Текст книги "Весна для репортера"

– Давайте коньяка.

Что я делаю? Не хватит на сегодня? Ну, ладно. Под настроение…

– «Хеннесси»?

– «Хеннесси», пятьдесят граммов. Как вас зовут?

– Костя. – Он почему-то смутился.

– Костя! Я есть хочу – умираю… Паштет быстро принесешь?

– Постараемся! – О себе он почему-то сказал во множественном числе.

В этот момент в зал вошла Нина Демина… Случилось то, ради чего я сюда пришел. Хоть сам я и не позволял себе прежде в этом признаться.

Есть такие женщины, которые где бы ни появились, всегда ощущают себя на подиуме. Бывшее лицо канала «Ньюс» – из таких дам. Она выглядела изумительно. Темные прямые волосы оттеняли эффектное бежевое платье с глубоким вырезом, нитка жемчуга приковывала внимание к высокой, обворожительно тонкой шее, в движениях и походке не было ничего лишнего – все легко и изящно. И только подчеркнуто безупречная осанка выглядела несколько искусственной, придавая ее внешности официальность не соответствующую этому заведению. Похоже, она тратит немало сил, чтобы так выглядеть! На непринужденную улыбку их уже не остается.

Я засмотрелся на нее. Красавица! Ба! Да она не одна. С ней две весьма занимательные личности: певец Макаров, известный своими антипутинскими взглядами, и телеведущий Савкин, много лет отсвечивавший на нашем ТВ, а теперь прочно осевший на украинском. И тот и другой, казалось, на что-то ее уговаривали. При этом Савкин проявлял изрядную настойчивость. Я прислушался, но ничего не разобрал. Нина лишь еле заметно кивала.

Они прошли в метре от меня. Обосновались за столиком через три от моего. Нина даже не взглянула на меня, проходя. Не заметила. Или изобразила, что не заметила. Жалко! Подойти поздороваться? Нет. К чему это? Махнуть рукой, дав понять, что я ее вижу? Какая-то пошлость! Хотя… Посмотрим.

Нина села ко мне спиной. Я видел только плавный силуэт ее томительно длинной прически. Макаров плюхнулся рядом с ней, Савкин уселся напротив. Да уж! Малоприятную компанию выбрала наша бывшая ведущая для ужина. Макаров всю жизнь строил из себя кумира молодежи, но чем старше становился, тем смешнее выглядел со своими седыми патлами и электрогитарой. Я не поддерживал тех, кто считал его талантливым музыкантом. По мне, ничего выдающегося он не написал. Довольно вторичные песенки, сопливые популистские текстики, ложная глубокомысленность. А его так называемая гражданская позиция последних лет так отдавала западными грантами, что впору нос зажимать. Савкин тоже тот еще тип. В последнее время наши телезрители отвыкли от него, но одно время он вел чуть не все ток-шоу на одном очень популярном российском канале. Наблюдая за ним в те годы, когда он работал в России, я не мог отделаться от чувства, что передо мной мастерски законспирировавшийся двурушник. Так оно и оказалось. Теперь он, похоже, обрел идеологический покой в нацистской Украине. Совсем недавно Савкин, с лицом, исполненным патетического трагизма и вселенской ответственности, в прямом эфире принес клятву никогда не врать в своих передачах. Спуся пару дней после этого отец смотрел в гостиной запись его программы в Интернете, и я краем уха слышал, как Савкин истерично блажил о необъявленной войне России против Украины.

Из всех, кто был в студии, по-русски говорил только он один.

И вот такие деятели сопровождают Нину. Тоже мне кавалеры… Макарова, скорее всего, приволок сюда, в Киев, Хороводский. Зачем Нине светиться в такой компании? А где, кстати, ее муж? В такой трудный для нее момент отпустил ее одну? Да еще в такое сомнительное турне?

Костя принес мне коньяк. Я отпил глоток. Обжигающая пахучая сладость.

Макаров наклонился к Деминой и что-то шептал ей на ухо. Судя по тому, как затряслись ее плечи, певцу удалось рассмешить красотку. Савкин обиженно замолчал. Необходимо отвлечься от них, поужинать и пойти спать. У них свой мир, у меня свой. Завтра сложный день. Надо выспаться…

Костя вырос как из-под земли с подносом, с которого снял тарелку с паштетом и поставил передо мной. Я уже почти забыл, что назаказывал столько еды. И правда, алкоголь – это не мое. Черт знает что со мной творится…

– Рыбка скоро будет готова. Вам попить принести?

– Да, пожалуй. Водички без газа.

Наконец-то я поем. К паштету подали сухие хлебцы.

Затылок Нины Деминой не давал мне покоя. А вдруг она повернется и увидит меня? Трудно представить, что она меня не признает. Ведь был же тот разговор на вечеринке. И она тогда сама подошла ко мне. Как мне общаться с ней? Лучше было сюда не приходить… Что? Опять я за свое… Эти гады будут тут ужинать с самой красивой девушкой, а я буду сидеть и смотреть на это? Я допил оставшийся коньяк одним глотком.

Ресторан между тем заполнился людьми почти под завязку. Оставались свободными от силы два-три столика. Шум нарастал, и вдруг сквозь него пробилась песня. Я и не заметил, как в углу пристроились музыканты со своей аппаратурой.

Джо Дассен. «Если б не было тебя». Когда я ее слушаю, словно вижу телефонные будки Парижа семидесятых, и в одной из них прячется от дождя одинокий горожанин, отрешенно смотрящий на диск телефона-автомата и вздрагивающий от мысли, что звонить больше некому.

Внутри что-то непоправимо менялось. Я поднялся и уверенно направился к Нине!

– Здравствуйте, Нина, – я вел себя как ее хороший знакомый.

Нина вздрогнула, испуганно повернулась ко мне, потом несколько секунд всматривалась в меня и наконец узнала.

– Здравствуйте. Вы как здесь? – Она, вероятней всего, не помнила, как меня зовут.

– По делам. Увы…

– Почему увы?

– Без дел приятней.

Мы говорили так, словно встретились не в обожженном и израненном Киеве, а в каком-нибудь спокойном и обыденном месте, где появление знакомого человека почти предопределено.

– А… ну, рада видеть… – Она придумывала, как повежливей выйти из ни к чему не обязывающего разговора.

– Можно пригласить вас на танец?

Услышав это, ее спутники как будто потеряли дар речи, только вылупились на меня возмущенно. Да и Нина посмотрела на меня как на сумасшедшего, но потом вдруг поднялась, произнесла: «А почему нет? Давайте», – и я повел ее в центр зала, где уже прижимались друг к другу несколько пар.

Купол Михайловского собора в окне с трудом прорывался сквозь нахлынувшую небесную тьму, и назойливые городские огни, стремящиеся отразиться в нем, его только раздражали.

Нина улыбалась немного растерянно, но танцу не сопротивлялась.

– Вам не кажется, что вы наглец? – Она произнесла это без вызова.

– Кажется, но танец с вами этого стоит.

По выражению ее лица я понял, что мой комплимент ее не особо впечатлил.

– Почему вы решили, что я пойду с вами танцевать?

– Предчувствие, – соврал я.

– Вам повезло. Я не особенно люблю танцы.

– Но все же мы танцуем.

– Я же сказала – вам повезло. И все же почему вы здесь?

– Делаю сюжет для нашего канала. О том, что здесь сейчас происходит. Сегодня снимали в…

– Вы разве работаете в эфире? – перебила она меня. – Мне казалось…

– С позавчерашнего дня я ведущий новостей. – Мне хотелось ее удивить.

– Ну что ж… Поздравляю. – Она как-то потухла.

– На канале все жалеют, что вас нет. – Я попытался возродить ее интерес к разговору.

– Правда? Что-то не очень верится.

– Правда.

– Ну тогда передавайте всем привет, как вернетесь.

Какое-то время мы сомнабулически двигались в полном молчании.

В один момент я встретился с осоловевшими глазами Макарова, впившимися в нас с бессильной злобой.

– А вы зачем в Киеве? – Я приблизил губы к ее уху.

– А вы не в курсе? Весь инет об этом шумит.

– Я читал только, что вас пригласил Хороводский поучаствовать в выезде творческой интеллигенции в страну, изгнавшую пророссийских тиранов и убийц.

– Ну вот видите. А зачем тогда спрашиваете?

– Ваши спутники тоже участвует в этой акции? – Я чуть провел рукой по ее спине.

– Я не уверены, что хочу сейчас это с вами обсуждать…

– Юра. Меня зовут Юра.

– Вы полагаете, я не знаю, как вас зовут. – Она засмеялась. – Зря. Грех не помнить, как зовут сына такого знаменитого отца… Я, кстати, люблю это имя. Что-то в нем есть гордое. – Нина замолчала, давая мне время оценить важность только что ею сказанного.

– У вас тоже красивое имя. – Я избавлялся от чего-то закостеневшего и неуклюжего, прежде меня стеснявшего.

– А мне оно, между прочим, не очень нравится. Но ничего не поделаешь. Как назвали – так назвали. Может, подсядете к нам?

– А ваши ухажеры возражать не будут?

– Полноте. Какие они мне ухажеры? Друзья.

– Простите.

– Ну что, идем?

– Идем.

Я последовал за ней к столу, где Савкин и Макаров дожидались, когда я возвращу им их спутницу.

– Господа. Это мой коллега, журналист из Москвы. – Я мысленно поблагодарил ее, что она умолчала о моей фамилии во избежание лишних расспросов.

Савкин посмотрел на меня сквозь очки с вялым интересом, чуть приподнялся и протянул руку:

– Рудольф.

– Юрий.

Рука у Савкина поразительно маленькая. Почти как у ребенка.

Макаров склонил голову набок, с мерзковатой расплывающейся ухмылкой рассматривая меня, потом коротко кивнул. Рукопожатием он меня вызывающе не удостоил.

– Вы присаживайтесь. – Савкин засуетился, сглаживая неловкость. – Будете вина? – Он взялся за бутылку.

– Нет, спасибо. – Я поискал глазами официанта и подозвал его. – Вы рыбку мне сюда принесите. И воды еще.

Я не сразу определил, что Макаров пьян до крайности. Как только я присел за их стол, он разразился нравоучительным монологом о российском ТВ, обвинив его в тотальной лжи и подлости. Российских журналистов он называл не иначе, как холуями и слугами режима. Очевидно, все эти пассажи были рассчитаны на мою реакцию, но я не поддавался на провокации и сосредоточенно ковырял вилкой форель. Савкин поначалу кивал сочувственно, со всем соглашаясь, хотя лицо его выдавало: он явно был погружен в свои мысли и Макарова слушал невнимательно. Затем ему кто-то позвонил, и он вышел из-за стола, чтоб поговорить. Макаров же распалился не на шутку:

– Скажите, Юрий. Вас так ведь зовут?

Это он так показывал, что не в состоянии запомнить имя человека столь незначительного, к тому же с российского телевидения.

– Да. Меня зовут так.

Господи, чего он пристал ко мне?

– Так вот, Юрий. Нина представила вас как своего коллегу. Значит ли это, что вы сотрудник этого мерзкого и лживого канала «Ньюс», с которого так беспардонно уволили эту чудесную девушку? – Макаров прикусил верхними зубами нижнюю губу прищурился, по всей видимости, чтобы меня таким образом припугнуть.

– Да. Вы правы. Я работаю на этом канале.

– И как вы относитесь к возмутительному политически ангажированному увольнению Нины Деминой?

Как бы его урезонить поскорей? Только скандала сейчас не хватало.

– Я плохо отношусь к этому. Но со мной не советовались по этому поводу.

Нина во время макаровского монолога сидела с опущенной головой.

– Не оправдывайтесь, юноша. Нина, ты слышала? С ним не советовались… Если бы таких, как он, в Украине было бы большинство, Майдан бы не победил. Слава богу, украинцы другие. О, наш русский жалкий народ… – Макаров встал и схватил бокал с вином так резко, что чуть не пролил его содержимое на скатерть.

– Слава Украине! – проорал он раскатисто, на весь ресторан.

Изо всех концов зала поползло, множась каким-то жутким спецэффектом: «Героям слава, героям слава, героям слава…»

Я тоже поднялся, взял рюмку с коньяком и не очень громко, но так, чтобы и Нина, и Макаров слышали, произнес:

– Слава России!

Коньяк показался мне сладким, как микстурный сироп.

Макаров аж скривился от злости. Музыканты снова затянули медленную песню.

– Вы позволите… – Я встал и протянул Нине ладонь.

Певец метнулся к нам, схватил меня за локоть и дернул его на себя.

– Оставь ее в покое! – рявкнул он.

Я вырвался:

– Да пошел ты!

Я трудом удержался, чтобы не плюнуть в его перекошенную опухшую рожу.

– Я тебе сейчас… – Макаров поднял к лицу кулаки.

Тут Нина вскочила и почти приказала Макарову.:

– Виктор! Что ты делаешь? Уймись! Ты пьян. Нам пора идти…

– Сейчас. Только разделаюсь с твоим коллегой и пойдем. – Он обошел Нину, снова выставил вперед руки.

– Виктор! Ради меня… Не надо скандалов! Ну же… – Она вцепилась ему в пиджак сзади.

Моя кровь билась о стенки головы, как вода в закрытой кипящей кастрюле.

На нас уже пялились со всех столов.

Нина продолжала держать Макарова за пиджак.

Наконец он поддался и позволил ей себя оттащить от меня.

– Только ради тебя, Ниночка. – Он повернулся ко мне спиной, а затем через плечо бросил: – Еще встретимся.

– Пойдем. Пойдем, – торопила его девушка.

Он, чуть покачиваясь, шел рядом с ней. У самого выхода из ресторан попытался обнять ее за талию, но она уклонилась. Через несколько секунд откуда-то вынырнул Савкин, о чем-то поговорил с барменом за стойкой, что-то сунул ему и устремился вслед за Ниной и Макаровым.

Я стоял, как идиот, посреди ресторана и часто дышал.

Как я жалел, что все же не двинул этому кретину!

Теперь уж точно пора уходить.

Я рассчитался, оставив Костику хорошие чаевые. Однако это не смягчило его суровость по отношению ко мне. Очевидно, он винил меня в случившемся. Решил, что Макаров отстаивал честь Нины от приставучего наглеца. Ну да бог с ним, с Костиком!

В лифте мое разгоряченное воображение нарисовало инфернальную картину: это не я спускаюсь к земле, а она с огромной скоростью поднимается мне навстречу. Я вполне реально представил, как сталкиваюсь с ней, как меня подбрасывает вверх… Даже голова закружилась…

На улице ощутимо похолодало. Но воздух не бодрил, а погружал в вязкую влажную прохладу, тяжело пахнущую асфальтом. Чуть вдали, в сером мареве, возвышалась Святая София, перед ней застыл на коне Богдан Хмельницкий. Огни светофоров цветными пятнами оживляли мертвенную бледность фонарей. Голые парковые деревья в темноте боязливо словно жались одно к одному, сливаясь верхушками в неровные линии. Горизонта нигде не было…

Пока я шел до гостиницы, мне несколько раз попадались навстречу группы подростков в куртках с шевронами цветов украинского флага. Они беззастенчиво рассматривали меня, но не трогали. Кое-где я замечал разбитые витрины – подтверждения недавних мародерств.

Великий город точили черви глухой неприязни.

Я устал за сегодняшний день. В теле затаилась тяжесть, спина ныла, ноги болели. Мысли спотыкались и неуклюже сталкивались друг с другом. Никак не получалось избавиться от гадкого ощущения. И зачем я полез к этой компании? На что рассчитывал? Что Нина все бросит и будет общаться со мной? Для этого не имелось никаких предпосылок в нашем с ней прежнем общении, фактически мимолетном. Чего я добился своим демаршем? Стал участником отвратительной ресторанной ссоры? Большая честь! Эх. Не стоило пить. Ишь как расхрабрился! Кураж проходил, сменяясь недомоганием.

И все же Нина пошла со мной танцевать. Не отшила… Мне так надо еще раз увидеть ее. За кого она меня теперь держит? За хама? За навязчивого амбициозного выскочку? Надо объяснить ей свое поведение. Чертов Макаров все испортил…

Я спустился к Крещатику, который, казалось, не знал куда деть великолепие своих советских зданий.

На Майдане было тихо. И как-то покойно…

В номере я быстро стянул с себя одежду и лег на кровать. Глаза закрылись сами собой, и перед ними замелькали бессмысленно перемешанные картины… На короткое время я куда-то исчез. А потом…

А потом я резко проснулся. Проснулся, как просыпается тяжко хворающий в первый день выздоровления. В моем теплом после сна теле и неожиданно прояснившейся голове созрела такая любовь, о существовании какой я раньше не догадывался. Все дело в том, что я люблю Нину Демину.

Между ней и мной не должно остаться никаких преград…

* * *

Я лежал и блаженно улыбался. Так, наверное, улыбаются душевнобольные… Меня ничто и никто не остановит! Я, как мальчишка, мечтал о ней, воспроизводил в памяти ее лицо, вглядывался в ее воображаемые губы и представлял, как они чуть приоткрываются и припадают к моим даже чуть быстрее, чем я этого жду; как они робки, целомудренны и в то же время настойчивы…

И как мне теперь быть? Все просто. Завтра с утра я отправлюсь в «Хайятт» и найду ее. А там посмотрим. Приглашу ее позавтракать. Черт! Я… У меня же встреча с Геной… И задание. Что делать? Спокойно. Надо выяснить на ресепшен телефон «Хайятта», позвонить ей в номер и пригласить на ужин! Господи, как все просто!

А теперь спать! Силы пригодятся.

Но заснуть не удавалось.

Включил телевизор, полистал каналы. Что-то заставило меня задержаться на фильме, демонстрирующемся на украинском языке с русскими титрами. Действие, похоже, происходило сразу после Отечественной войны. Посмотрев немного, я сообразил, что главный герой фильма – не кто иной, как икона украинских националистов Роман Шухевич, командующий УПА, фашист и убийца. Однако авторам фильма Шухевич представлялся прям украинским Джеймсом Бондом, бесстрашным и благородным, а красноармейцы и их командиры – как изверги, действующие подло и способные победить только при явном численном преимуществе. Фильм изобиловал сценами геройств воинов УПА. Энкавэдэшники, само собой, вели себя как трусливые звери. Слава Украине! Героям слава! Чепуха и ложь! Я переключил канал. И надо же такому случиться, что увидел как раз ту, о ком только что мечтал. В прямом эфире шло ток-шоу Рудольфа Савкина. Ведущий что-то нервно вещал, а его гости вальяжно расселись в креслах по кругу. В одном из них устроилась Нина Демина, моя любимая женщина, моя желанная и долгожданная. Камера задерживалась на ней дольше, чем на остальных участниках. Вероятно, оператор тоже наслаждался ее красотой… Вот оно как? Прямой эфир! Если не врут, конечно. Отец, помнится, как-то рассказывал, что все наши российские ток-шоу в прямом эфире идут только во Владивостоке, а в других городах уже в записи. Большая страна, много часовых поясов, ничего не поделаешь. Но у Украины этой проблемы нет. По всей видимости, студия совсем недалеко от «Хайятта», если Нина и Савкин успели до нее так быстро добраться. А Макаров с ними? Вроде нет. Угомонили наглеца.

Я впился глазами в экран. Нине не привыкать к съемкам, она держится естественно, с достоинством. Красавица…

Савкин спрашивал Нину, как она может прокомментировать ее скандальное увольнение с российского канала «Ньюс». Я затаил дыхание. Она не может произнести какую-нибудь глупость и пошлость! Это не ее стиль… Ну? Я прав. Нина ответила так, что я восхитился:

– Меня никто не увольнял. Я ушла по собственному желанию. – Тон самый обыденный.

Савкин разнервничался и зачастил:

– Вас, как мы все понимаем, вынудили уйти. Вам угрожал лично директор канала Кабанов или кто-то из его подручных?

– Мне никто не угрожал. Просто мне надо попробовать что-то новое. Сменить формат…

– Но ведь причиной вашего увольнения стал показанный в вашей программе сюжет о Крыме, не так ли? Вы боитесь говорить правду? Опасаетесь за ваших близких в России? Это неудивительно. При такой тирании есть чего бояться.

– Я ничего не боюсь. Просто у меня возникла потребность испытать себя в новых условиях. Сейчас я изучаю разные предложения.

– У вас есть предложения от украинских каналов?

– Да. Есть.

– Что и требовалось доказать! Опальная российская журналистка Нина Демина может продолжить работу на украинском ТВ. Оставайтесь с нами. Мы продолжим после небольшой рекламы.

Умение передергивать – главное качество современного тележурналиста. Но Нина-то какая молодец. Не поддалась…

Надо отметить, что реклама на украинском телевидении длилась намного дольше, чем у нас. Я сгорал от нетерпения. Увидеть бы Нину еще раз. Но в студии у Савкина уже собрались другие гости.

Сон опять подкрадывался ко мне, размывая голоса из телевизора. Я не сомневался, что завтра добьюсь свидания с Ниной. А послезавтра стану знаменитым…

Телефонный звонок прозвучал так резко, будто в уши кто-то с силой брызнул ледяной воды. Я сперва никак не мог сообразить, где мой мобильник – в пальто? в пиджаке? в брюках? Но разрезал пространство длинными дребезжащими очередями местный телефон. Господи! Кто это еще? Неугомонный Славик проснулся? Я поднял трубку.

– Слушаю.

– Юра! Эта Нина Демина.

– Здравствуйте. – Я так растерялся, что даже это приветствие выдавил из себя после некоторой паузы.

– Хорошо, что я вас застала. – По телефону ее голос звучал еще приятней.

– Что-нибудь случилось?

– Нет. Я хотела попросить прощения за Макарова. Он и сам раскаивается, но у него такой характер, что сам никогда не извинится.

– Ну что вы. Обычное дело. Погорячились – и ладно… Напрасно вы так беспокоитесь.

– Хорошо, что вы не обиделись. Послушайте, у меня есть к вам предложение. Давайте завтра поужинаем?

– Это ваша идея или Макарова? – Я насторожился.

– Смешной вы! Я предлагаю вам поужинать вдвоем. Вы против? – Она звонко засмеялась.

– Нет, я не против. Хотя как-то неловко, что вы меня приглашаете, а не я вас…

– Ну, так ужинаем или нет? – Вряд ли она предполагала, что я откажусь.

– Конечно. Когда, где? – Я все еще боялся, что это розыгрыш.

– Мне тут показали одно симпатичное местечко. Называется «Толстый лев». Давайте там в семь?

– С вами куда угодно.

– Не будьте банальным. Записывайте адрес: Большая Васильковская, восемнадцать. Раньше она называлась Красноармейская. До завтра. – Она повесила трубку.

Похоже, спасть мне сегодня не придется. Один крутой поворот за другим. Как относиться к ее предложению? Когда женщина приглашает мужчину на ужин, этот самый мужчина, конечно же, надеется, что она имеет на него виды. Если это не деловое свидание… В нашем случае это точно не так. Хотя у Нины могут быть еще тысячи причин для встречи со мной. Все же я работаю на канале, с которого ее уволили по весьма скандальному поводу. Ну и что?

Ее манера держаться окружала ее тонкой непрозрачной стеной, не пропускающей никакой информации. А что мне делать, если между нами завтра действительно что-то завяжется? Как быть тогда с Ларисой? Да и Нина не свободна. Счастливая семья, муж, дети… Хотя с мужем у них, скорее всего, что-то не так. Я почти уверен в этом.

Как бы я ни был встревожен, человеческую природу не обманешь. Вопросы постепенно теряли свою остроту, путались в уходящем сознании, переходили в сновидения.