Текст книги "Глядящие из темноты"

 
Когда бесстрашный рыцарь пал,
сражен лихой стрелой,
над ним оруженосец склонился молодой,
и самоцветный перстень с оправой золотой
тот протянул вассалу слабеющей рукой:
«Верни его любимой, что понапрасну
ждет меня в высоком замке, над гладью синих вод…
Скажи, уснул я в поле, где на закате дня
лишь мыши полевые приветствуют меня…»
 

– Ну и так далее… – закончил он буднично.

– Вы что, барда с собой привезли? – уважительно спросил Варрен. Амбассадоры из-за моря, странствующие с собственным сказителем, явно внушали ему уважение.

– Нет, – честно ответил Леон, – тут наняли. Варрен пожал плечами.

– Ушлые ребята все эти странствующие барды, – сказал он громко, явно игнорируя уязвленные чувства Айльфа, – так и смотрят, где бы что стянуть… Вы за ним присматривайте, сударь.

– Я за него отвечаю, – холодно ответил Леон, бросив выразительный взгляд на Айльфа, который, проглотив обиду, скорчил невинную, постную физиономию. И, чтобы переменить тему, спросил: – Тут, говорят, озеро должно быть… Мы когда к нему выедем?

– Да, – отозвался Варрен, – Мурсианское озеро. Не раньше полудня, а то и к закату – как пойдет… Нам еще перебираться через кряж.

– По верху? – испугался Леон. Все же он еще не настолько уверенно владел искусством верховой езды и боялся, что ухитрится свалиться с кручи – не столько по вине несчастного животного, которое оказалось на удивление кротким и покладистым, сколько по причине своей собственной неуклюжести.

– Нет, что вы, – удивился Варрен, – через ущелье. Там неподалеку серебряные рудники, вот и проложили отводную дорогу.

«Верно, – подумал Леон, – Айльф что-то толковал про серебряные рудники». Видно, Берг вспомнил о том же, потому что он с интересом вступился:

– Они и сейчас разрабатываются? Варрен вздохнул:

– Нет, заброшены. Жила ушла. Когда-то Солер славился своими рудниками – большая часть его богатств пришла из-под земли…

– А когда мы в ущелье войдем, – Леону все еще было неуютно, – сегодня?

Варрен покачал головой:

– Дорога там и верно есть, но не слишком надежная. Лучше дождаться утра. Вряд ли его светлость захочет рисковать своими людьми, да и лошадьми тоже, что бы там ни было… Вот и сигнал, слышите? Разбиваем лагерь.

– Скажите, сударь, – неуемное любопытство грызло Леона – в этом он мало отличался от своего нового слуги, – а что там случилось, в Ворлане?

Варрен, по сию пору охотно болтавший с амбассадорами (возможно, близкое знакомство со столь высокопоставленными особами ему льстило, а может, и он страдал тем же пороком любопытства), вдруг напрягся.

– Не могу знать, сударь, – сухо сказал он и, дав лошади шенкелей, поскакал вперед коротким галопом.

Как это обычно бывает весной, небо гасло медленно, словно нехотя, солнце прорывалось сквозь низкие тучи, заливая вересковые поля медовым золотом и пурпуром. Краски были такие чистые, даже странно было, что это зрелище не сопровождается торжественной музыкой. Но свет постепенно угасал, небо на востоке уже отливало чистой глубокой синевой, а вершины скал по левую руку четко вырисовывались на фоне такой же чистой аквамариновой зелени.

Люди из отряда маркграфа умело и привычно разбили палатки, наладили походную кухню и, стреножив лошадей, отпустили их пастись поблизости под присмотром графского конюха. Ловкость их предполагала известный опыт походной жизни, которому вроде бы в этом мирном краю и взяться было неоткуда. «Впрочем, – подумал Леон, – маркграф-то заядлый охотник…»

– Смотри-ка, – проговорил он – ввиду собственной бесполезности оставалось лишь наблюдать за происходящим вместе с Бергом, – настоящие вояки! Кто бы мог ожидать?

– Чему тут удивляться? – отозвался Берг. – Традиции. Ведь у них, несмотря на длительное затишье, до сих пор сохранились все эти понятия о рыцарской чести, воинской доблести – дворянство есть дворянство. Да и затишье – понятие относительное. Равновесие сил, оно, знаешь, нестабильно. Сегодня затишье, а завтра…

Уходящее солнце оставило лишь тоненькую полоску света на горизонте, долина погрузилась во мрак.

От походной кухни уже потянуло аппетитным дымом; костер горел, точно сверкающая драгоценность на фиолетовом бархате вересковой пустоши…

Что-то заставило его насторожиться – словно холодный взгляд, сверливший затылок.

Леон резко обернулся. На верхушке горы сверкал огонь.

Чистое холодное белое пламя, такое же прозрачное, ьак дрожащий ореол сверхновой над головой. Словно маяк, словно звезда, словно электрический свет… Да только тут не было никакого электричества. Быть не могло.

– Берг! – окликнул он.

Берг с интересом изучал устройство полевой кухни – и интерес этот явно носил характер вполне житейский.

– Поди-ка сюда, – негромко сказал Леон.

Берг неохотно вышел за пределы освещенного костром круга.

Какое-то время потребовалось, чтобы его глаза привыкли к темноте, потом он сдержанно произнес:

– Ах ты, черт!

Теперь уже вся гора от вершины до подножия сверкала и переливалась, точно рождественская елка, но пламя было все тем же – чистым и холодным, словно чья-то гигантская рука прошлась над вершиной, осыпав ее горстью таких же гигантских светляков.

– Ну, – сказал Леон, – и что это, по-твоему, такое?

Берг молча пожевал губами. Он по природе своей не был склонен к опрометчивым гипотезам.

– Вулканические явления? – предположил он наконец.

– Не похоже вроде. Да и сводки с геодезического спутника были самые благоприятные…

– Ионизация…

– Думаешь, сверхновая дает такой побочный эффект? Никогда о таком не слышал. – Леон замялся, потом нерешительно проговорил: – Послушай, а может… может, это вообще не природное явление? Может…

– Думай, что говоришь, Калганов. Костры они умеют разжигать, это правда… Тут нам до них далеко… Но ведь это же не костры.

– А вот мы сейчас спросим. Не может быть, чтобы это было уникальное явление – такое наверняка уже случалось. Святой отец… ваше святейшество!

Святой отец как раз поднялся с колен от походного алтаря.

– Не знаете, что это там такое?

Тот недоуменно повернул к ним белеющее в сумраке лицо.

– Где, амбассадор Леон?

– Вон там, на горе, – нетерпеливо сказал Леон. – Что это за свет там, наверху?

Священник вгляделся во тьму, потом вновь обернулся к Леону.

– Амбассадор Леон, – сказал он мягко, точно говорил с больным, – я не вижу никакого света.

– Но… – Леон в растерянности поглядел на Берга. Тот благоразумно молчал.

– Когда долго вглядываешься во тьму, – неторопливо произнес священник, – конечно, может покаяться, что там, в глубине, что-то мерцает. Что там скрывается нечто… но это лишь иллюзия, амбассадор Леон. Прошу прощения.

Он торопливо удалился прочь. Подол его одеяния шуршал по низкой поросли вереска, сбивая с кустов росу.

– Это… – наконец выговорил Леон. – Я не понимаю. Он и в самом деле не видит? Или просто врет? Может, Айльфа спросить?

– Валяй, спрашивай, если ты окончательно решил прослыть сумасшедшим.

– Но этого же не может быть. Не заметить такой иллюминации!

– Ну откуда ты знаешь – может, их глаз просто не улавливает эту длину волны? Мы же не изучали досконально особенности их зрения.

– Но сверхновую-то они отлично видят!

– Спектры могут разниться. Это для нас и то и другое – одинаково яркий белый огонь. А для них…

– Ни разу, – возразил Леон, – ни разу они не дали повода полагать, что воспринимают цвета иначе, чем мы Да вспомни только их гобелены – вот где тонкая работа! Оттенок к оттенку. В порядке у них цветовое зрение, в полном порядке.

Он вновь поглядел на гору – на этот раз с некоторой опаской.

Огни мигнули, затрепетали, словно по телу горы прошла дрожь, потом разом погасли.

– Ну вот, – с тоской проговорил Леон.

– С утра будем проезжать через ущелье, – успокаивающе сказал Берг, – посмотрим вблизи на это чудо природы. У Варрена спросим. Там ведь серебряный рудник был – мало ли, может, какие-то разработки там все же до сих пор ведутся, выходы пород, магма…

– Какая магма? – с тоской сказал Леон.

– Ладно, – Берг решительно отвернулся и направился к костру, – надеюсь, что бы это ни было, опасности для людей оно не представляет. Иначе они бы знали… не вели бы себя так спокойно

– Не представляет? Но рудник-то заброшен.

– Жила ушла, вот и забросили. Ладно, что гадать, завтра и поглядим…

Он повернулся и ушел в палатку, оставив Леона растерянно щуриться, вглядываясь во тьму, пока ему не начало казаться, что он вновь видит огни – но это была лишь игра электрических импульсов на нейронах, пляска электронов на сетчатке, маленькие сверкающие привидения, преследующие человека в ночи и невидимые при свете дня…

* * *

Рассвет на плоскогорье оказался непривычно холодным, а обильная роса покрыла вереск множеством мельчайших капель, вспыхивающих и переливающихся в косых лучах солнца. Дорога пошла вверх, туда, где влажно поблескивали огромные бурые валуны, похожие на спины спящих животных, но маркграф, скакавший во главе отряда, свернул на боковую каменистую тропу – тоже довольно широкую, но гораздо менее ухоженную: в выбоинах стояла вода, отражая бледное небо. Лошади перешли на шаг.

– А там что? – Леон кивнул вдаль, туда, где дорога, покинутая ими, перерезая холмы, терялась в синей утренней дымке.

– Насколько я помню карты, ничего, – отозвался Берг. – Пусто. Болота и западный берег…

– А дорога зачем? Куда она ведет?

– Может, там и было что-то раньше, – неуверенно сказал Берг, – очень давно.

– У Айльфа спросим, – Леон обернулся и жестом подозвал юношу. – Куда дальше ведет эта дорога, Айльф? – спросил он, когда тот приблизился, удерживая мычащего строптивого мула.

– Насколько я знаю, никуда, сударь, – громко ответил он. Губы его еще что-то бесшумно пробормотали, но это явно относилось к упрямой скотине.

– Так не бывает, – нетерпеливо сказал Леон, – значит, раньше куда-то вела. Куда?

– Ну… – неохотно сказал Айльф, – было там когда-то могучее княжество. Говорят, его владетель продал свою душу.

– Темному? – недоверчиво спросил Леон.

– Нет, сударь, не Темному… Страшная там история приключилась, ну ее, не хочется об этом говорить. Что бы там ни случилось, никого в живых там не осталось, княжество по сю пору лежит в руинах, и селиться там никто не хочет и отродясь не будет. Ворлан оттуда самое близкое держание, а больше-то и нет ничего.

– А что же Ворлан? – неопределенно спросил Леон, но Айльф понял.

– Пока там было все спокойно, сударь. Он помолчал, потом добавил:

– Может, и Ворлан бы держать не стали, но он на рудниках стоял испокон веку… Вот и цеплялись за него до последнего, пока жила не ушла. А как ушла, так батюшка нынешнего лорда Ансарда, говорят, не захотел с насиженного места сдвинуться. И вассалов своих не отпустил. Ну, а те крестьян удержали. Свободные кэрлы, может, и ушли, а может, и нет… Кому охота на чужбине жизнь доживать?

«Странное у них понятие о чужбине, – подумал Леон. – Пять дней пути – уже чужбина…»

Гора теперь высилась прямо перед ними, заслоняя северо-восточный сектор неба, и долина лежала в отброшенной ею глубокой фиолетовой тени.

Леон поежился. Место было по-своему красивым, но от него веяло холодом.

– А вот и рудник, – заметил Варрен, приблизившись к ним.

Держался он настороженно, но, видно, амбассадоры неведомых земель все же привлекают его, как привлекают земного мальчишку штурманы звездных кораблей.

«Не спугнуть бы его, – подумал Леон. – Осторожно нужно, исподволь…»

– Его что, совсем не разрабатывают? – спросил он для затравки.

– Совсем, – ответил Варрен. – Сначала, когда жила начала скудеть, пришлось зарываться в гору все глубже. В конце концов несколько рабочих потерялись. Но разработки еще какое-то время велись, понятное дело… А потом пошла пустая порода. Да и рудокопы боялись… Уж слишком глубоко они зарылись в сердце горы.

На развороченном северо-западном склоне громоздились поросшие бурьяном отвалы выработанной породы, напоминая пораженные плесенью хлебы. Поблизости, на берегу небольшого, но быстрого ручья, угловато застыли развалины плавилен и кузницы.

«Когда-то здесь работала уйма народу, – подумал Леон, – забойщики под началом горных мастеров, подсобные рабочие, выполняющие земельные, водные и прочие работы, кузнецы, мастера литейщики, мастера обжигальщики». Сейчас тут было очень пусто.

– Как же, потерялись они, землекопы эти, – тихонько хмыкнул Айльф, который, ухитрившись справиться с упрямым животным, неслышно подобрался к беседующим и теперь трусил бок о бок с Леоном. – Они до сих пор там со свечками бродят.

– Как это? – рассеянно спросил Леон: он, видимо, слишком сильно натянул повод, и лошадь пошла боком, тараща лиловый глаз.

– Ну, как… Перед сменой-то обычно все собирались у входа в рудник, брали свои свечи и вместе, по двое, входили внутрь. А там они, значит, должны были дожидаться следующей смены. И, пока та не придет, наружу, значит, и не показываться… Ждали они, ждали, а смена так и не явилась. Вот они и бродят до сих пор там, в подземелье, все ждут, когда их сменят.

– Со свечами, – пробормотал Леон.

– Вот именно, – довольно кивнул Айльф, хитро прищурившись, – со свечами.

– А почему смена не пришла?

– А никто не знает. Они пропали. Побросали свои кирки и пропали. Вот рудник и закрыли от греха подальше. Жила истощилась, как же.

– Брось, – возразил Леон, – жизнь рудокопа не в цене… да будь там серебро, их бы вся свита Темного не остановила.

– Это можно проверить, – вдруг сказал Берг.

– Ты о… – Леон сообразил. – Ах, да.

Он придержал лошадь, пока Берг, едучи бок о бок с и занимая того вежливым разговором о заморских странах – сплошное вранье, понятное дело, – не скрылся из виду за очередным поворотом. Айльф, которого провести было не так легко, держался рядом, не сводя с Леона заинтересованных глаз.

– Помоги-ка мне, малый, – сказал Леон, натягивая поводья.

Он достал из вьючного мешка замаскированный под причудливый кинжал портативный анализатор и, спешившись и передав повод Айльфу, подошел к отвалу.

– Манганит, – сказал он, подобрав бурый камушек, – марганца тут хватает. А вот это аргентит. Похоже, ты прав, парень. Жила не истощилась.

– Ясное дело, – солидно сказал Айльф. – А зачем это вы ножиком землю ковыряли?

– Хотел проверить, есть ли в породе серебро.

– Это у вас в стране такие шикарные ножи делают? А только зря вы это – каждому дураку и так ясно, что серебра тут полным-полно.

Возразить Леону было нечего. Он отбросил кусок руды и, отобрав у Айльфа поводья, вновь поставил ногу в стремя. Вход в штольню чернел, точно гигантская кротовья нора.

Тем временем кавалькада маркграфа уже отъехала далеко вперед – им пришлось пустить лошадей галопом, чтобы догнать ее.

Проход в скалах открылся неожиданно: в глаза Леону ударила слепящая вспышка – сквозь узкую щель в камне било солнце, и казалось, всадники друг за другом въезжают в море жидкого огня.

Когда зрачки привыкли к яркому свету, Леон увидел далеко внизу, в долине, ультрамариновую гладь озера, в которую далеко вдавались рыжие валуны. Темные ели отражались в неподвижной воде, а на берегу меж деревьями виднелись хижины, которые отсюда казались игрушечными.

– Вот оно, Мурсианское озеро, – сказал Айльф. Дальше, до самого горизонта, стояла черная стена леса, подернутая мягкой утренней дымкой.

– А… замок? – удивленно спросил Леон. Он все jto представлял себе как-то не так.

– Замок вон там, – неопределенно махнул рукой Айльф, – за лесом. Он на деле ближе к той дороге стоит, ну, с которой мы вчера съехали… Там отрог, место удобное, высокое… Тут что-то… рудокопы тут жили, ну и при них… Дичи тут полным-полно, рыбы завались – что в озере, что в ручьях… Да и луга в предгорьях всегда были хороши. Кто-то ушел, но больше остались.

– А дальше что? – спросил Леон у Айльфа.

– Ничего, – ответил тот, – ничего до самого моря. «Какого черта тут стряслось, – подумал Леон, – в такой-то глуши?»

– Его светлость намерен посетить замок завтра, – пояснил Варрен. – Лорд Ансард полагал, что его присутствие настоятельно требуется именно здесь.

Они начали спускаться, придерживая лошадей, – дорога весьма круто уходила вниз.

Им навстречу уже бежали люди. Один, одетый получше остальных, был, по-видимому, сельским старостой; в небольшой депутации Леон распознал и священника.

«Ему, видно, приходится кланяться на обе стороны, – подумал он, – и Светлому, и Темному. Других-то священников тут нет».

Наконец встречающие окружили всадников. Леон заметил, что, хотя появление подобной кавалькады было, по-видимому, редкостью, особого возбуждения никто не выказывал. Скорее жители крохотной деревушки на побережье Мурсианского озера выглядели подавленными, а то и испуганными. Даже голоса звучали приглушенно.

Староста выступил вперед и преклонил колени.

– Ваша светлость! Соблаговолите!

Маркграф соскочил с лошади, бросив поводья кому-то из местных, – тот тут же подхватил их и повел лошадь по поросшей травой единственной улице. Остальные всадники, включая Айльфа, последовали за ним. На площади остались маркграф со своим оруженосцем, примас, местный священник и староста. Берг, поразмыслив с миг, тоже не двинулся с места – вроде их лично не приглашали, но отослать вряд ли решатся…

– Что ж, веди, – произнес маркграф.

– Сюда, ваша светлость, – староста двинулся к одному из крытых дранкой домов, сопровождаемый местным священником. Остальные жители деревни, нерешительно потоптавшись на площади, начали постепенно расходиться.

Дом, в который их привели, явно принадлежал самому старосте – он был сработан просто, но добротно. Маркграф, понятное дело, не собирался останавливаться тут на ночлег – Леон видел, как его люди разбивают палатки неподалеку от уреза воды. Тем не менее за стол его светлость сесть не отказался.

Примас и Варрен последовали за ним. Берг, секунду поразмыслив, тоже решительно двинулся следом – как себя поставишь, так к тебе и будут относиться.

Мебель в горнице тоже была добротной, но массивный стол, за который уселись маркграф с примасом и терранские послы, был на удивление пуст – на одном-единственном блюде лежала кучка жареных рыбешек, довольно костлявых даже с виду.

– Рыба пока еще ловится, – грустно сказал староста. – Я не ожидал вашего прибытия так скоро, ваше сиятельство, иначе позаботился бы расставить с вечера силки… хотя, впрочем, дичь ушла из леса.

«Да они голодают!» – сообразил Леон.

Маркграф кивнул оруженосцу, застывшему у него за спиной:

– Пусть поставят большой котел на площади, – распорядился он.

– Что у вас стряслось? – настороженно спросил примас.

– Лучше отец Лорих расскажет. – Вид у старосты, как и у остальных жителей деревни, был то ли растерянный, то ли испуганный.

– Виноват, сударь, – мрачно сказал отец Лорих, – недоглядел. Рожала тут одна из женщин тяжело, так остальные для того, чтоб ей полегчало, соорудили из соломы чучело… ну, стыдно сказать, чье… напялили на него шляпу и стали плясать вокруг. Понятно, что от такого непотребства одна из этих плясуний упала на месте, да и роженица все равно умерла, а стоило мне взять на руки младенца, как из него вышел змей, да и сам младенец тут же испустил дух. Видно, оскорбили мы Двоих… Да так оскорбили, что стены, ваша светлость, трястись начали. Ну и пошло… Люди словно ума лишились. Все им в соседе чудится то вор, то злодей… Должно быть, Темный, сударь, за нас взялся – потому что все эти дары, все почести, которые ему должно оказывать, сами знаете кому достались. А я тут один за все про все, как углядеть? В городе-то как – молитвы совокупно возносятся, на одного нерадивого сто праведных… Вот и нет Двоим обиды. А у нас и одного праведника днем с огнем не сыщешь, все в рощу шастают… Вот Двоим-то и обидно. И пошло-поехало! Всем досталось. А уж семью эту злосчастную, в которой роженица померла, – так вообще со свету сжили. Нигде ей приюта не было. Крышу на них обрушил, а когда они в соседнем доме пристанище нашли, спалил тот дом огнем… начисто спалил… Так хозяин с детьми принужден был в шалаше поселиться, в поле, за околицей, да и то – стоило ему сено скосить и собрать в скирды, как небесное воинство все и пожгло. Амбары тоже все сгорели, а посевы так и не взошли… Ну, староста к лорду Ансарду направился, а тот говорит – Ворлан, может, за вас и заступится, только что – Ворлан? Вон, в небе среди бела дня звезда горит, надо всеми Срединными отрогами… Мой священник, говорит, днем и ночью молитвы возносит, значит, и от них толку нет… Двое высоко, на нас и смотреть не хотят – они лишь знатным особам внемлют… И так уж обижены, что их пуще злить… И амбары он открыть, судари мои, отказался… Потому, как знать, может Двоим это не понравится, они тогда и Ворланом займутся.

Он вздохнул и подпер щеку кулаком.

– А больше всего обидно, что рыба из озера ушла, – грустно сказал он. – И чем ей тут плохо было?

«Наверное, любил рыбку поудить, – подумал Леон, – в ущерб своим прямым обязанностям».

– А что случилось с той семьей? – не удержался он.

Отец Лорих промолчал, но староста, который тщетно пытался определить статус Леона, нерешительно ответил:

– Хозяин умер, сударь мой… он, чтобы беду от себя и детей отвести, согласился пройти очищение… ну, накалили железо… он вскоре и умер… А дети ушли… в лес ушли. Не знаю, что с ними сталось. Пусть хоть бы и померли, дело не в этом, но ведь беды на том не прекратились: весной трава на выгоне вдруг стала ядовитой, и почти весь скот пал… И мыши повсюду – столько мышей, так и снуют, смотреть страшно. Люди напуганы, сударь, говорят, эти места прокляты; хотят сниматься с места, а куда они денутся? Разве в тот же Ворлан. А лорд Ансард говорит, он грех на душу брать не хочет – не ему такие вопросы решать… Это дело сеньора.

Маркграф сидел с каменным лицом, лишь мрачно парабанил пальцами по столешнице. Из окна Леону было видно, как на площади дымились костры полевой кухни.

Староста искательно взглянул на примаса, но вид у того был суровый.

– Надеюсь, вы не содержите алтари в небрежении? – с обманчивой мягкостью спросил он. – Я хотел бы посетить храм. Не сопроводите ли меня, отец Лорих?

– Да-да, – торопливо отозвался перепуганный отец Лорих, – пойдемте, святой отец.

Маркграф тоже поднялся и вышел, сопровождаемый оруженосцем.

Берг кивнул Леону – они выбрались из-за стола и гоже вышли следом за остальными. Стоя на пороге, Леон с наслаждением вдохнул сырой ветер с Мурсианского озера – в доме у старосты все же было темновато, да еще и вдобавок вонял торф, который для сохранения жара навалили сверху на поленья в очаге.

Места тут были красивы – дикой, суровой красотой; солнце уже отклонилось от зенита, окрашивая подступающий к озеру черный лес чуть заметным багрянцем, но замершая на берегу деревушка выглядела такой жалкой, словно печать запустения уже коснулась ее. Из крошечной, почти игрушечной церкви на холме Доносился приглушенный звук колокола.

– Боюсь, во всех напастях обвинят этого беднягу, местного священника, – сказал Берг. – Скажут, что он небрежно относился к своим обязанностям и люди отвернулись от истинной веры. В их представлении совпадений не бывает: все происходит с какой-то целью. А тут еще, похоже, и землетрясение подвернулось. Вероятно, порода проседает – всю гору же перекопали…

– И что же будет?

– Не знаю. Это зависит от степени терпимости нашего святого отца. Он не производит впечатления жестокого человека. Но жители деревни отступили от веры, а это, разумеется, недопустимо.

– Я что-то не просек. Что они делали?

– Ну, скорее всего, выполняли какой-то языческий обряд. Кощунственный с точки зрения основной религии.

– Нет, это я понял. Что именно?

– Поклонялись какому-то божку, который, видимо, имел раньше отношение к плодородию. Видишь, священник местный даже назвать его стеснялся.

Леон ни с того ни с сего вспомнил странную фигурку, прыгающую над шторкой ярмарочного кукольного театра.

– Может, лепрекону этому? Помнишь – на ярмарке?

– Корры? Не знаю… Тогда они никакие не лепреконы – те-то больше все клады стерегут… Вот они-то как раз – по горному делу.

– Кстати… Насчет горного дела… – вспомнил Леон. – Жила не истощилась. Там полно серебра…

– Ну, – рассеянно проговорил Берг, – значит, лепреконы их и выжили…

– Хорошо, – согласился Леон, – пусть не лепреконы. Но что-то же тут, в этой деревушке, происходило?

– Ага… ведьма порчу навела. Происходило. Все время происходит. Не в одном мире – так в другом. Странное существо человек: никак не может усвоить, что цепь случайностей – это еще не закономерность, – сухо заметил Берг.

– Правда? Знаешь, пока вы там в церкви будете, пройдусь-ка я с анализатором вон по тому лугу. Это там скотина отравилась? Вот и посмотрю, что там за отрава.

– Ну-ну, – неопределенно сказал Берг, – валяй. Развлекайся. А я, получается, один буду любоваться, как святой отец пассы делает… А то, если ни один из нас в храме не покажется, они еще, чего доброго, подумают, что это мы и есть лепреконы.

Молодая трава на лугу, сочная и зеленая, доставала Леону всего лишь до колена. Из-под ног при каждом шаге прыгали в разные стороны какие-то мелкие насекомые – казалось, сам луг звенел и тюкал крохотными молоточками и пилами. Он подошел к особенно зеленому и густо поросшему участку, достал из поясной сумки портативный анализатор и присел на корточки, вглядываясь в шкалу определителя.

Солнце припекало все сильнее, и, когда он резко выпрямился, все еще сжимая анализатор в руке, шкалу на миг заволокло багровым туманом.

– Ничего, – произнес он в пустоту.

Он растерянно пожал плечами. Берг говорил – цепь случайностей. Может, трава тут и вовсе ни при чем… Мало ли…

Он все еще брел по безопасному, безвредному, изумрудному лугу, когда снизу, из деревни, раздался высокий, надрывающий душу женский плач – он беспрепятственно метался над озером, отражаясь от водной глади. Леон ускорил шаги – как раз вовремя, чтобы столкнуться с выходящим из церквушки Бергом.

– Что еще стряслось? – торопливо спросил он.

– Наш милый примас оказался не таким уж милым – выдал такую проповедь, что стены тряслись, и под конец проклял это место.

– Проклял?

– Люди здесь больше жить не будут. Завтра все ухолят в Ворлан. Они сами осквернили это место, отказавшись от защиты Двоих и уступив его древним силам. Большая часть вины лежит, разумеется, на местном священнике, но, похоже, с ним разбираться будут уже в Ворлане.

– Трава на лугу совершенно безвредна, Берг.

Берг пожал плечами:

– Что с того? Видно, весной вымыло какую-то дрянь из почвы, вот трава ее и натянула, а потом она распалась и стала безопасной, или просто у местной растительности бывают какие-то циклы – слишком растянутые во времени, чтобы их могла отследить Первая Комплексная. А ты что, полагаешь, на них действительно ополчились темные силы?

– А… что же тогда происходит?

– Ничего, – удивленно сказал Берг. – А что, что-то происходит?

Его взгляд не выражал ничего, кроме беспредельного терпения, но Леону стало не по себе – он запоздало сообразил, что его напарник, который формально числился заодно и его куратором, вполне может прийти к нелестным для него, Леона, выводам. Вторая Комплексная прибудет теперь не скоро, но все же прибудет, и ее уже будет ждать заранее подготовленный отчет, а там, в отчете, будет надиктовано, что наблюдатель широкого профиля Л. Калганов склонен к некритичному восприятию действительности и легко подхватывает массовую истерию, столь типичную для донаучного сознания.

– Пошли в лагерь, – флегматично сказал Берг, – его светлость сказал, что ноги его не будет ни под одной проклятой крышей. Он вообще в дурном настроении – лорду Ансарду полагалось бы встретить его здесь честь по чести, да проводить в Ворлан, да закатить подобающий прием, а его, Ансарда, до сих пор нет. Так что мы с утра выступаем. Обратно, в Солер…

– А… как же жители?

– А что жители? Не в Солер же им идти – пойдут в Ворлан. Земли тут хватает, может, Ансард и выделит им какой-то паршивенький надел. А может, и нет – они ж теперь как зачумленные.

– И все?

– А ты чего хотел? Все, что положено, сделано, а там – как бог судил… Вернее, боги… Ты куда?

– Да так, – сказал Леон. Он представил себе, что должно сейчас твориться в деревушке. – Пойду прогуляюсь.

Сумерки сгустились быстро – солнце уже опустилось за горный кряж, и озеро вместе с приютившейся на побережье горсткой хижин потонуло в густой тени. Над водой плавали мягкие кольца тумана – такого низкого, что верхушки валунов, выступающие из него, казалось, висели в воздухе. Было так тихо, что тишина утра казалась уже почти нечеловеческой – каждый звук, доносящийся со стороны деревушки, будь то женский плач или скрип двери, заставлял вздрагивать, точно от удара хлыстом.

Пора было возвращаться в лагерь, но Леон медлил. Пространство чужого мира мягко обнимало его – он был совсем один в сумеречном, пульсирующем сердце вселенной…

– Сударь, – раздался у него за спиной тихий голос. Он обернулся.

Из-за камня выглядывала девушка. Белокожая, с русыми рассыпанными по плечам волосами, она казалась просто порождением тумана и дышащих влагой сумерек. Глаза у нее тоже были светлые – светло-серые и прозрачные, точно озерная вода. Лишь когда Леон опомнился от неожиданности, он понял, что девушка вполне материальна: на ней было платье из грубой ткани, изодранное на локтях, а когда она нерешительно выступила из-за камня, стало видно, что на нежных, как лепестки, ступнях болтаются разбитые, заляпанные землей башмаки.

– Сударь… простите… Я увидела утром, как скакали всадники. Я подумала…

– Ты кто? – спросил он почему-то шепотом.

– Я Сорейль, – нетерпеливо ответила она и повторила: – Я видела, как вы съехали с горы. Я подумала… Малыши хотят есть… А вы ведь нездешний. И если я вас попрошу… – И мягко пояснила: – Больше мне просить некого.

Тут только он сообразил:

– Это вы… это вашу семью обвинили во всех несчастьях?

– Они напуганы, сударь, – тихонько отозвалась она.

«Странная снисходительность в таких обстоятельствах, – подумал он. – Во всяком случае, она не глупа, эта девушка».

– Погоди, – сказал он, – я принесу тебе поесть. И плащ потеплее. Где вы прячетесь?

Она вздрогнула, потом покорно ответила:

– В лесу, сударь. Но я подожду здесь.

– Я сейчас.

И он начал торопливо подниматься вверх по склону холма, к лагерю, палатки которого, подсвеченные кострами и пламенем факелов, плыли в тумане, точно стайка корабликов с яркими парусами.

Часовой, охранявший лагерь, пропустил его, ни о чем не спросив, – терранских амбассадоров все знали в лицо, первое время специально сбегались, чтобы посмотреть на этакое диво – первых людей, переплывших море… потом, правда, попривыкли. Все, похоже, попрятались по палаткам, не рискуя бродить по проклятой земле, – у костра сидели лишь несколько копейщиков да Берг с Айльфом.

– А где маркграф? – поинтересовался Леон.