Текст книги "История для ленивых"

Глава 24. Королева Марго

Сегодня дети опять не пришли.

Ни Людовик, ни толстяк Гастон.

Пожилая женщина отложила перо, чуть склонила, разминая, затекшую шею и посмотрела в окно.

Утопающий в зелени двор, брусчатка, бегущая до самой крепостной стены.

Служанка, подбирая длинную юбку, тащит на кухню здоровенную рыбу, конюх расчесывает гриву смирной лошадке, терпеливо склонившей вытянутую шею.

Рыбы, лошадь, на которой давно никто не ездит.

Смешно.

Юбки и крепости, вся ее жизнь.

Все умерли.

Отец, мать, сестра, братья, бывший муж, любовники.

Кого-то убили совсем молодым, кто-то просто рассыпался трухой, она пережила всех.

Пустой день.

Пустая жизнь.

Осколок времени, блестящий осколок больше не существующего времени.

Женщина протянула руку, аккуратно обмакнула перо в чернильницу и вывела на последнем исписанном листе крупными красивыми буквами:

«Мемуары Маргариты де Валуа, Божьей милостью королевы Франции и Наварры».

Еще раз посмотрела в окно, поймала глазами солнечный зайчик в изломе стекла.

Усмехнулась, скривив полные губы, сверкнула глазами и вывела подпись.

Королева Марго.

Вы знаете, что такое быть принцессой?

Принцессой Валуа.

Последней принцессой Валуа.

Маргарита была.

Бриллиант двора, так ее называли с детства, и она привыкла им быть, когда выросла.

Полная, такая, какими бывают в ее доме, греческий, латынь, стихи и эпиграммы в свой адрес, стихи и эпиграммы в ответ.

Безумное веселье и отчаянная мрачность всегда шли рука об руку в ее семье.

Ей хватало и того и другого.

Бешеный вихрь жизни и сердца любовников, забальзамированные и аккуратно уложенные в кармашки платья.

Другую бы назвали сумасшедшей, ее называли невероятной.

Французская принцесса, любовница братьев, любовница Гиза.

Словно простолюдинка, вышвырнутая замуж за бернского дикаря, гугенота, лишенного манер и манерности.

Свадьба на пороге собора Парижской Богоматери, гугенот не вошел внутрь, она не вышла дальше шага навстречу.

Вопрос священника: «Согласна?» – упрямое молчание в ответ.

Брат Карл, король Карл Девятый, шагнул вперед и толкнул, почти ударил.

Голова кивнула, повинуясь руке.

Екатерина Медичи, мать, довольно кивнула в ответ, ощупывая толпу своими маслянистыми навыкате глазами убийцы.

Свадьба.

Пьяные гости, пьяные хозяева.

Католики пьют с гугенотами, целуются и клянутся в любви.

Стайками мелькают девицы, фрейлины королевы-матери, обволакивая шлейфом духов и обещаниями глаз.

Они всегда выполняют свои обещания, таков приказ королевы.

Матери.

Братья.

Три ненавидящих друг друга брата.

Набычившийся Карл, король, со своим тупым взглядом.

Змеиная улыбка Генриха Анжуйского, тонкие черты лгут каждой линией.

Франсуа, Франциск Алансонский, никем не любимый, кроме нее.

Мрачный Гиз.

Руки на эфесе шпаги, шрам побелел, гнев прячется в глазах, нет улыбки и никогда не было на этом лице.

Муж.

Юный король Наваррский, Генрих, не пропусти ни одной.

Боец, бабник, гугенот, враг. Муж.

Пустая постель.

Не пришедший любовник, ушедший муж.

Ночь.

Жаркая летняя ночь.

Оперлась на руку капитана стражи, кольчуга под бархатом камзола.

Взгляд, боль.

Набат!

Ревут, колотятся, словно срываясь с подвесов, колокола Сен-Жермен-л’Осеруа.

Ржание коней, звон стали, выстрелы.

Грохот сапог по коридору, крики, нечеловеческие крики умирающих.

Убиваемых.

Рвануться вон из покоев, сомкнутые алебарды швейцарцев.

«Туда нельзя, Ваше Величество».

Хрип.

Потайная дверь не распахнута, опрокинута, окровавленный дворянин на кровати.

Толпа в покоях, красные от крови кинжалы.

Крик!

«Я Королева!!!»

Швейцарцы оттесняют толпу.

Король и муж.

Карл и Генрих.

Бледные оба как смерть, и Смерть стоит рядом с ними, с каждым из них.

Бывший гугенот теперь католик, не гость, но пленник, и вон свита его лежит, сваленная мертвыми телами во дворе.

Брат король.

Уже третий брат…

Генрих, Божьей милостью король Франции и Польши.

Загнал коней, спешил за короной.

Довольная мать, мать опасна всегда, но когда довольная – страшна.

Бегство мужа.

Ее отсылают к нему, как посылку, останавливая на полпути и обыскивая карету.

Убогий двор в Нераке.

Любовницы мужа, она принимает у них роды.

Любовники, ни она, ни муж уже не помнят их имен.

Война.

Война кругом.

Замок.

Крепость.

Побег.

Франциск, младший брат в Нидерландах.

Нидерланды в огне!!!

Гезы идут и сметают все на своем пути!

Алеет восток, горят города и корабли, колышутся желтые испанские знамена и маршируют пехотинцы герцога Альбы и короля Филиппа.

Смерть брата.

Семья умирает, умирает династия Валуа, и она тоже не способна иметь детей.

«Они все прокляты», – шепчет она брату королю, и Генрих кивает, затаив в глазах боль.

Бездетный Генрих.

Молчит мать, молчит, полная ненависти и горя.

Шансов больше нет.

Король Наваррский – наследник, он самый близкий, снова гугенот, вечный перевертыш.

Убит Гиз.

«Брат приказал». – Генрих Третий мягкий на вид, но внутри сталь.

Они Валуа, и Столетняя война выиграна, ушли, растворились в прошлом Плантагенеты, ни одного не осталось.

А они есть!

Еще есть!!!

Убит брат.

Муж король, непризнанный ни кем.

Она жена, непризнанная мужем.

Замок.

Крепость.

Заключение.

Побег.

Куда бежать-то уже, к кому?

Она согласна на развод.

Муж благодарен.

Генрих Четвертый, король Франции и Наварры, благодарен ей, как-тогда, 27 лет назад.

В ночь, после свадьбы, утром, когда она встала рядом с ним перед Карлом Девятым и тот опустил аркебузу.

Бывшая королева.

Последняя Валуа.

Где-то бесится при дворе, валяет дурака Шарль, бастард Карла.

Но настоящая только она.

Дети Генриха ее любят.

Мадам Марго.

Их мать вскоре скажет им, что их отец убит, Людовик станет королем, но не будет править.

Они приходят, но все реже и реже.

Ее время закончилось, она пережила всех.

Пожилая женщина откидывается в кресле и с усмешкой мечтательно смотрит на стоящую во дворе лошадь.

Уже не взлететь в седло.

Но она помнит.

Она все помнит.

Всех помнит.

Последняя принцесса Валуа.

Королева Марго.

Глава 25. Католическая лига

Короткое, историческое, зарисовочное.

1576 год.

Франция.

Ад.

4-й год после Варфоломеевской ночи.

Виновный в резне Карл Девятый больше не король.

Умер.

Король умер!

Да здравствует король!

Король Генрих Третий, Валуа.

Идет война.

Католики и гугеноты режут друг друга.

Король – католик, но ему комфортней с гугенотами.

И им с ним комфортней.

Ситуация требует компромисса, и король делает уступки.

Гугеноты – королевство в королевстве.

Свобода вероисповедания и участие в местных парламентах.

Крепости и вооруженные силы.

Есть претенденты на трон.

От католиков.

Могучее семейство Гизов.

Они собирают вокруг себя недовольных, личные отряды, католических активистов, неравнодушных граждан, ветеранов Варфоломеевской резни.

И создают Католическую лигу для борьбы с гугенотами и всеми теми, кто их поддерживает.

Читай королем.

Генрих Валуа не был ни трусом, ни идиотом.

В момент пиковой напряженности он неожиданно объявил главой Католической лиги себя.

Перехватит, на короткое время, инициативу у Гизов.

Никого не обманув.

Но получив короткую передышку.

И война вспыхнула с новой силой.

До конца, не закончившись, пока не погибли все.

Сам король, братья Гизы, Генрих Наваррский.

Династия пала.

Пришло в голову, когда узнал, что категорически выступавший против блокады Президент возглавил ее официально.

Это все уже было.

Один в один.

Остальных персонажей расставить по прототипам нетрудно.

Конец известен.

Глава 26. Убийство Генриха Наваррского

Травинка была кислой.

«Странно, – с какой-то удивленной обидой подумал он, – почему кислой?

Романтичный образ, жуют их умирающие, с улыбкой щурясь на полуденное солнце, и с улыбкой же закрывая глаза, сладкие и романтичные травинки.

Ему хотелось выплюнуть эту клятую траву, проклясть всех и сдохнуть.

Из рассеченной губы капала кровь.

Так странно, у него дыра в груди, здоровенная, пробитая ударом кинжала дыра.

Он мертв уже несколько секунд, просто ему интересно, что дальше?

А Эпернон суетится, промокает губу своим надушенным платком, словно это самое важное на свете!

«Да убери ж ты эту чертову траву», – хочется заорать во всю мощь, но нет уже никакой мощи.

А может, Эпернон знает?

Знает, скотина наглая, и издевается?

А что, очень может быть…

Боже, как же поржали бы они с Эперноном над этой мыслью, если бы он мог дышать!!!

Точно издевается.

Вон какую мину скроил, убейте его, – он таким несчастным выглядеть не будет.

А ведь у него большой опыт в этом вопросе, рыдать над телами убитых друзей.

Королей.

Кузен Генрих Третий тоже так лежал, и Эпернон так же постанывал, будто это его ножом в живот треснули.

Интересно, кому это он записку передает?

Мальчишку отводит в сторону, озирается, что-то втолковывает, оглядываясь.

Вру.

Не интересно.

Травинка, вот это интересно.

Вознесется ли она с его бессмертной душой в рай или останется валяться на булыжниках парижской мостовой вместе с бренным телом?

Рай…

Интересно, к гугенотам или католикам?

Неужели снова выбирать?

Заржал бы, захохотал бы, тряся бородой, просто нет сил.

Что-то мокрое на лице.

Слезы??

Господи, они приволокли священника, и он рыдает над ним!!

Боже, какая-тоска!!!!

Обнимает!!!

Ну, это же пошло!!

А-а-а-а…

Ощупывает грудь…

Проверяет сердцебиение…

Добрые отцы-иезуиты))

Никогда не полагайся на волю случая, но доверяй рукам, стали и Святой Католической церкви…

Щупай, отец, щупай, понимаю, все на работе…

Улыбнулся бы, да клятая травинка неподъемным бревном лежит на губах.

Грохот колес.

Интересно.

Господи, а ведь это, наверно, грех, если жизнь уже покинула, а интерес еще нет.

Королева.

Трогательно-то как.

Бежит, поднимая руками пышные юбки.

Пышная фигура, пышная грудь, все у нее пышное, и глаза Медичи навыкате, с аптекарскими змеями где-то глубоко внутри.

Когда ж переодеться-то успела?

Не час ведь и не два, а была в постели, крепко спала, когда он уезжал.

Ах, да…

Знаменитые записки Эпернона, помню, понимаю…

Снова хочется ржать…

Гвардейцы.

Грохот и лязг.

Хе.

Бронзовые болваны.

Надо было слушать кузена Валуа, он резко поумнел в последние часы жизни.

Что ни слово – в десятку.

Ладно, будем честными, особенно перед встречей

Всегда был таким.

Просто…. так вышло.

Короли ведут себя, как шуты, а шуты корчат из себя королей…

Гвардия.

Бесшумных надо было держать, бесшумных и бессловесных.

А не эту шеренгу затянутого в бархат металла, с напомаженными усами и бородками, а-ля теперь уже два мертвых короля Генриха.

Расслабьтесь, никто ему уже ничем угрожать не сможет.

Полчаса уж как в полной безопасности.

Сомкнули строй вокруг королевы?!

Х-а-а-а…

И ей теперь никто угрожать не сможет.

Никто и ничто.

Тоже полчаса как.

Улыбается королева, бросает взгляды из-под ресниц.

И ведь тоже поржали бы, господи, ну, почему же все так смешно вокруг?!

Как предстать, если морда от уха до уха мысленно, и смешно все, от скорбных рож до кинжала в груди.

Кстати, где кинжал-то?

Зияющая пустота.

Понимаю, потерялся.

Бывает.

Наверно, фамильный чей-то.

Еще послужит семье.

Вдруг захотелось увидеть Маргариту.

Остро так, невероятно захотелось.

За каким чертом, а?

Да они бы ровно через 20 минут орали друг на друга, и слуги бы прятали в рукавах столовые ножи, ни к чему им острое под рукой.

Да плевать!

Нет у него уже двадцати минут, и секунды нет, ничего нет, вообще.

Просто увидеть, взять жеманно под локоток, и чтоб оба прыснули от смеха, одновременно, как-тогда, 38 лет назад.

Так странно, почему именно ее?

Они последние, никого больше нет из тех, кто был с ними на их прокля!той свадьбе.

Никого, но дело не в этом, дьявол с ними.

Просто так вышло, Марго.

38 лет.

Не успели поговорить.

Может еще потом, а?

Топот.

Ну наконец-то.

А я-то думаю, че ж Душа не покидает тело, а?

Камергер бубнит.

Давай, давай быстрее, 14 мая 1610 года, Генрих Бурбон, Божьей милостью король Франции и Наварры…

Ну?!

Король умер!!

Да здравствует король!!!

Сухой треск сломанного жезла.

Травинка исчезла, наверно, сдуло ветром.

Ну, удачи, сынок!)

Закройте мне глаза….

Глава 27. День одураченных. Ришелье

День одураченных.

Ноябрь.

Унылый французский ноябрь 1630 года.

Нет ничего похожего на морозы, но уже закончились беготня наперегонки в парках, флирт в беседках, жеманные взгляды и скучные театральные постановки.

Во дворцы!

К каминам, теплу горящих свечей, шороху платьев, интригам, заговорам и сплетням.

Появилось, появилось наконец ощущение конца!

Конца ненавистного кардинала, этого паука, окутавшего страну своими сетями шпионов, дерзнувшего замахнуться на высшую знать и полностью подчинившего короля своему влиянию.

Король слаб, кто рядом, тот и вертит, но как, как оказаться рядом, когда и слуга, и любовница – люди Ришелье и каждый шаг известен.

Думали, страдали, ждали момент, и он наступил.

Приехавший в ведомую Ришелье армию король заболел.

Двор ахнул.

Любая болезнь в то время это такая лотерея.

50 на 50, или да, или нет.

Королева-мать, королева, брат короля, Гастон Орлеанский, фаворит Марийяк и его брат, маршал Марийяк.

Достойнейшие люди, Патриоты с большой буквы, по чистой случайности озвучивающие интересы Испании, страны-врага, что в общем-то измена, но только ради блага.

Король не вставал с постели несколько дней.

Все эти дни Мария Медичи и Анна Австрийская окружали его невиданной ни в детстве, ни в браке любовью и таким нежным вниманием, что Людовик Тринадцатый поплыл.

Покаялся в скотском отношении (чего ведь не скажешь одной ногой в гробу), признался в любви и, едва очухавшись, сразу пообещал.

Для вас, мама и супруга, все что угодно.

«Всего лишь одно, – скромно хлопнули ресничками две королевы, – убрать Ришелье».

«А остальное мы уж как-то сами», – вероятно пронеслось в головах.

Людовик пообещал, и весть эта моментально разнеслась в кругах заинтересованных лиц.

То, что королева-мать отказала кардиналу в аудиенции, это было само собой.

С удовольствием.

Но последний паж, последний поваренок с кухни считал своим долгом продемонстрировать свое презрение кардиналу.

Дамы демонстративно хихикали ему в след, кавалеры топорщили усы и клали руки на эфес шпаги.

Кардинал начал собираться в деревню, абсолютно не демонстрируя никакого испуга.

Это бесило.

Его начали буквально задирать, Марийяк вел себя откровенно хамски, пытаясь унизить прилюдно.

Ришелье опускал голову еще ниже, давая понять, что растоптан и смирился.

А потом король позвал его к себе, и все ждали, что сейчас прозвучит приговор.

Кардинал вышел вскоре, бледный как полотно, подавленный.

И ушел к себе, безвольной долговязой фигурой в красной сутане.

Двор ликовал!

И только королеву-мать терзали смутные сомнения.

Сомнения, которые позволили ей ускользнуть из покоев минутами раньше, чем кардинальские гвардейцы вышибли ее двери посреди ночи.

Братца Гастона шестое чувство тоже не подвело.

Плюнув на потухшие перспективы, несостоявшийся регент огородами удрал прочь и перевел дух, лишь оказавшись под крылом герцога Лотарингского.

Марийяк был туп, поэтому, даже будучи протащен по безлюдным дворцовым коридорам, не мог понять, что это конец.

Впрочем, у него было время подумать об этом в заключении, из которого он уже так никогда и не вышел.

Маршалу Марийяку пришлось расстаться с головой, во-первых, потому что Ришелье не любил, когда шутят люди военные, а во-вторых, маршалу она была явно ни к чему.

Мария Медичи совершенно случайно нашла приют у короля Испании.

Король Людовик очухался и следующие тринадцать лет делал то, что у него получалось лучше всего.

Не мешал кардиналу сделать его Великим.

Когда все очнулись и поспешили раскаяться, эта история получила название Дня одураченных.

Французы – народ веселый, смеются зло, особенно если сами были чуть не в стороне, а ближе.

Эпоха наполеоновских войн

Глава 28. Маршал Мюрат

В этот день, 25 марта 1767 года, родился герой своего времени.

Драматичный, ибо герои не бывают ванильными, хороший или плохой – это вообще не про них).

Будущий лучший кавалерийский начальник истории.

Исполин.

Франт, попугай двухметрового роста.

Человек, абсолютно не знавший страха.

Великий герцог Клеве и Берга, понятия не имевший, где Клеве, а где Берг.

Король Неаполитанский.

Маршал Франции Иоахим Мюрат.

Пламенный республиканец.

Революция словно была создана для него и для таких, как он.

Отряхнуть вековую плесень, разорвать этот прогнивший купол, внутри которого едва тлела жизнь.

Вырваться в Мир, крушить его купола, жадно тянуться к нему руками, сжимая в ладонях.

Человек, благодаря которому рухнул роялистский мятеж в Париже.

Человек, утопивший в крови восстание в Мадриде.

Человек, лично водивший в атаку лучшую кавалерию в истории, под пирамидами, Абукиром, Аустерлицем, Эйлау, Бородино и Лейпцигом.

Человек, устроивший на глазах Наполена гнусную грызню из-за табакерки в захваченном дворце австрийских императоров.

Мюрату нравилась табакерка.

Оставшийся слуга Габсбургов табакерку не отдавал.

Мюрат угрожал.

Слуга ныл.

Наполеон закатывал глаза.

Человек, только что сокрушивший мировую империю, вцепился в блестящую дрянь и был не в силах с ней расстаться.

Близкий.

Свой.

Один из первых, повернувшихся спиной.

Никто, никогда в жизни не сомневался в победе, глядя на стальную волну, несущуюся вслед за человеком с султаном перьев и расшитом золотом плаще.

Никто никогда в жизни не спрашивал у него совета.

Что мог посоветовать человек, готовый расшвырять сто тысяч в погоне за табакеркой?

Они так радостно обнимались с молодым, еще совсем худым Бонапартом там, под пирамидами.

Мокрые от пота, взмыленные кони, сапоги в песке.

И ни глотка воды.

В последний раз они прощались после Лейпцига.

Раздраженные.

Усталые.

Посреди разбитых, но не бегущих войск.

Домой еще придется пробиваться.

Хмурые взгляды.

Скупые слова.

В последний раз обернуться, разъезжаясь, встретиться глазами…

Все еще продолжалось.

Но уже все кончилось.

Прощались, и каждый знал, что это навсегда.

До конца, который каждый встретит сам.

Не сдаваясь.

Французы выбили его в камне статуй и Триумфальной арки.

Армяне, вездесущие армяне тонко улыбаются и говорят: он наш! Вот даже коньяк есть!

Но мы-то знаем….

Загляни он хоть на день-два в Украину…

Посиди по-человечески с людьми…

Смажене порося, горилка.

Яркий жупан.

«Який ти в чорта лицар, якщо… їжака не вб’єш»

Та вiн би вбив!

Справжний козак)

Но вышло, как вышло…

Глава 29. Генерал Уваров

21 марта 1769 года родился Федор Петрович Уваров, генерал от кавалерии, участник наполеоновских войн.

Именно он, имея под командованием 2500 кавалеристов, совместно с атаманом Платовым и его 5 тысячами казаков совершил знаменитый рейд во фланг наполеоновских войск при Бородине.

История, многократно торжественно воспетая советской историографией.

Все авторы в один голос упоминали этот героический бросок, уклончиво умалчивали о том, что было дальше и чем он, собственно, закончился, и уж совсем молчали о последствиях.

Ибо после такого триумфального анонса было как-то неловко вспоминать, что кавалерия Уварова и Платова вылетела на моментально построившуюся в каре пехоту Евгения Богарне.

Пасынка Наполеона.

После чего по ней ударила кавалерия Орнано, троюродного брата императора.

И обратила в бегство.

Ничуть не умаляя мужество Уварова, Платова и их людей, сумевших, все-таки на какое-то время отвлечь императора и задержать наступление, хочу вспомнить одну элегантную деталь.

Пославший генерала и атамана с легкой кавалерией в рейд Кутузов результатами рейда был недоволен.

Настолько, что даже с трудом вспомнил, что это именно он отдал приказ атаковать.

Трудно сказать, что должны были сделать казаки с регулярными частями ветеранов.

Но ни одно геройство не остается незамеченным.

Заметили.

И генерал Уваров, вместе с атаманом Платовым стали единственными русскими генералами – участниками Бородинского сражения, за него не награжденными.

Что не помешало им дойти до Парижа, гоня перед собой

Повелителя мира.

Не за ордена!

Глава 30. Герцог Веллингтон

Англия не просто так надеется, что каждый выполнит свой долг.

Она это знает.

И три фигуры, олицетворяющие выполнение этого долга, ее символы.

Нельсон, Веллингтон, Черчилль.

1 мая 1769 года, в будущий День международной солидарности трудящихся, которых он искренне и от всей души презирал, родился Артур Уэлсли, будущий первый герцог Веллингтон.

Фельдмаршал, орденоносец, кавалер и лауреат.

Человек, поставивший последнюю точку в наполеоновской эпопее.

Веллингтон родился в Ирландии.

Всю жизнь, желая его задеть, ему задавали идиотский вопрос: не ирландец ли он?

«А родись я на конюшне, я был бы жеребцом?» – логично парировал герцог.

Забегая вперед, именно ирландский 88-й пехотный полк Коннахстких рейнджеров Веллингтон лично водил в бой при Талавере, и они же были одной из последних его ставок при Ватерлоо.

Служба началась в Нидерландах.

Прикупивший чин подполковника, Веллингтон хлебнул лиха, когда армия Французской Республики крепко наподдала англичанам, едва сумевшим унести ноги.

Потом была Индия.

И вот там Веллингтон впервые показал себя орлом.

Индия восстала, войска Типу Султана были многочисленны и злы, англичан было немного, и метрополия была далеко.

Веллингтон, командовавший войсками, воевал резко и дерзко, не боясь потерь и не играя в маневры.

Я бы даже сказал, по-суворовски.

Атака, штурм, штыки.

Шотландцы, составлявшие гордость его армии, шотландцы, надежные, как скала, шотландцы, извечно проклинающие свое рабство в английской неволе, несли на своих штыках и палашах рабство индусам.

Ревели волынки, подгоняя штурмовые колонны, и Веллингтон ждал, когда горцы взойдут на стены, чтобы отдать приказ войскам поддержать.

Вернувшись домой очень богатым человеком, Веллингтон осчастливил своим присутствием датчан.

Копенгаген капитулировал раньше, чем англичане смогли внятно придумать повод для войны.

Поездка была приятной, и в честь этого успеха герцог назвал Копенгагеном жеребца, с которым прошел позднее Испанию и Ватерлоо.

1808 год, и Веллингтон направляется во главе армии в Португалию, куда устремился генерал Жюно с французскими войсками.

Французов разбили при Вимейро, Жюно так никогда и не стал маршалом и вообще закончил плохо, а вот Веллингтону крупно повезло.

В Синтре была подписана капитуляция, по которой французы ушли.

Английское общество возмутилось, и Веллингтона отозвали в Лондон для разбирательства.

Это его и спасло, потому что впавший в бешенство Наполеон лично явился в Испанию с армией, расшвырял все, что встретил на своем пути, и разбил англичан при Ла-Корунье, откуда они еле удрали на свои корабли, унося с собой тело генерала Мура, командующего британскими войсками.

Избежав этих драматических событий, Веллингтон вернулся и пять лет играл в кровавые кошки-мышки с французскими Маршалами.

Было все.

Поражения и победы, наступления и бегства.

Из этой войны он вышел победителем, приобретя огромный авторитет и оставив за собой освобожденные от французов Португалию и Испанию.

Шел 1814 год, союзники шли во Францию, и Веллингтон шел туда же.

Между ним и Францией стоял маршал Сульт, отступавший с боем за каждый куст.

Пройти можно было только через его труп, и оба командующих были готовы рискнуть.

Наполеон уже отрекся, в Париж уже завезли Бурбонов, когда войска Веллингтона пошли на штурм Тулузы.

Потеряв 4500 человек, Веллингтон был отброшен, но готов пробовать еще.

Сульт отбился и тоже был непрочь повторить.

Прибывшие эмиссары союзников кое-как растащили увлекшихся соперников, и все закончилось.

На целый год, когда июньской ночью 1815 года на балу у герцогини Ричмондской в Брюсселе перед Веллингтоном возник мокрый до нитки и грязный, как свинья, немец.

Мюфлинг.

С потрясающей новостью о том, что французская армия внезапно перешла границу и прет на Брюссель, а английская и прусские армии разъединены.

Надеяться было не на кого, поэтому англичане не дали разбить себя при Катр-Бра и ушли к Ватерлоо, надеясь, что разбитые при Линьи пруссаки придут туда же.

И больше никаких надежд.

18 июня 1815 года Веллингтон сидел на коне под знаменитым вязом или дубом, уж не помню, и молился.

Сначала молился о том, чтобы устоять.

Потом о том, что бы Господь послал ему ночь или пруссаков.

Господь послал пруссаков.

К вечеру англичане были крепко побиты и потеряли позиции в центре.

Пруссаки перли из леса сплошной лавой, и армия Французской империи пошла в последнее, отчаянное наступление.

Части Молодой гвардии выбили немцев из Плансенуа, части Старой гвардии, преступно оставляя по ходу атаки батальоны в резерве, поднялись на холм и прорвали первую линию англичан.

Вот тут-то Веллингтон стал тем, кем его рисуют уже две сотни лет.

Привставшим на стременах злополучного Копенгагена и поднявшим в руке треуголку.

Это был сигнал атаковать всем, что осталось, и этого оказалось слишком много для французов.

Битва при Ватерлоо была выиграна, наполеоновские войны закончились.

Много позже, спустя лет двадцать, Веллингтон был приглашен на сценическое представление, посвященное битве.

Невозмутимо отсидев в первом ряду, он в конце был спрошен – мол, было ли похоже?

«Да если б было похоже, я бы сбежал в первую минуту», – с изумлением ответил Железный герцог.

Но тогда не сбежал.

Англия верит в тех, кто должен исполнить свой долг!