Текст книги "Гэкачеписты"

За годы войны США оказали вооруженную помощь афганским моджахедам на общую сумму три миллиарда долларов. Курировало каналы снабжения ЦРУ, чей директор Уильям Кейси много раз тайно посещал Пакистан, ставший важнейшим союзником Америки в Южной Азии ввиду его соседства с Афганистаном. Одновременно огромный поток финансов и оружия шел от Саудовской Аравии, частных исламских фондов (именно в роли сборщика средств, а позже воюющего добровольца начал свою карьеру Усама бен Ладен), а также Китая. По своей линии Иран поддерживал шиитскую «восьмерку» оппозиции (американцы, китайцы, пакистанцы, саудиты вооружали пешаварскую «семерку» суннитов). В тесном контакте с ЦРУ работала пакистанская разведка ISI22
  Inter-Services Intelligence (Межведомственная разведка).


[Закрыть]. Кульминацией поддержки моджахедов стали поставки им, начиная с 1986 года (уже во время перестройки в СССР!), переносных зенитно-ракетных комплексов «Стингер», драматически осложнивших положение советских войск.

Всему этому потоку оружия, советников и боевиков, а также информационному давлению должна была противостоять советская разведка, одновременно работавшая и в самом Афганистане. Так что Владимир Крючков гораздо чаще, чем Уильям Кейси, посещал опасный регион, по его собственным подсчетам, около тридцати раз. Его людям пришлось и изыскивать способы заводить агентуру в отрядах моджахедов, и проникать в лагеря беженцев в Пакистане, и работать против ISI и других спецслужб, в первую очередь ЦРУ, китайских и иранских. Через Афганистан прошли тысячи чекистов, и он стал хорошей школой для всех – разведчиков, контрразведчиков, охраны и т. д. Став генеральным секретарем, Михаил Горбачев узнал Владимира Крючкова в первую очередь именно по Афганистану.

Но до этого было еще далеко. В мае 1982 года из КГБ ушел долголетний патрон Владимира Крючкова – Юрий Андропов. Леонид Брежнев решил им заменить скончавшегося в начале года Михаила Суслова – секретаря ЦК КПСС по идеологии, должность, считавшуюся «номером два» в партийной иерархии. Суслов не входил в ближайшее брежневское окружение. Но с ним считались в силу его авторитета и занимаемого поста. Теперь же Андропов становился в полном смысле вторым секретарем ЦК – и ввиду полномочий (а это не только идеология, но ведение секретариата), и ввиду доверия Брежнева и близости к нему. Он де-факто и становился наследником Леонида Ильича, и это тоже все в руководстве понимали, поскольку на семьдесят шестом году жизни генсек совсем одряхлел.

Выбор именно Андропова был логичен и закономерен. На посту председателя КГБ он также занимался идеологией, отвечал за важнейшие вопросы жизни и безопасности страны, участвовал в составлении речей для Брежнева, был его ближайшим соратником и помощником. С точки зрения генсека, он хорошо проявил себя в роли главного чекиста, практически ликвидировав к 1982 году диссидентское движение. Да и на протяжении почти тридцати лет он был профессиональным комсомольским и партийным работником. Единственное, ему не хватало опыта работы на производстве.

Однако Брежнев так же в своем духе сделал и второй кадровый шаг – новым председателем КГБ он назначил Виталия Федорчука, человека Андропову постороннего, председателя КГБ Украины. Этого назначения никто не ожидал, да и для самого Федорчука оно было прыжком через несколько ступеней наверх. До Украины, где он проработал 12 лет, всю карьеру он прослужил в военной контрразведке и не отличался познаниями в мировой политике и, в частности, в разведке. Федорчук нужен был Брежневу для создания естественного противовеса Андропову. Впрочем, Владимир Крючков проработал под его руководством только полгода. В декабре того же 1982 года, сразу после смерти Леонида Ильича, Федорчука сменил Виктор Чебриков, работавший в центральном аппарате КГБ с 1967 года и гораздо более удобный для Андропова, ставшего генсеком. С Чебриковым и Крючкову было работать привычнее.

При новом генеральном секретаре для КГБ настал звездный час. На него возлагалась ответственность за наведение порядка в стране, подтягивание дисциплины. Конкурирующее правоохранительное ведомство – МВД – было буквально разгромлено, ненавистный Андропову Николай Щелоков снят с работы и исключен из партии, на его место пришел Федорчук, привлекший к работе множество чекистов.

Владимир Крючков в этих внутриполитических пертурбациях не участвовал. Ему хватало забот за рубежом. В начале 1980-х, после вторжения в Афганистан, международная обстановка обострилась и еще более ухудшилась после избрания президентом Рональда Рейгана. С 1980 года полыхала ирано-иракская война. Летом 1982-го началось вторжение Израиля в Ливан, взорвавшее обстановку на Ближнем Востоке и притянувшее туда воинские контингенты США и других стран НАТО. В том же году произошел конфликт Аргентины и Великобритании из-за Фолклендских островов. В 1983-м случилось вторжение американских войск на Гренаду. Вовсю шли гражданские войны на территории союзников СССР – Никарагуа, Кампучии, Эфиопии, Анголы, Мозамбика. После вторжения 1979 года Китая во Вьетнам не прекращались столкновения на их границе. В Европе странами НАТО было принято так называемое «двойное решение» по размещению американских ракет средней дальности, против которого Советский Союз вел мощную пропагандистскую кампанию. В декабре 1981-го военное положение было введено в Польше – с соответствующей реакцией на Западе. Через Одиннадцатый отдел ПГУ осуществлялась связь со спецслужбами социалистических стран, так что Восточная Европа также находилась в сфере внимания разведки. Не забудем и такой эпизод, как покушение на Рональда Рейгана в марте 1981 года – о его возможных последствиях Крючков также должен был докладывать политбюро.

К тому времени, отработав в разведке более десяти лет, он мог уже считаться крепким профессионалом, ни в чем не уступающим своему визави в США – директору ЦРУ Уильяму Кейси. Тот имел опыт в разведке во время Второй мировой войны, когда руководил вербовкой агентуры в Европе. Затем он сделал успешную карьеру на Уолл-стрит, став при президенте Ричарде Никсоне председателем комиссии по ценным бумагам, заместителем госсекретаря и главой Экспортно-импортного банка. При Джимми Картере он входил в консультативный совет по разведке при президенте. Кейси возглавил избирательную кампанию Рональда Рейгана и в награду получил пост директора ЦРУ с широчайшими полномочиями. Во всех смыслах это был опаснейший противник.

Владимир Крючков подобрал свою команду. Его первыми заместителями были Иван Алексеевич Маркелов и Вадим Алексеевич Кирпиченко. Если первый был политическим назначенцем, не имевшим отношения к разведке, но располагавшим обширными связями в аппарате КГБ, а в свою бытность начальником Рязанского КГБ, боровшимся с Солженицыным, то второй много лет провел в Египте, где являлся резидентом, был по образованию востоковедом и прекрасно знал регионы Африки и Ближнего Востока. Маркелова затем сменил Виктор Федорович Грушко – выпускник МИМО, бывший резидент КГБ в Норвегии, доверенный человек Крючкова, ставший в 1991 году его первым заместителем как главы КГБ. Среди его заместителей были такие профессионалы, как Яков Медяник, Юрий Дроздов и Николай Леонов, который станет широко известным в 1990-е годы.

1985 год Владимир Крючков встретил в начале седьмого десятка лет. Он был еще достаточно полон сил, хотя выглядел уже старовато. То, что Горбачев сменил прежних стариков, казалось ему само собой разумеющимся, и он связывал с ним немало надежд. То, что отношения с Западом дошли до крайней точки и необходимы шаги по их улучшению, также не вызывало сомнений. Нужно было решать и афганскую проблему, все больше превращающуюся в гангрену, отравляющую весь организм. Поэтому Владимир Крючков с энтузиазмом откликался на инициативы Горбачева как во внешней, так и во внутренней политике. Надо отметить, что как раз на начало перестройки пришелся пик удач ПГУ – Олдрич Эймс сдал много американских шпионов в советских спецслужбах, которые были арестованы и расстреляны. Единственный, кому удалось уйти, – Олег Гордиевский, но он работал не с ЦРУ, потому и спасся.

Переговоры и консультации по Афганистану, в которых Владимир Крючков принимал активное участие, привели к подписанию в апреле 1988 года в Женеве соглашений о выводе советских войск к 15 февраля 1989 года. В ходе мирного урегулирования афганской проблемы ему пришлось много контактировать с новым министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе, до того – первым секретарем грузинской компартии. Хотя Крючков никогда не пытался влиять на кадровую политику в высших эшелонах власти, он, узнав от Чебрикова, что Шеварднадзе планируют назначить в МИД, пытался отговорить руководство страны от подобного шага, считая, что тот, в силу своей полной неподготовленности для занятия такого поста, не сможет эффективно работать. Соглашения хотя и привели к окончанию участия советских войск в афганской войне, но они ничего не гарантировали, в частности, безопасности дружественного СССР режима. Моджахеды их не подписывали и продолжали воевать. Как вспоминал Крючков, в советских верхах Афганистан практически был списан со счетов, и ожидалось падение режима Наджибуллы вслед за выводом Советской армии. Крючков был в числе немногих, кто верил в его перспективы. И действительно, власть НДПА продержалась до 1992 года.

По Афганистану Владимир Крючков плотно работал с Михаилом Горбачевым. Возможно, именно тогда генеральный секретарь и решил, что именно Крючков станет преемником Чебрикова на посту главы КГБ. Тот слишком уж ассоциировался с прежними временами и наследием Андропова, что мешало в эпоху гласности и демократизации. Поэтому Горбачев предложил следующую кадровую перестановку – Чебриков переходит на пост секретаря ЦК, курирующего правоохранительные органы, а на его место назначается Владимир Крючков. Напомним, на тот момент он даже не являлся первым заместителем председателя КГБ, каковым был Филипп Денисович Бобков (другим первым заместителем числился Николай Павлович Емохонов, который отвечал за чисто технические вопросы, будучи инженером, и на руководство комитетом претендовать не мог), а всего лишь рядовым замом – начальником ПГУ.

В пользу кандидатуры Владимира Крючкова сработали следующие факторы. Он, как отмечалось выше, не был причастен к борьбе с диссидентами – в отличие от Бобкова. Как разведчик, хорошо знал окружающий СССР мир, не обладал провинциальностью и узостью взглядов. Крючков тесно работал с новой командой – Шеварднадзе и самим Горбачевым по афганской проблематике – и мог считаться в этом смысле «своим» человеком в КГБ. Также его хорошо знал «серый кардинал» – Александр Яковлев, 12 лет проработавший послом в Канаде и в таковом качестве близко сотрудничавший с разведкой, поскольку под крышей его посольства служило немало людей из КГБ. Кроме того, Крючков, как и сам Горбачев, считался человеком Андропова, что их сближало.

С позиций сегодняшнего дня представляется, что ему не надо было соглашаться на предложение Горбачева. Все-таки по большому счету Владимир Крючков не был готов к тому, чтобы руководить КГБ. В тот момент на первый план выходили внутриполитические проблемы, в которых он слабо разбирался. Это обстоятельство сыграло свою роль во время подготовки и реализации ГКЧП, когда проявилась неподготовленность Крючкова к решению тех задач, на которые он замахивался. Возможно, его стоило назначить на должность министра иностранных дел – как спустя несколько лет поступил Борис Ельцин с Евгением Примаковым, переведя того из Службы внешней разведки в МИД. Там, в высотке на Смоленской площади, Крючков мог бы принести больше пользы со своим чутьем государственника.

Но, как бы там ни было, вопреки опасениям жены он согласился на предложение генсека и 1 октября 1988 года возглавил КГБ СССР. Для любого чекиста все-таки представлялось почетным занять место «железного Феликса». Второго шанса не будет – понимал Крючков, а завершить свою карьеру на Лубянке должностью председателя КГБ – предел мечтаний для любого чекиста. Кроме того, по сложившейся традиции это автоматически подразумевало вхождение в политбюро, то есть причастность к важнейшим государственным решениям.

Владимир Крючков занял пост главы спецслужбы в критическое время и для страны, и для ведомства. Процессы разрушения были уже запущены. Нагорный Карабах пылал, границу Азербайджана и Ирана прорывали толпы демонстрантов, и пограничники – подчиненные Крючкова – не могли их остановить. А через год-полтора погромы и столкновения происходили в Фергане, Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье. В Прибалтике создавались народные фронты, в Грузии вышел на сцену Звиад Константинович Гамсахурдиа, Ельцин уже перешел в открытую политическую оппозицию после XIX партконференции и готовился к выборам народных депутатов. В печати при поддержке Александра Яковлева начинала преобладать линия журнала «Огонек». В ноябре 1988 года перестали глушить последний из западных голосов – радио «Свобода». Впервые за все годы советской власти СМИ начали критиковать Комитет государственной безопасности. Стала печататься ранее запрещенная литература, а цензура сдавала свои позиции. К тому времени были возвращены из ссылки и выпущены из тюрем практически все диссиденты. Стремительно росла коррупция, в сфере экономики стали совершаться преступления, о которых раньше не могли и помыслить – на всю страну прогремело дело кооператива «АНТ», созданного, как утверждалось, не без участия КГБ, который пытался вывезти за границу танки под видом тягачей, хотя именно Комитет госбезопасности принял активное участие в расследовании.

Вовне страны происходили аналогичные процессы. Несмотря на «горбиманию», охватившую мир, разрядку напряженности, переговоры с Америкой и Китаем, империя стремительно сдавала свои позиции. В 1989-м рухнуло «социалистическое содружество» в Европе. В августе того года было сформировано первое некоммунистическое правительство в Польше во главе с Тадеушем Мазовецким, и это воспринималось как сенсация, а к концу года во всех странах бывшего СЭВ прошли «бархатные революции». Правда, в Румынии она оказалась не бархатной, а весьма кровавой, с сотнями жертв и со скоропалительным расстрелом четы Николае и Елены Чаушеску. Про ситуацию в Афганистане после вывода советских войск написано выше. Восторг относительно лично Горбачева никак не распространялся на его государство. Та идея, с которой ассоциировался СССР в глазах его сторонников, быстро увядала. Владимир Крючков вспоминал: «1988–1991 годы для разведчиков, особенно нелегалов, были исключительно трудным временем. Они старались работать активно, проявляли инициативу, стремились в полном объеме выполнять поставленные задания. Какие тревожные, тяжелые письма они направляли в центр! Сколько в них было переживаний, непонимания!»

КГБ оказался в парадоксальной позиции – его поливали грязью с высоких трибун и в печати, полномочия постоянно обрубались, но в то же время от него требовали информации об оппозиции и противодействия развалу страны. Сотрудники дезориентировались. Свидетельством нелегкого выбора чекистов в то время служит судьба Владимира Путина, достаточно типичная. Вернувшись в самом начале 1990 года после пятилетней командировки в ГДР, он не узнал своей страны. Дальнейшие горизонты карьеры были неясны. В результате перспективный работник уволился и пошел работать на «демократов», разносивших в своих выступлениях Комитет госбезопасности. При этом те же «перестройщики» в лице Анатолия Собчака охотно воспользовались услугами кагэбэшника Путина.

Другие сотрудники КГБ попробовали себя в публичной политике, например, с разрешения начальства, они баллотировались в депутаты различных уровней, например начальник Иркутского КГБ Иван Федосеев, которого потом Владимир Крючков перевел в центральный аппарат. Но были и иные чекисты, избравшие путь активного отрицания своего прошлого и разоблачения «темных» тайн. Таким стал Олег Калугин, выходец из Первого главного управления, много лет проработавший разведчиком в США, после возглавлявший внутреннюю контрразведку ПГУ. В 1980-м его перевели первым заместителем начальника Ленинградского КГБ, и Калугин счел это понижением и оскорблением, хотя формально это было повышение. Но он хотел оставаться в разведке, работать в Москве или за границей. На время Калугин затаил свои чувства. В перестройку его вывели за штат, но оставили в действующем резерве КГБ, дав должность начальника отдела режима Министерства электронной промышленности. С 1990 года генерал-майор Калугин начал выступать с «разоблачениями» своей родной конторы.

Разумеется, реакция КГБ и лично Владимира Крючкова была резко отрицательной. Они не могли смириться с таким вопиющим предательством. Калугина лишили наград, генеральского звания, персональной пенсии. Но уже летом того же года Олег Калугин баллотировался на Кубани в народные депутаты СССР и победил с явным преимуществом – таковы были господствующие настроения в обществе, что он воспринимался как герой, пошедший против Системы. Леонид Шебаршин вспоминал: «Гонения, развернутые В. А. Крючковым против О. Д. Калугина, выступившего с открытой критикой КГБ, приняли беспрецедентный, не совместимый с новой общественной атмосферой характер. Столкнулись два непримиримых старинных врага. Калугин клеймил КГБ и лично Крючкова, выступал в печати и на митингах. Крючков действовал закулисно, чужими руками. Руководство ПГУ не питало симпатий к Калугину. Бунт генерала разведки, даже отставного, плохо сказывался на дисциплине. Его публичные выступления вызывали нервную реакцию у наших источников, опасавшихся за свою судьбу и за будущее службы, с которой они связали жизнь. (В перерыве между заседаниями XXVIII съезда КПСС главный редактор “Московских новостей” Е. В. Яковлев выразил мне свое возмущение решением о лишении О. Д. Калугина воинского звания и наград. Я изложил ему эти соображения. Он их, естественно, не разделил.) Мы, однако, предвидели издержки открытой конфронтации с отступником и пытались убедить Крючкова, что благоразумнее не привлекать внимание публики к Калугину, надо позволить ему выговориться. Думаю, что именно глубочайшая личная неприязнь к Калугину побудила Крючкова идти напролом. Тот же мотив, видимо, побуждал и Калугина ввязываться в прямую конфронтацию с председателем КГБ. Вся история, таким образом, уходила корнями во вторую половину семидесятых годов».

Владимир Крючков пытался создать свою команду, выдвигая на руководящие должности новых людей. После того как в январе 1991 года ушел в отставку первый заместитель Филипп Бобков, первыми замами председателя КГБ стали его старый соратник по разведке Виктор Федорович Грушко и (чуть раньше) Гений Евгеньевич Агеев, в прошлом партийный работник. Кроме того, двумя замами стали генерал-майоры Валерий Федорович Лебедев («аналитик»), которому было только 45 лет – детский возраст для организации, и Алексей Алексеевич Денисов («технарь»). Третьим «простым» замом был назначен генерал-лейтенант Иокубас Петровас («пограничник»). Тенденция к обособлению республик не обошла и госбезопасность. В мае 1991-го на модной волне было создано КГБ РСФСР, председателем которого назначили сравнительно молодого выходца из Тюмени Виктора Валентиновича Иваненко, работавшего до этого в инспекторском управлении.

В силу своей должности Владимир Крючков был наиболее информированным среди советских руководителей, к нему стекались сведения о происходившем в стране, и уже он знакомил с ними Горбачева и других лидеров страны. Будучи умным человеком, он понимал – куда движется страна и что ее ждет. И осознавал это острее других. Поэтому именно он стал подлинным лидером ГКЧП, его отцом-создателем.

Но всей своей предыдущей жизнью он был воспитан так, что не мог прямо пойти против начальства. Горбачев в его глазах был пусть заблуждающимся, но «своим». В письмах Владимира Крючкова на имя президента СССР после провала ГКЧП это особенно явственно ощущается. Поэтому подготовить «переворот» он не мог, ГКЧП мыслился им как удобный инструмент для использования президентом. Если не Михаилом Горбачевым, то исполняющим обязанности Геннадием Янаевым. Иными словами, речь шла только о действиях нынешнего руководства страны в рамках его полномочий. Ничего похожего на Чили-73 со свержением президента, штурмом его резиденции быть не могло. Даже верхушечный переворот по образцу октября 1964-го в планах Крючкова не стоял.

То, что назвали «путчем», в его глазах должно было быть коррекцией курса, выполнением, может быть, неприятной, но необходимой работы. И при этом не расходящейся с конституцией. Да, ГКЧП готовился втайне, но Крючков полагал, что когда Горбачева уведомят о планах, он с ними согласится, а если нет, то просто будет на время оставлен не у дел, а потом, постфактум, согласится со всем сделанным и одобрит задним числом.

В этом и заключалась основная причина неудачи ГКЧП. Бесчисленные обвинения его организаторов в организационной бездарности, политической недальновидности и просто глупости, а то и трусости, не принимают во внимание данный факт. ГКЧП ни в коей мере не являлся классическим переворотом, направленным на захват и удержание власти. Ему даже трудно подобрать адекватное определение. Мировая история мало знает подобных прецедентов. Во Франции в 1630 году враги попытались путем интриг отстранить от власти кардинала Ришелье, и казалось, что им уже улыбнулась удача, когда мать-королева публично потребовала от сына – короля Людовика XIII – сделать выбор между ней и своим первым министром. Король дрогнул, поддался давлению, но к концу дня передумал и вернул незаменимого кардинала. Эти события вошли в историю Франции как «День одураченных». Наверное, подобным образом можно назвать и историю с ГКЧП.

Владимир Крючков как верный солдат партии, как ее представитель в органах КГБ был не способен на самостоятельную долгосрочную игру. К тому же он поднялся в верхний эшелон правящей элиты совсем недавно, в конце 1988 года, только через год стал членом политбюро и чувствовал себя не вполне уверенно. Взять на себя ответственность он не мог по множеству причин – от состояния здоровья и возраста до отсутствия какого-либо практического опыта – работы на производстве, самостоятельного политического управления. В партии он был чиновником-исполнителем, в КГБ – тенью Андропова, его порученцем. Одного лишь руководства разведкой было маловато для успешного выведения сверхдержавы из тяжелейшего кризиса, и Крючков это ясно понимал. Его бесплодность в три дня ГКЧП – отражение этой реальности.

В феврале 1991 года под грифом «Совершенно секретно» председатель КГБ направил на имя президента СССР письмо «О политической обстановке в стране». В нем говорилось:

«Острый политический кризис, охвативший страну, поставил под угрозу судьбу перестройки, процессов демократизации, обновления общества. Стали явственными возможности развала единства Союза ССР, демонтажа общественно-политической и экономической системы. Спровоцированная решениями ряда союзных республик “война суверенитетов” практически свела на нет усилия по стабилизации экономики, резко осложнила условия для подписания нового Союзного договора. Под влиянием известных решений Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР конфронтация между Центром и союзными республиками получила мощный импульс. Глава Российского парламента вкупе с определенными силами, круги из теневого бизнеса явственно заявили свои претензии на создание “второго центра” в противовес государственному политическому руководству СССР. Этим не преминули воспользоваться для закрепления своих позиций практически все оппозиционные партии и течения. Усилились национал-шовинистические и сепаратистские тенденции во многих регионах страны.

Подтвердились наши оценки, что политика умиротворения агрессивного крыла “демократических движений” не в состоянии предотвратить возрастание деструктивных процессов, позволяет псевдодемократам беспрепятственно реализовывать свои замыслы по захвату власти и изменению природы общественного строя.

Опасность этой тенденции усугубляется ростом числа и увеличением мощи незаконных военизированных формирований. Сегодня они располагают самыми современными видами оружия – автоматами, пулеметами, вплоть до реактивных снарядов. С учетом этого фактора социальные и национальные конфликты могут приобрести новое качество, превратиться в многочисленные очаги гражданской войны…

…Нельзя не считаться с тем, что большие социальные группы защищены слабо, зачастую бедствуют. Реальной возможности поднять сегодня их благосостояние нет… Углубляющееся имущественное расслоение вызывает рост социальной напряженности… Разрушительными для единства Союза ССР и общества являются эскалация развязанной антикоммунистами пропагандистской войны против собственного народа и расширившиеся материальные возможности для ее ведения, в том числе с привлечением теневого капитала. Происходит завоевание одного пропагандистского органа за другим, а когда это не удается, – создаются новые… учитывая глубину кризиса и вероятность резкого осложнения обстановки, нельзя исключать возможность образования в соответствующий момент временных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер, предоставленных Президенту Верховным Советом СССР.

Такой шаг потребовал бы мощной пропагандистской поддержки, прямого обращения к народу с призывом объединиться для сохранения Союза ССР, защиты общественного строя».

Но к тому времени Горбачев уже давно был пленником своего имиджа реформатора и больше обращал внимание на то, что о нем скажут на Западе, а также оппозиция внутри собственной страны, реакции от него не последовало. Поэтому, когда пришло время к подписанию Ново-Огаревских соглашений, Крючков понял, что медлить больше нельзя. Дальнейшие его действия больше напоминали плохо продуманную импровизацию.

17 июня он выступил на закрытом заседании Верховного Совета. Владимир Крючков сказал, обращаясь к депутатам:

«…Реальность такова, что наше Отечество находится на грани катастрофы. То, что я буду говорить вам, мы пишем в наших документах Президенту и не скрываем существа проблем, которые мы изучаем. Общество охвачено острым кризисом, угрожающим жизненно важным интересам народа, неотъемлемым правам всех граждан СССР, самим основам Советского государства. Если в самое ближайшее время не удастся остановить крайне опасные разрушительные процессы, то самые худшие опасения наши станут реальностью. Не только изъяны прошлого и просчеты последних лет привели к такому положению дел. Главная причина нынешней критической ситуации кроется в целенаправленных, последовательных действиях антигосударственных, сепаратистских и других экстремистских сил, развернувших непримиримую борьбу за власть в стране.

Откровенно игнорируя общенациональные интересы, попирая Конституцию и законы Союза ССР, эти силы открыто взяли курс на захват власти в стране… Уважаемые товарищи депутаты! В ваших руках находится судьба народов нашей огромной страны, Советского государства, от вашей мудрости и решительности зависит – быть или не быть великой державе, сумеем ли мы сегодня остановиться на краю пропасти. Обстановка, видимо, сегодня такова, что требует от всех нас отрешиться от личного, придать должное общегосударственному, и прежде всего – борьбе за сохранение Союза. Все остальное, мне думается, должно быть подчинено этому…»

Еще Крючков вспомнил в докладе записку Андропова об «агентах влияния», породив разного рода домыслы у депутатов – кого он имел в виду?

23 июля в газетах «Советская Россия» и «День» было опубликовано «Слово к народу», трое из его подписавших в дальнейшем были арестованы по делу ГКЧП – Валентин Варенников, Василий Стародубцев и Александр Тизяков. В его высокопарно-риторическом стиле («Родина, страна наша, государство великое, данное нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнет, ломается, погружается во тьму и небытие… Среди россиян есть государственные мужи, готовые повести страну в неунизительное суверенное будущее. Есть знатоки экономики, способные восстановить производство. Есть мыслители, творцы духа, прозревающие общенародный идеал») чувствуется рука журналиста и писателя Александра Проханова – одного из подписантов. К тому времени он был главным редактором газеты «День» и пытался активно участвовать в политике. Но обращенный к абстрактным государственническо-имперским идеалам, причем не дореволюционного, а сталинистского типа, написанный лубочным стилем (одновременно – бездарное подражание Солженицыну) текст «Слова к народу» не оказал никакого влияния на текущую политику и на широкие массы населения. В этот момент другое имело успех, то, что звало на Запад и решительно отрицало настоящее и прошлое.

«Слово» стало попыткой Владимира Крючкова (он был в курсе подготовки текста и принял активное участие в его публикации) повлиять на Горбачева и, одновременно, начать сплочение недовольных. Но подписавшие его (Юрий Бондарев, Юрий Блохин, Валентин Варенников, Эдуард Володин, Борис Громов, Геннадий Зюганов, Людмила Зыкина, Вячеслав Клыков, Александр Проханов, Валентин Распутин, Василий Стародубцев, Александр Тизяков) не были людьми, способными сплотить вокруг себя значимые силы. Между ними было мало общего. Никто из них не являлся сильным публичным политиком, способным повести за собой массы. Эффект оказался в итоге еще меньшим, чем от письма «Не могу поступаться принципами» Нины Андреевой, опубликованного в той «Советской России» в марте 1988 года. Тогда Андреева, сама того не желая, спровоцировала резкое усиление либералов в руководстве, поскольку Горбачев был сильно недоволен ее публикацией. Сейчас же «Слово» прозвучало бессильным стоном отчаяния. Было очевидно, что «общественность» не способна объединиться под антигорбачевскими лозунгами и повлиять на власть. Оставалось действовать изнутри власти.

4 августа Михаил Горбачев улетел в Крым отдыхать на своей форосской даче, лишь недавно построенной специально по его приказу. Генсека не смущали ни стоимость, ни моральный аспект строительства, проходившего в разгар борьбы с привилегиями. Как вспоминал начальник Девятого управления Министерства обороны СССР, отвечавшего за строительство особо защищенных резервных пунктов управления для высшего руководства страны, генерал-лейтенант Олег Байков, чете Горбачевых не понравилась резиденция Брежнева в Ореанде, и было принято решение о строительстве новой. Работы велись с большим размахом и интенсивностью, стройку лично курировал министр обороны Дмитрий Язов. Требовалось учесть все аспекты безопасности, в том числе сейсмические, обеспечить спецсвязью. Интерьеры переделывались по многу раз по требованию Раисы Горбачевой. Валентин Павлов, будучи первым заместителем министра финансов, даже не знал о ее строительстве, хотя подписывал бюджеты и Минобороны, и КГБ – настолько объект был засекречен. Ее возводили за счет ассигнований на жилищное строительство для офицеров. По оценкам Павлова, стоимость дачи была эквивалентна десяткам многоэтажных жилых домов. Добавим, что одновременно такими же стахановскими темпами возводили под Москвой дачу для Горбачева в Раздорах («Барвиха-4»), не менее «навороченную».