Текст книги "Во тьме"

15

Ветер откидывал назад длинные темные пряди волос, обычно наполовину скрывавшие лицо Бролена. Мягкие черты, квадратный подбородок, длинные ресницы – он мог бы оказаться крайне соблазнительным, если бы давно не расстался с мыслью, что ему это нужно. В утреннем холоде улиц он казался призраком.

Бролен свернул на Флатбуш-авеню, где еще сильнее чувствовалось ледяное дыхание океана. Главная местная артерия была широкой, как река, и прямой, как взлетная полоса. Вдалеке виднелось интенсивное движение – там начинался Манхэттенский мост.

Несколькими минутами ранее Бролен вышел из отеля, решив дойди пешком до церкви Святого Эдварда, это должно было взбодрить частного детектива. По дороге он достал свой мобильник и набрал номер Ларри Салиндро, портландского копа, с которым дружил вот уже несколько лет. Из-за разницы во времени Салиндро еще спал.

– Спасибо за пристальное внимание, – хриплым голосом произнес он. – Как дела в Большом яблоке?[10]10
  Одно из прозвищ Нью-Йорка.


[Закрыть]

– Нормально. Ларри, мне нужна помощь.

– Давай, слушаю тебя.

Хотя их отношения стали чуть менее дружными и теплыми, чем раньше, Ларри Салиндро продолжал снабжать Бролена информацией по наиболее важным делам. Разрыв с прошлым иногда имеет такую особенность: слова и жесты, причинившие им обоим страдания, остались где-то внутри, в их сердцах, даже после долгого периода времени, проведенного врозь.

– Мне нужен список всех сокамерников Спенсера Линча.

– Подожди, сейчас запишу. Как, ты говоришь, его зовут?

– Спенсер Линч, место рождения: Рочестер, штат Нью-Йорк. Сидел в тюрьме Райкерс Айленд.

Ларри Салиндро вздохнул.

– Восточное побережье, хрен найдешь такую информацию.

– Знаю, Ларри, спасибо.

– Да уж, отправлю тебе факс, когда смогу.

Бролен продиктовал ему номер факса в отеле. Салиндро спросил:

– Как ты?

– Хорошо. Город приятный, даже лучше, чем тот, что я запомнил.

– Неудивительно.

Про себя Салиндро подумал, что Бролен – человек, мечущийся между двух миров, и что Нью-Йорк теперь ему отлично подойдет для жизни, но промолчал. Он вдруг почувствовал тревогу за товарища и ощутил, что долбаный денек, без сомнения, начался неудачно.

– Мне пора, Ларри, наберу тебя позже. Еще раз спасибо.

Разговор завершился, и Бролен спросил себя, почему ему вдруг захотелось рассказать Салиндро про Аннабель.

Да потому, что у нее тот же взгляд, что и у тебя, потому что она на тебя похожа! Добавь еще, что влюбился!

Стоило признать, что последнее утверждение было недалеко от истины. Если бы Бролен жил здесь, он бы дорожил ее обществом, беседами с ней, они могли бы стать прекрасными друзьями, в этом он был уверен.

Ветер помог ему справиться с мыслями. Бролен двинулся дальше. Повернул направо и перешел по мосту Бруклин-Квинс Экспресс, нависавшему над Парк-авеню и на добрый километр уходившему в темноту. Бролен шел по тротуару, а прямо над ним яростно гудел автомобильный поток. Дойдя до начала улицы Святого Эдварда, Бролен увидел ряд коричневых обветшалых домов. Нижнюю часть стен каждого здания, словно огромный мемориал, покрывали граффити, но по крайней мере, они не содержали угроз. И хотя Бролен оставил свой пистолет в сейфе отеля, он не чувствовал опасности: был день и он находился не в Кабрини Грин[11]11
  Один из самых опасных легендарных районов Чикаго.


[Закрыть].

Навстречу ему попались нескольких стариков. Затем он прошел мимо подростков, которые слушали музыку, сидя в старом «Понтиаке». Они посмотрели на него и, несмотря на солнечные очки, скрывавшие их глаза, Бролен понял, что они внимательно наблюдают за ним. «Скорее всего, стоят на стреме; если они решат, что я коп, – подадут сигнал дилеру на углу, чтобы тот аккуратно смылся, – подумал он. – Но если они примут меня за конкурента, все усложнится».

Чем больше он углублялся в этот квартал, тем меньше полагал, что место подходит для идиллических прогулок. Холод добавлял впечатлений: воздух, казалось, неподвижно застыл, и редкие встречные лица, которые он успел разглядеть, выражали крайнюю апатию. Сюда долетал гул автострады БК-Э, перемежаясь с громкими низкими басами, доносившимися из «Понтиака». Парни, наблюдавшие за улицей, видно, потеряли бдительность.

Церковь Святого Эдварда стояла на краю высохшего сквера, засаженного кленами. Две ее колокольни обозначились на фоне белого неба.

Среди темных зданий храм казался крошечным, несмотря на колокольни и неф, устремленный ввысь восьмиугольной башней с маленькими стрелками, он словно выскакивал отовсюду, с какой бы стороны к нему ни подходили.

Бролен приблизился и заметил белую статую Девы Марии перед входом. За спиной статуи чернела дверь.

Дом настоятеля находился сбоку от церкви. Частный детектив решил из вежливости сначала заглянуть туда. Он вошел в храм, где царил покой. Видно было не очень хорошо – это удивило Бролена, свечи не восполняли недостаток солнечного света, а разноцветные витражи пропускали только бледно-голубые, красные и зеленые лучи. Вокруг не было ни души, детектив оказался один. Он шумно вдохнул и почувствовал запах сырости, смешавшийся с ароматом воска; необычный букет запахов придавал храму сходство с винным погребом.

Бролен обошел строительные леса, стоявшие возле одной из стен, и направился к хорам. Там тоже не было видно настоятеля. Он пошел в глубь церкви и за занавеской обнаружил дверь с надписью «Частное помещение».

– Есть кто-нибудь? – спросил Бролен и затем повторил вопрос громче.

Не получив ответа, он толкнул дверь и вошел в темный коридор. Бролен повторил вопрос, но не услышал в ответ ничего, даже эхо. Дойдя до угловой комнаты, он вдруг увидел перед собой человека. Бролен вздрогнул, его визави вскрикнул от страха. Это был тучный человек лет сорока с вихрами волос и покрытым экземой лицом.

– Что вы здесь делаете? – спросил он испуганным голосом.

– Здравствуйте, я частный детектив, – ответил Бролен и показал удостоверение. – Сожалею, что напугал вас – я зашел в церковь и никого там не увидел… Если это возможно, я бы хотел побеседовать с отцом Деви.

Толстяк окинул Бролена взглядом с головы до ног и спросил недоверчивым голосом:

– О чем?

– Насчет исчезновения женщины.

Бролен изобразил дружескую улыбку и произнес мягко, но настойчиво:

– Это очень важно. Возможно, отец Деви поможет мне ее найти. Она в опасности.

Он проговорил все это медленно, давая собеседнику возможность взвесить каждое слово. Казалось, священник пребывает в смущении.

– Но… отец Деви больше не служит здесь, мистер. Он уехал в Филадельфию месяц назад.

Неудача. Бролен сунул руки в карманы и подумал о сигарете.

– А вы давно здесь?

Красное лицо приняло гордое выражение.

– Три года. Я отец Франклин Льюитт.

– В таком случае, полагаю, вы сможете мне помочь. Но все должно остаться между нами, это конфиденциальное дело. Могу я вам доверять?

Священник возмутился.

– Я человек тайны, сын мой, – произнес он, указав рукой на окружающее его пространство, будто все вокруг являлось безусловным подтверждением его слов.

– Хорошо. Вы знаете Мередит Паунер?

– О, да, это девушка, которая пропала в прошлом году. Она часто бывала здесь, у нее душа настоящей христианки! Вы насчет нее?

– В некотором роде. Полагаю, что полиция уже задавала вам вопросы, но я хочу еще раз уточнить, не приходилось ли вам видеть здесь человека, который бы приставал к ней – в смысле, беседовал, например?

– Нет… Но если честно, она общалась со всеми.

Бролен кивнул, ничего иного он и не ожидал. Он вынул фотографию Спенсера Линча, которую ему дала Аннабель, и показал ее отцу Франклину-Льюитту.

– А этот человек приходил сюда?

Священник взял фото и некоторое время разглядывал снимок.

– Ну… Думаю, да. В конце концов, это же очевидно, поскольку… – На его лице отразилось замешательство. – Цветные, я плохо их знаю… Но этот мне знаком; не могу сказать, как его зовут, но он бывал здесь. Те же глаза навыкате. Да, он часто сюда являлся. Молча сидел в глубине храма, всегда на одном и том же месте.

Бролен поморщился и убрал фотографию.

– Всегда сидел в глубине? – уточнил он. – Кто-то еще садился рядом с ним или он был один?

– Нет, он был один, по крайней мере, я никого рядом с ним не видел. На последнем или предпоследнем ряду слева, где-то там. Скажите, вы ведь частный детектив, так?

– Точно.

Казалось, священник колеблется, ищет способ высказаться, водит языком по губам.

– Что такое? – спросил Бролен.

Священник выдохнул и качнул головой.

– Нет, нет. Я просто спросил, чтобы понять, почему именно частный детектив, а не полиция, вот и все.

Бролен внимательно посмотрел на нервничающего собеседника, однако все еще сомневался.

– Я работаю на одну семью.

Отец Франклин-Льюитт сделал вид, что его это интересует, но было понятно, что он где-то далеко, в собственных мыслях. Он проводил Бролена по узкому коридору к помещению храма. В церкви уже находились две женщины, они молча молились, сидя на первом ряду. Бролен горячо поблагодарил священника и оставил ему свой номер телефона на случай, если что-то произойдет; и они расстались.

Священник остался в алтаре, чтобы навести там порядок, а Бролен тем временем направился в глубь храма, к последним рядам скамеек.

С левой стороны, возле лесов, детектив присел и стал изучать пол. Ему казалось странным, что Спенсер каждый раз садился на одно и то же место; он еще не встречал никого, кто поступал бы так же.

Спокойно, не торопись! Может, это такая привычка – оставаться сзади, в тени. Он просто молился или размышлял здесь…

Да, но почему всегда на одной и той же скамье в одной и той же части церкви?

Бролена вела интуиция. Слишком просто для совпадения.

Не найдя ничего, он перешел к следующему ряду, стоя коленями на холодном полу. Пальцы Бролена скользили по земле, собирая шарики пыли.

Тут ничего нет! А что ты, собственно, рассчитываешь найти, Шерлок? Ярко светящийся знак?

Он нашарил в кармане ручку с фонариком, которую носил как раз для таких случаев, и стал светить перед собой, изучая пол сантиметр за сантиметром.

Когда одна из двух женщин, шедшая к выходу, поравнялась с ним, она разгневанно и одновременно с беспокойством посмотрела на него и, не задерживаясь, вышла.

Бролен еще сильнее нагнулся вперед, чтобы заглянуть под скамьи. Не торопясь, осмотрел все. И ничего не нашел. Тогда он вернулся назад – на последний ряд, с которого начал, и внимательно осмотрел его снова. Он почти лег на пол, чтобы взглянуть на сиденья снизу. И тут что-то привлекло его взгляд. В метре от него он заметил квадратный кусок скотча, прилепившийся к скамейке. Бролен подполз ближе, лег на спину и обнаружил два кусочка липкой ленты и следы от таких же кусочков, наклеенных раньше. Некоторые выглядели очень давними, однако другие казались вполне свежими. Детектив возликовал.

Я поймал тебя, Спенс. Вот как ты общался с другими членами вашего клана, а? Вы лепили записки под сиденья, вот так, чтобы никто не видел и не знал о них, ваше братство обменивалось мыслями и приказами, и ни один человек со стороны об этом понятия не имел.

Он достал кожаный конверт, всегда лежавший в кармане его пальто, и достал оттуда пластиковый пакетик; в нем был пинцет, которым Бролен отклеил скотч. Торжествуя, он убрал его туда, испытывая головокружение; каждый раз, продвигаясь вперед в любом деле, находя новые улики, он чувствовал нечто подобное.

Сверху, спрятавшись на возвышении между двумя подсвечниками, почти не видимый в дыму только что зажженного кадила, за ним с озадаченным видом наблюдал отец Франклин-Льюитт.

16

Всю первую половину дня Джек Тэйер, Бретт Кахилл и Аннабель О’Доннел прорабатывали все возможные зацепки, которые могла дать им почтовая открытка. Тэйер не хотел смириться с тем, что один из трех подходящих им Джонов Уилксов, житель Филадельфии, не имел ни отца, ни какого-либо знакомого с инициалами «J.C.». Этот Уилкс пообещал подумать еще, но было очевидно, что он просто не хочет больше тратить время на общение с полицейскими.

Вновь прибывший, Бретт Кахилл, отличался собственным стилем работы: начиная вежливо, он, как только ему казалось, что собеседник о чем-то умалчивает, давал выход своему гневу. Утром он позвонил в издательство насчет открытки. Натолкнувшись на вялую реакцию сотрудницы компании, Бретт принялся вначале давить на нее, вынуждая отвечать, а затем сосредоточился на азиатском акценте женщины, делавшем ее ответы трудными для понимания; ни разу не проявив малейшую некорректность, он предпочел выглядеть человеком коварным. Таким образом получив от женщины все, что хотел, Кахилл повесил трубку, потом еще два раза перезвонил, пользуясь вымышленными предлогами; «просто, чтобы пощекотать ей нервы», – объяснил он; в будущем она должна быть более разговорчивой. Под улыбчивой внешностью скрывался резкий и целеустремленный человек. Тэйер и Аннабель понемногу начинали узнавать его.

Вудбайн, раздраженный масштабом, который приняло дело, назначил им встречу в «стакане» в час дня.

Все расселись по местам, держа в руках наскоро купленные сандвичи, и уставились на капитана. Полицейские изложили шефу свои выводы по поводу загадки «верховий Делавэра» и трех Джонов Уилксов, живших в тех краях, с которыми они попытались наладить контакт. Аннабель объединила информацию об этих троих: адреса, род занятий, криминальные досье.

– Не имея возможности дозвониться до двух Уилксов из трех, я послал запрос в местные участки, – продолжил Тэйер. – Ни того, ни другого не было дома. Второй Джон Уилкс, из Пенсильвании, сейчас на отдыхе в Канаде, чтобы достать его, мне пришлось бы сидеть на телефоне двадцать четыре часа подряд. Наконец, первый Уилкс из списка – из Нью-Джерси – торчит у себя, но не подходит к телефону, нет настроения, – как говорит клинтонский шериф. Этот тип знает о нашем предстоящем визите – маленькое путешествие нам бы не помешало, – закончил он, передавая слово Бретту Кахиллу.

– Что касается открытки, найденной у Спенсера Линча, то на фото изображен Бунтон, штат Нью-Джерси, снимок сделан в восьмидесятые годы. На нем небольшой город, пересекаемый каналом. Разумеется, этот тип открытки мог продаваться в Нью-Джерси повсюду, но маловероятно, что до сих пор его можно найти где-то еще помимо самого Бунтона. Производитель допускает, что в продаже она почти повсеместно закончилась: они перестали печатать тиражи. Мы собираемся съездить к бунтонским продавцам.

– Неплохая работа, – поздравил коллег капитан. – Если я прав, Эттвел, Коллинз и два детектива из Центрального занимаются идентификацией жертв и собирают данные, стараясь отыскать совпадения, возможные связи?

Тэйер кивнул.

– На сей раз, – продолжал Вудбайн, – наша проблема в том, что нас буквально заваливает огромный объем работы. Я бы хотел поговорить с вами еще и по этому поводу, – он показал листы с пометкой «ФБР». – Из лаборатории только что получены результаты исследования образцов пыли, взятых с конверта.

– Какого конверта? – спросил Кахилл.

– Того, в котором была открытка, найденная у Спенсера.

Кахилл кивнул, вспоминая об уликах, увиденных утром.

– Эта пыль, – продолжал Вудбайн, читая свои записи, – настоящий сплав кремнистого песка, углекислого калия, то есть остатков растений, частиц свинца, нитрата соды, смолы, окисей железа и кобальта. Именно ФБР помогло нам разобраться в этом; согласно их исследованиям, большая часть этой пыли – из стакана, они изучили ее плотность и индекс преломления. С помощью своего банка данных они объединили различные элементы в группы; песок, углекислый калий и сода – это частицы стекла, оба оксида служат для того, чтобы придавать стеклу голубой и зеленый цвета. Все это могло бы указывать на церковный витраж. – Он снова заглянул в свои листки. – Свинец как раз используют для скрепления фрагментов витражей, но чтобы их переносить с места на место, нужна смола. Следовательно, конверт находился неподалеку от окна, в котором меняли витраж, работы сопровождались пылью, осевшей на поверхность конверта. Таковы точные компоненты этой настоящей головоломки; снимаю перед ними шляпу.

Как только было произнесено слово «витраж», Аннабель все поняла: в голове сложилась картинка.

– Я отправил три патруля быстро осмотреть церкви, расположенные на территории нашего участка, – завершил свою речь Вудбайн. – Они уточнят, реставрировались ли в них в последние месяцы витражи. Что ты об этом думаешь, Джек?

– Не стоит, капитан, – прервала начальника Аннабель. – Я, конечно, должна проверить, однако думаю, что знаю, о какой церкви идет речь.

Вудбайн нахмурил брови, повернувшись к женщине, которая подняла руку, спеша предупредить его возражения:

– Доверьтесь мне, сегодня у меня будет результат.

Колебания гиганта афроамериканца были недолгими.

– Отлично, действуйте. Не забывайте, что нужно допросить сокамерников Спенсера Линча – один из них сидит, другой вышел два года назад. Надо сделать это в течение недели, я хочу, чтобы в этом направлении вы тоже покопали. И если вы сможете рассказать мне все, что только мы в силах узнать об этих двух одержимых…

Капитан Вудбайн развернулся, отсалютовал трем детективам и вышел.

Бретт Кахилл встал, чтобы еще раз взглянуть на шестьдесят семь фотографий. Наполовину обнаженные тела.

– Что показали отпечатки? – спросил он.

– Ничего, – ответила Аннабель, – пока у нас только те, что найдены у Спенсера Линча. Его соучастники осторожны.

– Быть может, это не только Линч и этот Боб – вдруг их больше, чем двое?

– Начнем с того факта, что для одного человека это слишком много похищений, вы не находите? В активе Линча было трое, значит, остается еще шестьдесят четыре человека – исчезнувшие менее чем за три года и без свидетелей. Для этого нужно охрененное планирование. Тем более, что снимки говорят о том, что фотографировали три разных человека: один пользовался «Полароидом» – это был Линч; другой тоже; остаются снимки, сделанные цифровым фотоаппаратом. Даты наслаиваются – значит, это не один и тот же тип, прибегающий к различным методам съемки, это не один Линч, их, по крайней мере, еще двое. Наконец, вспомним фразу из письма Боба: «Ты должен стать как мы».

– Рехнуться можно! – воскликнул Бретт Кахилл. – Что это за Боб? Гуру секты?

– Что-то типа, – ответил Тэйер.

– А подобие молитвы – латинский текст? Кто этот Калибан, о котором идет в нем речь? – настаивал Кахилл.

В знак бессилия Аннабель опустила руки.

– Мы ничего этого не знаем, – признала он. – Что-то типа девиза. Калибан – это фетиш, божество, выдуманное ими. По крайней мере, это не прозвище Боба.

Все замолчали. Бретт Кахилл вернулся к фотографиям.

– Впечатляет, так? – спросил его Тэйер.

Кахилл не ответил.

– Я называю эту стену «геенной», – продолжил Тэйер. – Она появилась три дня назад, и, признаюсь, ровно столько же она терроризирует меня.

Кахилл почти уперся в снимки носом.

– Вы думаете, они похищают людей с какой-то определенной целью, или это – простое сумасшествие? – произнес он. – Не понимаю, в чем заключается эта цель: ни намека на выкуп, только два трупа, что ж это за херня?

– Да… вопрос, – обронил Тэйер, приняв драматический образ, впрочем, сведенный на «нет» его цинизмом.

Кахилл указал пальцем на дату под одним из женских снимков.

– Бог мой, она исчезла восемь месяцев назад.

Палец скользил по фотографиям – с лица на лицо – словно он пытался приободрить изображенных там.

– Представьте на пару секунд, что все эти люди еще живы. Где можно держать восемь месяцев эту женщину?

Аннабель с трудом перевела дыхание. Я не верю. Я не надеюсь, что она…

Никто не подпрыгнул, услышав слова Кахилла. Все принялись за дело.

Бретт Кахилл провел большую часть дня, изучая карточки жертв, личности которых удалось установить, читал собранную информацию, затем подходил к «стене геенны», подолгу рассматривая очередного неизвестного. Он соединял в своей голове текстовые данные с внешним видом изображенного, возвращался к столу, брал следующую карточку и продолжал, вникая в биографию каждого. Кого удалось идентифицировать.

Аннабель и Тэйер занимались сбором материалов о двух сокамерниках Спенсера Линча. Ворох бумаг, совпадения фактов, долгие минуты висения на телефоне – все, что Аннабель меньше всего любила в своей профессии. Тем не менее она стремилась первой найти ответы на вопросы, которые были заданы в «стакане», надеясь услышать голос Бролена. У нее появилась уверенность, что частный детектив не зря отправился в церковь и что-то узнал про Линча. Собирается ли быть честным с ней до конца? В глубине души Аннабель не сомневалась в этом, он был слишком небезразличным. Если он что-нибудь обнаружит в церкви, он даст ей знать.

– Странно, – произнес Кахилл громко. – Действительно странно.

Он встал перед фотографиями, держа в руках бумаги.

– Что именно? – спросила его женщина.

– Очень любопытно, я изучал сведения, касающиеся этого парнишки, и заметил на фотографии маленькое пятно на предплечье.

Он стоял перед фотографиями, держа документ в руке.

– Если приглядеться, видно, что это не синяк, а татуировка; я проверил по карточке, никаких отметок.

– Мы только начали, пусть другие общаются с семьями этих людей, постепенно мы дополним данные в карточках. Нельзя узнать мир за три дня.

– Не в этом дело. Мальчику всего двенадцать, не рановато ли для татуировок?

Аннабель открыла рот, но Кахилл продолжил:

– На самом деле мне это бросилось в глаза, поскольку я замечаю это уже у третьего человека подряд. Видите, этот парень, татуировка у него на том же месте, хотя ее там быть точно не должно. Только вчера лейтенант Эттвел заполнил карточку, допросив супругу парня. В графе «особые приметы (татуировки, нательные знаки…)» ничего. Я подумал, что жена могла что-нибудь забыть – допустим, из-за шока или по какой-то другой причине, не знаю, но это начинает повторяться. Смотрите, вот здесь, на теле девочки. Я подумал вначале, что у нее на шее пятно грязи, но теперь совершенно в этом не уверен. У кого-нибудь есть лупа?

На сей раз Тэйер поднял голову от клавиатуры. Он взял лупу и осмотрел шею девочки – ее звали Джина Фицджеральд.

– Это точно татуировка.

Он принялся изучать фотографии двенадцатилетнего мальчика, а затем взрослого мужчины.

– Дерьмо.

– О чем ты? – забеспокоилась Аннабель.

– Трижды один и тот же мотив.

Все трое бросились изучать фотографии шестидесяти четырех оставшихся, пытаясь отыскать непонятный мотив.

Менее чем за пять минут они нашли на фото еще шестнадцать человек с похожими тату, потом двадцать.

– Не может быть, у них у всех татуировки! – ошеломленно прошептал Кахилл.

Аннабель взяла блокнот и попыталась нарисовать постоянно повторяющийся символ. Она прикрепила кнопками свой рисунок на доске над фотографиями.

– Штрих-код, – произнесла женщина.

– Полное безумие, зачем им понадобилось наносить на свои жертвы штрих-код? – возмутился Кахилл.

Аннабель указала на фотографии трех жертв Спенсера:

– Мы знаем, что так поступал Спенсер Линч. Он пользовался иглой и черными чернилами. Он писал только цифры, он просто подражал своим учителям, может быть, речь идет о каком-то шифре. Но мне эта символика кажется очевидной: они воспринимали своих жертв как простой продукт потребления.

Джек Тэйер схватил рисунок Аннабель.

– Для начала я немедленно отправлю это во все полицейские участки нашего штата и участки соседних штатов и по всему Восточному побережью. Аннабель, мы можем быстро послать это в фэбээровский VICAP?[12]12
  Американская программа выявления насильственных преступников.


[Закрыть]

– Полагаю, да, нужно установить с ними контакт.

Они стали немедленно рассылать изображения татуировки в отделения полиции, уточняя, не встречалось ли нечто подобное на телах убитых или в любом другом месте. Все члены группы были предупреждены – Эттвел, Коллинз и два новых детектива.

В конце дня на людей в «стакане» опустилась усталость; в это самое время Аннабель передали снизу, что ее спрашивает Джошуа Бролен. Женщина незамедлительно спустилась вниз, оставив своего напарника вдвоем с Кахиллом.

– Не могу в это поверить, – произнес последний, едва выдерживая шестьдесят семь умоляющих взглядов.

Тэйер положил руку ему на плечо.

– Никто не может.

– Нет, посмотрите на этих детей! Эти уроды похищали детей! Алисия Дональд, десять лет, Филип Чэпуизет, одиннадцать лет, Карли Марлоу, восемь лет! Этой девочке всего восемь!

Стальными пальцами Тэйер сжал плечо молодого детектива, ожидая, когда Кахилл успокоится. Он не мог это выразить; он просто думал про себя об этих детях, надеясь, что сейчас они в лучшем мире; после такой несправедливости, которая случилась с ними, это был бы наименее мучительный вариант. Так Джек обычно справлялся с эмоциями.

Алисия, Филип, Карли и остальные.