Текст книги "Интеллигенция поет «блатные» песни"

Глава V
Булат Окуджава – скромный рыцарь десятой музы

«Госпожа удача»

Нестареющий жанровый шлягер «Ваше благородие, госпожа Удача» был написан Окуджавой на музыку Исаака Шварца для «истерна» Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни» (1970). Исполнитель песни Павел Луспекаев до выхода картины на экран не дожил: он и снимался уже будучи тяжелобольным – незадолго до старта съемочного процесса артисту ампутировали ступни обеих ног. Невзирая на страшные боли, Луспекаев практически не прибегал к помощи дублера. Накануне записи песни Павел Борисович вместе с друзьями слегка перебрал в ресторане и посадил голос.

Выдающийся русский актер Павел Луспекаев (1927–1970) в роли таможенника Павла Верещагина (слева). Мало кто знает, что у его героя был реальный прототип…

– …это бывший штабс-ротмистр, а позднее советский офицер-пограничник Михаил Дмитриевич Поспелов (1884–1962), которого контрабандисты прозвали «Красным шайтаном». В годы безвластия в Средней Азии он укрепил периметр отрядной заставы, разбил на территории фруктовый сад и вырыл прудик, только не с осетрами, а с карпами. Как и Верещагин, Поспелов превратил свой дом в маленькую крепость, вооружившись пулеметом, гранатами и даже «бомбометом», обучив и жену Софью управляться со всем этим «хозяйством». Не в силах прекратить бесчинства интервентов и басмачей, бывалый командир, как и его кинообраз, глушил тоску проверенным русским средством – самогоном.

По материалам сайта www.super-orujie.ru

Расстроенный, он отправился на студию и встретил по дороге Кахи Кавсадзе (Абдуллу).

– Кахи, какой я дурак! – прохрипел он. – Что теперь будет?!

Кавсадзе успокоил:

– А что, Паша, по-твоему, Верещагин должен петь бельканто?!

Однажды композитора Шварца спросили: «Как вы считаете, если бы “Госпожу удачу” спел не таможенник Верещагин, а кто-то еще, у песни была бы другая судьба?»

На что Исаак Иосифович ответил: «Я уверен, что, появись эта песня сама по себе, она никогда бы не имела столько почитателей. Во-первых, это были замечательные стихи Булата Окуджавы. А потом, когда я сочинял эту мелодию, я все время думал об актере, который эту песню должен был исполнять. Это должна была быть песня одинокого человека, и предназначалась она для Паши Луспекаева. Я прекрасно знал этого прямодушного человека и высоко ценил его талант. <…> Он ведь и в жизни был очень похож на своего героя. <…> Луспекаеву не составило труда песню не просто спеть, а прекрасно сыграть ее в образе своего героя. Музыкальную тему этой песни я стремился провести в фильме как элемент драматургии».

Булат Окуджава и композитор Исаак Шварц

Судьба шлягера оказалась на редкость счастливой. Но все могло обернуться совсем иначе. Дело в том, что как раз во время съемок на Старой площади стало известно, что во вражеском издательстве «Посев», созданном радикальной антисоветской организацией Народно-трудовой союз, вышли сразу два тома стихов и прозы Булата Окуджавы88
  Как-то поздновато всполошились в высоких кабинетах: первая книга Окуджавы «Будь здоров, школяр!» в «Посеве» вышла аж в 1964 году, затем были другие издания в 1968 и 1970 годах.


[Закрыть].

Причем все произведения были известны в СССР и ничего крамольного в них, по сути, не было. Самым антисоветским оказалось предисловие главного редактора журнала «Грани» Натальи Тарасовой: «Булат Окуджава – современный Баян», где, в частности, говорилось, что бард «насквозь антикоммунистичен».

Создали партийную комиссию. Окуджаве предлагали выступить с публичным осуждением своих западных издателей в печати, на что он ответил категорическим отказом. В результате летом 1972 года он был исключен из партии с формулировкой: «за антипартийное поведение, выразившееся в отказе осудить факт публикации некоторых его произведений в западной прессе».

Титульный лист первой книги Б. Окуджавы, изданной в издательстве «Посев» в 1964 году

Тем не менее 29 ноября того же года за подписью Булата Шалвовича на последней странице «Литературки» были опубликованы такие строки:

«В течение ряда лет некоторые печатные органы за рубежом делают попытки использовать мое имя в своих далеко не бескорыстных целях.

В связи с этим считаю необходимым сделать следующее заявление. Критика моих отдельных произведений, касающаяся их содержания или литературных качеств, никогда не давала реального повода считать меня политически скомпрометированным, и поэтому любые печатные поползновения истолковать мое творчество во враждебном для нас духе и приспособить мое имя к интересам, не имеющим ничего общего с литературными, считаю абсолютно несостоятельными и оставляю таковые целиком на совести их авторов».

По их тону и лаконичности видно, что из Окуджавы это письмо буквально вырвали силой.

Не раз сгущались тучи и над самим фильмом: когда съемки подходили к концу, кому-то из чинуш взбрело в голову свернуть проект как не представляющий художественной ценности. Затем чуть было не поменяли режиссера. Да и в прокат выпускать сомнительный, с точки зрения идеологии, проект цензура не спешила. Вмешался случай.

Известно, что генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев очень любил кино. Особенно американские вестерны. Но однажды никаких свежих картин под рукой не оказалось, и тогда решили отправить на дачу генсека в Завидово наш советский «истерн» «Белое солнце пустыни», где вместо шерифов были красноармейцы, а вместо ковбоев – среднеазиатские басмачи, и стали с волнением ждать, чем закончится авантюра.

На следующий день в кабинете председателя Госкомитета по кинематографии Алексея Романова раздался звонок. Восторгу Брежнева не было предела. Особенно ему пришлись по душе сцена драки на баркасе и песня таможенника Верещагина о «госпоже Удаче». Хотя, конечно, несколько озадачило, что удача – «госпожа», а не товарищ. Но разнос по этому поводу он устраивать не стал.

Образ Верещагина, воплощенный Павлом Луспекаевым, стал символом таможенника. В Москве, Кургане и Луганске у зданий Таможенной службы установлены памятники этому киногерою.

«Верещагин, не заводи баркас!»

«Госпожа Удача» была не раз перепета как нашими шансонье, так и эмигрантами – Михаилом Гулько, Александром Меньшиковым. Более того, с ней произошел беспрецедентный в истории российской музыки случай: композиция сама удостоилась музыкального посвящения.

В 1990 году автор-исполнитель Алексей Ширяев записал трибьют, где были такие слова:

 
Как ночь, так мне – пустыня!
Куда ни глянь – пески!
И грусть волной нахлынет,
И жутко от тоски…
 
 
Но я иду… И вскоре
Утихнет боль в виске.
Я вижу берег моря
И домик на песке.
 
 
А в доме том хозяин
Поет все вновь и вновь.
И наизусть я знаю
Ту песню про любовь.
 
 
Но сон мой беспощаден!
Опять, в который раз,
Кричу я: «Верещагин!
Не заводи баркас!..»
 

Алексей Ширяев – актер и музыкант. Родился в Москве, учился в Инязе и ГИТИСе. В 1989–1990 гг. записал на студии группы «Дюна» два авторских магнитоальбома. Вел программу «Кафе-шантан» на волнах «Радио Россия». Последние годы живет в Испании, музыкой занимается в качестве хобби

Алексей Ширяев с женой Натальей в Загорске, 1989

Поклонники жанровой песни со стажем хорошо знают это имя.

На рубеже восьмидесятых – девяностых годов Алексей Ширяев записал несколько магнитоальбомов, которые пользовались большой популярностью. Были и концерты с группой «Малина», и музыкальные клипы, и эфиры на центральном ТВ… А потом закрутил жизненный водоворот и выплеснул уже далеко от России, в Испании.

Благодаря Интернету мне удалось разыскать артиста и услышать историю создания песни из первых уст.

«Фильм “Белое солнце пустыни” полюбился сразу, как только вышел на экраны.

Я учился тогда в пятом классе, и мы с Сергеем Коржуковым (будущим первым солистом группы “Лесоповал”) на переменах разыгрывали сцены из фильма.

Ну, например, как Абдулла, сняв чадру, убивает Петруху. Я играл Абдуллу.

Но даже подростком больше всего проникся к Верещагину.

Это сейчас понимаешь: русский офицер, патриот, уже в летах, посланный служить на границу-таможню, вынужден прозябать там, где когда-то был поставлен выполнять свой долг. И вот он окружает себя любимыми игрушками – гранатами, пулеметом… Что может быть естественнее для военного человека? Топит он свою тоску по утраченной Родине в вине, и только любимая песня ему отдушина.

Неожиданно судьба посылает ему молодого парня – Петруху, которого сразу он по-отечески полюбил. У самого детей нет – был сын, умер. Вот так, рядом с одной только женой, без мужской дружбы (с Абдуллой дружбы быть не может, а игра в дружбу ему не нужна), знакомится он с Суховым и порывается идти с ним, снова стать прежним самим собой – сражаться “за державу”.

И когда он узнает, что Абдулла, с которым у него “мир”, который всегда был и будет чужим, отнял у него Петруху, то он уже не в силах себе противостоять, и уже не нужны ему ни “хороший дом”, ни жена. Выбор сделан: теперь он вместе с Суховым. Война объявлена. Верещагин захватил баркас с награбленным, и теперь надо только подойти поближе…

И вот тут и сам Сухов, и каждый зритель, затаив дыхание, молил только об одном, чтобы Верещагин не заводил мотор, а уж коли мотор заведется, то пусть не взорвется динамит! И все эти 42 секунды зритель ждал, не дыша.

Но Сухов все сделал грамотно и добросовестно – предназначенный бандитам динамит взорвался, уничтожив баркас. И погиб Верещагин…

Вот на таком осознании линии Верещагина зарождалась моя песня.

И посвятил я ее Луспекаеву, воплотившему образ русского офицера с высокой художественной правдой. Все знали, что снимался он уже тяжелобольным, с ампутированными стопами ног, и это только добавляло уважения и любви к этому человеку.

…Песню исполнял на концертах под гитару, а потом записал ее на домашней студии в аранжировке. В ту пору я сотрудничал с Игорем Васильковым на “Радио России”: делал социальные репортажи и вел авторскую программу “Кафе-шантан”. Он услышал песню и говорит: “А что? Надо сделать цикл передач “Наше старое кино”, рассказывающих о старых добрых фильмах, приглашать их создателей, и чтобы обязательно музыка была…”

Взялся за первую такую программу Дмитрий Копылов из нашей команды.

В пилотном выпуске Дима сказал, что старое кино настолько любимо в народе, что у некоторых картин даже появляются свои фан-клубы. Вот, например, есть такой клуб поклонников фильма “Белое солнце пустыни”, председатель которого Алексей Ширяев написал песню, и называется она “Верещагин! Не заводи баркас!”

Ну и ставит мою запись в эфир. После этой программы звонит мне домой Игорь Васильков и говорит: “Нам на радио звонил Владимир Мотыль99
  Мотыль Владимир Яковлевич (1927–2010) – режиссер-постановщик «Белого солнца пустыни». Интересно, что первоначально фильм должен был снимать Андрей Тарковский, а сценарий писать Андрей Михалков-Кончаловский.


[Закрыть], оставил свой телефон и просил тебя позвонить…”

Я, конечно, заволновался. Мотыль просит позвонить! Набрался духу, набрал номер. Ответил мужской голос, я понял, что это он, но по регламенту представился, испросил позволения поговорить с Владимиром Яковлевичем.

Он сразу со мной поздоровался, сказал, что это он и что жена его Людмила слушала радио и узнала о клубе “Белое солнце пустыни”. И вот он хотел бы встретиться и узнать об этом поподробнее, и если я не против, то он приглашает меня к себе домой на Мосфильмовскую. И кассету с “Верещагиным” попросил привезти.

Если приглашает режиссер “Белого солнца”, понятно, надо идти. Смотрев этот фильм, конечно же, я и подумать не мог, что когда-нибудь встречусь с его создателем. Но как быть с клубом “Белое солнце пустыни”?

Владимир Мотыль и Анатолий Кузнецов на съемках.

Вскоре после выхода «Белого солнца пустыни» просмотр фильма перед стартом стал традицией советских космонавтов. В. Мотыль вспоминал о связанной с этим фактом байке: «В 1985 году космонавты Джанибеков и Савиных реанимировали обесточенную орбитальную станцию “Салют-7”. Было нарушено энергоснабжение станции, она не выходила на связь. …Пристыковались, взялись за дело. Ремонт происходил так: вынимался какой-то блок, проверялся тестером, нормальные возвращались на место, неисправные заменялись. И вот после замены очередного блока Джанибеков отчетливо услышал за спиной спокойный голос: “Здорово, отцы!” Первая мысль у него была: “Все, песец, прощай, космонавтика – у меня поехала крыша’’. Потом заметил, что и у Савиных побелел нос. Это несколько успокоило – сразу у двоих крыши поехать не могли. Ме-едленно обернулись (ну, кто там еще мог находиться-то, кроме них?!) и начали истерично ржать. Предыдущий экипаж оставил в видеомагнитофоне кассету с “Белым солнцем пустыни”. Пока станция была обесточена, видик спал, а как запитался – так и проснулся. Как раз на том самом месте, когда красноармеец Сухов подходит к аксакалам. В ЦУПе началась тихая паника, когда там заслышали истеричный хохот космонавтов, а те еще долго не могли внятно доложить обстановку».

Дима-то Копылов это экспромтом выдал, в журналистском кураже!

А мне надо было срочно что-то придумывать – Мотыль ведь будет про клуб расспрашивать. Перезвонил всем своим друзьям, знакомым и родственникам… Все согласились стать членами клуба. Понятно, что членских взносов не предполагалось – основой тому была любовь к фильму.

Правда, все меня спрашивали: где, когда и что делать будем?

Ответы на эти вопросы и программу клуба я и сам не знал. Вот так и поехал к Мотылю. Нашел быстро – многоподъездный дом в форме круга был мне известен.

Дверь открыл сам Владимир Яковлевич, провел в гостиную.

Обстановка была мне уже типично знакома. Я работал в трех театрах столицы, поучился в ГИТИСе, был до этого женат на актрисе, бывал в гостях у людей, профессионально связанных с театром и кино.

Много фотографий по стенам, в том числе и с натуры съемок “Белого солнца”, рабочие моменты с Кузнецовым, Луспекаевым, Кавсадзе.

С Олегом Далем из “Жени, Женечки…”. На стенах красуется холодное оружие – шашка, мачете. Ковбойская шляпа-стетсон и пара кольтов, обращенных дулами друг к другу. Все это подаренные сувениры, объяснил он.

Конечно, очень много книг, папок с файлами, много бумаг на письменном столе, из-за чего комната в 20 метров кажется маленькой. Вышла супруга Владимира Яковлевича Людмила. Мы познакомились. Потом В. Я. пригласил на кухню. Предложил водочки. Выпили по рюмочке. Попросил рассказать про клуб.

В Останкине на съемках программы Игоря Василькова «Выбор 2000» Алексей Ширяев исполнил одну из своих «купеческих» песен

Ну, я рассказал, что членов пока немного, но многие хотят вступить, на радио пишут, а мы собираемся у меня на квартире, пока базируемся там.

Что делаем? Собираем реквизит и мебель, как в доме у Верещагина, вот с пулеметом, правда, пока напряженка, но ищем – копатели обещали помочь. “Четверть” уже достали и наполнили. И большая удача, если предлагают черную икру по сходной цене, – скидываемся, покупаем и за стол.

И ругаем мы эту икру, опять, мол, приходится есть ее, проклятую.

Мотыль улыбается: “В следующий раз меня пригласите”.

– Обязательно! Павлинов бы еще достать, но где держать?

…“Ваша песня, Алексей, понравилась Исааку Шварцу. Я ему показывал, – говорит В. Я. – Правда, он сказал, что, может быть, и не стоило менять тональность на повышение в конце песни”.

Я был польщен. Появилось ощущение причастности к этому высокому произведению и людям, его создавшим, – я о фильме “Белое солнце пустыни”.

Я попросил В. Я. от имени нашей радиоредакции приехать на эфир и рассказать об истории создания фильма и дальнейшей его судьбе.

Он согласился и приезжал. Была очень интересная передача, и у меня даже, возможно, осталась ее запись.

Потом, несколько лет спустя, В. Я., Бориса Бермана и меня пригласили поучаствовать в съемках телепередачи о фильме. Телеканал “К-2”, кажется.

Я спел там Верещагина под гитару. Кстати, как и Луспекаев, был не в голосе – простужен. Но песня в передаче была. А вот на концерте в ГЦКЗ “Россия” телевизионщики пригласили меня “поговорить” после съемок концерта.

Я поговорил, но платить не стал. И меня они вырезали. Там еще была Татьяна Догилева. Ей понравилась моя песня, и она тоже попросила ее записать. Ну вот. Наверное, это все. Такая история…»

«Чемоданчик» не находили?

В 1983 году лидером проката стал фильм Карена Шахназарова «Мы из джаза». Действие сопровождало много хороших песен, среди которых особенно запомнились две: «Прости-прощай, Одесса-мама» и «Чемоданчик».

В кадре их исполняет Александр Панкратов-Черный. И лишь недавно выяснилось, что на самом деле поет не он.

«Я очень долго искал подходящий под Сашин тембр голос, – рассказывает Карен Шахназаров. – Прослушав изрядное количество певцов, я понял: профессионал нам не нужен. Как-то в компании я услышал, как поет и играет наш оператор. Анатолию Кроллу предложил: “Давай запишем Володю Швецика”, он прослушал запись и одобрил».

В основе сценария лежит несколько реальных историй, которые рассказали сценаристу Александру Бородянскому старые эстрадники Александр Менакер и Мария Миронова – родители Андрея Миронова.

Прообразом главного героя – Кости Иванова (Игорь Скляр) – стал пионер российского джаза Александр Варламов.

Никто из артистов профессионально не владел инструментами, и всему квартету наняли репетиторов. Панкратова-Черного учил играть на банджо гитарист-виртуоз Алексей Кузнецов. Причем обучал очень жестко: за неправильные аккорды бил по пальцам деревянной палочкой. «Было больно, но эффективно». В итоге при просмотре фильма даже профессионалы не могли определить, где артисты играют сами, а где просто дергают за струны и нажимают нужные клавиши.

Кадр из фильма «Мы из джаза» (реж. К. Шахназаров, 1983). Степан и Жора поют на одесской улице песенку про «Чемоданчик»

Самой известной песней стал, без сомнений, «Чемоданчик». Причем изначально планировалась какая-то другая одесская вещица, но ее зарубила цензура. Сцену, где Степан и Жора поют «А ну-ка, убери свой чемоданчик…», снимали в Воронцовском переулке в Одессе (там же, кстати, ранее проходили съемки «Трех мушкетеров»). Было сделано несколько дублей, и Александр Панкратов-Черный всякий раз методично обходил прохожих со шляпой, приговаривая: «Граждане одесситы, многоуважаемая публика! Ссудите, кто сколько может, скромным труженикам массовой культуры». Когда режиссер выкрикнул: «Снято!», артист решил посчитать, сколько же ему удалось собрать. Оказалось негусто: 27 копеек. Увидев это, проходившая мимо колоритная одесситка завопила на всю улицу: «Товарищи одесситы, не будьте же кацапами, дайте человеку три рубля!»

Актеры гордо отказались, но втайне жалели: на эти деньги можно было хорошо покушать в ресторане.

Но кто же написал замечательные хиты?

Относительно песни «Прости-прощай, Одесса-мама» сомнений нет: Леонид Осипович Утесов.

А как быть с «Чемоданчиком»? Еще до выхода фильма этот шедевр был известен по исполнению Виталия Крестовского. Он записал его в 1978 году вместе с ансамблем «Крестные отцы». Признаться, долгие годы я и сам, как говорится, держал ее за народную. Пока случайно не раскрыл книгу Марата Гизатулина «Его университеты» и не прочитал: «Булат Окуджава часто бывал несправедлив к своим песням. Именно поэтому, возможно, многие прекрасные песни <…> мы уже никогда не узнаем <…> только потому, что он не хотел вспоминать какие-то свои ранние песни, считая их слабыми или несерьезными. Люди же, которые их слышали тогда, даже если они сейчас и живы, не помнят этих песен, часто просто потому, что Окуджава пел их, не указывая на то, что автором их был он, а бытовых магнитофонов тогда еще не было. <…> Вот, например история, записанная недавно со слов Евгении Васильевны Кобликовой, вдовы калужского писателя Владимира Кобликова, с которым Булат был очень дружен.

…В 1954 году, когда Булат работал в калужской газете “Молодой ленинец”, он как-то в гостях у Кобликовых пел под фортепиано разные песни и в их числе исполнил уже тогда широко известную песню про чемоданчик:

 
На полочке стоял чемоданчик!..
 

Кобликовы понятия не имели о том, что их друг баловался сочинением песен, и когда они вдруг услышали, как он после исполнения этой песни как бы невзначай сказал: “Между прочим, эту песню сочинил я еще в студенческие годы”, они были поражены”…» [8]

Лет десять назад исполнитель роли Жоры Николай Аверюшкин выпустил сольный альбом «Не только “Мы из джаза”», где спел полный вариант «Чемоданчика».

Авторство песен – вещь действительно тонкая. Порой установить имена подлинных создателей того или иного произведения очень и очень сложно. Происходит это по разным причинам. Иногда человек сам не хочет афишировать своего отношения к песне. К примеру, давно уже ходят упорные слухи, что мелодию «Мурки» сочинил «король танго» Оскар Строк. Но ввиду того, что прожить большую часть жизни маэстро выпало при советской власти, добрых полтора десятка лет из которых пришлись на период сталинского правления, то по вполне понятным причинам он не обивал пороги авторского общества с партитурой блатного хита.

Случается, песни просто нагло и открыто похищают. В новейшей истории примеров таких достаточно. И не поможет тут честному творцу ни регистрация прав, ни общественное мнение. Как говорили древние: O tempora! O mores!

Особенно часто жертвами таких songnappers становятся неофициальные, еще недавно запрещенные или, скажем так, не рекомендованные к исполнению с большой сцены песни. Вот несколько иллюстраций.