Текст книги "Корона ветреных просторов"

Глава 3. Последствия

Ночь была безмятежной, и на небе, будто алмазной россыпью, мерцали мириады звёзд. «Эбигейл», словно такая же маленькая звёздочка среди них, плыла на спящих, тёмных водах.

Не все из команды рыбаков спали. Коул и Гарри вместе с Кевином в одной из кают судна азартно играли в карты на щелбаны.

Попивая темный эль из своих припасов, они предвкушали неплохой денежный расчёт за улов и то, как в первый же день, окружив себя девицами из бара «Пьяная Луна», уйдут в наркотический улёт. Они то и дело бегали на палубу, чтобы облегчиться в море и заодно затянуться подожжённым крепким табаком.

В отдалении от них заступил на своё дежурство Франк. Он, перевернув пластмассовый ящик для рыбы, уселся на него верхом, как на лошадь, и затаился прямо перед пойманным монстром. Вспоминая все детали потрошения неведомой рыбы, Франк вновь обрисовал в голове изгибы найденной короны, припомнил цвет камней, обрамляющих её края, и то, что он почувствовал, коснувшись её.

Желтовато-прозрачный цвет камней не восхищал его память. Корона была словно для других целей, нежели украшение царской головы. Но в ней ощущалась история, и эта история, возможно, никогда не будет разгадана.

«Скоро начнёт светать», – подумал он и вздохнул.

Его беспокоило, что Малькольм, помимо капитана, был его другом, от которого он так бессовестно утаил найденное. А ведь они были знакомы с детства и росли в соседских семьях на острове Сейланн. Мальчишками частенько рыбачили со своими отцами вместе. Неужели он всё это в мгновение забыл, увидев всего лишь кусок золота?

– Я не такой человек, – запротестовал Франк, покусывая костяшки своих пальцев. Но раскрыть тайну капитану он так и не смог.

Вскоре крикливые чайки дали о себе знать. Это означало только одно: где-то близко земля.

Из-за горизонта, ореолом на небесах, пробивался рассвет. Он словно озорное, лучистое дитя прогонял спокойную ночь, и это было, как всегда, волнующе.

В голове Франка, будто само по себе, тоже прояснилось. Он переметнул свои тяжёлые мысли из уныния в ожидание, и то, что больше всего он ожидал, давало ему сил. Родимые места, как и лица членов семьи, были в этих ожиданиях на первом месте.

А как Донни всегда радуется его возвращению, размахивая пушистым хвостом, словно ты её воздух. Оно и понятно, ведь её, размером с шерстяной клубок ниток, он когда-то принёс домой, выходил и по-отцовски приручил. Теперь Донни – член семьи, не меньше. И вот в голове она тоскливо завывает так протяжно, как поёт северный ветер, и к этим звукам, наполненным тоской, прибавляются мелодии скандинавских племён. Он словно один из многочисленных викингов, возвращающихся домой из похода с ценной добычей и с жутким нетерпением увидеть близких.

Те, кто покоился сном в каютах «Эбигейл», проснулись. Земля показалась на горизонте. Прекрасные Лофотенские острова, омываемые фьордами, осветились солнечным сиянием.

Коул Стивенсон, чуточку пьяный, но умело скрывающий это, как истинный капитан, вёл судно заданным курсом.

Любознательные чайки то и дело подлетали к накрытой брезентом добыче, но, завидев рядом Франка, вновь срывались в необъятные просторы.

– Кыш, оголтелые! – кричал он им, рассекая руками лучистый воздух. И так вплоть до желанной пристани.

Остановка в Рейне предполагала высадку большей части команды на островах, но в этот раз борт покинул только Франк. Остальные ребята из Рейне отправились с капитаном в Будё. Им не терпелось показать выловленное чудовище людям и получить за это причитающееся вознаграждение. Франк же всегда доверял собственные деньги своему лучшему другу Малькольму, тот привозил их в Рейне лично. Зачастую они устраивали на тихом берегу фьорда пикник, где вспоминали свою молодость и в разговорах о многом попивали тёмный эль.

В этот раз на пристани Рейне Клер лишь успела единожды поцеловать Барни в губы, прежде чем он скрылся на «Эбигейл» за горизонтом. Но вместе с поцелуем краснощёкая пампушка успела сунуть ему в руку небольшую записку в лиловом конверте:

 
«Милый воробушек, когда ты приплывёшь ко мне из Будё,
Тебя будет ждать отличная новость.
Твой разжигая интерес,
Я не устану любоваться
На горы, чистоту небес,
Где мы решались целоваться.
В любви нет времени и лжи,
А эта малая разлука
Уйдёт, ты только лишь скажи,
Что я твоя любовь и мука».
 

Барни, стоя у кормы, зачитывался этой милой запиской. Он предполагал, что за отличная новость его ожидает. Они давно с Клер планировали завести ребёнка, и, возможно, им это удалось. В его мыслях она, как всегда, облачённая в розовый жакет, держала на руках младенца, который смешно дёргал ножками.

«О, Клер, – думал он. – Ты мой свет».

На палубе «Эбигейл» раззадоренные ребята устроили шуточные танцы. Гарри своим басистым голосом напевал какую-то рыбацкую песню, что часто звучала в местных кабаках Будё, а остальные, разделившись на пары, отстукивали, как могли, чечётку. Малькольм, наблюдая за ними из рубки, смеялся над их задором и протирал заспанные глаза.

Тем временем Франк Дженсен был уже на пороге своего дома. Обласканный приветствием Донни, он улыбался во весь рот.

Первой ему на глаза показалась Сэл, в проходе, у двери, с пучком собранных трав и книгой в руках о Средневековье.

Она, убрав волнистую чёлку со лба, подняла глаза и воскликнула:

– Па! – кинувшись на его вытянутую загорелую шею.

Он обнял её так, словно не видел уже много лет, и с лёгким восторгом от их встречи обронил:

– Я тоже скучал, милая. Но где твоя мать?

– У тебя за спиной, – обмолвилась Мари, закрывая калитку огороженного палисадника. Она трясла в руках пучок моркови, что вырвала из грядки на суп, так, чтобы земля окончательно отвалилась, и выглядела покорительницей этих мест.

Младшенькие, услышав отцовский голос, шумными зверьками выбежали из комнаты на порог, а голосистая Донни, резвясь от радости, залаяла им в ответ.

Семья в полном составе своим воссоединением показала идиллию этих мест и удалилась с порога в дом.

Итак, в доме Дженсенов царило спокойствие, несмотря на то, что Эми с Генри были беспокойными детьми.

Небольшая прихожая, пестреющая цветастыми обоями, с напольной вешалкой для верхней одежды и ключницей прямо за ней, была уютной и милой. С добавлением незначительных элементов декора в виде пучков высушенных трав, подвешенных за ниточки прямо на коридорной стене, пространство наполнялось деревенскими запахами, что зачастую щекотали нос.

Миленький коридор тянулся до зеркала в пол, переходя в небольшую кухоньку, стены которой, нежно-бирюзового цвета, успокаивали любой раздражённый взгляд.

Там, возле окна, мостился практичный кухонный гарнитур с чудесными элементами декупажа на дверцах. А в центре, застеленный кружевной скатертью, белел круглый стол, под который были задвинуты белоснежные резные стулья с вкраплениями золотистого металла на спинках в виде незамысловатых ромашек.

Да, рука Мари чувствовалась в каждой детали этого дома.

Направо от кухни сонной теменью зиял проход в гостиную с огромным кирпичным камином и расписными вазами для живых цветов, по большей части синего вереска.

Из гостиной, сделав несколько шагов, можно было попасть в комнату родителей, ничем, увы, не примечательную, кроме разве что разноцветного ковра, лежащего на полу.

Детская Эми и Генри находилась шумной крепостью по коридору налево прямо перед кухней. Там зачастую царил оголтелый хаос, и не только из-за игрушек, разбросанных на полу. Дети любили скакать, кричать, а то и кидаться чем ни попадя. Что же касалось «бастиона» Сэл, так она называла свою комнату, то это была незначительная пристройка к дому, вход в которую алел предупредительной надписью сразу за прихожей: «Вошедший смерти покорится». Дети туда и носа не совали, а Мари всегда стучала.

В этой комнате книги, аккуратно разложенные по полкам, сменяли прекрасные композиции высушенных цветов в картинах. Небольшой глобус на комоде, чертежи Лофотенских островов, замысловатые вычислительные формулы на белых листах – всё здесь пахло Сэл. За комодом громоздилась белоснежная кровать, украшенная бусами на металлических спинках. Над кроватью большое окно впускало в просторы комнаты лучи солнца, а по ночам сквозь него можно было наблюдать за звёздами.

На кухне на газовой конфорке вовсю кипел луковый суп.

– Ты голоден? – Мари, усадив мужа за обеденный стол, забрала у него багажную сумку.

Франк слегка занервничал, смотря то на свою сумку с таинственной вещью, то на прекрасную жену, застывшую в ожидании ответа, и, чтобы озадачить её другой целью, нежели распаковкой багажа, он ответил любимой с несвойственной его характеру твёрдостью:

– Голоден, как зверь на привязи, – сказал он. – Оставь вещи на потом и накорми меня.

Эми и Генри, резвясь, повисли на отцовском плече и не спешили уходить. Тогда Мари, вручив сумку Сэл и указав ей на комнату, буквально оторвала младшеньких от отца.

– Отец устал, проказники. А ну-ка марш отсюда.

Эми, скорчив конопатое личико, взяла брата за ручку и повела, словно плюшевого медвежонка, прочь, недовольно что-то бубня себе под нос.

На газовой плите уже остывал подогретый суп, но Франк, поцеловав Мари, попросил дать ему ещё минутку, удаляясь от неё поспешнее ветра.

В комнате родителей, напоминающей Сэл лишь о серых буднях, было минимум мебели. Комод, стол, кровать и шкаф, незатейливо расставленные по углам, наводили тоску. И лишь старый разноцветный ковёр на полу давал хоть какие-то надежды на подъём настроения.

Она, поставив сумку на кровать, тихонечко пыталась расстегнуть заедающий замок, вздыхая от безысходности.

Книга, которую она читала, ждала на полке в прихожей с пучком душистых трав. В ней довольно подробно говорилось об осаде средневекового замка орудиями тех времён. В катапульты были помещены ядра, а стенобитное орудие, напоминающее голову дракона, было готово выбить замковые ворота. А тут такая серая комната, что аж зубы сводит.

Замок на молнии поддался её рукам, и плотно набитая одеждой сумка была готова для опустошения. Вещи следовало достать, выстирать и просушить на улице, а это ещё один час, вырванный из её юной жизни. А ведь могла быть осада замка или путешествие в неизведанные страны.

– Ах, – вздохнула Сэл. – Когда-нибудь это закончится.

Её руки после последней стирки с применением химии и стиральной доски оказались в плачевном состоянии. Обветренная кожа нуждалась в уходе, но времени для заживления практически не было. Мать давно переложила на неё кучу обязанностей, и стирка была одной из них.

Пара свитеров из сумки были вполне чистыми, но нуждались в просушке, наверное, отец их даже не надевал. Чуть ниже, в плотном чёрном пакете, лежали, видимо, ношеные, запачканные вещи.

Руки Сэл, дотянувшись до пакета, нащупали в нём что-то жёсткое и обладающее непонятной формой.

Озадаченный взгляд на прекрасном лице выдал удивление. На то были причины. За всё время, на протяжении которого ей довелось распаковывать отцовские дорожные сумки, она никогда не находила в них ничего, кроме одежды. В этот раз всё было не так. Но только она собиралась взглянуть на спрятанную в пакете вещь, как внезапно вошедший отец попросил её этого не делать.

Странность отчётливо читалась в его глубоких карих глазах. Он занервничал, и такого проявления чувств с его стороны Сэл никогда не видела в этом доме.

– Что-то не так? – она спросила настороженно, пытаясь будто бы отозваться на мольбы о помощи.

Отец, затворив за собою дверь, подошёл к ней на расстояние вытянутой руки. И, забрав чёрный пакет с найденной вещью, помотал головой.

– Нет, дорогая. Ступай к себе. Я закончу сам.

Сэл, задержавшись ещё на минуту, словно давая ему шанс всё рассказать, малость побледнела. Таящаяся в нём тайна отразилась на её лице и спустилась холодом к обескровленным пальцам. Затем, медленно отвернувшись от родителя, она ушла в свою комнату, оставив эту недосказанность словно призраком витать в воздухе.

Там, на «Эбигейл», ему не терпелось рассказать своей семье о находке, но здесь и сейчас он испугался правды. Что подумают его близкие о нём, когда узнают, что он утаил найденную вещь от своего друга капитана? Будет ли он чистым в их глазах? На все вопросы не было ответов, и он решил немного подождать с этим.

– Франк! – послышался голос Мари из кухни. – Ты идёшь?

– Иду-иду, – отозвался он, пряча чёрный пакет под половицу пола.

Об этом тайнике знала вся семья, но без его ведома туда никто не совал и носа.

Из дальней комнаты раздался громкий детский смех. Эми с Генри играли в «угадай предмет». Сэл, открыв книгу на загнутой странице, пыталась читать дальше, но все её мысли сводились к одному и тому же:

– Что было в том пакете?

О странности отца она решила ничего не говорить матери, по крайней мере, до того момента, пока сама не узнает её причины.

Между тем, покрасневшим солнцем, медленно и тихо, на Рейне опустился вечер, а затем и пришла ночь.

* * *

В одном из баров под названием «Пьяная Луна» в Будё парни из команды «Эбигейл» хорошо проводили время. Бар открывался по ночам и работал в сумасшедшем угаре до рассвета.

Стены в красной обивке со светящимися предложениями бара и телевизором «Philco Predicta»[13]13
  «Philco Predicta» – разновидность американского телевизора, что был выпущен ещё в 1958 году, отличительной особенностью которого являлся первый в мире поворотный экран.


[Закрыть], подвешенным на особом кронштейне, придавали этому месту разгульный вид.

Стойка, залитая разлившимся алкоголем, была полна гостей рыбацкой закалки, что то и дело заливали наполненные стаканы в свои глотки.

Девушки с похотливыми взглядами, сидящие на коленях у взрослых мужиков, вызывали у Барни лишь отвращение. Он вместе с Кевином, Гарри и Коулом, окружив небольшой буковый столик, пил местное крепкое пиво, закусывая его приправленной сушёной рыбной нарезкой из трески, и слушал беседу о наболевшем.

– Мы доставили этого монстра в целости и сохранности. А что они? – Гарри сетовал на то, что ожидал большей славы, нежели та, что прошла, словно рябь по воде, и угасла. – Они оставили его себе до выяснения обстоятельств. Чушь полная!

– И не говори, – подметил Кевин, уставившись на Гарри. – Они отобрали наш трофей! А Малькольм им позволил!

– И где он сейчас? – продолжил Коул. – Обещал за свой счёт напоить всех ребят! – он ударил кулаком по столу. – И исчез.

– Так ведь обещал напоить в «Тихом фьорде», а это «Пьяная Луна», – обронил Барни. – В Рейне и проставится, – он улыбнулся. – Я более чем доволен деньгами, полученными за улов, и советую вам принять всё как есть.

Парни махнули рукой на все свои несбывшиеся ожидания. Возможно, когда специалисты установят вид пойманного монстра, тогда и придёт к ним слава. А теперь же оставалось одно – предаться увеселению и беззаботности, как и многие другие посетители бара «Пьяная Луна», что они и сделали.

– И зачем только вы меня сюда затащили? – спросил пьяным голосом Барни в полной мере расслабившихся ребят.

Коул, уставившись на него, показал пальцем на одну девушку, стоящую в затемнении у входа в туалет, и сказал:

– Завтра ты вернёшься в Рейне, но сегодня она может быть твоей.

– Так точно, братец, – подхватил Гарри.

Но Барни держал оборону, хотя и улыбался во весь рот.

– Парни, возможно, я скоро стану отцом, – отвечал он и затуманенными глазами утопал в своей радости. – Зачем мне эта девушка? У меня есть Клер.

– У тебя есть Клер, у Клер есть ты, даже у Кевина есть его куры, но вы ведь вдалеке от дома. Неужели природные инстинкты не берут своё? – выдавил Гарри. – Мы ведь не стали звать сюда Дональда Фокса и Билли Ханса. Мы поставили на них крест, – махнул он рукой. – Но на вас крест ставить рано, – Гарри обнял Кевина и Барни. – Так наслаждайтесь!

– Стоп, стоп, – оборвал его пьяный Коул. – У меня назрел тост! За жизнь, вплетающую прекрасных дев в наши судьбы! – воскликнул он.

И парни, стукнувшись бутылками с пивом и запрокинув головы, выпили за это с удовольствием.

В данной ситуации главной задачей Барни и Кевина было сохранить заработанные деньги. Что же касалось Гарри и Коула, то они всегда опустошали свои карманы за одну ночь, как и карманы своих друзей.

Пьяные девицы в округе тоже были не прочь покутить на деньги простаков, они то и дело подмигивали им, словно зазывая в свои расставленные сети.

На небе, прямо над ночным баром, символично из-за тучных облаков показалась полная луна. Лишь она одна сияла на тёмном небосводе. Звёзд видно не было из-за многочисленных огней города. Невысокие, трёхэтажные квартирные дома, выстроенные в простом, невычурном стиле, делали Будё несколько провинциальным, но при этом незатейливо милым. Они возвышались на горных склонах и обдувались сильными ветрами. Сильные ветра всегда были неотъемлемой частью этого города, как и крепкие мужские руки.

Вряд ли Будё можно было назвать городом ночной жизни и гуляний, он был довольно тихим и приятным для глаз. Поэтому бары для ночных гуляний находились ближе к пристани, подальше от жилых построек, там пьяные рыбаки не могли бы потревожить спокойствие жителей. Здесь сорвавшийся шум затихал от завывания ветров, а свежий воздух непременно бодрил изрядно выпивших.

Ночлежка для парней Рейне находилась в квартире семьи Стивенсон, в двух кварталах от бара. Туда Гарри и Коул отвели пьяных друзей, а сами вернулись назад в бар, продолжить своё безудержное веселье.

Мать Гарри и Коула, красивая женщина лет сорока пяти по имени Фреа, уложила Барни и Кевина в кровать, как собственных детей, накрыв их общим одеялом. Так прошли остатки их ночи, уступая место дневным заботам, но ребята спали как убитые ещё долго, пока стрелка настенных часов не дошла до одиннадцати. А после, проснувшись, позавтракав и попрощавшись с хозяевами квартиры, они отправились на паром, плывущий до их родимого Рейне.

* * *

Домик Барни Фостера стоял чуть дальше береговой линии Рейне и отличался от всех других зелёным цветом и травяной крышей. Хотя подобное приспособление можно было увидеть здесь не только у Фостера, но его крыша, вдобавок ко всему, выделялась розовыми цветочками, высаженными туда его женой Клер.

Она странным образом признавала только этот цвет и утопала в нём, словно белая бусина.

Маленький садик перед домом был засажен петуньей, которая почему-то не цвела. Радужная калитка, ведущая в сад, уныло поскрипывала, порою играя на натянутых нервах. И как только они согласились обжиться в этих тихих местах, ведь вся родня молодожёнов жила в Осло, там, где они и познакомились как-то осенним днём. Этот же дом достался Барни от его покойного деда, что души не чаял в своём внуке. Так, собственно, юная чета и перебралась в Рейне.

Из собственности, помимо дома, Барни имел небольшую моторную лодку, закреплённую чуть дальше, у берега, возле бревенчатой кладки. Мебель в доме и прочая утварь остались молодожёнам от покойного деда и были в хорошем состоянии. Впрочем, Клер, пытаясь обустроить их небольшое гнёздышко, залитое солнцем, многое перекрасила, как и многое отреставрировала. Она была творческим человеком, со своей бурной, пышной фантазией, обрамлённой кантом позитивности и великолепия. Барни же в этих вещах полагался только на Клер, что прекрасным образом оправдывала его надежды.

Кроме чудесных платьев, швейной машинки и небольшого счёта в банке, Клер не имела ничего. Это приданое, доставшееся ей от родителей, было дорого её сердцу и оберегалось теплом пухлых кукольных рук. Она превосходно готовила, повинуясь экспериментам, что всегда заканчивались похвалой. И любила поухаживать за своим мужем. От того он и спешил к ней домой.

Барни, как и все мужчины его рода, был романтиком, нуждающимся в заботе и любви. Его каштановые волосы, волнистые и пышные, делали его первым красавцем в округе. А уж о скромности улыбчивого парня знали все. Этакий блюститель мира и покоя, всегда готовый прийти на помощь. Этот мир извечным гостем царил и в его семье.

Время, приближающееся к обеду, наконец привело бродягу домой. Обычно он никогда не был в Будё больше дня. Так вышло и в этот раз.

Клер спала на белоснежной кровати, укрытая одеялом из солнечного света, падающего из окна. В этом божественном лучистом покрывале тысячи мелких пылинок касались её лица и вновь ускользали прочь, словно повинуясь микроскопической магии вокруг. На ней был лёгкий бледно-розовый халат до пят, а волосы, волнистые, светло-русые, ниспадали на плечи.

Барни замер над ней неспешным путником, всматриваясь в приятные сердцу черты лица.

– И кто сказал, что принцессы должны быть только стройными? – зародившийся в мыслях вопрос заставил его улыбнуться.

И он, наклонившись, тихонечко поцеловал её в губы.

Она тут же проснулась, озарив всё вокруг глубокими голубыми глазами, обрамлёнными пучками длинных ресниц, и нежно, словно малое дитя, прошептала:

– Ты вернулся.

Мужская душа возликовала в порывах неприкрытой нежности. Барни поглаживал пальцами её белоснежную ручку, лежащую на подушке, пока Клер тихонечко мурлыкала.

– Я всегда буду здесь, – пообещал он, – даже если наступит вечная тьма.

Последнее прозвучало приятно, но как-то мрачновато.

– Разве тьма может быть вечной? – Клер улыбнулась, нарушив покой безмятежного тела. Ноги приспустились на пол, и холод засевшим подкроватным монстром ущипнул её пятки.

– Я не знаю, – ответил Барни. – Но это и не важно. Гораздо важнее та новость, что ты так усердно прячешь в своей головушке.

Он коснулся её волос, и пытливые глаза застыли в вопросительном томлении. Особая новость из довольно милой записки зудела на его губах. Но Клер, заигрывая с юным сердцем, не спешила её раскрывать.

– Какой нетерпеливый, – облизнулась она. – А пообедать, поласкать жену.

– Это я люблю, – подмигнул Барни, с озорством заключив Клер в своих объятиях.

Она вырвалась, пощекотав всего лишь его бока, и проскользнула на кухню. Он последовал за ней, по лёгкому шлейфу её свежих, воздушных духов.

– Плутовка, да и только, – подметил возбуждённый юнец.

– А ты моя морковка, – скорчив личико, ответила Клер.

Она, словно воздушная курочка, летала по сторонам кухни, то поставить чайник на конфорку, то взять тарелку, кокетливо улыбаясь ему.

– Ни за что не скажу! – отводила взгляд.

Но Барни, встав встревоженной тенью прямо перед ней, дал понять, что больше не хочет ждать ни секунды. И тогда Клер, окончательно прекратив затянувшуюся игру, наконец-таки сдала свои позиции. Смахнув со лба его густой чуб, она с придыханием ответила:

– Ты станешь прекрасным отцом.

Секунд пять Барни не мог сказать ни слова. Он словно окоченел от этой новости, которую так долго выжидал. А после, забавно подпрыгнув, угодил в объятия своей розовощёкой пампушки.

– Да-а-а-а, – закричал он. – У меня будет сын!

– Ну, может, и дочь, – предостерегла Клер.

Внезапно в их дверь кто-то постучался, бессовестно оборвав всю беззаботность воркующих голубков. Ещё не угасшая радость от окрыляющей новости немного уступила свои позиции вполне уместному вопросу:

– И кого же чёрт сюда принёс?

Стук повторился, и Барни, ещё раз поцеловав Клер, устремился открывать непрошеному гостю.

На пороге, словно замученный призрак, стоял Франк Дженсен. Он был чем-то напуган и встревожен, это читалось в его глазах. Губы, слегка посиневшие, словно искали нужные слова, подёргиваясь на побледневшем лице. Но начать разговор он решил с довольно простых слов.

– Нужно поговорить, – выдавил он и, поприветствовав выглянувшую из проёма кухни Клер, позвал юнца выйти из дома.

Барни, не желающий оставлять свою жену ни на минуту, слегка упёрся.

– А это не может подождать? – спросил он, немного отстранившись от гостя.

Но Франк, посмотрев на него пронзительным взглядом, решительно ответил:

– Нет.

На что юнец, вздохнув от досады, кивнул:

– Ну хорошо, – и, повернувшись к Клер, одарил её унылым воздушным поцелуем, означающим одно: – Я ненадолго.

Выйдя во дворик, Франк чуть успокоился, но всё же ещё не решался объяснить другу причину своего появления.

Плеск воды чуть дальше жилища Фостеров манил и успокаивал его душу. Ему явно захотелось оказаться там, среди вод спокойного фьорда. И он, повинуясь своему желанию, поспешно попросил об этом безотказного парня:

– А мы можем отплыть на твоей лодке чуть подальше от берега?

Фостер слегка насторожился от услышанного, но всё же решил выполнить его просьбу, ответив страдальцу обычной усмешкой.

– Чёрт возьми, мистер Дженсен, – улыбнулся он, – вы загадочнее, чем моя Клер по пятницам, – но так как Франку было не до смеха, понуро продолжил: – Ну раз так, заодно проверим мои сети, чуть дальше, на перешейке.

– Вот и отлично, – вымолвил побледневший Дженсен.

Обогнув небольшой садик Клер и жилище Томсонов, что были их соседями, они спустились к заросшему травой каменистому берегу. Там от берега к воде простиралась бревенчатая кладка, выкрашенная в белый цвет. К ней же канатной верёвкой была привязана небольшая моторная лодка облезшего синего цвета с прикреплёнными по бокам красными флажками, раздуваемыми ветром. В лодке, помимо удобного сидения, находились пара пластмассовых вёдер и небольшой багор. Всем этим Барни часто пользовался, снимая пойманную рыбу с сетей.

Он пригласил Франка на борт, а сам же, тоскливо посмотрев ещё раз в сторону своего дома, словно в последний раз, отвязал канат.

Между ними царило странное молчание. Дженсен был не похож на себя. Обременённый явной мукой и болью в районе живота, он не поднимал глаз. Обычно так выглядел человек, съедаемый совестью, но, помимо совести, что-то ещё пожирало его изнутри.

Небольшим усилием Барни, дёрнувшего за трос, мотор ожил. И лодка, развернувшись, отчалила от берега, оставив на воде красивый пенистый след. Погода благоприятствовала им, и фьорд, протекающий меж горных исполинов, как никогда был тихим и спокойным.

Странное чувство внутри Барни не давало ему покоя. Такое чувство обычно возникает с предвестием беды, словно сердце сигнализирует об опасности, что ещё не показала своего носа. Он не видел причин для беспокойства и потому решил не прислушиваться к сердцу. Хотя, как ему казалось, именно Франк Дженсен был виной всему.

«Что же ему нужно? – думал он. – Быть может, он хочет спросить про деньги? Нет, тут что-то другое».

За изгибом фьорда домики Рейне скрылись из вида. Теперь только горы возвышались кругом, и ни души.

Сети Барни расставил чуть дальше, недалеко от берега ближней горной гряды, что разрезала своими вершинами небольшое тучное облако. Наверное, в них было полно рыбы, уж больно давно он разместил их здесь. Но не это беспокоило юного парня, пытающегося смирить волнение, его беспокоило странное поведение друга.

Наконец Франк Дженсен, подняв глаза, устремил холодный взгляд на своего спутника.

«Точь-в-точь убийца», – подумал Фостер, замедлив движение лодки.

Этот взгляд был настолько обезоруживающим, что Барни, дабы развеять эту отягощённость, царящую между ними, застенчиво прошептал, что скоро станет отцом.

Но это признание упало словно мошка в топкий, чёрный пруд, не принеся и малейшего одобрения друга.

Франк был чутким человеком, но почему-то не поздравил будущего отца. Он словно таил в себе то, что было важнее этой радостной новости. То, что вот-вот должно было покинуть его мысли.

И вдруг, словно назло, прокашляв пару раз, мотор заглох. Лодка остановилась, проплыв ещё немного по инерции. Увы, но это незначительное расстояние не спасло положение, ведь до берега было довольно далеко. И Барни, закопошившись в лодке, выругался:

– Вот чёрт!

На этом Франк и начал свой разговор, усадив Фостера, словно непоседливого ученика, на своё место.

– Вы показали его? – спросил он и тут же съёжился, будто бы от боли.

Барни, обеспокоенный состоянием друга, сорвался с места, чтобы осмотреть его, но тот, вытянув руку, остановил его.

– Да что это с вами? – замер он.

– Вы показали его? Спрашиваю ещё раз, – прошипел Дженсен и посиневшими губами сплюнул в воду что-то отвратительное.

– Кого его? – переспросил Фостер.

– Монстра! Дьявол подери! – озлобился Франк, ударив рукой по борту лодки и этим напугав парня.

Барни, обескураженный яростью ответа, отвёл острый взгляд на багор, словно в ожидании внезапного нападения, а после сказал лишь одно:

– Умерьте свой пыл, мистер Дженсен.

И Франк, помрачнев, послушал его. Глубокий вдох страдальца затянул некую паузу между ними, но это длилось не долго.

– Прости, Барни, – ответил он. – Что-то со мной происходит, то, что не подконтрольно мне, – его пальцы задрожали. – И мне срочно нужны ответы.

Дженсен держался за живот обеими руками. Его серая футболка в районе живота пропиталась странной слизью, и Фостер удручённо всматривался в это болезненное место.

– Монстра забрали до выяснения его вида, – обронил он. – Собственно, больше мне ничего неизвестно.

– А голова? – озадачился Франк, словно именно голова представляла для него особый интерес.

– Голова там же, – подтвердил Фостер.

На секунду Франк ушёл в себя, представляя, как люди из рыболовецкой компании, пригласив специалистов, изучают пойманную ими тварь. Потом, опомнившись, вернулся и тут же, немного приподнявшись, стал задирать свою футболку, оголяя напоказ Фостеру свой живот.

– Смотри, – вздрогнул он.

На коже отчётливыми и странными символами выступали отметины непонятного рода. Эти отметины, будто чёрные метки, вытатуированные на коже, имели какой-то смысл, но предназначались, видимо, для других глаз, нежели человеческих. Словно ожоги, они сочились и вызывали нестерпимую боль. И Франк то и дело кричал, пытаясь хоть как-нибудь обуздать свои муки. А Фостер никак не мог понять, откуда они у него.

Обеспокоившись, не заразно ли это, он немного отстранился от Дженсена и дрожащим голосом спросил:

– Что это такое?

Но Франк, конечно же, этого не знал. Сигнализирующая мысль в голове Барни твердила только об одном:

– Нужно сию секунду завести мотор, – что он и попытался сделать в пятый раз.

– Вам нужно к врачу, – он между делом говорил с Франком. – И я помогу вам. Потерпите, она вот-вот заведётся.

Франк не верил врачам и сомневался в том, что они способны помочь ему. Он отчётливо помнил, как эти коновалы обошлись с его умирающим отцом, не оказав ему своевременную помощь. Поэтому ответ был однозначным и непоколебимым.

– Нет.

Но разве грезился иной выход? Всё, что им оставалось, – это обратиться к врачам. Иное было не дано, потому что Дженсен выглядел всё хуже и хуже.

Он пытался обрисовать Фостеру всю картину произошедших событий и говорил с болью, пульсирующей кровью меж зубов.

– Ещё вчера всё было хорошо. Я вернулся домой и провёл свой день с семьёй. Ничего такого не было. А ночью почувствовал жжение, прямо вот здесь, – указав на пупок, он сморщился. – Проснувшись утром, я увидел вот это.

– Это похоже на инфекцию, – пробормотал Барни, приглядываясь к пятнам на животе.

– Инфекция не рисует символы и знаки! А я, как скрижаль, полон ими! – Франк, отвернувшись от парня, заплакал, чего никогда себе не позволял прежде. – Это корона! – добавил он. – Всё она, – и, прикрыв посиневший рот ладонью, смолк.