Текст книги "Океан разбитых надежд"

Может, зря всё это? У Люка и так проблем хоть отбавляй: психологические травмы, новый коллектив, а я вдобавок лезу со своими любовными письмами.

Может, лезу всё же не я, а Лена?

Нет, именно я. Обычная трусиха, как и думала.

Откусываю круассан – слоёное тесто сыпется на белоснежную тарелочку, а от чая вздымают вверх к потолку еле заметные потоки пара. Давненько я так не обедала. Или завтракала? В любом случае, в детском доме смогу насладиться нормальными порциями, уж об этом бабуля позаботится. А мать пускай и дальше считает гребаные калории!

Ещё кусочек – шоколадная начинка растеклась по губам. Запивая еду чаем, я начинаю наблюдать за людьми вне кафетерия. День сегодня крайне неспокойный: вокруг фонтана через дорогу сгустилась толпа, где каждый борется за место под мелким дождиком, а детишки их бегают совсем рядом с дорогой; машины, поглощённые струями пешеходов, сливаются в длинной пробке, заслонившей переход.

Я протираю губы бумажной салфеткой, после чего складываю её пополам и сую под край блюдца. Где-то за окном мужчина в смокинге начинает кричать на водителя затормозившего такси, размахивая чёрной офисной сумкой. И только активные разговоры затмевают грязные ругательства.

И мне тошно оттого, что мне предстоит опуститься так низко, отправив письмо Люку.

Глава 14

Ярко-оранжевый напиток будто светится в утреннем полумраке, отбрасывая свои краски на деревянную столешницу. На этот раз в состав входит тыква – больше, чем авокадо, я не могу терпеть только тыкву. Ещё и в таком виде, в каком подала мне её мать: в хрустальном стакане, на краю которого красуется тонкая долька апельсина, а сам напиток переправлен сухофруктами.

Это даже звучит отвратительно.

Никогда бы не подумала, что завтрак может быть настолько тошнотворным.

– До дна.

Мать тыкает меня пальцем в плечо, а я развеяно покачиваюсь, будто загипнотизированная. Мама пролетает мимо самолётом и скрывается в гардеробной, чтобы выбрать наряд на день.

Поглощённая тишиной я снова устремляю взор на блестящий напиток на столе. Интересно, мать сама осмелилась бы выпить своё творение? Или она имеет смелость распивать всё, кроме диетического?

– Ты не брала моё голубое платье? – в следующую секунду слышится крик из гардеробной.

Чёрт.

– Кэтрин? – повторяет она.

Меня будто бросает в раскалённый котёл.

– Брала вчера вечером только примерить, – я нагло вру, изо всех сил стараясь не подавать вида.

В коридоре раздался стук каблуков.

– Вообще-то я хотела пустить его на тряпки, – её голова появляется из-за угла, с волос посыпались блёстки, – Но если тебе подошло, то носи на здоровье. Только на улице в нём не показывайся. Не позорь семью Лонг!

Ага, как же.

– Выпивай до дна, а я проконтролирую.

Я даже не прикасалась к злосчастному напитку. Мать встает недалеко от входа в кухню так, чтобы видеть и меня, и разбитое зеркало в гардеробе. Поправляет своё бежевое вечернее, наверное.

– Пей-пей, – ухмыляется она.

Я касаюсь кончиками пальцев холодной плёнки на стакане. Должно быть, смузи прямиком из холодильника, раз влага всё ещё конденсируется на сосуде.

Подношу его к лицу – едкий запашок щекочет рецепторы в носу. Я неуверенно отхлёбываю. Первый глоток смузи почти всегда самый мерзкий. Жидкость сначала подступила к горлу, а потом мышцы инстинктивно перенесли противный напиток обратно в ротовую полость. Сладко-солёный привкус сухофруктов оседает на языке. Зубы стиснуты, а на нижних веках показались мелкие капли слёз.

– Глотай.

Второй глоток даётся мне легче. И вот, похоже, я всё-таки научилась терпеть мамин смузи для похудения.

Мать вновь скрывается за углом, убедившись в верности моих действий. Сквозь шум телевизора я слышу, как захлопывается входная дверь, трезвоня маленькими колокольчиками под потолком. Я рывками добираюсь до раковины и выплёвываю эту гадость изо рта, не желая больше пробовать её никогда в жизни.

Содержимое стакана я выливаю туда же и с облегчением выдыхаю, когда оно утекает с глаз долой. С домашними завтраками покончено!

Протерев губы бумажной салфеткой, я направляюсь в свою комнату. На письменном столе ещё со дня вечеринки Морриса ожидает меня готовое письмо, а рядом с древесной ширмой стоит подготовленный заранее рюкзак. В шкафу на плечиках расположилось подготовленное синее платьице.

Всего парочка ловких движений, и готовая я стою перед зеркалом, активно расчёсывая волосы. Только я откидываю локоны за спину, как синяк рядом с ключицей нарочно начинает пестрить на всеобщее обозрение. «Так его нельзя оставлять!» – приказываю я себе, после чего бросаю расчёску на стол. Я решительно двигаюсь в мамин гардероб, чтобы найти что-нибудь прикрывающее.

Как я и думала – мать всё ещё не заменила разбитое зеркало на новое. Растяпа.

Отодвинув глянцевую дверцу, с которой до сих пор сыпятся мелкие осколки, я оглядываю висящие тряпки. Перебрала несколько – ничего подходящего. Разве что рождественский свитер с оленями и Сантой Клаусом.

«Сейчас начало лета, Кэтрин!» – напоминаю я сама себе, после чего представляю удивлённые взгляды прохожих.

Думаю, это не стоит того. И я продолжаю поиски.

Рука падает на джинсовый комбинезон, который я уже видела ранее. А точнее на верхнюю его составляющую. Рваная джинсовая куртка без подстилки, какие были популярны несколько лет назад – почему бы и нет?

Я сдёрнула курточку и накинула на плечи, застегнув под горлом лишь одну пуговицу. Смотрюсь в зеркало – высокий воротник мастерски закрывает ключицы, а впридачу она ещё и образ хорошо дополняет!

Решено.

Выключив телевизор в гостиной и забежав в свою комнату за портфелем с письмом, я рысью выскальзываю на улицу. Бегу на остановку и даже не оглядываюсь: оставляю прожитое позади, так сказать.

Высокие стебли лилий колышутся от ветра, шурша лепестками, который я оставляю позади. Прохожие косо пялятся на меня, остерегаясь, хоть на моей груди и не располагается Санта с мешком подарков. Пластиковые наушники скользят в руках, а пальцы самостоятельно набирают в «поиске» Twenty One Pilots.

Глава 15

Семь раз я хотела нажать на кнопку «Stop» на поручне, чтобы сойти с автобуса и не ехать в детский дом. Но стоило мне поднять руку, как что-то задерживало её в нескольких сантиметрах от красного пласта, а на седьмой раз я даже умудрилась положила на него палец. Шероховатость его заставила меня почувствовать отвращение, а желание помыть руки только усилилось. До сих пор вспоминаю, как на меня посмотрел сидящий напротив дедушка (я сижу спиной к стенке). Хоть за его солнцезащитными очками почти не разобрать очертаний глаз, я прекрасно знала, какой у него взгляд. Наверное подумал, что террористка.

Я сразу поняла – нужно перебороть страх и оставить несчастную кнопку в покое, иначе будет хуже. Даже не хочется представлять, как меня искалечат руки матери, когда она узнает, что меня целовала девушка. Вспомнив об этом, я будто снова ощутила на губах сладкий до тошноты привкус персиковой «Фанты».

И вот, сейчас басы песни бьют по перепонкам и я надеюсь, что рядом сидящие люди не слышат музыку в моих наушниках.

Вы скажите, мол, просто убавь громкость. Но я не могу сделать это. Тогда мысли заполонят всё пространство в голове и, боюсь, там не останется свободного места. Я то и дело буду возвращаться к думам о Люке и о лживом письме в кармане моего рюкзака.

Автобус круто поворачивает влево, и я, чуть покачавшись между людьми, замечаю в стекле напротив очертания детского дома. По шее пробегают морозящие мурашки, и, думаю, они сделали это отнюдь не благодаря эффектам 8D музыки.

Билли Акерс.

Я никогда не забуду тот проклятый июльский вечер, когда они позвали меня в свою банду. Прошёл уже год, а я всё ещё не могу понять, зачем мне потребовалась их компания. Мне было одиноко? Может быть, но я могла найти хороших собеседников в школе, нежели среди бабушкиных подопечных. Хотела быть как все? И сейчас хочу, именно поэтому я сбегаю от «здорового» питания. Помню, как на одном из вечеров в диалоге промелькнул мой девиз. К чёрту индивидуальность.

Я так резко выдёргиваю наушники, что даже круглые серьги легко покачиваются. И музыка не помогает мыслям отступить на второй план. Что ж, придётся подавлять их голыми руками (или что там у людей в голове вместо привычных правой и левой).

А автобус тем временем уже подъезжает к нужной мне остановке, которая находится недалеко от широких ворот детского дома. Скрип колёс, негромкий скрежет тормозов и очередной вздох автоматических дверей – я на месте. Поправив причёску, я ступаю на тротуар и смотрю чуть дальше – ворота открыты. Во дворе всё так же немноголюдно: несколько невысоких берёзок с размашистой кроной, всего две машины, одна из которых принадлежит моей любимой бабуле, а вторую я вижу впервые. Её владельцы, похоже, всё ещё сидят внутри. Должно быть, кто-то подъехал, чтобы обзавестись новым членом семьи. Так и хочется уберечь людей в машине, сказать им, что они делают очень плохой выбор, забирая одного из тех ребят.

Но это их судьба, которую я не в праве менять по своему усмотрению.

Я тихо трясу рюкзаком на спине и решительно двигаюсь в сторону почтового ящика. Или всё-таки стою на месте? Я не могу сделать выбор. Скинув со спины груз, я шмыгаю рукой под молнию. Письмо лежит сверху, поэтому долго искать в вещах его не приходится.

Заканчивая своё дело, у меня трясутся руки. Я ведь прямо сейчас запущу механизм, который испортит сразу две жизни. Лучше уж я уберегу хотя бы одну, и ею будет жизнь Грина. Благородная мысль, не правда ли? Но, поверьте мне, в моей голове ей достаточно неуютно, поэтому я скидываю конверт внутрь ящика.

Уже через секунду я направляюсь к крыльцу детского дома, где меня уже ждёт широко улыбающаяся бабуля. По мышцам проносится волна расслабления: всё худшее позади, утверждаю я. Или нет? И как же я вздрагиваю, когда в десяти метрах от меня широко распахивается металлическая дверь автомобиля.

Глаза бабушки в момент разбегаются: они смотрят то на машину, то на меня. Но я махаю рукой в стороны автомобиля, параллельно чувствуя, как сердце продолжает колотиться от неожиданности. Бабушка, взяв мой одобряющий жест на заметку, подходит к автомобилю и в ту секунду оттуда выходит достаточно немолодая пара. Кажется, бабуля с ними давно знакома: тёплые объятья с женщиной, а рядом стоящий мужчина вообще целует бабушкино запястье! Честно говоря, от последнего у меня челюсть на землю падает.

Я уже преодолеваю остаток пути:

– Добрый день! – пытаюсь улыбнуться я, с интересом смотря на будущих родителей.

Женщина ещё уверенно разворачивается, но вскоре зрачки её сужаются до мелкой чёрной семечки. Руки опускаются вниз, будто она встретилась лицом к лицу с самой большой ошибкой человечества. Что ж, должна признать, что отчасти она права. Или мне только кажется? .

– Знакомьтесь, это моя внучка, Кэтрин. – бабушка ладонью указывает на меня, хоть в жесте этом и не было необходимости: пара давно догадалась, что смотреть нужно не на проползающую мимо гусеницу, – Она помогает мне с бумагами. Кэтрин, знакомься, это семейство Кларк, они помогают нам материально, – бабушка ставит жирную точку по окончании последнего слова.

Я осторожно кидаю взгляд на заднее сиденье автомобиля. И вправду: оно заставлено многочисленными картонными коробками, швы которых аккуратно закрыты поблёскивающей изолентой.

– Очень приятно, – женщина краснеет с каждым словом. В голове её всё же кипит процесс осознания, а искры работающего сознания отражаются в её белках.

Но всё быстро становится на свои места, когда по её обескураженному выражению лица и неуверенности в голосе я понимаю, что она ранее приняла меня за детдомовскую. – Сара, – дополняет она свою на редкость чёткую речь.

Быстро собралась, прими моё уважение. Мужчина ничего не отвечает, будто язык проглотил.

– Вот и славно, – бабушка заключает ладони в тугой замок, – Кэтрин, поднимайся ко мне по задней лестнице, – заканчивает она.

Я киваю, старательно отводя взгляд от новых знакомых, и послушно, без лишних вопросов шагаю в обход. А их у меня, не поверите, на редкость накопилось чересчур много.

Усеянная мелкими камешками грунтовая тропинка ведёт меня сквозь накалённый воздух. Ветер с заботой двигает струйку пота на моем лбу вбок, чтобы та не залилась в подкрашенные волосики брови. Боюсь, во втором случае моему лёгкому макияжу пришёл бы нежданный, но красивый конец. Отвергнутый собственным телом – звучит не так уж плохо, согласитесь.

Из меня вышел бы отличный маркетолог (или детектив, раз уж я разгадала загадку скованности Мисс Кларк), если бы мать не решала судьбу за меня.

Глава 16

Как только я ступаю внутрь детского дома через заднюю дверь, мною овладевают самые разные чувства: страх, ненависть, но необъяснимое облегчение, будто я вернулась из долгих скитаний по миру под родное крыло. Тут я провожу каждое лето, поэтому знаю каждый уголок данного строения, что придаёт мне уверенности в следующих минутах: я знаю, какими они окажутся, и чей именно носок я найду за диванчиком в игровой. Есть бессчётное количество мест внутри, пропитанных своеобразными воспоминаниями из прошлого.

Вернёмся в настоящее. Тепло помещения дружелюбно принимает меня, оставляя на коже свои нежные прикосновения, а запах только сваренной каши тут же заставляет меня почувствовать сильнейший голод. Я мысленно приказываю животу замолчать минимум до ужина: если по-хорошему, то мне вовсе не хочется выставлять себя на показ до завтрашнего утра, но тогда это покажется мне и другим верхом неуважения. Вдалеке послышались радостные голоса моих знакомых, в том числе смех Джей-Джея, возмущения Луиса, тоненькое верещание Луизы и Зои. Но все эти звуки буквально пробирают меня до костей. Одно радует – здесь нет Лены, поэтому я могу спокойно выдохнуть, осознавая, что менять ориентацию всё же не придётся.

Я не стала здороваться с ребятами: лучше выйду к ним вечером. Сейчас я точно не готова к встрече, сопровождаемой огромной кучей вопросов, которая свалится на меня, подобно грозной волне, а расхлёбывать их мне, конечно же, никто не поможет.

Я почти бесшумно поднимаюсь по задней лестнице, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. На втором этаже намного тише: ребята, похоже,  весь день проводят внизу. Оно и радует. Шурша мягким ковриком под ногами, я прохожу мимо многочисленных комнат. В этот коридор почти не проникает солнечный свет, поэтому я не могу разглядеть золотистых номеров на дверях. «Что ж, придётся искать комнату по памяти…», – думаю я, одновременно отпирая дверь, которая, как я думаю, ведёт в мои хоромы.

Деревянная дверца еле слышно скрипит, и в следующий момент моё лицо освещает беспощадно палящее в окно солнце. Чёрт, неужели бабуля всё ещё не научила ребят задёргивать шторы? Я огляделась – как и предполагала, ошиблась дверью. Пустая комната с двумя кроватями вдоль стен, на которых валяются старые игрушки наводит меня на мысль, что это комната принадлежит Луизе с Зоей. Да, так и есть, заключаю я, когда вижу надо одной из кроватью фотографию Луизы с мячиком в руке.

Эта беззаботная малышка никогда не расстаётся с игрушками. Я вспоминаю прошлое лето. Такая милая девочка с виду способна на такие зверские вещи, ну и ну. Интересно, люди меняются?

Как забавно – только я могу забыть расположение комнат в коридоре. На секунду мои губы даже расплываются в тусклой улыбке. Но потом я вспомнила, зачем я здесь – чтобы разбить сердце одному из ребят ради своей выгоды.

И чем я лучше Луизы?

Я спешу покинуть чужое пространство. В коридоре я оглядываюсь. «Если эта комната Луизы с Зоей, то моя всего в двух дверях отсюда в сторону парадной лестницы!», – будто заключает профессор в моих мыслях, пока я пробираюсь в темноте к заветной комнатушке.

А вот и она!

Запах пыли моментально забивается нос – кажется, здесь давно никто не убирался. Неудивительно, ведь комната принадлежит мне, а я посещаю её только на летних каникулах. Я открываю окно на проветривание, и свежий воздух вдохнул новую жизнь в забытый уголок детского дома. Я располагаю одежду из рюкзака на средней полке небольшого шкафа, ставлю на тумбочку рядом с кроватью бутылку с газированной водой и снова выхожу в тёмный коридор.

Тут всё так же безлюдно: ни единой души. Лишь отголоски разговоров долетают откуда-то снизу и часы под потолком тихо-тихо отбивают секунды. Бабуля, похоже, всё ещё беседует с семейством Кларк. Что ж, подожду её в кабинете: всё-таки я не предупредила её, что остаюсь тут практически на всё лето.

А кабинет с годами не меняется: старые стеллажи с книгами в кожаных обложках всё так же ютятся друг напротив друга, большой дубовый стол со временем не теряет своего шоколадного оттенка, тёмно-зелёное кожаное кресло всё такое же большое для меня. И, на удивление, всё такое же скрипучее. Неужели бабушка до сих пор не смазала старые колёсики?

Я смотрю на стену, в которой расположился вход в кабинет – она вся занавешена старыми фотографиями в выпиленных из древесины рамках, а местами на них виднелись потёртости.

На одной из фотографий изображён совсем ещё маленький Билли. Русые вьющиеся волосики покрывают его белую черепушку, маленькие ручки держат три разноцветных шарика, а на лице красуется лучезарная улыбка.

Ненавижу этого человека.

Три коротких удара по двери раздаются в пустой комнате так неожиданно, что я подпрыгиваю на скрипучем стуле, а в груди что-то передёргивает. На секунду я даже подумала, что за дверью никто другой, как сам Билли. Может быть, он прочитал мои мысли, и теперь хочет отомстить за них?!

Но это лишь мимолётный страх (или отличная завязка для нового романа Стивена Кинга, не знаю), тем более настолько бредовый. Даже если кто-то и пришёл ко мне, он, похоже, увидел обувь у задней двери и поднялся.

Я тихо, почти на носочках подхожу к двери и трепетно приоткрываю её на небольшую щель. Скрип пронзает окружение, и мои мышцы содрогаются. В груди будто пулемёт, а горло распирает металлическим привкусом.

– Мисс Лонг…

Я теряю и без того заплутавший дар речи.

Люк.

– Оу, Люк…

Он, кажется, тоже. Я теряюсь, начинаю бегать глазами по сторонам, словно смахивая пыль с мебели одним только взглядом. Ну, конечно – как глупо было предполагать, что кто-то будет искать меня в бабушкином кабинете. Но признайте, сюжет получился бы отличным!

В голову ударяет молния, и забарахлившая лампочка позабытых манер загорается ярче звёзд:

– Бабушка скоро подойдёт. Можешь пройти.

Я открываю дверь шире, попутно отходя вглубь комнаты.

Знаете, на что я в первую очередь обращаю внимание, когда вижу высоких парней? На их торс, конечно же. И у Люка он, кстати, не такой хлипкий, как я предполагала. Или как рассказывали парни, которые жестоко избивали Грина в мужской раздевалке.

Чёрт.

Глава 17

Мы снова встречаемся друг с другом. Его чуть печальный взгляд, кажется, навсегда застывший в глубине глаз, длинное худощавое тело, тёмные волосы, ещё нетронутая, почти белая кожа – всё в нём с трепетом рассказывает мне о тяжёлой судьбе. Не считая подтянутой поясницы, конечно же.

Мне так жаль Люка: столько психологических травм не вынесла бы ни одна душа. Смотря на то, как он хрустит пальцами, я невольно вспоминаю отправленное письмо с лживым признанием, и сердце моё кровью обливается.

Замечая его ещё уверенные движения, я понимаю, что здесь пока что всё обходится без происшествий. Брось, Кэтрин. Может, они его пожалели и не стали делать из него члена своей банды, каковой сделали меня. Я очень на это надеюсь.

Дверь кабинета широко распахивается: бабушка, наконец, закончила беседу с семейкой Кларк и готова уделить мне время.

Нам время.

Увидеть нас обоих она точно не ожидала – это я поняла по её лёгкому подскоку и удивлённому взгляду, брошенному то в сторону Люка, то в мою. Глаза бабули так смешно разбегаются под очками, ей богу!

Только она успевает набрать в лёгкие воздух, чтобы задать первый свой вопрос (а их будет немало, я уверена), но Люк тут же перехватывает инициативу:

– Мисс Лонг, нам нужно поговорить насчёт моих родителей.

Я перевела глаза на бабушку, мысленно задавая ей один и тот же вопрос уже десятый раз. Неужели Люк не в курсе о том, что случилось с его предками? Я поражена, нет, ошарашена так, будто меня только что облили кипятком. И долго она собиралась молчать? Ведь по сети давно гуляют самые различные статьи про семью Грин, а у некоторых детдомовских есть доступ к интернет-источникам. Более того, в игровой стоит, мать вашу, телевизор, по которому ежедневно транслируют новости! Даже не могу представить, что может быть хуже – узнать это от чужого человека спустя долгое время или узнать это самостоятельно, занимаясь сёрфингом в интернете.

Бабулин взгляд сразу же поникает, подобно укатившей вдаль волне. Она осторожно присаживается на своё кресло, сложив локти на столе. В мрачной тишине мягкие подушки шуршат под её спиной.

Но вскоре звуки полностью покидают комнату, оставляя нас в заряжённом непониманием пространстве. Бабушка выдерживает пятисекундную паузу, которая кажется нам двоим вечностью, ведь внутренняя жажда всё ещё не утолена.

– И что же ты хочешь знать, Люк?

Мои мышцы напрягаются, когда в голове возникает туча вопросов. «Серьёзно? Она и вправду скрывала правду?». Тишину заполняют мысли, подобно небольшой чашке кофе. Ещё одна – и напиток прольётся на столешницу. Вопросы мучают своей таинственностью, течение жизни напрягает своим пустым журчанием.

Люк опускает голову и встряхивает волосами. Его дыхание учащается с каждой секундой, а я чувствую его на своём плече всё чаще. Сначала оно больше походит на пар, исходящий от горячего чая, но со временем его вздохи начинают кипятить мою кожу.

И душа моя колыхается от переживаний.

– Лин сказала, что отец убил мою мать.

Чёрт. Я больше не вынесу этого.

– Бабушка, – я так резко поднимаюсь со стула, что перед глазами начинают видеться пустые чёрные водовороты. – Я позже зайду.

Она одобрительно кивает.

Я тут же двинулась на выход, а лицо моё красное от злости. Бедный, бедный Люк!

Я захлопываю за собой дверь и прижимаюсь к ней ладонями. Моё сердце, кажется, пропускает удары, а к глазам подступают горькие слёзы. Моё тело полностью растворяется в крепких объятиях морозящей дрожи.

Я представляю, в каком состоянии он сейчас прибывает: одиночка в детском доме, родители – алкоголики и психопаты, любовное письмо со лживым признанием. Я отпрянула от двери, чтобы не слышать пустых реплик, доносящихся из кабинета бабули. Теперь угрызения совести преследуют меня практически ежесекундно.

Я слилась с темнотой длинного коридора и побрела в свою комнату, неся на плечах тяжёлое бремя последних событий. Не так я хотела начать новую главу своей жизни. Но, похоже, у моей семье здорово получается губить жизни.

Я тихо приоткрываю дверь в свою комнату, опустив глаза в ноги. Лучи не перестают палить, как делали это несколько минут назад.

Я делаю тихий шаг, опасаясь всего вокруг, как урагана.

– С приездом, дорогая Кэтрин!

В дальнем углу комнаты раздаётся глубокий бас Акерса, и сердце моё окончательно решается остановиться. Лишь на мгновение. Но этого мгновения хватило, чтобы кожа моя поблекла. Мои мысли прерваны – я ещё не готова встретиться с ним. Он поднимается с кровати и направляется в мою сторону.

На пол падает черная, бездонная тень, напоминающая глубокую яму.

– Привет, Билли, – выдаю я, пытаясь справиться с дрожащими коленными чашечками. Будь я проклята, ведь мне кажется, что их сотрясение способно вызвать цунами.

Со следующим подступом он бросает недоверчивый взгляд.

– Почему такая грустная?

Его тень продолжает расплываться по комнате, со временем переходя сначала на мои ступни, потом к бёдрам, а затем она вовсе закрывает от меня солнечный свет.

Сглотнув, я отмахиваюсь:

– Да так, ничего особенного.

Мои плечи тонут в его широких ладонях, и он прижимает тело к своему, точно я – плюшевая игрушка. Задержав дыхание, я через силу обнимаю его и чувствую фруктовый шлейф, исходящий от его губ. В животе забурлила расстроенная душа – меня сейчас стошнит.

Вялыми губами я произношу:

– Откуда ты знаешь, что я приехала?

Он прижал меня к себе сильнее, а позвоночник еле заметно вогнулся. Всё тело содрогнулось.

– Будто ты не знаешь свою бабушку, Кэт, – и Билли изображает самую искреннюю ухмылку, от которой я почти падаю в обморок. В плохом смысле, к сожалению: я в объятиях самого дьявола.

Два окна, которые разделяет всего пара метров, на самом деле так похожи друг на друга: та же лакированная рама, те же хлипкие ручки. И в каждом из двух окон с неимоверной скоростью рушатся чьи-то жалкие жизни.

Глава 18

Негромкое уведомление всколыхнуло гробовую тишину, стоящую в моей комнате. Когда звон заканчивается, я нехотя отрываюсь от мягкой постели, отбрасывая легкое одеяло в глубину кровати, а сама усаживаюсь, свешивая ноги к полу.

Небесная свежесть расхаживает по полу, приводя тело в сознание. Секунды убегают незаметно – я еле успеваю поднять отяжелевшие веки, как не замечаю, что сижу в одной позе уже минуты три. Может, пять или десять – всё равно.

Мысленно проклиная утреннее сообщения, я всё же беру телефон ватными пальцами. Яркий свет экрана пронзает утренний полумрак, а жгучее его излучение покалывает слипшиеся от сна глаза. И всё это приходиться терпеть из-за нового сообщения в Messenger. Не долго думая, я снимаю блокировку со смартфона и в один клик открываю приложение, чтобы прочитать нежданное послание.

И оно действительно является таковым.

Я пробегаюсь глазами по верхней строчке, где обычно указан отправитель, точно участвуя в эстафете. Лена. Чёрные точки сводятся воедино: «Л», «Е», «Н», «А». Всё-таки мне не показалось спросонья. Чёрт, из-за возни с домашними делами (если их можно назвать таковыми) и письмом я давно выбросила из мыслей виновника всех моих невзгод.

Я устремляю глаза на заливистый синий блок сообщения. Вместо ожидаемого текста я увидела фотографию. Фотографию с её изображением. Хитрый взгляд знакомой навёл меня на воспоминания о злосчастном дне поцелуя в ванной. И сейчас у меня сбилось дыхание от воспоминаний о её устремлённом взоре на вечеринке у Морриса. Это был взор хозяина на свою собственность. Сквозь её широкую улыбку высунут язык, на кончике которого поблескивали прозрачные слюнки. Сбоку от головы располагается стеллаж с газировкой, который установлен местном супермаркете. Присмотревшись, я понимаю, что это тот самый персиковый напиток. Провокационную подпись «Может, повторим?» дополняет красное сердечко.

Удивлена, что не розовое.

Меня пробивает в дрожь от омерзения.

«Я тебе ясно сказала, что по мальчикам! – начала строчить я, – Я отправила письмо Люку, можешь кончать шантажировать меня!»

Я поднимаю глаза выше, чтобы посмотреть на время. Минуты подходят к девяти. Что ж, похоже, сейчас не так уж и рано – пора подниматься.

Я отбросила телефон назад на тумбочку, не дожидаясь ответа. Почему-то мне кажется, что он и не последует. Лена лишь аккуратно (ни капли аккуратности) намекает на то, что время никак не остановится, и мне нужно действовать незамедлительно. Если я, конечно, не хочу, чтобы мама узнала о нашем поцелуе. Но я и без её картинок это прекрасно усекла!

Я распахнула окно, чтобы вдохнуть свежую порцию кислорода. Только я сделала это, как с занавески поколыхали в невесомости, а с тумбочки рядом слетели квадратные стикеры. Да уж, день будет ветреным и, возможно, дождливым: небо затянуто серыми тучами. Вот, почему в комнате так темно. Я распахнула окно пошире – какие вкусные потоки воздуха! Тут присутствуют и свежесть, и сладкий привкус влаги, а нежный аромат растущих под окном фиалок просто завораживает.

Телефон снова загудел.

Я машинально бросаю взгляд на светящийся в сумраке экран. Снова Лена, и снова какая-то картинка. Да когда же она оставит меня в покое? Глупый вопрос, на который я знаю ответ. Когда моя репутация будет разрушена. А произойдёт это совсем скоро, в этом я даже не сомневаюсь.

Только я забываю о проблемах, как они решают заявить о себе с новой, более мощной силой. Разочарованная я бросаюсь к шкафу, чтобы нарядиться, а потом и вовсе высовываюсь из комнаты, не имея ни малейшего желания на просмотр грязного сообщения.

В коридоре тишина – неудивительно. Подъём в детском доме прошёл больше часа назад, и все давно занимаются своими делами внизу. Я спускаюсь по парадной лестнице вниз, и с каждой ступенькой запах чёрного чая с лимоном и недавно приготовленного картофельного пюре усиливается. Живот начинает урчать предательски громко. Я вдруг осознаю, что вчера у меня не возникло и мысли про ужин, и я так и не вышла к ребятам вечером, как планировала. Хотя они и в курсе моего присутствия от разговоров бабули и Акерса, я считаю разумным хотя бы поздороваться.

– Доброго всем утра.

Я ляпаю три слова, как только появляюсь в дверном проёме и ещё не успеваю оглядеть всех. Внутри творится вполне ожидаемая картина: Луис крутит в руках какую-то чёрную футболку, Луиза играет с Зоей в ближнем углу комнаты, Джей-Джей как обычно подкатывает к Лин, а той нет до него абсолютно никакого дела. Всё, как обычно. От их вида у меня будто от души отлегло.

– Доброе утро!

Громоздкие ладони вмиг закрывают мои глаза, как в игре «Угадай, кто!».

– И тебе доброго утра, Билли.

Я ухватилась за его шершавые руки и медленно опустила с глаз, но он их, кажется, не планировал размыкать. Уже через секунду он положил мне руки на грудь, замкнув в замок.

– Акерс! – гневно прошептал я, отпрянув вперёд. Цепи, наконец, разомкнулись.

– Да чего ты так разнервничалась?

– Моя бабушка – заведующая. Я просто напоминаю.

Я почувствовала себя виноватой в том, что позволила ему дотронуться до себя. Остаётся надеяться, что никто посторонний не заметил этого.

– Да что ты говоришь, Кэт. А помнишь, чем мы занимались в алой комнате?

Наши разговоры почти всегда останавливались на этом. И правильно: он фактически шантажировал меня так же, как и Лена, ведь это играет ему на руку.

Я проскользнула в пустую столовую. Запах тут стоит неимоверный, поэтому аппетит разжёгся внутри меня пуще прежнего. Повариха Хью бегала за стойкой, стаскивая в раковину грязную после завтрака посуду.

– Доброе утро, Мисс Хью.

– Доброе утро, Кэтрин. – отозвался голос Люка.

Я подскочила от неожиданности и повернула голову в сторону. Он так тихо сидел за столом, мимо которого я только что прошла, что я умудрилась не заметить его. Хотя он такой маленький, как ёжик, либо сел на низкую скамью.

– Доброе утро. – сухо бросила я.

И он снова уткнулся носом в распахнутую книгу. Я пригляделась. Это же Николас Спаркс! Обожаю истории Николаса Спаркса. Жаль, он наклонил книгу, и я уже не могу разобрать названия на обложке.