Текст книги "Глядящие из темноты"

– Ты заглядывал на чердак? – спросил он Айльфа.

– Нет, – удивился тот, – зачем?

– Засвети-ка мне плошку.

– Может, не надо, сударь…

– Сказано же… – недовольно прикрикнул Леон. – А если боишься, сиди здесь…

– Может, это воры, – шепотом продолжал пререкаться Айльф, – а может, и вовсе не люди…

Но Леон уже карабкался по лестнице, ведущей наверх из сеней, осторожно ощупывая ногой каждую ветхую ступеньку.

На чердаке – ему пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о притолоку, – пахло сыростью и неистребимой вонью человеческих испражнений. Тихий стон доносился из удушливой полутьмы. Он осторожно вошел внутрь.

Тусклый свет светильника выхватил из тьмы крохотное окошко под низким потолком – из него на грязный пол с провалившимися половицами натекли потоки воды, на полу валялся обычный чердачный хлам, а в углу на соломе лежало то, что он поначалу принял за груду тряпья.

Старуха, стонавшая на своем сыром ложе, уже мало походила на живого человека – скорее на мумию или огородное пугало; когда он осторожно взял ее запястье, чтобы прощупать пульс, он почти не почувствовал плоти – под дряблой кожей двигались кости, хрупкие, точно птичьи.

– Черт! – он поморщился от собственной беспомощности. – Айльф, поди разбуди Сорейль, вели ей, пусть принесет супу – если он еще остался. И горячую воду…

– Эта бабка все равно не жилец, сударь, – авторитетно заявил Айльф.

– Тебя не спрашивают. Делай, что говорят. Айльф легко сбежал по ступенькам. Леон продолжал сидеть на корточках. Словно почувствовав чужой взгляд, полупрозрачные веки вздрогнули, и из полумрака на него глянули подернутые молочной дымкой глаза.

– Все в порядке, сударыня, – сказал он, – мы о вас позаботимся.

А сам подумал: «Интересно, как? Кто бы о нас самих позаботился, черт возьми».

Слабый шорох вырвался из запавшего рта, и Леон, склонившись, услышал:

– Куда…

– Что – куда?

– Куда все ушли?

– Это я вас хотел спросить.

И с отвращением уловил в своем голосе прорвавшееся раздражение – первобытную реакцию здорового человека, столкнувшегося с досадной помехой, и уже мягче произнес:

– Я чужой здесь. Ничего не знаю.

– Я слышала плач, – она скорбно нахмурилась, – шум… потом все стихло. Они бросили меня…

– Это… ничего… – сказал он неловко. – Мы вас не оставим.

Получалось так, что им предстоит тащить ее до Солера. Хорошенькая перспектива.

– Ты… хороший мальчик, – шепотом сказала она. – Не тревожься. Я уже… недолго…

Он продолжал сидеть на корточках, ожидая появления Сорейль. «Женщины лучше умеют управляться с такими вещами», – подумал он.

– Тебе… – он с трудом различал ее слова за шумом дождя, – нужно поостеречься. Они ходят поблизости.

Ее рука начала вдруг мелко дрожать, вокруг глаз обозначились черные тени.

– Кто – они?

– Эти… разве ты их не видишь?

– Тебе померещилось, – сказал он.

Господи, хоть бы Айльф поскорее вернулся. В этом призрачном лепете было что-то жуткое.

– Она скоро, сударь, – раздался голос Айльфа у него за спиной. – Она греет воду. Хоть что-то толковое вам эта бабка рассказала?

Леон покачал головой.

– Она бредит, – сказал он. – Похоже, лихорадка.

– Гунтр говорил, от лихорадки хорошо помогает белый корень, – со знанием дела сказал Айльф, – да только где его возьмешь. Все затопило…

– Гунтр, – прошелестело с подстилки, – я когда-то знала Гунтра. Он был сильным и красивым.

– Должно быть, ты знала кого-то другого, бабушка, – заметил Айльф, – этот Гунтр был стариком…

– Когда-то давно…Тогда еще светило солнце… и согревало молодую кровь в моих жилах… Он тоже умел смотреть… под покров этого мира… – Воздух со свистом выходил у нее из груди, и вдруг она напряглась. – Там кто-то еще?

Сорейль стояла на пороге, держа в руках плошку с супом. Леон подвинулся, освобождая место, и молча смотрел, как она, опустившись на колени и осторожно приподняв старуху, поднесла глиняный край плошки к беззубому рту. Та попыталась отстраниться, потом, словно покорившись, сделала несколько глотков.

– Ну что? – тихонько спросил Леон.

Сорейль, встретившись с ним взглядом, молча покачала головой.

– Я принесу горячей воды, – сказала она тихонько, – оботру ее…

Леон невольно проводил взглядом ее легкую фигурку и вновь обернулся к груде костей на соломенной подстилке. Старуха хмурилась, силясь что-то сказать. Ему пришлось наклониться совсем низко, чтобы расслышать:

– Эта девушка… кто она?

– Просто… девушка. Наша спутница…

Морщинистые губы сложились в странную ухмылку

– А тебе кажется, будто ты ее любишь, да, мальчиk?

– Не твое дело, – сухо сказал Леон.

– Ты… поосторожней с ней… я знаю таких. Они Возрождаются в ночи и высасывают силу из мужчин. Они ходят среди живых и спят на ходу.

«Опять бредит», – брезгливо подумал он. В этих живых мощах было что-то жалкое и одновременно отталкивающее. Сорейль вновь бесшумно возникла у него за спиной.

– Ступайте, сударь, – сказала она негромко, – я оботру ее.

Он с облегчением поднялся на ноги и, все так же осторожно, ощупывая ногой каждую ступеньку, спустился на крыльцо – после затхлой вони чердака напитанный водой воздух показался неожиданно свежим.

– Тьма и огонь, – неожиданно отчетливо сказала у него за спиной старуха. – Изыди…

И успокаивающий шепот Сорейль.

Айльф отделился от стены – оказывается, юноша торчал на крыльце, озабоченно разглядывая начинающее светлеть небо.

– Вы вправду собираетесь тащить с собой эту бабку, сударь? – спросил он. – Мы и сами-то еле дойдем, вон чего делается…

– Не бросать же ее здесь, – вздохнул Леон, – может, положим ее на носилки…

– Какие еще носилки? Она вот-вот загнется. – Он недоумевающе поглядел на Леона. – На что нам она? Тем более бабка-то наверняка – ведьма. Потому-то ее и бросили. Побоялись с собой тащить.

– Ты в это веришь?

– Почему нет? Они, ведьмы, такие…

– Старые и несчастные?

– Да какие угодно…

На крыльце бесшумно возникла Сорейль. Вид у нее был обеспокоенный, на гладком лбу меж бровями появилась крохотная складка.

– Сударь… – сказала она нерешительно, – вы бы поглядели… Я ее обмывала, а она вдруг так откинулась… и глаза закатились…

Он нырнул во тьму вслед за ней. Старуха лежала на своей подстилке – обмякшая, точно матерчатая кукла. Он вновь взял хрупкую лапку – пульса не было, незрячие бельма уставились во тьму.

– Похоже, все, – сказал он, вновь со стыдом ощутив отчетливое облегчение, – умерла…

– И слава Двоим, что померла, сударь, – заключил Айльф, который, казалось, обладал удобной лично для него, но весьма утомительной способностью появляться в ненужном месте в ненужное время. – Вы – человек мягкий, душевный, но как бы мы ее потащили, скажите на милость? Она бы все равно не вынесла дороги. Эй, что там такое?

Он прислушался – отдаленный, нарастающий гул, который он уловил бы и раньше, если бы подсознание услужливо не опознало в нем знакомый шум регулярного атмосферного челнока…

– Плотину где-то прорвало, – сообразил Айльф. Теперь ему приходилось повышать голос, чтобы перекричать накат. – Или горное озеро рухнуло… Да что вы стоите столбом?

Мертвой хваткой вцепившись в рукав Леона, он подтолкнул его к лестнице.

– Куда? – только и успел пробормотать Леон.

– В погреб. Куда ж еще?

Сорейль почему-то оказалась впереди – ее бурое домотканое платье все равно было светлей охватившего их мрака. Дом стонал и трясся, точно умирающий ящер.

Кольцо было прочно вделано в дощатую крышку – он потянул его на себя так, что заныли мышцы, тут только сообразил, что люк заперт на щеколду, ногой отодвинул засов, вновь потянул за кольцо… открылась Верная дыра в подпол, искать свечу или лучину уже не было времени, они скатились по лестнице. Айльф, который бежал последним, захлопнул люк, и тьма обступила их со всех сторон. Что-то над ними сотрясалось и ревело, словно чудовищный великан пытался добраться до живой плоти, спрятанной во чреве погреба, бревна ходили ходуном, точно ребра грудной клетки, он не слышал, как они обрушились, потому что вообще ничего не слышал, он оглох и потому не сразу понял, что шум прекратился.

Водяной вал, разметав наземные постройки, прокатился дальше, к бурым, сгнившим полям. На земляном полу плескалась вода, но не много – по щиколотку…

Зато дышать становилось все труднее – он с трудом набрал в легкие спертый воздух и пропыхтел:

– Живы?

– Кажется, да, – неуверенно ответил Айльф, – оно и вправду ушло?

– Да. – Леон осторожно покрутил головой. В ушах звенело – но это, должно быть, от резкого перепада давления. – Нужно выбираться отсюда, пока мы еще не задохнулись. Сорейль, ты как? – Ничего, сударь, – ее голос звучал безжизненно, – не тревожьтесь.

Он встал, зашипел от боли, ударившись головой о низкий потолок, и ощупью нашел лестницу. Люк был закрыт на совесть – он напрягся, пытаясь отодвинуть крышку, но она не поддалась.

– Айльф! – крикнул он. – Давай сюда. Нас завалило! Он не видел, как Айльф подошел и уперся в крышку рядом с ним, – лишь слышал его частое дыхание. Наконец им удалось чуть приоткрыть люк, на который явно упало что-то тяжелое, должно быть, балка… В щелку хлынул неяркий свет и Леон ощутил на щеке слабое прикосновение свежего ветра. Крышка подалась на ладонь – не больше, но дышать сразу стало легче.

– Сударь, – что-то коснулось его руки – держите.

Это был черенок лопаты, которую, стоя внизу, протягивала ему Сорейль. Он с трудом просунул круглую чурку в щель – по крайней мере, она не давала люку захлопнуться вновь – и всем весом налег на язык лопаты, щель чуть расширилась.

– Сможешь пролезть? – пропыхтел он, обращаясь к Айльфу.

– Я вам что, гад какой болотный? – возмутился Айльф, но тем не менее попытался протиснуться сквозь отверстие.

Сорейль отчаянно пыталась помочь, налегая на рычаг всем своим слабым весом, и в тот момент, когда Леон уж совсем решил, что они сейчас совместными усилиями прикончат Айльфа, размозжив ему шейные позвонки, юноша отчаянно извернулся и, точно угорь, проскользнул в щель. Раздался грохот, какая-то возня, люк захлопнулся, потом опять распахнулся, на этот раз шире, и на фоне серого неба показалась голова Айльфа.

– Порядок! – сказал он довольно. – Ничего страшного, сударь, просто присыпало маленько…

Леон выбрался наружу, оказавшись среди разметанных бревен – видно, одно из них и заперло крышку люка, помог выбраться Сорейль и оглянулся. Вокруг расстилалось пустое, залитое пространство, мельница исчезла – целый пласт земли рухнул в реку, запрудив ее, и мутная вода бурлила и пенилась, пытаясь дотянуться до края плотины.

– Странная получилась у нее могила… – задумчиво сказал Леон.

– Не хуже других, – философски заметил Айльф.

Сорейль схватила его за руку – пальцы у нее были тонкие и холодные.

– Ты что? – удивился он.

И услышал, как у него за спиной кто-то деликатно кашлянул.

* * *

Они стояли у кромки воды – серые, как тени… Должно быть, еще пару недель назад это были небогатые, но вполне довольные жизнью земледельцы, теперь же любой городской нищий по сравнению с ними выглядел богачом. Опорки, обмотки, обноски… И – ржавые, погнутые вилы, недвусмысленно наставленные в сторону Леона.

– Вот и они, – сказал один из новоприбывших. Еще двое отделились от толпы и приблизились к ним, странно приседая и кланяясь. Леон вдруг сообразил, что этим людям было страшно – до тошноты страшно, но они все равно шли. Вилы и заостренные колья тряслись в их руках, и вовсе не потому, что их владельцы вынуждены были брести по жидкой грязи, которую оставил после себя прокатившийся сель.

– Они вышли из-под земли, – человек во главе этой странной компании воздел худую руку, – как и было предсказано.

– Вы… ошибаетесь, —Леон наконец опомнился. – Мы просто случайные путники. Вы принимаете нас за кого-то другого.

– Нет, – сурово сказало огородное пугало, покачав головой.

Айльф попробовал было сделать невинный шаг в сторону, но в бок ему тут же уперлись ржавые вилы. Черт, и почему у них полным-полно этого проклятого железа…

Еще одно пугало приблизилось, неся в вытянутых руках моток пеньковой веревки – грубой, волосатой, 'но даже на взгляд прочной.

– Пожалуйста, – голос пугала звучал умоляюще, – не сердитесь на нас… Вы ведь не сделаете нам ничего плохого, верно?

– Сделаю, – Айльф повернул к говорившему страшно оскаленное лицо, тот на миг отшатнулся, но потом вновь, с отчаяньем обреченного, уставил ему вилы в бок.

– Ничего он не сделает, – попытался успокоить нападавших кто-то из-за спины Леона, – мы же обвели их нору земляным кругом… окурили святым дымом… Вяжите их. А будут сопротивляться, осиновым колом…

«Это, – подумал Леон, – уже слишком».

– Девицу пусть отдадут, – произнес еще один голос, помоложе. – Зачем им девица?

– Верно, – тут же подсказал Айльф. – Это дочка владетельного сеньора… за нее дадут богатый выкуп в Солере…

Живое кольцо расступилось, и Сорейль дали пройти. Она сделала несколько робких шагов, нерешительно оглядываясь, и стала в стороне – молчаливая, испуганная. Никто не сделал попытки даже подойти к ней. «И на том спасибо, – подумал Леон, чувствуя, как веревка врезается ему в запястья. – Опять, – подумал он с тоской. – Господи, когда же это кончится? Но ведь это же не разбойники… Я же вижу… Что на них нашло?»

– У нас же ничего нет, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче и убедительней, – только то, что на нас.

– Нам от вас ничего не надо, – сурово сказал тот, что по-прежнему стоял рядом, приставив вилы к его груди, – мы ничего не берем от таких, как вы.

– Тогда отпустите нас и ступайте своей дорогой, – сурово произнес Леон.

– Не раньше, чем вы сделаете свое дело, – в голосе человека звучал почти нескрываемый страх, но он старался говорить не менее твердо.

– Какое еще дело? – Леон искоса поглядел на Альфа; тот молчал, прикусив губу. – Можете грозить сколько хотите, – постепенно распалялся их новый знакомец, – хоть погибелью. Но нам уже нечего терять… Неужто вам трудно? – Да говорите же толком, что вам надо, – Леон совершенно растерялся. – Мы хотим… – говоривший явно робел от собственной наглости; не потому, что он просил невозможное, подумал Леон, а потому, что он вообще просил – Мы умоляем… нижайше, почтительнейше умоляем – остановите наводнение. Леон открыл рот, ничего не сказал и медленно закрыл его. – Он думает, что мы – те, кого нельзя называть, – вежливо пояснил Айльф. – Корры?! – Леон вытаращился на него. Должно быть, он сказал это громче, чем следовало, толпе истощенных, оборванных людей прошел тихий гул, и они стали валиться на колени, точно колосья под серпом жнеца.

* * *

– Не понимаю. – Леон повернул голову. Далось ему это с трудом, поскольку мешал шершавый и одновременно мокрый столб, к которому он был примотан, точно муха, спеленутая паучьим коконом. – Почему корры? Я же помню, они, по поверьям, совсем не похожи на людей…

– Ну, – Айльф, примотанный рядом к точно такому же столбу, почесал нос о плечо, – вообще-то, конечно, не похожи. Но вообще-то они способны принимать какой угодно облик – ежели уж им так заблагорассудится. Не потому же они носят свою личину, что не могут ее поменять на другую! Просто она им нравится, вот и все. Наверняка считают себя красавцами…

– Но мы-то тут при чем?

– Ну, мы вылезли из-под земли, после наводнения… Они всегда так… В точности как крысы, сударь. Вот нас и прибрали к рукам… раз уж, мол, добром не хотят – пускай сами хлебнут водички, которую на людей-то напустили.

Леон попытался еще сильнее вывернуть шею. Крестьяне стояли поодаль, на холме, молча, настороженно наблюдая за ними со смесью почтения, ненависти и страха.

– Но как они нас нашли? Откуда они знали, что мы окажемся здесь?

– Должно, сударь, им ведьма наболтала…

– Старуха? Но она же мертва!

– Мертва или жива, сударь, какая разница? Ведьма и есть ведьма, чтоб ей пусто было.

Вода все прибывала. Сначала она была Леону по щиколотку, теперь заливала колени. Какая-то скользкая, гладкая тварь потерлась о голень, пропала… Леон отчаянно дернулся, но веревки держали крепко. Хорошие, добротные пеньковые веревки…

– Да отпустите же нас! – крикнул он. – Мы же не корры! Мы – люди маркграфа.

– Оно и видно, – мрачно заметил кто-то из толпы.

– Зря вы их по имени называете, амбассадор мой Леон, – философски заметил Айльф, – никто их по имени не называет…

Мутная волна вновь прошла по разлившейся глади, достала до пояса и уже не отхлынула.

– Не хотели добром? – назидательно проговорил пожилой виллан. – Так в вашей же воле все это прекратить… Велите воде уйти.

И почти умоляюще:

– Ну что вам стоит? Неужто утонуть лучше?

– Они не утонут, – безнадежно сказал другой, – превратятся в рыбу угря и уплывут. Им-то что…

– А вот посмотрим…

Сорейль, которую двое нападавших держали за локти, отчаянно забилась, пытаясь вырваться.

– Эк приворожили девку! – сочувственно заметил пожилой.

– Да, это они умеют… Смотри, как к нему рвется – того и гляди из платья выпрыгнет!

– Леон!!!

«Ничего, – вдруг цинично подумал Леон, – переживет… Это у нее здорово получается – и семью свою позабыла, и меня забудет…»

– Пиявки тут знаете какие водятся, – печально проговорил Айльф, – к закату всю кровушку нашу выпьют.

– Не волнуйся, – успокоил его Леон, – мы успеем захлебнуться еще до заката…

– Так присосалась же, тварь. Грех сказать, куда.

Леон попробовал подступиться по-другому. Особого выбора, впрочем, не было – теперь ему приходилось задирать голову, чтобы перемешанная с донной мутью и пеной вода не заливалась в рот.

– Безбожники! – заорал он что есть силы. – Отступники! С кем связались, уроды? Кары небесной захотели?

– Ишь, как вопит, – почти восхищенно заметил тот, что помоложе.

– Ничего у вас не выйдет, сударь, – печально заметил Айльф.

Если бы Леон мог, он пожал бы плечами. «Что-то надо ему сказать, Айльфу, – подумал он… – рассказать про Терру… Как оно все на самом деле». Хотя какая разница? Они умрут одновременно…

Он отчаянно жмурился, пытаясь уберечь глаза, и потому не заметил, что на холме что-то изменилось. Заляпанные грязью кони топтали бурое тряпье, а уцелевшие крестьяне рассыпались в стороны под ударами плетки, точно вспугнутая коршуном стая воробьев. Сорейль, вырвавшись из рук своих конвоиров, метнулась к какому-то всаднику, повисла на поводьях…

Кто-то направил коня в воду – темная громада выросла перед Леоном, который, сжав губы, отчаянно пытался запрокинуть лицо, чтобы в ноздри не заливалась поднятая могучей грудью лошади волна.

Веревки неожиданно распались и уплыли вниз по течению, извиваясь, как водяные змеи. Леон пробкой выскочил на поверхность.

– Хватайся за стремя, – сказал кто-то сверху.

Он уцепился за холодный металл, оглянулся – рядом легко, точно рыба, плыл Айльф.

– Вот повезло! – бормотал он, выплевывая воду.

– Повезло тебе, сукину сыну, – сказал сверху насмешливый голос, – как же! И скажи спасибо Двоим, что амбассадор Леон жив – иначе я бы с тебя лично шкуру спустил! Я вас вторые сутки разыскиваю, амбассадор Леон…

Лошадь выбралась на твердую почву и, оскальзываясь, начала подниматься по склону холма. Леон выпустил стремя и шлепнулся плашмя в грязь. Лежать было очень приятно.

– Поднимите его, – распорядился Варрен, – разведите костер, согрейте и накормите. И выбросьте в воду эту шваль – рыбам тоже надо что-то жрать.

* * *

– Ничего? – безнадежно спросил Берг.

– Ничего… – Маркграф покачал головой. – Мне очень жаль, амбассадор Берг…

– Быть может, если разослать несколько отрядов…

– Солер не так уж велик. Если вашего человека не нашли, значит, его и не найдут… И потом, амбассадор Берг, мои люди нужны мне здесь.

– Терра… – Берг постарался притушить раздражение и горечь, проступающие в голосе, – Терра отблагодарит вас.

– И в чем же будет заключаться эта благодарность? – вежливо спросил маркграф.

Берг промолчал.

– Терра, судя по всему, слишком далеко, сударь мой Берг. Иначе вы бы уже послали туда за помощью. Или они бы прислали вам другого помощника – что я бы сделал на их месте. Прошу прощения…

В дверях графских покоев раздался какой-то шум. Озабоченный гвардеец встал навытяжку, молчаливый, нo готовый говорить по первому слову господина.

– Что там еще? – раздраженно обернулся маркграф.

– Ваша светлость! Там прибыл отряд мессира Варрена – они нашли амбассадора Леона.

– Жив? – быстро спросил маркграф.

– Живехонек. Потрепали только…

– Государь… прошу простить… – Берг коротко поклонился маркграфу, развернулся и, не дожидаясь, пока его светлость подаст знак к окончанию аудиенции, выбежал из зала.

– Сильно потрепали? – спросил маркграф у него за спиной.

– …А я уж думал, ты погиб в этой проклятущей дыре! – Берг выглядел до омерзения опрятно.

– Дурак я, что позволил тебе пуститься в эту авантюру… Черт бы тебя побрал, Леон. Почему ты не выходил на связь?

– Загубил передатчик, – устало сказал Леон.

Он с омерзением содрал с себя мокрые вонючие тряпки и склонился над тазом с подогретой водой.

– По крайней мере, ты вполне цел, – брюзгливо констатировал Берг.

– Да – согласился Леон, обтираясь грубым полотенцем, – повезло.

– Этот маленький мерзавец тоже смылся, ты знаешь?

– Да. Неумолимая тяга к приключениям, знаешь ли. Он не смылся – отправился со мной.

– И сейчас?

– Сейчас он в людской. Рассказывает про свои подвиги.

– Я рад, что ты тут, – неохотно признался Берг, – тут такое творится, понимаешь…

– А что тут понимать? – Леон натянул рубашку из тонкого полотна, придвинул кресло поближе к огню и с наслаждением закрыл глаза. – Конец света.

– Воистину так… Все как с ума посходили.

– Это, – равнодушно отозвался Леон, – я заметил.

– Теперь я начинаю удивляться, как ты вообще добрался, – сказал Берг. – Когда мы разделились, путь казался таким безопасным…

– Теперь он опасен, если вообще существует, – заметил Леон. – Ладно, я наговорю на фон, потом прослушаешь… в мой-то молния ударила, представляешь? Ты лучше расскажи, что тут делается.

– Тоже паршиво. – Берг прошелся по комнате. Уже одна эта его непривычная подвижность указывала на скрытое возбуждение. – Замок Ворлан уничтожен практически полностью; по словам очевидцев, его то ли испепелил небесный огонь, то ли еще похуже: огненный молот какой-то. Сам знаешь, как они умеют описывать из ряда вон выходящие события. В общем, нет никакого Ворлана, если не считать лорда Ансарда со своей дружиной да уцелевших крестьян, которые, понятное дело, все хлынули сюда; мурсианцев я даже не считаю, их горстка, но ворланцев изрядная толпа; да еще люди Ансарда – молодые, здоровые мужчины. Он всегда питал слабость к строевой, понимаешь ли. Маркграф их всех принял, понятное дело – как не принять родного племянничка с его вассалами; может, ему бы и удалось как-то их пристроить к делу, но тут разразилось это стихийное бедствие…

– Разверзлись хляби небесные? – подсказал Леон.

Берг кивнул.

– Меньше чем за две недели выпала трехмесячная норма осадков: я проверил по сводкам климатологов из Первой Комплексной. И не похоже, чтобы дождь прекращался, – сам видишь.

Леон взглянул в окно: пейзаж, казалось, был задернут мутной стеклянной завесой.

– Сейчас самое время полевых работ, а что толку к ним приступать – все гибнет. На урожай рассчитывать не приходится. Да еще и это нашествие мышей…

– Что?

– По всему графству. Я как-то раз видел, как они выбегали из амбара, да что там выбегали – вываливались! Это был какой-то живой ковер! Словом, все жители окрестных сел, все благодарные подданные нашей светлости кинулись в город, под защиту крепостных стен. Черт знает сколько народу. Жди теперь холеры, а то и чего похуже.

– Я проведу на всякий случай ревакцинацию, – сказал Леон.

– Сколько там еще ампул?

– На нас с тобой хватит. Вкачу дозу Айльфу, хоть и не знаю, как он ее перенесет. Но рискнуть стоит – парень спас мне жизнь.

– Да, – произнес Берг, – кстати… Насчет спасения жизни… Я полагаю, нам с тобой следует поблагодарить лорда Ансарда. Это целиком его заслуга – ваше спасение, я имею в виду. Он выслал свой отряд на поиски.

– Ансард? – удивился Леон такой степени участия совершенно незнакомого ему лично человека. – С чего бы? Какой ему с нас прок? Я понимаю, его светлость…

– Где сядешь, там и слезешь с нашей светлости… О дa, маркграф пытался что-то сделать – для виду… И даже не старался это скрыть. Да еще дал мне понять, что я под домашним арестом.

– Под арестом?

– Солер здорово потрепало. Мы сейчас его козырная карта в торгах с Ретрой, вот он и не знает, то ли подкупить нас, то ли припугнуть… То ли придушить к чертовой матери, чтобы другие не позарились. Та же Ретра – недаром посол Эрмольд на приемах от меня не отходит…

– Ретра?

– Вполне возможно, что в таких обстоятельствах Ретра захочет расширить свои границы. Причем, заметь, вполне бескровно. Еще немного, и солерцы сами начнут проситься под руку господина Орсона. Кто кормит, тот и господин… А тут еще мы, неизвестно зачем… Ох, Леон, до чего все не вовремя…

– Да… – согласился Леон, – не вовремя. Послушай, в каких ты сейчас отношениях с леди Герсендой?

– Что значит – в каких отношениях? – удивился Берг.

– Ну, ты можешь добиться у нее приема? Я бы хотел определить к ней Сорейль… Нужно ведь ее куда-то… Не на кухню же отправлять?

– А! – вспомнил Берг. – Та девушка… Я-то думал, ты захочешь оставить ее при себе – после всех твоих подвигов…

– Э… – промямлил Леон, – я думал… Устав…

– Ну да, – кивнул Берг. – Вообще-то, конечно, это все не по Уставу, но какой сейчас Устав – все так закрутилось… Так что я готов закрыть на это глаза. Если, конечно, ты не позволишь манипулировать собой – с ее помощью или при ее участии…

– Нет, – сухо сказал Леон, – я не хочу оставить ее при себе. Но я бы хотел пристроить ее ко двору – она молода, хороша собой и умеет себя держать… никто и не примет ее за простолюдинку.

– Маркграф ее узнает, неприятностей не оберешься.

– Не узнает. Он ее почти и не видел – в темноте, в горячке… а мурсианцев, которые могли бы ее опознать, и на порог замка не пустят. А я выдумаю какую-нибудь легенду… вернее, Айльф выдумает. Он на это мастак. Про заколдованный замок, про черного рыцаря-великана, предводителя разбойников, которого мы одолели оружием и хитростью.

– Освободили, значит, прекрасную пленную деву…

– Вот именно.

– А если она проговорится ненароком?

Леон заставил себя поглядеть Бергу в глаза.

– Не проговорится. Самое странное, Берг, что она и сама так считает.

– Она что, не в себе?

– Трудно сказать… Держится она совершенно адекватно, но что творится у нее в голове… такая неразбериха… Я, понимаешь, ее рыцарь, который ее спас… A она, понимаешь, благородная дева, которую похитили из родительского дома. Это ее-то, Берг! Которая ничего дороже дерюги сроду не видала! Да ее отца насмерть камнями забили, а мать умерла родами в вонючей хижине.

– Ну… – поджал губы Берг. – Впрочем, какая разница? Ни ей, ни леди Герсенде от этого вреда не будет, тем более что ее светлость, по-моему, слегка скучает… Я полагаю, высокая чета захочет тебя повидать не позднее сегодняшнего вечера – чтобы ты рассказал о своих приключениях, все такое… Заодно и Ансарду представить… Он тут постепенно набирает силу, похоже, так что лучше тебе поблагодарить его хорошенько… Ладно, зови свою красавицу…

Леон высунулся в проходную комнату для прислуги. Айльф, видно, уже успел поживиться на кухне и теперь спал у входа, свернувшись калачиком. Леон осторожно потыкал его в бок носком ботинка. Юноша тут же сел на матрасе, протирая заспанные глаза.

– Где Сорейль?

– Я отвел ее на женскую половину, сударь. Ей тоже отдохнуть требуется. Уж они там вокруг нее хлопочут, чудная девка, право, всем умеет угодить.

– Приведи ее. Я хочу представить ее леди Герсенде. Айльф кивнул.

– Хорошо, сударь, – деловито сказал он и исчез в полутьме коридора.

И тут же вновь раздались шаги. «Что-то он быстро, – подумал Леон, но это был не Айльф – слуга в ливрее цветов маркграфа возник на пороге. – Ежели в одном месте убудет…»

– Его светлость просит господ амбассадоров пожаловать в гобеленовый зал, – возвестил он.

– Хорошо. – кивнул Леон. – Передай его светлости, что мы сейчас будем.

Слуга откланялся и исчез.

– Что там? – крикнул из-за портьеры Берг.

– Ты был прав. Нас требуют пред светлы очи.

– Ясно. Ну что ж, одевайся. Уж не знаю, сможет ли его светлость проглотить тот нелестный факт, что его племянник разыскал тебя буквально у него под носом… Но ты, на всякий случай, делай вид, что ничего не знаешь о всех этих мелких внутренних проблемах. Кланяйся и благодари за участие в твоей нелегкой судьбе. Горячо, но безадресно…

– Не вчера родился, – угрюмо заметил Леон. – Где этот чертов жонглер?

– Да вот он, идет…

Айльф вновь возник в коридоре, ведя за собой закутанную в плащ, почти бесформенную тень.

– Привел, сударь, – сказал он жизнерадостно. – Они там ее отмыли, приодели…

– Хорошо, – кивнул Леон. – Представим ее леди Герсенде. Ты уж это… Если тебя спросят…

– Уж я знаю, что им поведать, – угрожающе произнес Айльф, – я им такого расскажу… не то что их светлости – гобелены рыдать будут!

– Вот и хорошо. Мне тебя учить не надо. А ей скажи – пусть плащ снимет.

Айльф даже не стал утруждать себя разговором – просто дернул за полу, и плащ соскользнул вниз, открыв затянутую в тонкую серо-серебристую ткань фигуру. Волосы девушки были собраны в тяжелый узел, одна русая прядь выбилась и мягко касалась округлой щеки, глаза во тьме казались даже не серыми – серебряными. Она тут же опустила веки, густо опушенные русыми ресницами, и грациозно присела, склонив голову.

Берг за спиной у Леона переступил с ноги на ногу.

– Так, значит, это и есть та девушка? – спросил он. – И как ее зовут?

Девушка вновь подняла взгляд – на этот раз она смотрела не на Леона, а на Берга. Глаза почему-то вдруг сделались почти черными. «И как это ей удается?» – подумал Леон.

– Сорейль, сударь, – почти шепотом ответила она. – Сорейль… – медленно повторил Берг.

* * *

В гобеленовом зале было малолюдно – лишь свои… Присутствовали сами светлейшие особы, милейший примас и лорд Ансард. Впрочем, разумеется, были еще писарь, гвардейцы, оруженосец, паж леди Герсенды и еще всякая мелочь – Леон с некоторым стыдом отметил, что научился относиться к многочисленной свите маркграфа просто как к предмету обстановки. Эрмольдa не было. «Ага», – подумал Берг и чуть заметно кивнул.

– Мы вызвали вас, чтобы выразить свою радость касательно вашего благополучного возвращения, – обратился маркграф к Леону.

Леон глубоко поклонился. Колени у него все еще побаливали после многочасового пребывания в холодной воде, но ничего, не отвалятся.

– Своим благополучным возвращением я обязан Солеру, ваша светлость, – пылко, но неопределенно произнес он.

Ансард пошевелился на своем табурете.

– Если бы не мессир Варрен, я бы уже пошел на корм рыбам! – переадресовал свою благодарность Леон.