Текст книги "Осень 1914 года. Схватка за Польшу"

План русских

В это же время, когда австро-германцы составляют активное наступательное планирование, русская Ставка, воодушевившись победой армий Юго-Западного фронта в Галиции и остановив немцев на Северо-Западном фронте, принимает план продолжения общего наступления. Как и в начале боевых действий, великий князь Николай Николаевич ставит приоритетной целью вторжение в Силезию и Познань, то есть предполагает перейти в наступление как раз от Варшавы. Парадоксально, но на этот раз достаточно хаотическая стратегия русской Ставки по счастливой случайности совпадает с районом будущего решительного наступления противника.

Для производства вторжения в германские пределы на Средней Висле образовывалась новая мощная группировка пока под, понятное дело, непосредственным руководством Верховного главнокомандующего. В эту группу армий должны были войти 4‐я армия А.Е. Эверта и 9‐я армия П.А. Лечицкого из состава Юго-Западного фронта, а также 2‐я армия С.М. Шейдемана из состава Северо-Западного фронта. По мере развития операции предполагалось привлечь в данную группировку и 5‐ю армию П.А. Плеве. Таким образом, наступать на Берлин должны были армии обоих фронтов.

Это подразумевало, что оба фронтовых командования так или иначе окажутся вынужденными постоянно вливать новые силы и средства в ударную группировку, буде она и перейдет под непосредственное руководство Верховного главнокомандующего. Так что именно здесь, на Восточном фронте, впервые появляется новая форма военного искусства – операция группы фронтов, пусть пока еще и в своем зачаточном состоянии планирования и нерешительного воплощения. С.Н. Михалев говорит: «Первая мировая война составила первый этап в развитии новой формы боевых действий – стратегической операции. К выполнению таких операций привлекались впервые возникшие стратегические структуры – фронты (группы армий), и возникают попытки сосредоточения усилий двух-трех таких объединений для достижения единой стратегической цели. Так зарождалась операция группы фронтов, полное оформление которой последовало спустя два десятилетия, во Второй мировой войне»[13]13
  Михалев С.Н. Военная стратегия: Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени. М., 2003. С. 795.


[Закрыть].

Как видно, в Ставке вполне логично рассудили, что остающихся наличных сил во фронтах вполне хватит, чтобы решить свои задачи. Юго-Западный фронт (три армии – 5, 3 и 8‐я) должен был продолжить давление на австрийцев (тем более что было решено образовать из резервных второочередных дивизий Блокадную армию для осады крепости Перемышль, дабы высвободить из-под нее полевые войска). Северо-Западный фронт, в свою очередь, должен был сковать противника, находящегося в Восточной Пруссии. Напомним, что даже и в случае перехода 2‐й армии под Варшаву у генерала Рузского все же оставалось две армии против двух с половиной корпусов у неприятеля в 8‐й германской армии генерала Шуберта. Как минимум – двукратное превосходство в силах, и притом что русские здесь пока еще оборонялись.

Ситуация стремительно менялась на глазах, так как стало ясно, что противник готовит контрнаступление. Русская Ставка к 14‐му сентября получила вполне определенные данные о сосредоточении немцев в Познани, а потому стало ясно, что большая часть германских сил и средств готовится к действиям на левом берегу Вислы. Следовательно, 1‐я и 10‐я армии Северо-Западного фронта имели против себя не более половины наличных сил немцев – не более четырех корпусов. Отсюда проистекал и приказ о переброске 2‐й армии к Варшаве: германцы вполне могли предупредить русских в наступлении (что и произошло на деле), а сдавать врагу без сопротивления столицу русской Польши великий князь Николай Николаевич, в отличие от генерала Н.В. Рузского, не собирался.

Как видим, русское командование также оценило важность западного берега Вислы для развертывания следующей наступательной операции, которую требовали от русской стороны англо-французские союзники, ведшие напряженную борьбу в Северной Франции и Бельгии. Тем не менее географический фактор представлял любую крупную операцию на левом берегу Вислы весьма рискованным делом. Сначала требовалось занять Восточную Пруссию и Галицию, чтобы прикрыть свои операционные линии Балтийским морем и Карпатскими горами. При этом, учитывая разницу в боевом отношении между немцами и их союзниками, выгоднее было бы наступать основной группировкой в Галиции, что вынуждало германцев либо маневрировать на Нарев и далее на Варшаву, либо немедленно поддержать австрийцев, чрезвычайно ослабляя при этом силы прикрытия в Восточной Пруссии.

Такую перегруппировку армий Юго-Западного фронта и предпринял начальник штаба фронта М.В. Алексеев, когда убедился, что преследование, предпринятое русскими по окончании победоносной Галицийской битвы, выдохлось. Согласно замыслу штаба Юго-Западного фронта, 4, 5 и 9‐я армии сосредоточивались на северном фасе фронта, против Кракова, пока 3‐я армия блокировала осажденную австрийскую крепость Перемышль, а 8‐я армия прикрыла южный фланг фронта напротив Карпат. Следовательно, фактически три армии могли приступить к сражениям на левом берегу Вислы. И само это сосредоточение произошло не потому, что так желала Ставка, шедшая на поводу у союзников, а потому, что его произвел лучший стратег России – М.В. Алексеев, отлично понимавший, что теперь основные усилия противоборствующих сторон Восточного фронта с неизбежностью сосредоточатся на левом берегу Вислы.

Итак, в Ставке не собирались отказываться от наступления в Познань и Силезию. Безусловно, «поход на Берлин» как идея, вынашиваемая стратегами Ставки с начала войны, был вполне возможен даже и без предварительного овладения Восточной Пруссией, со стороны которой наступающей вглубь Германии русской группировке всегда потенциально грозил фланговый удар. Такое наступление было возможно при одном условии: сообщения и операционные линии группы армий вторжения должны обеспечиваться со стороны Восточной Пруссии и Померании еще такой же группировкой, что предназначалась для движения на Берлин (а лучше – двумя, чтоб уж наверняка).

Но встает вопрос: где их было взять, эти войска?

К этому моменту численность армий Северо-Западного фронта в круглых цифрах исчислялась в 435 тыс. штыков и сабель, в том числе:

– 1‐я армия: 135 тыс.;

– 10‐я армия: 150 тыс.;

– 2‐я армия: 100 тыс.;

– Варшавский отряд: около 50 тыс.

Численность армий Юго-Западного фронта исчислялась в 665 тыс. штыков и сабель, в том числе:

– 9‐я армия: 180 тыс.;

– 4‐я армия: 100 тыс.;

– 5‐я армия: 125 тыс.;

– 3‐я армия: 120 тыс.;

– 8‐я армия: 140 тыс.

Некомплект войск расценивался в 320 тыс. чел. на Северо-Западном фронте и в 230 тыс. на Юго-Западном фронте. Это следствие громадных потерь в первых операциях (Восточно-Прусской, наступательной Галицийской битве), особенно – после поражения в Восточной Пруссии. Но вместе с этим Ставка имела существенные резервы: шесть резервных дивизий в 6‐й армии прикрытия на балтийском побережье, четыре второочередных дивизии в 7‐й армии прикрытия в районе Одессы; еще не подошедшие из глубины империи 2‐й Кавказский корпус, 1‐й и 2‐й Сибирские корпуса. В перспективе – отдельные 3, 6, 9, 10, 12, 13, 14‐я сибирские пехотные дивизии, из коих 9‐я и 10‐я еще даже не приступили к мобилизации.

Новое оперативное планирование, посвященное подготовке вторжения в пределы Германии в общем направлении на Берлин, стало предметом для обсуждения на совещаниях великого князя Николая Николаевича с главнокомандующими фронтами в Холме 8 и 12 сентября. Будучи уверено в перевесе сил над противником, Верховное командование сочло возможным предпринять наступление в Германию силами трех армий от линии Средней Вислы. Соответственно, как сказано выше, несколько изменялась группировка сил Юго-Западного фронта, так как было понятно, что одних только армий Северо-Западного фронта не хватит, чтобы наступать в Германию. Штабом Ставки предусматривалось сосредоточение основной массы сил и средств на левом берегу Вислы: 4, 5 и 9‐я армии Юго-Западного фронта перебрасывались с реки Сан к Ивангороду; 2‐я армия Северо-Западного фронта – к польской столице. Как говорит А.К. Коленковский, «основная оперативная цель русского плана заключалась в комбинации двойного удара с фронта Ивангород – Сандомир 4, 5 и 9‐й армиями, и от Варшавы 2‐й армией»[14]14
  Коленковский А. Маневренный период Первой мировой империалистической войны 1914 г. М., 1940. С. 269.


[Закрыть].

Понятное дело, что планов без недостатков не бывает. Но в данном случае, как то обычно для России, недостатки порой даже перевешивали достоинства. Во-первых, эта предполагаемая перегруппировка, вследствие хаоса в транспорте и разбитых боями дорог, производилась преимущественно походным порядком, что в осенних условиях чрезвычайно изматывало войска. В грязи прежде всего застревали обозы и артиллерия, продовольствие и боеприпасы, так что начать операцию русские войска должны были бы, еще более уступая противнику в огневом отношении. Но, главное, русские теряли темпы сосредоточения, что и позволило противнику не только первым осуществить концентрацию сил для контрнаступления, но и первым броситься вперед в условиях, когда русские армии еще только выдвигались к назначенным местам развертывания.

Во-вторых, вместо того, чтобы объединить ударную группировку под своим непосредственным руководством, или, на худой конец, временно создать новую группу армий (фронт) (правда, под чьим командованием?), Верховный главнокомандующий пока оставил предполагаемые для наступления войска под руководством их собственных фронтов. Тем самым выходило, что главнокомандующие фронтами, помимо выполнения своих собственных задач (наступление в Восточную Пруссию на Северо-Западном фронте и вторжение в Карпаты на Юго-Западном фронте), должны были одновременно и руководить действиями своих армий на левом берегу Вислы.

При этом главная часть руководства вверялась главкоюзу, так как в наступлении должны были участвовать три армии Юго-Западного фронта (в его отсутствие непосредственно в Галиции 3‐я и 8‐я армии были объединены под общим оперативным руководством командарма-8 А.А. Брусилова); главкосевзап, в свою очередь, всеми силами стремился саботировать участие 2‐й армии в обеспечении операции с севера, и только германское наступление вынудит генерала Рузского отказаться от своих сепаратных намерений.

При такой постановке руководства ожидать существенных результатов от наступательной операции вряд ли было возможно в принципе. Однако, так или иначе, Н.В. Рузский должен был остановить дальнейший отход 2‐й армии и усилить по меньшей мере двумя корпусами Варшавский район. Главкоюзу же надлежало переместить в район Ивангорода армию в составе трех корпусов и одной кавалерийской дивизии[15]15
  Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917): 1914. Начало. М., 2014. С. 267.


[Закрыть].

В то же время имелась и альтернатива. Сразу по окончании первых операций штаб Юго-Западного фронта также предложил Ставке перевести основную массу войск на левый берег Вислы, но действовать в направлении на Краков, а не на Берлин. Овладение краковским крепостным районом означало, что Северные Карпаты окажутся под контролем русских, а неприятель в лице австрийцев уже не будет иметь крепостей на пути к Будапешту и Вене в обход Карпат с севера. Однако штаб Ставки и сам же великий князь Николай Николаевич, находившиеся под давлением союзников, подразумевавшего оказание англо-французам немедленной помощи, поддержали планы главкосевзапа Н.В. Рузского, также настаивавшего на действиях против Германии.

Но! Верноподданнически поддержав планирование Верховного командующего, генерал Рузский тем самым вовсе не подразумевал ослабления сил своего собственного фронта против Восточной Пруссии. Согласно мнению главкосевзапа, войска для новой группы армий должен был предоставить Юго-Западный фронт, а сам Н.В. Рузский лишь «согласился» на переброску в Варшаву только что подошедшего на Северо-Западный фронт 2‐го Сибирского корпуса А.В. Сычевского. Подобные действия командования Северо-Западного фронта в зародыше срывали планы Ставки. Но даже и тогда великий князь Николай Николаевич не сумел сразу же настоять на своем. В результате своеобразного торга, и только уже в условиях начавшегося с 15 сентября австро-германского наступления на Ивангород, главкосевзап соизволил двинуть к Варшаве походным путем ослабленную 2‐ю армию (всего-навсего два армейских корпуса – 1‐й (А.А. Душкевич) и 23‐й (В.Н. Данилов).

Ясно, что для организации крупномасштабной стратегической операции, имея сравнительно неустойчивую в организационном плане военную машину, требовалось тщательное согласование потребностей и планов фронта с возможностями тыла. Если П. фон Гинденбург получил пополнения, три боекомплекта на каждую винтовку и каждое орудие, то русские были далеки от идеала. О надлежащей инфраструктуре (прежде всего – железных дорогах) оставалось только мечтать, но даже и субъективный фактор работал против русских. Так, личная вражда между военным министром и Верховным главнокомандующим привела к тому, что военный министр В.А. Сухомлинов и правительство в целом «были недостаточно осведомлены о стратегических планах Ставки и военном положении на фронте»[16]16
  История внешней политики России. Конец XIX – начало XX в. (От русско-французского союза до Октябрьской революции). М., 1999. С. 301.


[Закрыть].

Отсутствие информации не позволяло военному министерству своевременно и оперативно реагировать на те изменения в боевой деятельности войск, что должны были происходить в самой ближайшей перспективе, и потому действующая армия страдала от этой неразберихи. И платила кровью войск. А ведь координация деятельности военного министерства и Ставки Верховного командования, безусловно, позволяла соединить воедино оперативное планирование и снабжение фронта необходимыми резервами и материальной частью в нужное время. Ненормальная ситуация, сложившаяся в русских военных верхах, имела следствием постоянные неудачи первоначальных замыслов, а сражения становились успешными только при условии огромного напряжения и значительных потерь. Как пишут отечественные авторы, «отсутствие единой и могучей воли над обоими фронтами и сильные трения между Ставкой и обоими штабами сводили все мероприятия к большому запаздыванию в выполнении идеи, что всегда давало преимущество Гинденбургу, быстро и решительно шедшему по намеченному пути»[17]17
  Краткий стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Русский фронт. М., 1919. Вып. 2. С. 70.


[Закрыть].

Существенными недостатками страдала и принципиальная организация русской военной машины. Русское оперативное планирование в отношении войсковой организации целиком исходило из констатации стандартных войсковых единиц – дивизий. Между тем всегда следует учитывать общее артиллерийское оснащение данной группировки и качественный уровень соединений. Если в начале войны все дивизии действительно могли считаться стандартными, то есть перволинейными, то затем ситуация стала изменяться. В действующие войска стали вливаться второочередные (резервные) дивизии, из которых часто составляли новые корпуса. В сами же перволинейные дивизии после больших потерь в августе были влиты новые резервисты, которые по своей подготовке, бесспорно, уступали кадровым солдатам. Если в первых сражениях большая часть русской действующей армии состояла из кадровых солдат и наиболее подготовленных запасных (дравшиеся на положении рядовых унтер-офицеры запаса), то к середине сентября резервисты уже существенно «разбавили» качественный состав русских армий. К ноябрю (Лодзинская оборонительная операция) эта ситуация усугубится до того, что станет существенным фактором борьбы русской действующей армии на Восточном фронте.

В наступлении качество дивизий не учитывалось вообще: предполагалось, что каждая из них сможет выполнить свою боевую задачу вне зависимости от уровня подготовки личного состава. Иначе говоря, русское высшее командование фактически не учитывало качества дивизий: перволинейная или второочередная; только что прибывшая на фронт или уже измотанная в первых операциях; имеющая некомплект или полностью укомплектованная и т. д. В то же время несомненно, что изменение качества войск логично ведет и к изменению соотношения сил на каждом данном участке фронта. Учет качества частей и уровня их технического оснащения лежал на плечах войсковых штабов, но, как правило, этого не делалось. У германцев же все было с точностью до наоборот: если тяжелые задачи и возлагались на ландверные войска, то только потому, что на данном участке вообще невозможно было поставить перволинейные соединения, либо вследствие того, что последние выполняли еще более трудные задачи.

К началу Варшавско-Ивангородской операции качество русских подразделений еще не успело сильно измениться, по сравнению с первыми столкновениями: ситуация резко повернется лишь в конце 1914 года, но сам характер планирования подразумевал, что на «мелочи» подобного рода высшими штабами будет обращаться самое минимальное внимание. Главное же, что никто вообще не задумался о возможности вторжения в Германию: наступательный порыв штабистов Ставки был куда приоритетнее.

В итоге русское планирование предусматривало фронтальное наступление силами 4‐й, 5‐й (Рузский добился-таки своего) и 9‐й армий с одновременным фланговым ударом 2‐й армии по германской 9‐й армии, сосредоточивавшейся напротив русского плацдарма на Висле. Прочие войска (1‐я и 10‐я армии Северо-Западного фронта и 3‐я и 8‐я армии Юго-Западного фронта) предпринимали частные наступления для обеспечения главной операции: Северо-Западный фронт вторжение в Восточную Пруссию, а Юго-Западный фронт должен был идти вперед на фронте от Кракова до крепости Перемышль.

Таким образом, оперативное планирование русской Ставки в середине сентября 1914 года носило целиком политический и географический характер. Сама конфигурация российской государственной границы («Польский мешок») являлась заведомой угрозой в случае наступательных операций противника на русских флангах. Поэтому первоначально русским Генеральным штабом для наступления и были избраны Восточная Пруссия и Галиция, чтобы захватом оконечностей неприятельского базиса выровнять наш фронт. Требование похода на Берлин без обеспечения с флангов действительно было возможно лишь при огромном перевесе в силах, которого просто не могло быть.

Точно так же в 1945 году, когда войска 1‐го Белорусского фронта в ходе проведения Висло-Одерской наступательной операции подошли к границам Германии, в Ставке ВГК и командовании 1‐го Белорусского фронта (Г.К. Жуков) встал вопрос о рывке на кажущийся беззащитный Берлин. Схожесть ситуации налицо: только вместо Вислы – Одер, а вместо Восточной Пруссии – Померания. В конце января Жуков приступил к подготовке наступления на Берлин, хотя разрыв армий его фронта с соседом – 2‐м Белорусским фронтом К.К. Рокоссовского – должен был лишь неумолимо возрастать. Немцы же 26 января образовали в Померании новую группу армий «Висла», которая готовилась к нанесению контрудара по наступавшему 1‐му Белорусскому фронту в его необеспеченный стык со 2‐м Белорусским фронтом. Планы наступления на Берлин войсками 1‐го Белорусского и 1‐го Украинского фронтов (И.С. Конев) были утверждены Ставкой. Однако перед глазами советского командования стоял пример наступления армий советского Западного фронта на Варшаву в 1920 году, когда М.Н. Тухачевский решил рискнуть и, не имея сил для отражения возможного контрудара, бросился на польскую столицу, не обеспечив свои тылы. Результат известен: сокрушительное поражение Западного фронта и контрнаступление поляков в Литве, Белоруссии и на Украине. К 1–2 февраля 1945 г. 1‐я гвардейская танковая, 8‐я гвардейская, 33‐я и 69‐я армии на широком фронте вышли к Одеру, захватив ряд плацдармов на его левом берегу. До Берлина оставалось всего шестьдесят километров. Но разрыв между советскими фронтами увеличился до двухсот километров, и из восьми общевойсковых армий, имевшихся в составе 1‐го Белорусского фронта, Г.К. Жуков был вынужден повернуть на север, против померанской группировки противника, четыре армии. По мере дальнейшего продвижения к Берлину ударная мощь советских войск должна была только снижаться, а вероятность разгрома стала чрезвычайно велика. Разумеется, в этих условиях наступление на Берлин пришлось отложить. Как пишет сам маршал Г.К. Жуков, подводя черту под критическими нападками, «в феврале 1945 года ни 1‐й Украинский, ни 1‐й Белорусский фронты проводить Берлинскую операцию не могли»[18]18
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1990. Т. 3. С. 204.


[Закрыть].

Отметим все выгоды русского фронта в 1945 году по сравнению с 1914 годом. Во-первых, Г.К. Жуков стоял на Одере, а не на Висле. То есть в 1914 году противник получал дополнительные двести километров пространства, а следовательно, и массу времени для организации контрудара (с Запада на Восток германские дивизии могли быть переброшены в течение нескольких дней: на переброску одной пехотной дивизии требовалось трое суток). Проще говоря, никто не позволил бы русским армиям просто так подойти к Берлину, так что сама немецкая столица как географический и стратегический объект была недосягаема для русских в 1914 году после поражения в Восточной Пруссии: можно говорить лишь об очередном ослаблении Французского фронта перебросками германских дивизий на Восток.

Во-вторых, советская действующая армия образца 1945 года, безусловно, уже превосходила немцев и в технике, и в материальном обеспечении, и в полководческом искусстве командования. Русская же армия 1914 года, напротив, во всем перечисленном уступала врагу, превосходя его только лишь в численном отношении войск и в определенной степени в боевых качествах солдатского состава.

В-третьих, в 1945 году войска маршала Г.К. Жукова имели за плечами блестящий успех Висло-Одерской наступательной операции, в ходе которой было разгромлено 60 германских дивизий при сравнительно небольших потерях за такую победу в 200 тыс. чел., из коих около четверти – безвозвратные. В 1914 году русские армии Северо-Западного фронта только-только потерпели поражение в Восточной Пруссии, потеряв 250 тыс. чел., из коих более двух третей – безвозвратные (убитые и пленные). Как видно, моральный потенциал совершенно различен!

Но только Лодзинская операция ноября – декабря 1914 года окончательно убедит русскую Ставку, что без предварительного занятия Восточной Пруссии широкомасштабные наступательные операции на левом берегу Вислы невозможны.