Текст книги "Белая Маска. Дежавю"
Автор книги: Максим Глухманюк
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
4
Роза Распутина поступила в Центральную Городскую Больницу в крайне тяжелом состоянии. У нее были: серьезное истощение и множественные внутренние кровотечения. Ее поместили в палату интенсивной терапии.
Муж и сын приехали в больницу в течение двух часов. Главный врач не сразу допустил родных к больной, просил подождать. И им пришлось ждать около пяти часов. За это время врачи провели несколько важных обследований, включая компьютерную томографию и развернутый анализ крови. А так же сделали переливание крови, так как пациентка истекала, и ее давление падало. Медленно, но уверенно.
Константин и Иван сидели в зале ожидания. Бледные, напуганные и сбитые с толка. Это помещение само по себе вызывает ужас, не так ли?
Сколько людей здесь уже сидели?
Какие чувства они испытывали?
О чем все они думали?
Зал ожидания Центральной Городской Больницы был небольшим – всего пятнадцать обшарпанных кресел и низкая скамейка, на которою обычно садились, чтобы натянуть на обувь одноразовые бахилы нездорового желто-зеленого цвета. Под белым потолком висел большой плазменный телевизор. Он был выключен.
Отец и сын сидели в зале ожидания пять часов. Они ни разу не отлучились в туалет, ни разу не сходили к буфету, чтобы купить еды или даже воды. Просто сидели и смотрели в пол.
За то время, пока они были здесь, через зал ожидания прошло с полсотни человек.
Кто-то приехал опознать труп родственника. Кто-то – навестить ребенка, которому удаляли камни из почек. Несколько человек прошли через зал ожидания в приемную, чтобы записаться на удаление гланд или на пластику уздечки полового члена. Люди приходили и уходили. Но отец с сыном продолжали сидеть и смотреть в пол.
От Константина пахло краской и сваркой, его руки и лицо были черными, ведь он даже не успел переодеться и умыться. Иван был с рюкзаком, который теперь стоял на грязном полу у него между ног.
Не смотря на то, что в помещении сильно пахло медикаментами, в воздухе все же ощущался сладковатый запашок – запах морга. До хранилища трупов было не больше двадцати метров по узкому блестящему коридору, пол и стены которого были покрашены блестящей зеленой краской.
Вскоре подошел главный врач.
– Распутины.
– Да, это мы, – отозвался Константин, поднимаясь из неудобного скользкого кресла.
Иван тоже встал. И сразу почувствовал вибрацию и покалывание в затекших ногах. Спина и шея тоже затекли, но не так сильно, как ноги.
– Прошу вас, пройдемте со мной в мой кабинет, – сказал главный врач и сделал соответствующий жест рукой.
Затем посмотрел на охранника и кивнул ему:
– Все в порядке, они со мной.
Охранник кивнул в ответ и уставился обратно в свою литературу. Иван бросил быстрый взгляд на человека в камуфляжной форме. Тот жадно изучал журнал огнестрельного охотничьего оружия.
Кабинет главного врача находился в другом крыле больницы, на четвертом этаже. Путь к нему был долгим и извилистым.
Проходя по узкому блестящему коридору возле морга, Иван и Константин видели тележки, на которых в морг завозили свежие трупы. На некоторых тележках лежали холодные тела – видимо, сейчас морг был переполнен. Они были накрыты толстыми белыми простынями так, что торчали только босые ноги. На левых больших пальцах трупов висели красные пластиковые бирки, на которых толстым черным маркером были идентификационные данные покойников.
Иван сразу сделал вывод: тот, кто развешивает и проверяет эти бирки – правша.
Недалеко от морга располагалось большое темное помещение, посреди которого стоял аппарат компьютерной томографии. Рядом с дверью в это помещение висела большая табличка с предупреждением о радиационной опасности. Настолько огромная, что ее увидел бы даже слепой.
Даже мертвый.
Иван заметил, что двери и стены покрыты не зеленоватой краской, а обиты толстым слоем свинца. Широкое окошко, из которого открывался вид на большой белый «бублик», было сделано из очень толстого стекла, через которое все выглядело сине-зеленым и мутным. Из помещения даже сквозь толстые бетонные стены со свинцовым покрытием просачивалось тяжелое гудение мощной аппаратуры и шум огромных вентиляторов.
– Инопланетные технологии, – подумал Иван.
Затем коридор начинал петлять. На полу и стенах его появились трещинки и потертости. Возле стен стояли стойки с капельницами. Рядом с вялым цветком (кажется, это был фикус, но какой-то мутировавший) стояла связка костылей и черных клюшек, которыми обычно пользуются старики, когда выходят на улицу погулять.
Когда коридор кончился, пришлось подниматься по темной широкой лестнице со стертыми бетонными ступенями. По лестнице то и дело сновали люди – врачи, больные и посетители.
И еще по лестнице гулял противный сквозняк.
На лестничной площадке второго этажа стояли люди, у многих из них были перевязаны конечности. У некоторых не было руки, ноги, уха или глаза. Какой-то тощий дед, у которого не было обеих ног, противно смеялся. Смех его был свистящим.
На лестничной площадке третьего этажа стояло много комнатных растений и несколько диванчиков, на которых сидели скелеты. Именно скелеты, а не люди. Обтянутые кожей. Эти существа не могли быть людьми: их конечности и шеи были как спички; глаза глубоко запали; щеки провалились; головы были совершенно лысыми; ключицы выпирали сквозь серые халаты, которые были и не халатами вовсе, а одеждой заключенных концентрационных лагерей двадцатого века. Зрелище это вызывало самое настоящее животное отвращение и ужас даже у Константина, хотя он многое повидал за свою жизнь. У большинства «существ» в вене была игла, трубка от которой шла к стоящей рядом стойке с большим пластиковым мешочком, в котором была мутная жидкость неопределенного цвета. Оттенок кожи несчастных был ненормальным – серо-коричневым.
На лестничной площадке четвертого этажа стояло очень много «тележек для трупов». На них лежали расстегнутые брезентовые мешки. Эти черные мешки с тяжелой металлической молнией ждали покойников. Рядом был грузовой лифт. Едва отец с сыном успели преодолеть последнюю ступеньку и ступить на просторную лестничную площадку, как двери лифта тяжело распахнулись. И несколько человек в белых халатах выкатили из просторной кабины тележку с несчастным стариком, к которому шло две трубки от капельниц. В левую и правую руки.
– Дорогу! Дайте дорогу! – кричала толстая девушка в белом халате. Голос ее был скрипучим и весьма неприятным. Собственно, как и ее лицо.
Константин и Иван не осмеливались задать главному врачу мучивший их вопрос. Они предпочли молчать, чтобы находиться в неведении еще немного, прежде чем им сообщат страшные новости.
Над широким входом, что соединял коридор с лестничной площадкой, висела обшарпанная белая табличка, на которой крупными тонкими буквами было написано: «ОТДЕЛЕНИЕ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ».
Далее был широкий и очень длинный белый коридор. Весь потолок был усыпан лампами. Они излучали белый свет. Холодный и ослепительный одновременно. Слева и справа располагались двери в палаты интенсивной терапии.
Палаты были рассчитаны на одного больного – они были просто крошечными, как одиночная камера в Богом забытой тюрьме. Почти у всех палат имелось окошко, через которое можно было видеть людей утыканных иглами, трубками и датчиками. Длинный коридор был наполнен пикающими звуками. Что-то пикало громко и быстро. Что-то едва заметно и очень медленно.
– Звуки останавливающихся сердец, – подумал про себя Иван. – Так звучит безысходность…
Где-то на границе восприятия отец и сын слышали шуршание аппаратов искусственной вентиляции легких. Блестящий белый пол был настолько чистым, что жалобно поскрипывал под шагами главного врача. На ногах у того были дорогие белые туфли. Шаги отца и сына не поскрипывали, а лишь шуршали, ведь их грязная дешевая обувь была завернута в бахилы желто-зеленого цвета.
Теперь Иван сообразил, что это был цвет застарелого гноя…
Главный врач все шел и шел, и казалось, что он не собирается останавливаться, словно его кабинет находится бесконечно далеко, на другой стороне Вселенной. Глубоко внутри себя отец и сын были благодарны врачу за то, что тот оттягивает роковой момент, когда им придется услышать трагические новости.
– Должно быть, в одной из этих палат с кучей пикающих приборов лежит и умирает моя жена, – подумал Константин, на глазах его навернулись слезы. – Должно быть, она вся в иголках и датчиках, а в легкие ей засунули пластиковую трубку…
Отец шмыгнул и посмотрел на сына. Глаза того тоже были красными и блестели от навернувшихся слез.
Внезапно, в одной из палат медленный пикающий звук сменился одним сплошным писком.
«Пииииииииииииииии…»
– Ну вот, кто-то умер! А вдруг это Роза? Вдруг… Нет, нельзя об этом думать! Нельзя, прекрати! – мысленно боролся Константин со своими же тяжелыми мыслями.
Одна из дверей в дальнем конце белоснежного коридора с шумом открылась, и оттуда выбежали три человека в белых халатах. Лица их были сокрыты под медицинскими масками. Они бегом пересекли коридор и скрылись в палате, откуда звучал писк.
Вскоре оттуда донеслось:
– Разряд! Ничего… Адреналин ! Еще разряд! Ничего…
Когда главный врач открыл дверь в свой кабинет, голоса уже были достаточно далеко, чтобы отец или сын могли разобрать слова. Но писк прибора мониторинга сердечной деятельности все еще был слышен.
«Пииииииииииииииии…»
Судя по всему, человек скончался.
– Проходите, присаживайтесь, – сказал главный врач, устраиваясь за своим рабочим столом поудобнее. Дорогое кожаное кресло сочно заскрипело под грузной фигурой молодого врача.
Иван сел на низкий диванчик, что стоял напротив стола врача, затем поставил рюкзак себе на колени и крепко его обнял. Он сжимал рюкзак так крепко, словно тот не давал парню сорваться в пропасть. Константин аккуратно закрыл дверь, стараясь не издавать громких звуков.
– Вдруг шум напугает одного из больных, и от этого его истощенное сердце остановится… – думал он. – Вдруг, это будет сердце Розы… Я не допущу этого!
Потом отец сел рядом с сыном. Диван прогнулся под тяжестью сварщика и заскрипел. Иван немного съехал в сторону отца. Совсем капельку.
Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем висящих на стене часов. Звуки останавливающихся сердец не проникали в кабинет главного врача сквозь толстую белую дверь. За окном виднелись густые кроны деревьев. Совсем близко. Уже темнело, поэтому не было слышно чириканья и щебетания птиц.
За окном отчаянно завывал лишь ветер…
В просторном светлом помещении пахло хвоей и чем-то терпким. Возможно, это был запах кофе.
– Итак, – наконец, сказал главный врач.
Теперь отец и сын заметили на его белом халате бейдж, на котором было написано: «Гл. врач: Смирнов Игорь Анатольевич».
– У меня для вас плохие новости…
– Что с моей женой!? – грубо перебил Константин. Он и сам не понял, как это получилось. Сварщик весь покраснел. Это было заметно даже сквозь грязь и недельную щетину.
Видимо, сказалось слишком долгое ожидание. Крыса-паника вот-вот готова была вырваться из клетки.
– Она умирает, – ответил врач.
– И ничего нельзя сделать? – проглатывая слезы, спросил Иван.
Человек в белом халате лишь медленно помотал головой.
– Что с ней, доктор? Она за всю свою жизнь всего пару раз болела гриппом, и раз десять у нее была легкая простуда. Она же была здоровее всех здоровых… Что… Как… Почему?
Врач прочистил горло и открыл папку, которая лежала на столе прямо перед ним.
– Судя по анализам и результатам компьютерной томографии, у вашей жены очень агрессивная форма рака.
– Рака? – переспросил Константин, а про себя подумал: – Чертов рак! Он забирает всех, кто мне дорог! Будь он проклят!
Иван всхлипывал и шмыгал.
– Да, – ответил врач. – Мы такой рак называем «молниеносным». Как по-вашему, давно ли ее здоровье стало ухудшаться?
Константин хорошенько подумал и ответил:
– Чуть больше недели. Еще две недели назад она была совершенно здоровой и вся сияла. Господи, как же так…. Мне не верится… Совсем ничего нельзя сделать, Игорь Анатольевич?
Врач помотал головой, помолчал и сказал:
– Я думаю, рак начал развиваться около двух месяцев назад. Примерно десять дней назад у вашей жены начались внутренние кровотечения. Если бы она обратилась в онкологическое отделение неделю назад, то ее почти наверняка бы удалось спасти… Химиотерапия хорошо помогает при быстром раке. Но теперь время упущено. Даже если начать химиотерапию в щадящем режиме, она ее просто не переживет. Метастазы у нее уже везде: в мозге, в легких, в печени, даже в костях. Сердце и печень пострадали больше всего. Мы перелили ей два литра крови, но ее давление продолжает снижаться из-за внутренних кровотечений.
– Сколько, доктор? Сколько у нее осталось времени?
Игорь Анатольевич перевернул несколько страниц в открытой папке и очень внимательно пробежал глазами по записям. Иван бросил осторожный взгляд на листы. Записи на желтой больничной бумаге были сделаны размашисто и очень неровно, вряд ли эти каракули мог разобрать тот, кто не был врачом.
– Я думаю, несколько дней. Возможно – неделя. Мы можем давать ей мощные обезболивающие. Все это оплачивается медицинской страховкой, все это будет бесплатно. Больше ничего сделать нельзя. Мне жаль.
Когда врач произнес последнюю фразу, отец и сын буквально кожей почувствовали, что главный врач лжет: ему не было жаль. Последнюю фразу он сказал чисто формально, как робот. Холодным ровным голосом, продолжая с безразличием смотреть на родственников умирающей женщины. На щеках у врача был румянец.
От пристрастия к алкоголю или из-за крепкого здоровья – было тайной.
– Наверняка, он каждый день говорит это свое «мне жаль» десятки раз, – подумал Константин. – Каждый раз, когда в больницу привозят мешок с мясом после автокатастрофы или насмерть замерзшего алкаша, а потом появляются родственники…
Да, так и было. Игорь Анатольевич уже около десяти лет работал врачом. Начинал он, конечно, не с должности главного врача.
На нем лежала ответственность. Большая ответственность. Он каждый день проводил в больнице по двенадцать часов. Иногда ночевал в ней. За годы своей работы он видел тысячи смертей: инфаркты и инсульты; поражения электрическим током; ножевые ранения, после которых внутренности приходилось собирать в тазик; обезглавливания; высохшие от рака; сгоревшие в огне пожара старушки; куча мяса, оставшаяся после столкновения лоб в лоб двух тяжелых грузовиков на скорости сто километров в час.
Этот румяный слегка полноватый человек видел страшные вещи. И он к ним привык.
Привыкнуть можно ко всему.
Даже к самым чудовищным вещам.
Если они происходят рядом с тобой изо дня в день.
Поэтому он был спокоен, а в голосе и глазах у него было холодное безразличие.
– Просто работа, ничего личного, – читалось в ясных карих глазах главного врача.
– Доктор, она приходила в сознание? – спросил Константин.
Игорь Анатольевич вновь заглянул в папку с желтыми листами.
– Нет.
– Можно нам увидеть маму? – прошептал Иван.
– Можно, – сказал врач, а потом взял мобильный телефон и вызвал помощницу.
Через несколько минут в кабинет зашла молодая девушка с длинными светлыми волосами.
– Проводите их к палате Розы Распутиной, – сказал главный врач, убирая папку в стол.
Отец и сын уже встали и собрались уходить, но Константин помедлил, повернулся и спросил:
– Доктор, она еще придет в себя?
Игорь Анатольевич сделал несколько глотков минеральной воды из маленькой бутылочки, что стояла на краю его стола, а затем холодно и ровно ответил:
– Не думаю. Ваша жена потеряла сознание из-за мозговых кровоизлияний. Из-за метастазов в мозгу, – сказал он, помедлил и затем добавил свою коронную фразу: – Мне жаль.
– Тебе не жаль, ублюдок, – подумал Константин, пристально посмотрев в спокойные и бесчувственные глаза главного врача.
– До свидания, – всхлипнул Иван, выходя из кабинета.
Розу поместили в палату интенсивной терапии №13. Она умерла через два дня, не приходя в сознание.
Глава 2
1
Со смерти Розы Распутиной прошло четыре года. Первые несколько месяцев муж и сын не находили себе места: они мало ели; практически не спали; у Константина на работе возникли проблемы, и его едва не уволили; Иван скатился по учебе в самый низ и очень много болел из-за недоедания и недосыпания. Казалось, что жизнь закончилась, и дальше нет никакого просвета. Жизнь после внезапной потери казалась серой, словно пепел или прах.
Со временем боль стала уходить. Ночные кошмары, очень яркие и мучительные в первые дни и недели после смерти Розы, постепенно отступали. Мучительная боль очень медленно, но затихала, уступая место тоске и доброй памяти. Туман времени постепенно обволакивает, унимая даже самое сильное чувство утраты.
Время не только убивает, но и лечит…
А может быть, это одно и то же?
В конце концов, жизнь начала возвращаться в прежнее русло, словно никакой Розы Распутиной никогда и не существовало. Словно все фотографии с ней и все ее вещи – это не более чем иллюзия. Не более чем фантазия. Не более чем подделка.
Всего лишь прошло. Как далекий и почти забытый сон.
Отец и сын какое-то время противились тому, что в их жизни больше нет верной жены и любящей матери. Какое-то время. Но, в конце концов, Роза стала воспоминанием, а холодную пустоту глубоко внутри заполнили бытовые вопросы: где заработать денег; как провести выходные; что приготовить на завтрак, обед и ужин.
Ивану исполнилось шестнадцать лет. Затем теплое солнечное лето закончилось. Внезапно, как это всегда и происходит. Налетела холодная осень. Вновь начались дожди, слякоть и грязь. Небо заволокли свинцовые тучи.
Начался новый учебный год, и Иван пошел в одиннадцатый класс. А все потому, что класс Ивана был экспериментальным – министерство образование проводило авантюрный эксперимент.
Когда-то очень многие школы вели обучение по программе «1-3». Но потом все классы всех школ перевели на программу «1-4». Министерство можно было понять: современный век; огромное количество информации; новые технологии. В том, чтобы обучаться на один год дольше, смысл определенно был. Но для чего понадобилось вновь сокращать время обучения – это было загадкой.
Но Иван, как и его одноклассники, был только рад такой авантюре. Да, первые три класса приходилось сидеть в школе с восьми утра до пяти вечера. Да, первые три класса приходилось учиться по субботам.
Но.
Сэкономленный год жизни того стоил. Хотя еще было неизвестно, как экспериментальный класс сдаст итоговые экзамены. Возможно, он завалит проверки и отправится на улицы мести мусор и листья. Или в ларьки – торговать яйцами, газетами и сигаретами.
Время покажет.
Во время летних каникул Иван помогал отцу в кое-каких подработках. В основном работа была вида: принеси, подай, отойди и не мешай. Но несколько раз парню довелось поработать с электросваркой, дрелью и болгаркой.
И ему это очень понравилось.
Парень вдруг ощутил то, чего не ощущал уже очень давно. Это был азарт.
Иван ничего не имел против тех людей, сердце которых начинает биться быстрее при мысли о больших деньгах или славе. У каждого свои предпочтения, ведь о вкусах не спорят. Но Иван был уверен на все сто, что самая сильная мотивация – это азарт.
Азарт заставляет стучать быстрее даже сердце дряхлого старика. Азарт разогревает кровь, заставляет ее буквально закипать. Азарт оживляет атрофировавшиеся мозги. Азарт заставляет действовать.
Не страх умереть с голода. Не желание подтирать задницу крупными купюрами. Не мечта ездить на дорогой машине, которая стоит больше квартиры.
Азарт.
Существуют и другие чувства, более древние и более мощные…
Которым еще не придумали названия.
– Отец, я бы хотел в жизни заниматься тем же, чем занимаешься и ты, – сказал однажды Иван.
Константин очень серьезно посмотрел на своего сына, а потом ответил:
– Однажды я сказал своему отцу то же самое. Мне тоже понравилось ему помогать. Мне понравилось варить металл электросваркой. Я влюбился в запах жженого металла и горящего масла, когда я работал с болгаркой. Меня подчинил сладкий опьяняющий запах сохнущей краски…
Константин замолчал, продолжая смотреть на сына.
– И что было потом, отец? – спросил Иван.
– Мне тогда было столько же, сколько и тебе. Мой отец, твой дед, позволил мне заниматься тем, что мне нравится, но он ничего не сказал о цене выбора в столь юном возрасте, – последние слова Константин произнес с сожалением и нескрываемой обидой.
– О цене? – переспросил Иван.
– Да, о цене. Знаешь, что происходит с любимым занятием, которое ты решаешь превратить в работу?
– Что?
– Любимое занятие превращается в каторгу! Если бы я знал об этом тогда… Но мой отец меня не предупредил. А потом он умер. Наверное, лишь затем, чтобы не пришлось объясняться передо мной. Я начал заниматься тем, чем занимаюсь до сих пор, в шестнадцать лет. В том самом возрасте, когда человек способен осваивать действительно сложные вещи и становиться профессионалом, закладывая прочный фундамент своего благополучия. Но у меня в голове играли гормоны…
Константин присел на один из ящиков с инструментами и обтер грязное потное лицо жирной перчаткой.
– И я стал заниматься вот этим, – он обвел глазами несколько ящиков с инструментами, краской и гвоздями. – Мне тогда казалось, что это довольно простая работа. Пришел, поработал два часа, получил несколько сотен. Мечта подростка! Быстрые и почти легкие деньги… И думать не надо! Тогда из меня фонтаном била энергия и сила, а теперь… Теперь уже нет. Мне уже сорок лет, Иван. Я всю жизнь занимаюсь вот этим всем, но до сих пор едва свожу концы с концами. У меня больные суставы. У меня в спине грыж больше, чем позвонков. Мы живем в квартире, которая разваливается от старости, и питаемся едва ли не отходами…
Тут Константин замолчал и стал вытирать глаза.
Иван тоже молчал, уставившись в пол.
– Прости меня, Вань, это я виноват, в том, что у нас такая жизнь, – срывающимся голосом сказал Константин, и зарыдал.
– Отец, – тихо сказал Иван.
– Что?..
– Ты сделал все, что было в твоих силах?
– Да… Я сделал и делаю все, что в моих силах, но…
Но Иван грубо перебил отца.
– Тогда вытри слезы, отец! Я благодарен тебе за все, что ты сделал для меня и… и для мамы.
– Из-за меня мы всю жизнь живем в бедности, – сказал отец, сморкаясь в рукав рабочей куртки.
– Не из-за тебя, отец…
– Из-за меня!
Неожиданно даже для самого себя Иван дал отцу хороший подзатыльник. Грязная кепка слетела с головы мужчины и упала на пол, весь он был усыпан опилками и металлической стружкой. Константин замер, не поднимая глаз. Внутри у парня все похолодело.
– Прости, пап, я…
– Нет! – рявкнул отец. – Нет… Мне это было нужно. Спасибо, сын.
– Я сам не понял, как это вышло… – залился краской Иван.
– Ты все сделал правильно, – отец поднялся и стал собирать инструменты. – Здоровенный бородатый мужчина расселся на ящике и стал пускать сопли… – Константин нервно и презрительно усмехнулся, укоряя самого себя. – Нет, ты все сделал правильно, Иван. Иди-ка сюда.
И отец обнял сына, да так крепко, что у того затрещали кости.
В тот день Иван решил послушать совет отца и не связывать свою жизнь с примитивным ручным трудом. Но помогать отцу Иван продолжал все равно. И делал он это с огромным удовольствием. Не смотря на то, что его отец был очень крепким, все же работа начинала приносить Константину много физической боли. Ужасной боли.
Отец постоянно сидел на обезболивающих таблетках. Уже несколько раз он ложился в больницу, чтобы ему сделали укол в больной локоть. Тот самый укол, который убивает нервы. Даже после этого боль проходила не до конца. С каждым разом укол становился все менее и менее эффективен – хроническое воспаление распространялось на близлежащие ткани. Вскоре начали болеть и кости.
Вылечить больной локоть не представлялось возможным. Поверхность сустава была серьезно повреждена из-за многолетней работы с перфоратором и болгаркой. Регулярные перегрузки и частое переохлаждение стали причиной хронического воспаления и инфекционного поражения локтевых связок.
Лечащий врач предупредил Константина, что болезнь будет прогрессировать. И если не прекратить нагружать больной локоть, то дело вполне может закончиться ампутацией. Или, даже, смертью, если внутри локтя внезапно разовьется серьезное заражение. Константин каждый раз очень серьезно слушал врача, кивал, а на следующий день вновь отправлялся на работу с перфоратором или болгаркой в руках. Даже если был мороз или сильный ливень.
Потому что Константину нужно было оплачивать счета за свет, покупать себе и сыну еду, одежду и учебники.
Нужда и обстоятельства сужают выбор…
Даже когда его нет.
Иван помимо того, что помогал отцу, еще успевал подрабатывать курьером, а так же в библиотеке. После смерти матери ему предложили освободившееся место. Иван думал недолго, всего четыре года, прежде чем согласился.
Платили курьеру мало. В библиотеке платили чуть больше, но если бы Иван жил один и только лишь на зарплату библиотекаря, то он давно бы умер с голода. Или повесился.
С миру по нитке, но денег вполне хватало на то, чтобы питаться качественной едой, а не полуфабрикатами. Счета оплачивались вовремя. Одежду отец и сын успевали обновлять раньше, чем на ней появлялось более одной большой дырки. Но денег на переезд в достойное жилье не было. Их не было даже на основательный ремонт.
В школе все так же продолжали издеваться над Иваном. Избивали его почти ежедневно. Каждое избиение было непохожим на все предыдущие. В этом плане истязателей Ивана отличала настоящая изобретательность.
Один раз парня даже избили по голове свернутой в трубочку газетой. Неделю после этого Иван плохо слышал. Но следов никаких не осталось.
А еще был случай: один из затейников принес в школу мощный электрошокер и сунул Ивану в шею, пока тот, ничего не подозревая, переобувал в раздевалке сменную обувь. Несчастный парень пролежал в раздевалке без сознания несколько часов. Его нашли лишь тогда, когда первая смена кончилась, и число курток и обуви в помещении значительно сократилось. На теле парня не осталось никаких следов, кроме двух темных точек сбоку шеи. Но и они были скрыты под волосами. Иван узнал, чем это его так приложили лишь через неделю, от преподавателей.
Поэтому, недолго думая, в середине осени парень пошел в секцию – заниматься карате.
Он зашел в зал весь такой худой, высокий и сутулый. А на него смотрели широкоплечие мускулистые парни и девушки. Челюсти их были квадратными. Иван поговорил с тренером.
Тренер был ростом под два метра и весил не меньше ста сорока кило. Лицо его было настолько серьезным, что Иван не рискнул бы даже спать с этим человеком в одной комнате. Когда Иван разговаривал с ним, ему почему-то казалось, что тренер развлекается по выходным, отрывая людям головы, руки и ноги.
Или коллекционирует вырванные вместе с черепом хребты, как один известный пришелец из фильмов.
Потом парень пошел пожать руки всем присутствующим. В зале было тринадцать человек, не считая тренера. Большинству было примерно столько же, сколько и Ивану. И когда он пожимал руку последнему, то уже едва ли стоял на ногах от боли в хрустящей руке. Всю следующую неделю правая кисть парня была опухшей и синей, словно по ней проехал грузовик.
– Господи, если у них такое рукопожатие, то что меня ждет во время тренировок… – думал Иван каждый день перед отходом ко сну. И по лицу от этих мыслей скатывались холодные капли пота.
Занятия для худого и сутулого парня начались с новой недели, в понедельник. Первую тренировку Иван не забудет никогда. После нее его буквально принесли домой. Но тренер тогда позвонил Константину и сказал:
– У него очень большой потенциал, но важно заниматься регулярно в течение длительного времени.
– Да, я все понимаю, – ответил Константин.
А вечером Иван сказал отцу:
– Пап, они там все садисты и пытаются меня убить! Тренер сказал, что у них часто случаются несчастные случаи. Особенно с теми, кто его не слушается…
Отец минут двадцать смеялся тяжелым басом. До слез. Соседи даже вызвали полицию, и та приехала через полчаса, чтобы выяснить, что это там за шум.
Время потихоньку шло, Иван посещал тренировки, подрабатывал курьером и библиотекарем. Парень стал преображаться прямо на глазах: исправилась осанка; тонкое тельце начало обрастать мышцами; стала пропадать робость; прошла хроническая простуда.
В школе парня били все реже и реже. Не потому, что Иван давал сдачи (хотя уже вполне мог), а потому, что окружающие стали замечать реальные перемены в телосложении и характере хлюпика. Да и бить хлюпика уже становилось слишком больно – карате закаляло его тело, делало его жестким и менее чувствительным к боли.
Каждую субботу отец с сыном продолжали ездить на рыбалку или в лес. Когда Ивану дали в библиотеке небольшую премию, он с отцом приобрел ружье (отцу пришлось добавить еще столько же, чтобы хватило). Можно было приобрести вместо ружья хорошую надувную лодку. Но отец с сыном решили, что ружье лучше. Небольшое, из него можно было завалить разве что утку или зайца, но зато настоящее и, самое главное, свое.
Константин радовался этой покупке, как маленький ребенок, которому купили то, что он очень давно просил. Отец всю жизнь мечтал об огнестрельном оружии, но средств на него не было. Да и жена была против.
– В моем доме не будет оружия! – каждый раз кричала она. – Не будет, и все!
Но Роза умерла. Ее сожрал рак.
В первую же субботу после покупки отец с сыном поехали в лес. Погода была сырая, моросил дождь. Густой туман сделался еще гуще, как только отец с сыном выехали за город. И если в городе туман позволял видеть метров на сто, то загородом – всего на тридцать.
– Как бы нам не потеряться в лесу из-за такого тумана, – говорил Иван.
– Не потеряемся, у нас же есть GPS-навигатор, – уверил отец, доставая устройство из бардачка и пристраивая его в специальный зажим, который на липучке был приклеен в центр лобового стекла.
– С этими навигаторами потеряться еще проще, чем без них, – сказал Иван. – Я однажды вообще уехал в аэропорт, вместо центральной улицы. Ну, тогда, когда я в девятом классе ездил на конференцию в Самару.
– Все будет нормально, – уверил отец. – Вот увидишь.
И они заблудились.
Потом машина увязла в огромной луже. А под конец еще и навигатор сломался (как оказалось после, устройство замкнуло из-за сильной сырости). В тот день пришлось идти пешком до трассы несколько километров. По колено в грязи, под моросящим дождем, против сильного ветра. В густом тумане. Еще несколько часов ушло на то, чтобы поймать подходящий внедорожник (по трассе в том месте в основном ездят тяжелые грузовики).
Машину тогда вытащили, но уже под вечер. Ехать на охоту пришлось в воскресенье. Но охота была первоклассной – Константин настрелял несколько уток, а Иван завалил пару огромных зайцев-мутантов.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
