Текст книги "Гэкачеписты"

Интересы советской разведки в 1970—1980-е годы простирались по всему миру, но главным объектом работы являлись, конечно, Соединенные Штаты – «главный противник», как их называли чекисты между собой. Именно на американском направлении были сосредоточены основные усилия ПГУ. Необходимо было знать точный оборонный потенциал США, внутриполитический расклад, добывать новинки науки и техники, особенно военного применения, получать информаторов в спецслужбах и вооруженных силах. К этому времени ФБР уже не повторяло ошибок времен Второй мировой войны, когда советские агенты действовали почти беспрепятственно. Не дремало и ЦРУ, которое со второй половины 1950-х годов перешло в наступление и активно вербовало своих агентов за «железным занавесом» – то, чего в прежние времена нельзя было себе представить. Так что советской разведке в 1970-х годах приходилось действовать в более сложных условиях, чем во время войны, когда американцы воспринимали Москву как друга, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тем не менее Крючкову было чем гордиться, его людям удалось завербовать, например, таких агентов в спецслужбах и вооруженных силах США, как Эдвард Ли Говард, Олдрич Эймс, Роберт Ханссен, Гленн Майкл Соутер, Джон Энтони Уокер.

Одновременно шла работа и против НАТО, крупных европейских государств. На этом направлении Владимир Крючков действовал в тесном сотрудничестве с коллегами из спецслужб соцстран, в первую очередь ГДР, обладавшей наиболее сильной разведкой во главе с Маркусом Вольфом. При этом действовало негласное правило – не раскрывать друг перед другом источники информации, своих агентов. Иногда это приводило к негативным последствиям. Так, в разгар потепления отношений с ФРГ при канцлере Вилли Брандте, министерство государственной безопасности ГДР («Штази») продолжало свою операцию по внедрению в его ближайшее окружение своего агента – Гюнтера Гийома, дослужившегося до личного референта бундесканцлера. Его арест в апреле 1974 года послужил поводом для отставки Брандта в следующем месяце с поста главы правительства, что не могло не отразиться негативно на советско-германских отношениях.

На время работы Крючкова в разведке пришлось и потепление отношений СССР с Западом, и их последующее охлаждение. Рассматривая с позиций сегодняшнего дня происходившее тогда, нельзя не заметить, что вина в том, что на смену разрядке вернулась вновь конфронтация, лежит и на Соединенных Штатах Америки. Вместо того чтобы всячески поощрять Советский Союз к сотрудничеству с Западом (кульминацией чего явилось подписание акта в Хельсинки в 1975 году), американцы начали кампанию по борьбе за «права человека». В результате советские руководители, которые выросли в сталинские времена на пропаганде самого злобного антиамериканизма, а еще раньше на ленинском черно-белом восприятии мира как борьбы труда и капитала, но которые смогли сделать вопреки впитанным установкам первые шаги навстречу Западу, ничего не получили от своей открытости, кроме потока оскорблений и инсинуаций. Это особенно заметно на фоне того, как развивались отношения США с Китаем. Ричард Никсон совершил в 1972 году два прорывных визита – в Пекин и в Москву, играя на противоречиях между двумя ведущими коммунистическими странами. Однако от маоистского Китая, где ни о каких диссидентах не могло быть и речи и люди были низведены до положения винтиков, ни до, ни после американцы не требовали ничего по части прав человека и при этом вкладывали в него огромные деньги. А к либеральному на его фоне брежневскому СССР, с его расцветом самиздата, предъявлялись требования словно к стандартной демократической стране. Взять вопрос положения евреев – если при Сталине в 1952–1953 годах развертывались и дело Еврейского антифашистского комитета, и «дело врачей», обвиняемых по ним и расстреливали, и пытали, то уже меньше чем через пятнадцать лет – при Брежневе, по его личной инициативе и еще задолго до всякого давления Вашингтона, разрешили эмиграцию евреев в Израиль, являвшийся противником СССР, с которым в 1967 году порвали дипломатические отношения. Да уже за одно это Брежневу в порядке поощрения стоило присудить Нобелевскую премию мира. Ведь еще при Хрущеве нельзя было и заикнуться – «я еврей и хочу жить в Израиле». Но американцы поступили ровным счетом наоборот, приняв поправку Джексона – Веника, ставившую торговые отношения между СССР и США в зависимость от еврейской эмиграции. То есть за самыми первыми шагами к сближению и взаимопониманию незамедлительно учинялись провокации, делавшие невозможными нормальное развитие отношений. Вместо того чтобы убеждать советских руководителей, в массе своей твердолобых ортодоксов, еще вчера подручных Сталина, как, например, Алексей Косыгин, в том, что «Запад не кусается», что сотрудничество с ним перспективно и сулит конкретные выгоды – политика, которую проводили в отношении Китая, – их начали травить и пугать с новой силой.

Работа разведки шла на всех континентах, поскольку Советский Союз, как одна из двух сверхдержав на планете, расколотой холодной войной, имел интересы практически повсюду. В третьем мире страны также делились на союзников и врагов. После победы во Вьетнаме дружественные СССР силы восторжествовали в Камбодже и Лаосе. В том же 1975-м они пришли к власти в Анголе и в Мозамбике. Как и в Камбодже, в этих двух африканских странах вспыхнули гражданские войны, в которые Москва была тесно вовлечена. Годом ранее в Эфиопии левые военные свергли императора Хайле Селассие, и через три года страна перешла в советский лагерь. Правда, за этот геополитический успех пришлось заплатить потерей Сомали с его выгодным расположением в Индийском океане. Во вспыхнувшей эфиопо-сомалийской войне (1977–1978) СССР поддерживал Аддис-Абебу. На юге Африки неизменно оказывалась помощь борющимся с режимом апартеида Африканскому национальному конгрессу (АНК) в ЮАР и Народно-освободительной армии Намибии (СВАПО).

В Латинский Америке, после Кубы, в 1979 году настала очередь Никарагуа избрать антиамериканский просоветский курс. Затем разгорелась жаркая гражданская война в Сальвадоре (1979–1992), когда казалось, что тамошний режим вот-вот будет свергнут. Правда, в 1973 году в данном регионе СССР постиг тяжелый провал – свержение президента Сальвадора Альенде, в победу и удержание которого у власти было вложено много сил и средств. Это означало, что КГБ в сотрудничестве со «Штази» должны были вести против генерала Аугусто Пиночета войну – как пропагандистскую, так и вполне реальную, поддерживая и вооружая повстанцев Патриотического фронта имени Мануэля Родригеса (ПФМР), а ранее провернув операцию по освобождению (взамен на диссидента Владимира Буковского) лидера Коммунистической партии Чили Луиса Корвалана, которому позже сделали пластическую операцию для конспиративной работы на родине.

Не прекращалось кровавое противостояние на Ближнем Востоке. Советский Союз выступал как союзник Организации освобождения Палестины (ООП), которая вела диверсионную борьбу против Израиля. Правда, Египет – до того важнейший союзник в регионе, при президенте Анваре Садате был потерян, но взамен оказывалась помощь другим «прогрессивным» режимам – в Сирии, Ливии, Южном Йемене и даже в Ираке, власти которого при этом истребляли коммунистов. Одновременно СССР был замешан в очень сложный межконфессиональный конфликт в Ливане. Во всех случаях участие разведки было неизбежным и самым активным.

В Южной Азии СССР решительно поддерживал Индию, с руководством которой во времена премьер-министра страны Индиры Ганди удалось наладить стратегическое партнерство, которое привело к разгрому Индией в 1971 году Пакистана – американского союзника – и его распаду. В том, что Индия выступала надежным другом Советского Союза, огромную роль сыграла разведка. Страна была демократической, и потому правительство формировалось по итогам выборов. Для Кремля было крайне важным удержать у власти Индиру Ганди в условиях хаотичной политической системы, расколов в ее собственной партии – Индийский национальный конгресс (ИНК), столкновения самых разных конфессиональных, этнических, региональных интересов. Для этого через советских разведчиков передавались суммы в несколько миллионов рупий как для партийного аппарата ИНК (с ведома Индиры Ганди), так и отдельным политикам, шедшим на выборы, попадание которых в парламент считалось отвечающим интересам Советского Союза.

Согласно «архиву Митрохина» (работника ПГУ, перебежавшего в 1992 году в Великобританию с накопленным им за несколько десятилетий собранием секретных выписок из документов) в 1978 году в индийских спецслужбах было десять завербованных КГБ агентов. В 1977-м советская разведка финансировала избирательные кампании двадцати одного политика, среди которых – четыре федеральных министра. В 1973-м КГБ спонсировал десять газет, не считая новостных агентств. В 1975-м, в разгар политического кризиса, с целью поддержки Индиры Ганди ПГУ инициировало появление 5510 статей.

Противостояние между Индией и Пакистаном породило ядерную гонку на юге Азии, которую тоже должен был отслеживать КГБ. Чекисты лоббировали на самом высоком уровне индийского истеблишмента интересы советского ВПК, чтобы в Дели покупали оружие и технику производства СССР. Для этого, например, оказывалась денежная поддержка избирательной кампании министра обороны Кришны Менона. Через завербованного дипломата индийского посольства в Москве по кличке «Прохор» КГБ получил доступ к зашифрованной переписке посла с его МИДом.

Хуже складывались дела у разведчиков в отношении другой великой державы континента – Китая. В отличие от Индии, деятельность немногочисленной советской колонии в Пекине плотно контролировалась китайскими спецслужбами. Свободно по стране разъезжать советские граждане не могли, да и общаться с китайцами в неформальной обстановке также. В известном смысле они находились примерно в том же положении, что и западные дипломаты в Москве при Сталине. Так что Поднебесная в известном смысле была для КГБ Terra incognita. Возможно, в этом кроется одна из причин, что в перестройку советские руководители не думали интересоваться китайским опытом реформ.

А ведь в той же Азии надо было еще следить за быстро растущими антикоммунистическими «тиграми» – режимами в Южной Корее и Тайване, заниматься помощью индонезийским коммунистам, почти под корень выведенным президентом Сухарто в третьей по численности стране региона, мониторить ситуацию в Японии, где проблема «северных территорий» никогда не снималась с повестки дня. Надо было пытаться попасть в страны, с которыми у СССР не имелось дипломатических отношений, – Израиль и Саудовскую Аравию, каждая из которых была по-своему важна и которые являлись яростными противниками по отношению друг к другу. Самым известным советским шпионом в Израиле в те годы стал Шабтай Калманович, впоследствии известный авторитетный бизнесмен.

Важным направлением деятельности разведки всегда оставалось получение промышленных секретов с Запада. Этим в составе ПГУ занималось целое научно-техническое управление. СССР хронически отставал в технологическом состязании в силу устройства своей экономики. К тому же существовал запрет на импорт в Советский Союз новейших технологий, которые могли бы использоваться в оборонном секторе, что отслеживал Координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ), специально созданная международная организация. Сам Крючков вспоминал как свою особенную заслугу, что его сотрудникам удалось добыть информацию по обеспечению безопасности атомных станций – как раз незадолго до Чернобыльской аварии. Однако полученные сведения не заинтересовали Министерство энергетики и электрификации – пример, показывающий, что информацию мало добыть, надо еще уметь ею правильно распорядиться.

На Западе в 1970-е годы происходила информационная революция, появились персональные компьютеры, молодые ребята – Билл Гейтс, Стивен Джобс, которым едва перевалило за двадцать, – совершали удивительные изобретения, которые переворачивали мир. В СССР же в это самое время судьбы ЭВМ решали старики в министерствах, и поставляемые разведкой сведения о новейших технологиях в информатике оседали в кабинетах. Даже если кто-то в СССР и понимал огромное значение компьютеров, то все равно в имеющихся условиях не мог повлиять на скорость и масштаб их разработки. Для создания атомной бомбы, на что были брошены все силы государства, научно-техническая разведка еще могла играть ведущую роль, но в дальнейшем шпионаж в этой сфере уже не мог «вывозить» на себе технический прогресс. Нужны были коренные изменения всей системы. Пример с добытыми с огромным трудом и оказавшимися невостребованными сведениями по атомной безопасности убедил в этом Владимира Крючкова, что и стало одной из причин того, что он практически до самого последнего момента поддерживал Михаила Горбачева. Крючков, как человек, отвечавший в том числе за снабжение СССР последними новостями науки и техники, слишком хорошо знал об отставании родной страны от Запада и потому был сторонником реформ.

Что касается «мокрых дел», которыми чекисты особенно «прославились» в 1930-е годы, то после бегства в 1961 году убийцы Степана Бандеры – Богдана Сташинского, который своими откровениями наделал много нежелательного для СССР шума, был введен запрет на убийства кого бы то ни было. Советский Союз 1960—1980-х годов уже вступил в свою «вегетарианскую» пору. С теми же Сахаровым и Солженицыным, которых при Сталине немедленно бы расстреляли, а при Хрущеве на долгие годы упекли бы за решетку, при Брежневе поступали более чем гуманно – один отправился в ссылку в Горький, второго выслали за границу. Так же относились и к политическим противникам за рубежом. Перебежчиков предпочитали дискредитировать, шантажировать, склоняя к возвращению, или просто о их бегстве замалчивалось. К тому же в то время на Западе уже не было сколь-нибудь влиятельной эмиграции, которая могла бы всерьез угрожать стабильности СССР. Ни «вторая», ни «третья» ее волны не представляли серьезной угрозы. В перестройку это подтвердилось – влияние эмигрантских кругов на политические события в СССР и Российской Федерации было близким к нулю. Какой-нибудь Народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС) представлял собой тусовку маргиналов, хотя и пугал кого-то в Москве самим фактом своего существования.

За все время руководства Владимиром Крючковым ПГУ было осуществлено лишь одно похищение, приведшее к смертельному исходу. В декабре 1975 года в Вене был захвачен Николай Артамонов, капитан эсминца Балтийского флота, в 1959 году бежавший в Швецию и передавшийся американцам. Похищали его не с целью привести в исполнение смертный приговор, вынесенный 16 лет назад, по свежим следам после побега, – это было бы слишком затратно. Перебежчик был нужен для допроса как носитель важной информации, поскольку его задействовала в своих играх американская разведка. Руководил операцией начальник отдела контрразведки ПГУ Олег Калугин. Артамонова удалось похитить, но от дозы усыпляющего средства и условий транспортировки у него отказало сердце, и он скончался прямо на границе. Операция, таким образом, была сорвана. Более того, неудача опять нанесла удар по имиджу СССР, представив его похитителем людей. Однако Крючков прикрыл своего незадачливого подчиненного, и Калугин отделался легким испугом, хотя с того времени начальник ПГУ стал относиться к нему подозрительно.

Контрразведка занимала особое место в работе разведывательного управления, поскольку последняя тесно связана с секретностью и обеспечением безопасности, на что Крючков всегда обращал особое внимание. Резидент ПГУ в Нью-Йорке Юрий Иванович Дроздов вспоминал об установочной беседе с Крючковым: «Как всегда, был краток, рекомендовал попытаться внести в работу свой наступательный метод, не похожий на то, к чему уже привыкли американские спецслужбы. Сотрудники резидентуры должны почувствовать, что приехал свежий человек. Нужно снять с коллектива напряжение ожидания нового руководителя, расположить его к себе и добиться откровенности. При этом – никаких любимчиков, на сильных, средних и слабых не делить. Беречь и укреплять положительные традиции резидентуры и авторитет моих предшественников, которые сделали много полезного за годы своей деятельности в Америке. Главное – организация активной оперативной работы. Начальник разведки подчеркнул особую важность конспирации, тщательного изучения всех американских объектов, призывал, учитывая активность американских спецслужб, быть недоверчивым, сомневающимся в оценке “чистоты” контактов и связей».

История советской разведки 1970—1980-х годов – это и история перебежчиков, которые оставались на «той» стороне, унося с собой порой секреты огромной важности, включая информацию о завербованных зарубежными спецслужбами шпионов. Первый же год работы Крючкова в ПГУ запомнился побегом Олега Лялина, сотрудника резидентуры в Лондоне. Как следствие, Британия выслала в 1971 году 105 наших дипломатов, чем нанесла огромный ущерб деятельности ПГУ в стране. Владимир Пигузов, секретарь парткома Краснознаменного института КГБ СССР имени Ю. В. Андропова, передавал на протяжении долгого времени списки обучавшихся, нейтрализуя тем самым усилия советской разведки. Герой Советского Союза Алексей Кулак сотрудничал с ФБР и ЦРУ. Полковник Владимир Ветров из научно-технической разведки до своего ареста в 1982 году успел передать французской контрразведке DST11
  Direction de la Surveillance du Territoire (Дирекция безопасности территории).


[Закрыть] имена 250 советских оперативников по всему миру. Самым же известным советским перебежчиком стал работавший на британскую МИ-6 Олег Гордиевский, заместитель резидента в Лондоне, который сумел бежать прямо из Москвы – его перевезли через финскую границу англичане в багажнике машины с дипломатическими номерами в 1985 году. Несколько парадоксальным образом волна разоблачений американских агентов в ПГУ прошла уже в перестройку, незадолго до развала СССР, когда были арестованы и казнены Леонид Полещук и Геннадий Сметанин. Разоблачение их и других шпионов стало возможно благодаря Олдричу Эймсу, работавшему в ЦРУ как раз на советском направлении.

Немалое количество предателей (а они имелись и в других структурах – в ГРУ, например, генерал Дмитрий Поляков – самый высокопоставленный шпион за все время существования СССР; к американцам ушел Аркадий Шевченко – заместитель Генерального секретаря ООН, до того – помощник министра иностранных дел Андрея Громыко) заставляли Владимира Крючкова с большим недоверием относиться к людям – профессиональная болезнь любого руководителя спецслужб.

Но едва ли не важнейшей задачей Владимира Крючкова после 1978 года был Афганистан. С ноября того года он, кстати, прибавил к своей должности – начальник Первого главного управления – приставку «заместитель председателя КГБ», свидетельство доверия и поощрения со стороны Юрия Андропова и лично Леонида Брежнева. В апреле 1978 года неожиданно для СССР, и в том числе для его спецслужбы, в Афганистане произошла революция.

Начиная с 1930-х годов у Советского Союза с Афганистаном были самые наилучшие отношения. Горная отсталая страна, отрезанная от выхода к морю, побаивалась великого соседа, а Москва, в свою очередь, вполне удовлетворялась нейтралитетом Кабула, тем, что он не создавал для нее проблем. СССР оказывал разнообразную помощь соседней стране, не пытаясь вмешиваться в ее внутреннюю политику. Все 40 лет правления Мухаммеда Захир-шаха – с 1933 по 1973 год – король старался держаться между Западом и Востоком, проводя курс на умеренную и очень осторожную модернизацию крайне консервативного общества. В этом его политика была типична для исламского Востока своего времени. Но Афганистан преследовали те же беды, что и другие мусульманские страны – с одной стороны, желание поспешных реформ, с другой – фундаменталистская реакция на перемены. В Египте, Ливии, Ираке первая тенденция привела к свержению монархий и установлению светских военных диктатур. Вторая тенденция восторжествовала в странах Аравийского полуострова, богатых нефтью, а в 1979 году и в Иране, где, впрочем, к власти в результате исламской революции пришли не заскорузлые монархисты-традиционалисты, а скорее республиканцы-фанатики.

Сегодня понимаешь, что в исламском мире успеха добивались те страны, которые не спешили экспериментировать. Наивысший жизненный уровень поддерживается именно в Объединенных Арабских Эмиратах, Катаре, Саудовской Аравии и т. п. И дело здесь не в нефти, она есть и в Ираке, и в Ливии, где короли были свергнуты, а именно в том, что общество не подвергалось разного рода «прогрессивным» экспериментам. Принцип «поспешай медленно» и здесь доказал свою истинность.

Афганистану не удалось остаться в стороне от устремлений своего времени. Нефти в нем не было, народ жил бедно, и потому та часть верхушки, которая по тем или иным причинам находилась в оппозиции королевскому двору, негодовала оттого, что страна по-прежнему находится на обочине прогресса. Мухаммед Дауд, близкий родственник короля и бывший премьер-министр, ставший центром сосредоточения сил, нелояльных монарху, организовал в 1973 году переворот во время визита Захир-шаха в Италию и стал во главе государства. Афганистан был провозглашен республикой, а Дауд – президентом. Корни будущих проблем страны были заложены именно тогда. Легитимность новой власти изначально была поставлена под сомнение. Резкие перемены, хотя и несоциалистического типа, ожесточили духовенство, которое начало борьбу с новым режимом, будущие вожди душманов – Гульбеддин Хекматияр, Бурхануддин Раббани эмигрировали в Пакистан и заявили о себе как раз в то время. Советский Союз принял к сведению перемену власти в Афганистане и продолжал поддерживать дружеские отношения и с новым правительством.

Но через пять лет последовала очередь самого Дауда. Из-за убийства одного из активистов марксистской Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) и ареста ее лидеров, таких как Бабрак Кармаль и Нур Мухаммед Тараки, сторонники последней, из числа офицерства, окружили и взяли штурмом президентский дворец. При этом и президент, и члены его семьи были убиты. Революция, или скорее военный переворот, победила. Власть оказалась в руках левых политиков просоветской ориентации. На плечи СССР упал нелегкий груз в виде нового союзника. Москва не могла отречься от Афганистана под властью НДПА, которая провозгласила ориентацию на Советский Союз, это было следствием господствующих идеологических установок.

Однако «приобретение» с самого начала оказалось проблемным. Во многом еще средневековая страна не просто не воспринимала «прогрессивные» преобразования, сводившиеся к борьбе с религией, устоявшимися бытовыми обычаями, ломке традиционных отношений в обществе и в землепользовании, но и активно им сопротивлялась. Практически сразу начали вспыхивать мятежи и восстания, благо уже имелись вожди сопротивления, выдвинувшиеся при Дауде. Еще хуже было то, что небольшая НДПА, захватившая власть в стране, была изначально расколота на две враждебные фракции – «Парчам» («Знамя») и «Хальк» («Народ»). Борьба между ними продолжилась и после революции, накладываясь на все более ужесточающийся террор по отношению к населению.

Уже в мае 1978 года правительство Тараки запросило помощи в виде советников из КГБ, летом того же года было создано представительство КГБ в Афганистане и подписано соглашение о сотрудничестве между спецслужбами двух стран. В июле Кабул посетил Владимир Крючков, приехавший для рекогносцировки и анализа ситуации. Он встретился с революционным главой Афганистана Мухаммедом Тараки – плодовитым писателем, но одновременно весьма фанатичным политиком, не жалевшим людей для воплощения своих планов, и его первым заместителем энергичным и хитрым Хафизуллой Амином. Позднее Крючков вспоминал, что его неприятно поразили наивность и утопизм Тараки и жесткость и беспощадность Амина. Но, вероятно, он проецировал последующее свое отношение к этим лидерам на их оценку в прошлом. СССР продолжал поддерживать НДПА, впрочем, альтернативы этому курсу не было. Москва не могла отказаться от своей риторики о социализме и его продвижения по планете. Афганская революция служила подтверждением правоты марксистской идеологии, а от союзников не принято отказываться.

Обращения за военной помощью к Советскому Союзу последовали уже в начале 1979 года в обстановке уже идущей де-факто гражданской войны. Лидеры в Кабуле понимали, что теряют власть, а своими силами справиться с «контрреволюцией» не в состоянии. Однако советские руководители поначалу отказывали в той просьбе. И Брежнев, и другие члены политбюро решительно выступали против вооруженного вмешательства в дела Афганистана. К тому времени в высшем руководстве уже сложилась группировка наиболее приближенных к генеральному секретарю лиц – Дмитрий Устинов, министр обороны, Андрей Громыко, министр иностранных дел, и Юрий Андропов, председатель КГБ. Вчетвером они и принимали все принципиальные решения во внешней политике. Важно отметить, что все трое ближайших соратников Брежнева на момент его прихода к власти в 1964 году не были членами политбюро. Андропов и Громыко вошли в него в 1973 году, Устинов в 1976-м. Владимир Крючков, как ближайший помощник Андропова по разведке, играл важнейшую роль, поставляя для политбюро информацию об обстановке в Афганистане.

В сентябре 1979 года ситуация ухудшилась – Амин сверг Тараки, которого затем задушили подушками. Еще раньше советской разведке пришлось вывозить из Афганистана ряд высокопоставленных деятелей НДПА, которые могли пасть жертвой интриг Амина. Впрочем, его фигура демонизировалась после вторжения СССР в Афганистан. На самом деле Амин ничем не отличался от других своих коллег. Все они выступали за террор, за беспощадную ломку сложившихся общественных отношений. И все они боролись за власть между собой, не брезгуя никакими методами. Просто Амин оказался хитрее и сильнее остальных. Что касается свержения Тараки, то оно произошло в ответ на покушение на жизнь Амина, когда тот приехал к президенту. Но Брежнев испытывал особенно теплые чувства к Тараки и воспринял его гибель как личное оскорбление. То, что разведка поставляла о Тараки информацию, что он может передаться американцам или даже является агентом ЦРУ, не отвечало действительности. Скорее это было желание угодить заказчику.

Амин до последних дней продолжал направлять обращения к Москве с просьбой ввести войска ввиду все более ухудшающейся ситуации. В Кремле стояли перед нелегким выбором – допустить крушение режима НДПА теперь означало получить на своих южных границах сугубо враждебный режим. После полутора лет правления НДПА, которая опиралась на помощь Советского Союза и которая совершила немало кровавых дел, нельзя было надеяться на мирное сосуществование с ее исламистскими преемниками, а на смену прийти могли только они. «Исламский фактор» как раз в этот год встал во всей своей остроте. В январе 1979 года был свергнут шахский режим в Иране. Вместо шаха, при всей своей проамериканской ориентации, относившегося к СССР достаточно дружелюбно, на южных рубежах появился непредсказуемый режим, выступавший с резкими нападками на политику Москвы. Поначалу советская пропаганда пыталась представить события в Иране как крупный провал Америки, но вскоре в Кремле убедились, что они ничего не выиграли от фиаско американцев.

По обоим берегам пограничной реки Пяндж жили таджики, кроме того, в Афганистане проживали туркмены и более миллиона узбеков. Поэтому обстановка в этой стране влияла на ситуацию в Средней Азии и избежать этого было невозможно. Кроме того, сам факт падения советского друга и союзника имел бы самые негативные последствия для имиджа СССР, говорил бы о его слабости и неспособности защитить дружественное государство. Кроме того, Амин мог бы запросить помощи у Китая, с которым Советский Союз продолжал находиться в геополитической конфронтации. Единственной альтернативой было введение войск для спасения революционного режима.

Но при этом спасать предполагалось вовсе не Амина, его Москва уже списала со счетов. Он должен был быть отстранен от власти вооруженным путем, ему на смену готовили Бабрака Кармаля, вынужденного уехать послом в Чехословакию, лидера враждебной фракции «Парчам» (Амин и Тараки принадлежали к «Хальку», что не мешало им в итоге поссориться). К концу года в политбюро уже никто не выступал против введения войск, понимая неизбежность этого шага. Но СССР не был правовым государством, все решали несколько человек, для вторжения не требовалось санкций Верховного Совета. 12 декабря 1979-го политбюро приняло невнятный документ:

«К ПОЛОЖЕНИЮ В “А”

1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные т.т. Андроповым Ю. В., Устиновым Д. Ф., Громыко А. А. Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро ЦК. Осуществление всех этих мероприятий возложить на т.т. Андропова Ю. В., Устинова Д. Ф., Громыко А. А.

2. Поручить т.т. Андропову Ю. В., Устинову Д. Ф., Громыко А. А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий».

Как видим, тремя главными организациями, отвечавшими за Афганистан, были МИД, Министерство обороны и КГБ. На долю последнего, а конкретно Владимира Крючкова, выпало участие в важнейшей задаче – свержение Амина и его замена Бабраком Кармалем. Он вылетел в Прагу, чтобы скрытно вывезти последнего на советскую базу в Ташкенте, откуда предполагалось перебросить его в Афганистан, но в последний момент Андропов решил, что Крючкову не нужно «светиться» и лично встречаться с Кармалем. В операции «Шторм-333» по штурму резиденции Амина принимали участие заместители Крючкова – Юрий Дроздов, Вадим Кирпиченко, Борис Иванов. Погибший при штурме начальник спецназа Григорий Бояринов также работал в структурах ПГУ. Операция была детально отработана. В окружение Амина внедрили агентов, которые попытались отравить его, но вызванный советский врач, не предупрежденный о том, что отравление запланировано, привел его в чувство. Несмотря на гибель нескольких человек, в том числе пяти из КГБ, операцию можно было считать осуществленной, все заняло 40 минут, Амин был ликвидирован, хотя его предполагалось арестовать. Бабрак Кармаль выступил по радио с обращением о наступлении «второго этапа» революции.

Но свержение Амина и ввод войск в Афганистан не означали победы. Первоначально предполагалось, что армия пробудет «за речкой» недолго, до укрепления режима, а потом будет выведена. Но «недолго» растянулось почти на десять лет. Вторжение вызвало международный кризис и конец разрядки. Самым ярким последствием стали бойкот Московской олимпиады в 1980 году и эмбарго на поставки зерна из США, введенные президентом Джимми Картером. С позиций сегодняшнего дня понимаешь, что антисоветские санкции, отражавшие апокалиптический ужас, воцарившийся тогда на Западе, не являлись адекватными ситуации. Но тогда в мире возобладала логика холодной войны и обострения борьбы, в которой опять на первое место выходила деятельность разведслужб, особенно после прихода к власти в январе 1981 года администрации Рональда Рейгана, взявшей курс на резкое увеличение военных расходов и глобальное противостояние советскому влиянию.