Текст книги "Макар Чудра и многое другое…"
Автор книги: Максим Горький
Жанр: Русская классика, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
Василиса медленно идет к двери в сени, оглядываясь на Пепла.
П е п е л (Костылеву). Ты! Уйди… пошел!..
К о с т ы л е в (кричит). Я – хозяин! Сам пошел, да! Вор…
П е п е л (глухо). Уйди, Мишка…
К о с т ы л е в. Не смей! Я тут… я тебя…
Пепел хватает его за шиворот и встряхивает. На печи раздается громкая возня и воющее позевыванье. Пепел выпускает Костылева, старик с криком бежит в сени.
П е п е л (вспрыгнув на нары). Кто это… кто на печи?
Л у к а (высовывая голову). Ась?
П е п е л. Ты?!
Л у к а а (спокойно). Я… я самый… о, господи Исусе Христе!
П е п е л (затворяет дверь в сени, ищет запора и не находит). А, черти… Старик, слезай!
Л у к а. Сейча-ас… лезу…
П е п е л (грубо). Ты зачем на печь залез?
Л у к а. А куда надо было?
П е п е л. Ведь… ты в сени ушел?
Л у к а. В сенях, браточек, мне, старику, холодно…
П е п е л. Ты… слышал?
Л у к а. А – слышал! Как не слышать? Али я – глухой? Ах, парень, счастье тебе идет… Вот идет счастье!
П е п е л (подозрительно). Какое счастье? В чем?
Л у к а. А вот в том, что я на печь залез.
П е п е л. А… зачем ты там возиться начал?
Л у к а. Затем, значит, что – жарко мне стало… на твое сиротское счастье… И – опять же – смекнул я, как бы, мол, парень-то не ошибся… не придушил бы старичка-то…
П е п е л. Да-а… я это мог… ненавижу…
Л у к а. Что мудреного? Ничего нет трудного… Часто эдак-то ошибаются…
П е п е л (улыбаясь). Ты – что? Сам, что ли, ошибся однажды?
Л у к а. Парень! Слушай-ка, что я тебе скажу: бабу эту – прочь надо! Ты ее – ни-ни! – до себя не допускай… Мужа – она и сама со света сживет, да еще половчее тебя, да! Ты ее, дьяволицу, не слушай… Гляди – какой я? Лысый… А отчего? От этих вот самых разных баб… Я их, баб-то, может, больше знал, чем волос на голове было… А эта Василиса – она… хуже черемиса!
П е п е л. Не понимаю я… спасибо тебе сказать, или ты… тоже…
Л у к а. Ты – не говори! Лучше моего не скажешь! Ты слушай: которая тут тебе нравится, бери ее под руку, да отсюда – шагом марш! – уходи! Прочь уходи…
П е п е л (угрюмо). Не поймешь людей! Которые – добрые, которые – злые?… Ничего не понятно…
Л у к а. Чего там понимать? Всяко живет человек… как сердце налажено, так и живет… сегодня – добрый, завтра – злой… А коли девка эта за душу тебя задела всурьез… уйди с ней отсюда, и кончено… А то – один иди… Ты – молодой, успеешь бабой обзавестись…
П е п е л (берет его за плечо). Нет, ты скажи – зачем ты все это…
Л у к а. Погоди-ка, пусти… Погляжу я на Анну… чего-то она хрипела больно… (Идет к постели Анны, открывает полог, смотрит, трогает рукой.)
Пепел задумчиво и растерянно следит за ним.
Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы твоей Анны с миром прими…
П е п е л (тихо). Умерла?… (Не подходя, вытягивается и смотрит на кровать.)
Л у к а (тихо). Отмаялась!.. А где мужик-то ее?
П е п е л. В трактире, наверно…
Л у к а. Надо сказать…
П е п е л (вздрагивая). Не люблю покойников…
Л у к а (идет к двери). За что их любить?… Любить – живых надо… живых…
П е п е л. И я с тобой…
Л у к а. Боишься?
П е п е л. Не люблю…
Торопливо выходят. Пустота и тишина. За дверью в сени слышен глухой шум, неровный, непонятный. Потом – входит Актер.
А к т е р (останавливается, не затворяя двери, на пороге и, придерживаясь руками за косяки, кричит). Старик, эй! Ты где? Я – вспомнил… слушай. (Шатаясь, делает два шага вперед и, принимая позу, читает.)
Господа! Если к правде святой
Мир дорогу найти не умеет,?
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
Наташа является сзади Актера в двери.
А к т е р. Старик!..
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло,
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь…
Н а т а ш а (смеется). Чучело! Нализался…
А к т е р (оборачиваясь к ней). А-а, это ты? А – где старичок… милый старикашка? Здесь, по-видимому, – никого нет… Наташа, прощай! Прощай… да!
Н а т а ш а (входя). Не здоровался, а прощаешься…
А к т е р (загораживает ей дорогу). Я – уезжаю, ухожу… Настанет весна – и меня больше нет…
Н а т а ш а. Пусти-ка… куда это ты?
А к т е р. Искать город… лечиться… Ты – тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь – есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё – даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно – потерять имя? Даже собаки имеют клички…
Наташа осторожно обходит Актера, останавливается у кровати Анны, смотрит.
Без имени – нет человека…
Н а т а ш а. Гляди… голубчик… померла ведь…
А к т е р (качая головой). Не может быть…
Н а т а ш а (отступая). Ей-богу… смотри…
Б у б н о в (в двери). Чего смотреть?
Н а т а ш а. Анна-то… померла!
Б у б н о в. Кашлять перестала, значит. (Идет к постели Анны, смотрит, идет на свое место.) Надо Клещу сказать… это – его дело…
А к т е р. Я иду… скажу… потеряла имя!.. (Уходит.)
Н а т а ш а (посреди комнаты). Вот и я… когда-нибудь так же… в подвале… забитая…
Б у б н о в (расстилая на своих нарах какое-то тряпье). Чего? Ты чего бормочешь?
Н а т а ш а. Так… про себя…
Б у б н о в. Ваську ждешь? Гляди – сломит тебе голову Васька…
Н а т а ш а. А не все равно – кто сломит? Уж пускай лучше он…
Б у б н о в (ложится). Ну, твое дело…
Н а т а ш а. Ведь вот… хорошо, что она умерла… а жалко… Господи!.. Зачем жил человек?
Б у б н о в. Все так: родятся, поживут, умирают. И я помру… и ты… Чего жалеть?
Входят: Лука, Татарин, Кривой Зоб и Клещ. Клещ идет сзади всех, медленно, съежившись.
Н а т а ш а. Ш-ш! Анна…
К р и в о й З о б. Слышали… царство небесное, коли померла…
Т а т а р и н (Клещу). Надо вон тащить! Сени надо тащить! Здесь – мертвый – нельзя, здесь – живой спать будет…
К л е щ (негромко). Вытащим…
Все подходят к постели. Клещ смотрит на жену через плечи других.
К р и в о й З о б (Татарину). Ты думаешь – дух пойдет? От нее духа не будет… она вся еще живая высохла…
Н а т а ш а. Господи! Хоть бы пожалели… хоть бы кто слово сказал какое-нибудь! Эх вы…
Л у к а. Ты, девушка, не обижайся… ничего! Где им… куда нам – мертвых жалеть? Э, милая! Живых – не жалеем… сами себя пожалеть-то не можем… где тут!
Б у б н о в (зевая). И опять же – смерть слова не боится!.. Болезнь – боится слова, а смерть – нет!
Т а т а р и н (отходя). Полицию надо…
К р и в о й З о б. Полицию – это обязательно! Клещ! Полиции заявил?
К л е щ. Нет… Хоронить надо… а у меня сорок копеек всего…
К р и в о й З о б. Ну, на такой случай – займи… а то мы соберем… кто пятак, кто – сколько может… А полиции заяви… скорее! А то она подумает – убил ты бабу… или что… (Идет к нарам и собирается лечь рядом с Татарином.)
Н а т а ш а (отходя к нарам Бубнова). Вот… будет она мне сниться теперь… мне всегда покойники снятся… Боюсь идти одна… в сенях – темно…
Л у к а (следуя за ней). Ты – живых опасайся… вот что я скажу…
Н а т а ш а. Проводи меня, дедушка…
Л у к а. Идем… идем, провожу!
Уходят. Пауза.
К р и в о й З о б. Охо-хо-о! Асан! Скоро весна, друг… тепло нам жить будет! Теперь уж в деревнях мужики сохи, бороны чинят… пахать налаживаются… н-да! А мы… Асан!.. Дрыхнет уж, Магомет окаянный…
Б у б н о в. Татары спать любят…
К л е щ (стоит посредине ночлежки и тупо смотрит пред собой). Чего же мне теперь делать?
К р и в о й З о б. Ложись да спи… только и всего…
К л е щ (тихо). А… она… как же?
Никто не отвечает ему. Сатин и Актер входят.
А к т е р (кричит). Старик! Сюда, мой верный Кент…
С а т и н. Миклуха-Маклай идет… х-хо!
А к т е р. Кончено и решено! Старик, где город… где ты?
С а т и н. Фата-моргана! Наврал тебе старик… Ничего нет! Нет городов, нет людей… ничего нет!
А к т е р. Врешь!
Т а т а р и н (вскакивая). Где хозяин? Хозяину иду! Нельзя спать – нельзя деньги брать… Мертвые… пьяные… (Быстро уходит.)
Сатин свистит вслед ему.
Б у б н о в (сонным голосом). Ложись, ребята, не шуми… ночью – спать надо!
А к т е р. Да… здесь – ага! Мертвец… «Наши сети притащили мертвеца»… стихотворение… Б-беранжера!
С а т и н (кричит). Мертвецы – не слышат! Мертвецы не чувствуют… Кричи… реви… мертвецы не слышат!..
В двери является Лука.
Занавес
Акт третий
«Пустырь» – засоренное разным хламом и заросшее бурьяном дворовое место. В глубине его – высокий кирпичный брандмауер. Он закрывает небо. Около него – кусты бузины. Направо – темная, бревенчатая стена какой-то надворной постройки: сарая или конюшни. А налево – серая, покрытая остатками штукатурки стена того дома, в котором помещается ночлежка Костылевых. Она стоит наискось, так что ее задний угол выходит почти на средину пустыря. Между ею и красной стеной – узкий проход. В серой стене два окна: одно – в уровень с землей, другое – аршина на два выше и ближе к брандмауеру. У этой стены лежат розвальни кверху полозьями и обрубок бревна, длиною аршина в четыре. Направо у стены – куча старых досок, брусьев. Вечер, заходит солнце, освещая брандмауер красноватым светом. Ранняя весна, недавно стаял снег. Черные сучья бузины еще без почек. На бревне сидят рядом Наташа и Настя. На дровнях – Лука и Барон. Клещ лежит на куче дерева у правой стены. В окне у земли – рожа Бубнова.
Н а с т я (закрыв глаза и качая головой в такт словам, певуче рассказывает). Вот приходит он ночью в сад, в беседку, как мы уговорились… а уж я его давно жду и дрожу от страха и горя. Он тоже дрожит весь и – белый как мел, а в руках у него леворверт…
Н а т а ш а (грызет семечки). Ишь! Видно, правду говорят, что студенты – отчаянные…
Н а с т я. И говорит он мне страшным голосом: «Драгоценная моя любовь…»
Б у б н о в. Хо-хо! Драгоценная?
Б а р о н. Погоди! Не любо – не слушай, а врать не мешай… Дальше!
Н а с т я. «Ненаглядная, говорит, моя любовь! Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за любовь к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…» А леворверт у него – агромадный и заряжен десятью пулями… «Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! – решился я бесповоротно… жить без тебя – никак не могу». И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой… Рауль…»
Б у б н о в (удивленный). Чего-о? Как? Краул?
Б а р о н (хохочет). Настька! Да ведь… ведь прошлый раз – Гастон был!
Н а с т я (вскакивая). Молчите… несчастные! Ах… бродячие собаки! Разве… разве вы можете понимать… любовь? Настоящую любовь? А у меня – была она… настоящая! (Барону.) Ты! Ничтожный!.. Образованный ты человек… говоришь – лежа кофей пил…
Л у к а. А вы – погоди-ите! Вы – не мешайте! Уважьте человеку… не в слове – дело, а – почему слово говорится? – вот в чем дело! Рассказывай, девушка, ничего!
Б у б н о в. Раскрашивай, ворона, перья… валяй!
Б а р о н. Ну – дальше!
Н а т а ш а. Не слушай их… что они? Они – из зависти это… про себя им сказать нечего…
Н а с т я (снова садится). Не хочу больше! Не буду говорить… Коли они не верят… коли смеются… (Вдруг, прерывая речь, молчит несколько секунд и, вновь закрыв глаза, продолжает горячо и громко, помахивая рукой в такт речи и точно вслушиваясь в отдаленную музыку.) И вот – отвечаю я ему: «Радость жизни моей! Месяц ты мой ясный! И мне без тебя тоже вовсе невозможно жить на свете… потому как люблю я тебя безумно и буду любить, пока сердце бьется во груди моей! Но, говорю, не лишай себя молодой твоей жизни… как нужна она дорогим твоим родителям, для которых ты – вся их радость… Брось меня! Пусть лучше я пропаду… от тоски по тебе, жизнь моя… я – одна… я – таковская! Пускай уж я… погибаю, – все равно! Я – никуда не гожусь… и нет мне ничего… нет ничего…» (Закрывает лицо руками и беззвучно плачет.)
Н а т а ш а (отвертываясь в сторону, негромко). Не плачь… не надо!
Лука, улыбаясь, гладит голову Насти.
Б у б н о в (хохочет). Ах… чертова кукла! а?
Б а р о н (тоже смеется). Дедка! Ты думаешь – это правда? Это все из книжки «Роковая любовь»… Все это – ерунда! Брось ее!..
Н а т а ш а. А тебе что? Ты! Молчи уж… коли бог убил…
Н а с т я (яростно). Пропащая душа! Пустой человек! Где у тебя – душа?
Л у к а (берет Настю за руку). Уйдем, милая! ничего… не сердись! Я – знаю… Я – верю! Твоя правда, а не ихняя… Коли ты веришь, была у тебя настоящая любовь… значит – была она! Была! А на него – не сердись, на сожителя-то… Он… может, и впрямь из зависти смеется… у него, может, вовсе не было настоящего-то… ничего не было! Пойдем-ка!..
Н а с т я (крепко прижимая руки ко груди). Дедушка! Ей-богу… было это! Все было!.. Студент он… француз был… Гастошей звали… с черной бородкой… в лаковых сапогах ходил… разрази меня гром на этом месте! И так он меня любил… так любил!
Л у к а. Я – знаю! Ничего! Я верю! В лаковых сапогах, говоришь? А-яй-ай! Ну – и ты его тоже – любила?
Уходят за угол.
Б а р о н. Ну и глупа же эта девица… добрая, но… глупа – нестерпимо!
Б у б н о в. И чего это… человек врать так любит? Всегда – как перед следователем стоит… право!
Н а т а ш а. Видно, вранье-то… приятнее правды… Я – тоже…
Б а р о н. Что – тоже? Дальше?!
Н а т а ш а. Выдумываю… Выдумываю и – жду…
Б а р о н. Чего?
Н а т а ш а (смущенно улыбаясь). Так… Вот, думаю, завтра… приедет кто-то… кто-нибудь… особенный… Или – случится что-нибудь… тоже – небывалое… Подолгу жду… всегда – жду… А так… на самом деле – чего можно ждать?
Пауза.
Б а р о н (с усмешкой). Нечего ждать… Я – ничего не жду! Все уже… было! Прошло… кончено!.. Дальше!
Н а т а ш а. А то… воображу себе, что завтра я… скоропостижно помру… И станет от этого – жутко… Летом хорошо воображать про смерть… грозы бывают летом… всегда может грозой убить…
Б а р о н. Нехорошо тебе жить… эта сестра твоя… дьявольский характер!
Н а т а ш а. А кому – хорошо жить? Всем плохо… я вижу…
К л е щ (до этой поры неподвижный и безучастный – вдруг вскакивает). Всем? Врешь! Не всем! Кабы – всем… пускай! Тогда – не обидно… да!
Б у б н о в. Что тебя – черт боднул? Ишь ты… взвыл как!
Клещ снова ложится на свое место и ворчит.
Б а р о н. А… надо мне к Настёнке мириться идти… не помиришься – на выпивку не даст…
Б у б н о в. Мм… Любят врать люди… Ну, Настька… дело понятное! Она привыкла рожу себе подкрашивать… вот и душу хочет подкрасить… румянец на душу наводит… А… другие – зачем? Вот – Лука, примерно… много он врет… и без всякой пользы для себя… Старик уж… Зачем бы ему?
Б а р о н (усмехаясь, отходит). У всех людей – души серенькие… все подрумяниться желают…
Л у к а (выходит из-за угла). Ты, барин, зачем девку тревожишь? Ты бы не мешал ей… пускай плачет-забавляется… Она ведь для своего удовольствия слезы льет… чем тебе это вредно?
Б а р о н. Глупо, старик! Надоела она… Сегодня – Рауль, завтра – Гастон… а всегда одно и то же! Впрочем – я иду мириться с ней… (Уходит.)
Л у к а. Поди-ка, вот… приласкай! Человека приласкать – никогда не вредно…
Н а т а ш а. Добрый ты, дедушка… Отчего ты – такой добрый?
Л у к а. Добрый, говоришь? Ну… и ладно, коли так… да!
За красной стеной тихо звучит гармоника и песня.
Надо, девушка, кому-нибудь и добрым быть… жалеть людей надо! Христос-от всех жалел и нам так велел… Я те скажу – вовремя человека пожалеть… хорошо бывает! Вот, примерно, служил я сторожем на даче… у инженера одного под Томском-городом… Ну, ладно! В лесу дача стояла, место – глухое… а зима была, и – один я, на даче-то… Славно-хорошо! Только раз – слышу – лезут!
Н а т а ш а. Воры?
Л у к а. Они. Лезут, значит, да!.. Взял я ружьишко, вышел… Гляжу – двое… открывают окно – и так занялись делом, что меня и не видят. Я им кричу: ах вы!.. пошли прочь!.. А они, значит, на меня с топором… Я их упреждаю – отстаньте, мол! А то сейчас – стрелю!.. Да ружьишко-то то на одного, то на другого и навожу. Они – на коленки пали: дескать, – пусти! Ну, а я уж того… осердился… за топор-то, знаешь! Говорю – я вас, лешие, прогонял, не шли… а теперь, говорю, ломай ветки один который-нибудь! Наломали они. Теперь, приказываю, один – ложись, а другой – пори его! Так они, по моему приказу, и выпороли дружка дружку. А как выпоролись они… и говорят мне – дедушка, говорят, дай хлебца Христа ради! Идем, говорят, не жрамши. Вот те и воры, милая (смеется)… вот те и с топором! Да… Хорошие мужики оба… Я говорю им: вы бы, лешие, прямо бы хлеба просили. А они – надоело, говорят… просишь-просишь, а никто не дает… обидно!.. Так они у меня всю зиму и жили. Один, – Степаном звать, – возьмет, бывало, ружьишко и закатится в лес. А другой – Яков был, все хворал, кашлял все… Втроем, значит, мы дачу-то и стерегли. Пришла весна – прощай, говорят, дедушка! И ушли… В Россию побрели…
Н а т а ш а. Они – беглые? Каторжане?
Л у к а. Действительно – так, – беглые… с поселенья ушли… Хорошие мужики!.. Не пожалей я их – они бы, может, убили меня… али еще что… А потом – суд, да тюрьма, да Сибирь… что толку? Тюрьма – добру не научит, и Сибирь не научит… а человек – научит… да! Человек – может добру научить… очень просто!
Пауза.
Б у б н о в. Мм-да!.. А я вот… не умею врать! Зачем? По-моему – вали всю правду, как она есть! Чего стесняться?
К л е щ (вдруг снова вскакивает, как обожженный, и кричит). Какая – правда? Где – правда? (Треплет руками лохмотья на себе.) Вот – правда! Работы нет… силы нет! Вот – правда! Пристанища… пристанища нету! Издыхать надо… вот она, правда! Дьявол! На… на что мне она – правда? Дай вздохнуть… вздохнуть дай! Чем я виноват?.. За что мне – правду? Жить – дьявол – жить нельзя… вот она – правда!..
Б у б н о в. Вот так… забрало!..
Л у к а. Господи Исусе… слышь-ка, милый! Ты…
К л е щ (дрожит от возбуждения). Говорите тут – пра-авда! Ты, старик, утешаешь всех… Я тебе скажу… ненавижу я всех! И эту правду… будь она, окаянная, проклята! Понял? Пойми! Будь она – проклята! (Бежит за угол, оглядываясь.)
Л у к а. Ай-яй-ай! Как встревожился человек… И куда побежал?
Н а т а ш а. Все равно как рехнулся…
Б у б н о в. Здорово пущено! Как в театре разыграл… Бывает это, частенько… Не привык еще к жизни-то…
П е п е л (медленно выходит из-за угла). Мир честной компании! Что, Лука, старец лукавый, всё истории рассказываешь?
Л у к а. Видел бы ты… как тут человек кричал!
П е п е л. Это Клещ, что ли? Чего он? Бежит как ошпаренный…
Л у к а. Побежишь, если этак… к сердцу подступит…
П е п е л (садится). Не люблю его… больно он зол да горд. (Передразнивая Клеща.) «Я – рабочий человек». И – все его ниже будто… Работай, коли нравится… чем же гордиться тут? Ежели людей по работе ценить… тогда лошадь лучше всякого человека… возит и – молчит! Наташа! Твои – дома?
Н а т а ш а. На кладбище ушли… потом – ко всенощной хотели…
П е п е л. То-то, я гляжу, свободна ты… редкость!
Л у к а (задумчиво, Бубнову). Вот… ты говоришь – правда… Она, правда-то, – не всегда по недугу человеку… не всегда правдой душу вылечишь… Был, примерно, такой случай: знал я одного человека, который в праведную землю верил…
Б у б н о в. Во что-о?
Л у к а. В праведную землю. Должна, говорил, быть на свете праведная земля… в той, дескать, земле – особые люди населяют… хорошие люди! друг дружку они уважают, друг дружке – завсяко-просто – помогают… и все у них славно-хорошо! И вот человек все собирался идти… праведную эту землю искать. Был он – бедный, жил – плохо… и, когда приходилось ему так уж трудно, что хоть ложись да помирай, – духа он не терял, а все, бывало, усмехался только да высказывал: «Ничего! потерплю! Еще несколько – пожду… а потом – брошу всю эту жизнь и – уйду в праведную землю…» Одна у него радость была – земля эта…
П е п е л. Ну? Пошел?
Б у б н о в. Куда? Хо-хо!
Л у к а. И вот в это место – в Сибири дело-то было – прислали ссыльного, ученого… с книгами, с планами он, ученый-то, и со всякими штуками… Человек и говорит ученому: «Покажи ты мне, сделай милость, где лежит праведная земля и как туда дорога?» Сейчас это ученый книги раскрыл, планы разложил… глядел-глядел – нет нигде праведной земли! Всё верно, все земли показаны, а праведной – нет!..
П е п е л (негромко). Ну? Нету?
Бубнов хохочет.
Н а т а ш а. Погоди ты… ну, дедушка?
Л у к а. Человек – не верит… Должна, говорит, быть… ищи лучше! А то, говорит, книги и планы твои – ни к чему, если праведной земли нет… Ученый – в обиду. Мои, говорит, планы самые верные, а праведной земли вовсе нигде нет. Ну, тут и человек рассердился – как так? Жил-жил, терпел-терпел и все верил – есть! а по планам выходит – нету! Грабеж!.. И говорит он ученому: «Ах ты… сволочь эдакой! Подлец ты, а не ученый…» Да в ухо ему – раз! Да еще!.. (Помолчав.) А после того пошел домой – и удавился!..
Все молчат. Лука, улыбаясь, смотрит на Пепла и Наташу.
П е п е л (негромко). Ч-черт те возьми… история – невеселая…
Н а т а ш а. Не стерпел обмана…
Б у б н о в (угрюмо). Всё – сказки…
П е п е л. Н-да… вот те и праведная земля… не оказалось, значит…
Н а т а ш а. Жалко… человека-то…
Б у б н о в. Всё – выдумки… тоже! Хо-хо! Праведная земля! Туда же! Хо-хо-хо! (Исчезает из окна.)
Л у к а (кивая головой на окно Бубнова). Смеется! Эхе-хе…
Пауза.
Ну, ребята!.. живите богато! Уйду скоро от вас…
П е п е л. Куда теперь?
Л у к а. В хохлы… Слыхал я – открыли там новую веру… поглядеть надо… да!.. Всё ищут люди, всё хотят – как лучше… Дай им, господи, терпенья!
П е п е л. Как думаешь… найдут?
Л у к а. Люди-то? Они – найдут! Кто ищет – найдет… Кто крепко хочет – найдет!
Н а т а ш а. Кабы нашли что-нибудь… придумали бы получше что…
Л у к а. Они – придумают! Помогать только надо им, девонька… уважать надо…
Н а т а ш а. Как я помогу? Я сама… без помощи…
П е п е л (решительно). Опять я… снова я буду говорить с тобой… Наташа… Вот – при нем… он – все знает… Иди… со мной!
Н а т а ш а. Куда? По тюрьмам?
П е п е л. Я сказал – брошу воровство! Ей-богу – брошу! Коли сказал – сделаю! Я – грамотный… буду работать… Вот он говорит – в Сибирь-то по своей воле надо идти… Едем туда, ну?… Ты думаешь – моя жизнь не претит мне? Эх, Наташа! Я знаю… вижу!.. Я утешаю себя тем, что другие побольше моего воруют, да в чести живут… только это мне не помогает! Это… не то! Я – не каюсь… в совесть я не верю… Но – я одно чувствую: надо жить… иначе! Лучше надо жить! Надо так жить… чтобы самому себя можно мне было уважать…
Л у к а. Верно, милый! Дай тебе господи… помоги тебе Христос! Верно: человек должен уважать себя…
П е п е л. Я – сызмалетства – вор… все, всегда говорили мне: вор Васька, воров сын Васька! Ага? Так? Ну – нате! Вот – я вор!.. Ты пойми: я, может быть, со зла вор-то… оттого я вор, что другим именем никто никогда не догадался назвать меня… Назови ты… Наташа, ну?
Н а т а ш а (грустно). Не верю я как-то… никаким словам… И беспокойно мне сегодня… сердце щемит… будто жду я чего-то. Напрасно ты, Василий, разговор этот сегодня завел…
П е п е л. Когда же? Я не первый раз говорю…
Н а т а ш а. И что же я с тобой пойду? Ведь… любить тебя… не очень я люблю… Иной раз – нравишься ты мне… а когда – глядеть на тебя тошно… Видно – не люблю я тебя… когда любят – плохого в любимом не видят… а я – вижу…
П е п е л. Полюбишь – не бойся! Я тебя приучу к себе… ты только согласись! Больше года я смотрел на тебя… вижу, ты девица строгая… хорошая… надежный человек… очень полюбил тебя!..
Василиса, нарядная, является в окне и, стоя у косяка, слушает.
Н а т а ш а. Так. Меня – полюбил, а сестру мою…
П е п е л (смущенно). Ну, что она? Мало ли… эдаких-то…
Л у к а. Ты… ничего, девушка! Хлеба нету, – лебеду едят… если хлебушка-то нету…
П е п е л (угрюмо). Ты… пожалей меня! Несладко живу… волчья жизнь – мало радует… Как в трясине тону… за что ни схватишься… все – гнилое… все – не держит… Сестра твоя… я думал, она… не то… Ежели бы она… не жадная до денег была – я бы ее ради… на все пошел!.. Лишь бы она – вся моя была… Ну, ей другого надо… ей – денег надо… и воли надо… а воля ей – чтобы развратничать. Она – помочь мне не может… А ты – как молодая елочка – и колешься, а сдержишь…
Л у к а. И я скажу – иди за него, девонька, иди! Он – парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе – поверит… Ты только поговаривай ему: «Вася, мол, ты – хороший человек… не забывай!» Ты подумай, милая, куда тебе идти окроме-то? Сестра у тебя – зверь злой… про мужа про ее – и сказать нечего: хуже всяких слов старик… и вся эта здешняя жизнь… Куда тебе идти? А парень – крепкий…
Н а т а ш а. Идти некуда… я знаю… думала… Только вот… не верю я никому… А идти мне – некуда…
П е п е л. Одна дорога… ну, на эту дорогу я не допущу… Лучше убью…
Н а т а ш а (улыбаясь). Вот… еще не жена я тебе, а уж хочешь убить.
П е п е л (обнимает ее). Брось, Наташа! Все равно!..
Н а т а ш а (прижимаясь к нему). Ну… одно я тебе скажу, Василий… вот как перед богом говорю! – как только ты меня первый раз ударишь… или иначе обидишь… я – себя не пожалею… или сама удавлюсь, или…
П е п е л. Пускай у меня рука отсохнет, коли я тебя трону!..
Л у к а. Ничего, не сумневайся, милая! Ты ему нужнее, чем он – тебе…
В а с и л и с а (из окна). Вот и сосватались! Совет да любовь!
Н а т а ш а. Пришли!.. ох, господи! Видели… эх, Василий!
П е п е л. Чего ты испугалась? Теперь никто не смеет тронуть тебя!
В а с и л и с а. Не бойся, Наталья! Он тебя бить не станет… Он ни бить, ни любить не может… я знаю!
Л у к а (негромко). Ах, баба… гадюка ядовитая…
В а с и л и с а. Он больше на словах удал…
К о с т ы л е в (выходит). Наташка! Ты что тут делаешь, дармоедка? Сплетни плетешь? На родных жалуешься? А самовар не готов? На стол не собрано?
Н а т а ш а (уходя). Да ведь вы в церковь идти хотели…
К о с т ы л е в. Не твое дело, чего мы хотели! Ты должна свое дело делать… что тебе приказано!
П е п е л. Цыц, ты! Она тебе больше не слуга… Наталья, не ходи… не делай ничего!..
Н а т а ш а. Ты – не командуй… рано еще! (Уходит.)
П е п е л (Костылеву). Будет вам! Поиздевались над человеком… достаточно! Теперь она – моя!
К о с т ы л е в. Тво-оя? Когда купил? Сколько дал?
Василиса хохочет.
Л у к а. Вася! Ты – уйди…
П е п е л. Глядите вы… веселые! Не заплакать бы вам!
В а с и л и с а. Ой, страшно! Ой, боюсь!
Л у к а. Василий – уйди! Видишь – подстрекает она тебя… подзадоривает – понимаешь?
П е п е л. Да… ага! Врет… врешь! Не быть тому, чего тебе хочется!
В а с и л и с а. И того не будет, чего я не захочу, Вася!
П е п е л (грозит ей кулаком). Поглядим!.. (Уходит.)
В а с и л и с а (исчезая из окна). Устрою я тебе свадебку!
К о с т ы л е в (подходит к Луке). Что, старичок?
Л у к а. Ничего, старичок!..
К о с т ы л е в. Так… Уходишь, говорят?
Л у к а. Пора…
К о с т ы л е в. Куда?
Л у к а. Куда глаза поведут…
К о с т ы л е в. Бродяжить, значит… Неудобство, видно, имеешь на одном-то месте жить?
Л у к а. Под лежач камень – сказано – и вода не течет…
К о с т ы л е в. То – камень. А человек должен на одном месте жить… Нельзя, чтобы люди вроде тараканов жили… Куда кто хочет – туда и ползет… Человек должен определять себя к месту… а не путаться зря на земле…
Л у к а. А если которому – везде место?
К о с т ы л е в. Стало быть, он – бродяга… бесполезный человек… Нужно, чтоб от человека польза была… чтобы он работал…
Л у к а. Ишь ты!
К о с т ы л е в. Да. А как же?… Что такое… странник? Странный человек… непохожий на других… Ежели он – настояще странен… что-нибудь знает… что-нибудь узнал эдакое… не нужное никому… может, он и правду узнал там… ну, не всякая правда нужна… да! Он – про себя ее храни… и – молчи! Ежели он настояще-то… странен… он – молчит! А то – так говорит, что никому не понятно… И он – ничего не желает, ни во что не мешается, людей зря не мутит… Как люди живут – не его дело… Он должен преследовать праведную жизнь… должен жить в лесах… в трущобах… невидимо! И никому не мешать, никого не осуждать… а за всех – молиться… за все мирские грехи… за мои, за твои… за все! Он для того и суеты мирской бежит… чтобы молиться. Вот как…
Пауза.
А ты… какой ты странник?… Пачпорта не имеешь… Хороший человек должен иметь пачпорт… Все хорошие люди пачпорта имеют… да!..
Л у к а. Есть – люди, а есть – иные – и человеки…
К о с т ы л е в. Ты… не мудри! Загадок не загадывай… Я тебя не глупее… Что такое – люди и человеки?
Л у к а. Где тут загадка? Я говорю – есть земля, неудобная для посева… и есть урожайная земля… что ни посеешь на ней – родит… Так-то вот…
К о с т ы л е в. Ну? Это к чему же?
Л у к а. Вот ты, примерно… Ежели тебе сам господь бог скажет: «Михаиле! Будь человеком!..» Все равно – никакого толку не будет… как ты есть – так и останешься…
К о с т ы л е в. А… а – ты знаешь? – у жены моей дядя – полицейский? И если я…
В а с и л и с а (входит). Михаила Иваныч, иди чай пить.
К о с т ы л е в (Луке). Ты… вот что: пошел-ка вон! долой с квартиры!..
В а с и л и с а. Да, убирайся-ка, старик!.. Больно у тебя язычок длинен… Да и кто знает?… может, ты беглый какой…
К о с т ы л е в. Сегодня же чтобы духа твоего не было! А то я… смотри!
Л у к а. Дядю позовешь? Позови дядю… Беглого, мол, изловил… Награду дядя получить может… копейки три…
Б у б н о в (в окне). Чем тут торгуют? За что – три копейки?
Л у к а. Меня вот грозятся продать…
В а с и л и с а (мужу). Идем…
Б у б н о в. За три копейки? Ну, гляди, старик… Они и за копейку продадут…
К о с т ы л е в (Бубнову). Ты… вытаращился, ровно домовой из-под печки! (Идет с женой.)
В а с и л и с а. Сколько на свете темных людей… и жуликов разных!..
Л у к а. Приятного вам аппетиту!..
В а с и л и с а (оборачиваясь). Попридержи язык… гриб поганый! (Уходит с мужем за угол.)
Л у к а. Сегодня в ночь – уйду…
Б у б н о в. Это – лучше. Вовремя уйти всегда лучше…
Л у к а. Верно говоришь…
Б у б н о в. Я – знаю! Я, может, от каторги спасся тем, что вовремя ушел.
Л у к а. Ну?
Б у б н о в. Правда. Было так: жена у меня с мастером связалась… Мастер, положим, хороший… очень он ловко собак в енотов перекрашивал… кошек тоже – в кенгурий мех… выхухоль… и всяко. Ловкач. Так вот – связалась с ним жена… И так они крепко друг за друга взялись, что – того и гляди – либо отравят меня, либо еще как со света сживут. Я было – жену бить… а мастер – меня… Очень злобно дрался! Раз – половину бороды выдрал у меня и ребро сломал. Ну и я тоже обозлился… однажды жену по башке железным аршином тяпнул… и вообще – большая война началась! Однако вижу – ничего эдак не выйдет… одолевают они меня! И задумал я тут – укокошить жену… крепко задумал! Но вовремя спохватился – ушел…
Л у к а. Эдак-то лучше! Пускай их там из собак енотов делают!..
Б у б н о в. Только… мастерская-то на жену была… и остался я – как видишь! Хоть, по правде говоря, пропил бы я мастерскую… Запой у меня, видишь ли…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.