Текст книги "Интеллигенция поет «блатные» песни"
Автор книги: Максим Кравчинский
Жанр: Музыка и балет, Искусство
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Максим Эдуардович Кравчинский
Интеллигенция поет «блатные» песни
«Интеллигенция поет блатные песни.
Поет она не песни Красной Пресни.
Дает под водку и сухие вина
Про ту же Мурку и про Енту и раввина.
Поют под шашлыки и под сосиски,
Поют врачи, артисты и артистки.
Поют в Пахре писатели на даче,
Поют геологи и атомщики даже.
Поют, как будто общий уговор у них
Или как будто все из уголовников…»
Евгений Евтушенко
«Интерес к блатной песне обусловлен несомненно также советским кино (уже от первого звукового фильма “Путевка в жизнь” до некоторых ролей на экране Владимира Высоцкого)…»
Стефано Гордзонио, профессор Пизанского университета
Маме и жене.
С любовью и благодарностью
Предисловие
Советским кинематографом было создано огромное количество фильмов.
Согласно данным статистики, счет идет на десятки тысяч. Были периоды, когда снимали мало. Например, в тридцатые годы, стоило товарищу Сталину выдвинуть тезис: «Лучше меньше, да лучше», как кривая показателей киноиндустрии резко устремилась вниз. Немного картин, по понятным причинам, производилось и в годы Великой Отечественной. Дальше, «когда жить стало лучше и веселее», а особенно после смерти главного усатого «весельчака», дело пошло бодрее. Конец пятидесятых, шестидесятые – семидесятые годы – время рассвета нашего кино. Не будет преувеличением сказать, что значительное число картин помимо интересных сценариев, талантливой режиссуры, блестящей игры актеров обязано своим успехом звучавшим там песням. Многие популярные, как сказали бы теперь, «саундтреки» сразу же после проката на широком экране отправлялись в свободное плавание. На последней странице «Советского экрана» была рубрика, кажется, так и называвшаяся – «Песни кино». Школьницы и студентки красивым почерком переписывали оттуда в тетрадки слова, аккуратно наклеивая рядом фото любимого актера; солдаты, геологи и моряки подбирали аккорды на слух, а самодеятельные ВИА без устали лабали их на танцплощадках. Киношлягеры исполнялись в правительственных концертах и записывались на пластинки эстрадными звездами. Многие из них, благополучно пережив смену эпох, до сих пор помогают нам «строить и жить».
Музыка, а в особенности песня, является одним из сильнейших средств выражения специфического колорита, эмоциональной атмосферы фильма.
Как справедливо заметила Зофья Лисса11
Лисса З. «Эстетика киномузыки». Здесь и далее см. Библиографию.
[Закрыть]: «Использование песни – это самый старый, самый простой и реалистический метод введения музыки в кинофильм…» [1]
В одном и том же фильме могут удачно сочетаться мелодии самого разнообразного жанра и характера. Рядом с веселой песенкой мы можем услышать лирический романс, а вслед за тем – разухабистые частушки. И все это будет естественно и органично. Это объясняется тем, что сама музыка в кино не только средство, элемент искусства, которым оперируют авторы, но и часть жизни, кусочек «быта» действующих лиц. Выражая основные моменты содержания, характеризуя взаимоотношения героев, передавая атмосферу события и колорит эпохи, песня неизменно тесно связана с сюжетом и обязательно «работает» на него; она может целенаправленно вызывать зрительские ассоциации, выражать авторскую позицию к происходящему и «дорисовать» то, что невозможно выразить иными средствами. Поэтому наряду с «правильными» очень часто с советского экрана звучали песни «вредные», если не сказать «антисоветские», пусть не в прямом смысле, но, несомненно, являвшиеся таковыми по духу. Я имею в виду прежде всего лагерные песни, эмигрантскую лирику, воровские баллады, дворовые шлягеры, одесские и нэпманские напевы, белогвардейские романсы, сатирические куплеты – все то, что в советское время и объединялось общим названием «блатная песня».
И, как ни странно (хотя чего уж здесь странного), подобные жанровые образцы частенько становились не менее любимы народом, чем прошедшие все худсоветы официальные хиты.
На протяжении шестидесяти лет, с момента выхода в прокат первого отечественного звукового фильма «Путевка в жизнь» до распада СССР в 1991 году, мы наблюдали невероятный парадокс: запрещенные к исполнению с эстрады «несоветские» песни вольготно чувствовали себя на советском экране.
Более того, за их сочинение маститые композиторы и поэты получали зарплаты и премии, а артисты – звания заслуженных и даже народных. Конечно, звучали эти музыкальные штучки лишь в качестве иллюстрации отрицательных персонажей: хулиганов, преступников, белогвардейцев, «алкоголиков и тунеядцев». Но кто потом вспоминал тех персонажей? А вот песни продолжали жить. Их так же кропотливо заносили в альбомчики романтичные барышни, голосили во дворах под гитару ребята и включали в свой репертуар подпольные барды вроде Аркадия Северного, Саши Комара или Кости Беляева. Да что там! Эти песни даже попадали на пластинки! Только не советских артистов, а эмигрантов.
Наряду с официальным искусством они активно влияли на формирование общего культурного кода. А музыкальное подполье – андеграунд – год от года все успешнее соперничало с официозом, порой заменяя его.
Данное исследование не претендует отразить явление во всей полноте. Как упоминалось выше, речь идет о тысячах картин. Только за 1990–1991 годы в прокат вышло более пятисот кинолент. Редкая обошлась без использования жанровых песен. Не думаю, что существует человек, который посмотрел хотя бы половину этой огромной массы. Но есть произведения всеми любимые и известные. Они и составили фундамент данного исследования. На основе песен примерно из 300 кинолент мы постараемся проследить, как, когда и почему «блатные» песни оказывались в советском кино, кто и при каких обстоятельствах их сочинял, исполнял, записывал…
Предвидя вопросы некоторых читателей, сразу оговорюсь, что фильмы, где звучат песни Высоцкого, на этих страницах практически не упоминаются. Сделано это сознательно, так как летом 2016 года в серии «Русские шансонье» вышла книга Марка Цыбульского «Владимир Высоцкий и его “кино”».
По традиции, к изданию прилагается компакт-диск с четырьмя десятками произведений. Некоторые из них являются оригинальными саундтреками, другие записаны позднее самодеятельными и профессиональными певцами.
При отборе я старался использовать наиболее, на мой взгляд, артистичное исполнение, близкое по звучанию к их киношным «прототипам». Вошли на пластинку и жанровые композиции, не имеющие прямого отношения к конкретному фильму, но спетые в 1960–1980-е годы известными актерами.
А также еще несколько вещей, кинопеснями не являющихся, однако напрямую связанных с кино. На все возникшие в этой связи вопросы вы найдете ответы в тексте книги.
В заключение хотелось бы выразить слова благодарности моим друзьям и коллегам за помощь в работе над книгой. Прежде всего писателю и коллекционеру Андрею Передрию (Краснодар), коллекционеру и журналисту Юрию Гуназину (Москва), неизвестному мне создателю серии интернет-сборников «Актерский блатняк» (напишите, и я подарю вам эту книгу), моим дорогим друзьям Евгению Гиршеву, Александру Цаплину, Игорю Шушарину и Павлу Столбову (все – Санкт-Петербург), коллекционерам Николаю Марковичу и Олегу Смирнову (Москва), Григорию Дегтяреву (Екатеринбург), барду Виктору Леонидову (Москва), художнику и культуртрегеру Николаю Решетняку (Виндхэм), биографу Леонида Утесова писателю Эдуарду Амчиславскому (Нью-Йорк), коллекционеру Андрею Зеленеву (Хьюстон), Григорию и Ольге Антимоний (RTVI, Канада), моим друзьям из Торонто Марине и Драгану Стефанович, в чьем гостеприимном доме была написана эта книга, а также команде издательства ДЕКОМ и лично главному редактору Якову Иосифовичу Гройсману за многолетнее плодотворное сотрудничество.
Свои отзывы присылайте на электронный адрес, который вы найдете в разделе «Контакты» на сайте: www.kravchinsky.com
А теперь давайте поторопимся, в зале уже гасят свет, наш киносеанс начинается.
Максим Кравчинский
Глава I
Роман длиною в век
«Камера! Мотор!»22
Обычная команда на съемочной площадке звучит так: «Мотор! Камера!» Первая отдается звукорежиссеру, вторая – оператору. Но так как мы начинаем разговор со времен немого кино, то команды поменялись местами.
[Закрыть]
Весной 1894 года братья Голланд в Нью-Йорке презентовали устройство под названием «кинетоскоп». Зрители приникали к маленькому окуляру и видели – о чудо! – движущееся изображение. Два года спустя в парижском «Гранд-кафе» на бульваре Капуцинок33
Часто эту историческую улицу ошибочно именуют «Бульваром Капуцинов». На самом деле свое название бульвар ведет от стоявшего тут некогда женского монастыря капуцинок.
[Закрыть] Луи и Огюст Люмьер представили усовершенствованную версию кинетоскопа – «синематограф». Так 28 декабря 1895 года стало днем рождения кино.
Братья Луи и Огюст Люмьер
С первых же коммерческих сеансов стало понятно, что просто смотреть на экран зрителям скучновато. Для полноты восприятия недоставало чего-то важного.
И тут на помощь Великому немому пришла Музыка. Вспыхнул бурный роман двух видов искусства, который не прерывается вот уже более ста лет.
В дорогих «синема́» показ картин сопровождался игрой больших оркестров, в заведениях попроще были рады незамысловатой игре тапера, а когда маэстро бывал не в форме, перед экраном просто заводили граммофон. Между прочим, возможностью снимать движущиеся картинки и консервировать звук человечество овладело практически одновременно: граммофон был запатентован инженером Эмилем Берлинером в 1887 году. Но это так, к слову.
Реклама синематографа из петербургской прессы (1896)
И пусть Великий немой еще не заговорил, но благодаря льющимся в зал мелодиям происходящее на экране наполнилось эмоцией и смыслом. В какой-то степени музыкальное сопровождение заменило отсутствующие на экране диалоги героев.
Считается, что первым мелодию для фильма сочинил знаменитый французский композитор Камиль Сен-Санс. В 1908 году он специально для премьеры остросюжетной драмы из средневековой жизни «Убийство герцога Гиза» написал сюиту в пяти частях.
В 1915 году кинорежиссер Жак де Барончелли опубликовал брошюру «Пантомима, музыка, кинематограф», в которой не только подчеркнул важную роль музыки в кино «как специфического завершения эмоциональной атмосферы», но и прозорливо утверждал, что «кино достигнет полного расцвета только благодаря музыке».
Но пока до изобретения звукового кинематографа было далеко, и режиссеры искали иные способы сделать свои творения ярче, интереснее, успешнее.
«…Все плакали»
Не знаю точно, в чью светлую голову впервые пришла эта идея, но в изобретательности ему или ей точно не откажешь. Первый же отечественный художественный фильм «Стенька Разин и княжна» («Понизовая вольница»), снятый в 1908 году режиссером Владимиром Ромашковым, основывался на сюжете известной песни Дмитрия Садовникова «Из-за острова на стрежень».
«Показ фильма сопровождался мощным исполнением популярной народной песни “Стенька Разин”, которую пел большой синодальный хор в сопровождении специально написанной для этого случая музыки композитора Михаила Михайловича Ипполитова-Иванова, который сам дирижировал и хором, и оркестром во время этого запомнившегося мне киносеанса в Манеже, когда впервые в Москве, да, вероятно, и в России, кинокартину смогли одновременно смотреть несколько сот человек. Успех был потрясающим. Вероятно, именно поэтому память об этом фильме, воздействие которого на зрителей было чрезвычайно усилено пением большого хора с музыкой, и сохранилось у меня на всю жизнь», – вспоминал кинооператор Николай Анощенко [2].
Афиша фильма «Стенька Разин и княжна». 1908
И хотя в дальнейшем фильм демонстрировался без исполнения песни, задумку современники оценили и тут же взяли на вооружение.
В 1915 году режиссер Чеслав Сабинский выпустил драму «Пила вино и хохотала»44
Этот популярный «жестокий романс» был вольным переводом стихотворения Г. Гейне.
[Закрыть], созданную по мотивам одноименной криминальной «новеллы» из репертуара Шаляпина.
Год спустя в прокат выходит картина Евгения Бауэра «Ямщик, не гони лошадей», ставшая своеобразной экранизацией популярного романса композитора Якова Фельдмана и поэта Николая фон Риттера.
В 1918-м Вячеслав Висковский снимает драму с Верой Холодной «Последнее танго», основанную на песне из репертуара Изы Кремер.
Одна за другой выходят все новые и новые «фильмы», снятые по мотивам популярных шлягеров: «Ухарь-купец», «По старой калужской дороге», «Песнь каторжанина» (на композицию «Бывали дни веселые, гулял я молодец…»), «По диким степям Забайкалья». Последний, согласно воспоминаниям писателя Николая Носова, демонстрировался в Киеве в сопровождении «Квартета каторжан»: «Содержание <…> песен производило такое эмоциональное воздействие на публику, что все плакали» [3].
Вера Холодная в фильме «Последнее танго». 1918
Этот, как сказали бы сегодня, тренд сохранился и после революции.
В 1925–1926 гг. режиссеры Михаил Доллер и Леонид Оболенский представили два проекта, в основу сценариев которых легли хиты – «Кирпичики» и «Яблочко».
Великий немой заговорил
Практически с момента появления «синематографа» инженеры всего мира бились над возможностью синхронизировать звук с изображением.
Их усилия не пропали даром.
Советский изобретатель Павел Тагер делает доклад о разработанной им системе звука для кино. 1926
Премьера фильма «Певец джаза» в Нью-Йорке. 1927
Первый звуковой фильм – «Певец джаза» – был продемонстрирован в США осенью 1927 года. Успех картины был по тем временам невероятный. Она собрала в прокате без малого четыре миллиона долларов, в десять раз перекрыв затраты на производство.
В Советском Союзе хорошо помнили фразу Ленина о «важнейшем из искусств» и осознавали, сколь мощным пропагандистским потенциалом обладает кинематограф. Работы по созданию звуковых фильмов велись советскими учеными с 1926 года. Наиболее впечатляющие результаты были достигнуты инженерами Вадимом Охотниковым, Павлом Тагером и Александром Шориным. Изобретения каждого из них нашли свое применение в кино, но первый советский художественный фильм «Путевка в жизнь» был записан по системе Тагера «Тагефон».
Как ни странно, но далеко не все оказались ему благодарны. Некоторые звезды не смогли вписаться в современную реальность и потеряли работу. В своих неудачах они винили прежде всего человека, заставившего Великого немого заговорить. Зато те, кто нашел себя в новых условиях, с радостью пожинали плоды прогресса: крылатые фразы их киногероев передавались из уст в уста, а песни распевала вся страна.
Много лет спустя выдающийся композитор Исаак Дунаевский, написавший огромное количество песен, на вопрос об их роли в кино ответил: «…песня в фильме таит в себе, в своей музыкальной фактуре и в особенностях текста возможности внутренней драматургии, симфонического обогащения, разработки и вариантности».
Тут, как говорится, не поспоришь, и фильм, о котором пойдет речь в следующей главе, лучшее тому подтверждение.
Глава II
«Путевка в жизнь»
Блатной дебют
Премьерный показ «Путевки в жизнь» состоялся 1 июня 1931 года.
Фильм был нашпигован песнями, как рождественский гусь яблоками.
Это обстоятельство не в последнюю очередь определило популярность новинки.
Первые титры к/ф «Путевка в жизнь»
Становилось очевидным, что из «попутчика» и «иллюстратора» музыка становится помощником, а порой и «активным элементом экранного действия, влияя на динамику, ритм, структуру экранного произведения» [4].
В 1932 году режиссер Николай Экк был удостоен приза кинофестиваля в Венеции, а его детище показали более чем в 100 странах мира.
Сюжет был, как известно, незамысловат, но злободневен: коммунисты пытаются перевоспитать беспризорников, а уголовные элементы чинят им преграды.
В подробности вдаваться не будем. Так как нас интересуют прежде всего песни, сосредоточим внимание на них.
Характерно, что в «Путевке в жизнь» звучал подлинный блатной фольклор. Это в дальнейшем специально для фильмов профессионалы начнут сочинять удачные (а когда и не очень) стилизации. Но первый «блин» был испечен на чистейшем сливочном маслице и удался на славу.
С первых же минут за кадром хор беспризорников начинает задорно петь «Гоп со смыком». Режиссерский ход, стоить отметить, беспроигрышный. Эта воровская песня была хорошо известна еще до революции. А в 1928 году она вместе с другим блатным шлягером «С одесского кичмана» прозвучала в спектакле «Республика на колесах», поставленном Давидом Гутманом по пьесе Якова Мамонтова в Ленинградском Театре сатиры. Их исполнял молодой, но уже довольно заметный Леонид Утесов, игравший главаря банды.
Реклама спектакля «Республика на колесах» (1929).
Фото из архива Бориса и Эдуарда Амчиславских
В мемуарах он вспоминал: «…роль мне очень нравилась. Андрей Дудка… Бандит, карьерист, забулдыга и пьяница, покоритель женских сердец. Он мечтает быть главой государства. И организует его в одном из сел Украины. И сам себя выбирает президентом» [5].
Леонид Утесов в роли атамана Дудки (1929).
Фото из архива Бориса и Эдуарда Амчиславских
Авторитетный критик того времени Симон Дрейден обвинял артиста в создании «манифеста босяцко-хулиганской романтики» и вопрошал: «Чей социальный заказ выполняет Утесов?»
Зрители, однако, валом валили в театр. Спектакль играли по два-три раза в день на протяжении полутора лет. Эту постановку в какой-то степени можно считать прообразом оперетты Бориса Александрова55
Александров Борис Александрович (1905–1994) – композитор, дирижер, педагог. Сын автора советского и российского гимна А. В. Александрова.
[Закрыть] «Свадьба в Малиновке» (1936), где также нашел свое отражение эпизод попытки создания бандитскими элементами «самостийного государства».
Но вернемся к «Путевке в жизнь».
Наряду с марийским актером Йываном Кырлей, сыгравшим беспризорника Мустафу, зрителям особенно запомнился Михаил Жаров в роли Фомки Жигана. Именно его герой исполнил песни – «Голова ль ты моя удалая», «Два громилы», «Ты не стой на льду», – которые быстро обрели самостоятельную жизнь. Правда, как они звучали в оригинальном исполнении, неизвестно, потому что в 1957 фильм был переозвучен и вместо вокала М. И. Жарова мы теперь слышим голос его сына Евгения.
Михаил Жаров в роли Фомки Жигана
На долю «саундтреков» успех выпал едва ли не больший, чем на сам фильм, что впоследствии дало повод критикам упрекать режиссера Экка в «смаковании уголовщины» и «любовании преступным миром».
Первой песней, с которой Жиган появляется в кадре, стала старинная баллада «Голова ль ты моя удалая». Аккомпанируя на расстроенной гитаре и попыхивая папироской, Фомка напевает (последний куплет в фильме не звучит):
Голова ль ты моя удалая,
Долго ль буду тебя я носить?
А судьба ты моя роковая,
Долго ль буду с тобою я жить?
Для чего я на свете родился,
Для чего родила меня мать?
Для того ль, чтоб спознаться с тюрьмою
И тюремную жизнь испытать?..
Я умру на тюремной постельке,
Похоронят меня кое-как,
И по смерти моей одинокой
Не поплачет родимая мать.
Порой эту лирическую композицию приписывают Есенину, который, действительно, элегантно вплел в стихотворение «Вечер черные брови насупил» строчку из нее. Но оригинал явно не принадлежит перу Сергея Александровича. Известный исследователь тюремного арго Александр Сидоров сообщает на форуме сайта www.stihi.ru следующее: «…начальный текст разместил ссыльный этнограф и фольклорист Викторин Севастьянович Арефьев в подборке “Несколько тюремных и переселенческих песен” на страницах красноярской <…> газеты “Енисей” (позднее – “Сибирский край”). <…> “Голова” напечатана в № 89 от 31 июля».
Имя автора сегодня остается неизвестным, а вариантов популярной композиции можно отыскать десятки.
Вслед за минорным мотивом Жиган ударяет по струнам и залихватски выводит слова фольклорной песни:
Ты не стой на льду,
Лед провалится,
Эх, не люби вора,
Вор завалится…
Нашлось в сценарии место и озорным частушкам. Их исполняла будущая звезда советского кино Рина Зеленая, для которой «Путевка в жизнь» стала кинодебютом:
На столе стоят чернила,
А в чернилах два пера,
Прощай, мама, прощай, папа,
Я уехал на Кавказ!
Артист в «угаре»
Один из центральных эпизодов – гулянка на воровской малине, где братва упрашивает Жигана спеть про «Гаврилу».
Годы спустя Жаров писал в книге воспоминаний: «…пьяная вечеринка, устроенная для сманивания ребят из колонии, должна быть и отвратительной по разнузданности, и манящей по веселью и задору.
Жиган поет, <…> лихо перебирая на гитаре. Пьяные голоса девиц и визгливо играющая гармошка в руках Маруси создавали возбужденную атмосферу.
Я был целиком во власти сцены, глаза пьяно блестели, руки мяли плечи подруги, песня звучала озорно.
Снимали монтажные планы и куски, приходилось все время возвращать себя в “угарное” самочувствие. Всеволод Пудовкин стоял в группе режиссеров, и я заметил, что он усиленно смотрит на меня, не отрывая глаз. В перерыве он подошел ко мне и, разговаривая, стал незаметно обнюхивать.
– Ты что меня нюхаешь? Я не…
– Понимаешь, меня уверяют, что ты действительно пьян… Экк тебя подпаивает… Какая чушь… от тебя и не пахнет… Значит, ты… ловко возбуждаешься… Молодец! Пойдем, подыши на них, а то не верят! Всех обманул!» [6]
Песня «Гаврила» сегодня больше известна под названием «Два громилы».
Нас на свете два громилы.
Гоп-тири-тири-бумбия!
Один – я, другой – Гаврила.
Гоп-тири-тири-бумбия!..
«Прослушать мою первую песенку собралось в зале радио, на улице Горького, четыре человека: Нестеров – оператор, которого интересовало качество записанного им звука; Тагер – изобретатель звукового записывающего аппарата, его интересовало все; режиссер Экк <…>, и я – первый исполнитель блатных песен на экране.
<…> Погасили свет… Стало тихо. Полились звуки гитары, а затем раздался и мой “чарующий” голос: “Для чего я на свете родился…” Конечно, я не Шаляпин, да и не возлагал больших надежд на свое пение, но то, что я услышал, было выше всякой фантастики – с экрана раздавался глухой, как из бочки, звук, удивительно похожий на лай голодного пса. Но самое замечательное, что все хлопали меня по плечам, спине и в восторге кричали: ‘’Поразительно! Феноменально! Молодец!’’…»
М. И. Жаров, «Жизнь. Театр. Кино»
Звучит она в фильме практически полностью, за исключением куплетов про судью и прокурора:
Нам судья попался строгий, гоп-тири-тири-бумбия,
Мы ему с Гаврилой – в ноги, гоп-тири-тири-бумбия,
Нас подняли чин по чину, гоп-тири-тири-бумбия,
Дали в рыло, дали в спину, гоп-тири-тири-бумбия!
А налево – прокурор, гоп-тири-тири-бумбия,
Он на морду – чистый вор, гоп-тири-тири-бумбия,
Он ведет такую речь, гоп-тири-тири-бумбия,
«Лет на десять их упечь!», гоп-тири-тири-бумбия!
Иногда вместо припева «гоп-тири-тири-бумбия» встречаются другие: «драла-ху-драла-на», «гоп-дери-бери-бумбия» или «чум-чара». Последний известен как минимум с двадцатых годов. Строчку про «чум-чара» (иногда даже как название песни) можно встретить на страницах журналов эпохи НЭПа в качестве примера дурновкусия.
Года три назад мои друзья из издательства «Красный матрос» Михаил Сапего и Игорь Шушарин опубликовали сборник «В Петрограде я родился…» (песни воров, арестантов, громил, душегубов, бандитов из собрания Ореста Вениаминовича Цехновицера), куда вошли материалы, собранные ученым в период 1923–1926 гг. Есть там и пресловутая «Чум-чара» (привожу фрагмент):
Ты Самара качай воду
Хулиганам дай свободу
Чум-чара-чура-ра
Ку-ку-ага, ишь ты, ха-ха.
Жили были два громилы
Чум-чара-чура-ра
Один я другой Гаврила
Ку-ку-ага, ишь ты, ха-ха.
Прихожу я раз на бан
Чум-чара-чура-ра
Засадил там чемодан
Ку-ку-ага, ишь ты, ха-ха.
Раз зашли мы в ресторан
Чум-чара-чура-ра
Он за горло, я в карман
Ку-ку-ага, ишь ты, ха-ха…
Вариант с припевом «чум-чара» звучит и в другом фильме про беспризорников, «Флаги на башнях», снятом в 1958 году режиссером Абрамом Народицким по одноименной повести Макаренко. Юный уголовник Рыжиков, вспрыгивая на крышу поезда, напевает: «Чум-чара-чу-рара, / Вы туда, а я сюда…»
В повести Вениамина Каверина «Конец хазы» (1924) упоминается другое вступление: «Мы со Пскова два громилы». Есть мнение, что отправил неразлучных «дружков» во Псков… сам писатель, ведь родом классик советской литературы именно из этого города.
В 1970 году гротеск-пародию «Про двух громил» сочинил Владимир Высоцкий:
Как в селе Большие Вилы,
Где еще сгорел сарай,
Жили-были два громилы
Огромадной жуткой силы —
Братья Пров и Николай…
Своеобразным «парафразом» истории о похождениях Гаврилы и его «лепшего приятеля» можно также считать песню «Корешок мой Сенечка да я». Впервые она прозвучала в фильме Владимира Басова «Дорога к жизни» (1971), снятом по мотивам наделавшей много шуму повести Ахто Леви «Записки Серого Волка».
В титрах авторами указаны советские классики: композитор Вениамин Баснер и поэт Михаил Матусовский. Однако, когда несколько лет назад мне довелось общаться с наследниками композитора, они это произведение (как и вторую «блатную» песню из фильма «Ночь за стеной») в своих «талмудах» не обнаружили.
Лелька Мазуха (артистка М. Гонта) лихо подыгрывает Жигану
Итак, время и место действия – 1954 год, Таллин. Главный герой, уголовник Арно, рассказывает своей любимой женщине Мари историю своей жизни. Параллельно за кадром в исполнении актера Бориса Сичкина звучит песня:
Мы носили в очередь брюки и подштанники.
Все на свете семечки, друзья!
Были мы домушники, были мы карманники,
Корешок мой Сенечка и я.
Два бычка курили мы, сев в углу на корточки.
Всё на свете семечки, друзья!
В дом любой входили мы только через форточку —
Корешок мой Сенечка и я…
Не правда ли, определенное сходство с похождениями «двух громил» наблюдается?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?