хотя периодически он посылал внутренние ругательства в адрес самого синьора Брандини, которому удалось убедить его посетить Милан именно в этот день, ибо после свадьбы тот отправлялся на длительное время в Испанию. Откладывать эту беседу Адриано не стал, поскольку миланец сумел заинтриговать его каким-то загадочным общим делом.

Получив в семнадцать лет внушительное наследство от отца, Адриано вынужден был немедленно обучиться всем тонкостям управления как торговых, так и политических дел. Ибо вокруг него, словно коршуны, парили недруги в ожидании окончательного краха, дабы расхватать по кусочкам обанкротившееся состояние.

Тогда Адриано достойно пережил смутные времена, мужественно преодолев выпавшие на его долю испытания. Благодаря крепкому отцовскому воспитанию, в нем сохранилось не только мастерское умение владеть мечом, но и прекрасное образование – Адриано вникал и осваивался и в политике, и в торговле, и в общественных делах. Словно предчувствуя раннюю смерть, Самуэль Фоскарини сумел вложить в голову сына самые сокровенные знания, тем самым возложив на него управление всем своим недюжинным имуществом сразу после своей кончины.

Большую роль сыграл тогда и Витторио Армази, оставшийся до сегодняшних дней преданным другом семьи. И таким образом Адриано сумел не только выкарабкаться в тяжелые времена, но и заслужить долгой службой титул венецианского сенатора.

Тяжело дыша, Каролина вбежала в парадную и незамедлительно слилась с толпой, с умилением наблюдавшей за третьей брачной церемонией. Она тревожно оглянулась по сторонам, надеясь найти в толпе матушку. Но, решившись не создавать шума в момент торжества, синьорина остановила свой взор на том, что происходило в центре залы: мать жениха подносила невестке ожерелье из жемчуга, которое та должна теперь носить, не снимая, с этого дня и до конца первого года замужества.

В какое-то мгновенье вся картина с Изольдой и ее свекровью испарилась, и перед глазами Каролины снова всплыла тень незнакомого мужчины, вызвавшего в ней и страх, и восторг одновременно. Нечто странное щекотало ее изнутри, вновь и вновь напоминая о дивном незнакомце. До дворца она добежала, не помня себя от страха, но его голос, полный благородства и доблести, все еще звенел в ее ушах. Станет ли он ее искать? Она с опаской оглянулась по сторонам. Разве сможет она узнать его, когда наиболее ясно ей запомнились лишь его дыхание и б аритон…

Словно опомнившись от напасти, возникшей в ее душе с появлением незнакомца, Каролина вновь посмотрела на происходящую на ее глазах церемонию. Мать жениха, синьора Луциния Брандини, уже заключала в объятия Изольду, гостеприимно впуская ее, словно новое дитя, в свою семью. Каролину расстрогал этот момент, но вот ее сестра продолжала сохранять на своем лице равнодушную кротость.

Адриано вошел в палаццо как раз к концу скучной его взору демонстрации. Странное ощущение владело им: его подзадоривал жуткий интерес, словно огненная лава, бурлящая внутри него. Безусловно, он разыскивал в толпе дивный женский силуэт, искусно овладевший его разумом. Поймав себя на этой мысли, сенатор Фоскарини тут же обуздал свои чувства, напомнив себе, что его присутствие здесь имеет иную цель. В частности, сейчас ему хотелось выпить вина.

Церемония окончилась довольно скоро. Зазвучавшая музыка поманила к себе гостей, тут же бросившихся в пляс. Наблюдавшая за Изольдой и Луцинией толпа рассеялась, и тут в поле зрения Адриано сам собой бросился знакомый ему шелковый шлейф нежно-смарагдового цвета. Не веря в свою удачу, он поднял глаза, с вожделением поглощая каждый дюйм доступных его взору изгибов прекрасного девичьего тела.

Когда она обернулась, Фоскарини замер, ощущая внезапную сухость во рту. Что за чудный образ? И главное – чем он завораживает всегда владеющего чувствами сенатора? Она – не ангел! Но кто тогда… колдунья? О, нет! Более могущественная сила владеет ее красотой, искусно сочетаясь с некой высшей невинной простотой, исходящей из глубины ее чистого взгляда.

«Бог мой, Адриано Фоскарини, это всего лишь женщина!» – с усмешкой пытался себя одернуть он.

Но тут же его взор, словно домогаясь мысленных подтверждений, скользнул на другую молодую даму, затем равнодушно перешел к третьей, четвертой. «Пустышка… – услышал он свое мнение о первой, – интриганка, – подумал о второй… – дурнушка… – о третьей».

Каждой женщине в зале он мог дать характеристику одним лишь словом – настолько доступными они ему казались. Но только он устремлял глаза на Нее… его внутреннее мужское чутье куда-то девалось под шквалом штормящего его восторга.

Ее взгляд забегал по зале, словно в поисках кого-то. Боясь оказаться узнанным, Адриано шагнул за колонну, дабы продолжать наблюдать за юной незнакомкой, оставаясь незамеченным. Он боится ее гораздо более, чем восхищается? О, да! Но отчего же?

От страха быть сраженным… Но, кажется, бояться было поздно… В конце концов, он жаждет знакомства с ней!

Решительно устремленный шаг вперед замер в ожидании, когда очаровательную даму окружили незнакомые ему люди… Очевидно, ее родители… О, нет! Это ведь герцог да Верона… из Генуи… проклятой Генуи… Что-то сжалось внутри Адриано, словно вспыхнувшие прежде чувства он насильно вдавил поглубже в себя… В какой-то момент ему почудилось, что высокий потолок гостиной рушится на него. Ему захотелось немедля покинуть это место… что он и сделает сию минуту… Но вдруг приятный голос из-за спины заставил его обернуться.

– Отчего такой галантный мужчина предоставлен самому себе в наполненном весельем месте?

Перед ним предстала довольно эффектная дама лет тридцати, с ярко-выразительными карими глазами, кокетливо пронзающими сенатора насквозь. «А эта – распутница!» – довольно оценил он, и краешки его губ затронула игривая улыбка.

– Он всего лишь выбирает себе достойную компанию, – сенатор выразил свое почтение, всем своим существом готовясь поддержать этот флирт, вопреки разящему его желанию наблюдать за таинственной незнакомкой. Увы, но ее происхождение уж совсем раздосадовало его.

Ни на йоту не отводя глаз, устремленных в глаза женщине, он сумел осмотреть ее с головы до пят, оценивая великолепие манящих форм, облаченных в довольно откровенные наряды, как для христианки. «Стало быть – замужняя распутница», – удовлетворенно подумал Фоскарини.

– Если уж тебе так стало дурно, необходимо было уведомить меня, – недовольно промолвил герцог, обеспокоенный отсутствием дочери.

– Папенька, простите меня, – ответила Каролина, виновато склонив голову. – Маменька требовала, чтобы я не покидала залу, но я ослушалась, так как самочувствие совсем подвело меня. Я не желала попусту отвлекать вас.

Герцог не видел причин устраивать скандал из-за исчезновения младшей дочери, однако вынужден был придерживаться воспитательных мер в любом случае.

– Матильда, оставляю на тебя это упрямое сокровище, – сказал он, обращаясь к сестре. – Ты ответственна за нее, моя дорогая. Мы с Патрисией должны находиться рядом с четой Брандини.

– Не сомневайся, братец! Уж я-то уберегу наше бесценное создание, – ответила Матильда. – Ты почему так взволнована, Каролина?

Юная синьорина и впрямь непрестанно оглядывалась по сторонам, словно страшась кого-то увидеть.

– Ну что ты, тетушка, – будто беззаботно ответила она. – Я продолжаю умиляться здешним порядкам и стараюсь за всем уследить.

Убедившись, что Матильда отстала от нее с расспросами, Каролина вновь окинула взглядом залу. Ох, разве ей удастся разыскать незнакомца, черты которого от нахлынувшего испуга она даже не желала запоминать? Эта встреча с чужим мужчиной… в такой сокровенной атмосфере… касания его крепких рук, удерживающих ее стан… Ее сердце безумно затрепетало под воздействием противоречивых воспоминаний. И ей не приходилось ранее испытывать сладость этого странного чувства, будто там, глубоко внутри, кто-то щекочет твою душу перышком.

Самое поразительное: она едва могла вспомнить сейчас те слова, которые он произносил в разговоре со стариком. Но она прекрасно помнила каждый звук, который он издал, пока общался с ней. О, этот поразительный, мягкий мужской смех, который прозвучал из его уст, – он просто не утихал в ее сердце!

Его взгляд, словно по чьему-то велению, вернулся к ней… И он вновь поглощал ее своей сущностью, словно боясь оторваться хотя бы на миг…

Кокетка Орнелла Больваджи трещала без умолку, а ее откровенная красота теряла всякий блеск на фоне этого дивного создания…

В какое-то мгновенье Каролине почудилось, что она уловила этот взор… не так давно пронизывающий ее сквозь темноту… Она с любопытством вытянула шею, рассматривая лица… возле колонны… Но нет, там стоит Орнелла и всего-то…

И она не знала, что незнакомец уловил ее взгляд и снова струсил, скрывшись за колонной. Решившись раствориться в общении с новой знакомой, Адриано устремился к ней, стараясь всеми силами контролировать себя.