Текст книги "Хроники Ехо (сборник)"

– И почему я ехал дольше, чем обычно, вам тоже понятно? – спросил я.

– Мне теперь вообще многое понятно, задним числом – а толку-то…

– Любопытный эффект, вы не находите?

– Ну да, нахожу, – рассеянно согласился Джуффин. – Любопытный, не спорю… Нет, кто бы мог подумать, что у меня под носом притаились такие дерзкие и бесстрашные алхимики, достойные продолжатели древних традиций! С другой стороны, мне даже упрекнуть вас не в чем. К запретной магии Обмен Ульвиара никакого отношения не имеет, так что вы оба чисты перед законом. А докладывать мне, каким именно способом предпочитаете коротать досуг, ни ты, ни сэр Шурф, разумеется, не обязаны. Хотя, по-хорошему, могли бы и посоветоваться прежде, чем…

Он махнул рукой и вдруг расхохотался, да так, что оконные стекла зазвенели. Теоретически я понимал, что ситуация вполне заслуживает такой реакции, но присоединиться к его веселью не мог, да и не хотел. То есть, я предпочел бы сперва все-таки найти Шурфа, убедиться, что с ним все в порядке, а уж потом попробовать оценить по достоинству комическую сторону происшествия.

Но навязывать свой сценарий сэру Джуффину Халли я не стал. Ясно же, что усилия мои окажутся тщетными, только и добьюсь, что он будет хохотать на несколько минут дольше. Ужасный, в сущности, человек.

– В следующий раз, когда решишь совершить с кем-нибудь Обмен Ульвиара, имей в виду, что пребывание в твоей шкуре опасно для жизни, – отсмеявшись, сказал Джуффин. – Ты-то с горем пополам приноровился выживать, а постороннему человеку совсем плохо приходится.

– Сэр Шурф тоже так думал, – согласился я. – Прежде чем приступить к Обмену Ульвиара, он занялся своим завещанием. В тот момент мне показалось, что он перегибает палку, но теперь я вижу, что это был весьма разумный и своевременный поступок.

– Вот именно. Надо думать, Шурф хорошо понимал, на что идет. Ты не представляешь, что тут творилось, когда он добрался до своих перчаток!

– Но он остался жив? – осторожно уточнил я. – Вы же сказали, он просто исчез?

– Причем после того, как выполнил мое поручение, за что ему большое спасибо, – подхватил шеф. – Но выжил он, честно говоря, чудом.

– Да, надевать в этом состоянии рабочие перчатки ему не следовало, – согласился я. – Всегда был рад, что мне не нужно их носить. Я слишком рассеянный и суетливый человек, чтобы пользоваться столь опасным оружием.

– То-то и оно. Пока Шурф доставал перчатки из шкатулки и надевал, все было в порядке. Все-таки многолетняя практика, такие вещи тело само помнит. Но потом, представь себе, он решил почесать нос.

– Вот. Именно этого я всегда опасался. Твердо знал, что через пять минут после того, как надену эти грешные перчатки, мне непременно приспичит почесать нос. И как ему удалось уцелеть?

– Элементарно. Сэр Шурф почесал нос правой рукой, а это, как ты знаешь, не смертельно. Оцепенел, только и всего. Из этого состояния я могу вывести кого угодно одной оплеухой, невелик труд. Жаль только, рядом не было ни одного могущественного чародея, который помог бы мне пережить глубокое потрясение, вызванное этим событием. Пришлось справляться самому, как всегда.

Про себя я отметил, что шефу, мягко говоря, не чуждо самолюбование. Не то чтобы это было такое уж великое прозрение, но прежде мне не хватало беспристрастности и склонности к четким формулировкам, чтобы назвать вещи своими именами.

Впрочем, почти сразу я понял, что его самолюбование – совершенно особого рода. Такое возможно только когда дистанция между «я» и «я», умело вылепленной, деятельной, недолговечной маской и «наблюдателем», единственным зрителем и настоящим ценителем спектакля, давным-давно превратилась в настоящую непреодолимую пропасть. В таком случае любуешься, строго говоря, не «собой», а чужим, сторонним человеком, который, тем не менее, открыт тебе во всей полноте. Собственно, нечто похожее испытывал сейчас я сам, отмечая преимущества и слабости своей новой личности, ненадолго позаимствованной с чужого плеча. То есть теперь я отчасти мог понять Джуффина – ровно настолько, насколько юноша, неделю назад покинувший отчий кров, способен понять старого бродягу. Но все-таки.

Шеф, тем временем, продолжал рассказывать.

– Когда я привел этого красавца в чувство, он, как ни в чем не бывало, заявил, что всякий человек хотя бы раз в жизни должен совершить роковую ошибку. И он, дескать, рад, что его роковая ошибка уже совершена и не привела к трагическим последствиям. Это было довольно остроумное замечание, но, как ты сам понимаешь, совершенно не в духе сэра Шурфа. Поэтому я не знал, что и думать. Но был вынужден отложить разбирательство на потом и срочно отправить его на площадь Побед Гурига Седьмого, поскольку не мог уговорить заполонивших ее чудовищ, остановиться и подождать, пока мы с коллегой решим другие вопросы.

– Надеюсь, он благополучно справился? – спросил я. – Ничего больше не чесал?

– Судя по всему, не чесал. И с работой, можно сказать, справился, хотя на совершенно особый манер. Сэр Шурф пустил в ход правую руку, а не левую, как положено в таких случаях. И вместо того, чтобы испепелить докучливую нечисть, создал, не побоюсь этого слова, настоящий музей под открытым небом.

– Понятно, – кивнул я. – Ничего удивительного, я очень не люблю убивать. Тем более, зверей, как бы скверно они себя ни вели. Значит и он теперь не любит. Ничего, это скоро пройдет… И как же вы с этим разобрались?

– А никак. Когда покончим с делами, можешь сходить на площадь Побед Гурига Седьмого, полюбоваться. Эти так называемые «звери» до сих там пор стоят, неподвижные и, хвала Магистрам, совершенно безвредные. И будут стоять еще пару дней. Особенно хороша скульптурная группа напротив трактира, где кормят мороженым. Леди Меламори будет в восторге.

– Да, – серьезно согласился я. – Насколько я успел ее изучить, такое сочетание должно ей очень понравиться. А вот почему вы позволили оставить все как есть, это для меня пока загадка.

– Сперва, когда Шурф заявил, что сделал отменный подарок жителям столицы – дескать, зрелище вышло познавательное и по-своему красивое – я объявил, что он рехнулся, и потребовал немедленно уничтожить это безобразие. Но из любопытства все-таки заглянул на площадь и переменил решение. Наши горожане давненько не развлекались, так что пусть сами любуются и детишек приводят. Заодно своими глазами увидят, от какой беды мы их в очередной раз спасли. Репутации Тайного Сыска это только на пользу.

Джуффин немного помолчал, налил нам обоим по кружке камры и продолжил.

– Все это очень мило, но, как ты сам понимаешь, настолько не похоже на обычное поведение сэра Шурфа, что я не на шутку встревожился. Спросил его, все ли в порядке, не требуется ли моя помощь. Напомнил, что однажды мне довелось спасти его от мертвых Магистров Ордена Ледяной Руки, а по сравнению с такой бедой все прочее – пустяки. На что парень ответил, что никаких бед в его жизни, хвала Магистрам, не намечается, напротив, сплошные радости, поэтому он предпочел бы, чтобы его ни от чего не спасали, а оставили в покое и отпустили погулять. Сдал перчатки – я лично проследил, чтобы они были со всеми предосторожностями помещены в шкатулку, а она, в свою очередь, в сейф – и был таков. Я не стал его задерживать, поскольку и без того хлопот хватало, один допрос вконец обезумевшей взаперти леди Триссы чего стоил. Но покончив с делами, я понял, что беспокоюсь несколько больше, чем следует, послал Шурфу зов и обнаружил, что его больше нет в этом Мире. Если бы он просто отказывался отвечать, я бы преодолел барьер, с этим, хвала Магистрам, никогда проблем не возникало. Но его просто нет. Кстати, на Темной Стороне Ехо я его уже поискал – как видишь, безрезультатно. Это было первое, что пришло мне в голову, и я очень удивился, когда его там не оказалось. Все-таки самостоятельно путешествовать между Мирами сэр Шурф пока не умеет.

– Зато я умею. Этого, вероятно, достаточно. Что тут скажешь, целиком моя вина. Я должен был предвидеть такой поворот.

– Да погоди ты со своей виной, – отмахнулся Джуффин. – Ишь, разбежался. Сэр Шурф старше тебя лет на двести, как минимум. И провел эти годы, можешь мне поверить, не за вышиванием салфеток. То есть вполне способен нести ответственность за свои поступки, в каком бы состоянии он их ни совершил. И вообще, прежде чем выяснять, кому из вас принадлежит высокая честь быть во всем виноватым, неплохо бы все-таки отыскать второго кандидата в обвиняемые. У тебя есть идеи?

– Есть, – сказал я. – Всего одна, но так даже лучше. Думаю, я знаю, куда он отправился. Вернее, чую. Как собака. Но и разумные аргументы у меня тоже имеются.

– Интересно! – оживился шеф. – Объясни, как это?

– Объяснить будет непросто. У меня, как вам известно, довольно большой словарный запас, но я знаю не слишком много слов, подходящих для этого случая. Могу сказать только, что мое знание больше похоже на физическое ощущение, чем на результат размышлений. Когда я думаю, куда подевался сэр Лонли-Локли, ответ на вопрос приходит сам собой, как будто ветер приносит его запах, хотя ни ветра, ни, тем более, запаха, разумеется, нет. А разум включается уже потом, лишь для того, чтобы задним числом подменить внезапное озарение логическими рассуждениями. Ему так спокойнее, а мне все равно.

– Так забавно все это от тебя слышать, – невольно улыбнулся Джуффин. – Прости сэр Макс, я не хотел тебя перебивать. Но войди в мое положение. До сегодняшнего дня мне казалось, я знаю тебя лучше, чем кого бы то ни было, и могу заранее предсказать почти любой твой поступок. Даже сформулировать твое выступление по любому вопросу – безошибочно или почти… И тут ты одним движением руки смешиваешь все мои карты! За одно это я должен сказать тебе спасибо. Люблю, когда меня удивляют, а происходит это, сам понимаешь, не слишком часто.

– Понимаю, – согласился я. – Что ж, рад, что сумел вас развлечь. Хотя первоначально у меня была несколько иная цель.

– А ты давай, продолжай. Я тебя, конечно, перебил и, вероятно, еще не раз перебью. Но это вовсе не освобождает тебя от обязанности договорить до конца. Сперва объясни, что именно ты чуешь, а потом добей меня обещанными разумными аргументами. Если будешь и дальше загадочно молчать, я лопну от любопытства. А за миг до кончины успею назначить тебя своим преемником, и выкручивайся как знаешь. Страшно?

– Скажем так, если бы я полагал, будто ваша угроза хоть сколько-нибудь обоснована, я бы, вероятно, действительно испытал чувство, родственное страху… – вежливо начал я.

Джуффин демонстративно заткнул уши.

– Все! Умолкни! Будем считать, что на эту тему ты сказал достаточно. Переходи к делу. Где, по-твоему, сэр Шурф?

– Вы знаете это место. Один из моих снов, новорожденный мир, где, кажется, нет ничего, кроме моря и пустынных пляжей. Я до сих пор не понимаю, как вышло, что мое сновидение обрело плоть; тем не менее, это случилось, и мы с вами ловили там одного любителя путешествий между Мирами[32]32
  Речь идет о событиях, описанных в повести «Тень Гугимагона».


[Закрыть], помните?

– Еще бы. Гугимагон из тех ребят, кого захочешь, а не забудешь. Да и местечко занятное. Реальность, порожденная грезами сновидца, редко становится столь достоверной. Так ты думаешь, сэр Шурф там?

– Я не думаю. Скорее, знаю. Как, спрятав руку в карман лоохи, я буду без тени сомнения знать, где находится моя рука. Ну, может быть, «без тени сомнения» – слишком громко сказано. Но я не так уж преувеличил. Вероятно, Обмен Ульвиара связывает людей несколько более прочно, чем это описано в древних рукописях, которые читал сэр Шурф… Впрочем, как я уже говорил, у меня имеются и разумные доводы.

– Очень интересно, какие?

– Вспомните, как было дело. Я имею в виду, с самого начала. Сперва я нечаянно затащил Шурфа на прогулку по этой новорожденной реальности, когда он предложил мне разделить с ним сон по дороге в Кеттари – из практических соображений, чтобы выспаться по-человечески перед тяжелым днем. Ни о каких магических приключениях никто не помышлял, однако мы вместе совершили, так сказать, обзорную экскурсию по моим любимым сновидениям. В частности, побывали в мире пустынных пляжей. Проснувшись, мы подивились этому происшествию, но и только. По крайней мере, мне и в голову не пришло, что у этой прогулки будут какие-то серьезные последствия. Однако со временем выяснилось, что сэр Шурф регулярно видит сон о пустынных пляжах, уже без моего участия. Потом я обнаружил, что он там еще и следы на песке оставляет; собственно, именно это открытие послужило поводом всерьез задуматься о природе моего сновидения. Как вы сами помните, дело зашло довольно далеко, и чуть было не завершилось катастрофой, поскольку там Шурфа поймал Магистр Гугимагон…

– Сэр Макс, я, конечно, понимаю, что сейчас ты стараешься на всю катушку использовать единственный шанс стать величайшим занудой всех времен, – проворчал шеф. – И даже до известной степени тебе сочувствую, все-таки новая игрушка, такой у тебя еще никогда не было. Но умоляю, не пересказывай мне историю, которую я знаю не хуже тебя. Это будет совсем уж немилосердно.

– Да, действительно, – согласился я. – О дальнейших событиях вы и сами можете рассказать. Причем куда более внятно и подробно, чем я, поскольку мне в ту пору явно не хватало знаний и опыта, чтобы правильно осмыслить происходящее. В любом случае, сама по себе история с Гугимагоном не имеет значения. Важно, что сэр Шурф совершенно самостоятельно, без посторонней помощи научился посещать эту реальность. Во сне, да, но даже не будучи теоретиком путешествий между Мирами, я уверен, что это не имеет принципиального значения. Я и сам, собственно, именно во сне этому делу выучился.

– Правильно рассуждаешь, – согласился Джуффин. – Продолжай.

– Важно еще вот что. Как я уже говорил, этот пустынный Мир – далеко не единственный, куда я нечаянно привел Шурфа. Мы, насколько я помню, с полдюжины моих снов в ту ночь посмотрели. И среди них была как минимум еще одна новорожденная реальность, город в горах возле Кеттари, где мы оба потом побывали наяву. Я хочу сказать, у него в каком-то смысле был выбор, куда возвращаться во сне, с чего начинать обучение искусству путешествий между Мирами. Другое дело, что выбор такого рода вряд ли делают сознательно. Тут хочешь не хочешь, а все решает сердце. И Шурф по какой-то причине выбрал пустынные пляжи. Может быть, он просто любит море? Или давно хотел оказаться в полном одиночестве? А скорее всего, и то, и другое, и еще добрая дюжина неизвестных мне резонов имеется. Главное, что это место – его слабость. Оно притягивает его как магнит. Конечно, он рванул туда при первой же возможности. Сами небось знаете, как это бывает.

– Знаю. По крайней мере, теоретически, – ухмыльнулся шеф. – А ты, сэр Макс, молодец. Мне понравился ход твоих рассуждений. Хорошо аргументировать интуитивное знание – это надо уметь. Даже жалко, что завтра это счастье закончится навсегда, я только начал входить во вкус… Ну что, проведаешь своего друга? Мне кажется, если там появлюсь я, это будет выглядеть довольно бестактно. Вмешательство начальства в личную жизнь сотрудника – фу! Дурной стиль.

– Мой визит его тоже вряд ли обрадует. Но вы правы, лучше больше не оставлять Шурфа без присмотра, – сказал я. – Уж я-то могу себе представить, что с человеком сейчас творится.

– Даже ты не можешь, – заверил меня шеф. – Давай, отправляйся. А если окажется, что чутье и логика тебя подвели, немедленно назад, будем думать дальше.

– Лишь бы не оказалось, что я утратил умение путешествовать между Мирами. Теоретически не должен бы, но…

– Вот и проверишь опытным путем, – пожал плечами Джуффин. – Единственный известный мне способ получать удовлетворительные ответы на вопросы. Ничего, по крайней мере, если теперь еще и ты бесследно сгинешь, драма приобретет комический привкус. И это лучше, чем ничего.

Для того чтобы попасть в Коридор между Мирами, который в древних текстах называется красивым словом «Хумгат», мне в ту пору требовались сущие пустяки – открыть любую дверь в полной темноте или просто с закрытыми глазами. Поэтому я не стал медлить. Встал с места, взялся за ручку двери, ведущей в Зал Общей Работы, зажмурился, шагнул вперед и сразу же понял, что все у меня получилось. Нечего было сомневаться. Умение странствовать между Мирами – достояние, которое нельзя утратить, на время одолжив приятелю. Шурф, надо понимать, получил от меня вовсе не чудесную способность, а лишь уверенность опытного путешественника, помноженную на легкомыслие баловня судьбы. Все остальное – призвание, страсть к перемене мест, храбрость и одержимость неизвестностью – у него было и прежде. Тут я ему, честно говоря, в подметки не гожусь.

Поскольку я уже давно освоился в Хумгате, привык осознавать себя и ориентироваться в абсолютной пустоте, безошибочно выбирать из бесконечного числа равнозначных возможностей вход в нужную мне реальность, все произошло очень быстро. Из кабинета на улицу выйти – и то больше похоже на приключение.

Миг спустя в лицо мне подул свежий ветер, ноздри дрогнули, почуяв аромат йода и подгнивших водорослей. Я еще глаза открыть толком не успел, а уже шел к морю, чуть ли не по щиколотку увязая в сухом, теплом песке. Все это – ветер, аромат, шум прибоя, рассеянный свет, скудное, но изысканное пиршество красок, соприкосновение тонких подошв с песчаными дюнами – заставило меня испытать такую гамму дивных чувственных переживаний, что я на короткое время утратил представление о реальности, забыл не только о цели своего визита, но даже о самом себе.

Привычка (не моя, ясное дело) к самоконтролю взяла свое, миг спустя все вернулось на место. Строго говоря, я сам вернулся. По-прежнему вполне невозмутимый, но обогащенный и даже в каком-то смысле сраженный новым опытом. Я и вообразить не мог, что обычная, в сущности, прогулка у моря может стать источником столь интенсивного наслаждения. Выходит, до сих пор я был инвалидом – тугоухим, полуслепым, почти напрочь лишенным обоняния, с телом, бесчувственным, как бревно. Интересные дела.

Это открытие меня по-настоящему взволновало, что, впрочем, никаким образом не отразилось на моем поведении. Я ни на миг не забывал, зачем сюда пришел, не терял самообладания и не поддавался искушению отложить дела ради наслаждения красотой этого пустынного Мира.

Цель моя была близка. Сэр Шурф, безусловно, находился здесь, где-то совсем рядом. Следы на песке, наглядное свидетельство его присутствия, выглядели некоторым излишеством, я бы и так его нашел. Что-что, а это было проще простого.

Лонли-Локли, конечно, не сидел на самом видном месте с плакатом «Внимание, я тут!» – но и не прятался. Надо думать, все это время он гулял и успел довольно далеко зайти. Мне понадобилось больше часа, чтобы повторить его маршрут, оставить на песке еще одну цепочку отпечатков мягких угуландских сапожек. Назвать линии наших следов «прямыми» не рискнул бы ни один безумный геометр, но я внимательно следил, чтобы они оставались параллельными, то есть, не пересекались. Когда не можешь оставить человека в покое, нужно постараться хотя бы не наступать на его след – звучит как бред собачий, понимаю, но тогда эта дикая формула была для меня самым настоящим нравственным законом, из тех, что захочешь, да не переступишь.

Мой друг сидел на берегу, мокрый, растрепанный, явно утомленный долгим купанием, бесконечно счастливый и бесконечно же печальный. Знакомое настроение. Один из великого множества приятных способов нелепой растраты душевных сил – это наконец-то было мне вполне очевидно.

– И ведь я в очередной раз совершено не удивлен, – насмешливо приветствовал меня сэр Шурф. – Джуффин поднял тревогу, вытащил тебя из постели и отправил в погоню?

– Совершенно верно, – согласился я, усаживаясь рядом с ним на песок. – Именно так все и было.

– Я, в общем, и не надеялся, что мне удастся удрать, – вздохнул он. – От Джуффина – еще куда ни шло, а от тебя – невозможно. Тебе даже голову ломать не пришлось, верно? Сразу понял, где я?

Я молча кивнул.

– Неудивительно. Об этом побочном эффекте Обмена Ульвиара в рукописях не было ни слова. Хотел бы я знать почему? Может быть, терминов нужных не нашли, чтобы объяснить? Или решили, что это священная тайна, о которой нельзя даже заикаться? Кто их разберет, этих древних колдунов… А эффект занятный, на мой вкус, даже слишком. Мне вот совершенно не хотелось совать нос в твои дела, тем не менее, я откуда-то знаю, что ты уже успел найти своего драгоценного Хаббу Хэна. И не получил то, чего искал. Но при этом почему-то не испытал разочарования. Все так? Это ведь не мои фантазии?

– Все так, – подтвердил я.

Мы помолчали.

– Ты что смурной такой? – наконец спросил Лонли-Локли. – Несладко в моей шкуре? А я предупреждал.

– Да нет, пока мне скорей нравится. Особенно интенсивность восприятия. Сейчас, пока шел вдоль моря, понял, что прежде был бревном бесчувственным. А ведь всю жизнь полагал, что дело обстоит ровно наоборот.

– А, это. Просто побочный эффект постоянной концентрации, – отмахнулся он. – Уж никак не природный дар.

– Какая разница, природный или не природный? Важно, что так есть. Но самое ценное приобретение – твое самообладание. Это, конечно, нечто. Сколько тебя знаю, думал, ты спокоен потому, что тебя давным-давно не волнует всякая ерунда. А оказалось…

– Спасибо, но я очень хорошо знаю, что оказалось, – перебил меня Шурф. – Лучше, чем хотелось бы. Не трудись объяснять.

– Да, конечно. Извини. Тем не менее, не могу не отметить, что твоя способность игнорировать собственные страсти и эмоции впечатляет меня куда больше, чем все чудеса, которые я видел прежде. Немыслимо! Все равно, что научиться спокойно спать в жерле действующего вулкана.

– Да, действительно похоже, – согласился он. – Узнаю свою тайную слабость к точным метафорам. Тем не менее, иногда хочется просто выспаться. Скажем так, на зеленой лужайке. И чтобы никаких вулканов на тысячу миль вокруг.

– Поэтому ты и удрал.

Я не спрашивал, а утверждал. Чего, в самом деле, ломать комедию, делать вид, будто я не понимаю вполне очевидные вещи?

– Ну не то чтобы я действительно удрал, – вздохнул Шурф. – Прыти не хватило. Когда оказался в Хумгате, даже не смог сам выбрать, куда отправиться, это место притянуло меня как магнитом. Впрочем, какая, к Темным Магистрам разница? Ты меня где угодно нашел бы, а я не сомневался, что рано или поздно тебе придется отправиться на поиски. Не по собственной воле, так из чувства долга; второе – более вероятно. Была, конечно, маленькая надежда, что это случится не так скоро. Совсем ничтожная, но все-таки.

– Я правильно пониманию, что, если мы будем находиться в разных Мирах, обратный обмен не состоится? – спросил я.

– Это только гипотеза. Вопрос, на который я хотел бы получить ответ – что будет, если люди, совершившие Обмен Ульвиара, окажутся в разных Мирах? В этих грешных старых книжках ни слова не было о такой возможности. Думаю, они просто не пробовали. Не было у них такой задачи. Не стану лукавить и говорить, что мною двигало исключительно научное любопытство. Ты и сам знаешь, что это не так. Но свои шансы навсегда расстаться с сэром Лонли-Локли, будь он неладен, я с самого начала расценивал как нулевые – ну, почти. В отличие от тебя я никогда не был особо удачливым человеком. А тут мне бы потребовалось просто фантастическое везение.

– Ты себе до такой степени надоел?

Он молча кивнул.

Я достал из кармана лоохи сигареты, Шурф протянул руку – дескать, и мне тоже дай. Это была неплохая идея. Достойный компромисс между желанием продолжать важный разговор и пониманием, что говорить тут, в сущности, не о чем. Лучше пускать изо рта дым, чем громоздить одна на другую многозначительные фразы.

Кажется, мы молчали целую вечность. Но потом она внезапно закончилась, а еще одной вечности у нас в запасе не оказалось, поэтому я все-таки заговорил.

– Ты ведь не хуже меня понимаешь, что надоевший «сэр Лонли-Локли» – просто маска. И «сэр Макс», которым тебе, как я вижу, очень понравилось быть, точно такая же маска. Было бы из-за чего на край Вселенной бежать. Не нравится – не носи. Нравится – играй на здоровье.

– Ты ведь не хуже меня понимаешь, – передразнил он, – что сказать это легко, а сделать почти невозможно.

– Пока – да. Но ты сам не раз говорил мне, что любое «невозможно» – явление временное. «Невозможно для меня прямо сейчас», а не «вообще» и «навсегда». Теперь я понимаю, что ты был абсолютно прав.

– Я тоже это по-прежнему понимаю. Просто мне досталось довольно долгое «прямо сейчас», – невесело усмехнулся Шурф. – Вернее, слишком долгое. Надоело – не то слово. Как сказал бы ты сам, остое… остобе… Вот же дырку в небе над моей дырявой башкой, забыл все-таки это хитроумное словечко! А все почему – в таком деле нельзя без регулярной практики. Но как ты объяснил его значение, хорошо помню. Надоело до такой степени, что впору головой о стенку биться, отгоняя пинками всякого доброго человека, который попробует тебя успокоить. Вот именно настолько, да.

– Это в тебе говорит мое нетерпение, – заметил я. – И моя же склонность преувеличивать. Узнаю. Впрочем, если ты действительно настолько устал от себя, нет проблем. Мы можем совершать Обмен Ульвиара так часто, как ты сочтешь нужным. Хоть каждый день. Мне это, надеюсь, пойдет на пользу, а ты как следует отдохнешь.

– Ты что, серьезно? – изумился сэр Шурф.

– Ну да. А что тут такого? Только больше не вздумай надевать в этом состоянии свои рабочие перчатки. Это – мое единственное условие. Все остальное на твое усмотрение.

– Слушай, сэр Макс, а тебе самому не кажется, что ты себя очень странно ведешь? – неожиданно спросил он.

– Мне кажется, что в кои-то веки я наконец веду себя абсолютно нормально. Но со стороны, возможно, виднее. А что ты, собственно, имеешь в виду?

– Ну, как – что…

Он замялся, помолчал, наконец решился и приступил к делу, как в омут головой.

– Ты вообще понял, что произошло? Или не дошло пока? Я же честно признался, что хотел присвоить твою личность, вернее, твою Тень. По крайней мере, собирался ради этого рискнуть, причем не только своей, но и твоей жизнью, рассудком – сам уже не знаю, чем именно; твоей восхитительной башкой, уж прости, трудно обрабатывать научную информацию, не для того она создана… Я же говорю, никому не известно, что случится, если действие снадобья закончится в тот момент, когда одного из участников Обмена Ульвиара не будет в той реальности, где все начиналось. Никаких гарантий безопасности. А я даже не потрудился поставить тебя в известность. То есть перед тем, как ты сюда заявился, я как раз понял, что не имею права так поступать. И почти твердо решил вернуться, поговорить с тобой, спросить разрешения или поставить ультиматум, сам не знаю, как я собирался выкручиваться… Но это я сейчас тебе рассказываю, а подтвердить не могу. У меня есть только слова, пустая болтовня пойманного за руку воришки, верить которой я сам не стал бы.

Он перевел дух, испытующе поглядел на меня и почти возмутился:

– Слушай, если ты все это понимаешь, почему ты так спокоен? То есть нет, почему ты спокоен, мне как раз ясно. Орать ты сейчас не станешь и в драку не полезешь. Но откуда такая снисходительность? Мне она, насколько я знаю, не свойственна, а уж тебе и подавно.

– Это не снисходительность, – я пожал плечами. – Ни о какой снисходительности и речи быть не может… Ладно, если ты уже выговорился, будь добр, соберись с мыслями и сформулируй еще раз, в чем, по-твоему, состоит преступление? Только очень коротко. Одной фразой. Без этой вот моей обычной пафосной болтовни не по делу.

И, увидев, что он морщится, как от зубной боли, прибавил:

– Пожалуйста, сформулируй. Я не издеваюсь. Просто иначе будет трудно наглядно объяснить.

– Ладно, – вздохнул сэр Шурф. – Преступление состоит в том, что я хотел попробовать присвоить твою личность, рискуя при этом твоей жизнью.

– Вот. Хорошо. А теперь посиди и подумай: кто хотел? Чью личность? Чьей жизнью ты собирался рисковать?

Он собирался сразу что-то ответить, но я выразительно приложил палец к губам.

– Очень тебя прошу, помолчи и как следует обдумай мои вопросы. Если хочешь, могу дать тебе еще одну сигарету. Для меня это всегда был неплохой способ перетерпеть вынужденное молчание. И тебе сейчас поможет, не сомневайся.

Он кивнул, как мне показалось, почти обиженно. Однако пауза в разговоре вышла не тяжелая, как можно было бы ожидать, а, напротив, легкая и приятная. Настоящая передышка, возможная обычно только наедине с собой. Но, строго говоря, я и находился сейчас наедине с собой. И очень хотел, чтобы Шурф тоже это понял.

– Хочешь сказать, это было не мое желание – оставить себе полюбившуюся маску? – наконец спросил Лонли-Локли. – Ошибаешься, желание точно мое. И очень давнее, если начистоту. Я еще не знал, что такое возможно, а уже думал: приятно, наверное, быть сэром Максом. И очень хотел попробовать, как оно на самом деле.

– Желание, может, и твое. А бессмысленная авантюра, спешный побег в другой Мир, который, скорее всего, ничего не изменит, все же явно моя. И вот это нелепое сочетание совестливости с полной безответственностью – узнаю. Впрочем, все это не имеет решающего значения. Можно сидеть тут годами, разбирать каждый твой поступок, всякое душевное движение и спорить до хрипоты, чье оно – твое, мое? Важно не это, а то обстоятельство, что сейчас невозможно точно установить, где заканчивается один человек и начинается другой. Я только это и хотел сказать. Ты, конечно, здорово меня подставил, вернее, собирался. Чужого человека я бы за такое, пожалуй, возненавидел. Но себе-то я обычно прощаю абсолютно все – а как иначе? В самоубийцы я не гожусь, я из другого теста, сам теперь можешь оценить.

– Да уж, самоубийцей тебе не бывать. Все, что угодно, только не это, – авторитетно подтвердил Лонли-Локли.

И снова умолк. Ему, как я понимаю, было о чем подумать.

– Какой ты, оказывается, мудрый, – наконец сказал он. – Вроде бы такие очевидные вещи, но пока ты не спросил: «кто хотел?» – мне и в голову не приходило, что это была не моя идея.

– Совершенно верно. Только мудрый все-таки не я, а ты сам. Мне твоя мудрость, досталась взаймы, вместе со всеми остальными сокровищами. Скоро уже верну… И не смотри на меня с такой скорбью. Я же сказал, носи мою шкуру, сколько захочешь, пока не надоест на Сумеречный рынок за компонентами для зелья ездить. Мне сейчас все равно, кем и каким быть, и это, поверь, лучшее, что со мною когда-либо происходило. По крайней мере, самое необычное. А, казалось бы, должно быть естественно, как дышать.

– Ну ты даешь, – он покачал головой. – Похоже, в твоих руках от сэра Лонли-Локли куда больше пользы.