Текст книги "Возмутитель спокойствия"

Глава 14

Когда-то у меня был старший брат. И я ненавидел его за то, что он был старше и сильней, что своими дразнилками и бесконечными придирками доводил меня до белого каления, и ничего поделать с этим я не мог. Мне оставалось лишь молиться, призывая на его голову разные несчастья, и, похоже, однажды Небеса услышали мою просьбу. Как-то раз на переменке в школе он подрался с одним новичком. Тот мальчишка был помоложе его, у него было веснушчатое лицо, волосы цвета дорожной пыли, плутоватые глаза, а еще во время драки он издевательски усмехался и зло поджимал губы.

Но он умел боксировать. Три раза оказывался на земле, но всякий раз упрямо поднимался и в конце концов научился уклоняться от ударов моего братца, после чего сам основательно его поколотил. Для начала подбил ему глаз и разбил в кровь губы, а потом лупил его кулаками в живот до тех пор, пока тот не застонал, и по челюсти – пока не взвыл от боли.

Поначалу мне даже нравилось глядеть на это, однако мало-помалу мною овладела обида. И вот, наконец, я уже мысленно молился о том, чтобы с неба посыпались камни или случилось бы еще что-нибудь такое, только бы не видеть больше, как унижают моего брата.

Примерно то же чувство я испытал и теперь, стоя поодаль и наблюдая за тем, как Ньюболд безропотно выслушивает всякие обидные эпитеты, которыми награждала его Мэриан.

Потом она вскочила в седло и уехала. А он остался неподвижно стоять на месте, словно врос в землю, устремив задумчивый взгляд куда-то в пространство перед собой.

Бедный Ньюболд!

Пусть иногда он был суров и несправедлив по отношению к нам, но все-таки было ужасно видеть этого великана таким расстроенным из-за несправедливых обвинений, брошенных ему этой вертихвосткой. Да какое она имела право разговаривать с ним таким тоном! И какое ему дело до того, повесят Уотерса или нет? И вообще, мы-то тут при чем?

Вскоре босс пришел в себя и весь остаток дня молча трудился на самом трудном участке работы – принимал и складировал тюки. И за все это время не проронил ни слова. Силы он был недюжинной, а кипевшие в его душе ярость и гнев не давали ему уставать.

Но все по-прежнему шло кувырком. Около четырех часов что-то случилось с трамбующим поршнем пресса. Он застрял где-то посередине короба и не шел ни взад, ни вперед. Погонщик поначалу честно пытался поднять его вверх или хотя бы протолкнуть вниз, но, убедившись в тщетности своих усилий, сдался и закричал:

– Чип! Эй, Чип!

Работник, трудившийся на загрузке сена, тут же выглянул из-за угла, в его взгляде были страх и надежда.

– Что, Чип вернулся? Где Чип? – засуетился он.

Босс отошел от дверцы короба и сурово посмотрел на обоих провокаторов. Затем забрался наверх, чтобы самолично устранить неисправность.

Он покопался в начинке агрегата с одной стороны, потом зашел к ней с другой. Мы в это время просто сидели на земле, расположившись по возможности в тени. Тяжелые капли пота медленно катились по нашим лицам и шеям, затекая за шиворот.

Вообще-то мы не сомневались в том, что босс все равно ничего не починит. И знали наверняка, что Чип, будь он сейчас здесь, сумел бы отладить механизм в два счета. Он залез бы в короб, чертыхаясь и проклиная все на свете, а затем лишь требовал бы подать ему то один инструмент, то другой, и очень скоро поломка была бы исправлена. Каких-нибудь десять минут – и пресс снова заработал бы.

Но Чипа больше не было с нами! Можно сказать, что для наших стройных рядов это была поистине невосполнимая утрата!

Босс упорно молчал. Схватив большой гаечный ключ, он принялся отвинчивать гайки, чтобы можно было снять боковую стенку агрегата.

Тут ему стали все помогать. Мы проработали дотемна, еле-еле справившись с работой, на которую обычно у нас уходило гораздо меньше времени, потому что тогда с нами был Чип, который то и дело подгонял нас острым словцом, называя дураками, тупицами и истуканами. В конце концов нам все же удалось с грехом пополам разобрать машину настолько, чтобы убедиться в своей неправоте. Оказывается, поршень заело с другой стороны!

Узнав об этом, мы испытали такое сильное разочарование, что бросили работу и побрели к столовой, хотя до конца рабочего дня оставался еще целый час. Однако отвращение и ощущение безысходности, внезапно овладевшие всеми нами, были так сильны, что мы просто ушли.

Украдкой глянув через плечо, я увидел, что Ньюболд смотрит нам вслед, сжимая в огромной ручище восьмифунтовый гаечный ключ.

В любое другое время он бросился бы за нами, словно раненый лев, но сейчас этого не произошло, потому что лев в душе Ньюболда умер. Его как будто подменили. И я знал, в чем дело! У него болело сердце и ныла душа, которую нещадно жгло уязвленное самолюбие.

Мысленно я пообещал сам себе не попадаться этому парню под руку и не вступать с ним в пререкания в течение, по крайней мере, ближайшего месяца. От него теперь можно было ожидать всего, чего угодно.

Ньюболд не пожелал сдаться даже после нашего демонстративного ухода. Совсем наоборот. Взявшись разбирать агрегат с противоположной стороны, он работал с утроенной энергией. Упорство, с которым босс вступил в неравную схватку с двумя большими, скрипучими задвижками, было достойно лучшего применения. И все это сопровождалось душераздирающим скрежетом, лязгом и оглушительным грохотом.

Мы отправились на ужин. Повар три раза принимался стучать по сковороде, но Ньюболд, возившийся у пресса при свете фонаря, похоже, не слышал сигнала.

Я ощутил острый приступ жалости, но вслух ничего не сказал. Все остальные тоже молчали. Все, за исключением Брэмбла, который начал рассказывать одну из своих лучших историй – о том, в какой драке ему довелось принять участие, когда во время войны судьба занесла его в Веракрус. Но его никто не слушал. Вообще-то он был неплохим парнем, этот Пит, и рассказывать умел складно; но тогда все мы подспудно чувствовали, что где-то совсем рядом происходят события чрезвычайной важности, и нам не хотелось ничего пропустить!

Бедный старина Ньюболд!

Воспоминания о несговорчивости и зловредности босса, его бесконечные придирки и прочие досадные мелочи как-то сами собой испарились из моей памяти. Все, что я мог вспомнить, так это то, что он никогда не бросал нас в беде, а при малейшей опасности неизменно грудью вставал на нашу защиту и никогда не предъявлял к окружающим даже половины тех требований, каких неукоснительно придерживался сам. И вот, размышляя об этом, я вдруг неожиданно для самого себя проникся состраданием к хозяину.

После ужина грохот у пресса стих. Ребята разошлись по койкам и лежали, покуривая самокрутки, болтая о какой-то чепухе. И вдруг один из них крикнул, что рядом с прессом горит сено.

Едва он успел это сказать, как пламя стремительно объяло пресс со всех сторон, его огненные языки взметнулись высоко к небу. Но только никто из нас не бросился спасать из огня хозяйское добро, ибо все мы мгновенно поняли, что произошло: отчаявшись починить адский агрегат, Ньюболд в приступе гнева и отчаяния попросту облил его керосином и чиркнул спичкой.

Я выбежал на улицу вслед за остальными. Все зачарованно глядели на огонь. Я же поискал глазами главного виновника этого переполоха, то есть нашего босса, но его нигде не было видно.

Затем где-то вдалеке, на вершине холма, мелькнул, выхваченный из темноты отблеском бушующего пламени, темный силуэт удаляющегося всадника. «Ньюболд!» – мысленно произнес я. И мое сердце дрогнуло, отзываясь гулким стуком, похожим на барабанную дробь.

Тайком ото всех я оседлал самого лучшего коня и помчался во весь опор через долину. Но гнаться за Ньюболдом не стал. Я знал, куда он направляется, и теперь сам устремился туда напрямик.

Он ехал в Манорвиль, потому что тюрьма находилась именно там. В той тюрьме сидел Уотерс, а значит, и Чип должен быть где-то неподалеку. А самое главное, к этому же самому месту теперь были устремлены и все помыслы Мэриан Рэй.

В горле у меня стоял огромный ком, который, признаюсь честно, я никак не мог проглотить. Мне было не по себе. На мой взгляд, во всей этой истории было нечто библейское, в некотором роде перекликающееся с бегством Лота из Содома. Я имею в виду сгущающиеся над городом тучи и скопление молний в небе.

Ведь еще совсем недавно Ньюболд был ярым ревнителем закона. Еще совсем недавно он спокойно сражался со злополучным прессом для сена и ненавидел женщин – или, точнее сказать, даже не думал о них. И ничто не могло заставить Ньюболда свернуть с этого пути, за исключением тех случаев, когда в беде оказывался кто-нибудь из его людей. Теперь же из-за какой-то девчонки он превратил пресс в груду хлама и отправился вызволять из тюрьмы бандита, которого ненавидел и презирал всей душой!

А что так оно и будет, я не сомневался. Не нужно было обладать сверхпроницательностью, чтобы догадаться об этом. Поэтому я выбрал кратчайший путь, нещадно подгоняя мустанга, заставляя его мчаться во весь опор через холмы и равнины, пока, в конце концов, он не вынес меня на небольшой пригорок, откуда открывался вид на дорогу, ведущую в Манорвиль, по которой звенящим галопом летел высокий всадник. Это был Ньюболд!

Я вонзил шпоры в бока мустанга, и тот, обезумев от неожиданной боли, рванулся вперед, начиная спускаться вниз по песчаному склону. Мы благополучно соскользнули по нему, сопровождаемые лавиной гравия, мелких камешков и песка. Оказавшись на дороге, вскоре я поравнялся с Ньюболдом.

Он даже не посмотрел в мою сторону. Можно было подумать, будто босс путешествует в гордом одиночестве, а вокруг не происходит ровным счетом ничего, что заслуживало бы его внимания. Так продолжалось до тех пор, пока мы не оказались перед крутым подъемом, преодолевая который лошади перешли на шаг. Тогда он впервые меня окликнул:

– Джо!

– Чего? – отозвался я.

– Что тебе здесь нужно? Тебе-то какое дело до всего этого?

– Мне-то? Совершенно никакого! – ответил я.

Он кивнул. Я сумел разглядеть это в темноте.

– Отправляйся домой, – приказал Ньюболд.

– Все в порядке, босс. Думаю, мне все же следует поехать с вами!

Он не стал спорить. Этот человек вообще не был спорщиком, привыкнув доказывать свою правоту с помощью кулаков.

Прошло еще некоторое время, прежде чем мы выехали на вершину холма, у подножия которого раскинулся Манорвиль, казавшийся отсюда россыпью огней. Среди них то там, то здесь чернели темные островки, похожие на проплешинки на голове старика.

Здесь Ньюболд резко натянул поводья, осаживая коня, и мне показалось, будто он засомневался.

– Подумать только, сколько лет я им был! – проговорил он в конце концов.

– Кем? – уточнил я.

– Негодяем! – ответил он.

Глава 15

На такое замечание трудно что-либо возразить. Поэтому я не стал и пытаться. Мы отправились дальше, в Манорвиль. Мною овладело очень странное чувство. Это было какое-то ощущение вины, вернее сказать, даже не ощущение, а скорее предвкушение, ибо прежде я никаких законов еще не нарушал. Никогда в жизни, честное слово! Я получал огромное удовлетворение уже от одного сознания, что могу со спокойной душой разгуливать по городским улицам и без зазрения совести смотреть людям в глаза. Но только чувствовал ли я в душе прежнее спокойствие? Нет, потому что ощущение вины уже поселилось в ней!

Первым делом мы решили осмотреться на месте. Лошадей на всякий случай было решено оставить в укромном месте, подальше от посторонних глаз. Мы покинули мустангов на окраине города – той, что была ближе всего к тюрьме, а дальше по городским улицам пошли пешком. Кони остались дожидаться нашего возвращения в небольшой рощице, где под деревьями росла трава, которой они вполне могли бы довольствоваться во время нашего отсутствия. Обычные мустанги – существа на редкость неприхотливые.

Мы прошли мимо тюрьмы. Свет горел лишь в одном ее окне, выходящем на улицу, и был он каким-то тусклым, дрожащим.

– Это коптилка, – глубокомысленно изрек босс. – Света от нее мало, одна лишь гарь да копоть.

Я знал, что ему нет никакого дела до того, какая в тюрьме лампа. Единственное, что его интересовало, так это предстоящее дело, но для этого было необходимо вникнуть во все детали. Думаю, на душе у него тоже было неспокойно.

В конце концов я не выдержал и сказал:

– Послушайте, Ньюболд, ведь вы ввязались во все это из-за девчонки. С чего вы взяли, что она непременно бросится к вам на шею, если дело у нас выгорит?

Я ожидал, что его разозлит такое замечание, но он просто огрызнулся:

– Заткнись и не лезь в мои дела! Ничего такого я не думаю. И иду на это ради Чипа, девчонка тут ни при чем. Чип… он один стоит десяти работников!

Я был почти готов согласиться с ним, хотя в глубине души чувствовал, что он, мягко говоря, лукавит. Бедный Ньюболд!

Для начала мы решили просто разузнать что к чему и отправились в освещенную часть города, состоящую всего лишь из двух кварталов. По пути нам встретился парень по фамилии Лафферти, но более известный под кличкой Пирожок. Пирожок пребывал в сильном подпитии и просто-таки светился от счастья, как полная луна. Ему было очень весело. Он увязался было за нами, но, к счастью, через полквартала завидел еще одного своего знакомого и переключился на него.

А мы с боссом отправились дальше. Наш путь проходил мимо городской гостиницы, и в тот самый момент, когда мы поравнялись с ней, по ступеням крыльца сбежали – кто бы вы думали? Ну конечно же Мэриан Рэй и Чип!

Когда Чип заметил нас, он схватил девушку за руку, она обернулась, и теперь уже они оба уставились в нашу сторону. Я хотел было остановиться, но Ньюболд с безразличным видом прошел мимо, будто ничего не заметил. Зубы его были крепко стиснуты. Он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом – я догадался об этом по тому, как он то и дело спотыкался.

Затем кто-то тронул меня за плечо. Это был Чип.

– Старина Джо! – выдохнул он. – Я знал, что ты не останешься в стороне. Ведь не мог же ты, в самом деле, уехать и бросить его на произвол судьбы!

– Чип, – сказал я, – что здесь происходит?

– Гляди, сюда идет Мэриан, – ответил он. – Ну и как она тебе? Она ведь совсем не дура. Отличная девчонка! На нее можно положиться. Вот она, подходит!

Девушка подошла к нам, и вид у нее был еще более счастливый, чем у Пирожка Лафферти, а на щеках алел яркий румянец. Она не произнесла ни слова, а просто посмотрела!

Нет, должен вам сказать, это была самая веселая и бойкая девица изо всех, кого мне когда-либо приходилось знать, а также самая жизнерадостная и раскрепощенная – короче, само совершенство. И вот теперь она молча стояла, словно девчонка-школьница, краснея и отчаянно смущаясь, а затем робко подняла глаза и улыбнулась Ньюболду!

Ага, а этот упрямый, твердолобый и бесчувственный Ньюболд аж задрожал! Но потом как-то сразу обмяк, разомлел, и я уже знал наперед, что он больше никогда не излечится от этого недуга. Сейчас Ньюболд был готов героически ринуться в бой, броситься под пули или навстречу любой другой опасности. Ему во что бы то ни стало нужно было совершить какой-нибудь подвиг.

Чип снова схватил меня за руку.

– Ньюболд совсем свихнулся, – шепнул он, – да и она тоже хороша. Ты посмотри на нее! Подумать только, какой эффект может произвести женщина даже на такого парня, как он. Ньюболд словно растаял. Как это ни печально, Джо, но девицы своими дурацкими улыбочками умудряются сломить любое сопротивление со стороны мужчин и достают их до самых печенок. Так что нам с тобой нужно будет исхитриться и придумать что-нибудь. От Ньюболда-то толку теперь совсем никакого.

Я кивнул. Смущенное выражение на лице моего босса ничего хорошего не сулило. С равным успехом я, пожалуй, мог бы попытаться вытянуть хотя бы слово из глубоководной рыбы. Он не сводил глаз с девушки, и, наверное, Манорвиль уже казался ему земным раем.

Мы с Чипом повернули назад, направляясь обратно в сторону окраины.

– Если он потом сумеет нас разыскать, – глубокомысленно изрек Чип, – то все в порядке. А если нет, то будет только мешать.

– Послушай, Чип, уж не думаешь ли ты, что я собираюсь в обход босса стать зачинщиком такой аферы? – поинтересовался я. – Нетушки, мое дело десятое! Становиться козлом отпущения я не собираюсь.

– Ну что ты, старина Джо, ведь я же тебя знаю, – не унимался Чип. – Ты же любого за пояс заткнешь, но только почему-то сам себя недооцениваешь. Я давно заметил это, дружище. Ты бы во многом преуспел, если бы только решился взяться за стоящее дело!

При этом вид у пацана был совершенно беззаботный, а в голосе слышалась такая уверенность, что окажись на моем месте кто-либо другой, то и его тоже потянуло бы на подвиги. Затем Чип принялся излагать мне свой план действий.

Оказывается, он уже успел самым тщательнейшим образом оглядеться на месте и заявил, что, на его взгляд, разумнее всего попробовать войти в тюрьму через крышу. Там на заднем дворе растет высокое дерево, одна из ветвей которого нависает прямо над крышей тюрьмы, а значит, по этой ветке он смог бы запросто туда перебраться и даже остаться при этом никем не замеченным. Затем он в два счета вскроет отмычкой слуховое оконце и сможет без труда проникнуть в ту часть здания, где находятся камеры.

– Ну и что из того, что ты пролезешь туда? – спросил я. – Ведь камеры-то небось еще нужно будет отпереть!

– А то как же, – подтвердил он.

– А как насчет вооруженной охраны и всего такого? – задал я следующий вопрос, стараясь казаться совершенно невозмутимым.

– Там будет один охранник, – уверенно продолжал мальчишка, – и именно на это я больше всего рассчитываю. Ключи от всех камер у него. Мы с тобой тихонько проникнем вовнутрь, я подниму шум и отвлеку его внимание на себя. Он спросит меня, какого черта я тут делаю, а в это время ты набросишься на него сзади и начнешь его душить. Потом я упру дуло ему в живот и прикажу зайти в камеру. Он пойдет как миленький, рыпаться не станет! Этот тип с подмоченной репутацией – говорят, в свое время он застрелил какого-то придурка, который был так пьян, что и на ногах-то не держался. Так что теперь живет воспоминаниями о содеянном, ходит чернее тучи и сначала думает о последствиях, прежде чем лезет на рожон. Но он трус, каких свет не видел.

Я кивнул. Но меня все еще терзали сомнения.

Чип же стоял на своем.

– Ну так как, Джо? Что тебе не нравится? Если тебя не устраивает мой план, давай предложи что-нибудь получше! Но только поспеши. А то в этом городишке к персоне бедного шефа проявляют слишком много нездорового интереса. Его здесь готовы обвинить во всех смертных грехах, от грабежей до краж собак, чего за ним в жизни не водилось. Взять хотя бы вон ту толпу парней посреди улицы. Толкутся гурьбой, словно выводок цыплят на морозе, и рассказывают об Уотерсе разные небылицы. Для такого захолустного городишки, как этот, публичная казнь – целое событие! Так что очень скоро они дозреют до того, чтобы вздернуть Уотерса, если, конечно, мы их не опередим.

– Нужно дождаться Ньюболда, – предложил я.

– Ждать не имеет смысла, – вздохнул мальчишка. – Увидев девчонку, он потерял рассудок и пребывает в полной прострации. Она тоже забыла обо всем на свете от радости, что Ньюболд приехал в город. Кстати, а как это он решился оставить без присмотра свой любимый пресс?

– Никакого пресса больше нет, – сообщил я. – Перед тем как отправиться в город, он его поджег.

– Поджег? – воскликнул Чип. – Спалил пресс? Ну зачем же он так? Такой был хороший старенький пресс. Просто к нему нужно было относиться с пониманием, только и всего. Иногда, конечно, с этим «Маленьким гигантом» и повозиться приходилось, но все равно он выдавал отличнейшие тюки и был таким простым и удобным в обращении. Вещица, конечно, довольно хрупкая, но в хозяйстве совершенно незаменимая. – Он прямо-таки негодовал.

Чип продолжал упорствовать, требуя, чтобы я предложил новый план или хотя бы высказал мои соображения, когда по улице мимо нас прошел какой-то человек, поспешно направившийся прямиком к тюрьме.

В тот же самый момент откуда-то со стороны отеля раздались крики и улюлюканье. Глянув в ту сторону, мы увидели, как из темноты на освещенную часть улицы высыпало примерно два десятка вооруженных мужчин!

И тут я был вынужден признать, что мальчишка, пожалуй, прав. Эти мошенники и в самом деле собрались устроить самосуд. От одной только мысли об этом у меня перехватило дыхание, словно окатили ушатом ледяной воды.

– Идем, да скорее же! – взмолился Чип, увлекая меня за собой.

Я плохо соображал, что происходит, но все же поплелся за ним. В это же самое время высокий человек размашистой походкой решительно поднялся на крыльцо тюрьмы и забарабанил кулаком в дверь.

– Господи Иисусе, – прошептал Чип, – а это, случайно, не Ньюболд?

Я остановился и вгляделся в темноту.

– Не может быть. Ведь на нем нет даже маски. Он не стал бы вот так открыто врываться в тюрьму, не закрыв лица!

– Не стал бы? – взволнованно возразил Чип. – Я знаю случаи, когда мужчины, перебрав виски, откалывали и не такие номера. А любовь опьяняет похлеще всякой выпивки! Это Ньюболд!

Это и в самом деле был Ньюболд. Я узнал его по сутулым плечам и по тому, как он размахивал руками.

Дверь тюрьмы слегка приоткрылась. Тут же Ньюболд одним мощным рывком распахнул ее настежь и исчез в темноте дверного проема. До нашего слуха донесся приглушенный вопль.

Чип опрометью бросился навстречу опасности, и мне пришлось последовать за ним. Изо всех сил я старался удержать в груди рвущееся наружу сердце, бешено колотившееся где-то у самого горла.

Мы оказались у дверей тюрьмы, когда толпа перед гостиницей упорядочила свои ряды и, испустив воинственный клич, двинулась по улице. С каждой минутой шествие становилось все более и более многочисленным, по мере того как к нему присоединялись выбегавшие из домов горожане – мужчины, мальчишки и даже женщины. Никому в Манорвиле не хотелось пропустить такого захватывающего развлечения.

Ворвавшись в тюрьму, мы с Чипом оказались в кромешной темноте. На полу происходила какая-то возня, и время от времени раздавались сдавленные ругательства. Определить, что же все-таки там происходит, можно было только на ощупь.