Текст книги "Время будущее"

Я была с Марленой в момент ее смерти. Мы поехали в столицу на переговоры с новым правительством относительно автономии нашего края. На ступенях здания верховного суда все участники переговоров начали обмениваться рукопожатиями. Шел дождь, и площадь была наводнена репортерами. А затем произошло то, что телохранителям будет сниться всю жизнь в кошмарных снах. Марлена пожала руку президенту и отвернулась от него. Внезапно она устремила взгляд вверх. Некоторые идиоты говорили впоследствии: на небеса, но я думаю, что она заметила человека – он, должно быть, находился на крыше одного из окружавших площадь зданий. Да, я думаю, она увидела, что тот вооружен, потому что вновь повернулась лицом к президенту и взяла его за руку. Она хотела увести его внутрь здания, если окажется, что на крыше действительно засел снайпер. И в этот момент раздался выстрел. До сего дня никто не знает, целился ли он в Марлену или в президента.

День первый, 3:00 пополудни

Я отправилась в свой кабинет и с головой ушла в изучение телеметрических данных о потерпевшем аварию корабле. Пока Элеонор не разрешала мне снова поговорить с оставшимися в живых членами экипажа, это был единственный источник информации о том, как и почему они прибыли сюда. Я пробовала войти в контакт с Кеветом, чтобы спросить, заметил ли он что-нибудь интересное во время спасательной операции, но кчер либо находился вне пределов действия системы связи, либо игнорировал мои обращения.

Когда наконец после нескольких часов упорной работы шлем был снят, я, кажется, так хорошо изучила этот корабль, что могла бы в полной темноте передвигаться по нему в невесомости. Это было старое грузовое судно марки «Нукени», построенное исключительно для перевозки незатейливых грузов на короткие расстояния. Оно имело упрощенную коническую форму, облегчающую вход в атмосферу, и его масса превышала массу нашего небольшого шаттла по крайней мере раз в шесть. Половина этой массы приходилась на двигатели.

Предельное ускорение на стартовых ускорителях составляло одну третью лайта, скорость движения – около десяти саблайтов. Помещения, в которых прежде располагались тесная рубка и каюты членов экипажа, были объединены с основным грузовым отсеком и переоборудованы под камеру криоконтроля. Сейчас она была заполнена грудой искореженного металла и обломков оборудования, но замысел проглядывал довольно отчетливо.

Носовая часть корабля была насквозь пробита в нескольких местах и почернела от взрыва. Сквозь отверстия наружу пробивались струйки водяного пара, окутывавшие остов судна мягким ореолом. Вероятно, это были остатки атмосферы, просачивающиеся из помещения корабля, откуда спасательная команда извлекла оставшихся в живых членов экипажа. Взрыв почти полностью уничтожил хвостовую часть корабля, оставив после себя полосы искореженного металла, тянувшиеся за кораблем словно ленты. Аварийные защитные экраны в помещении, где находились капсулы, активизировались, но на них оказали воздействие последствия взрыва. Разрушения внутри камеры свидетельствовали о том, что некоторые внутренние системы тоже были уничтожены. Странно, но отсек с двигателями сохранился, обычно взрыв запускал реакцию в двигателях, и за этим следовал их аварийный принудительный сброс. То, что сброса не произошло, указывало или на необычность мины – одного из оставленных торами в системе Абеляра средств уничтожения, все разнообразие которых мы еще не успели изучить, или на то, что сама «Калипсо» в каком-то смысле была необычным судном. Полчаса я потратила на просмотр отчетов о предыдущих авариях, причинами которых были джамп-мины. Ни один из них не сообщал, чтобы мина взорвалась сама по себе, не активизированная кораблем, находящимся в состоянии перехода из одного пространства в другое.

Я задавала себе вопрос, кто работал на корабле, когда остальная часть экипажа мирно покоилась в своих криогенных капсулах? Техническое обслуживание, контроль за состоянием среды, оборона судна. Конечно, большинство этих функций могли выполнять оперативные системы, но даже на современных кораблях, далеко ушедших в техническом плане от «Калипсо», на борту всегда присутствует разумное существо, следящее за работой приборов. Это обстоятельство свидетельствует не о низком уровне технологии, а о нежелании разумных существ полностью довериться ей. Сто лет назад люди наверняка были еще менее склонны полагаться на оперативные системы, доверяя им свою жизнь.

Может быть, среди членов экипажа был какой-то доброволец, согласившийся не погружаться в сон на время перелета? В таком случае к тому времени, когда корабль достиг бы пункта назначения, этот человек, мягко говоря, оказался бы уже пожилым, да и, пожалуй, подверженным космической болезни. Может быть, системы корабля будили членов экипажа по очереди, и те вновь погружались в сон, закончив свою «смену»? Нет, в любой версии концы не сходились с концами. И все же я предполагала, что люди, пустившиеся на такое рискованное предприятие, должны были обладать многими возможностями.

Я откинулась на спинку стула и потерла глаза. Наклонившись в сторону, я вылила остатки чая в чашку из стоявшего рядом с письменным столом чайника. Думать.

Если «Калипсо» не имела системы перехода в гиперпространство, то не могла подорваться на мине. Поэтому, если мина все же взорвалась в то самое время, когда появилась «Калипсо», значит, ее активизировало что-то другое. Наши датчики не обнаружили другого корабля. Однако датчики эти не отвечали новейшему уровню техники, поскольку были установлены три года назад. С тех пор они не раз получали повреждения при нападениях сэрасов, последние ограничивали их чувствительность постоянным воздействием, мы неоднократно изменяли конфигурацию датчиков, делая попытки расширить их зону действия за пределы блокадного кольца, установленного серыми кораблями. Меня нисколько не удивило бы, если бы мы не смогли зафиксировать позывные… Позывные кого? С какой стати кто-то захочет посетить нас?

Я снова попробовала связаться с Кеветом, и опять безрезультатно. Кевет мог заметить на борту подорвавшегося корабля что-нибудь интересное. Если, конечно, он захочет поделиться с нами своей информацией.

Хотелось о многом расспросить оставшихся в живых членов экипажа. И речь здесь шла не только о подробностях их рейса. Гриффис упомянул человека по фамилии Хэлли, участвовавшего в движении «Земля-Юг». Это мог быть мой прадед, Джон Хэлли, который как раз в то время занимался активной деятельностью и был широко известен во многих регионах. Я знала только его сына Джека, моего дедушку, который унаследовал страсть Джона к справедливости и в конечном счете поселился в Лас Мухерес с моей бабушкой Эльвирой. Гриффис был достаточно пожилым человеком, чтобы застать конец двадцатого столетия, увидеть начало двадцать первого века и стать свидетелем ожесточенной борьбы той эпохи. Пожалуй, любой историк, живущий на Иокасте, мечтал бы взять интервью у него и его товарищей. Надо дать задание Вичу составить список таких потенциальных интервьюеров.

Действительно, у моих современников возникало множество вопросов о том темном периоде. Огромное количество сведений безвозвратно исчезло в великой Сетевой Катастрофе 2055 года, а многие очевидцы бурных событий той эпохи погибли во времена политических волнений, последовавших за технологическими реформами, толчок к которым дали инвиди в 2030-2040-х годах. Мы не знаем, что происходило в отдельных регионах планеты, когда на Землю прибыли инвиди, не знаем, какова была реакция обычных людей, представителей различных культур.

Поскольку Марлена Альварес и та эпоха имели огромное значение в жизни моей семьи, для меня была очень важна история того периода. Однако для большинства обитателей Иокасты все это представлялось седой древностью, лишенной всякого интереса и актуальности. Несмотря на это, можно было провести множество параллелей между положением, в котором мы сейчас оказались, и той исторической ситуацией.

Я услышала, как открылась дверь.

– Добрый день, командир. – Вич выглядел все таким же свежим и спокойным, каким я его видела утром. Он стоял передо мной, сцепив за спиной руки, что свидетельствовало о краткости его визита. – Как вы хотите, чтобы мы зарегистрировали новых жителей станции?

– Новых жителей? – не поняла я.

– Да, землян с криогенного корабля. Они ведь не являются ни гражданами Конфедерации, ни беженцами, строго говоря.

Выйдя из задумчивости, я наконец вернулась к действительности.

– Земля – член Конфедерации.

– В то время, когда они стартовали с Земли, она еще не входила в Конфедерацию.

– Это имеет значение?

Я не понимала, к чему он клонит. Как бы земляне ни были зарегистрированы, им все равно будет обеспечено медицинское обслуживание, их оденут и накормят. Шесть месяцев назад неизбежно встал бы вопрос о необходимости установления их личности, о том, кто их послал, но сэрасы никогда не засылали лазутчиков.

– Значение? – Антенны Вича встали совершенно вертикально, как бывало, когда он испытывал сильное изумление. – Каким образом я смогу составить отчет по всей форме, если они не будут правильно зарегистрированы?

– Ах да, конечно. Простите меня. Речь идет об отчете. – Для потомства, разумеется, поскольку в Центральном секторе уже давно никто не читал их. – Существует ли где-нибудь в законе об иммиграции положение о расширении времени?

– Но корабль, о котором идет речь, не способен совершить переход в гиперпространство.

– Вы правы, но… – Действительно, чтобы за столь короткое время суметь добраться сюда, надо было выйти в гиперпространство или прибегнуть к волшебству. – Что, если обозначить их как туристов?

– Простите?

– Пока мы не решим проблему классификации, можем считать их туристами. Выдайте им временные визы, как мы это обыкновенно делали с гарокианскими беженцами, пока не узаконили их пребывание на Иокасте.

Антенны Вича подергивались, свидетельствуя о том, что он обдумывает сказанное. На Иокасте давно уже не было туристов. Но даже в лучшие времена, до появления сэрасов, наша станция находилась в стороне от популярных маршрутов: бесплодная выжженная звездная система мало кого привлекала.

– Возможно, это – решение проблемы, – наконец согласился он. – Я оформлю соответствующие документы. – Вич собрался уходить, но вдруг остановился и вновь повернулся лицом ко мне. – Командир, вы не забыли, что в 18:00 состоится собрание Дыма?

Мне столько раз приходилось испытывать чувство вины и угрызения совести, что казалось, я к этому привыкла. Однако при словах Вича я все же вздрогнула.

– Конечно, нет, – сказала я, стараясь не смотреть на него. Последний раз, чтобы достигнуть хоть какого-то подобия взаимопонимания с жителями этой зоны, потребовалось пятнадцать часов, уже не говоря о времени, потраченном на принятие конкретных решений. Наши мелкие гуманоидные споры были простыми до примитивности.

– Не думаю, что у них составлен список вопросов ко мне, – не совсем уверенно заявила я.

– Неросси собираются обсудить право наделенных чувствами существ быть использованными в качестве продуктов питания. Самими неросси, разумеется. !Гплп! хотят получить еще три помещения и один метановый пруд. Теллы ничего не сообщают о своих намерениях. Инвиди желает обсудить философский смысл люка на пятидесятом уровне, который был пробит в прошлом году или будет пробит в следующем, это для него не имеет значения. И…

– Хорошо. Я получила общее представление, – прервала я его. – Мне кажется, будет лучше, если я просмотрю материалы в спокойной обстановке.

– Я пометил флажком сообщение о собрании в ваших файлах, – напомнил он мне и вышел.

И тут со мной связалась Элеонор. Она сообщила, что пациенты могут поговорить со мной. И я сразу же забыла о собрании.

На этот раз они не лежали, а сидели в кроватях. Доуриф откинула термопростыню и положила на нее свои крепкие загорелые ноги. Эриэль Клоос не спал. Он сидел, откинувшись на спинку средней кровати и прислонив коротко подстриженную темноволосую голову к стене. У Клооса было юное настороженное лицо, не такое открытое, как у Доуриф, и певучий акцент.

Земляне вновь сообщили мне, кто они и откуда, а я во второй раз поведала им, где они находятся и кто мы. Предварительно я посоветовалась с врачами и чиновниками администрации о том, какую информацию мы можем дать вновь прибывшим. Юридически они имели те же права доступа к информации, как и любой член Конфедерации и гражданин Земли.

Они сообщили далее, что проект послать корабль с людьми на борту к Альфе Центавра в течение пятнадцати лет разрабатывали астрофизик по имени Тэн Нгуен, активист широкого народного движения и геохимик Ганнибал Гриффис и русский ученый, исследователь космоса Григорий Ильянович. Они нашли целый ряд спонсоров для финансирования этого тайного эксперимента. Когда новости о проекте просочились в прессу, его представили публике как попытку провести наблюдение и научные эксперименты по апробации производственных методов в невесомости на брошенных космических платформах-лабораториях. Платформы были сданы им в аренду правительством, разочарованным слишком высокими затратами на проведение космических исследований и не желавшим вкладывать средства в дорогостоящее строительство корабля.

Инвиди заявили, сообщил далее Гриффис, что не могут передать нам технологию осуществления перехода в гиперпространство, но предложили помочь в создании криогенной системы, которая позволит сохранить жизнь пассажирам в течение пятидесяти с небольшим лет, необходимых, чтобы добраться до самой близкой звездной системы на корабле, двигающемся со скоростью ниже скорости света. Участники проекта приняли их предложение, договорившись держать все подробности в тайне от непосвященных.

Рэйчел объяснила, что корабль строился не на Земле, и его можно было модифицировать на одной из космических платформ. Брошенные еще где-то в 2020 году платформы не были оборудованы системой контроля и дистанционного управления. Народы Земли отказались от осуществления космических программ как слишком дорогостоящих.

К выбору участников проекта его руководитель подходил особенно тщательно. Они подбирались на основе различных критериев. Большинство кандидатов знали руководителя, но не подозревали, кто еще задействован в проекте, до тех пор пока их кандидатура не утверждалась. Но даже после этого они имели возможность общаться лишь с членами своей профессиональной группы. Те, кто принадлежал к обслуживающему персоналу, в большинстве своем думали, что выполняют сверхсекретное правительственное задание, и дали подписку о неразглашении.

– Думаю, что именно поэтому мы не нашли никаких отчетов и даже упоминаний о вашей экспедиции в базах данных Конфедерации и Земли, – сказала я не совсем уверенным тоном.

Вообще-то с трудом верилось в то, что первый в истории Земли межзвездный полет можно было сохранить в полной тайне. Судя по документам в доступных нам файлах, ни находящиеся здесь люди, ни их корабль никогда не существовали.

– Возможно, ваши данные неполны, – застенчиво сказал Клоос.

Его предположение могло оказаться верным. За последние месяцы у нас не раз происходили сбои в системах информации, и некоторые данные могли быть потеряны. Хотя, с другой стороны, соседние аналогичные файлы прекрасно сохранились, и базы данных исторических архивов не были повреждены.

К тому времени, когда инвиди прибыли на Землю, разработчики проекта обдумывали планы использования космического корабля. Они рассматривали возможность модификации одного из старых кораблей класса «Мировой Космос», но общественный резонанс был бы слишком велик, а надежды на успех – учитывая качество этих кораблей – слишком малы. Один из инвиди, по имени Эн Серат, сблизился с Нгуеном. Гриффис и Ильянович в то время не стремились получить помощь от инвиди, поскольку те тогда воспринимались еще как нечто чуждое и непонятное.

Любой из нас теперь знает, как произошел первый контакт землян с чужеземцами. Это первое, о чем мы слышим в детстве от родителей, в школе, во время игр. Подрастая, каждый ребенок узнаёт, что инвиди мирно вторглись в жизнь Земли. Накануне о них еще не было ни слуху ни духу, а на следующий день в небе появились двадцать небольших кораблей, сгруппировавшихся так, чтобы держать под контролем каждый сантиметр воздушного пространства Земли. Спутники с запозданием передали изображение корабля-носителя, находившегося в отдалении в космосе. К тому времени, когда главы крупнейших держав начали консультации по возникшей проблеме, инвиди послали на Землю приветствие, которое было принято каждой радиостанцией, каждым компьютером, подключенным к Интернету, каждым телевизионным каналом: «Приветствуем вас. Мы – инвиди. Мы пришли с миром».

Так или иначе, Нгуен и Эн Серат, по-видимому, обо всем договорились, но Гриффис сказал, что он не знал подробностей. Земляне получали доступ к кораблю, оборудованному двигателями, развивавшими скорость, близкую к скорости света, и к криогенной технологии. Доуриф добавила, что врач корабля сделал все возможное, чтобы приспособить капсулы для людей, учитывая их физиологические особенности. Никто из участников проекта не знал, что выигрывают инвиди от сотрудничества с ними, по всей видимости, инопланетяне не преследовали никаких корыстных целей. Надо сказать, Эн Серат, судя по рассказам, был самым доброжелательным и открытым инвиди, о котором я когда-либо слышала.

– Вы уверены, что они действительно вызвались помогать вам?

Гриффис кивнул.

– Правда, с ними непосредственно общался только руководитель нашего проекта. Я координировал научную подготовку полета. Насколько мне известно, Тэн Нгуен контактировал только с Эном Сератом.

Интересно, как происходило их общение?

– Вы знакомились с устройством двигателей? Вам ничего в них не показалось странным? – спросила я Доуриф.

Она поморщилась.

– Буквально все в них показалось нам странным. Не забывайте, что это был инопланетный корабль. Я с трудом могла выполнять должным образом лишь диагностику. – Затем более спокойным тоном она призналась: – Это было одно из самых больших унижений в моей жизни.

– Командир, что произошло? – неожиданно раздался голос Клооса.

Он так долго молчал, что я чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности, когда он наконец заговорил, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть меня.

– Что случилось в то время, когда мы спали?

– Я не знаю. Мы думаем, что ваш корабль попал в гравитационную аномалию, которая позволила вам добраться сюда. Вы ничего не могли сделать, – добавила я, стараясь быть убедительной.

– Почему нас никто не обнаружил? – спросил Гриффис, и я заметила выражение подозрительности в его глазах.

Возможно, он подумал, что мы все это время держали их в состоянии криостаза в экспериментальных целях.

– Я этого не знаю точно так же, как вы.

Его подозрительность была совершенно оправданна. В первой половине двадцать первого века, когда они стартовали с Земли, межпланетных перелетов люди еще не знали – человечество было занято своими проблемами, устраняя пагубные последствия предыдущего исторического периода, – а инвиди не допускали проникновения в этот сектор межзвездной торговли. Но во второй половине двадцать первого столетия начался расцвет освоения космического пространства, полеты совершались и внутри Солнечной системы, и за ее пределами, вблизи границ. Казалось странным, что никто не заметил старое грузовое судно, двигавшееся по заданному курсу. Я отметила про себя, что необходимо еще раз просмотреть в базе исторических данных отчеты за соответствующий период.

– Что с нами будет? – спросила Доуриф резким тоном, каким обычно говорят, чтобы скрыть подступающие слезы.

Что я могла ответить ей? Для них, конечно, было ужасным ударом узнать о смерти своих товарищей, а затем осознать, что они находились в пути на пятьдесят лет дольше, чем планировали, и оказались на расстоянии бесчисленного количества световых лет от того места, куда направлялись.

– В настоящий момент, – начала я и посмотрела на Элеонор, но та только слегка повела плечом, – боюсь, вам придется задержаться здесь, впрочем, как и всем нам. Если вам позволит самочувствие и у вас появится желание, вы сможете познакомиться с интересующей вас областью деятельности на станции и получить навыки работы в ней. А когда нам удастся наконец решить проблему сэрасов, я уверена, что вы сможете вернуться на Землю, если, конечно, захотите.

На несколько мгновений в помещении воцарилась полная тишина. Гриффис и Клоос, опустив глаза, разглядывали свои простыни, а Доуриф с тихим стоном встала на ноги и неуверенной походкой направилась в дальний угол комнаты. Там она остановилась, как будто добравшись до безопасной гавани, и повернулась к нам.

– Что сейчас представляет собой Земля?

Я начала рассказывать о Конфедерации Союзных Миров и роли Земли в этой организации. Эта тема, похоже, особенно взволновала Гриффиса. Я сообщила, что Земля считается одним из «Девяти Миров», которые являются своего рода младшими партнерами четырех членов-учредителей Конфедерации – инвиди, кчеров, мелотов и бендарлов. «Девятка» не владеет технологией перехода в гиперпространство, но имеет голос в Генеральном Совете Конфедерации по представительскому принципу – определенное число членов совета на душу населения, с минимальным и максимальным уровнем представительства.

Гриффису не понравилось то, что более населенные миры имеют больше власти.

– Это неэтично, – заявил он.

– Тем не менее они наделены большей властью. Ты же знаешь, Ганнибал, больше – значит сильнее.

В голосе Доуриф не слышалось горечи, скорее ее слова звучали прагматично. Девушку, по всей видимости, удивило то, что Гриффис воспринял мое сообщение с огорчением.

Мне стало жаль Гриффиса, ведь он столкнется с серьезными проблемами, если будет подходить к Конфедерации с земными мерками вековой давности.

– Я понимаю вас, профессор, и на самой Земле все еще действует правило: один член ассамблеи имеет один голос. Но Конфедерация объединяет различные биологические виды разумных существ. Как вы считаете, у старой Организации Объединенных Наций были подобные проблемы? Некоторые из этих видов не могут даже прийти к единому мнению относительно того, что такое разумное существо, уже не говоря об основных социальных принципах, таких как закон или права. Все без исключения вынуждены были пойти на компромиссы, чтобы создать существующую представительскую систему и рычаги управления. Мы должны быть довольны, что эта система знакома нам.

В ту эпоху, когда жили члены экипажа «Калипсо», политическая ситуация на Земле была намного проще. Из моих рассказов они узнали, что теперь существуют два больших представительских правительственных блока, но с трудом могли понять, что их названия – «Земля-Север» и «Земля-Юг» – никак не связаны с географическими понятиями и являются скорее своего рода данью традиции, унаследованной из прошлого, когда население планеты делилось на богатых и бедных.

– Позвольте мне задать вам прямой вопрос. – Гриффис разгладил ладонью край своей бледно-голубой термопростыни и, произнося слова, стал чертить на ней пальцем карту. – То, что вы называете «Земля-Север», объединяет Тихоокеанский регион?

Я кивнула.

– Тихоокеанский Союз. Это прежняя Австралазия и Тихоокеанские государства. А также вся Евразия, включая Индийский субконтинент и Северную Европу. Столицей союза является Сидней.

Который, как я вдруг вспомнила, был родным городом Билла Мердока.

– А «Земля-Юг» – все остальное?

Он начертил пальцем на простыне контуры этой части Земли.

– Да. Обе Америки, Африка и Атлантический Союз. Ах да, еще и Антарктика.

– А как люди относятся к инопланетянам? – спросил Клоос, которому, казалось, в отличие от его товарищей все еще было не по себе.

Элеонор Джаго улыбнулась Клоосу, стоя у его кровати, где она вводила данные в интерфейс ложа.

– Это хороший вопрос, – ответила она. – Некоторые из нас, подобно командиру Хэлли, всю свою сознательную жизнь живут бок о бок с инопланетянами, и им это не кажется странным. Однако они порой забывают, что дома, на Земле, существуют другие люди, которые по-другому относятся к чужеземцам.

– Множество людей живет вдалеке от Земли. – Я начинала раздражаться. – Большие колонии, Ио и Тритон, насчитывают два или три миллиона жителей каждая. Марс имеет автономию.

– Однако это вовсе не означает, что каждый землянин обожает инопланетян, – заметила Элеонор. Она, как всегда, хранила полное спокойствие, и я с трудом сдержалась, чтобы не поддаться искушению и не вывести ее из себя резкими словами. – Не все считают, что Земля должна была входить в состав Конфедерации.

Гриффис кивнул.

– В наше время тоже не было единодушия. Когда мы отправлялись в полет, на Земле множество людей все еще не верили, что инопланетяне реальны. Что их убедило?

– Время. А также тот факт, что поколением позже на Землю явились бендарлы. Трудно игнорировать присутствие двух видов разумных существ, отличных от землян, и конкретные доказательства существования еще большего их количества, – сказала Элеонор и продолжала: – Знание того, что мы не одиноки во вселенной, явилось величайшей научной революцией, которую когда-либо переживал наш мир. Имевшей более грандиозные последствия, чем признание гелиоцентрической системы мира, создание теории эволюции или появление компьютера. По нашему самосознанию был нанесен страшный удар открытием того факта, что мы – не центр мироздания. Мы оказались на вторых ролях.

Спустя целое столетие мне было сложно представить тот шок, который пережили земляне.

– Но инвиди появились в 2023 году, – возразила Доуриф. – Что они делали все это время, нянчились с нами?

– Они передали нам медицинские и сельскохозяйственные технологии. Они… – Я беспомощно взглянула на Элеонор. Мне было невероятно трудно описать последние девяносто лет нашей истории в нескольких предложениях. – Они ясно дали понять, что теперь мы владеем средствами, позволяющими заняться переустройством мира. У нас больше не было оправданий, чтобы сидеть сложа руки.

– Некоторые из нас пытались изменить мир к лучшему, – сказал Гриффис, – еще до того, как они явились.

Я ждала подобного замечания, чтобы задать мучивший меня вопрос.

– Профессор, вы как-то сказали, что среди участников движения был человек по фамилии Хэлли. Речь идет о движении «Земля-Юг»?

– Нет, о его предтече. Мы создали организацию, но она не получила поддержки широких слоев населения, как это было с основанным позже движением. – Он внимательно всмотрелся в мое лицо, как будто силился разглядеть в нем черты другого человека. – Я не знал его лично, но помню, что этого человека звали Джон Хэлли. Он работал в нашем отделении сельского хозяйства. Впоследствии я узнал, что он поселился в Восточной Африке.

Джек Хэлли, мой дедушка, вырос на равнинах Серенгети.

– Скорее всего это был мой прадед. Мой дедушка был участником движения «Земля-Юг». Там он познакомился с моей бабушкой.

Гриффис, наклонившись вперед, слушал меня как зачарованный.

– Оказывается, вы родом из семьи революционеров. В таком случае вы, наверное, многое знаете о движении? – с надеждой спросил он.

Доуриф застонала.

– Прошу вас, прекратите этот разговор, иначе Гриффис не даст вам покоя своими расспросами. Он готов часами говорить на эту тему.

– Я выросла на рассказах о том времени, – сказала я, миролюбиво улыбаясь. – Мне было бы очень интересно получить информацию о тех событиях из первых рук. – И не только потому, что это, быть может, пролило бы свет на тайну появления в системе Абеляра «Калипсо». В последнее время я никак не могла избавиться от мыслей о Марлене Альварес.

– Одна из моих прабабушек с материнской стороны работала с женщиной по имени Марлена Альварес в дни, предшествовавшие созданию движения. Кто-нибудь из вас что-нибудь слышал о ней?

– Да, мы все слышали о ней, – первой ответила Рэйчел.

Даже Клоос поднял на меня глаза при звуке знакомого имени.

– Я тоже слышала это имя, – сказала Элеонор, – но…

Я видела, что она старается разговорить своих пациентов, поэтому не стала объяснять ей, что она, вероятно, слышала его от меня. Альварес – так звучит мое первое имя, второе – Мария – мне дали в честь матери.

– Однажды я слышал ее речь, это был единственный раз, когда ей разрешили покинуть страну. – Гриффис прикрыл глаза, мысленно обратившись в прошлое. То, о чем он рассказывал, для него произошло примерно десять лет, а для нас – столетие назад. – Это было во время встречи, организованной «Миром Свободы и Амнистии». На одном из тех грандиозных концертов под открытым небом, которые мы устраивали, пока не появилась возможность использовать голографическое видение.

Клоос и Рэйчел кивнули. Я в некотором замешательстве переглянулась с Элеонор, но ничего не сказала.

– Альварес поднялась на сцену, взяла микрофон и подошла к самому краю. Встреча проходила днем, но люди с головидения замахали на нее руками, заставляя вернуться туда, где сцену освещали их светоустановки. Однако она не обращала на них никакого внимания. Она хотела быть как можно ближе к аудитории.

– Она стояла прямо перед слушателями?

Я не хотела прервать его рассказ, но никак не могла представить себе описываемую картину.

– Нет, Альварес находилась на сцене, на приподнятой над землей платформе. Я никогда не забуду этого выступления. 130 тысяч человек замерли, ожидая, что скажет им эта приземистая, маленькая женщина.

– И что же она сказала?

Рэйчел подошла к кровати Гриффиса и села в ногах на краешек постели.

Он сделал паузу, затем открыл глаза и в упор посмотрел на меня.

– Она говорила очень сердито. Это я особенно хорошо запомнил. У нее был очень резкий голос, который, казалось, способен был пронзить слушателя. Она сказала… – Он задумался на мгновение. – Она сказала: «Кто дал им – то есть официальным международным организациям, – кто дал им право решать, жить нам или умирать и каким образом? Когда они санкционируют или наказывают правительства, которые мы не выбирали, когда наши правительства, которые мы не выбирали, наказывают других от нашего имени, то кто в результате страдает? Конечно, не вы». Она имела в виду, – продолжал Гриффис, – граждан богатых демократических государств. Альварес сказала, что в проигрыше оказались люди, подобные ей, те, кем власти управляют с помощью насилия.

Элеонор нахмурилась.

– Когда это было? – спросила она.

– В середине двадцатых годов двадцать первого века, – ответил Гриффис. – Но многие люди за эти годы еще до Альварес пришли к тем же выводам. Именно поэтому в международной практике уже установилась быстро крепнущая тенденция ставить на место зарвавшиеся правительства, однако она еще не приносила ощутимых результатов. Ведь в мире оставались экономически отсталые страны и национальные меньшинства, которые политики использовали как козлов отпущения. Альварес говорила на смеси испанского и английского языков, которая звучала почти как поэзия. Она сказала, что у нас есть выбор. Мы и дальше можем жить так, как жили до сих пор. В этой связи мне вспоминаются слова, ставшие одним из лозунгов движения: «Одной совести недостаточно». Или можем поднять свой голос в поддержку людей, которые не обладают такой степенью свободы, чтобы действовать самостоятельно. Она не призывала нас оказывать давление на наши правительства, она просто сказала, что мы сами и есть правительство. Она сказала, что ее народ понял, что больше не бессилен, и что пришло время, чтобы мы осознали то же самое. Альварес была весьма конкретна: она сказала, что на местах уже созданы группы, которые могут сопровождать транспортные средства с продовольствием и товарами, что у них достаточно добровольцев, готовых поставлять оружие и использовать его, достаточно законов, чтобы обратиться к ним, если человек найдет в себе силы выступить со словом правды. Честно говоря, я был удивлен тем, что ей позволили говорить.