Текст книги "Железный пират"
Автор книги: Макс Пембертон
Жанр: Морские приключения, Приключения
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
С этими словами Блэк, перегнувшись через стол, передал мне бумаги с явным намерением, чтобы я прочел их. Но в глазах у меня рябило, я не видел ничего перед собой, в моей голове с быстротой вихря проносились обрывки мыслей и воспоминаний, как у человека, приговоренного к смерти. Страх смерти спирал мне дыхание в груди, в моей памяти вставали родные, друзья, Родрик, Мэри и Мартин Холль, тень которого теперь неотступно стояла передо мной и, казалось, заклинала меня не поддаваться увещаниям Блэка, рука его, казалось, вынимала перо у меня из рук. Между тем Блэк, наклонившись вперед, следил за мной с напряженным вниманием во взгляде и чем-то угрожающим в самой его позе, но не проронил ни слова. Наконец я, подняв голову от документов, взглянул ему прямо в лицо тем же упорным, испытующим взглядом, каким и он смотрел на меня. С его лица мой взгляд скользнул к его правой руке, державшей револьвер, и вдруг у меня мелькнула мысль, последняя отчаянная мысль человека, прижатого к стене и схваченного за горло.
– Дайте мне перо! – вдруг сказал я твердо и решительно, встав со своего места и наклоняясь над столом.
Капитан подал мне перо и откинулся на спинку своего кресла с выражением полного удовольствия на лице. Но в этот момент я схватил револьвер со стола и навел дуло прямо на него:
– Если вы только шевельнете пальцем, я убью вас, как собаку! – воскликнул я.
Пират не был трусом, он продолжал сидеть неподвижно все в той же позе и, хотя я видел, что выражение ужаса мелькнуло на его лице, но он ни одним движением не выдал себя, лицо его казалось точно высеченным из мрамора. Я держал дуло пистолета, направленное на него, и потому продолжал уже с большей уверенностью:
– Если только вы подадите голос, чтобы позвать кого-нибудь, или кто-либо явится сюда, вы умрете тут же, на месте!
Он выслушал меня, по-видимому, совершенно спокойно и затем спросил самым невозмутимым, самым обычным тоном:
– Вы, милый мой мальчик, первый человек, укротивший Блэка!
– Я готов вам поверить, но берегитесь, вы сейчас шевельнули рукой, – продолжал я.
– Я попался, как крыса в ловушку! Что вы хотите от меня, говорите.
– Прежде всего я требую себе жизни, несмотря на то, что отказываюсь подписать ваши бумаги. Слышите?
– Да, вы вправе этого требовать теперь, но я-то не знаю, в моей ли власти обещать вам это!
– Вполне уверен, что в вашей власти! Вы можете приказать и потребовать, чтобы ни один человек не посмел дотронуться до меня пальцем, и вы это сделаете!
Он с минуту подумал, глядя прямо в дуло пистолета, затем сказал:
– Другого выхода у меня нет и поэтому я обещаю это!
– Кроме того, вы должны обещать мне свободу при первом же удобном случае!
– Нет, этого-то уж я обещать не могу! – проговорил Блэк медленно и угрюмо. – Этого вам не мог бы обещать даже сам дьявол: ведь они разорвут меня на части, поймите!
Не подлежало сомнению, что он говорил правду, и я сообразил, что все равно ничего бы не выиграл, если бы стал настаивать на этом пункте. Он мог только умереть, но спасти меня при таких условиях, то есть возвратить мне свободу, было не в его власти. Поняв это, я положил револьвер обратно на стол и протянул ему руку. Пират ухватился за нее и сжал с такой силой, с таким жаром, что мне даже было больно. Между тем он, притянув меня ближе к свету, стал всматриваться в мое лицо с тем самым странным выражением, которое я заметил у него в тот раз, когда впервые вошел в эту самую комнату.
– Вы – чудный, славный мальчик! – проговорил он. – Жмите мою руку, пожмите ее от души, крепче, не бойтесь, мне не больно, прелесть вы моя!..
Не знаю, что еще сказал бы мне в этом порыве нежности и восхищения этот странный человек, если бы наше внимание не было привлечено звуками быстро следовавших один за другим выстрелов, доносившихся снизу, с берега.
При первом выстреле пират выпустил мою руку и подошел к окну. Отсюда нам был виден весь залив, освещенный серебристым светом полного месяца. Там, на снегу, виднелась голодная толпа доведенных до отчаяния людей, кричавших и требовавших хлеба за свой дневной труд. Но на их просьбы отвечали выстрелы, и яркие пятна крови окрасили девственную белизну снега. Многие из этих несчастных падали мертвыми на снег, а из-за холмов доносились душераздирающие крики голодных, моливших о пощаде, крики слабых и беспомощных, попираемых ногами сильных, не знавших ни Бога, ни совести. Это были последние крики погибающих людей, вопли сильных мужчин в момент страшной агонии.
Я напрасно затыкал уши, закрывал глаза: страшная картина бесчеловечных убийств и душераздирающая мольба о пощаде стояли у меня перед глазами. Я не мог больше выдержать и воскликнул:
– Бога ради! Помогите этим людям, спасите их, если в вас есть хоть искра человеческого чувства, хоть что-нибудь, кроме кровожадных инстинктов дикого зверя!
Пират только пожал плечами.
– Что могу я сделать?
– Остановить это дьявольское дело, это избиение беззащитных, безоружных людей и дать им хлеба, как я сейчас подарил вам жизнь!
С минуту он молчал, и я видел, что в нем происходила борьба прежних инстинктов и каких-то новых порывов и стремлений. Но он не дал мне ответа, а только взял из ящика нарезной пистолет и сказал мне:
– Возьмите этот пистолет и пойдемте. Не думайте, однако, что сделать это так просто, как выпить стакан воды. Это будет стоить крови!
Я последовал за ним вниз, на берег, где он издал громкий, пронзительный свист своим судовым свистком.
– Это разбудит тех, кто там, на судне, – пояснил он. -Этих же я не боюсь. Но во всяком случае дело не обойдется без боя. А вы держитесь позади меня и не подавайте признаков жизни, пока не появится потребность, – быстро проговорил он и, выступив вперед, скомандовал: – Эй, ребята, Джон, Дик и остальные, расходитесь по казармам! Слышите? Живей, не то я сумею вас заставить поворачиваться!
Пираты в недоумении один за другим опустили оружие, не веря своим ушам. Между тем капитан Блэк продолжал:
– На сегодня довольно! Я не хочу, чтобы мне мешали спать всю ночь этой проклятой пальбой. Дело не уйдет, можно добить остальных и завтра. Что, сна у вас, что ли, нет, ночные крысы вы этакие? Расходитесь по казармам!
И все разбойники стали медленно сходиться к нему с видом провинившихся школьников, а он загонял их в общую казарму шутливой руганью и ловкими, меткими поговорками. Я незаметно подобрался к нему. Но тут один рослый американец, заметив меня, закричал:
– Что же ты, капитан, нянчишься с этим парнем? Уж видно больно он полюбился тебе!
– Закрой свою пасть, не то я сам тебе ее закрою! – закричал на него Блэк. – Какое тебе дело до него?
– Всем нам дело, полагаю, и мы желаем знать, подписал он наши условия или нет!
Блэк вскипел было, но сдержал себя, и только грозный, рычащий голос обличал его бешенство, когда он ответил со странным, зловещим спокойствием:
– А-а, вы хотите знать, в самом деле? Кто же из вас? Кто смеет так интересоваться моими личными делами?
Пиратов стояла кучка человек тридцать или сорок. При последних словах капитана они сплотились теснее. Капитан продолжал:
– Пусть те, кто недоволен, выступят вперед! – повелительно и строго прозвучал его голос, и глаза его смело взглянули на тесную группу недовольных.
Из толпы выступили только четверо, встав подле зачинщика американца. Тогда в одно мгновение, прежде чем я успел понять, что случилось, Блэк вырвал у меня револьвер из рук и выпустил четыре заряда один за другим, не останавливаясь, – и четыре человека, как громом пораженные, упали замертво, но американец остался невредим.
Этот поступок, по-видимому, нагнал ужас на остальных пиратов. Они стояли неподвижно, точно окаменев от ярости. Но прошла минута и вся толпа с бешенством устремилась на нас. Янки выстрелил в Блэка почти в упор. Я думал, что все уже кончено, как вдруг со стороны озера раздался громкий крик. Обернувшись, я увидел доктора Осбарта в шлюпке, на носу которой находилось небольшое скорострельное орудие.
– Очистить берег! – в бешенстве прогремел Блэк и сам кинулся плашмя на землю; я последовал его примеру. В тот же момент раздался выстрел картечью, и большинство пиратов с криком упали на землю. Целые ручьи крови тонкими струйками стали сбегать с каменного берега в воду.
Победа была ужасна и моментальна. Когда же уцелевшие пираты бросились бежать в направлении снежных холмов, Блэк окликнул их.
– Назад, подлые трусы! Не то всех вас запорю до смерти! Эй вы, кто хочет спасти свою шкуру – пусть сейчас же вернется сюда!
Послушные разбойники, точно укрощенные тигры, стали медленно возвращаться. До тридцати человек их товарищей лежали теперь мертвыми и ранеными на холодных камнях берега, да многие и из тех, что остались в живых, тоже были задеты.
– Где ваш зачинщик? – спросил Блэк строго и спокойно.
Американец лежал, истекая кровью из раны в верхней части бедра и не мог шевельнуться.
– Это он, не так ли? – продолжал взбешенный до последней степени капитан. – Негодяя царапнуло! Хорошо, я разом вылечу его! Принесите, ребята, факелы, пусть он поостынет во льду!
Весь он дрожал от бешенства и гнева. Но даже принимая это во внимание, я положительно не мог сообразить, что означало его распоряжение, и спросил:
– Что вы намерены сделать с этим человеком?
– Что я намерен сделать с ним? – вскричал Блэк, не сознавая даже, кто его спрашивает. – Я хочу зарыть, похоронить его! Вот что я сделаю с ним!
Страшно было видеть, как люди, только что восстававшие против него, теперь вдруг превратились в жалких, послушных рабов. Все они присмирели; кругом царили полнейшая, мертвая тишина и безмолвие. Даже стоявшие в этой схватке за капитана со страхом следили за грозным проявлением гнева своего могучего властелина. Между тем скоро принесли заступы и лопаты на снежную поляну у подножия первых холмов и принялись рыть яму. Что же касается американца, то он сидел на холодном камне берега и стонал от боли, причиняемой ему раной, но не просил пощады, хотя отлично знал, что его ожидает. Напротив, охваченный бешенством, он стал потрясать кулаком, грозить всем окружающим и Блэку, который молча и, по-видимому, с довольным видом слушал его, довольный тем, что вызвал в нем этот бессильный гнев. И чем громче и сильнее раздавались проклятия несчастного, тем самодовольнее улыбалось лицо капитана.
– Обоим нам придется умереть, – проговорил, наконец, американец, как будто успокоившись после бесчисленных диких проклятий. – И тебе, и мне, Блэк, и обоим нам не на что надеяться. Но если существует справедливый Бог, то я знаю, что этот год он скостит с моего счета и приложит к твоему, или же нет вовсе ни ада, ни вечного правосудия, и все, во что верят моряки, одна ложь, ложь, как и каждое твое слово, как и все, что касается твоего проклятого судна! Делай свое дьявольское дело, зарывай меня – я теперь не могу противиться, но знай, что я восстану против тебя и что придет день и час, когда ты будешь рад отдать свой последний грош, чтобы вырыть меня из могилы и вернуть снова к жизни!
Но и эта короткая речь так же мало тронула Блэка, как и безумные, страшные проклятия несчастного. Мне стало вдруг ужасно жаль этого приговоренного к смерти человека, и я осмелился дотронуться до руки Блэка и готов был уже просить его о помиловании. Но при виде меня Блэк замахнулся кулаком – и я отошел в сторону, заметив по глазам, что он находился в состоянии полной невменяемости или безумия. Он стоял с пеной у рта, бормоча какие-то несвязные слова, сжимая до боли свои руки, сбросив шапку на землю, с крупными каплями пота на высоком загорелом лбу. Ему казалось, что дело продвигалось слишком медленно, хотя люди работали, не покладая рук, не разгибая спины, работали с лихорадочной поспешностью. Но он все торопил их, и чем дальше, тем больше.
Это была потрясающе дикая, страшная картина. В тихую ночь, среди беспредельной снежной равнины, люди, подобно черным муравьям, копошились на земле, роя могилу для живого человека. Ясный, полный месяц смотрел с безоблачных небес на это страшное дело. Кругом все точно вымерло – никто не проронил ни слова, ни малейшего звука не доносилось ниоткуда. Я, стоя вдали, также молча смотрел, точно какая-то дьявольская сила влекла меня туда, где совершалось это чудовищное преступление. Я видел, как несчастную жертву докатили до ямы и столкнули в могилу, видел, как стали проворно заваливать яму снегом. Сама жертва безмолвно следила за их работой, как бы окаменев от ужаса, но когда только голова осталась еще не зарытой, из груди пирата вырвался страшный предсмертный крик, крик мучительной агонии, последний вопль человека, расстающегося с жизнью. Крик этот разбудил дальнее эхо и долго-долго звучало оно в тихом, морозном воздухе.
Когда страшная работа была окончена, люди медленно побрели к берегу, не подымая головы и волоча ноги, точно налитые свинцом. Только капитан Блэк не мог расстаться с этим страшным местом. С обнаженной головой он стоял один над снежной могилой и смотрел на этот снежный холм, уже засверкавший ледяными кристалликами мороза. Вдруг из-за дальних холмов раздался громкий, страшный крик, какой-то душераздирающий вопль другого человека, расстающегося с жизнью, – и этот вопль также был подхвачен эхом и повторен им по всем ущельям, крик, полный горя, муки и жгучего отчаяния. Я понял, что это был крик одного из несчастных углекопов, оплакивающего своего друга или брата. Он как будто пробудил Блэка: тот вздрогнул, зубы у него стучали и, весь дрожа, как в лихорадке, он крупными шагами направился от могилы к берегу, не глядя по сторонам, не проронив ни слова.
XVIII. Я покидаю царство льдов.
На следующий день перед закатом солнца ко мне пришел доктор Осбарт с важной новостью.
– Все эти волнения умов и тревожное настроение людей совершенно изменили наши первоначальные планы, – проговорил он. – Блэк рассчитывал пробыть здесь всю зиму, чтобы дать окончательно успокоиться всем неблагоприятным для нас толкам, появившимся в Европе и Америке. Но теперь это становится невозможным, так как до тех пор, пока экипаж будет сидеть без дела в этой глуши, мы не будем иметь ни минуты покоя. Единственное средство заставить их перестать бунтовать – дать им дело и надежду на наживу. Как только мы выйдем в море, вы увидите, что ни о каких смутах и беспорядках и помину не будет; здесь же эти люди скучают от безделья. Блэк, отлично понимая это, решил сняться с якоря сегодня ночью. Он намерен взять с собой тех углекопов, что были выгнаны вчера из шахт и остались еще в живых, чтобы заменить ими людей, убитых во время усмирения бунта. Со своей стороны я чрезвычайно рад, этому отъезду, так как, наверное, повесился бы с тоски, если бы мне пришлось зимовать здесь до весны. Полагаю, что и вы будете не прочь переменить место, но, конечно, это возможно только на известных условиях!
– Я не буду подписывать ваши бумаги, – горячо воскликнул я, – и уже заявил об этом Блэку, а потому нет никакой надобности снова приставать ко мне с этим вопросом!
– Вы, по обыкновению, слишком спешите, мистер Стронг, – заметил с улыбкой доктор, – о бумагах мы успеем поговорить с вами, когда я принесу их вам, а не теперь...
– Так чего же вы от меня требуете? – спросил я, ожидая, что мне будет предъявлено такое требование, от которого я должен буду отказаться.
– Только следующего, – продолжал спокойно доктор – капитан Блэк желает, чтобы вы дали ему свое честное слово, как порядочный человек, что если он возьмет вас с собой на судно, без чего вы через двое суток умрете здесь с голода, то вы не сделаете ни малейшей попытки покинуть судно без его разрешения и ни под каким видом или предлогом не будете стараться сбежать. Дальше: что бы вы ни видели здесь, вы не будете выражать ни вашего неудовольствия, ни вашего неодобрения до тех пор, пока будете находиться с нами на судне. Кроме того, вы должны обещать, что не будете вступать в разговоры с членами экипажа и не будете вмешиваться в их дела, что бы это ни было. Эти условия вы обязуетесь исполнять не только по букве договора, но и по духу. Если вы дадите мне теперь же ваше честное слово в том, что будете исполнять все, что от вас требует Блэк, то можете теперь же начать укладывать свой чемодан и без дальнейших хлопот отправляться на судно. Но при этом не хочу от вас скрывать, что если вы намерены обмануть нас, то лучше оставайтесь здесь, так как малейший обман может вам стоить жизни!
В одну секунду я оценил и предложение доктора, и свое положение в случае отказа с моей стороны. У меня появился только вопрос: не будет ли мое присутствие на судне являться как бы безмолвным одобрением его образа действий, но я ответил на него отрицательно. В то же время я сознавал, что если мы попадем в европейские или американские воды, то у меня во всяком случае будет шанс попасть в руки тех людей, которые теперь ищут меня, или же в руки каких-нибудь врагов Блэка, которые, конечно, возвратят мне свободу.
– Так вы согласны дать эти обещания Блэку? – спросил меня доктор, все время внимательно следивший за мной.
– Да, согласен!
– Значит, я могу передать капитану, что вы даете ему ваше честное слово исполнять все его требования и что он может положиться на ваше слово, как на слово вполне порядочного и честного человека?
– Да, конечно!
– Ну, в таком случае начинайте укладывать свои вещи. Впрочем, я забыл, что у вас нет чемодана. Я одолжу вам один из своих! Я знаю, что пока у вас не очень много вещей. Но это не беда: как только мы прибудем в Париж, капитан обо всем позаботится. Ведь вы, надеюсь, пока еще не намерены посещать увеселительные сады?
– Во всяком случае не так скоро! – рассмеялся я в ответ на его шутку, не менее его довольный тем, что вырвусь, наконец, из этой каменной тюрьмы и ледяного ада. – У меня действительно нет ни белья, ни денег, ни платья!
– О, все это до первой встречи с каким-нибудь судном. А тогда вы, наравне с остальными, получите свою долю. Да не делайте же такое страшное лицо, подождите, пока сами испытаете хоть раз это волнение, эту неравную борьбу одного судна против всех правительств Европы и Америки, пока испытаете радость торжества и победы над врагом, который грозил вам гибелью, – это сознание своей силы, своей непобедимости... Вы всего этого не знаете и потому не можете понять меня!
Я не стал ему возражать. Мне казалось грешно идти против такого слепого энтузиазма, с каким говорил о своем страшном деле этот человек, находивший себе как бы оправдание в этом горделивом увлечении своим судном. Мы прошли в его комнату, и здесь доктор старался наделить меня всем с невероятной щедростью.
В результате мой чемодан оказался так же полон как его собственный, после чего мы оба спустились вниз, где у пристани нас ожидала шлюпка. Здесь мы застали Блэка, наблюдавшего за погрузкой тяжелых и больших тюков с товаром на винтовой пароход, также готовившийся к отплытию. Капитан только молча кивнул мне, когда я поздоровался с ним и сказал пару слов. Мне показалось, что он был очень расстроен и едва находил в себе силы быть резким и раздражительным, каким всегда старался казаться в присутствии своей команды. По-видимому, он сильно сомневался в благоразумии принятого им решения покинуть это ледяное убежище.
Когда старый негр спустился с последним багажом, Блэк сам запер на замок тяжелую железную дверь и, стоя на верхней площадке чугунной лестницы, окинул долгим взглядом окружающую ледовую пустыню и снежные холмы. Казалось, они были ему особенно дороги и милы, и когда, наконец, он присоединился к нам и, сев в шлюпку, скомандовал «отчаливай», лицо его было не столько мрачно, сколько печально и озабоченно.
Гребцы дружно налегли на весла. И минуту спустя наша шлюпка, пройдя сквозь узкую щель между скалами, вышла в передний бассейн. Солнце садилось, вся поверхность залива была залита ярким светом заката. Блэк не спускал глаз с освещенного солнцем судна, стоявшего теперь на якоре в самой середине залива. За это время во внешнем виде безымянного судна произошли большие перемены, теперь это было совершенно белое судно: его верхняя рубка и башни были скрыты под белыми чехлами. Словом, повстречай я теперь это судно в открытом море, я бы не узнал его. По всему было видно, что оно готово сняться с якоря. Из трубы поднималась тонкая струйка дыма, свидетельствующая о том, что на этот раз пользуются углем вместо газа.
Мы взошли на палубу по трапу, и я увидел, что большинство жилых помещений находились в верхней рубке или крытой палубе, вокруг главной дымовой трубы. Кроме того, на корме были еще помещения и каюты, в одной из которых помещался я, когда был на пути в таинственный каменный замок Блэка. На баке помещались исключительно только негры, так как белые пираты отказывались жить вместе с ними. Для этих привилегированных людей экипажа имелось прекрасное казарменное помещение в носовой части судна. Все это я, конечно, узнал впоследствии. Меня оставили совершенно одного на верхней палубе судна, откуда я мог свободно наблюдать за всем, что происходило внизу. Сами же пираты до того были заняты приготовлениями к отплытию, что никто и не вспомнил обо мне. Люди работали с удивительным усердием и охотой. Блэк, стоя на мостике в щегольском капитанском форменном платье с золотыми пуговицами и галунами, смотрел теперь особенно молодцевато. Его удивительное самообладание, его знание морского дела и та любовь, с какой он относился к этому делу и к своему судну, невольно внушали к нему некоторое уважение, освещая его с выгодной стороны, и многое в нем становилось теперь мне понятно. К немалому моему удивлению оказалось, что доктор Осбарт был не только главным врачом судна, но исполнял еще и обязанности младшего офицера, тогда как Четырехглазый был старшим офицером. Шотландец же Дик, присвоивший себе титул духовника, был не только превосходнейшим моряком, но и выдающимся артиллеристом, на попечении которого лежала вся артиллерийская часть. Что же касается инженеров и механиков, то я первое время не встречал никого из них, но затем из машины вышел наверх маленький человечек, худой и тощий, грязно одетый, в очках, с бледным, нервным, но чрезвычайно умным лицом, лицом великого ученого. Я с первого же взгляда принял его за немца и, как оказалось, не ошибся.
– Видите вы этого маленького человека? – спросил меня Осбарт, подходя. – Это гений нашего удивительного судна. Он глухонемой и никогда ни одного слова никто не слышал от него, но это гениальный изобретатель; он создал проект нашей машины, а Блэк дал ему возможность осуществить его замысел. Он со своими тремя сыновьями управляет машиной, зато ко всему остальному, кроме своей машины, относится с полным презрением и безучастием. Когда мы зарабатываем деньги, он отказывается от них; когда мы стоим в порту и съезжаем на берег, он неизменно остается в своей машине. Он первый додумался до применения газа в качестве топлива для паровых судов – в наших сигаровидных резервуарах заключается именно газ, три миллиона куб. футов газа под давлением двух или трех атмосфер. Ведь это замечательное открытие! Если бы не это гениальное изобретение Карла Ремея, нашего инженера, нас всех давно уже не было бы в живых. Теперь же, когда мы можем идти со скоростью тридцати узлов в час, нам не страшны никакие суда – ни один крейсер, ни одно линейное судно не в состоянии состязаться с нами!
Я молча слушал своего собеседника, и мне невольно приходило на ум, что это таинственное судно, при всем ужасе своего назначения, является вместе с тем воплощением великой ученой идеи.
– Завтра мы покажем вам еще больше и познакомим с нашим инженером, с этим маленьким оборванцем!
– То есть со мной? – вмешался в разговор Дик. – Видите, я совсем обносился, точно нищий!
– Не тужите, Дик, мы добудем для вас юбчонку или кофтенку, как только вы будете приветствовать первое пассажирское судно! – шутливо отозвался доктор.
– Снимайся с якоря! – крикнул в это время Блэк, и его громовой голос прервал наш разговор. Он подал сигнал в машину, и та тотчас же заработала, мерно и медленно. Минуту спустя наше судно вышло в открытое море. Блэк обернулся и долго глядел в сторож ну снежной пустыни. Впереди чернел темный, высокий берег пустынной Гренландии, и мне казалось, что в этом долгом, грустном взгляде железного человека было нечто пророческое: он будто знал, что уже не увидит более этих мест, и мысленно говорил им свое последнее «прости».
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.