Текст книги "Город темной магии"

Глава 16

Обратная поездка в Прагу – ранним утром, на полной скорости, в красном двухместном родстере «Альфа-Ромео» с откидным верхом – доставила Саре гораздо больше удовольствия, чем путешествие в Нела на «Шкоде» в компании Элеоноры. Автомобиль был потрясающий. Макс сказал, что это модель 6C Gran Sport тридцатого года выпуска, на которой его дед в молодости участвовал в гонках. Машина выглядела как новенькая, из-за чего при езде возникало странное ощущение путешествия во времени. Удовольствие могло достичь максимума, если бы на коленях Сары не лежала бесценная скрипка, завернутая в покрывало. В первых лучах солнца Сара смогла как следует рассмотреть инструмент и обнаружила на нем клеймо: «Grancino, anno 1699»[39]39
  «Гранчино, 1699 год» (лат.). Джованни Гранчино (Giovanni Grancino, 1637–1709) – знаменитый итальянский скрипичный мастер.


[Закрыть]. Скрипка стоила целое состояние. И она тоже принадлежала мужчине, сидевшему на водительском сиденье.

Прошлой ночью, невзирая на электричество, сгенерированное во время их поцелуя, Макс показал ей кушетку в комнате, которую назвал «Голубой гостиной», а сам тактично скрылся в недрах замка. Утром, в машине, он был сама деловитость, равно как и она. Макс сказал, что собирается проявить пленку фотоаппарата, а Сара вызвалась нанести визит в Штернбергский дворец, где работал Энди. Она решила проверить, не сможет ли она выяснить что-нибудь полезное. Бесконечную пробку, которой являлся центр Праги, Макс преодолел в своем обычном бесшабашном стиле – Сара лишь крепче прижимала «Гранчино» к груди.

Когда гоночный автомобиль пронесся через ворота Пражского Града, было еще рановато для орды туристов, готовой ринуться на приступ. Внушительная золоченая глыба собора святого Вита казалась брошенной и одинокой.

– Я вынужден вас оставить, – заявил Макс. – У вас есть мой номер?

Он вытащил мобильник, посмотрел на экран и нахмурился.

– Я знаю, это звучит как паранойя, – пробормотал он. – однако мне кажется, что мой телефон прослушивают.

– Кто? Правительство? Или еще кто-то? – Сара выгнула бровь.

– У меня есть враги, – загадочно ответил Макс. – Нам придется делать это по старинке.

– Семафорить флажками?

– Давайте встретимся перед Пороховой башней в четыре часа, – произнес Макс, не принимая Сариного сарказма. – Постарайтесь сделать так, чтобы за вами не следили.

Не успела она придумать достаточно едкий ответ, как Макс уже укатил. Сара не спеша добралась до дворца, где вручила скрипку трепещущему Майлзу – тот приветствовал инструмент, как вновь найденного ребенка.

Сара переоделась и заглянула на кухню, чтобы перехватить круассан и чашечку кофе. Можно позвонить в Штернбергский дворец и спросить Энди, но в таком случае ей пришлось бы довериться невидимому сотруднику. А с ее чешским она может разве что заказать себе картошку в ресторане, какое уж тут красноречие! Значит, ей придется посетить Штернбергский дворец в качестве обычной туристки, сделать пару рисунков и постараться незаметно что-либо вынюхать. Пожалуй, ее вылазка будет выглядеть не так подозрительно, если она возьмет с собой кого-то еще.

Сюзи! Сара не сомневалась в своих силах, но в критический момент присутствие лесбиянки, умеющей управляться с огнестрельным оружием, ей бы не помешало. Она поднялась к оружейной комнате и постучала в дверь.

– Глянь-ка сюда! Ты хоть раз в жизни видела такое? Правда, прелесть? – завопила Сюзи, впустив ее внутрь.

Сперва Сара решила, что Сюдзико имеет в виду Николаса Пертузато, который чинно сидел на подушечке на полу, скрестив ноги, но затем увидела, что та показывает на стол. Там-то и был выложен на всеобщее обозрение невероятно длинный ствол.

– Испанское длинноствольное крепостное ружье семнадцатого века, – проворковала Сюзи. – Это ж обмочиться можно от восторга, да? Я возбуждаюсь, только глядя на малыша!

– Будьте осторожны, оно заряжено, – предупредил Николас.

– Он шутит! – захихикала Сюзи. – Помоги мне его перенести, ладно? Мне надо освободить помещение для маляров. Я нашла совершенно роскошный красный колер. Красота требует жертв! Думаю, мне стоит малость напрячься и перетащить стволы! Короче, я переезжаю в комнату парня, занимающегося делфтским фарфором, пока они не закончат покраску.

– А здесь есть парень, занимающийся делфтским фарфором? – поинтересовалась Сара, натягивая пару хлопчатобумажных перчаток.

– Приезжает завтра, – отозвалась Сюзи.

Они подняли ружье, Сюзи принялась отдавать команды. Николас вслед за ними прошел в соседнюю комнату.

– Но я подумала, что для фарфора вряд ли нужно много места, поэтому мы вполне можем поделиться.

– Ага, и к тому же огнестрельное оружие и фарфор – потрясающее сочетание, – добавила Сара. – Слушай, ты не хотела бы прогуляться со мной по местным достопримечательностям, пока обновляют твою комнату? Было бы неплохо полюбоваться штернбергской коллекцией. Зарядимся культурным наследием, так сказать…

– Круто! – Сюзи в последний раз погладила ствол ружья и искоса взглянула на Сару. – И мы могли бы позволить себе и «Молочные грезы»…

– Надеюсь, что ты намекаешь на мороженое! – расхохоталась Сара.

– Похоже, вам двоим необходима дуэнья, – продудел Николас. – А я как раз хорошо знаю эту коллекцию. Буду рад служить вашим гидом.

Превосходно, подумала Сара, я разузнаю, в чем там дело с Энди, и понаблюдаю за Николасом. А Сюдзико и впрямь кажется чересчур возбужденной.

– Здесь изображено похищение Елены, – Николас повел ручкой в сторону висевшего перед ними большого полотна.

– Похищение? – фыркнула Сюзи. – Похоже на то, что он щиплет ее зад!

– А вот это, – невозмутимо продолжал Николас, – великолепная «Тайная вечеря» Якопо да Монтаньяна. Заметьте, что как ученики, так и сам Иисус совершенно справедливо наделены смуглой кожей.

Сара подумала, что их троица, должно быть, выглядит немного странно. Однако Николас был подкованным экскурсоводом, и она была благодарна Сюзи за ее нестандартный подход к оценке живописи.

– Превосходный портрет Сципиона Африканского…

– Такие сапожки сейчас самый писк! – сообщила Сюзи. – Эй, Сара, Нико, глядите-ка на эту картину!

Пока они поднимались на второй этаж, Сара пыталась придумать способ незаметно выведать что-нибудь об Энди. Музейная охрана стояла на своих постах, но она в основном состояла из чрезвычайно суровых на вид чешских матрон.

– А данное произведение меня всегда пугает, – проговорил Николас, показывая на изображение святого Себастьяна, подвешенного за запястья. – Помнится, мы с моими университетскими друзьями на вечеринках играли в презабавную игру: чья смерть была хуже, святого Себастьяна или святого Иеронима?[40]40
  Не очень понятно, при чем тут св. Иероним (англ. St. Jerome), возможно, автор ошибся, имея в виду святого Иринея, который действительно умер мученической смертью.


[Закрыть]

– Какой университет вы окончили, Николас? – спросила Сара.

Тело Себастьяна было пронзено стрелой, что лишний раз напомнило ей об Энди.

– Йельский, – ответил Николас, улыбаясь ей снизу вверх. – Как и другие. Но прошу вас, зовите меня Нико. Все так делают.

– А вы познакомились с Максом в Йеле?

Сара окинула взглядом портрет святого Франциска – холст выглядел жутковато. Религиозная живопись – ужасно мрачная вещь, подумала Сара.

– О, это было задолго до Макса! – воскликнул Николас. – Сто лет назад! Я настоящее ископаемое, право же!

Сюзи проскользнула в следующий зал, а Сара отстала от японки, надеясь, что Николас задержится вместе с ней.

– Я хотела вас спросить, – вполголоса произнесла Сара. – Что за коробочку вы мне дали? Коробочка Щербатского с обрезком его ногтя?

– Но это вовсе не ноготь Щербатского, – ответил Николас. – Это было бы неуместно.

– Я знаю! Но, Николас, – Сара уперла ладони в бока, специально подчеркнув его имя. – Я думаю, что в коробочке – какой-то наркотик. Как он действует? А почему Макс и профессор Щербатский этим баловались?

– Вам следует расспросить Макса, – прошептал Николас. – Сам я его не пробовал. Итак, вскоре вы увидите прелестное «Обращение Савла» кисти Ван Хаарлема… и, несомненно, обратите внимание на двух карликов, замыкающих небольшую процессию. Не правда ли, желтая шляпа просто божественна?

Лишь в последнем зале Сара, наконец, нашла то, что искала. Сюзи со вздохом удовлетворения распласталась в одном из кресел, расставленных в центре помещения. Николас взгромоздился рядом, показывая ей детали рубенсовской картины, изображавшей страдания святого мученика. Святого Фому избивали масляно-блестящие мерзавцы с безумно вытаращенными глазами, белки которых для пущего страха были изрядно подчеркнуты белилами. В углу зала в небрежной позе застыл молодой человек в униформе служащего Штернбергского дворца. Он встретился взглядом с Сарой и просиял. Бинго!

– Вы довольны визитом? – спросил он на вполне сносном английском. – Вы видели Брейгеля? Люди такие крошечные. Я думаю, это забавно.

Он покосился на Николаса и побагровел от смущения. Сара подбодрила его улыбкой.

– Мой приятель, который здесь работает, обещал устроить мне персональную экскурсию, – произнесла она. – Но, похоже, я перепутала день, или у него что-то случилось: мне не удалось с ним связаться.

– Неужели? – подхватил юноша, словно читая реплику из роли. – А как его имя, позвольте полюбопытствовать?

– Энди Блэкман, – Сара понизила голос. – Он ставит во дворце новую систему сигнализации. Он американец, как и я. Может, вы его знаете?

– Да, конечно! – молодой человек широко улыбнулся, явно в восторге от того, что может оказать помощь туристке. – Мистер Энди Блэкман. Он меня обучал. Отличный парень! Мы вместе слушаем музыку и играем тоже. Старые вещи – «Роллинг стоун», всякую классику…

– А вчера вы его видели? – осведомилась Сара.

– Вчера я не работал, – сказал охранник извиняющимся тоном.

– Не подскажете, как с ним связаться? – Сара постаралась изгнать из голоса излишнюю озабоченность. – Не дадите мне рабочий телефон, по которому я могла бы позвонить?

– Я для вас узнаю, – заверил ее охранник. – Подождите минутку!

Сара присела на стульчик. Сюдзико, по-видимому, задремала. Николас повернулся к Саре и окинул ее внимательным взором.

– Вы не устали? – забеспокоился Николас. – Боюсь, я чересчур увлекся. Некоторых людей в музеях начинает клонить в сон.

– Нет, я в порядке, – ответила Сара.

– Вы не просто в порядке, – произнес человечек, и его похожий на звук фагота голос задрожал, словно исполняя вибрато. – Вы великолепны! Мне бы чрезвычайно хотелось остаться с вами наедине!

Прежде чем Сара успела ответить на двусмысленную реплику Николаса, молодой охранник торопливым шагом вернулся в зал. Он вручил Саре листок бумаги.

– Мистер Энди Блэкман вчера улетел в Соединенные Штаты, – сообщил он. – Семейные обстоятельства. Вот адрес его электронной почты. Надеюсь, я был вам полезен.

– Благодарю, вы мне очень помогли, – проговорила Сара, пряча листок в карман.

Глава 17

Поездка в Венецию не доставила Шарлотте Йейтс удовольствия. Даже когда она находилась в золоченых покоях отеля «Чиприани», ей по-прежнему попадались на глаза гигантские круизные лайнеры, закачивавшие бесконечный наркотический поток евро в почерневшие вены умирающего города. Лично она считала, что дряхлеющую Венецию давно пора снести бульдозерами в океан. Историю следует изучать, но не поклоняться ей. Ее, разумеется, можно эксплуатировать ради получения прибыли, но это уже вопрос вкуса, а не законодательства.

Естественно, плохое настроение Шарлотты было связано с тем, как маркиза Элиза Лобковиц де Бенедетти выполнила ее просьбу об одном одолжении. Пару месяцев назад, на неофициальной приватной встрече в парижском отеле «Георг V», Шарлотта преподнесла Элизе подарок: ацтекский амулет, в котором содержалась практически неопределимая разновидность стрихнина. Амулет достался Шарлотте от ее незабвенного Юрия, который и рассказал ей о содержавшемся во флаконе яде – это был особый рецепт, изобретенный специалистами КГБ. Юрий держал амулет при себе в качестве защиты, на случай, если их секрет когда-нибудь будет раскрыт. Вот уж действительно жест настоящей любви! К счастью, у Шарлотты до сих пор не возникало подобной необходимости. А в том, чтобы отдать амулет Элизе, крылось нечто поэтическое – во-первых, он был украден из семьи Элизы, а во-вторых, через дорогую вещицу Юрий как бы протягивал ей руку помощи из далекого прошлого.

Шарлотта вручила Элизе флакон как залог дружбы, сопроводив подарок обещанием перевернуть небо и землю, чтобы состояние, принадлежащее маркизе по праву, было ей возвращено. Все, что Элиза должна сделать взамен, – это подлить пару капель содержимого флакончика в бокал человеку, про которого Шарлотта сказала только, что он «очень плохой». Зачем сообщать маркизе, что «плохой парень» – один из главных спонсоров республиканской партии, категорически возражавший против того, чтобы Шарлотту выдвинули кандидатом в президенты. Он, как и Элиза, собирался присутствовать на благотворительной акции «Спасем Венецию!», где она могла без особых усилий провернуть дело. На мероприятии ожидались сливки общества, а содержимое флакона не оставляло следов – внешне все выглядело бы как смерть от сердечного приступа. Что может быть проще и естественнее?

Обратившись к Элизе с такой просьбой, Шарлотта использовала стандартный оперативный прием. Если хочешь подчинить человека себе, сделай так, чтобы он оказался замешан в чем-то – и он будет выглядеть очень подозрительно, если какие-нибудь факты выплывут на свет.

Маркиза выполнила то, что от нее требовалось, хотя значительно превысила данные ей указания и устроила из задания нелепый балаган. Она подлила яд не в бокал, а в фонтанчик с шампанским, к тому же секретный состав, вероятно, не убивал сразу, а сначала вызывал у жертв галлюцинации, будто они объяты пламенем. Подобный сюрприз вовсе не ошеломил Шарлотту. КГБ всегда отличалась своеобразным чувством юмора.

И теперь Шарлотта задумалась: не лучше ли будет как-нибудь понезаметнее избавиться от Элизы? Нет, пожалуй, не сейчас. Для маркизы еще могло найтись применение.

Команда Шарлотты превосходно справилась с расхлебыванием скандала вокруг происшествия в Ка'Реццонико. Благодаря умело подброшенным свидетельствам никто даже не сомневался в том, что на акции «Спасем Венецию!» боевики «Аль-Каиды» отравили шампанское в фонтане, кинув туда стрихнин, что и привело к смерти семерых гостей и одного пьяницы-официанта. Вот вам очередная симпатичная черта оперативной работы в Италии – теория заговора здесь принята на национальном уровне. Таким образом, когда раскрылось, что подкупленные местные чиновники слили информацию из закрытого чата арабских боевиков, этому абсолютно никто не удивился. Тем не менее недельку-другую в интернете гуляли совершенно дикие обвинения, а в печати фигурировали скандальные заголовки, гласившие: «Масштабная дезинформация со стороны правительства США» и «Убийство по заказу ЦРУ». Помимо прочего, журналисты утверждали, что к венецианской трагедии причастны Иран, Израиль, Россия, китайцы, итальянская мафия, немцы, коммунисты и марсиане вместе взятые.

Как же все примитивно, вздохнула Шарлотта. Особенно учитывая, с каким восторгом «Аль-Каида» согласилась взять на себя ответственность за уход со сцены крупнейшего спонсора кампании американского президента и остальных неверных. Сенатору Йейтс не очень-то и хотелось дарить террористам возможность пропиариться, но у нее не было выбора. «Аль-Каида» оказалась единственной организацией, которая могла гордиться массовым уничтожением невинных людей.

Вопрос с Венецией был улажен, и теперь возникла необходимость разобраться с новостями из Праги. Но ученые копошились и медлили! Неудивительно, что американские университеты пребывали в плачевном состоянии – мало того, что это рассадники либерализма, так в них еще полно людей, не способных добиться выполнения простейших задач. Распаковать, описать, разместить, внести в ведомость, хранить – это же элементарная библиотечная работа, господи боже! Нацисты за несколько месяцев дотошно описали все сокровища Лобковицев! Коммунисты провозились подольше и работали не столь тщательно, но, по крайней мере, остались довольны результатом.

Что за дурацкая идея эта реституция, думала Шарлотта. Только драматургу Гавелу могла прийти в голову такая чушь. Не то чтобы Шарлотта не любила театр, но интеллектуалам явно нечего делать в правительстве. У них, если честно, кишка тонка. Неужто никто больше не читает «Гамлета»? Там все сказано черным по белому: «нет ничего ни хорошего, ни плохого, это размышление делает все таковым»[41]41
  Шекспир, «Гамлет», акт II, сцена 2. Пер. М. Лозинского.


[Закрыть]. Слишком много размышлений – вот что стало причиной падения американских президентов. Но у нее никогда не будет фиаско.

Хотя недавно на горизонте возникли новые проблемы.

Судя по последнему отчету Майлза, девчонка Уэстон наткнулась на записку от Фридриха Готтлиба, в которой тот кипятился по поводу пропавших из Нела вещей. Готтлиб! Она совсем о нем забыла. Отвратительный старый троглодит. Однако в послании упоминались ее портсигар и ацтекский амулет. Майлз вызывал у Шарлотты все большее подозрение, он был… словом, типичным ученым. Из-за писем он мог поднять несусветную бучу. Майлз был ее дворцовым наблюдателем, но сейчас Шарлотта нуждалась в ком-то, кто сможет присматривать за ним самим. Возможно, она поручит важное задание маркизе Элизе. Шарлотта признала, что та искупила свою вину, позаботившись об этом русском шпионе.

Русский шпион, разве не потрясающе? Шныряющий во дворце, обыскивающий машины на въезде и выезде, меняющий личины, прослушивающий телефонные линии, прямо как в старые добрые времена. А русские вообще обнаглели – с какой стати они решили, что могут подсаживать своего человека под самым носом Шарлотты! Или они хотят ее подразнить?

У Шарлотты не было аппетита, когда официант донес до ее столика на террасе тарелку с risotto alla seppia[42]42
  Ризотто с каракатицами (ит.).


[Закрыть] и с эффектным хлопком развернул перед сенатором белую льняную салфетку. Глядя, как он наливает в бокал просекко, Шарлотта позволила себе горькую усмешку.

«В знак почтения к погибшим сенатор от штата Вирджиния употребляла в пищу блюда только черного цвета, – сообщала на следующий день „La Repubblica“. – Она с большим достоинством выполнила свою печальную обязанность по сопровождению тела покойного американского магната обратно в Соединенные Штаты на борту вице-президентского самолета. На сенаторе были черный костюм от Валентино и прелестная шляпка в тон».

Глава 18

– Один из экземпляров «Ars moriendi»[43]43
  «Искусство умирать» (лат.).


[Закрыть], – произнес Майлз, беря в руки книгу в кожаном переплете, которую Сара нашла в коробке в Нелагозевесе. – В пятнадцатом веке, после того как чума выкосила половину населения и почти всех священников, церковь позволила писателям из мирян выпускать книги с гравюрами, дабы распространить весть о том, как следует умирать доброму христианину.

Он положил томик и повернулся к компьютеру. Сара принялась осматривать кабинет Майлза.

Накануне Макс не пришел к Пороховой башне, как они условились. После некоторого колебания Сара попробовала позвонить ему на мобильник, но услышала предложение оставить голосовое сообщение. Сара пересекла Староместскую площадь и поплелась по Карлову мосту, чувствуя, как ее охватывают ужас и паранойя, что было странно, учитывая веселую разношерстную толпу туристов из разных стран. Гуляки фотографировали друг дружку на фоне статуй и затаривались дешевыми акварелями с видами Праги, марионетками и магнитиками на холодильник с надписями «Czech it Out!»[44]44
  Игра слов: «check out» (англ.) – подтвердить, предоставить доказательство чему-либо. Такую надпись можно приблизительно перевести как «Предъявите ваш чех!».


[Закрыть].

Сара решила расспросить Майлза о книге, чтобы под невинным предлогом выяснить, не видел ли тот Макса.

– Кстати, а нельзя ли мне ее взять на какое-то время? Мне очень понравились рисунки, – солгала она. – И Макса они тоже заинтересовали. Вы его не видели?

– Не видел со вчерашнего утра, когда вы вдвоем вернулись из Нела, – ответил Майлз, уставившись на нее. Сара постаралась придать лицу безразличное выражение. – Книгу следует отправить в коллекцию инкунабул.

– Я ее верну, – пообещала Сара. – Мне так хочется узнать, что значит умереть как добрый христианин.

Майлз рассмеялся.

– Собственно, ваша находка не является инкунабулой, – добавил он. – Вы обнаружили копию восемнадцатого века, которая находится в плачевном состоянии. Никакой особой ценности она, в принципе, не представляет. Но, пожалуйста, обращайтесь с ней аккуратно.

Поклявшись хранить книгу как зеницу ока, Сара покинула кабинет Майлза, по-прежнему обеспокоенная и неудовлетворенная.

Поймав себя на том, что она целых десять минут таращится на строчку в партитуре Шестой симфонии, Сара сдалась. Когда она брела по коридору, до нее донеслись голоса Элеоноры и Дафны. Женщины обсуждали предстоящий бал-маскарад. Сара нырнула в первую попавшуюся комнату и решила, что ей надо прогуляться на свежем воздухе. Если она застрянет во дворце, ее неизбежно втянут в разговор, на котором она не сможет концентрироваться, и ее начнут расспрашивать, что случилось. А ей придется отвечать: «Э-э, ну, в общем… убийство», что вряд ли будет уместно.

Очутившись на улице, Сара подумала, не пройтись ли до Страговского монастыря, чтобы взглянуть на тамошнюю знаменитую библиотеку, но отказалась от своей идеи. Хватит пока с нее древних книг! Вместо этого она свернула к Королевскому саду.

Проходя мимо Старого манежа (где обосновался Музей современного искусства), Сара услышала щебетание девушки-экскурсовода (а вездесущих гидов в Пражском Граде было предостаточно), адресованное к группе туристов.

– На этом месте некогда располагался личный зоопарк императора Рудольфа Второго, – пронзительно вещала барышня. – На геральдическом щите страны вы можете видеть двухвостого льва. Львы всегда были любимыми животными Рудольфа Второго. Известно предание, согласно которому астроном Тихо Браге – личный астролог императора – предсказал, что судьба монарха связана с судьбой его обожаемого питомца, льва Оскара. И действительно, в тот самый день, когда Оскар умер, скончался и император!

Толпа отвечала сдавленным «О-о-о!».

Сара не спеша шла по саду, пытаясь отвлечься от назойливых мыслей и побыть простой американской туристкой. Насколько она помнила, при коммунистах сад был закрыт для публичного посещения. Хотя эпоха коммунизма и закончилась, ее следы оставались повсюду. Разглядывая сквозь шеренгу елей так называемый «Зал для игры в мяч», Сара притормозила. Фасад украшали облаченные в просторные одежды аллегорические изображения Астрономии, Сельского хозяйства, Добродетели, Промышленности и Стихий. Сара заметила рядом с головой Промышленности высеченные в камне серп и молот[45]45
  Собственно, и сами аллегорические изображения Промышленности и Сельского хозяйства были добавлены к остальным фигурам в пятидесятых годах двадцатого века.


[Закрыть]. Забавно, что прибавит к этому новое поколение? Вероятно, табличку «Продается».

Размяться после работы во дворце было приятно, поэтому Сара шла, стараясь думать лишь о красотах архитектуры, а не о таинственном исчезновении Макса, не об Энди и не о Щербатском. Перейдя Влтаву по Чехову мосту, она очутилась в Йозефове – старом еврейском квартале Праги, где возвышалась статуя рабби Лёва. Сара помахала ей.

– Рабби Лёв создал Голема – человека из глины, которую он взял с берега реки там, внизу, – толковал экскурсовод группке восторженных японских школьниц.

– По легенде, – сквозь зубы поправила Сара. Она ненавидела, когда смешивали факты и вымысел, особенно в разговоре с детьми. Зачем их путать и нагромождать правду на вымысел?

Она неторопливо продефилировала по Парижской улице, минуя шикарные магазины с богемским стеклом и хрусталем. Ведь именно это и делают туристы – гуляют, глазеют по сторонам. Скользнув взглядом по выставленным на витрине великолепным кубкам, вазам, тарелкам и стопкам, Сара подумала, что надо бы ей купить чешский сувенир для матери. Правда, в таких местах она всегда начинала нервничать – ей казалось, будто с ней вот-вот случится припадок и она станет метаться, разбивая все подряд.

Затем Сара попала на Староместскую площадь – и как раз вовремя, поскольку застала последние лучи заходящего солнца, игравшие на двух золоченых шпилях храма Девы Марии перед Тыном. Здесь расставляла декорации труппа кукольников. Дородный бородач в елизаветинском костюме объяснял собравшейся толпе туристов сюжет «Вольпоне» Бена Джонсона, а одетые в черное кукловоды вытаскивали картонных подопечных, готовясь начать представление.

– Действие происходит в Венеции, – объяснял бородач. – Для английского зрителя того времени Венеция была воплощением всяческого упадка и греха. Непомерное богатство, алчность, воровство, проституция, болезни, инцесты, убийства…

Зловещее предчувствие снова накрыло Сару. Куда подевался Макс? Надеясь, что он появится, Сара отошла от кукольного театра и побрела через площадь, чтобы взглянуть на Астрономические часы, которые служили приманкой для туристов еще с тысяча четыреста девяностого года. Подняв глаза, Сара увидела фигуру на фасаде готической каменной башни: скелет, держащий в одной руке песочные часы, а в другой – колокол на веревке. Куда ни погляди, всюду смерть, подумала она.

– Когда пробьет очередной час, в маленьких окошечках покажется процессия апостолов, – произнес позади знакомый гнусавый голос, похожий на звук фагота.

Сара обернулась, и перед ней предстал Николас, во всей своей крошечной чопорной любезности.

– Но зрелище не слишком интересно, – добавил он. – На вашем месте я бы не стал дожидаться.

– Николас! Вы что, шли за мной по пятам?

– Да, – ответил он.

– Но зачем?

– Я частенько бываю здесь и навещаю хозяина. – Николас указал на Тынский храм на той стороне площади. – Он похоронен там. Я вновь хотел убедиться, что он не выбрался наружу. Шутка.

Сара нахмурилась, пытаясь вспомнить, что было написано о Тынском храме в пивном путеводителе.

– Тело эксгумировали, – подсказал Николас. – Первый раз – в тысяча девятьсот первом году, а вторично – год назад. Вероятно, теперь он полностью мертв. Абсолютно, я вам гарантирую.

– Тихо Браге! – торжествующе воскликнула Сара. – Он похоронен здесь!

Николас поклонился, признавая ее правоту.

– Но почему вы меня преследуете? – осведомилась Сара.

– Я ваш защитник.

Сара подавила смешок. Конечно, подумала она, ты сможешь прикрыть меня от пули, но только если она будет направлена мне ниже пояса!

– Разве я нуждаюсь в телохранителе? А вам известна какая-нибудь тайна, которую вы от меня скрываете?

– Чужая душа потемки, в том числе и ваша собственная, – уклончиво ответил Николас. – Не желаете выпить аперитив? В отеле «Четыре Сезона» смешивают превосходный «Беллини», лучший из тех, что мне доводилось пробовать за пределами Венеции.

Сара вздохнула, но не пошевелилась. В ее ушах до сих пор звучала речь кукловода насчет Венеции. Коррупция, грабежи, убийства… Что прятал Макс в отеле «Гритти Палас»?

– Когда вы встретили меня в аэропорту, вы сказали, что прибыли из Венеции, – начала она. – Зачем вы туда ездили?

– Чтобы забрать оттуда Сассоферрато[46]46
  Джованни Батиста Сальви да Сассоферрато (1609–1685) – итальянский живописец эпохи барокко.


[Закрыть], которого обнаружили во Дворце дожей. Маленький подарок Гитлера для Муссолини. Или, наверное, точнее будет сказать, если таковое слово можно употребить, «передарок»… Понимаете, изначально картина была позаимствована из коллекции Лобковицев.

– Вот что было в багажнике!

Николас кивнул.

– Но вдобавок Макс попросил вас отвезти какую-то вещь в Венецию, да?

– Да.

– Что именно?

– Букет цветов ко дню рождения маркизы Элизы. Она объявила, что они ужасны, и выбросила их в канал. Любовная размолвка, как я подозреваю.

Что еще за ерунда?

– Мне казалось, что маркиза его родственница!

– Дальняя. – Николас выразительно поиграл бровями.

– Хорошо, но, кроме того, вы оставили что-то в сейфе в отеле «Гритти Палас», – упорствовала Сара, пытаясь выбросить из головы намек Николаса (а также то, насколько он ее задел). – Макс хотел что-то спрятать!

– Должно быть, вы принимаете меня за придворного карлика шестнадцатого века, – враждебно заявил Николас. – Который посвящен во все секреты королевского рода, потому что окружающие считают его чем-то вроде говорящей собачки.

– Никто не считает вас говорящей собачкой!

– Тогда пойдемте со мной.

Сара раздраженно вздохнула. К сожалению, теперь ничего не поделаешь. Иногда человек, который тебя не привлекает, без раздумий связывает твою холодность с тем, что ты не способна видеть дальше его физических недостатков, странностей или аномалий, настоящих или воображаемых. «Все дело в моих веснушках», – всхлипывал однажды на пороге ее комнаты первокурсник. «Ничего подобного, – возражала Сара, – все дело в том, что ты за человек».

Но она не могла быть жестокой с Николасом. Он взял на себя роль ее защитника, хотя она подозревала, что его чувства направлены вовсе не на платонические отношения. Да и Сара давно выросла из подобного рода бездумной жестокости. Не разделяемое вожделение – не такая вещь, которой стоит пользоваться.

Или нет? Действительно ли у Макса романтические отношения с маркизой Элизой?

– Ладно, – сказала Сара. – Но только платить будете вы.