Текст книги "Скромные бродячие музыканты"

До конца

От долгого пребывания в поезде начинало мутить. Шло всегда недолюбливал набитые людьми коробки, если в них не разливали, так ещё и особо разговорчивые дамочки напротив усугубляли положение.

За несколько часов после отъезда от Черного рынка в Княжестве он узнал, что у Лопи (женщина в черном платье и с большой родинкой над губой) сильно ломили кости, когда мимо ее дома проводили стадо коров. Она считала, что всему виной вибрации, возникающие от стука множества копыт. Однако Колина – не молодая леди, совмещающая в себе стили одежды всех крупных государств Ориона: шляпа с большими полями и торчащими в ней перьями, длинная пуховая дубленка, длинные сапоги с острыми носами, лук со стрелами… В общем, она всеми способами доказывала полезность ежедневных тренировок, обливания холодной водой и регулярного занятия любовью. На вопрос подруги: «А как это поможет с костями?» Она уверено переспросила: «Какими ещё костями?»

Разговор продолжался бесконечно, перетекая от темы к теме. Замученный Шло поглядел на спящего коллегу и вышел на площадку между вагонами к громыханию колес, свисту ветра и трясущемуся на последних болтиках металлическому ограждению.

– А-а. Все лучше, чем балаболки.

Шло облокотился плечом о стенку вагона и поглядел на рельсы.

Странный факт. Среди детворы на Орионе бытует мнение, что если положить что-нибудь по типу динария на рельсы, то наехавший на них поезд сойдет с рельс. Многие молодые исследователи экспериментировали с разными предметами (от монеты до ведра), но безрезультатно. Никаких происшествий не возникало. Единожды поезд останавливался.

Молодой хулиган Пубум из деревни Шиш жил рядом с железной дорогой и от скуки положил на рельс топор. Заглавный вагон чудом затормозил в нескольких метрах от ловушки. Из него вышел отец Пубума – Бабах, поднял топор и помчался за сыном на виду у изумленных пассажиров. Такое стало происходить регулярно, поэтому в деревне у дома главного машиниста, кем отец и являлся, построили станцию, переписав график прибытия поездов.

Вагон качнуло и Шло судорожно вцепился в ручку двери.

Выпадение из поезда на поверхности в лучшем случае сулило синяками и ссадинами с долгим путешествием до ближайшего населенного пункта, в худшем – сломанными костями с обильной концентрацией: «С-с-с-с!», «М-м-м-м!», «А-а-а-а!» и мата. Выпадение же под землей приравнивалось к смерти.

Официально никто из правительства не давал гномам разрешения на выкапывание туннеля (в противном случае вход на станцию вряд ли располагался бы на Черном рынке под прилавком с тыквами). А не официально каждый отпуск в Кеёс (город развлечений для взрослых) отъезжал вагон с князьями, вельможами и одним шаманом.

Копали не то чтобы на совесть. О крышу и стены то и дело чиркали торчащие камни или корни деревьев. Пути не редко шли волнами, по вине чего проснувшиеся в вагоне пьяные пассажиры думали, что началось землетрясение. Из-за множества царапин поезд напоминал повидавшего сражений воина, который несмотря ни на что продолжал служить. При всем этом билеты сюда стоили намного дороже, чем в элитные вагоны в Королевстве из-за того, что поезд мог быстро доставить до таких мест, куда обычный народ добирался неделями. Музыкантам пришлось несколько дней выступать за одни только еду и воду, чтобы хозяин рынка дал два билета.

Шло решил, что вдоволь надышался тяжелым подземный воздухом и готов проехать на своем месте до станции, желательно держась за что-нибудь намертво приваренное к вагону. По возвращении оказалось, что Галош проснулся и более того присоединился к разговору барышень. Сев на край скамьи, флейтист прислушался. Когда он уходил, речь шла о недавней осаде Великих стен Княжества Имперским войском мертвецов, сейчас разговаривали о полезности морковки.

– Вот моя тетя Зузи… – говорила дама с луком, – ой такая болтушка. Она собрала на юбилей тридцать пять… нет не тридцать пять. Тридцать семь, да. Я помню, потому что писала имена на листочек. – Она расхохоталась. Ее подруга из-за рефлекса посмеялась тоже, Галош натягивал улыбку до ушей, Шло кривил лицо, все ещё ожидая продолжения про пользу морковки. – Так там столько народу на букву х было, вы не представляете. Ой! А у меня же листочек остался. – Она поискала по карманам, потом полезла в сумочку, на которой все это время сидела. Когда она заметила странный взгляд Шло, то снова рассмеялась. – Это я чтобы не украли. А то всякие шастают. У меня однажды украли часы.

– Как же так! – с ходу подобрав интонацию под стать рассказчице, изумился Галош.

– Да! Представляете, каков нахал. Я кричу…

Флейтист склонился к коллеге.

– Скажи, пожалуйста, зачем ты с ними говоришь? – не отворачивая от лица говорящей дамы с луком, шепотом спросил он.

– Не имею понятия. Открыл глаза, когда она говорила про велосипеды, и оказалось, что говорила она мне.

– Зачем тогда продолжать?

– Друг мой, я слышал, как ее обесчестили и несколько раз ограбили, поэтому она носит лук. У нее очевидные проблемы с доверием, которое очень легко подорвать. И даже, если она не умеет стрелять, то с радостью задушит нас тетивой или затыкает наконечником стрелы.

– Тупость какая-то.

– Вы полагаете? В таком случае попробуйте ей возразить, – уверенно предложил Галош, косясь на коллегу.

– Пф. Я не согласен, – сразу же громко возразил Шло, не зная, о чем шла речь.

– Что? – голос у лучницы стал намного ниже.

– Не согласен и все тут. Вы не правы.

– Хочешь сказать, что женщинам не нужна помощь? Мужланы их используют как рабынь! А ты…

– Я говорил… – поторопился оборвать Шло, – про слова того генерала, которого вы упомянули. Не согласен с тем, что он говорил про слабых… женщин. – Он вылупился на нее думая: «В окно или в дверь?»

– Я не говорила про генерала.

Шло представил, как тетива туго наматывается на его горло.

– Говорили, – подключился Галош, не снимая улыбки. – Вы упоминали вашу подругу, которая с ним была знакома. Правда ведь? – он обратился к даме с родинкой. Та будто проснулась.

– Да-да, согласна, – ответила та, аккуратно положила ладони на коленки и стала клевать носом. Лучница повспоминала, потом махнула рукой.

– Ой, память уже совсем не та! Вот раньше помню…

– Ваша попытка – это как пытаться попасть палкой в спицу вращающегося колеса, – шепотом объяснил Галош. – Просто улыбайтесь и старайтесь коротко отвечать ей со схожей интонацией. Так быть может доедем без травм.

– Угу, – Шло улыбнулся во все оставшиеся двадцать шесть.

Лучница, как выяснилось в процессе, направлялась до конечной станции, то есть обратно в Княжество (подземные пути делали круг через все континенты). В Ханстве ей нужно было мимолетом забрать кулек с травами у дочки. Шло ненароком задумался. Если до этого он видел перед собой сгусток наглости и эгоизма, то сейчас, точно опытный детектив, выстраивал логическую цепочку. Одинокая женщина старалась не молчать, согласилась на сомнительную поездку, коя стоила ей немалых средств, и все это ради мешочка от, скорее всего, последнего близкого человека на Орионе.

Следующие несколько часов Шло думал только об этом, с каждым новым фактом убеждаясь в правдивости своей теории. Главным стал образ жизни лучницы. Она – путешественница. Отсюда коллекция одежды со всех государств и дочка на другом конце мира. Видимо, когда-то давно она попыталась остепениться, завести семью, но надолго ее не хватило.

Сходя с поезда и видя через окно лучезарную улыбку машущей женщины, Шло представлял, как в большом доме, среди кучи привезенных трофеев и слуг, она медленно исчезает, утопая в кресле мрака и одиночества.

«Столько ртов вокруг, но не с кем поговорить по душам», – заключил он в мыслях.

– Шло, – прорезал пелену раздумий коллега. – Идемте. А то и это озеро пересохнет, – усмехнулся он, направился к лестнице и резко отскочил в сторону, от упавшего с потолка камня. – Или, на худой конец, нас просто завалит в тоннеле.

Вдруг весь накопленный багаж расследований о незнакомой женщине со скрипом пересел на Галоша. Человеку, которому сам Черт приятель, может быть одиноко?

Музыканты взобрались по веревочной лестнице и вышли из-под очередного прилавка с тыквами, оказавшись посреди рынка. Правда здесь торговали рабами, и лавка с тыквами несколько выделялась на их фоне.

Из-за кричащих рабовладельцев не было слышно собственных мыслей: «Он самый сильный – всего за десяток динариев!», «Вы посмотрите на ее лицо – вишенка! Она вам и слуга, и кухарка, и жена!», «Два гнома по цене одного человека! Только сегодня!», «Пол человека по цене одного гнома! Только завтра!», «Набор из пяти мужчин! Все разных цветов».

Хотя в подобного рода товарном бизнесе вряд ли можно было придумать что-то новенькое, нынешние торгаши по-своему исхитрились: «Полный пакет еды и целый кувшин воды всего за пять лет прислуживания!», «Полное обследование у зубных дел мастера! За каждый отсутствующий зуб вычитается НЕДЕЛЯ из времени рабства!», «Не знаете, чем заняться? В шоке от возможностей Ориона? Скучно? Мы дадим вам цель! Всего десять лет прислуживания господину и все вопросы отпадут сами собой!»

Шло только и успевал, что вежливо давать отказ за отказом, украдкой задумываясь о покупке.

Музыканты покинули рынок и оказались в Ханских степях, укрытых тонким слоем снега, где на своих двоих передвигались разве что кенгуру.

– Что за красоты? – с легкой улыбкой поинтересовался Галош и выпустил облако пара. – А вы знали, мой друг, что когда-то тут жили мамонты. – Шло остановился у раздавленных в крошки костей. Они лежали в какой-то яме, рядом с чудом сохранившейся половиной грудной клетки.

– А… как давно?

– Полагаю, что где-то в первой эре, – предположил Галош и взглянул на находку коллеги. – Впрочем, Колобка же приняли за мамонта… Знаете, а я вдруг очень захотел пробежаться. – Он стал больно часто озираться.

– Совпадение или нет, но я тоже, – разгоняясь, согласился Шло. – Заодно прогреемся.

– Солидарен с вами, – быстрее сокращая шаг, подтвердил Галош. – К тому же, по словам той женщины, утренняя пробежка только на пользу.

– И ничего, что сейчас день.

– Абсолютно верно.

К слову, из-за бега просторы Ханских земель ничуть не потеряли своего шарма. Серое небо оставалась серым, поля оставались полями, снег оставался снегом. С другой стороны, музыканты упустили шанс увидеть одинокий одуванчик, что на зло судьбе выжил в смертельных условиях, из-за сильного ветра лишившись возможности цвести на Живой горе. День за днем он из семечка протискивал корни сквозь мерзлую землю и питался каплями растаявшего снега, когда солнце появлялось на несколько минут из-за туч.

Если долго смотреть на него, то можно осознать, что каждый индивид способен совершенно на что угодно, а практически любое проявление слабости – это лишь плод лени и нежелания достичь цели. Останься музыканты рядом и многие внутренние конфликты разрешились бы, как по щелчку пальцев. Однако мамонт (чисто гипотетически не вымерший) внушал вполне конкретную мысль: «Чем быстрее ты будешь, тем живее ты останешься».

– Как вам… как… Фух…

– Не сказал бы… что… что в восторге. Куда бежим?

– Давайте помедленнее. – Галош остановился и согнулся, жадно вдыхая воздух. – О Боги! А-а-агх. Никакой мамонт не стоит таких мук. – Шло пробежал чуть дальше и рухнул на снег.

– Я… даже… – он махнул пальцем. Какое-то время оба пытались отдышаться. На их лица падали редкие снежинки и сразу таяли, остужая разгоряченную кожу.

– Видите горизонт? – спросил Галош и обвисшей над землей рукой указал направление.

– Угу. – Шло пригляделся, увидев заостренную верхушку дерева.

– Нам туда.

– Мх, – тихонько выдал флейтист. – Давайте ещё полежим чуть-чуть?

– Готов полежать ещё… какое-то время.

– Спасибо.

Порой внезапные находки удивляют до глубины души. Крошечный котенок, скомкавшийся под грудой старых шестеренок, плоды медовых ягод под барной стойкой, последнее печенье в пачке. А вообще-то… если задуматься, то в последнем примере вполне бытовое явление. В таком случае к списку можно добавить нехилых масштабов оазис, разросшийся посреди голых мерзлых полей.

Шло стоял на границе островка жизни, с открытым ртом глядя на ствол векового дерева.

– Не удивляйтесь, – успокаивал Галош. – Приберегите это чувство для того, что внутри. – Он шагнул вперед, отодвинув ветви дерева, закрывающие тропинку.

Флейтист последовал за ним и только ступил на территорию оазиса, как холодный воздух моментально прогрелся, пропал ветер и стало жарко. Он остановился, с подозрением посмотрел на насыщенные соком растения и вышел обратно в степь. Первый вихрь, поднявший плащ к верху и почти что снесший цилиндр с головы загнал экспериментатора обратно в тепло. До этого спавший на свежей вате, бельчонок выполз, чтобы разобраться. Он выглянул из дыры и к вверх ногами недовольно посмотрел на Шло.

– Ну прости. Предпочел бы немного полетать над замершими степями? – спросил Шло. Бельчонок многозначительно пошевелил усами и полез обратно спать.

– Друг мой, вы идете? – подзывал Галош, кушая голубые ягоды прямо с веток.

– Что это за ягода?

– Голубая вишня. На вкус, как эль, только вишневый.

Шло сорвал ягодку, оглядел ее, понюхал, лизнул, потом положил в рот.

– М!

– А я про что говорю? – с улыбкой подтвердил Галош. – Нам немного осталось.

– Слушай, откуда ты вообще об этом место знаешь?

– Очевидно. Тьфу! Я бывал здесь раньше. – Галош пригляделся к чему-то. – Кстати, я помню тут один очень удобный кустик. Соберите пока ягоды. – Он поправил лямки и попрыгал через высокую траву к зарослям.

– Теперь я понимаю… Тьфу! Как тут смогло все так разрастись, – посмеивался Шло.

– Это очень грязно! – порицал Галош. – Но смешно! – хихикал он.

Пристроившись поудобнее на пяточке вытоптанной травы, он принялся справлять нужду.

– Ай-яй-яй! – внезапно зазвучал женский голос над ухом. От страха струя оросила верхушки кустов. Несколько капель попало на обувь.

– Нельзя так подкрадываться!

– Самому ведь известно, что Муза может нагрянуть в любой момент и в любом месте.

– Я всегда считал это метафорой. – Галош вытер носок о траву и застегнул пуговицы на ширинке.

– Что не делай, а смертные все равно придумают скрытый смысл, – ехидно подметила обладательница женского голоса. У нее не было физического обличия, поэтому Галош обращался к лежащей на траве шишке. – Вы все никак не приучите себя к уборной.

– Простите, госпожа Муза, но ближайшая отсюда уборная за несколько километров через степи, где обитает мамонт.

– Мамонт?

– Лучше не спрашивайте.

Листва над ним зашуршала.

– Километры километрами, но разве я не учила вас культуре и принципам?

– Культура культурой, однако, когда три дня топчешь безлюдную дорогу, о ней как-то забываешь.

Яблоко над головой Галоша сорвалось с ветки, но в миг перед приземлением на макушку музыканта отскочило прочь.

– Будьте осторожнее с подобными убеждениями. Известна мне одна Непрощенная, которая за подобные непотребства разрубила человека на две половинки.

– Не хотите ли вы намекнуть, что она сегодня здесь? – насторожился музыкант.

– Ну что вы. Она где-то на юге. Там, кажется, ее младший брат создал армию мертвых. Мне неизвестны подробности.

– Не страшно. Уверен, вскоре весь Орион будет знать их.

– Согласна. Что же вас привело обратно?

– Любовь, – просто ответил Галош, улыбнувшись шишке.

– Ах! Неужто вы предали нашу с вами связь? – подшучивала Муза.

– Как вы могли вообразить такое? Я навеки связан по рукам и ногам с вами. Ничто в мире не способно увлечь собой больше, чем вы. – Воздух вокруг чуть потеплел. «Покраснела», – подумал Галош. – Моему коллеге приглянулась одна русалка на дне рождения Черта. Мы полагаем, что она на вашем озере.

– Ох, этот рогатый выродок ужасен. Как вас угораздило оказаться у него на празднике?

– Случайность. Удивлен, что вас там не было.

– После новоселья у Барабашки я с ним не разговариваю. Больно далеко руки распускает. – Галош приподнял бровь. – Галош, голубчик, я в определенном роде – богиня разыгравшегося воображения. Поверьте, когда кто-то представляет, как лапает меня, я узнаю. – Теперь покраснел Галош. – Вижу мой подарок несколько… преобразился.

– С ним случилось некоторые лошадиные неприятности. – Правое плечо музыканта обдул легкий ветерок.

– Его восстанавливали и довольно мастерски.

– Мастер блоха, – пояснил Галош. Возникла пауза осмысления.

– Не спрашивать?

– Не стоит.

– Полагаю, он был какое-то время сломан, – тон Музы заметно помрачнел, будто из добросердечной девушки она превратилась в предводительницу мафии в шапках ушанках из Княжества. У Галоша запершило в горле. – Помнишь, что это значит?

– Разумеется, – пытаясь сохранить добросердечность, сказал Галош. – Вторая причина, по которой я прибыл сюда. – Они помолчали. – Как это будет? Вытяните душу из ноздрей или выдавите ее, придавив меня скалой? – послышался подхваченный эхом смех.

– Лично я ничего вам не сделаю, дорогой. Но времени у вас осталось мало. Рекомендую завершить начатое до конца. Скоро увидимся, Галош. – Непонятное жужжание, что незаметным фоном подкралось в начале разговора, утихло.

Ни о какой ненависти не шло и речи. Когда-то давно Галош попросил инструмент, способный покорить сердца слушателей. Муза дала его, но условилась, что когда он сломается, то душа музыканта отправится в ее распоряжение (по молодости после трех лет игры на балалайке такая сделка казалась выгодной). Как всегда бывает у людей в моменты уплаты долгов, музыкантом овладело чувство несправедливости, но что он мог предъявить простой шишке? Галош пнул ее и ушел к ягодам.

– Что-то ты долго, – развалившийся в кустах Шло лениво поднес к губам очередную ягоду. Желудок молил – нет, а вот глаза кричали – да! В итоге сладостный плод c нежеланием и болью, но попала в рот.

– Вы бы не налегали на них, иначе рискует провести там куда больше времени.

– Мех! – отмахнулся Шло, засыпая в себя целую гроздь. – Уже плевать. – Галош смешливо хмыкнул и полез за тетрадью.

– Идемте, а то упустим вашу любовь, не дойдя жалкие метры.

– Послать бы тебя, – устало сказал Шло и отрыгнул. – Ух. Но ты прав. – Он попытался встать, но обленился. – Помоги. Пожа-а-луйста.

– Разумеется. Но попрошу вас не отвлекать меня по пути. Меня посетила Муза.

– В кустах? – хватаясь за предложенную руку помощи, удивился Шло.

– Вы правильно подумали. Буду признателен, если дадите мне закончить песню.

– Ради богов. Только умоляю… давай помедленнее, – ему еле хватало сил, чтобы открывать рот.

– Простите, что вы сказали? Не расслышал.

– Никуда вы не… А-а-а! – крикнул бородатый, пытаясь дотянуться до музыкантов, но пирующие приняли его за десерт и набросились кучей.

Он отбрасывал от себя кровожадных серых головастиков, но количество болотных людоедов не уменьшалось. Бородатый с рычанием выдирал костяные пластины, отбивался обглоданной рукой усача и краем глаза видел, как певуны запрыгнули в пасть к черепу.

– Куда? СТОЯТЬ!

Он перескочил через первого головастика, пятками раздавил черепушку второго и, раскидывая остальных, рвался за певунами. Оттолкнувшись, он прыгнул в раскрытую пасть, и уже дотянувшись до ее вырезанных из металла зубов, перед ним встало тело, собранное из головастиков. Родной серый цвет затмевали горящие красным дюжины пар глазных яблок, а из-за их жующих челюстей чудилось, будто тело пульсировало. Оно подняло упавшего вояку, схватило за руки и начало растягивать.

Бородатый завопил, чувствуя, как рвутся мышцы. Вдруг в нем сработал рефлекс, который помогал разгонять спящих на посту солдат. С размаху он пнул тело и случайно вогнал носок берца под черепную пластину центрального головастика и выдернул ее с мясом. Тело рассыпалось, как песочная фигура под дождем. Воспользовавшись дезориентацией противника, бородатый подбежал к нижней челюсти металлического черепа и перевалился через нее в пасть, пропав в высвобождающемся из глотки кровавом тумане.

Приземление оказалось не то что бы мягким. Вояка слышал хруст ребер и не важно, принадлежали они ему или тому трупу, что отыграл роль телеги с сеном. Единственно важным было то, что задница одного из певунов торчала из трубы в стене и к тому же подсвечивалась мерцающим огоньком.

– Тащи! ТАЩИ-И-И! – надрывно кричал он.

– Ща я тебе втащу, – прохрипел вояка, но только перевернулся на бок, как музыкант ускользнул вместе с единственным источником света.

Бородатый остался в темноте наедине с громыхающими шестернями и хлюпаньем сдавливающихся в них внутренностей. Он зафиксировал взгляд на точке, где предположительно была труба, неуверенно пошатываясь, поднялся на корточки, сложил ладони лодочкой, вытянулся вперед и прыгнул.

Решать проблемы следует по мере их поступления. Иногда приходится соображать очень быстро, чтобы не быть съеденным мутировавшей пауко-пантерой или не получить дробь соли по хребту. Чаще всего похожие выходы чреваты последствиями, а также крошечным послаблением. Допустим, прыгнувший вояка увидел всю прелесть сановских фейерверков, когда в полной темноте врезался лбом в металлическую стену.

Его руки оказались внутри трубы, поэтому он смог упереться ими в стенки. Ногам повезло меньше. Ступни зажевало между шестерней, которые перемалывали кости и мясо, затягивая человека в механический желудок. В панике бородатый судорожно задергался, понемногу теряя сознание от боли. Неожиданно подул встречный ветер. Вояка все ещё ничего не видел, но чувствовал, как скользил в трубе, потом, как падал в трубу. Смена направления оказалась настолько неожиданной, что понимание, в какой он был плоскости, пропало. Впрочем, ему хватало понимания, что он все ещё был.

В чувство привели шаги. Кто-то ступал по металлическому полу, точно бил молотом по наковальне. Какое-то время они заглушали свист от взмахов лезвия и рычание, но вскоре все затихло. Сквозь узкие щелочки между век бородатый разглядел черную фигуру человека, держащего за горло невиданную ранее облезлую тварь. В ее глазницах затухало синее пламя, плавящее ободранную броню и коптя остатки кожи. Обмякшее тело полетело в кучу к остальным, а вот его убийца обратил внимание на слабые шевеления вояки. Тот лишь слегка приподнял ладонь и что-то пробурчал, после чего снова потерял сознание.

В следующий раз его разбудил запах жаренного мяса. Его мяса!

Бородатый вскочил с громким выкриком, который подхватило эхо уходящих в бесконечность туннелей. Отдышавшись он оглядел ноги. От ступней остались лишь воспоминания и мысль о будущих фантомных болях (если понятие будущее все ещё было применимо к этому человеку). По ровному порезу вояка выяснил, что кто-то отрубил лишнее на его культях и прижег раны порохом. Грубо, но действенно. Бородатый повернулся и оперся на руку, угадив пятерней в лужу крови, стекающую из трупов тварей, что кучами валялись то там, то тут. В центре, крошечным островком на одной из куч восседал тот самый Кто-то. Перед ним в центре красного озера теплым ржавым цветом горела масленая лампа, точно ханский маяк, предупреждающий о прибытии врага. Этот Кто-то невнятно спорил сам с собой, причем, как показалось новоиспеченному калеке, разными голосами.

– Ты кто? – спросил бородатый. На него посмотрели два безжизненно серых глаза, намекнув, что следовало бы поискать оружие.

– Кто ты? – спросил Кто-то. Вояка был готов спорить, что из его глотки вылетело сразу несколько голосов.

– Я первый спросил.

– Тут мы задаем вопросы! – резко выдал Кто-то басистый и отвернулся.

– Не пугай его! – с укором шептал себе Кто-то, чуть пища. – Он живой человек!

– Тебе по роже дать? – грубо спросил у себя Кто-то басистый.

– Снова хочешь полежать тут без сознания? Сколько тебе нужно столетий, чтобы понять, что у нас одна рожа? – возмущался Кто-то писклявый.

– Завалите оба! – скомандовал третий голос, низкий и со старческой хрипотцой. – Он смотрит.

– Ещё как. – Вояка тер ладонь, старясь избавиться подсыхающей крови. – Ты скажешь, кто такой или мне из тебя выбить эту информацию?

– Ну все, он огребает! – Кто-то за секунду оказался над воякой и поднял за ворот. Тот не дрогнул. Перед ним показалось наполовину бледное лицо, от подбородка до носа обильно перемотанное бинтами с засохшими бурыми пятнами.

– Отпусти его, – цедил хриплый голос. Кто-то злобно промычал и с размаху врезал лбом бородатому по носу. Треснула кость, брызнула кровь.

– Зачем?! – пропищал Кто-то писклявый.

– Солдат? – проигнорировав остальных, спросил Кто-то басистый, отпуская калеку и садясь на место. Бородатый сморкнулся кровью и закинул голову.

– Армия Королевства, – с призрением ответил он.

– По ряхе твоей чугунной понял. Знаю несколько королевских. С Темным вместе воевали.

«Триста лет назад?» – подумал бородатый.

– Они давно почили, – напомнил Кто-то хриплый.

– М-да…

Все немного помолчали, прислушиваясь к эху стекающей где-то в темноте воды. Холод пробирал до дрожи. Бородатый чихнул и коснулся рукавом поломанного носа, оставив два темных пятна.

– Имя есть? – спросил Кто-то хриплый.

– Зови, как хочешь, мне уже все равно.

– Сильно, – подметил Кто-то басистый. – А тут что забыл?

– В прятки играю, – язвил вояка.

– Тут-то тебя точно никто не найдет, – от Кого-то хриплого это звучало скорее, как угроза, чем как похвала навыкам скрытности. – Серьезно отвечай или ноги с носом станут не единственными местами, откуда у тебя кровь пойдет. – Бородатый поморщился.

– Я ищу кое-кого.

– Кого? – оживился Кто-то писклявый.

– Мудил, которые забрали у меня жизнь.

Кто-то басистый рассмеялся.

– Осыпься, окулярный! Никому черныш кроме нас не нужен.

– Соболезную, – успокаивал Кто-то хриплый. – Как ее звали?

– Кого?

– Твою возлюбленную, – пояснил Кто-то писклявый.

– В каком смысле звали?

– Те, кого ты преследуешь, ведь убили ее, так?

– Нет. Она жива, здорова.

– Они убили детей, – осенило Кого-то хриплого. – Ублюдки.

– Дитё? Нет, она живая тоже.

– Что, корову замочили что ли? – выдал Кто-то басистый.

– Они не убили никого! Эти сраные музыканты лишили меня работы! Моя… моя любовь забрала ребенка и уехала.

Кто-то долго потирал поля выцветшей черной шляпы, из-под которой ползли редкие седые волосы с головы.

– Я ему ещё раз врежу!

– На месте! – скомандовал Кто-то хриплый. – От тебя ушла женщина, забрала ребенка, тебя отстранили от службы?

– Да! Если бы не появились певуны, я бы не лишился всего этого. – Бородатый растер кулак об ладонь. Откуда-то из глубины туннеля раздался скрип, заставив калеку резко обернуться.

– Поплачь! – выкрикнул Кто-то басистый, будто не слыша угрозы. Вояка поднял брови.

– Мстили и за меньшее, – защищал Кто-то писклявый.

– Это не месть! От него баба ушла, а он разнылся. Ты из Королевства? Куда это?

– Запад, – пояснил Кто-то писклявый.

– А это где?

– Эх… Карту помнишь?

– Угу.

– Королевство слева.

– А мы сейчас?

– Справа. Боги, какой же ты недалекий.

– Зато этот далекий! Приперся хер знает куда ради каких-то музыкантишек.

– Ради каких-то?! Они лишили меня жизни! – воскликнул бородатый.

– Ты сам это сделал! Они просто мимо прошли, а ты давай ныть! – Кто-то вскочил с места, замахнулся поднятой из лужи тварью, но остановился. – Врезал бы, да убить боюсь. Все! Сами с ним говорите!

– Неужели это случилось? Он заткнулся, – радовался Кто-то писклявый, но в ответ ничего не услышал. – Удивительно.

– Хочешь мстить? – спросил хриплый, отбросив тварь к остальным. Послышался всплеск.

– Это мой долг! Я отомщу за себя и остальных!

– Командовал, – медленно кивая, сделал вывод Кто-то хриплый.

– Их смерти на совести певунов.

Кто-то хохотнул.

– Скажи мне, как командир командиру, твои люди были верны вашей мести? – спросил Кто-то хриплый.

– Да!

– Погибали они с той же верой?

– Да.

– Уверен?

– Да… – Вояка сохранял выдержку, параллельно с отвращением вспоминая запах зажаренного усача и еле заметно сжал губы. Кто-то причмокнул, потянулся с глубоким зевком и заспанным пропитым голосом спросил:

– А че мы тут? – Он посмотрел на калеку. – Чей ребенок?

– Ребенок? Я на ребенка похож, так же как ты на бабу бордельную!

– Зу… зудит у него. Дайте ему сосок мамкин. – Кто-то пропитой огляделся вокруг себя. – Бери. – Он кинул отрезанную руку твари. – Играй. Чего расселись? Поползли уже, чесн слово.

– У меня ноги вырвало, я не могу идти.

– С тобой не говорил никто, – рявкнул Кто-то басистый.

– Оставим его тут? – тихо спросил Кто-то писклявый.

– Он не нужен никому. Сам сказал!

– Согласен с Адамом, – сказал Кто-то хриплый. – Оставлять его на съеденье – бесчеловечно.

– Мы когда срали в последний раз? – спросил Кто-то басистый.

– Какой в этом вообще смысл? – возмутился Кто-то писклявый.

– А такой, что людям надо срать! А наше тело этого не делало уже лет эдак сто. Только почему-то это для нас нормально, а какой-то нытик без ног – это бесчеловечно.

– Одна мысль, что ты напоминаешь об этом каждый наш привал – вот что бесчеловечно! – ответил писклявый.

– Я сто лет не срал! – закричал Кто-то басистый.

– Ты сто лет не жрал!

– Замолкли! – скомандовал Кто-то хриплый. – Отведем его к трубам, оттуда пойдем дальше по компасу. Вопросы?

– Нет, – сразу ответил Кто-то писклявый.

– Нет, – промычал Кто-то басистый.

– А выпить нет больше? – спросил Кто-то заспанный.

– Я был на одном представлении уличном, так вот там однорукий сан мандарином убедительней разговаривал, – вклинился бородатый, ища поблизости что поострее. Пальцы нащупали выдранный металл. Кто-то подошел к лампе, наклонился за ней и только открыл рот, как калека атаковал его в ногу.

– С каждым годом солдаты все тупее и тупее. – Кто-то с басом сплюнул и свободной рукой вытащил из себя осколок. Кровь не шла. Вояка осел. – За нами.

– У меня ступней… ступней нет! – потерянно ответил бородатый.

– Ползи на четвереньках. – Кто-то ушел, а вместе с ним отдалялся единственный источник света.

«Не хочется, но надо», – сказал бы кто-то оптимистичный.

«Ну охренеть теперь, я – псина», – чуть перефразировал бородатый.

Он старался не отставать от оранжевого ореола. На рассмотрение окружения времени не оставалось, впрочем, как и на размышления, где оно вообще находилось. Под руки вояке попадались в основном половинки шестерней со срезами очень похожими на отпечатки зубов и отверстия, оставленные от ударов когтей, в чьих углублениях скопилась вытекшая из тел кровь. К слову, они тоже валялись. Повсюду. Вояка притормозил на секунду, дабы перевести дух, поднял взгляд и вспомнил все годы службы в армии, бои, кои ему с доблестью удалось пережить, стычки с уличными бандами, множество ранений, дворцовый переворот в Смехограде и понял, что ему ещё никогда не доводилось видеть до такой степени обезображенные трупы.

– Ползешь? – спросил Кто-то хриплый, отдалясь от замершего калеки.

– Кто их так?

– Кого-то – мы, кого-то – они сами. Догадаешь, как различить?