Текст книги "Бенкендорф"

ЖУРАВЛЬ

Бенкендорф очень любил заступать на службу помощником оперативного дежурного управления НКВД. Во-первых, это было полезно для карьеры, поскольку остальные представители вооруженного отряда партии видели его в лицо и запоминали его фамилию на уровне подкорки головного мозга. Во-вторых, это было безопасно, поскольку в управлениях НКВД редко происходят какие-либо события по линии дежурной части. К тому же за них всегда отвечает сам оперативный дежурный, а не помощник. В-третьих, это было красиво, поскольку для участия в этом событии разрешалось добраться до управления в форме. Особенно эффектно получалось прибыть на дежурство летом, с пристегнутой к ремню кобурой, в рубашке с коротким рукавом, погонами и фуражке.

Зимой Бенкендорф дежурить не пробовал, но подозревал, что бродить по улицам в облезлом бушлате и помятой формовке не так красиво.

Дежурство начиналось, как и обычный рабочий день, но требовалось прибыть в управление раньше, чтобы пройти инструктаж, смениться на разводе и получить табельный револьвер-наган. После приезда руководства и одобрения кандидатур самых смелых и ответственных чекистов в регионе, начиналось вседневное бдение. И это было еще одним огромным плюсом. Бдение заключалось в травлении веселых баек соседу и игре в косынку.

Поскольку компьютер тогда еще не изобрели, играть приходилось настоящими картами, сделанными в лучших традициях ГУЛАГа из хлебного мякиша. Это, конечно, шутка. Хотя компьютеров в те далекие времена действительно не было.

Очень редко нужно было отправить или принять телеграфные сообщения. Иногда кто-нибудь звонил, но в подавляющем большинстве случаев, как выяснялось позднее, люди ошибались номером. Иногда они ошибались, что ошибались номером, но это было уже не важно.

По устоявшейся традиции, Бенкендорф так и говорил далеким собеседникам: «Мы этим не занимаемся, звоните в милицию!». Этому основному правилу помощника оперативного дежурного его обучили при первом же заступлении в наряд, предупредив, что будут строго следить за его соблюдением.

В зависимости от обстоятельств проблемы, Бенкендорф применял фантазию и заменял милицию на прокуратуру, суд, Спортлото или Деда Мороза. Это не возбранялось и даже поощрялось. В смежных ведомствах поступали также по-скотски, отправляя людей жаловаться в НКВД, поэтому запущенный бумеранг возвращался им обратно. А люди продолжали ходить по бюрократическому кругу, что в итоге и требовалось.

Эта добрая традиция должна быть высечена огромным шрифтом прямо на воротах Лубянки, а также в инструкциях и приказах. Но, к сожалению, она просто передается в качестве основной заповеди только на словах от пращуров к младенцам. Дабы никто не узнал ее истинный источник и не смог сразу же обратиться по нужному адресу.

После обеда уже совершенно нечем было заняться. Народ терял боевой дух, а морально-волевые (иногда и аморально-волевые) качества основной группировки войск существенно падали. Поэтому и темп работы замедлялся до уровня движений стаи ленивцев на дереве. Организмы военнослужащих медленно усваивали купленные в столовой протеины и энергоемкий майонез.

Бенкендорф мучился от безделья и просто пересчитывал прилипших на липкой ленте под потолком мертвых мух. При этом он качался на стуле, что было невиданным хамством! Оперативный дежурный сидел за своим пультом слева и дремал с закрытыми глазами, что было еще более невиданным хамством! Но поскольку официально все были заняты интенсивнейшим трудом на износ, никто этих вопиющих нарушений воинских уставов не замечал. Некогда было обращать внимание на всякую ерунду.

Вот это солидарность! – думал Бенкендорф про себя – Ну как же так? Неужели муха не видит, что вокруг уже просто десятки таких же ее самонадеянных соплеменников уже пристыли к желтой поверхности липкой пленки и иссохли как мумии под палящими лучами 25 ваттной лампочки дневного света. На что она надеялась?

Мало того, что эта муха находится в самом безопасном месте планеты, на котором специально для предотвращения любой опасности построили управление НКВД. Мало того, что в этом эпицентре безопасности она нашла себе самое безопасное помещение, в котором специально для предотвращения страшной опасности находились два вооруженных офицера, владеющих приемами рукопашного боя. Она еще и прилипла в самом углу дежурки при входе вообще в святую святых – оружейную комнату. Так что оставалось только посочувствовать ее неудаче.

Бенкендорф начинал засыпать от этих дурных мыслей, поэтому решил прогуляться и осуществить визуальный осмотр помещений на предмет оценки безопасности от опасности. То есть просто покурить. Он специально громко кашлянул, чтобы оперативный дежурный проснулся и за время отсутствия помощника не попался руководству спящим. У дежурного были дети и ведомственная квартира, на которых эта дремота могла сказаться крайне негативным образом.

– Я на обход

– Понял, принял – ответил дежурный и на всякий случай потянулся рукой к банке с кофе и кружке.

Бенкендорф вышел на крыльцо и закурил. Рабочий день подходил к концу, и на внутреннем дворе уже никого не было. Почти все стремились как можно быстрее свалить домой. Руководство же покидало бастионы последним, поэтому до сих пор было на месте. Так что окончательно расслабляться, переодеваясь при этом в майку-алкашку и сатиновые трико, было преждевременным.

Докурив и выкинув бычок в урну, Бенкендорф откровенно симулировал, что бдительно осматривает весь забор по периметру. На самом деле он не просто тянул время, но и выполнял определенный ритуал. В управлении нередко проходили негласные учения по его захвату, в ходе которых специально обученные сотрудники, выступающие в роли империалистических диверсантов, перелезали через этот самый забор и всегда без исключений захватывали объект. Не было ни одного случая, когда они выбирали иной маршрут или терпели фиаско.

Оборона всегда прорывалась в одном и том же месте, поэтому смысл таких тренировок был Бенкендорфу непонятен. Можно было, например, по итогам учений нарастить забор. Или натянуть на нем дополнительную колючую проволоку. Или, в конце концов, уволить постоянно прорывающихся сотрудников и взять на их место парализованных инвалидов, не способных передвигаться. Чтобы уже точно не ожидать сюрпризов. Но нет. Все оставалось по-прежнему. Можно было только молиться Дзержинскому, чтобы очередной захват выпал на чье-нибудь чужое дежурство и состоялся не сегодня.

Посмотрев на облупленный кирпич с внутренней стороны забора и вспомнив, что снаружи стена аккуратно покрашена, Бенкендорф ухмыльнулся и решил возвращаться на пост. Явной опасности вокруг не наблюдалось, а это означало, только одно – относительную безопасность. Об этом было незамедлительно доложено оперативному дежурному, который внес соответствующую информацию в специальный бланк.

Кто был в туалете Макдональдса, тот точно видел табличку с ежечасными отметками о мытье унитазов. Так что можно констатировать неоспоримый факт – Рональд Макдональд совершенно безнаказанно похитил секретную технологию по составлению табличек об обходе периметра «сами знаете, откуда» и при ее помощи успешно основал 15 мая 1940 года свой ресторан.

Как только Куранты пробили 18—00 основной костяк боевых подразделений начал возвращать под роспись ключи от кабинетов и торопливо убывать по заблаговременно полученным служебным квартирам. Шли эти главные борцы за справедливость дружным строем, явно не желая отдавать Родине ни единой лишней секунды жизни. Вполне возможно, что все они жили коммуной в одном помещении, поскольку прибывали на службу таким же дружным строем ровно в 08—59.

Колонну из доблестных красногвардейцев замыкал, галантно пропуская женщин вперед, начальник следствия. Он положил ключ от кабинета на стойку, выполнил команду «кругом» и двинулся по направлению к выходу строевым шагом. Бенкендорф подошел к стойке, хотел убрать с нее ключ и расписаться в его обратном приеме.

– Ничего не трогай там! – окрикнул его дежурный – Не надо, оставь все как есть.

– Почему? – Бенкендорф обернулся на голос. Нисколько не улыбнувшись, дежурный просто махнул рукой, отвернулся и ничего не ответил.

Бенкендорф не стал лезть человеку в душу, расспрашивая его об этом странном обстоятельстве, и просто сел на свое место. Не прошло и двух минут, как начальник следствия вернулся с улицы, молча взял со стойки ключ и снова вышел. Судя по внутренним камерам наблюдения11
  Примечание автора: В данную секунду вы наверняка думаете, что за фигня, автор?! Видеонаблюдения тогда не было! Ты же в ходе повествования просто нагло вуалируешь именно свою службу! Спешу вас расстроить. Первая в мире система видеонаблюдения была создана в Германии компанией Siemens в 1942 году, так что никакие грязные инсинуации здесь не уместны. Мой адвокат Генрих Падла всё-таки достаточно компетентен и не зря ест свой хлеб.


[Закрыть], он подошел к двери кабинета, поковырял ключом в замке и снова их опечатал. Также быстро он вернулся в дежурку, снова положил ключ на стойку, развернулся и упорхнул вдаль.

– И сейчас ничего не трогай! – снова окрикнул Бенкендорфа дежурный.

Проявляя интерес, Бенкендорф теперь пристально вглядывался в окна, выискивая фигуру начальника следствия и надеясь разобраться в происходящем. На этот раз Главпортной успел дойти до угла управления, вновь остановился и быстро двинулся обратно. Ситуация повторилась с точностью до движения. Ключ, дверь, печать, ключ, на выход. В следующий раз, дойдя до своего катафалка на автостоянке, начальник следствия снова развернулся и проделал тот же самый этюд. Бенкендорф наблюдал за этой процедурой, как зачарованный, с отвисшей нижней челюстью. Дежурный молчал.

В одном из перерывов между этими забегами дежурный громко вздохнул.

– Не спрашивай меня ни о чем! Работа у человека нервная, он уже год так ходит. Сам весь замотался и других уже достал. На весь отдел у них одно уголовное дело за два года, вот и свихнулся от безделья человек. По первости мы вместе с ним ходили дверь проверять, убеждали его, что все в порядке. Но все бесполезно. Бродит и бродит как неприкаянная душа. Сидел бы себе он юристом в управлении. Оклад тот же, работа спокойная. Зачем в следствие пошел? Эх… Несчастливая там должность, столько человек уже сгорело. И медики ничего сделать не могут. И таблетки вроде пьет, а легче не становится. Сейчас пока до дома не доедет, будет бродить туда-сюда. Так что ключ не трогай.

– Ни за что в следствие не пойду! – подумал Бенкендорф – Это насколько же сложная должна быть работа, чтобы расследуя одно уголовное дело, сойти с ума? А если нагрузка вырастет и уголовных дел станет два? Что же будет тогда?!

Перерывы между приходами начальника следствия становились все длинней, и, наконец, он совсем исчез, обретя душевный покой. Обсессивно-компульсивное расстройство под напором препаратов отступило, но в тот же момент перекинулось на Бенкендорфа, которому стало невообразимо скучно. И, по всей видимости, скучно стало не только ему одному.

Не выдержав каторжного бдения, первым сдался оперативный дежурный. Он решил совершить повторный обход территории теперь уже снаружи периметра, чтобы осмотреть стены на предмет нанесения несознательными гражданами несанкционированных надписей и граффити. За художества на священных стенах управления НКВД ругали даже больше, чем за прорывающийся через забор спецназ.

Так что Бенкендорф остался совсем один. Он совершенно потерял счет времени, которое тянулось просто невообразимо долго. Глубочайшая тоска и отчаяние вот-вот готовы были перерасти в битье головой о стол, но… Внезапно зазвонил телефон. Судя по цифрам на определителе номера, телефон был внутренним.

Не требовалось никаких хитрых технологий и шпионских приемов, чтобы понять, что телефон с данным номером стоял в кабинете начальника управления, а по совместительству целого генерала. Об этих заветных цифрах также ненавязчиво напоминал небольшой клочок бумаги под оргстеклом на столе с огромными буквами, обведенными красным фломастером «ШЕФ». Поэтому Бенкендорф аккуратно и быстро поднял трубку.

– Помощник оперативного дежурного лейтенант Бенкендорф – как можно более четко и мужественно произнес он.

– Бубубе… Что у нас …. Бубубу? – Спросил генерал, при этом его вопрос звучал вполне конкретно и своевременно. В то же время генерал говорил настолько тихо и невнятно, что Бенкендорф совершенно не мог разобрать его слов. А поэтому и подобрать за доли секунды искрометный ответ было невозможно и из миллиарда вариантов.

Этот вопрос мог звучать как угодно. Например, «Плавает? Что у нас плавает и не тонет?». Или, «Ленин? Что у нас в истории совершил Ленин?». А может быть и вообще «Желтый круг на небе! Черт побери! Что у нас за желтый круг на небе?!». Почему-то именно эти вопросы и пришли на ум недалекому Бенкендорфу. А раз они пришли на ум ему, то с той же долей вероятности могли возникнуть и у умнейшего генерала.

Прокрутив в мозгу ответы «Говно» и «Революция», он не решился произнести ни один из них верховному повелителю. Первый мог быть им воспринят как личное оскорбление, а второй как призывы к экстремистской деятельности. И еще не известно, что было в данной ситуации более опасным. Совсем двусмысленно звучал бы и ласковый ответ «Солнышко», поэтому и от него он отказался.

После учебы на краткосрочных курсах НКВД Бенкендорф итак чуть-чуть (до невообразимого ужаса) боялся руководства, но нынешняя ситуация явно грозила катастрофой. Чуть замешкавшись, он все-таки решил переспросить.

– Товарищ генерал, извините, связь плохая. Я вас не расслышал, не могли бы вы повторить? – на том конце провода послышалось скрипение зубами. Было крайне наивным думать, что генерал подбирает ответ для какого-то лейтенанта, поэтому возникшая пауза не означала ничего хорошего.

– Журавль, епт! Что у нас …Бубубя? – по лбу Бенкендорфа катились крупные капли холодного пота. Ситуация не прояснилась, а все возможные лимиты на помощь друга, зала или 50 на 50 из игры «Кто хочет стать милиционером» были исчерпаны. Оставалось всего два варианта развития событий. Либо повесить трубку, оставить удостоверение на столе и, не оглядываясь, идти домой. Либо переспросить еще раз. Хотя бы что-нибудь нужно было сказать прямо сейчас. Причем быстро.

– Товарищ генерал, прошу прощения! На линии явно какие-то помехи! – надрывно зарыдал Бенкендорф – Шпионы, наверное, глушат! – зачем-то добавил он.

– Лийтиииинаааааант! – Заорал в трубку генерал, снова чуть-чуть поскрипев зубами – Ты там глухой что ли?! Теперь слышишь?! Прием, ептвоюмать!!! Я говорю журавль! Что у нас в спортзале делает журавль после окончания рабочего дня???!!!

Теперь вопрос был ясен. Все встало на свои места. Все было очевидным, как божий день, кроме ответа. Если бы рядом с Бенкендорфом в тот момент находился Александр Друзь или Федор Двинятин, то, несомненно, ребус был бы разгадан. Но, увы, их рядом не было. Как не было и дополнительной минуты на размышление. Отвечать нужно было прямо сейчас и желательно правильно.

– Не могу знать, товарищ генерал! Наверное, залетел в окно! – Бенкендорф выпалил первое пришедшее ему на ум логичное объяснение возникшей проблемы, смахнул с ланит слезы, и ожидал реакции на ответ. Но генерал молчал. И молчал. И снова молчал. И опять молчал.

– ….Где вас таких идиотов набирают?… – резюмировал он на распев после тяжелого вздоха и с грохотом повесил трубку.

К слову, Бенкендорф подумал примерно то же самое – «Где вас таких идиотов набирают?». Хотя в глубине души он все же был рад, что разговор закончился.

Присев на стул, он достал носовой платок и начал вытирать лицо, покрывшееся испариной. Как раз в этот момент в помещение вернулся грустный оперативный дежурный, срок ходьбы которого на свежем воздухе закончился.

– Ну как дела? Звонил кто-нибудь?

– Шеф звонил… – загробно ответил Бенкендорф.

– Чего хотел?

– Про журавля в спортзале спрашивал… – Про то, что его обозвали идиотом, Бенкендорф, естественно, рассказывать не стал.

– Мдаа… Этот Гена Журавль уже реально всех достал! – Бенкендорф от неожиданности чуть не упал со стула – Я, конечно, все понимаю. Пенсионеры, ветераны. Но и совесть надо иметь! Я так считаю – положил ксиву, все, забудь про управление! Спортзалов на гражданке куча, пенсия хорошая, что их всех сюда-то на халяву манит? – Искренне удивился дежурный.

Идиот, так идиот. Обзываться-то зачем? – подумал Бенкендорф.

ВОКЗАЛ

Вспомнив историю про Журавля, Бенкендорф улыбнулся. Аэроэкспресс шел без остановок, поэтому шел быстро. Платформы мелькали с невообразимой скоростью. Город потихоньку просыпался. Уже были видны забитые автомобилями шоссе, бегающие трусцой любители здорового образа жизни и собачники со своими разновидовыми питомцами.

Бенкендорф отхлебнул воды из початой бутылки, которую по наставлению химика-корреспондента модного журнала успел купить за совершенно баснословные 70 рублей, и заметил на одной из обочин дружный строй одинаковых среднеазиатов, вооруженных газонокосилками. Надетые на них просаленные красные светоотражающие жилеты выглядели достаточно воинственно, а широкоскулые лица не оставляли никаких сомнений в ассоциациях.

В его голове заиграла только что придуманная восточная мелодия в бравурной аранжировке, к которой немедленно прилипли слова из немецкого гимна времен Второй мировой войны:

«Узбекишен зольдатен, дурш ди штадт марширен!

Офнен ди медхен ди фенстер унд ди тюрен!»

А далее снова, но теперь уже дружным хором – «Марширен, марширен и нихт капитулирен!».

Аэроэкспресс прибыл на вокзал точно по расписанию. Его немногочисленные пассажиры не спеша двинулись к турникетам выхода. Было очевидным, что, несмотря на рабочий день, этим гражданам сегодня явно не на работу. Судя по ровному загару на коже эти люди вообще редко работали.

Бенкендорф достал из сумки небольшую портативную щетку для обуви и прямо на платформе начал чистить черные туфли от скопившейся на них пыли. Еще прошлой зимой туфли изрядно поело солью, которой обильно посыпают улицы столицы. Теперь же кожа на них в некоторых местах облезла и скукожилась. Выглядела она при этом, как страшное поражение псориазом, отслаивающееся от поверхности огромными кусками. Но благодаря современным разработкам наногуталина, после очистки туфельный псориаз был замаскирован и теперь не так бросался в глаза.

Войдя в здание вокзала, Бенкендорф, не сбавляя темпа, свернул налево, отыскивая при этом указатели для входа в метро. Он привык так делать, чтобы не выделяться из толпы. Все туристы обязательно останавливаются у указателей, сверяют свой маршрут с картами или спрашивают его у прохожих. Бенкендорфу же быть туристом совсем не хотелось. Ну а выглядеть туристом – тем более.

Он зашел в метро и купил в кассе билет на две поездки, насобирав мелочью необходимую сумму. Также за время покупки он успел прикинуть объем всей наличности в кошельке, который состоял из двух тысяч рублей. Не богато, но терпимо – подумал он.

Народу в метро было уже вполне прилично. Все куда-то спешили, но привычных злых лиц вокруг себя он не видел. Ехать пришлось с пересадкой. Никаких прямых маршрутов до интересующей его станции не было, поэтому, проехав одну остановку, он пересел на линию московского центрального кольца.

Электричка оказалась даже симпатичнее Аэроэкспресса. Там были мягкие сидения и информационные табло, показывающие все остановки на маршруте с поминутной длительностью пути до них. Там даже был бесплатный вай-фай! Так что теоретически, на этой электричке можно было прокататься хоть до самой ночи. Тем более что она ходила по кругу, и Бенкендорф все равно прибыл бы на нужную станцию. Однако время было четко расписано, и разбрасываться им было непозволительной роскошью.

Разделения на вагоны и тамбуры в этой электричке отсутствовало, так что она выглядела как красная гусеница и просматривалась изнутри насквозь. На каждой остановке в салон забегала целая куча студентов, клерков, пенсионеров и праздно шатающихся обывателей. Бенкендорф разглядывал каждого из них, оттачивая свое мастерство физиогномиста. По всем признакам люди были разные. Бедные, богатые, умные и дураки. Каждой твари по паре.

На одной из остановок в салон залетел целый класс подростков-школьников с учителем. У трех из них волосы были совершенно неестественного фиолетово-зеленого цвета, что явно указывало на их принадлежность к радикальной молодежи. Учительница была светловолосой женщиной в годах, с измученным лицом и без кольца на безымянном пальце правой руки, что указывало на ее принадлежность к сообществу радикальных предпенсионеров.

Как только эта группа лиц по предварительному сговору зашла в салон, пассажиры тут же отпрянули от них, как гуппи в аквариуме от серпохвостых барракуд. Дети громко разговаривали между собой ломающимися голосами и тыкали друг друга кулаками в живот, сгибаясь после этого от боли. С периодичностью в минуту кто-нибудь из них громко выкрикивал в салон матерное слово, после чего начинался всеобщий дикий хохот. Сидящие пассажиры были явно недовольны происходящим, но покорно молчали и отворачивали глаза. Учительница, контролировавшая процесс спустя рукава, тоже молчала и явно отсчитывала секунды до окончания рабочего дня.

Из обрывков специально подслушанных разговоров Бенкендорф узнал, что это школьный класс, который едет в Измайловский парк. Явно заинтересовавшись данной темой, Бенкендорф без всяких санкций и постановлений провёл дополнительные оперативно-рОзыскные мероприятия «Подглядывание» и «Вынюхивание», в ходе которых выяснил, что этим бедным подросткам сегодня выпала несказанная честь посетить экскурсию в бункер Сталина. Видимо, ничего более интересного в реалиях сегодняшнего дня, в этой местности не наблюдалось.

Все присутствующие были несказанно рады этому вдохновляющему событию, включая самого Сталина.

У Бенкендорфа тут же родилась в голове молитва из набранных откуда-то обрывков фраз: «Господи Всемогущий! Не позволи нам жизни скомкати. И дай нам пазуху бессемечных яблок. Пусть экскурсия для этих отроков на неродящем пустыре музея не приидет. Пусть там останутся навсегда придумавшие ея бестолочи, ибо не ведают, что творят».

Креститься после молитвы Бенкендорф не стал, хоть и был чекистом. «Пусть сейчас все чекисты на людях крестятся, а я не буду» – эту истину он усвоил уже давно. Сам он, хоть и с трудом, мог вспомнить по именам всех апостолов и десять заповедей, а также мог примитивно разъяснить принцип «филиокве». В остальных же свежевоцерковленных гражданах он не был уверен. Так что православный чекизм вызывал в Бенкендорфе дикую зубную боль при любом упоминании о нем. Хотя он видел и более диковинные случаи.

Самый интересный персонаж, попавшийся Бенкендорфу на одной из многочисленных пьянок, был молодым и перспективным сержантом-контрактником внутренних войск возрастом далеко за сорок лет. Выслушав несколько его историй про страшные и кровопролитные бои на базе в Ханкале (которые, естественно, были обычным просиживанием штанов в защищенной крепости с похмельными от водки глазами), Бенкендорф решил перевести тему на политику. И это был беспроигрышный вариант!

Оказалось, что гвардеец был национал-социалистическим коммунисто-православным вертухаем-интернационалистом-правозащитником. Вот это было действительно страшно! Как в этом человеке без всяких проблем уживалось столько разнонаправленных идей – оставалось для науки загадкой. Он совершенно спокойно выдавал подряд такие фразы и тезисы как «либерастня», «десять заповедей нарушать нельзя», «операция «Чечевица», «по-закону…», «всех в лагеря!», «единая Россия», «приставы арестовали за кредитные долги мою машину, а это моя неприкосновенная собственность!» и «беспредел!».

У Бенкендорфа было веское подозрение, что с орущими матом на всю электричку детьми дело обстояло примерно также. Они еще не успели определиться с чем-то конкретным в жизни, поэтому хватали из этой страшной реальности абсолютно все, что она могла им дать.

На станции «Измайлово» школьники к всеобщей радости присутствующих покинули состав и отправились в этот дивный и новый мир, представленный для них сегодняшним днем бункером Сталина. Сделали они это экстравагантно. Как только электричка остановилась, один из наиболее бойких парней-заводил пнул по сенсорной кнопке открытия двери ногой. Все, кроме учителя, предсказуемо заржали. Про то, заржал ли кто-нибудь из пассажиров, Бенкендорф не был уверен, поскольку часть из них находилась за спиной, а оглядываться не хотелось. Скорее всего, кто-нибудь и заржал.

Рядом с Бенкендорфом сидел в кожаной кепке середины 90-х годов дедок, который всю дорогу слушал разговоры этих высокопримативных и низкоранговых детенышей человека про современную музыку, известных блоггеров, и качал головой.

– Мдааа…. В наше время таких школьников не было – сказал он так, чтобы Бенкендорф его услышал, хотя эта риторическая реплика была совершенно излишней. На марсиан дети явно не походили, хоть даже и с цветными волосами. Из пробирки их тоже не могли получить, потому что генная инженерия считается антигуманной и в настоящее время запрещена.

Было очевидным, что хоть сенсорных кнопок раньше действительно не было, зато такие школьники существовали всегда. Однако дискутировать с обветренным, как скалы, дедом по этому поводу Бенкендорфу не хотелось. Он был убежден, что в таких бесплодных спорах поколений никакая истина не рождается. В них лишь бездарно умирает время.

Ключевой вопрос заключался в другом. Каким недальновидным человеком нужно быть, чтобы додуматься показывать в XXI веке живым детям бункер Сталина? На какой эффект этот самый человек рассчитывает? Что в эпоху Тiк-Ток, Тwiттеr, Тelegramm, автомобилей Tesla, путевок в Анталью от 200 $ и продукции IPhone это может быть хоть кому-то интересно? Серьезно?

Даже примерно прикинув порядок мыслей этого деятеля, можно поразиться полному отсутствию у него способностей к построению простых логических цепочек. Скорее всего, он думал примерно так.

– Вот бункер. Смотрите и завидуйте, какой он крепкий и глубокий. В нем во время войны планировал прятаться от бомбардировок Сталин. Так что благодаря Сталину и еще сотням таких бункеров мы победили в войне. Нужно этим гордиться. Так что завидуй молча, Илон Маск! Ведь наши бункеры самые лучшие и эффективные в мире! Вот так.

Как можно сразу заметить, подвиг народа-победителя в эти тезисы не вмещается. Его просто некуда втиснуть в этой конструкции. Ведь бункер слишком тесен для всего народа, но вполне удобен и безопасен для одинокого старика.

Кроме этого, сами собой напрашиваются следующие выводы. Во-первых, война возможна и легко может добраться до Москвы. Во-вторых, в войну бывают бомбардировки, от которых могут погибнуть не только обычные нормальные люди, но и Сталин. В-третьих, Сталин был не слишком-то отважен, поскольку делал ставку не на свои бескрайние геостратегические суперспособности, а на примитивную забетонированную нору в земле.

В данном случае даже не нужно проводить никаких параллелей с современностью, чтобы понять всю ущербность такого манипулирования сознанием молодежи. Ведь какой дурак согласится променять гипотетическую возможность покупки нового Lexus и реальный безлимитный интернет на сырую и голодную солдатскую траншею где-нибудь под Ржевом, в Гайтолово или Синявино? Это же очевидно, что никто! Поэтому вся эта бесполезная навязанная бравада заканчивается простой интуитивной мыслью – свободных бункеров, маузеров и красивых фуражек с васильковыми околышами на всех не хватит. Вместо этого, скорее всего, придется просто умереть и попасть в рай. Хотя последнее – не точно.

Так что выбор в данном случае очевиден. И вряд ли его изменит мысль про далекий, сытый и теплый бункер, в котором перебирает бесчисленные папки с бумажками тот, ради удовлетворения комплексов которого вся эта вакханалия и случится. Скорее, наоборот.

Бенкендорф задумался, отчего брови его неестественно нахмурились. Он непроизвольно вспомнил ощущение сырого бушлата и промокших грязных берцев на ноющих ногах, после чего вздрогнул, зажмурился и вышел из электрички.