Текст книги "Глядящие из темноты"

Понятно, что такое мощное явление аборигены не могли обойти вниманием – с горой связано множество легенд и преданий. Вполне возможно, что до распространения доминирующей религии она была объектом поклонения местных жителей и обожествлялась. Персонификацией такого обожествления могут быть подземные существа корры, аналог наших лепреконов – остатки культа корры встречаются практически повсюду, особенно в глухих, труднодоступных местностях».

Он задумчиво покачал головой, выключил диктофон и вернулся к спутникам. Солнце уже почти добралось до зенита, и застилавшая горизонт дымка испарилась. Краски стали свежими, точно промытыми, как это бывает весной, и теперь было видно, что в той стороне, где находился Ворлан, небо затянуто мутной пеленой.

Он потряс Айльфа за плечо:

– Пора вставать.

Юноша сел, хлопая глазами.

– Что-то случилось, сударь?

– Нет-нет, – успокоил его Леон, – просто нам нужно поторапливаться, если мы хотим хоть сколько-нибудь пройти до темноты.

Айльф осмотрелся, ноздри его напряженно вздрогнули – точь-в-точь дикий зверек. Потом заметил:

– Ворлан до сих пор горит.

– Да, – сказал Леон, – верно.

– И, сдается мне, не только Ворлан.

Леон проследил за его взглядом: еще дальше к югу в синем небе тоже высился мутный, сизый, почти невидимый столбик дыма.

– Пожалуй, – пробормотал Леон, – нам действительно стоит поторопиться.

– Пусть она еще немного поспит, пока я соберу вещи, сударь, – сказал Айльф.

– А ты как думаешь, что там происходит?

– Должно быть, конец света и впрямь вот-вот наступит, – флегматично констатировал парень.

Леон автоматически поднял голову, выискивая в небе сверхновую – он как-то совсем позабыл о ней. Нашел он ее с трудом – пылающая оболочка, стремительно распространяясь все дальше, теряла плотность, а заодно – и былую яркость.

– А может, – задумчиво продолжал юноша, – вовсе и не мурсианцы эти злосчастные; это его светлость маркграф чем-то не угодил Двоим. Потому как, если, к примеру, пострадали только угодья лорда Ансарда – одно дело. А уж если такие беды обрушились повсеместно…

«Еще немного, и я приму эти доводы, – подумал Леон. – Действительно, как все просто – либо Создатели ополчились на маркграфа и это, что называется, неприятности местного масштаба, либо всеобщий апокалипсис. В конце концов, выкладки Айльфа по-своему логичны – не менее логичны, чем все наши отсылки к стохастике и теории вероятностей».

– Буди Сорейль, – сказал он, – поехали.

Вечер надвигался неспешно, но неуклонно: небо потемнело, и Айльф уже несколько раз озабоченно оглядывался в поисках предполагаемого места для ночлега, но его все время что-то не устраивало – он досадливо качал головой и погонял своего мула дальше. Леон следовал за ним. Он уже начинал тревожиться – какой бы хрупкой ни была Сорейль, лошадь все равно устала, перенося двойную ношу.

– Что тебя беспокоит? – спросил он юношу.

– Не стоило бы ночевать под открытым небом, сударь. Мало ли кто на нас наткнется.

– Ты боишься людей или зверей?

– Людей.

– На пути туда нас никто не потревожил, – заметил Леон и тут же сам удивился собственной глупости.

Айльф, похоже, удивился не меньше.

– Так мы же с его светлостью ехали, – мягко, как недоумку, пояснил он, – кто же нападет на вооруженных всадников? Таких дураков нет. Потом, опять же, конец света… Кое-кто может подумать, что неплохо бы повеселиться напоследок – терять-то нечего…

– Ну и как нам быть?

– Может, – бодро сказал Айльф, – наткнемся на какое-нибудь жилье.

– В лесу?

– Почему бы и нет? Люди везде живут. На землянку дровосеков можно наткнуться или на хижину угольщиков… Да и лесник наверняка где-то поблизости – угодья-то его светлости… А мы с вами теперь тоже – его светлости люди. Так что он нас приютит, накормит, а может, и лошадь продаст.

– Ну уж нет, – возразил Леон, – никакой я не человек его светлости. Я сам по себе.

– Все вы, господа, гордые… Это пока жареный петух в темечко не клюнул. Всегда лучше быть при ком-то. Когда ты сам по себе, тебя все равно что и нет…

Дым вдали за кромкой леса, вместо того чтобы поблекнуть в сумерках, был теперь хорошо виден – он приобрел розовый оттенок, которым подсвечивали его снизу невидимые языки пламени.

Леон так привык к сидящей у него за спиной молчаливой Сорейль, что никакого неудобства не чувствовал. Но она-то, должно быть, думает иначе.

– Ты очень устала? – спросил он.

Она вздрогнула, точно очнувшись от тяжкого сна. Потом шепотом отозвалась: – Нет.

– Потерпишь немного?

– Да, сударь.

Сверхновая в вечернем небе светила гораздо слабее, чем прежде, – не звезда, призрак звезды; временами ее заслоняло бродячее облачко дыма… «Конец света, – подумал Леон, – надо же, такое совпадение. Вот так всегда – на всякое мало-мальски значимое событие в истории всегда найдется какое-нибудь солнечное затмение либо комета… нечто из ряда вон выходящее. А на деле, может, никакого солнечного затмения во время, скажем, Игорева похода и не было, может, летописец вообще ничего подобного в жизни не видел, может, дед ему рассказывал, но что за историческое событие без затмения?»

Неожиданно сплошная зеленовато-бурая стена распалась, и Леон смог различить меж стволами просеку, ведущую в глубь лесной чащи.

– А что, с этим лесом никаких преданий не связано? – спросил он Айльфа.

Невысказанное «надеюсь» повисло в воздухе. Хороший же он этнограф, нечего сказать… Айльф тем не менее его понял.

– Нет-нет, – торопливо сказал он, – разве что так, по мелочам.

Просека была узкой, но тщательно расчищенной – земли его светлости и впрямь содержались в порядке.

А потому передвигаться здесь было легко, несмотря на то, что темнело тут быстро – гораздо быстрей, чем на равнине. В ветвях тревожно посвистывала какая-то ночная птаха.

– Волки тут рыщут, – неожиданно замогильным голосом сказал Айльф, – страшные волки с железными зубами, с пылающей пастью.

Сорейль вздрогнула и крепко вцепилась в пояс Леона. Айльф, довольный произведенным эффектом, хихикнул.

– Да ну тебя, – сердито сказал Леон.

– Жильем пахнет, сударь, – уже серьезно сказал юноша. – Приятно будет заночевать под крышей, верно?

Из темноты выплыла поляна, а на ней – с трудом различимый в сумерках дом с пристройками, окруженный низким частоколом.

Айльф спрыгнул с мула и, передав повод Леону, пошел открывать ворота.

– Хозяин, – крикнул он во весь голос, – хозяйка! Ворота распахнулись, и они въехали во двор.

Тут было тихо; лишь бормотал что-то протекающий по поляне ручей.

– Странно, – сказал Айльф, – вы подождите тут, сударь, я зайду в дом.

Он легко взбежал на крыльцо. Массивная дверь была распахнута, изнутри поглядывала густая тьма. Вдруг затеплился огонек – Айльф зажег плошку с маслом. Сквозь дверной проем было видно, как язычок пламени двигается по комнате, потом Айльф вновь вышел на крыльцо.

– Никого нет, – сказал он. – Недавно ушли – пепел в очаге еще теплый. Странно это, сударь.

Он поставил плошку на пол и повел лошадей к коновязи.

– Может, – предположил Леон, – лесник обходит участок и вернется только к утру?

Айльф нырнул в пристройку и вышел с охапкой сена.

– Как знать, сударь… Не один он тут жил… там есть и женские вещи, в доме.

– Ну, мы-то переночевать сможем?

– Почему нет… – голос у Айльфа все же был неуверенный.

Леон поднялся на крыльцо. Плошка мерцала на столе, в углах скопились черные тени.

– Я же говорю, сударь, пусто.

– Может, оно и к лучшему.

Леон обернулся к одинокой фигурке, сливающейся с полумраком.

– Проходи.

Сорейль молча прошла в комнату и остановилась. Она все это время пребывала в каком-то странном полусне; это было даже не горе, нечто другое – он так и не мог понять, что именно.

Айльф пропал – словно растворился во тьме. Впрочем, Леон слышал, как он тихонько посвистывает, заводя лошадь в пустую конюшню. Не дожидаясь слуги, Леон принялся зажигать очаг – огниво казалось бесполезным в неловких пальцах, и он украдкой, заслонившись спиной от Сорейль, извлек из кармана на поясе зажигалку. Но и в этом случае на то, чтобы огонь разгорелся по-настоящему, ему потребовалось неприлично много времени.

На крыльце раздались чьи-то торопливые шаги – он тревожно обернулся, но облегченно вздохнул, увидев стоящего в дверях Айльфа.

– Я напоил животных, сударь, – голос у него звучал как-то странно.

– Ну и ладно, – Леон отряхнул испачканные золой руки.

– Можно вас на минуту, – юноша вновь направился к выходу, глядя на Леона через плечо.

– Да-да. – Он обернулся к Сорейль: – Отдыхай. Она молча села на скамью, расправила складки плаща, сцепила на коленях руки и застыла.

– Сидит, – неодобрительно проворчал Айльф, – чисто дева Карна на храмовой резьбе. Нет чтобы воду согреть… А! – он горько махнул рукой.

– Оставь, – недовольно произнес Леон, – лучше скажи, что там стряслось.

– Я нашел лесника, сударь, – тихо сказал Айльф, – никуда он не ушел. И больше никуда не уйдет. Он лежит на берегу ручья. С перерезанным горлом. Что это делается, а, сударь?

Пока Леон брел вслед за юношей к ручью, он ощущал озноб – и не только от наступившей ночной прохлады. Небо испускало остатки света, заставляя воду вспыхивать прохладным серебром. Оттого было хорошо видно, что темная фигура лежит у воды ничком, раскинув руки. Леон, сжав зубы, дотронулся до остывающего тела.

– О господи! – пробормотал он.

Чужое, неприютное пространство насмешливо глядело сотней враждебных глаз.

Казалось, Айльфа ничем нельзя было пробрать – он деловито осмотрел труп, потом обернулся и поглядел на Леона непроницаемыми в темноте глазами.

– Лихо с ним расправились, – заметил он.

– Убит? – все еще не хотел верить Леон.

– А вы как думали? Сам себя так уделал? Грабители, сударь, точно грабители. Они и скотину свели.

– Разбойники? – удивился Леон. Слова «лесные разбойники» ассоциировались у него с Вальтером Скоттом и звучали как-то ненатурально. Он представил себе щеголеватых типов, вырядившихся в зеленое, с луками и колчанами за плечами. Айльф, который Вальтера Скотта не читал, серьезно кивнул.

– Сам-то я с разбойниками сроду не встречался, но раньше в этих лесах и впрямь пошаливали… Ежели поднялись люди с насиженного места – куда им деваться? Не с голоду же помирать. Вот они и промышляют помаленьку. Скотину свели, женщин небось тоже увели… А этого похоронить бы надо. Сейчас, сударь, одеяло возьму, мы его и перенесем.

– Перенесем? Куда?

– Ну, не у воды же хоронить… Там, за домом.

Он уже направился в дом, когда Леон окликнул его:

– Ты это… Сорейль не говори… не беспокой… Айльф неопределенно хмыкнул.

– Ладно. А только что бы ей сделалось?

Леон остался стоять рядом с мертвым телом. Ему было не по себе – насильственная смерть для него, не имеющего богатого полевого опыта, все еще казалась чем-то из ряда вон выходящим. «Будь он проклят, этот запрет на оружие, – подумал он, – мы же совершенно беззащитны. Этнограф, мать его так, мальчишка придурковатый и девушка… тоже не в себе. Подобралась компания! Господи, еще неделю назад все было так хорошо, так спокойно… Сидели в тепле, в безопасности, дожидались Второй Комплексной. Нет, прав был Берг, прав – нельзя им сочувствовать, нельзя отзываться на просьбы… вот оно боком и выходит».

Айльф вынырнул из тьмы, точно блуждающий огонек. Он нес фонарь, а заодно ухитрился прихватить лопату и грубую холстину. Казалось, что вдоль ручья бредет не человек, а горный дух.

– Вот и я, сударь, – бодро сказал он. Похоже было, что страх уже покинул его, наподобие того, как стекает вода с гладкого оперенья утки. – Упакуем беднягу, что ли?

* * *

…Айльф деловито налегал на лопату. Леон поднял повыше фонарь, чувствуя себя совсем бесполезным и стараясь не наступить на туго спеленутое холстиной тело. Наконец Айльф решил, что глубина получилась достаточная.

– Взяли, сударь, – сказал он.

Тело легло в сырую яму. Айльф вновь взялся за лопату.

– Отдыхай, пока не позовут, – сказал он.

Леон так и не понял, были ли это обрядовые слова прощания или импровизация.

– А если они вернутся? – спросил он.

– Кто? – насторожился Айльф.

– Грабители, естественно, – сердито сказал Леон.

– Чему быть, того не миновать, верно, сударь? – в голосе у юноши прозвучала усталость. – Мы и в лесу можем на них наткнуться. Может, и не стоило огонь в доме жечь, но дело ведь сделано, так ведь? Вы небось есть хотите… Сыр еще остался. И сухари…

– Не знаю, – неуверенно ответил Леон. Он уже несколько раз ополоснул руки в ручье, но все равно ладони казались липкими. – Умыться бы…

– Так вы же в ручье мылись! – удивился юноша.

– Нет… теплой водой.

«Мыла они тут не держат, – подумал он тоскливо. – Не изобрели еще мыла…»

– Ну, разве что принцесса наша полоумная сообразила. Сам я, сударь, воды не грел. Не до того было.

Если даже Сорейль и продолжала глядеть все с тем же отсутствующим видом, о том, чтобы согреть воду, она все же позаботилась. Сполоснув лицо и руки, он почувствовал себя освеженным… незапятнанным… Вспомнил, что голоден, и сам удивился – неужто он настолько очерствел, что даже прикосновение к липкому от крови мертвому телу не способно отшибить у него аппетит… «Я становлюсь как они, – подумал он, – как эти. Таким же непрошибаемым и одновременно таким же суеверным». За крохотным слюдяным окошком стояла сплошная мутная мгла, такая мгла порождает страх, подумал Леон, а вместе со страхом вызывает к жизни чудовищные порождения человеческого воображения.

Он кивком позволил Айльфу сесть за стол. Юноша без особого стеснения расселся на грубой скамье – похоже, сословные предрассудки, сковывающие низы еще больше, чем сеньоров, были ему чужды.

– Так, значит, – пробормотал Леон, размачивая жесткий сухарь в чашке легкого вина, – лорд Ансард отправился в Солер… Под кров его светлости…

– Полагаю, так, сударь, – отозвался юноша. – Куда ж ему еще деваться?

– Вот бедняга, – пожалел погорелого лорда Леон, – ни кола ни двора.

И подумал, что по отношению к владельцу замка рта присказка все же выглядит несколько странно.

– Ну-ну, – успокаивающе проговорил Айльф, – не так уж ему и худо… Его светлость маркграф, долгие ему лета, бездетен, а лорд Ансард как-никак ближайший родственник…

– Ну, маркграф еще не стар..; И не вдов, кстати, в отличие от бедняги Ансарда.

– Не хотелось бы попусту языком трепать, сударь, – лицемерно проговорил Айльф, – а только удивительно не вовремя он овдовел… Ведь как дело было: он воспитывался в Шорском графстве, в доме у отца леди Герсенды – знаете, как обычно бывает, когда благородных сыновей отдают из родного дома – манерам и боевым искусствам выучиться. А леди Герсенда как раз на выданье была, цвела, что твоя майская роза, ее по сговору их светлости в жены прочили… Ну и…

– Что «ну и»? Ах ты, сплетник… – В общем, пришлось отослать лорда Ансарда обратно к папеньке… И срочно женить на какой-то захудалой девице, чтобы кровь-то остудить… Такая вот, сударь, история. А теперь он опять при дворе их светлости, вдов, молод и красив. Он ведь очень красив, лорд Ансард.

– Не знаю, – рассеянно отозвался Леон, – не видел.

Сорейль тихонько вздохнула.

– Какая печальная история, – проговорила она.

– Чего ж тут печального, – мрачно отозвался юноша, – беспокойство одно.

– Все время видеть друг друга… вот так, на расстоянии вытянутой руки…

– Во-во, – Айльф был явно настроен скептически, – и долго они выдержат, голубки наши? – В конце концов, – рассудительно предположил Леон, – его светлость вполне может отправить племянничка на войну.

– Где он ее возьмет, эту войну… А впрочем, если дело так дальше пойдет…

Айльф зловеще покачал головой.

– Неспокойно нынче в Срединных графствах, ох, не спокойно… Уж и не знаю, доберемся ли мы в целости… Ладно, утро вечера мудренее… Я, пожалуй, на сеновале лягу.

Он покосился на Леона и интимным шепотом сказал:

– Вас-то, сударь, небось устраивать на ночлег нет надобности…

Леон почувствовал, как краска заливает лоб. «И что это я, – сердито подумал он, – как мальчишка…» А вслух сказал:

– Не валяй дурака, слышишь? Я в сарае лягу. Только сена туда постели.

Айльф только молча пожал плечами.

В полумраке сарая, который не сумел разогнать огарок свечи, он расстелил поудобней брошенные Айльфом в угол охапки сена, с размаху бросился на них и вытянулся. Сухая трава кололась, но он так устал, что не обращал на это внимания. Хорошо, хоть репеллент действует – насекомые тут небось кишмя кишат. И как они ухитряются не обращать на это внимания?

«Скорей бы добраться, – подумал он. – Берг наверняка тревожится, хотя ни за что в этом не признается». Берг… надо бы с ним связаться… Нельзя засыпать всем сразу – мало ли что… Сорейль, конечно, тревожить незачем, бедняжку, но они с Айльфом могут дежурить по очереди. Он полежит еще пять минут, всего пять минут… и пойдет, отстоит первую вахту. Обязательно пойдет…

С этими мыслями он заснул.

В голове что-то взорвалось. Он попытался открыть глаза, но сквозь багровый туман ничего не увидел. Попытался встать и не смог – что-то упорно тянуло его назад. Спустя миг он понял, что именно – его лодыжки и запястья были связаны короткой веревкой, точно у барана перед закланием. Путы врезались в тело – кисти рук занемели, он уже почти их не чувствовал.

– Очухался, бедолага, – сказал чужой, грубый голос.

Он попытался ответить, но и этого не смог – пересохшие губы были разбиты и отчаянно распухли.

– Дайте ему воды, – сказал другой голос, звонкий, знакомый, и он с удивлением понял, что это говорит Айльф. – А то помрет… какой с мертвяка выкуп?

И тот же знакомый голос презрительно добавил:

– Он вообще слабак. Еле ходит…

Вранье, хотел сказать Леон, но сумел лишь невнятно замычать.

– Что за птица такая? – спросил кто-то невидимый. – Вроде не из местных…

– Посол какой-то… – пояснил Айльф, – далекой страны Терры посол.

И с жаром продолжил:

– Ну, ребята, доложу вам, и богатая она, эта Терра, – улицы мощены золотым кирпичом, а уж дома…

– Горазд ты врать, – засомневался собеседник.

– Ну, серебряным. Вы только поглядите, он в дорогу и то в шерсть тонкорунную да в бархат вырядился, а у его светлости, при дворе, – уж так разоденется, так расфуфырится – глазам больно… Золото, брат, цепь на груди вот такущая, камзол каменьями расшит, так и горит все, так и сверкает…

«Значит, вот оно как, – подумал Леон. – Ах ты, маленький мерзавец. Завел меня к своим дружкам и с рук на руки… За выкуп, значит… Господи, – подумал он, – хоть бы за выкуп – тогда по крайней мере договориться можно… Я ж не выдержу – знаю я, как они…»

– Этот что, так, мелкая сошка… А вот лорд его, – гнул свое Айльф, – ну, тот вообще важная птица – как пройдет эдак по зале, как топнет ногой…

– А ты не врешь, малый? – в чужом голосе послышалось сомнение.

– Да ты обыщи его, приятель. Посмотришь, что он в карманах держит… хитрые какие-то штуки, у нас и подобного ничего не водится. А он их так с собой и таскает – для развлечения. Ножик красоты небывалой, а что это такое, и вовсе не угадаешь… Блохоловка, что ли?

«Это он про передатчик и анализатор», – подумал Леон.

– И верно, – сказал собеседник Айльфа после паузы, вертя в руке передатчик, – гляди-ка…

Должно быть, при этом он нечаянно переключил модуль на «вызов», потому что передатчик вдруг засигналил.

– Пищит… – удивленно произнес тот.

«Берг, – подумал Леон. – Вызывает… вот не вовремя».

– Нет, не блохоловка… Это что же, игрушка такая?

– Злых духов отпугивает, – уверенно пояснил Айльф, – вера у них чудная, а это вроде как амулет. Вытащит эту штуку, пошепчет в нее, пошепчет и опять спрячет. А иногда, вы не поверите, ребята, отвечает она ему.

– Может, ну его? – еще один голос, помоложе. – Может, бес он?

– Какой там бес! – весело сказал Айльф. – Всем известно, коли беса ранишь, так из него дым идет… А у этого вон как кровища из носа хлестала, когда я его стукнул!

«Значит, это он меня стукнул, – подумал Леон. – Как это я так… поверил ему. А Сорейль… Боже мой, что же Сорейль!»

Но, сколько он ни старался, ни имени девушки, ни даже упоминания о ней из разговора он выудить не миг.

– Богатый выкуп, говоришь… – спросил первый голос.

– Уж такой богатый, брат, что и промышлять больше не придется. Живи в свое удовольствие…

– А кто в замок пойдет, – засомневался второй, – дураков нет.

– Я пойду, – с готовностью предложил Айльф, – они меня знают. Так, мол, и так, скажу, послали меня лихие люди выкуп требовать… иначе из-под земли меня достанут, а амбассадору терранскому кишки вспорют… Только учтите, моя доля – четверть.

– С чего это?

– А вязал его кто?

Булькнуло – кто-то встряхнул флягу. Леон, неловко вывернув шею, смог наконец увидеть одного из напавших – здоровенный мужик самого дикого вида. За плечами у него действительно колчан со стрелами, ну чисто Робин Гуд! «Почему это я не смеюсь, – подумал он, – это же такая умора…»

– Попей, приятель.

В рот Леону полилась холодная вода – слава богу, вода, а не спиртное. Местного самогона после такого удара по голове он бы не пережил.

– Ты смотри, – удивленно сказал дремучий тип, – глотает!

– Значит, жив, – подтвердил Айльф. – Ну и ладно, а то уж я боялся, что слишком сильно приложил… Помните, четверть моя. Зато вы сможете забрать себе все терранские амулеты…

– Кому они нужны, – с опаской произнес тот, что помоложе.

– Амулеты… – мрачно пробормотал первый. – Колдун это, так его, наверняка колдун… глотку ему перерезать, пока он не опомнился. А деньгу поделим.

– Какой он колдун? Колдун не попался бы, как мышь в мышеловку. Лорд его, амбассадор Берг, за него в сто раз больше отвалит – за живого…

– Идти-то он может?

– Пнуть его как следует, пойдет как миленький. «Никогда не замечал, – подумал Леон, – что у Айльфа такой противный голос».

Чья-то рука с ножом просунулась меж его связанных щиколоток – лезвие резко полоснуло, разрезав путы, а заодно и вырвав клок из штанины.

– Вставай, ты, ублюдок, – сказал тот, что постарше.

Леон, пошатываясь, поднялся на ноги. Голова тут же отозвалась пульсирующей болью. Руки были по-прежнему связаны, и он не мог потрогать затылок, но наверняка там набухала здоровая шишка, а по шее текло что-то теплое и липкое.

– Здорово же ты его приложил, парень, – сказал тот, что постарше. – Мог бы и поаккуратнее.

– Как умел, так сделал, – сухо сказал Айльф. – У меня вашего навыка нет.

– Чем же ты на хлеб зарабатывал? – удивился младший.

– Шариками жонглировал.

– Тоже мне, занятие.

– Не хуже вашего. Ладно, пошли, что ли? Только теперь Леон увидел, что грабителей было не двое, а трое – третий, мрачный, заросший черным волосом детина, стоял в сторонке. Поймав взгляд Леона, он широко усмехнулся, и Леон увидел, как во рту его шевельнулся черный обрубок языка.

Так вот почему он не слышал голоса третьего.

Обычное в здешних краях наказание за разбой. Вот это – и серебряные рудники.

– Да, – старший легко вскочил на ноги. – Вон какая гроза собирается…

– Может, тут отсидеться? – неуверенно сказал тот, что помладше.

– Как знать, может, кто за ними следом идет… может, малый наврал? Эй, ты, наврал, что он без сопровождения гулял, а, малый?

– Провалиться мне на месте, – горячо возразил Айльф.

– Взгляд у него уж больно шныряет. Не верю я ему. Ладно, пошли… Беспалый-то лошадей уже отогнал…

«Где-то тут у них убежище, – подумал Леон, – понятное дело…»

Они двинулись в путь. Леон попытался встретиться взглядом с Айльфом, но тот отвел глаза, а старший чувствительно пнул его в спину.

– Что зенки-то лупишь?

Фонарь болтался в корявой руке безъязыкого. «Господи, когда же рассветет-то», – подумал Леон, но в лесу было темно, как в могильном склепе и так же тихо. Лаже птицы смолкли, даже вечно зудящие в воздухе насекомые попрятались в свои крохотные укрытия. Потом Леон, привыкнув к царящему вокруг полумраку, разглядел, что ночь все же миновала – причиною царящей вокруг тьмы были проглядывавшие кое-где сквозь густую листву тяжелые тучи – они клубились и отливали лиловым, точно влитые в воду чернила.

Потом раздался грохот дальнего грома. Он звучал непрерывно и грозно, точно где-то за дальним горизонтом ворчал огромный зверь.

Вспышка осветила стволы деревьев – лица спутников Леона, выхваченные из мрака беспощадным пламенем электрического разряда, и без того неприглядные, показались и вовсе чудовищными, точно у ходячих мертвецов.

– Чего стал? – старший вновь чувствительно пнул его в бок. – Шевелись, чучело… Айда, братва, до дождя успеем…

Леон больше не смотрел по сторонам – он шел, спотыкаясь, стараясь не обращать внимания на головную боль, которая, казалось, становилась сильней с каждым шагом.

Они двигались в этой беззвучной мгле, словно плыли в темной воде, пока наконец давящая тишина не сменилась все нарастающим гулом – зверь перевалил через хребет дальних гор и одним прыжком перемахнул сюда.

Деревья тут нависали сплошным густым шатром – таким плотным, что даже разряды молний не могли сквозь него пробиться.

– Ты только погляди! – вдруг воскликнул Айльф. Воздух был нездорово сухим и потрескивал – на верхушках двух самых высоких сосен зажглось бледное голубое пламя.

– Сроду не видал такого, – заметил младший. – Дурной это знак. Бросаем колдуна, братва… или примочим…

– Закрой хлебало-то, – оборвал старший.

Леон вдруг напрягся – холодное лезвие коснулось его запястий, осторожно скользнуло между путами. Он замер, не решаясь оглянуться, но смертоносное железо исчезло так же внезапно, как и появилось.

– Да шевелитесь, вы, ублюдки! – прикрикнул старший.

«Ему тоже страшно», – подумал Леон.

Веревки, стягивающие запястья, были вроде бы почти как прежде… но если резко дернуть… «Нужно только выждать, – думал он, спотыкаясь о корни, – нужно только выждать…»

Молния ударила внезапно, как и положено молнии, и ближайший дуб вспыхнул, расшвыривая искры, точно гигантская бенгальская свеча. Люди под огненным пологом шарахнулись в сторону, но совсем рядом ударила вторая молния – электрические разряды лупили вокруг, точно прицельный огонь. Что-то взорвалось прямо над головой, и Леон на миг потерял способность видеть.

Когда же очертания окружающего мира проступили сквозь багровый туман, Леон увидел, как в полуметре от него размахивает огненными руками живой факел. Страшный, нечеловеческий крик пронесся по лесу, заглушаемый раскатами грома, и тут же захлебнулся. Леон стоял раскрыв рот, не в силах оторвать взгляд от ужасного зрелища, и не сразу почувствовал чувствительный тычок в спину. Он обернулся и увидел Айльфа, который стоял совсем рядом. Расширенные глаза юноши излучали ужас, но губы пошевелились, и Леон разобрал:

– Быстрей!

От всего этого у Леона голова пошла кругом, но он, резко дернув руками, разорвал надрезанные веревки и с силой обрушил сомкнутые руки на шею оцепенело застывшего рядом молодого разбойника. Если и раздался тихий хруст, услышать его в таком грохоте было невозможно – тот обмяк и сполз на землю, привалившись к стволу дерева. Айльф действовал с не меньшей быстротой – подхватив с земли какую-то корягу, он опустил ее на голову безъязыкого. Перед глазами Леона в очередной вспышке молнии мелькнул широко распяленный рот, в котором обрубок языка шевелился, точно моллюск в раковине, потом видение пропало. Еще один их спутник – вернее, то, что раньше было их спутником, валялось поодаль, черным бесформенным комком.

Все произошло так быстро, что он действовал автоматически, не успев оценить ситуацию, – но Айльф, похоже, соображал быстрее. Он потянул Леона за руку.

– Пошли же, – проорал он, – обратно! В хижину…

– Сорейль…

– Все с ней в порядке, с вашей Сорейль… Там она, в погребе прячется…

Тут только Леон заметил, что раскаты грома стихли – так внезапно, словно кто-то повернул рубильник, и на землю хлынул дождь. Не просто дождь – молчаливые яростные потоки, которые барабанили по листве, точно армия лилипутов на марше.

Миллионы, мириады лилипутов… В насыщенном влагой сумраке сделалось трудно дышать.

Почему-то дорога назад показалась короче – вскоре деревья расступились, и перед ними предстала давешняя хижина, рассекающая волны тьмы, точно Ноев ковчег.

Леон устало переступил порог – скорее ввалился, чем вошел, и дверь за ними захлопнулась.

– Как вы себя чувствуете, сударь? – озабоченно спросил Айльф.

– Ты сукин сын, – сказал Леон, – ты маленькое двуличное ничтожество, ты…

– Уж простите, что пришлось вас пришибить, сударь, – виновато сказал Айльф, – не рассчитал маленько. Перестарался. Я как увидел, что они по двору шастают, когда вышел по нужде, – а их, сударь, четверо было, один потом лошадь и мула свел, а уж рожи… ну, думаю, все. Сейчас амбассадор Леон сдуру в драку полезет – положат они нас, как пить дать, положат. Вот я и велел Сорейль спрятаться в погребе – в погребе-то они уже пошарили, когда лесника-то прирезали, что там им делать… А вот вас пришибить пришлось. Уболтаю их, мол, выкуп стребовать – и правда, вид у вас такой чудной, кто хочешь поверит, что за живого больше дадут, чем с мертвого можно слупить. А там уж как пойдет, мало ли что в дороге случиться может… Так оно и вышло.

– Ну а как не вышло бы? – морщась, спросил Леон.

– Ну, так стребовал бы за вас выкуп. Амбассадор Берг, сдается мне, человек скуповатый, ну, так вы ему тут единственный друг и земляк, а маркграф, его светлость, всегда был щедр. Правда, может, они бы вас и прирезали, после того как денежки-то получили, на всякий случай… ну, так это как Двое судят…

– Ну и сволочь же ты, – Леон осторожно покрутил головой.

– Что уж тут поделать, сударь. Жизнь такая.

– Как они на нас набрели? Тут подстерегали?

– Кто их знает, сударь… Я так думаю, что ушли они недалеко, а мы тут огонь развели… Они и вернулись…

– А тот, четвертый?

– Говорю, он еще раньше животных куда-то повел… Укрывище у них тут где-то, я так понимаю… Да сидите спокойно, сударь, никто по такой грозе в лес не сунется, ежели он в здравом уме. Сейчас я вам рану промою, перевяжу…

– Убери свои грязные лапы, – вяло огрызнулся —Леон. – Так ты говоришь, с Сорейль все в порядке?

– Должно быть в порядке, сударь. Я велел ей сидеть, не высовываться, а утром, если не дождется нас, уходить. В Солер идти, найти там амбассадора Берга. Непонятно, как бы она добралась, бедняжка, но опять же, все лучше, чем эти рыла…

– Пойди сходи за ней, – велел Леон.

– Сию минуту, сударь.

Айльф запалил последний уцелевший огарок свечи и исчез в сенях.

Леон устало откинулся на скамье – шум дождя за окном отсюда казался почти умиротворяющим.

Дверь, ведущая в погреб, тихонько скрипнула, и показалась Сорейль. С миг она задержалась на пороге – колеблющаяся белая тень, потом скользнула в комнату.

– Ты не очень испугалась?

Почему-то он не мог себя заставить говорить в полный голос.

Она покачала головой:

– Нет, сударь. Этот юноша прибежал и сказал, чтобы я пряталась в погребе, а о вас он позаботится…