Текст книги "Трансгуманизм, цифровой левиафан и голем-цивилизация"

5. Подмастерья чародеев. Гностицизм и проблема «искусственного человека»

Гностические корни глубинного трансгуманизма, хотя о них и не говорят часто, не остались незамеченными среди исследователей. Так, профессор Зиммерман проводит параллель между «гностическими и герметическими установками, свойственными гуманизму сингулярности». К герметической установке он относит направление Р Курцвейла, ко второй, гностической – постгуманистов-атеистов: «Тогда как первый (герметизм) подчеркивает, что человечество может обрести знание, требуемое для трансформации Творения, последний считает Творение в сущности своей ошибочным и тем самым недостойным сохранения»[57]57
  Religious Motifs in Technological Posthumanism by Michael E. Zimmerman. // Western Humanities Review. Special issue on Nature, Culture, Technology, ed. Anne-Marie Feenberg-Dibon and Reginald McGinnis, Vol. LXIII, № 3 (Fall, 2009), pp. 67–83.


[Закрыть].

Сходного мнения придерживаются философы Джеймс Хоскинс и Джон Грей (последний называет трансгуманизм «научной формой гностицизма»). В своей книге «Душа марионетки» Грей утверждает, что сегодня уже «не только эта горстка потерянных душ» (трансгуманисты), но и большинство людей на Западе придерживаются гностических убеждений[58]58
  Найдерхаузер Йоханнес, Философ Джон Грей считает, что стремление человека к свободе – это иллюзия. // URL: https://www. vice.com/ru/article/exmj3e/john-gray-freedom


[Закрыть]. Конкретными предшественниками современных транслюдей Грей считает поколение викторианской эпохи, а именно: оккультные кружки британской аристократии, такие как Герметический орден Золотой Зари и его наследники, основателей Общества Психических исследований (1882) и т. д. В том поколении предтеч трансгуманизма были такие знаковые фигуры, как Фредерик Уильям Майерс (1843–1901), Генри Сиджвик (1838–1900), знаменитый психолог Уильям Джеймс (1842–1910), лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины Робер Рише (1850–1935), наконец, видный деятель британского политического олимпа граф Артур Джеймс Бальфур (1848–1930)[59]59
  The Immortalization Commission: Science and the Strange Quest to Cheat Death by John Gray – review by Richard Holloway. // URL: https://www.theguardian.com/books/2011/jan/30/immortalization-commission-john-gray-review


[Закрыть].

Как известно, к главным аксиомам гностического мировоззрения относится убеждение в фундаментальном и непреодолимом неравенстве человеческих существ, их разделении на категории, которые по одной из версий называются, как мы уже отмечали выше: «пневматики» (избранные), «психики» (душевные люди) и «гилики» (природные люди, обречённые на гибель, не имеющие шансов на спасение в силу отсутствия в них высшей «искры»). Церковное христианство гностики рассматривают как крайне искажённое учение Христа, якобы пришедшего в наш мир не спасти всех людей, а принести тайное знание для избранных, пневматиков[60]60
  Св. Ириней Лионский. Против ересей. Доказательство апостольской проповеди – СПб., 2008. – С. 41–43.


[Закрыть]. Как ёмко характеризует элитаризм этого типа Н. Ищенко, «пневматики попадают в высшую сферу не за своё поведение и не за свои заслуги, а только по своей природе. Они не обязаны соблюдать моральные нормы и могут вести себя как угодно – они будут спасены просто потому, что их души изначально оттуда, из царства света, туда они и вернутся»[61]61
  Ищенко Н. С. Идеи гностиков в советской фантастике. // URL: http://terra.lgaki.info/art-zametki/idei-gnostikov-v-sovetskoy-fantastike. html


[Закрыть].

Надо сказать, что и в ортодоксальном христианстве есть представление об избранном меньшинстве, что отражено, в частности, в максиме «Много званых, но мало избранных» (Мат. 22, 14; Лук. 14, 24). Кардинальное отличие от гностического подхода заключается в том, что избранные сокрыты внутри мира, и полной уверенности в принадлежности к ним, так же как и уверенности в окончательном падении падших и злых, не может быть ни у кого из людей. Это отражено в евангельской притче о плевелах, согласно которой плевелы растут вместе с добрыми злаками до дня последнего суда, и только на суде плевелы будут выявлены и сожжены (глава 13 Евангелия от Матфея). Подход гностиков элитаристский и мизантропический по отношению к большинству людей, тогда как подход христианский можно назвать человеколюбивым, но свободным от ложной и лицемерной риторики о равенстве всех людей. Совершенство в понимании Христа доходит и до любви к врагам, необходимо благотворение по отношению к неправедным и злым, поскольку Отец Небесный благ для всех (Мат. 5, 44–48; Лук. 6, 27–36).

Крайним выражением мироотрицающего гностицизма, характерного, к примеру, для ереси манихеев, является стратегия искусственного прерывания истории и уничтожения человечества. Как отмечает тот же Ищенко, с точки зрения гностиков-радикалов, «нужно обратить в свою веру всё человечество и коллективно покончить с собой. Этого можно достичь, если перестать рожать детей. Тогда в следующем поколении человечество вымрет, и все освободятся».

В ряде своих докладов мы уже описали перерастание отдельных антисистем, таких как ереси, тайные общества, подрывные и революционные организации, в формат транснациональной антисистемы, имеющей глобальный характер. Гностический компонент в мировоззрении этих контринициатических сил является определяющим, о чём мы также писали подробно, в первую очередь в докладе «Русская цивилизация против антисистем»[62]62
  Журнал «Изборский клуб». 2017. № 7.


[Закрыть]. В то же время это не означает, что трансгуманизм полностью сводится к гностической традиции – это не повтор старых «ересей», а новый сложный синтез конца XX– начала XXI, осуществляющий своего рода реванш против ослабевшей христианской основы европейской цивилизации, и в этом его серьезная опасность.

Идея об избранных людях, изначально обладающих особыми качествами, удачно наложилась на представления об особой («голубой») крови среди аристократических слоёв Западной Европы и мировой корпоратократии. Вместе с ослаблением и вытеснением традиционного христианства различные изводы гностической доктрины постепенно заместили место мировоззренческого и метафизического ядра западного цивилизационного проекта[63]63
  Неклесса А.И. Неопознанная культура. Гностические корни постсовременности. // Глобальное сообщество: картография постсовременного мира. Вып. 2. М., 2002. С. 17–47.


[Закрыть]. В этом смысле прицельно антихристианский дух и пафос антисистемных сил Запада не может считаться случайным. Он исторически обусловлен многовековой подспудной оппозицией по отношению к церкви и «тайной войной», которую вели эти силы против традиционного христианства как главного барьера на пути их приближения к своей гностической мечте.

Идеи неравенства, нового кастового общества, нового рабовладения являются в этом смысле важной составляющей антисистемной программы. В трансгуманистической парадигме эти же идеи обретают своеобразный оттенок: оказывается, отношение к трансгуманизму выступает как своего рода проверка на принадлежность к избранным людям. Таково предупреждение британского кибернетика Кевина Уорвика, адресованное противникам «гомомодернизации»: «Отказавшихся улучшаться и решивших остаться человеком новый технически улучшенный вид будет рассматривать как низших существ, точно так же, как люди сейчас рассматривают обезьян или коров»[64]64
  Цитируется по: Никовин Н. Эволюция, сегрегация или общество всеобщего контроля? Что такое трансгуманистические технологии и куда они нас ведут. // URL: https://knife.media/transhuman-threat/


[Закрыть]. И эта мысль, так же как цитированное выше мнение Стивена Хокинга, – знаковые для трансгуманизма.

Уже упоминавшаяся нами авторитетный идеолог феминистской науки профессор Калифорнийского университета в Санта-Крузе Донна Харауэй в этой связи говорит в своем манифесте 2015 года о смене эпохи Антропоцена (Века Человека) эпохой Ктулхуцена (Века Ктулху)[65]65
  Харауэй Д. Антропоцен, Капиталоцен, Плантациоцен, Ктулуцен: создание племени. // Художественный журнал Moscow Art Magazine, № 99, 2016.


[Закрыть]. Сама Харауэй отрицает связь своего «Ктулху», которого иногда переводят как «Ктулу», с мифологическим персонажем Х.Ф. Лавкрафта – хотя созвучие здесь разительно и ассоциация двух имен не может не возникать. Феминистка называет Ктулху Лавкрафта «монстром-женоненавистником из расовых кошмаров» – её же «Ктулу» есть собирательное имя для целого сонма древнейших женских божеств и духов, таких как Нага, Гайя, Тангароа, Терра, Ханиясу-химэ, Женщина-паук, Пачамама, Ойя, Горго, Равен, А’акулууйюси и многих других, «обвивших своими щупальцами всю землю». Харауэй предвидит и призывает время, когда все эти «интраактивные существа» воплотятся в качестве сверхчеловеческого измерения в нашей жизни – и тем самым похоронят эпоху патриархальности, эпоху «человеческого, понимаемого как гумус». Несомненно, это тоже мифотворчество, только уже не из расовых кошмаров, а из феминистских. Отмена человека, использование человека как гумуса, то есть навоза для расцвета сверхчеловеческого и постчеловеческого – возрождающего древнейшие архаические духовные практики матриархата – вот ещё один лик трансгуманизма. В своём отрицании традиционной человеческой цивилизации, в своём взрывном потенциале он вполне сопоставим с манихейским гностицизмом самоуничтожения.

В отношении практико-технологических аспектов трансгуманизма обращает на себя внимание ряд высказываний Ника Бострома в его «Истории трансгуманистической мысли», в частности, указание на то, что создание подобий человека следует возводить к сотворению «голема в иудейской мистике»; идею «сингулярности», то есть момента, когда техническое подобие человека может выйти из его подчинения, он усматривает в мировой культуре, начиная от баллады Гёте «Ученик чародея», а предвидение трансплантации органов – от «Человека-машины» Ламетри. Представляется весьма важной тема голема, тем более что она отнюдь не сводится к художественной литературе и фольклору. Это тем более существенная тема, что исследователями из разных школ всегда отмечалась чрезвычайная близость гностических ересей с иудейской каббалой. Важно, что по сравнению с мироотрицающим и пессимистическим гностицизмом духовный порыв творцов голема отражал своего рода исторический оптимизм, что делает его очень похожим на технооптимизм трансгуманистов.

Наиболее близкий к нашим дням всплеск востребованности темы голема возникает после окончания Второй мировой войны. Весьма симптоматично, что в светской философии её поднимает не кто иной, как Норберт Винер, одна из культовых фигур трансгуманистического сообщества. Впрочем, в его книге 1964 года обсуждение взаимоотношений человека и созданного им искусственного разума опирается на светскую литературу («Арабские ночи», «Ученик чародея», «Обезьянья лапа»), а не на еврейскую мистику, хотя ряд других опорных источников навеян этой мистикой, в частности «Франкенштейном» Шелли или пьесой «R.U.R.» Карла Чапека, уроженца Праги, в которой было введено в обиход придуманное братом писателя слово «робот». (Важно отметить, что у Чапека робот – это не машина, а искусственный человек, изготавливаемый на специальной фабрике, то есть нечто вроде иудейский голема, но не кустарного, а индустриально-поточного производства.)

Здесь, безусловно, неуместно вдаваться в подробности мистических учений и интерпретаций темы голема, тем более их отражений в литературе и искусстве[66]66
  См. об этом: Шолем Г. Представление о големе в его теллурических и магических связях // Основы изучения Каббалы и ее символов. Иерусалим, 5736; Idel M. Golem: Jewish Magical and Mystical Traditions on the Artificial Anthropoid. New York, 1990; переизд. 2019; Sherwin, Byron L. Golems among us: how a Jewish legend can help us navigate the biotech century. Chicago, 2004.


[Закрыть]. Спектр трактовок смысла и сущности голема вращается вокруг каббалистической доктрины о сотворении Адама Кадмона, метафизического прообраза человека, – и тайна голема связана именно с соответствием между формированием этого прообраза и человеческим «творчеством». Одни иудейские авторы называют голема «человеком, созданным для знамения», то есть некоторой демонстрацией мудрости и чуда, другие обнаруживают скепсис и недоверие, подразумевая, что максимум чем мог бы быть голем – это «зверь в образе человека», или «автоматон».

Исследователи утверждают, что первый голем был создан иудейским мистиком Авицеброном в XI веке. Однако встречаются глухие отсылки к созданию «искусственных людей» в гораздо более древние времена, в частности, библейским патриархом Авраамом, затем Иешуа бен Сирой (II век до н. э.). Другие источники сообщают о големе, созданном легендарным отцом гностицизма и всех христианских ересей Симоном Волхвом (Симоном Магом) – причём, в отличие от позднейших каббалистов, он создавал его не из земли, а из воздуха. Также утверждалось, что известный предводитель иудейского восстания против Рима и претендент на роль мессии Бар Кохба должен был явить чудо, которое состояло в создании человека из пыли. Чудо это ожидалось, но, по всей видимости, так и не было явлено.

Тем не менее, не столь смутные, а более определённые свидетельства о сотворении големов относятся уже к эпохе классической каббалы[67]67
  Идея голема в её классическом виде формируется на общей периферии трёх монотеистических авраамических религий – периферии, противопоставленной их высшим авторитетам, когда из обрывков персидских, древнегреческих и арабских учений, а также раннехристианских ересей варится антиклерикальное зелье. Ярким примером такой пограничной химеры является ересь альбигойцев (катаров) в Провансе – согласно мнению ряда исследователей, ставшая достаточно точным и содержательным прообразом современной Европы, постхристианской, постмодернистской, стремительно переходящей на рельсы сексуальной и контркульту рной революций и следующей за ними трансгуманистической парадигмы.


[Закрыть]. Но здесь мы встречаем любопытную закономерность, напоминающую историю Бар Кохбы, которая состоит в том, что в Средние века и в Новое время тема голема постоянно актуализируется именно во время «обострения» мессианских чаяний иудеев и появления «лжемиссий». К примеру, сотворение голема или попытки такого сотворения приписывались Аврааму Абулафии (XIII в.) и Шабтаю Цви (XVII в.) – причем это сотворение должно было стать чем-то вроде чудотворного апофеоза каббалы, знаменующего исправление низшей материи.

Другой предпосылкой для широкого распространения каббалы в Европе становится развитие христианского каббализма, вместе с христианскими ересями вливающегося в масонство. Хотя Парацельс использует для создания гомункула разлагающееся семя, а не глину или тину (putrefactio), в его магии обнаруживается общая черта с теми опытами сотворения голема, которые приписывались его современникам: рабби Элиягу из польского Хельма, а затем рабби Лёву бен Белацелю (Магаралю) из Праги: у Парацельса гомункул созревал 40 дней, и точно такой же период составлял «срок годности» слуг-големов, об изготовлении которых сообщалось как о распространённой практике.

Хотя известный исследователь иудаизма Гершом Шолем в своей работе о големе старательно уходит от темы мессианства, он тем не менее невольно показывает, что магические системы в иудаизме разрабатывались именно в связи со спросом на мессию. В то же самое время в еврейском богословском сообществе эта тема занимает Абрахама Джошуа Гешеля (1907–1972) и его ученика Байрона Шервина (1946–2015). Последний создал труды «Легенда о Големе: происхождение и последствия» (1985) и «Големы среди нас: как еврейская легенда может помочь нам ориентироваться в век биотехнологий» (2004). Глава о генной инженерии у Шервина начинается с талмудической истории о раввинах, создающих теленка, чтобы съесть его в субботний ужин. Вереницу големотворителей, описанных Шервином, он призывает продолжать методами современной генной модификации. Главы, посвященные исследованию стволовых клеток и клонированию, также выводят автора на благословение современным учёным, так как они не создают жизнь «из ничего», и в этом смысле не посягают на божественное величие. В то же время Шервин предупреждает об опасностях от неумеренного, немудрого созидания искусственных существ, от неспособности творцов вовремя остановиться – что может привести к восстанию этих существ против их создателей[68]68
  Хотя тема восстания роботов и опасности для человека искусственного интеллекта была в основном достоянием научной фантастики, в последние годы она приобрела в рамках трансгуманизма и на выходе за его пределы большой вес. Так, на этой теме сосредоточились в последнее десятилетие Н. Бостром, а также Э. Юдковский, занимающийся «выявлением и управлением рисками, связанными с искусственным интеллектом». Новая тематика «в первую очередь касается того, как проектировать дружественный искусственный


[Закрыть].

Все противоречия в построениях Шервина, приводящие в недоумение его рецензентов и критиков, решительно снимаются, если признать, что с определённого момента процедура создания дееспособного голема воспринималась в еврейской эсхатологической мистике как буквальный тест на аутентичность, предназначенный для идентификации настоящего мессии. Этим объясняется столь настойчивое и упорное стремление каббалистов в разные эпохи попробовать свои силы в големотворительстве. По всей видимости, не имея желания разглашать столь чувствительную для мессианской эзотерики тайну, авторитетные знатоки вопроса (такие как Г. Шолем) недвусмысленным образом уклоняются от его более подробного освещения.

Что замечательно в квазирелигии сингулярности – это то, что роднит ее с апокалиптическими сектами, назначающими и переназначающими дату конца света. И эпоха сингулярианства очень напоминает те сравнительно короткие периоды, когда ожидание прихода мессии среди иудеев обострялось, и начиналось своего рода «роение». Маймонид, который и сам жил в подобную эпоху, писал по поводу «самозванцев»: «С приближением времен Машиаха возрастет число людей, полагающих и утверждающих, что каждый из них – Машиах. И не подтвердятся утверждения их, и не воплотятся в жизнь. И сгинут они, и вместе с ними погибнут многие» («Послание в Йемен»).

Пафос ожидания Сингулярности, волшебного и чудесного решения всех земных проблем и перехода мира в качественно новое, неведомое для людей состояние, не-интеллект, охватывая как первоначальное проектирование систем ИИ, так и создание механизмов для обеспечения того, чтобы развивающиеся (ранее созданные) системы ИИ оставались дружественными». (См. по этому поводу: Ник Бостром. Искусственный интеллект. Этапы. Угрозы. Стратегии. – М., 2016.) сёт в себе черты подобного мессианского «зуда». Трансгуманизм также является родным сыном той атмосферы «инновационного безумия», брожения идей и авангардных вожделений нового мира, которое охватило мир в эпоху великих революций в 10-20-х гг. XX века.

Психологически эти состояния, подобные коллективным помешательствам, отражают страсть историософского нарциссизма – ибо поколения Лжемессии, поколения Великой Революции, поколения Сингулярности невольно «обожествляют» себя, считая, что именно на их долю выпало главное историческое событие, и сами они причастники и участники самого главного события. Именно это поколение «достигает» решающих высот и «отменяет» весь ошибочный опыт тысячелетий. Мысль совершенно трансгуманистическая, с чертами мании величия и одновременно подростковой незрелости, когда в возрасте так называемой «метафизической интоксикации» молодые люди остро переживают сверхзначимость посетивших их идей. Очень сходные настроения были распространены и в поколении контркультурной революции, поздние образчики которой налаживают мост к поколению Сингулярности напрямую. Таково «прогноз-пророчество» Роберта Уилсона в его «Поднимающемся Прометее» (1983) о скорой «революции сознания», дату которой он «прозревал» как 2005 год. Таково и пророчество откровенно безумного Теренса Маккены о точке бифуркации «Омега – Ноль», которая должна была быть достигнута, по его уверениям, в 2012 году.

Отличие от классического гностицизма здесь в том, что техноутопии и оккультные утопии новейших лжепророков оптимистичны – они убеждают самих себя и окружающих в том, что до торжества Высшего Разума, бессмертия и перехода в божественное состояние осталось совсем немного времени. Это сильно реформированный вариант гностицизма, в котором окружающая реальность, являясь построенной злым демиургом тюрьмой для «пленённых искр», должна быть не уничтожена, а радикально преображена. Источником такого оптимизма служит, по всей вероятности, именно иудейский мессианизм с его напряженным ожиданием избавителя, наэлектризовавший этой нетерпеливой энергией революционные идеологии Европы, включая анархизм, марксизм а также политические течения оккультного толка.

Лихорадка квази-эсхатологического характера, малый апокалипсис или эйфория раскручиваемой спирали Последней Революции – известный психологический механизм, описанный в мировой литературе. Взять хотя бы такой яркий пример, как «Бесы» Достоевского, где долго готовившийся нигилистами «взрыв порядка» на поверку свёлся к банальной уголовщине и поджогам в масштабе одного губернского города. В случае с сингулярностью масштаб «уголовщины» может оказаться, конечно, совсем не таким, как у Петруши Верховенского, – а под стать и под калибр глобальных «бесов».

6. Трансгуманизм и русский космизм

По-человечески вполне понятна попытка трансгуманистов, особенно российских, придать духовное измерение феномену современного научного иммортализма и трансгуманизма в целом через «прививку» идей русского космизма. Однако невозможно игнорировать тот непреложный факт, что русский космизм и современный трансгуманизм строятся на принципиально разных и даже откровенно антагонистичных ценностных и мировоззренческих основаниях. Ухватываясь за некоторые внешние поверхностные сходства и совпадения, нам фактически предлагают поставить знак равенства между современными «хозяевами истории», вкладывающими баснословные деньги в поиск средств для физического продления жизни «избранных» представителей транснациональной элиты, и основоположником русского космизма Н.Ф. Фёдоровым, считавшим всеобщее воскрешение и достижение бессмертия «общим делом» человечества, «ведущим к всеобщему братству и родству». Персональные взгляды отдельно взятых идеологов в данном случае не имеют решительно никакого значения («Кто девушку ужинает, тот ее и танцует!»).

Напомним, что концепция «общего дела» Фёдорова (включающая в себя преображение физической природы человека через обретение им более высокого онтологического статуса, промежуточность технологического этапа развития, достижение бессмертия, всеобщее «воскрешение отцов», освоение объединённым человечеством Большого Космоса) представляет собой уникальный синтез позитивистской науки и христианской религиозной философии.

Русские космисты, независимо от их отношения к религиозной вере, представляли собой своего рода светскую «реформацию», тогда как у Федорова и его прямых последователей она носила буквальный характер – он говорил о созыве вселенских соборов, на которых объединёнными силами выступили бы духовенство, учёные, мыслители. Такой строй общества он называл «психократией».

Обнажая изъяны одностороннего технического развития, Фёдоров выдвигает теорию органического прогресса, ориентированного на преображение физического естества человека, когда он самостоятельно, без помощи техники, сможет летать, видеть далеко и глубоко, обретёт способность строить свои ткани из элементарных веществ среды, как растения под воздействием солнечного света (здесь Фёдоров предвосхищает идею автотрофности В.И. Вернадского), будет создавать себе необходимые органы или изменять уже существующие в зависимости от среды обитания, пребывания, действия (т. н. «полноорганность»)[69]69
  Подробно об этом см.: Семенова С. Философ будущего века: Николай Федоров. – М., 2004.


[Закрыть]

Безусловно, у Фёдорова, как и у его последователей, можно найти массу идей, которые на первый взгляд задолго до трансгуманистов декларируют главные и наиболее заветные мечты и планы последних. К таковым относится, например, учение Федорова о научном «перерождении тканей», «тканетворении» – здесь мы видим предвосхищение современных поисков в области биологического конструирования, клонирования, исследования стволовых клеток и т. п. В то же время русский космизм у его ведущих представителей содержит в себе эффективные «предохранители» против трансгуманистической парадигмы с её не всегда афишируемыми стратегиями на расчеловечивание человека. К примеру, в настоящий момент есть все основания опасаться, что технологии генетического «редактирования» и всё более интенсивное вмешательство в высшую нервную деятельность человека, не говоря уже о совершенном отказе от биологического тела, могут блокировать раскрытие его пока ещё незадействованных психофизических возможностей – а это была одна из ключевых идей русских космистов.

Разительные и без всяких оговорок принципиальные расхождения между космизмом Фёдорова и современным трансгуманистическим мейнстримом наглядно видны в таблице 1.

Таблица 1.

Сравнение воззрений русского космизма (Н.Ф. Фёдоров) и современного трансгуманизма

Как можно видеть, у Фёдорова бессмертие неотделимо от подвига и преображения, тогда как у трансгуманистов человек увековечивает (фиксирует) себя в том нравственном состоянии, в которое он впал на исходе сексуальной, контркультурной и научно-технической революций на закате XX столетия. В этом случае имеет место как раз «отвержение детьми отцов», которое Фёдоров считает нравственным «адом», погибелью для человеческого духа: мы, дескать, представляем собой сверхчеловечество, поскольку изобрели вакцину и не умираем, а вы отсталые, и потому смертны. Трансгуманизм, в отличие от русского космизма, ударяет, согласно известной народной мудрости, «святым кулаком по окаянной шее» – чтобы расстаться как можно скорей с опостылевшими родителями, их прогнившей традицией и морально устаревшей цивилизацией.

В трансгуманизме имеет место «отвержение детьми отцов», которое Фёдоров считает нравственным «адом», погибелью для человеческого духа: мы, дескать, представляем собой сверхчеловечество, поскольку изобрели вакцину и не умираем, а вы отсталые, и потому смертны. Трансгуманизм, в отличие от русского космизма, ударяет, согласно известной народной мудрости, «святым кулаком по окаянной шее» – чтобы расстаться как можно скорей с опостылевшими родителями, их прогнившей традицией и морально устаревшей цивилизацией.

У Фёдорова человек эпохи бессмертия становится не участником Сверхразума, не частью сетевого Искусственного интеллекта или цифровой Библиотеки, а органом реально живого, исторически существовавшего Рода, который, впрочем, как и в христианской метафизике, примет новую форму. Бессмертие неотделимо от подвига и преображения. Новый Адам в Раю, в отличие от Ветхого Адама, не наивный благоприобретатель благодати райской, а тот, кто обретает выстраданный Рай.

Фёдоров был не предтечей трансгуманизма, а пророком, предсказавшим, что человечество идёт по пути духовной деградации, что и сделает распространение трансгуманизма возможным. Об иммортализме постлюдей Фёдоров, сравнивая их с языческими богами, пишет предельно жёстко: «Сверхчеловечество безусловный порок сатанинского происхождения, когда состоит в превозношении одного или нескольких лиц над себе подобными, то есть над отцами и братьями. Оно становится наивысшим пороком, когда доходит до присвоения себе бессмертия как привилегии, то есть доходит до превозношения себя над всеми уже умершими и еще не умершими. Сверхчеловечество уже и в этом смысле (как привилегированное право на бессмертие) есть порок и нравственный, и умственный. Когда же сверхчеловек сделается бессмертным, тогда прежнее, небольшое его несходство с остальными превратится уже в громадное, бесконечное превосходство не только над всеми живущими, но и над умершими»[70]70
  Фёдоров Н. Ф. Собрание сочинений: в 4 тт. Том II. – М, 1995. – С. 135.


[Закрыть]. В другом месте Фёдоров отмечает, что такого рода сверхчеловеки будут признавать существование лишь самих себя, и «конечно, не будут давать, или отдавать, жизнь детям, и сим последним не придётся жаловаться, что им дали жизнь, не испросив их на то разрешения»[71]71
  Фёдоров Н. Ф. Собрание сочинений: в 4 тт. Том IV. – М, 1999. – С. 43.


[Закрыть].

В работе «Супраморализм», написанной в 1902 году и ставшей его философским завещанием, Фёдоров категорически отвергает будущую идею трансгуманистов о преодолении человека эволюцией: в том, чтобы возлагать на слепую силу природы упование в создании ею более совершенных существ, пишет он, – «полная измена разуму, который останется ненужным придатком, если не через разум будет достигаться дальнейшее совершенствование». И далее: «Не природа бог и не в природе (слепой и падшей) Бог, а с нами Бог. Разумная сила должна управлять слепою, а не наоборот»[72]72
  Фёдоров Н. Ф. Собрание сочинений: в 4 тт. Том I. – М, 1995. – С. 390, 392.


[Закрыть].

Фёдоров верил в возможность исторического перелома и антропологического преображения человека, в его неограниченные возможности, сравнимые с чудотворением святых и подвижников. Что же касается технологического прогресса, его значение Фёдоров признавал как временное и переходное – в будущем, достигнув качественно высшего состояния, всю изощрённость технологий человек должен будет нести в себе, так сказать, органически. «Не только отправления (функции) всех органов, но и морфология органов должна быть произведением знания и дела, труда. Нужно, чтобы микроскопы, микрофоны, спектроскопы и т. д. были естественной, но сознательной принадлежностью каждого человека, т. е. чтобы каждый обладал способностью воспроизводить себя из самых элементарных веществ и обладал бы, следовательно, возможностью быть – конечно, последовательно, а не одновременно, – везде»[73]73
  Фёдоров Н. Ф. Собрание сочинений: в 4 тт. Том IV. – М, 1999. – С. 645.


[Закрыть].

Первое знакомство с Фёдоровым оказывает на многих читателей ошеломляющее воздействие – иногда это испуг, который так и не удаётся преодолеть, иногда чувство «странности», мировоззренческого «сдвига», порождающее подозрения в неадекватности мыслителя. Однако при объективном углублении в «Философию общего дела» в этом учении обнаруживается бездна предметных, органически связанных между собой смыслов, имеющих и духовное, и философское, и жизненнопрактическое значение. Выдающие люди эпохи (среди которых Толстой и Достоевский) попадали под неотразимое, мощное обаяние его идей. Владимир Соловьев писал Фёдорову, что признает его своим духовным учителем, и что его ««проект» есть первое движение вперёд человеческого духа по пути Христову». Н.О. Лосский, размышляя о Фёдорове, писал: «это был, несомненно, праведник и неканонизированный святой»[74]74
  Лосский Н.О. История русской философии. – М., 1991. – С. 103.


[Закрыть].

Научно-позитивистский пафос Фёдорова, бывшего человеком богатейшей и разносторонней образованности, соединялся у него с церковным православием. Об этом свидетельствовали и современники[75]75
  Из воспоминаний Г.П. Георгиевского: «Он был истинно русский и истинно православный человек, свято чтивший всю совокупность церковного учения и быта, во всей их целости и неприкосновенности. Он дорожил в Православной церкви каждым её обрядом и установлением так же, как и догматом, видя в них сокровенный смысл, отображение высокого её учения». (Цитируется по: Фёдоров Н. Ф. Собрание сочинений: в 4 т. Дополнения. Комментарии к т. IV. – М., 2000.)


[Закрыть]. Отношение Фёдорова к христианству сам он определял как настойчивое возвращение к коренной мысли Христа: «Род человеческий не достиг ещё совершеннолетия и даже совсем ещё не сознал тот путь, не сознал того дела, чрез которое только и может воспринять искупление, совершенное нашим Спасителем; а такое сознание есть необходимое условие достижения совершеннолетия»[76]76
  Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. Том I. – М, 1995. – С. 432.


[Закрыть].

Фёдоров настаивает на онтологической связности человека с Богом – бытие Бога могут отрицать, «только, возможно, лишь делая зло, делая же добро в совокупности, мы утверждаем Его бытие» — и в этой мысли мы вновь видим радикальное расхождение с идеей трансгуманистов о преодолении человека эволюцией, о его «отмене». Посягая на человека, они метят в Бога, хотят окончательно похоронить идею Бога. Миссия же человеков, по Фёдорову, «сынов человеческих», есть «превращение самих себя в орудия дела Божия» и обращение всех небесних миров «в Царство Божие, в рай»[77]77
  Там же, с. 425, 405.


[Закрыть]. На фоне этого учения Фёдорова становится ясно, что трансгуманизм не только не приближает перспективу бессмертия, но стремился бы, если бы смог, лишить настоящей жизни и то, что живо сейчас.

Фёдоров не только вдохновлял и поражал современников (при том что при жизни он почти не публиковался) – он породил несколько поколений последователей, в среде которых задумывался и прорастал и грандиозный советский космический проект.

Возьмём, к примеру, выдающегося учёного, основателя гелиобиологии и космобиологии А.Л. Чижевского, настаивавшего на незамкнутости органического мира и его развития по отношению к космосу. В сравнении с его космизмом трансгуманизм представляет собой некий технократический «машинный изолят», который насильственно овладевает как живой, так и мёртвой природой. Чижевский же писал: «Медленными, но верными шагами наука подходит к разоблачению основных источников жизни, скрывающихся в отдалённейших недрах Вселенной. И перед нашими изумлёнными взорами развёртывается картина великолепного здания мира, отдельные части которого связаны друг с другом крепчайшими узами родства, о котором смутно грезили великие философы древности»[78]78
  Чижевский А.Л. Земное эхо солнечных бурь. – М., 1976. – С. 35.


[Закрыть]. Эту же мысль Чижевский, писавший стихи, сумел выразить в одной яркой строке: «Кровь общая течёт по жилам всей Вселенной». И для него, как первопроходца в исследовании солнечной активности, это были не просто звонкие поэтические слова.

Русские космисты дали богатейшую палитру идей, и почти всегда мы видим абсолютно не-западный по стилю, не-трансгуманистический по содержанию и нравственному пафосу вектор. Русский космизм пронизан энергиями совести, а не ледяного рассудочного расчёта – и это неустранимая в нём черта. Так, один из ранних русских космистов С.А. Подолинский, развивавший идею человеческого труда как негэнтропии, дал версию космизма как мировоззрения, противоположного мальтузианству. Крупнейший русский мыслитель отец Павел Флоренский в своих работах об органопроекции даёт набросок перехода от технического прогресса к прогрессу органическому, подчёркивая, что в деизме и в материализме XVIII века было всё слишком механистично, а потому «перевёрнуто» с ног на голову.