Текст книги "Вне закона"

Глава 11
Бесстрашный монах

Спал Линмаус долго, и, когда проснулся, был уже полдень. Так поздно он еще не вставал с постели. Облившись холодной водой из ведра, Ларри взял у повара полную чашку горячей воды и побрился. Затем спустился в ресторанчик, который к тому времени совсем опустел.

Ел Ларри, как всегда, неторопливо. За многие годы это стало его привычкой, которая позволяла ему быть всегда наготове – ведь опасность подстерегала парня на каждом шагу. С самого детства он спал словно кошка, а передвигался подобно волку. У такого человека, как Линмаус, глаза должны были быть и на затылке.

Покончив с завтраком, он прошел на веранду. Сидевшие на ней мужчины встретили его все тем же холодным молчанием. Пока Ларри курил, никто не решался заговорить вслух. Присутствующие только тихо перешептывались между собой.

Как ни старался Линмаус не обращать на них никакого внимания, все же злоба постепенно его охватила.

Покинув веранду, он прошел на конюшню, оседлал Фортуну и помчался к реке.

Еще вчера утром Ларри думал, что никогда больше не будет стрелять, что с преступным прошлым покончено навсегда, но, оказавшись на берегу реки, полтора часа занимался тем, что палил из кольтов.

Он стрелял, когда лошадь шла шагом, бежала рысью, скакала и неслась в галопе. Затем спешился и стал стрелять из всех возможных положений. Каждый раз, произведя выстрел, убирал револьвер в кобуру, весевшую под мышкой, затем быстро выхватывал его и снова палил.

Палил в цель, которая в данный момент казалась ему наиболее ненавистной. Вскинуть кольт, прицелиться, нажать на спусковой крючок и не промахнуться Линмаусу ничего не стоило. Побудительным моментом к выстрелу ему служил любой звук, который раздавался в этом безлюдном месте – шорох травы или листвы густого кустарника, росшего на противоположном берегу реки. Этим моментом могло быть и ощущение опасности, которое временами приходило к нему. Тогда Ларри с ловкостью гимнаста резко разворачивался, выгибая натренированное тело, и поражал «противника».

Он то шел, то бежал, то резко тормозил, стреляя, падал на землю и в падедении снова палил. Все это время его брови были недовольно сдвинуты. Юноше было чуждо холодное спокойствие, каким обладают стрелки по стендовым мишеням. Такого он не понимал. В каждом камне, коряге или стволе ивы, которые выбирались им в качестве мишени, он видел вооруженного человека.

Наконец, когда Линмаус окончательно запыхался, а оба его револьвера перегрелись, он остановился, почистил их, зарядил и убрал обратно в кобуры. В последние годы он так занимался почти каждый день. Нельзя сказать, что все эти упражнения доставляли ему большое удовольствие, – для Ларри они скорее напоминали горькое лекарство, которое раз пятьдесят спасало ему жизнь. В отличие от него те, кто снискал себе славу на соревнованиях по стрельбе, упражнялись лишь по утрам, да и то лишь в воскресные дни. Такие стрелки, завоевав награды и всеобщее признание, неожиданно встретившись один на один с тем, у кого оказывалась тверже рука и крепче выдержка, всегда проигрывали. А Линмаус никогда не имел права на неудачу.

Жизнь человека вне закона, которую он до этого вел, всегда состоит из одних опасностей, но сейчас она показалась ему безоблачной по сравнению с тем, что подстерегало его теперь, когда каждый взрослый мужчина в Крукт-Хорне считал себя способным с ним сразиться и победить. Ларри прекрасно знал цену того молчания, что воцарялось при его появлении на гостиничной веранде. Люди, возможно, еще боялись его, трепетали перед ним, но наверняка среди них был хотя бы один, кто, затаив на него злобу, ждал часа, чтобы расправиться с посрамленным героем-бандитом. Парень нисколько не сомневался в том, что история его позора пересказывалась жителями городка по нескольку десятков раз в день. И естественно, многократно слушая эти рассказы, кое-кому не терпелось разделаться с легендарным грабителем и тем прославиться. Ларри понимал, что он, как никогда, должен быть начеку и ждать такого момента.

Вернувшись в Крукт-Хорн, он заглянул в гостиницу, а затем пересек улицу и направился в здание «Мерчантс-Лоан энд Траст». При его появлении по банку пробежал шепот, который тут же и стих. Побелевший кассир взглянул на него через зарешеченное окошко, выдавил из себя вымученную улыбку, внимательно изучил чек на двадцать четыре тысячи долларов, протянутый ему Линмаусом, и куда-то ненадолго скрылся. Вернувшись, он спросил, в каких купюрах клиент желает получить деньги.

Ларри попросил в сотенных. Получилась солидная пачка – двести сорок банкнотов, по сто долларов каждый. Все свое богатство молодой человек засунул в карман и вышел на улицу.

Яркое солнце ослепило его. Ларри стало жарко. Он остановился и попытался сосредоточиться. На этом месте и почти в то же время, только вчера, ему встретился Джей Кресс. Здесь Ларри и лишился огромной суммы денег. Не важно, как их удалось вернуть назад, теперь-то они будут потрачены на доброе дело. Правда, пока Линмаус еще не знал на какое. Подняв глаза, он увидел за кузницей поднимавшийся ввысь остроконечный шпиль костела. «Может, пожертвовать деньги на нужды церкви?» – подумал юноша, но он мало что знал о священнослужителях, и более того, недолюбливал их. Они не были похожи на других людей, а давать деньги, чтобы те исполнили свой профессиональный долг, ему не хотелось.

И в тот момент, когда все его мысли были заняты рассуждениями о церкви и духовниках, на дороге показался францисканский монах. Он ехал верхом на муле, который явно не был приспособлен для езды. Не ахти какой наезник, монах почти при каждом шаге животного вскидывал руки и недовольно бурчал. Старая поношенная шляпа, свалившаяся ему за спину, держалась на тесемках. Монашеская тонзура[1]1
  Тонзура – выстриженное место на макушке у католического духовенства. (Здесь и далее примеч. перев.)


[Закрыть], покрытая темно-коричневым загаром, словно лицо мексиканского пеона, свидетельствовала, что во время езды на муле шляпа постоянно спадала с его головы.

Линмаус презрительно усмехнулся. «Ну нет, деньги церкви ни за что не отдам! – сказал он себе. – Лицемеры! Они боятся жизни, не любят тяжелой работы, уходят от мирской суеты, чтобы преспокойненько наедать себе жиры. Да будь они все прокляты! Лучше подарю деньги больнице».

Идея пожертвовать больным ему понравилась. Он развернулся и медленно побрел к кузнице, в которую только что свернул францисканец. Войдя в мастерскую, Ларри увидел, как мул, которому кузнец уже поднял переднюю ногу, взбрыкнул ею, подпрыгнул и чуть было не приземлился на перепуганного до смерти мастерового.

– Это не мул! Это какой-то тигр! – испуганно воскликнул кузнец. – На него надо надеть намордник. Этой зверюге не подковы нужны, а крепкая цепь!

– Сейчас моя Алисия станет кроткой, как ягненок, – подойдя к голове мула, пообещал монах. – Она очень темпераментная, а кроме того, не любит кузнецов. В ее слабом умишке вы ассоциируетесь с жарким пламенем, зелеными клубами едкого дыма и…

– Кажемся ей чертями из преисподней! – кратко закончил за него кузнец. – Ну что ж, придется создать ей домашнюю обстановку! Никогда еще в жизни не встречал дружелюбного и покладистого мула. По сравнению с ними, волк выглядит комнатной собачкой. Но тем не менее они совсем не прихотливы ни к еде, ни к условиям содержания.

– Но у моей Алисии особый вкус, – заметил монах. – Она уже съела две Библии, один Часослов, католический требник, две серые сутаны, несколько шляп, пару ботинок и, я боюсь, на этом не успокоилась. Хоть она и большая греховодница, но у нее есть и свои добродетели.

– Неужели? – протянул кузнец. – И какие же?

– Ну, высоко в горах, шагая в облаках, где и дикие козы не решаются появиться, Алисия способна не сбиться с дороги. Кроме того, в воде чувствует себя как рыба и переплывет любой бурный поток. Выдержит буран, не испугается и града размером с вишню. Ее не страшат выстрелы и свист пуль. А что до съеденных ею священных книг, то это ей можно простить. Не меньше десяти раз Алисия доходила до такого истощения, что от нее оставалась почти одна голова и она становилась похожей на пустую тыкву, которую ко Дню всех святых надевают на шест.

Теперь, когда монах оказался у морды Алисии, кузнец вновь поднял ногу животного. На этот раз она опустила свои длинные уши, недовольно раздула ноздри, но поддалась. Как оказалось, две подковы почти полностью стерлись, а остальные были в таком плачевном состоянии, что тоже требовали замены.

– И куда же вы едете, раз уж вам пришлось преодолеть высокие горы и переплыть бурные потоки? – поинтересовался кузнец.

Невысокого роста монах запросто уселся на козлы и почесал мула за ухом.

– Еду туда, где я больше всего нужен. А кто скажет мне, где это место? Иногда моя помощь требуется здесь, иногда там, а если объезжать высокие горы, то могу и опоздать!

– Судя по тому, как сильно изношены подковы, путь по горам был долог.

– О да! Игл-Рест, откуда мы едем, далеко, Алисии пришлось потрудиться!

Произнеся название поселка, монах улыбнулся словно ребенок.

– Игл-Рест? – изумился кузнец. – Но там же оспа!

– Теперь не стало, – объявил францисканец. – Но четверо все же умерли. Как жаль, что не всем людям сделали прививки. Правда?

– Вы! – испуганно воскликнул кузнец. – Уезжайте немедленно! Мне тоже не делали прививку против оспы. Чем раньше вы отсюда уедете, тем лучше.

Монах покачал головой:

– Не бойтесь. Вам ничто не грозит. Ухаживая за больными, я был в другой одежде. Эту сутану я предварительно снял. Перед отъездом из Игл-Реста я обработал себя и эту сутану серным дымом. Так что я чист!

Виновато улыбаясь, он продолжал водить головой из стороны в сторону, но его слова не успокоили кузнеца – он стоял нахмуренный и недоверчиво поглядывал на монаха.

– Поверьте мне, – продолжил францисканец, – я и Алисию в течение трех дней трижды обрабатывал дезинфицирующим раствором. Уверяю вас, бояться нас нечего.

– Да, но там была не только оспа, – вспомнил кузнец. – Разве вы не знали, что перед оспой в Игл-Ресте разразилась чума?

Маленький монах удивленно посмотрел на него:

– Конечно же знал, сеньор. Поэтому туда и отправился. Ведь там во мне нуждались больше всего.

Кузнец сдвинул шляпу на затылок, почесал голову, откусил кусок плитки жевательного табака и, медленно жуя, удивленно уставился на священнослужителя.

Линмаус, ничем не выдавая своего присутствия, внимательно слушал их разговор.

– Так вы поехали в Игл-Рест, потому что там разразилась эпидемия? – не веря словам монаха, переспросил кузнец.

– Медсестер там явно не хватало, – объяснил седовласый францисканец. – Мне пришлось поторопиться, и когда я туда приехал, то обнаружил, что двадцать больных лежат практически без помощи. А они к тому времени были тяжело больны. Даже очень…

– А у вас самого-то сделана прививка? – сдавленным голосом полюбопытствовал кузнец.

Монах тяжело вздохнул:

– Как я могу уговаривать других сделать прививки, если сам не прошел вакцинации? Но обещаю, в первом же городке, где смогу задержаться хотя бы на сутки, прививки обязательно сделаю.

Кузнец поднял палец и осуждающе посмотрел на монаха.

– Зачем же так глупо рисковать собственной жизнью? – строго спросил он.

– О, братец, – ответил тот, – какой же здесь риск? Что должно быть, то обязательно случится.

Глава 12
Два стука в дверь

Кузнец перестал жевать. Прищурив глаза, он принялся изучать монаха. На его щеке, под которой находилась табачная жвачка, образовалось небольшое белое пятнышко.

– Ладно, вы меня убедили, – наконец буркнул кузнец и принялся снимать с ног мула старые подковы.

Пока он этим занимался – делал замеры для новых подков, стучал молотом по наковальне, – мул стоял неподвижно и монаху даже не приходилось его успокаивать.

Тогда, обращая на себя внимание, Линмаус молча поднял руку. Монах, увидев его, тут же слез с козел и подошел к нему.

Вблизи он показался Ларри еще более низкорослым, чем до этого. Голова его была круглой словно шар, кожа цвета каштана, а походка, словно у утки, вразвалку. Сутана францисканца из грубой серой ткани была ему явно не по размеру, и, чтобы сделать небольшой шажок, ему приходилось каждый раз приподнимать ее подол. Спокойное выражение на лице монаха поразило Ларри своей серьезностью, но, когда он улыбнулся, от нее не осталось и следа. Теперь его лицо излучало доброту.

– Да, сеньор? – произнес францисканец по-испански.

Судя по всему, испанским он владел лучше, чем английским.

Линмаус откликнулся тоже по-испански:

– Брат, как твое имя?

– Меня зовут Хуан.

– И чем ты занимаешься?

– Оказываю помощь там, где в ней больше всего нуждаются.

– А что получаешь в награду?

– Прославление имени Сына Божьего.

– Его, а не твоего?

– Да.

– В чем же ты видишь самое большое счастье?

– Творить истинное добро во имя Господа Бога, – смиренно пояснил монах.

Линмаус сунул руку в карман и извлек сверток.

– Здесь двадцать четыре тысячи долларов. Наличными. Мне кажется, ты сможешь найти им достойное применение.

Монах поспешно протянул руку и тут же замер.

– Вы жертвуете эти деньги?

– Да, – подтвердил парень.

– Огромная сумма, – заметил священнослужитель. – Вы католик, сын мой?

– Я неверующий, – ответил Ларри. – За всю жизнь побывал в костеле раза два, не больше. Религия меня совсем не интересует. Я хотел бы, чтобы мои деньги были с пользой потрачены и чтобы никто не знал, кто их пожертвовал.

– А как вас зовут, сеньор?

– Ларри Линмаус.

Монах от удивления широко раскрыл глаза.

– Сеньор, для меня большая честь и огромное удовольствие распорядиться вашими деньгами. Видно, так уж судьбе угодно, что ваш выбор пал на меня. А как бы вы хотели, чтобы их потратили? У вас будут какие-нибудь пожелания?

– Единственно, чего мне не хотелось бы, это чтобы на них открыли новый приход. Отдайте их тем, кто в них больше всего нуждается. Поняли? Возможно, вам встретятся бедные честные люди, которые заслужили, чтобы им помогли. Пусть и у них в кошельках что-нибудь да появится. Так что примите от меня эту пачку.

Монах больше не выглядел удивленным. Он старательно подавил в себе все эмоции.

– Но вы и сами смогли бы найти им достойное применение…

– Не знаю никого, кто бы заслуживал такой помощи, – с горечью в голосе прервал монаха Линмаус. – Мне встречались бедные и больные. Неимущие бедны из-за того, что трусливы и малодушны, больные – страдают из-за того, что наплевательски относились к своему здоровью. Какие-то лающие дворняжки, рыкающие псы и голодные злые волки – вот какие люди мне встречаются! Я устал от них. Скорее сброшу эти деньги с высокой скалы, чем отдам их тем, кого презираю. Поняли?

Францисканец еще ближе придвинулся к Ларри:

– Сеньор Линмаус, благодарю вас.

– За что?

– Это «спасибо» не только от меня, но и от Бога, чья благодарность не знает границ, – ответил монах.

Чувство горечи, которое парень испытал после посещения семейства Оливер, вновь овладело им. Вместо слов прощания он просто махнул монаху рукой, резко развернулся на каблуках и, выйдя на улицу, направился в сторону гостиницы.

Поднявшись на веранду, Ларри заставил себя немного на ней задержаться, чтобы вновь ощутить на себе холодные взгляды сидевших на ней людей. Затем поднялся в номер и завалился на кровать.

Его не покидало странное ощущение, что, пожертвовав двадцать четыре тысячи долларов, он как бы рассчитался за все свои прегрешения. Угрызений совести за совершенные им преступления Ларри больше не испытывал. Для него началась новая жизнь, в которой он сам себе хозяин! Радовал его и тот факт, что деньги, которыми обманным путем завладел Кресс, пошли на благотворительность. Теперь они послужат доброму делу!

Постепенно юноша успокоился, его дыхание стало ровным.

Но ему еще было над чем задуматься. Прежде всего необходимо дать хороший урок мерзавцу Джею Крессу, так подло его обманувшему. И сделать это предстояло на глазах толпы.

Кроме того, надо было как-то решить вопрос с Кейт Оливер, а как – этого он пока себе не представлял. Только знал, что по-прежнему любит ее, хотя к его любви теперь примешалось чувство горечи и отвращения. Невеста отказалась от него в тот самый момент, когда он больше всего в ней нуждался.

Линмаус вновь и вновь вспоминал их последнюю встречу, и это больно бередило ему душу. Думал он и о том, сколько времени уйдет на то, чтобы жители Крукт-Хорна вновь стали его уважать. Как скоро он, некогда кумир мальчишек, герой, которому хотели подражать молодые парни, и объект обожания девушек Дикого Запада, вновь обретет славу?

Неожиданно в дверь номера негромко постучали. Линмаус повернулся на правый бок, схватился за рукоятку револьвера, висевшего у него на левом боку, и крикнул, чтобы входили. Дверь отворилась, и в комнату вошел служащий гостиницы. Он протянул Ларри записку, которую, по его словам, только что передал какой-то мексиканец на взмыленной лошади, подскочивший к веранде.

– Если в этой записке предложение работы, то поставьте нас в известность, когда съедете, – произнес служащий. – А то на ваш номер много желающих!

«Что ж, весьма прозрачный намек на то, что мое присутствие здесь нежелательно», – подумал Линмаус, но промолчал – у него были проблемы, и поважнее, чем эта. Не говоря ни слова, он просто махнул клерку, чтобы тот убирался, и раскрыл записку.

Письмо было написано большими округлыми буквами, какими обычно пишут женщины. Но послание пришло от Гарри Дея.

Оно гласило:

«Дорогой Ларри!

Был в Джексон-Форде. Видел Джея Кресса, ребят Дэниельсов и Черри.

Должен сказать, что девушка меня просто потрясла. Правда, она не очень-то усердно посещала школу. Ну и что из этого? Чтобы правильно излагать свои мысли, университетов заканчивать не надо. А сколько в ней энергии и решимости! Ну просто дух захватывает!

Короче, она – удивительное создание. Будь я повыше ростом, весом на десять фунтов больше да более мужественного вида, я бы в нее влюбился. Одного взмаха ее ресниц достаточно, чтобы лишиться сознания. Я смотрел на нее и все время повторял: «Какой же я дурак! Просто осел». Вот вкратце о Черри, но об этой девушке я мог бы написать целую книгу.

Ситуация здесь точно такая, как ты и предполагал. Старые мистер и миссис Дэниельс настоящие сельские жители – с грубыми, натруженными руками и добрым сердцем. Особенно старик. Его супруга с менее покладистым характером, но что ожидать от женщины, у которой двое неженатых сыновей и дочь-невеста?

Оба их парня – первоклассные ребята. Во всяком случае, кровь у них горячая, и постоять они за себя умеют. Однако, в серезных переделках еще не бывали. Насколько мне известно, для всего семейства ты когда-то был настоящим героем. Девушка, узнав, что ты струсил перед Крессом, жутко расстроилась. Я стал защищать тебя, и ей это очень понравилось. Но парни посчитали, что ты все-таки трус.

Том Дэниельс спокойнее своего брата Лью, который, желая прославиться, просто рвется в Крукт-Хорн, чтобы расправиться с величайшим бандитом Ларри Линмаусом. Том поддерживает его, но особым желанием присоединиться к нему не горит. Черри, их сестренка, в сторону Джея Кресса даже и не смотрит, но тот в глазах ее братьев просто герой. Старики к Крессу относятся доброжелательно, поскольку у того много денег и он может обеспечить их дочери безбедную жизнь. Но девушка его ненавидит, так как он опозорил тебя. Мне кажется, она в тебя по уши влюблена. В тебя или в то, что с тобой связано. Поверь мне, старина, когда ты ее увидишь, то забудешь про все на свете.

Встречался я и с Джеем. Он спросил, не ты ли послал меня. В ответ я только улыбнулся. Джей пообещал мне, что при следующей встрече с тобой он тебя в порошок сотрет. Боюсь, что это не простое бахвальство. Одержав над тобой верх однажды, Кресс снова сделает все, чтобы тебя унизить. Слова твои я ему передал. Он нисколько не удивился, но пришел в ярость. При этом обозвал тебя трусом, и такими словами, которые не выдержала бы эта бумага.

Советую тебе больше всего опасаться Лью Дэниельса. Малый он горячий, задиристый, чуть что, тут же стреляет. Отличный наездник и прекрасный стрелок, он хочет прослыть героем-романтиком. Похоже, Лью уже отправился в Крукт-Хорн. Так что поостерегись его!

Что я еще могу для тебя сделать? Уверен, ты еще не знаешь, на что я способен. А эта история, в которую ты вляпался, мне по душе – обожаю читать приключенческие романы.

А теперь до свидания и удачи тебе!

Гарри Дей».

Закончив читать послание Гарри, Линмаус скомкал лист бумаги, и в этот момент раздался стук в дверь.

Он тотчас вспомнил о предостережении Дея, тихо встал с кровати, отошел в сторону, где бы посетитель не сразу его заметил, и только тогда отозвался.

Когда дверь в его номер со скрипом отворилась, он увидел не мужчину, а очень хорошенькую девушку, такую, какую не часто встретишь.