Текст книги "Аргентинский архив №1"

Сталин усмехнулся.

– Ленина, однако, не цитируют в пивных и на рынке, не так ли, Лаврентий?

Берия поддержал шутку:

– Его не цитируют даже в нашем Политбюро, товарищ Сталин.

– А напрасно! Источники нужно знать. Вот мы когда-то не поленились, почитали. И теперь для нас многое в этом мире понятно. Даже если автор и не во всём был окончательно прав. Кстати, когда ты собираешься отправлять группу?

Берия не стал даже заглядывать в свою неизменную кожаную папку.

– Я уже упоминал…

– Не будет у тебя полгода, Лаврентий. В этом-то и заковыка. Мы считаем, что им необходимо быть в Буэнос-Айресе не позднее Рождества. Католического, естественно. Это не наша прихоть, не думай, мы оперируем докладами многих служб и примерно представляем не только военный, но и политический расклад в мире. Короче, подготовка должна быть закончена не позднее ноября. Плюс-минут ещё пара недель. Управитесь.

Берия убрал в сторону папку, расправил плечи:

– Так точно, товарищ Сталин. Управимся.

– Вот и отлично, – Вождь всех народов неторопливо пыхнул трубкой и неожиданно улыбнулся. – Давай, выкладывай, товарищ Берия, что там у тебя ещё в карманах… Не с одной же только этой проблемой ты заявился ко мне на ночь глядя.

Берия хмыкнул и вновь взялся за папку, осторожно сбросил застёжки и раскрыл наконец её.

– Ты как всегда проницателен, Коба… Есть, кроме Аргентины, ещё одна проблема у нас… И если бы только она.

21 июня 1950 года. 14:35. Спецобъект МГБ «101 школа».

Генерал-майор Светлов смотрел на лежащие перед ним папки количеством в две. Личные дела новых курсантов. Их только что вчера привезли в расположение под пристальным надзором Котова. Юрий Борисович знал майора, казалось, миллион лет, но постоянно удивлялся его способности всегда оказываться в гуще каких-нибудь одиозных событий или авантюрных операций родного ведомства. Сколько под его начало Светлов передал своих выпускников – даже представить невозможно, но генерал точно знал: все они вернулись с заданий целыми и относительно невредимыми. За Котовым прочно укрепилась слава везунчика и прекрасного специалиста по агентурной разведке.

А вот эти двое определённо вызывали у начальника «101-й школы» если не сомнения, то недоумение. Такой казалось бы совершенно несовместимой пары и придумать было невозможно!

Один – баловень судьбы, сын успешных родителей, родившийся, что называется, с серебряной ложкой во вру. Профессорская квартира, престижный ВУЗ, поклонницы, благо, внешностью Господь не обделил. Знает три языка, эрудирован, дерзок и расчётлив при этом.

Другой вышел из простой рабочей семьи, отец остался где-то подо Ржевом, сын приехал покорять Москву и поступил не куда-нибудь, а в Механический… Прослушал курс ядерной физики у самого Курчатова, даже не предполагая, что читал ему сам создатель первой советской атомной бомбы. Спортивен, крепок. Умом не обижен, ну, да других в тот ВУЗ и не берут.

И вот из этих двоих его инструкторам придётся в сжатые сроки готовить полевых агентов. Да ещё и по специальной программе, поскольку задание у них предполагается более чем сложное. Как профессионал, Светлов понимал почти полную безнадёжность данной затеи. Но понимал он также и то, что именно стоит на кону. И кто стоит за приказом о проведении этой сумасшедшей операции.

Генерал открыл лист негласной проверки курсанта Сарматова, пробежал глазами графы таблицы: прадед, дед по отцовской линии, по материнской линии, отец… Отец… Академик, профессор Сарматов, напротив фамилии пара хорошо известных генералу специальных меточек. Однако, Сарматов-старший-то не отличался щепетильностью в выборе методов при достижении целей, шёл, что называется, по головам к вершине своей карьеры. Копии его доносов со скрупулёзностью, свойственной работникам госбезопасности, были аккуратно подшиты тут же. Особой плодовитостью в эпистолярном жанре Сарматов-старший отличался в период 37–38 годов. Именно тогда его стараниями население Сибири увеличилось на тридцать-сорок профессоров и академиков. По странному стечение обстоятельств имевших отношение к столь экзотической науке, как антропология.

В дальнейшем будущий академик свой пыл поумерил, ему намекнули, что так научный мир может остаться без лучших своих учёных мужей, а заодно и продемонстрировали аналогичное произведение изящной словесности, но теперь уже выставляющее лично его, Петра Алексеевича Сарматова, как английского шпиона и морального разложенца. Это был конец тридцать девятого, Берия тогда, только вступив на пост наркома внутренних дел и сменив на нём Ежова, резко сократил репрессии и сделал упор на развитие отношений внутренних органов с научной интеллигенцией. Это и спасло незадачливого сексота от продолжительного срока, полагающегося тем, кого обвиняли в подобных прегрешениях против советской страны. Интересно вот только, сын догадывается о художествах отца или пребывает в счастливом неведении? Судя по его постоянным пикировкам с отцом, о которых рассказывают близкие семье люди, скорее – последнее.

Негромко звякнул селектор, голос дежурного чётко доложил:

– Товарищ генерал-майор, на территорию только что прибыл генерал-лейтенант Судоплатов.

Светлом встал, одёрнул китель, нажал кнопку обратной связи на селекторном пульте.

– Проводите ко мне. И пригласите майора Котова, он сейчас должен быть на стрельбище.

– Слушаюсь, – селектор щёлкнул и умолк. Генерал подошёл к окну, раздёрнул шторы. Он любил работать вот так, в полумраке, когда ничто не влияет на ход мыслей, даже радостный свет тёплого июньского полдня. Он напряг слух, но так и не услышал топота сапог по ковровым дорожкам коридора: знаменитый диверсант, подвиги которого во время Великой Отечественной стали притчей во языцех среди специалистов разведки, а проведённые им операции, препарированные и разложенные аналитиками западных спецслужб по полочкам, легли в основу подготовки диверсионных подразделений во многих странах, в тех же США, например, вошёл, как всегда, бесшумно. Светлов усмехнулся краешками губ и повернулся к двери.

– Добрый день, Павел Анатольевич. Какими судьбами на этот раз?

Судоплатов, козырнул по-уставному, хотя и был старшим по званию. Но он находился на территории, управляемой Светловым, и был фактически гостем. Какая уж тут между своими субординация? Сняв фуражку, смахнул пот со лба, прошёл в кабинет, приятели пожали руки и устроились за чайным столиком в дальнем углу обширного кабинета.

– Всё теми же судьбами, Юрий Борисович, всё теми же заботами.

Светлов усмехнулся понимающе:

– Не поверишь, Паша, только что занимался делами тех двух, что ты мне подкинул…

– Это ты сейчас про Фоменко и Сарматова? – на всякий случай переспросил Судоплатов.

– Про них самых… Они уже успели о погоняла от Кота получить: Скиф и Фома.

– Фома? – на мгновение Судоплатов на мгновение задумался. – Постой-постой, ну, Скиф – это понятно, Сарматов-сарматы-скифы… Логическая цепочка прослеживается. А почему «Фома»?

– Да уж больно хорошо наш приятель из Механического умеет с ножичком играться, аки блатной с фомкой. Да и фамилия соответствующая. Говорит, что наблатыкался так в московских подворотнях. Но, чудится мне, у парня к тому ещё и талант, плюс боксёрская реакция. Интересный персонаж, скажу я тебе, этот Фоменко: умнейший парень, математик от бога, физик, а с виду – шпана шпаной, вот честное слово! Кладезь для нас! Да и Сарматов тоже фрукт ещё тот. Профессорский сынок, а крепок и жилист, словно всю жизнь не странички книжные листал, а, как минимум, амбалом трудился в одесском порту.

– Да уж, – хмыкнул Судоплатов. – Умеет Котов кадры подбирать, в этом ему не откажешь.

– Кстати про Котова… Не погорячился ты, назначив именно его старшим этой группы?

– А в чём проблема-то? Сергей Владимирович – опытнейший специалист, на его счету не одна успешная операция…

– Да то-то и оно, что опытнейший… Сколько Коту годков-то? Напомнить? Полтинник в этом году разменял наш майор… Да, кстати, посему он майор-то до сих пор, так до полкана и не дорос?

Судоплатов пожевал губами, покачал головой…

– Так у него в той командировке, в Касабланку, помнишь? – Светлов кивнул. – Накладочка вышла… Вытаскивал но тогда одного идиота, влипшего в достаточно гадкую историю… Из посольских… И пришлось ему того кадра морем уводить, под водой, с респиратором. В нейтральных водах их ждала наша подводная лодка. Нет. Всё прошло чин чином, вышли без потерь, как говорится, только посольский в штаны наложил тогда, причём – в самом прямом смысле… Когда подводники его на борт втаскивали, вонял он что твой деревенский сортир.

Светлов расхохотался:

– Я понимаю… Товарищ так от переизбытка впечатлений, судя по всему… И что дальше?

– А дальше на резонный вопрос одного из наших мореманов «чем это здесь так воняет?» Котов, не раздумывая, ответил: «Мировой политикой, товарищ!».

Светлов хлопнул себя ладонями по коленям:

– Ай да Кот! В точку, однако… И?

– А что «и»? Посольский тот оказался сынком одного высокопоставленного советского товарища, как, впрочем, это с ними обычно и бывает…

– Не любишь посольских? В контрах с дипломатами?

– Дипломатов уважаю, а посольских – не люблю, – согласился Судоплатов. – Особенно вот таких. Блатных. В общем, сынок этот накатал телегу на майора, дескать, тот аполитичен, прилюдно хаял внешнюю политику советского государства и дальше в том же духе… Наши майора конечно отмазали, как могли, но абакумовские Кота так и заморозили в звании. Хотя за ту операцию медалькой отметили. Уж больно красиво там тогда всё вышло. Так чем тебя возраст Котова не устраивает?

– Сам посуди, Павел Анатольевич, наш герой ещё с листовками от царской охранки бегал, басмачей под Кокандом в капусту крошил… А тут такая неординарная задача, требующая выложиться по полной… Да ещё с двумя пацанами в довесок… Хватит ли силёнок?

В этот момент в кабинет вошёл майор Котов, замер у порога, обратился по форме:

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу генерал-майору?

– Разрешаю, – кивнул Судоплатов. Котов повернулся к Светлову:

– Товарищ генерал-майор, старший группы майор Котов по вашему приказанию прибыл.

– Проходи, присаживайся.

Котов прошёл к столику, уселся на стоящую чуть в стороне банкетку.

– Тут вот у товарища генерал-майора сомнения появились: на станет ли твой возраст помехой при выполнении этого задания? Операция на контроле сам понимаешь, у кого. Провал исключён по определению.

На лице Котова эмоции никак не отразились. Он только чуть прищурил глаза.

– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант. В этом задании возраст не помеха. Напротив, здесь необходим именно опыт, а он, как вы и сами знаете, приходит только с годами.

– Согласен, – кивнул Светлов. – Считай, что почти убедил. А пока расскажи-ка нам про своих подопечных…

Котов подобрался, начал, осторожно подбирая слова:

– Сложно пока делать какие-то выводы, мы работаем меньше недели вместе… Но одно могу сказать: команда у нас слепится.

– Они же такие разные… Происхождение, воспитание, мировоззрение, наконец…

– Я бы начал с последнего: с мировоззрением у обоих всё в порядке. Это честные советские граждане, полностью преданные своей советской родине и готовые ей послужить там, где она прикажет. А что касается происхождения, то ещё товарищ Ленин говорил в одной из своих статей…

– Всё-всё, демагог, – расхохотался Судоплатов. – Завязывай, нам уже всё понятно… В конце концов, сам кадры подбирал, тебе и расхлёбывать, ежели что…

– А когда по-другому было? – пожал плечами Котов. Судоплатов согласно кивнул.

– Тогда вот вам, други мои, последняя, так сказать, вводная.

Светлов и Котов подтянулись, понимая, сто шутки кончились и, судя по тону генерал-лейтенанта, надолго.

– Не будет у вас полгода на подготовку. Четыре месяца от силы. В Аргентине вы, Кот, должны быть к католическому Рождеству, не позднее. С учётом плана заброски, предполагающего перемещение через несколько третьих, так сказать, стран, и морской переход, весь процесс подготовки должен быть завершён до середины октября. Как-то так…

Светлов нахмурился, майор на мгновение замер, предавшись каким-то своим мыслям, потом лицо его осветила довольная улыбка:

– А что, будто бы во время войны по-другому было? А сейчас и база лучше, и инструкторов хороших полно. Да и ребята толковые, ей Богу! Управимся.

Светлов покачал головой:

– Мы, со своей стороны, приложим все силы, конечно… И всё-таки четыре месяца…

– Четыре месяца не сто двадцать семь дней[20]20
  «127 дней молчания» – период в советской внешней разведке в 1938 году, когда наша резидентура не имела связи с Центром, а если донесения и поступали в Москву, то не попадали на стол к начальству. Это было связано с недостатком кадров в аппарате разведки, последствием ежовских репрессий 1937-38 годов. Это привело, например, к тому, что в 1939 году НКВД даже пришлось закрывать точку в Лондоне, а в берлинской резидентуре вместо 16 работали только 2 сотрудника.


[Закрыть], – жёстко бросил Судоплатов. Лица его собеседников сразу посуровели. – Прорвёмся.

– Так точно, – по-уставному ответили, поднявшись со своих мест, разведчики. Судоплатов кивнул:

– Тогда переходим к делу, – и достал из своего портфеля папку с грифом «Совершенно секретно. Исключительно для внутреннего пользования». – Я надеюсь, здесь все понимают, что нам будут активно противостоять американские спецслужбы?

Глава 3
Противостояние

Выяснилось, что «общечеловеческие ценности» полностью совпадают с национальными интересами США.

Леонид Шебаршин[21]21
  Шебаршин Леонид Владимирович (24 марта 1935 – 30 марта 2012) – деятель советской разведки, генерал-лейтенант, руководитель службы внешней разведки СССР (c 06.02.1989 по 22.09.1991), и. о. председателя КГБ СССР (с 22 по 23 августа 1991 года).


[Закрыть]

27 июля 1950 года. Неподалёку от Вальпараисо. Чили.

Редрик Уолш сидел высоком на берегу океана и смотрел, как белесые барашки волн уныло лижут холодный песок пляжа. Над свинцовой поверхностью вод нависали серые клочья туч, готовые вот-вот разразиться мелким, отвратительным дождём, столь обычным в это время года. Середина зимы в Южном полушарии здесь, на пустынном чилийском побережье всегда сопровождалась жестокими штормами, иногда выбрасывающими на прибрежные скалы утлые рыбацкие баркасы.

В Чили Уолшу не нравилось. То ли дело было на Кубе или в той же Колумбии: мягкий, почти курортный климат, дешёвая выпивка, доступные девчонки. И минимум работы, рай для полевого агента любой спецслужбы мира! А здесь…

Редрик плюнул с высокого скалистого берега вниз, в сторону серого, даже на сторонний взгляд холодного пляжа. Нищая страна, единственный интерес в которой для американской демократии представляют её медные залежи и возможность контролировать юную часть Тихого океана. Порты в отвратительном состоянии, дорог практически нет, полуголодный люд хватается за любую работу. В таком питательном бульоне американские корпорации чувствовали себя, как рыба в воде.

Левоцентристское правительство с удовольствием впускало в страну северных «инвесторов», обильно дававших взятки налево и направо. Американские банкиры и бизнесмены уже успели подмять под себя ведущие отрасли промышленности и монополизировать торговлю, оставив местным элитам возможность «править» в своё удовольствие, но исключительно в интересах иностранных монополий.

Простой люд выживал в меру своих способностей, большинство недовольных отправлялось на Восток, где за грядой Анд относительно благоденствовала в меру спокойная Аргентина.

О том, чтобы если и не вернуться в Штаты, так хотя бы перебраться через Анды, в тайне мечтал и сам Уолш. В свои почти сорок лет он уже подумывал об отставке со службы в разведке и каком-нибудь маленьком домике на солнечном побережье Калифорнии. Сан-Франциско его бы вполне устроил. Оставалось только завершить здесь дела, и можно было бы написать соответствующий рапорт по инстанции.

Редрик Уолш уже в течение двух лет возглавлял так называемую «станцию» Центрального разведывательного управления США в Чили. Выходец из морской разведки, он Вторую мировую встретил в звании лейтенанта-коммандера на базе флота в Пёрл-Харборе и стал свидетелем первого поражения американской разведслужбы, прошляпившей концентрацию и последующую атаку на гавань японского авианосного соединения.

Оглушённый разрывами бомб, обалдевший от вида взорванной на рейде порта «Аризоны», унесшей на дно бухты в считанные минуты жизни тысячи американских моряков, придавленный к земле очередями пулемётов японских «зеро[22]22
  «Зеро» (Mitsubishi A6M Zero) – японский лёгкий палубный истребитель времён Второй мировой войны. Выпускался с 1940 по 1945 год, всего построено 10 939 единиц.


[Закрыть]», Уолш моментально понял, что флотская разведка – не его конёк. Он не был трусом, более того, во время той самой атаки японских самолётов на Перл-Харбор он даже сумел организовать расчёт какой-то полураздолбанной зенитной батареи и оказать сопротивление второй волне артналёта, теперь уже на сам город. И они даже успели сбить один и подбить второй японские истребители-бомбардировщики, за что впоследствии Редрику была торжественно вручена Серебряная звезда[23]23
  Медаль «Серебряная звезда» (Army Silver Star Medal) Учреждена 9 июля 1918 г. Изначально называлась «Звезда Заслуг», но 16 июля 1932 г. по указанию Военного секретаря переименована и стала называться «Медаль «Серебряная Звезда». Вручается за исключительную отвагу в бою и является третьей по старшинству наградой за храбрость, предусмотренной наградной системой Соединенных Штатов.


[Закрыть].

Героизм лейтенанта-коммандера был по заслугам оценён не только флотом, но и непосредственным руководством. После того, как театр военных действий несколько отодвинулся от Гавайских островов, и жизнь в Гонолулу слегка вернулась в своё русло, Уолш был переведён непосредственно в контору разведки, где занимался до конца войны стратегическим планированием операций своей службы на Филиппинах и в Малайзии.

Сразу после войны ему пришлось некоторое время работать в аппарате оккупационных войск на Окинаве, помогать в развёртывании разведсети теперь уже против своего недавнего союзника на Дальнем Востоке – Советского Союза. Здесь он достаточно преуспел и собирался уже завершить карьеру в разведке, но грянули очередные переформирования, в Америке решили систематизировать работу многочисленных разведслужб, приведя всё к какому-то общему знаменателю.

В 1947 году президент США Гарри Трумэн принял Закон о национальной безопасности, в результате Федеральное бюро расследований (ФБР) сложило с себя часть полномочий в области сбора информации, переложив их на плечи вновь созданного образования – ЦРУ[24]24
  Если быть более точным, то тогда была основана ЦРГ – Центральная разведывательная группа, ставшая ЦРУ только в 1949 году.


[Закрыть] или Центрального разведывательного управления США. Основой ЦРУ Управление стратегических служб, однако в структуру вошли также представители армейской и флотской разведок. Так Уолш попал в «контору».

Его организаторские и прочие таланты новым руководством были по достоинству оценены и, после определённой переподготовки на «Ферме[25]25
  Одна из секретных баз подготовки агентов ЦРУ.


[Закрыть]» в окрестностях Уильямсбурга, он отправился покорять просторы Чили.

Работа «станционного смотрителя» в этой стране могла бы вполне могла бы считаться синекурой, если бы… В одной стороны – вполне лояльное к США местное правительство, щедро подкармливаемое с ладошки Дяди Сэма. С другой – невыразимо скучное существование на территории, которая, по большому счёту, никому не нужна. Минимум промышленности, карманная армия, столь же немудрящий флот. Какие могут быть тут геополитические интересы? Разве что, у американских промышленных корпораций.

Правда, был один момент, который грел душу Уолша: накануне ему по закрытой линии дозвонился полковник Снайдер из европейского отдела и сообщил, что к нему на встречу срочно вылетел представитель штаб-квартиры с определёнными полномочиями. И встречу обозначил именно здесь, в нескольких милях от Вальпараисо, на неуютном океанском берегу. К чему все эти условные меры конспирации в Чили, Уолш не совсем понимал, но что-то ему подсказывало, что в его судьбе грядут перемены. Как опытный разведчик, Редрик привык доверять своим внутренним ощущения, как правило, они его не обманывали.

Коммандер Уолш (а именно в таком звании он теперь пребывал) откинул обшлаг рукава щегольского плаща, мельком глянул на циферблат армейских часов: было без трёх полдень. Посланник, если он прибыл в Сантьяго, уже должен был бы показаться. Здесь, на продуваемом со всех румбов берегу спрятаться было просто негде. Но когда из-за спины раздалось негромкое: «Hello!», Редрик вздрогнул и резко обернулся.

Незнакомец среднего роста, облачённый, как и он сам, в элегантный плащ явно европейского покроя, улыбался ему из-под серой тирольской шляпы. Смеющиеся голубые глаза на неприметном лице без признаков растительности, смотрели благожелательно из-за стёкол круглых, как у германского министра Геббельса, очков.

На ногах – крепкие альпийские ботинки из буйволовой кожи, шерстяные мягкие брюки ложатся на них тяжёлыми складками. В руках незнакомец держал обычный чёрный зонт-трость.

– Добрый день, коммандер Уолш, – продолжил между тем незнакомец бархатным голосом, более подобающим какому-нибудь портье в фешенебельном отеле Монте-Карло, нежели секретному агенту. – Надеюсь, не напугал вас своим нежданным явлением?

Слегка оправившись от первого шока, Уолш нацепил одну из своих наиприятнейших улыбок и ровным голосом с нотками радушия произнёс:

– Отнюдь, сэр. Я здесь исключительно ради встречи с вами, а отнюдь не для любования местными, откровенно признаюсь, не слишком гостеприимными пейзажами. С кем имею честь?

Незнакомец бросил невыразительный взгляд на бескрайнюю свинцово-стальную ширь океана и небрежно бросил:

– Альфред Розенблюм, я прибыл из Лозанны. Специально, дорогой мой, по вашу душу.

Эмиссар рассмеялся приятным смехом с нотками едва заметного превосходства европейца над представителем Нового Света. Уолш проглотил пилюлю молча, ожидая продолжения. В конце концов, он на своём поле, почему бы гостю не открыть все карты самому.

И продолжение последовало.

– В «конюшне» решили, что вам стоит сменить своё поле для гольфа, каким, без сомнения является эта страна, на площадку для бейсбола. В таком контексте там видят Аргентину. В том плане, что бейсбол – чисто американская игра, и на просторах тамошних пампасов вам придётся в неё наиграться по полной.

Редрик хмыкнул и посмотрел прямо в глаза господину Розенблюму.

– И по каким же правилам мне предстоит сыграть в Аргентине, сэр? Надеюсь, вы мне их разъясните?

Представитель европейской резидентуры улыбнулся:

– Милейший мистер Уолш, конечно же, разъясню. Именно для этого я и прибыл сюда с другого конца света. Не думаете же вы, что я оставил лозанских устриц в угоду местному севиче[26]26
  Севиче (Ceviche) – это блюдо популярно во всех прибрежных американских странах, готовится оно только из свежайшей рыбы, предварительно замаринованной в лимонном соке и приправленной перцем-чили, кориандром и черным перцем.


[Закрыть]? Я не любитель острых блюд, дорогой друг, мы в Европе по старинке стараемся беречь желудки, не то, что вы, молодые, здесь, среди гор специй и перцев. А что касается правил, то они, как всегда, просты: Америка превыше всего, и нам предстоит добиться здесь только положительного результата, то есть – победы.

Уолш кивнул в ответ, а сам задал уже вертевшийся некоторое время на языке вопрос:

– И против кого же мы сыграем на этот раз?

Господин Розенблюм вдруг посмотрел на него пристальным взглядом и негромко произнёс:

– Против Советом, сынок… Против русских агентов здесь, в самой заднице мира.

Уолш отвернулся к океану, некоторое время смотрел, как тяжёлые валы накатываются раз за разом на серый песок. Потом произнёс:

– Какого дьявола этим русским понадобилось в Латинской Америке?

– Это – тема для отдельного разговора, и у нас ещё будет куча времени поболтать на эту тему по дороге в Буэнос-Айрес. На авиабазе под Сантьяго-де-Чили нас уже ждёт самолёт. Вам, друг мой, на всё про всё даётся пять часов. Передадите «станцию» своему заместителю на то время, что понадобится для замены вам на вашем посту. Как мне известно, преемник уже готовится вылететь в Чили. Об остальном мы поговорим в вашем офисе и в самолёте. И ещё, самое главное: этой миссии придают очень большое значение в Белом Доме. Со времён Манхэттенского проекта не было столь секретного мероприятия, как это. Идёмте, пора в офис.

Мистер Розенблюм развернулся и направился в сторону расселины, куда вела тропинка, ранее Уолшем не замеченная. Уолш бросил последний взгляд на равнину Тихого океана, чёрные тучи, надвинул поглубже шляпу и направился следом за представителем Центра к машине, которая, как оказалось, поджидала их в какой-то сотне ярдов, прямо за крутым поворотом тропы.

И подумал, что судьба в очередной раз улыбнулась ему: не успел он подумать о том, что пора валить из этой малогостеприимной страны, как ему тут же указали, куда именно валить следует. Чёрт, не самый плохой вариант, если подумать. Если бы не русские…

Но тут уж и сама судьба была бессильна.

28 июля 1950 года. Овальный кабинет Белого Дома. Вашингтон. Округ Колумбия.

Гарри Трумэн, тридцать третий президент Соединённых Штатов Америки, сидел за своим письменным столом и внимал негромкому говорку мужчины, сидящего в гостевом кресле слева от столешницы. Лишний раз президент отметил про себя, что военно-морская форма ему к лицу. Контр-адмирал Роскоу Генри Хелленкоттер был третьим по счёту директором американской разведки и первым – ЦРУ после принятия Закона о национальной безопасности.

Хелленкоттер прошёл весь путь настоящего военного адмирала, командовал во время Второй Мировой линкором «Миссури», руководил в 42–43 м годах морской разведкой в штате командующего Тихоокеанским флотом адмирала Честера Нимица.

В 1947 году контр-адмирал возглавил Центральную разведывательную группу, за короткое время разросшуюся, его стараниями, до размеров управления. Он был выдвиженцем Трумэна и никогда не забывал, кому обязан местом главного служителя плаща и кинжала в Штатах. Поговаривали, что именно ему принадлежал секретный лозунг этой секретной организации: «К 1948 году больше, чем государство». И это были не пустые слова. К текущему моменту управление перешло от банального сбора информации о событиях в мире к формированию этих самых событий. Таким образом, ЦРУ превратилось в правительство внутри Правительства США.

Трумэн слушал доклад контр-адмирала вполуха, ему почему-то вспомнилось, как в Белом Доме, на неофициальном завтраке по поводу подписания директивы о национальной безопасности, он презентовал руководителю своего аппарата адмиралу Уильяму Лихи и тогдашнему – первому! – директору ЦРГ адмиралу Сиднею Соерсу чёрные плащи со шляпами, деревянные кинжалы и накладные усы. Трумэн сказал им тогда: «Вы должны принять эти одеяния и сопутствующие им принадлежности в качестве моего личного сыщика и директора центрального управления сыска».

И вот Центральная разведывательная группа за пару лет наглядно доказала ему, что принципиально не может существовать маленькой разведывательной организации.

Президент в какой-то момент обратил внимание на то, что потерял нить доклада адмирала. Потерев высокий лоб, Трумэн нетерпеливым жестом прервал монотонное чтение Хелленкоттера и произнёс, внимательно глядя ему в глаза:

– Рос, давайте на этом прервёмся… Ситуация в Корее, конечно, остра, комми ломятся на Юг со страшной силой, но сейчас меня интересует не это…

Адмирал аккуратно прикрыл папку, положил её на колени и пристально уставился главе государства куда-то в район переносицы. Его лицо классического морского волка из романов писателя Джека Лондона было непроницаемым. Трумэну вдруг представилось, что адмирал прекрасно вписывается в интерьер мостика боевого корабля, того же линкора «Миссури», например. Но при всё при том он великолепен был и здесь, в Овальном кабинете. В общем, человек всюду на своём месте, редкое качество, однако.

При том, что республиканцы в Конгрессе не простят ему того, что разведка практически похлопала ушами, допустив вторжение северокорейской армии на Юг полуострова. Теперь все, начиная от деятелей из ООН кончая главами ведущих мировых держав вынуждены ломать себе голову над тем, как разрешить Корейский кризис, мало-помалу переходящий в полномасштабную локальную войну. Уже в свалку влез Китай при поддержке (негласной, естественно, Советского Союза), а американский флот на полных парах стремится в район конфликта. Но дело даже не в этом конфликте. Если последние доклады службистов из Южной Америки не врут, то вопрос геополитического господства будет решаться именно там. И что на это скажет глава самой молодой, но при этом одной из самых амбициозных силовых структур мира?

– Адмирал, – продолжил Президент, – военно-морская разведка доложила, что в одной латиноамериканской стране свили своё гнездо не просто фашистские прихвостни, а ведущие специалисты по ядерной проблеме в мире. Проще говоря – беглые немецкие физики-ядерщики. Что вам известно по этому поводу?

У Хелленкоттера чуть дёрнулась щека, Президент и не заметил бы этого, если бы не пристально вглядывался в его непроницаемое лицо. Адмирал ответил ровно и спокойно:

– Мы давно разрабатываем эту тему, с той поры, когда аргентинцы передали нам беглые немецкие подлодки. И хотя вдумчивые и длительные допросы экипажей и командиров германских субмарин практически ничего не дали, специалисты Управления стратегических служб[27]27
  Разведывательная структура в США, занимавшаяся во время Второй мировой войны всеми аспектами разведки.


[Закрыть] пришли к выводу, что эти две субмарины доставили на побережье Аргентины каких-то пассажиров. Береговая охрана аргентинцев ничего подозрительного в береговой зоне не обнаружила, но это ничего не значит: всё побережье в окрестностях Буэнос-Айреса заселено немцами-фольксдойче. А они были в своё время весьма лояльны к гитлеровскому режиму и вполне могли бы укрыть беглецов.

Трумэн поднялся с кресла и прошёл к большому окну, раздёрнул шторы. Обернулся к адмиралу.

– Продолжайте, продолжайте… Это очень интересно. Как я понимаю, на этих лодках прибыли вовсе не партийные бонзы Третьего Рейха…

– Так точно. Наши специалисты тщательно изучили жилые отсеки подлодок и не нашли вроде бы ничего необычного, пока в дело не вмешались специалисты-дозиметристы.

– Дозиметристы?

– Да. Наши работы по ядерному оружию уже выходили на стадию финальных испытаний, и мы прекрасно знали, что немцы достаточно далеко продвинулись в своих исследованиях в этой же области. В общем, кому-то пришло в голову обследовать каюты с дозиметром…

– И?

Адмирал усмехнулся уголком губ.

– Один из отсеков фонил. Не сильно, едва заметно, но это позволило нам предположить, что именно там перевозили некие радиоактивные вещества или людей, имевших к ним самое прямое отношение. Тогда это не слишком насторожило. Война шла к концу, мы в ядерной гонке были на голову впереди всех. Не за горами были испытания в реальных условиях. Дело отложили. Но сейчас, когда Советы достигли с нами относительного паритета – я не имею в виду носители ядерного оружия, по бомбардировщикам мы пока сильно их опережаем – настало время новых поисков в этом направлении.

Трумэн уселся в кресло напротив адмирала, откинулся на спинку…

– И вы считаете, что бывшие нацистские учёные, буде они существуют, смогут помочь нам сделать некий рывок в разработке ядерного оружия бо́льшей мощности?

Адмирал кивнул.

– Именно так.

– И что делается в направлении поисков этих самых загадочных физиков?

– Мы решили задействовать в операции наших агентов в Аргентине и Чили, использовать чилийскую «станцию» для оперативной связи, на территории этой страны мы пока ещё чувствуем себя как дома. С Аргентиной сложнее. Тамошний диктатор, Хуан Перон, весьма независим, широко проводит политику национализации предприятий и природных богатств страны, поощряет профсоюзы, заигрывает с фольксдойче. Ему интересны инвестиции, а беглые немцы притащили туда много золота… Но наша резидентура уже заточена на решение проблемы.

Трумэн довольно потёр ладони:

– Браво, адмирал, браво! Считайте, что вы в моих глазах реабилитировались за Корейский кризис. Нет-нет, я не гарантирую вам того, что вы не уйдёте в отставку, мне незачем сейчас бодаться с обеими палатами парламента. Но то, что вы при любом раскладе останетесь на флоте – обещаю!