Текст книги "Одаренная девочка и прочие неприятности"

Глава 4. Утро добрым не бывает (но пытается)

– Неужели вы не питаете ни капельки симпатии к тому, кто подарил вам свободу?

– Свободу мне подарила сестра, а все, что сделал ты, – попытался не продешевить. Вот и весь разговор.

Из общения патриарха и Татьяны

Одному из вечно спешащих солнечных лучей, считавшему выше своего достоинства тратить время на московские парки с голубями, несказанно повезло: он пригрелся на щеке спящей красавицы, видевшей добрый сон.

Она слушала шум прибоя на песчаном пляже, усыпанном ракушками, а он был рядом, только руку протяни. И, в отличие от условной реальности, во сне она это сделать могла. Чуть коснулась его горчичной перчатки. Небывалое и непривычное – физический контакт. Ее теплая кожа, его – нейтральной температуры. Болотные глаза тянули на дно. Мягкие светлые волосы, дорогой одеколон. Он крепко держит ее руку. Улыбается. Восходит солнце, и восхитительной красоты рассвет обращает мечту в кошмар.

Он горит. Кричит в невыразимой муке, рассыпается прахом. Она пытается поймать, укрыть, но все бесполезно.

Ее будит собственный крик. Холодный пот, дикое сердцебиение. Несколько секунд уходит на простое осознание, что все было лишь сном. Он жив. Он не держал ее руку, она не дышала его одеколоном. Но он жив. А она зла. Очень зла, что не может убить солнце.

На диване неподалеку что-то пришло в движение, и привыкшая просыпаться в одиночестве Татьяна чуть не швырнула спросонья сюрикен. Вчерашнему богатырю крупно повезло, что мозги у нее включались так же быстро, как рефлексы, и она успела остановить собственную руку. Огляделась. Нахмурилась, вспоминая события прошлого дня. Морской черт его дери, почему упырю вообще вздумалось умотать на свой тупой финансовый форум именно сейчас? Связи были бы как нельзя кстати. По крайней мере, патриарх вампиров смог бы поговорить с Пнем как с равным, а это – шанс забрать кинжал и допросить девчонку. Но компостер занят своими делами, а она, хоть и достигла цели, могла лишь в бессилии негодовать.

Татьяна по-турецки уселась в кресле. Сбоку послышалось какое-то шебуршание, и из-за спинки показались дрожащие лапки енота, с опаской протягивавшего очередную бутылочку самодельного вина. Хмыкнув, русалка ее взяла. Что-что, а толк в гостеприимстве Пень-младший знал. Енот поспешил скрыться, а Татьяна, легким движением вынув пробку и хорошенько отхлебнув прямо из горла, принялась размышлять, благо впервые за последние сутки у нее появилась такая возможность.

Русалка считала само собой разумеющимся, что без вести пропавшая сестра все эти годы была жива. Маргаритифера всегда словно видела мир насквозь, и, без сомнений, каждая минута жизни была у нее под контролем. Почти двадцать лет назад что-то взволновало ее больше, чем собственная свобода. Больше, чем права сестер, о которых Маргарита говорила не умолкая с первого дня их встречи. Все эти годы Татьяна верила, что однажды Марго закончит свое важное дело и просто появится на пороге, словно ничего и не было. Чтобы сестрице легче было ее найти, Татьяна устроилась работать под красноречивой вывеской с популярной русалкой и не обманулась – сестра и вправду сразу ее нашла. Таня крепко вцепилась в собственную куртку. Нашла, но не вернулась. Было неподходящее время. А подходящее, видимо, так и не настало. Глаза немного чесались – верный признак, что хочется плакать. Русалка хлебнула еще вина.

Итак, что мы имеем? Прошлой ночью Марго умерла. После долгих лет молчания кинжал сестры внезапно позвал Татьяну, и зов этот был сильным и очень жалобным. Почему именно сейчас? Почему такая смерть? При чем тут девочка?

По привычке коснулась пустых ножен на шее. Она знала свои сильные стороны, и стройные логические цепочки в их список не входили. А вот упырю вполне могла бы прийти в голову идейка-другая. В конце концов, для него это дело чести – узнать, почему сбежала без пяти минут правая рука. Пусть напряжет извилины или что там у этих бактерий в голове заместо мозгов.

Потянувшись, Татьяна глянула на старые часы с боем, висевшие на стене. Если не врут – пять утра. Как раз успеет к открытию кофейни. Она встала и, залпом осушив остатки бутылки, твердой походкой двинулась наружу.

Ее мотоцикл, еще ночью подпиравший капусту на грядках, сейчас был заботливо прислонен к веранде и привязан к перилам каким-то шнурком, словно конь за поводья. Рядом точно так же был закреплен и богатырский. Вокруг них с тряпочкой суетился уже знакомый Татьяне енот, старательно натиравший хромированные детали. Завидев ее, резко остановился, сложился в поклоне и шмыгнул в кусты. Русалка хмыкнула. У сильных и независимых женщин, значит, котики, а сильный и независимый мужик енота пригрел. Ага, а сама-то? На мелочевку вроде животных не размениваемся, если уж заводить – так сразу банкира с сыном. Она снова хмыкнула и принялась отвязывать мотоцикл.

– Не сочтите за наглость, но, поскольку вы явно не намерены завтракать, позвольте хотя бы выдать небольшой перекус в дорогу. – Вот и Пень нарисовался, а с ним и мелкая пигалица. Стоит чуть сзади, смотрит во все глаза. Ей-то чего не спится? Боится неприятности пропустить?

– Я правильно понимаю, что в случае отказа твой перекус загадочным образом появится в моем багажнике и ты тут будешь совершенно ни при чем?

– Абсолютно верно, – просиял молодой старьевщик.

– Ладно, давай. – Она забрала сверток и, перехватив странный взгляд девочки, спросила: – Чего тебе?

– Можно вас обнять?

Русалка остолбенела:

– Ты белены объелась?

– Татьяна, ну что вы, в самом деле! Я не имею склонности кормить детей…

– Не к тебе вопрос, – отбрила та и вперила в девочку тяжелый взгляд. – Сдурела?

– Нет. У нас просто принято обнимать тех, кто уходит. Это важно. Мама так говорила.

– Меня это не касается. Не трожь и отвали.

– Сударыня, может быть, все-таки смягчитесь? Это же всего на секундочку, чтобы, так сказать, подтвердить, что недопонимание исчерпало себя, – ненавязчиво решил вмешаться Пень.

– Ты издеваешься? – совершенно ошарашенно переспросила русалка.

– Обижаете, я абсолютно серьезен. Кто мы такие, чтобы осуждать чужие традиции?

Татьяна закатила глаза. Сцена затягивалась, и это бесило.

– Ладно, только быстро и без фокусов.

Девочка метнулась к мотоциклистке, быстро прижалась к куртке и так же быстро отступила назад. На мгновение Татьяна почувствовала неуловимо знакомый аромат.

После того как русалка молча уехала, Александр Витольдович подошел к воспитаннице и мягко положил той руку на плечо:

– Вот видите, а вы боялись. До пробуждения братца еще как минимум пара часов. И если вы все еще не настроены спать, предлагаю заняться делами первой необходимости.

Пандора отчаянно пыталась запомнить ощущение крепкого женского тела и странную смесь запахов кожи, кофе и хлорки. Но опекун прав: всему свое время.

– Да, конечно. Расскажете мне про дом? Или про правила? Местность? Распорядок уборки?

– Сударыня, все это может подождать. Важнее другое. Кажется, с момента смерти матери вы так и не имели возможности поплакать?

Девочка ошарашенно смотрела на него, и вдруг все накатилось разом. Мама. Они знали, что будет, и старались подготовиться, но все равно было чудовищно больно. Папа. Его последняя улыбка. Как он помогал залезть в багажник. Как сурово давал последние указания Буцефалу. Как поцеловал в лоб и крепко обнял, уходя – возможно, навсегда… Куртка брата и теплая кожаная куртка тети – символы того, что семья всегда рядом. На глаза сами собой навернулись слезы, и уже спустя пару секунд Дора не то чтобы плакала, а, скорее, ревела белугой, захлебываясь и кашляя. Прибежавший на слезы енот мгновенно вскарабкался к ней на руки, грея мягким, пушистым теплом и тыкаясь холодным носом в щеки, а опекун с невозмутимым лицом стоял рядом, аккуратно поглаживая по плечу и изредка подавая чистые носовые платки.

Дмитрий проснулся от ненавязчивой щекотки. До топ-10 худших пробуждений в жизни это не дотянуло: вопреки обыкновению, он лежал на чем-то мягком, голова не трещала, ощущения, что по тебе прошелся табун единорогов, тоже не было. А вот чьи-то шаловливые лапки были. Быстро выбросив вперед руку, богатырь не без удивления обнаружил в ней недоумевающего енота с пипидастром в руках. Попялившись немного на богатыря, животное попыталось смахнуть с него пыль, после чего было аккуратно отпущено на ковер и побежало убирать дальше. Проводив его задумчивым взглядом, Дмитрий понял, что его удивляло. С каких пор Пень стал таким паинькой? Чаек, еноты, вежливость? Возникало ощущение, что кое-кто обсмотрелся «Гордости и предубеждения», после чего грабанул гардероб костюмера в провинциальном театре юного зрителя. Приемному отцу богатыря пару раз приходилось работать с Пнем-младшим, и у героя папиных историй с этим услужливым дворецким, кроме шейного платка, не было ничего общего. Что там батя говорил? С рыжим держи ухо востро? Он не дурной, он просто не за нас?

Енот вернулся, и вернулся эффектно – в переднике и с чепчиком на голове. Чувствуя себя полным идиотом, Дмитрий наклонился к нему и громко прошептал:

– Что тут вообще происходит?

Пушистый домоправитель предсказуемо не ответил, только возвел очи горе и так красноречиво закрыл лапами глаза, что стало ясно: он тоже глубоко не в восторге. После поманил за собой. Богатырь огляделся и не нашел в комнате вчерашнюю русалку, но обратил внимание на две пустые бутылки у кресла. Видать, уже свалила. Что ж, пришла пора поговорить с хозяином с глазу на глаз.

Пухлый шерстяной проводник успешно вывел ДТП к знакомой кухне. Старьевщик наконец обулся и теперь что-то готовил, сверяясь с тетрадкой. Когда вошел Дмитрий, он как раз разбивал два огромных яйца в миску. Доры не было видно.

– А где?..

– Сударыня много плакала сегодня утром и совершенно устала. Мы уложили ее вздремнуть. Разбудим, когда вы закончите с завтраком и решите-таки стрясти с бедного ребенка причитающееся.

– Плакала? Чего ты учудил?

Ох, не зря ему все это не нравилось.

– Вообще-то девочка недавно лишилась обоих родителей, ей есть о чем лить слезы и без моего вмешательства. Интереснее другое: планируете ли вы в дальнейшем забыть все произошедшее как страшный сон и обходить юную леди стороной?

Врать Дмитрий не стал: такие, как Пень, ложь буквально слышат.

– Скорее всего, нет. Что-то мне подсказывает, что она не просто мимокрокодил для Семьи, а следовательно, знает ответы на мои вопросы.

Пень чуть склонил голову набок и прищурился:

– Так вы поэтому дали ей свою куртку? Считаете уместным втираться в доверие к девицам в беде?

– Вариант «просто позаботился» мы уже не рассматриваем? Не знаю, какие идиоты собирали ее в дорогу, но о том, что даже летом на мотоцикле будет холодно, они явно не подумали.

Александр смерил богатыря задумчивым взглядом.

– Ее собирал мужчина, лишившийся жены и пытающийся спасти дочь. Самое то состояние для хладнокровия и принятия взвешенных решений, конечно же. – И, вернувшись к готовке, продолжил: – Но за куртку спасибо. Не забудьте подарить ее девочке.

– С чего бы это?

– Потому что я вас об этом попросил, а вы проснулись в моем доме живым и здоровым.

А вот и прорезался тот самый рыжий манипулятор из папиных рассказов. Дмитрий не понимал:

– На фига ей куртка?

– Вы ей понравились. Хороший парень, заботливый, а она тут одна-одинешенька в незнакомом доме, с незнакомым мужчиной и растолстевшим енотом. Ваша куртка создаст видимость комфорта.

– Ладно, черт с тобой, – махнул рукой Дмитрий. – Мне бы только сигареты забрать.

– Боюсь, это невозможно, – покачал головой Пень. – Я их выкинул.

– Зачем?

– Мы на полном серьезе хотим обсудить идею дать моей несовершеннолетней воспитаннице куртку, набитую сигаретными пачками?

Богатырь сник:

– Слушай, ну не подумал я о заначке, бывает. Мы же от этой дамочки еле ушли. Не до того было.

– Будем считать, что вы встали на непростой путь избавления от вредных привычек. – Старьевщик поставил на плиту сковородку и растопил на ней сливочное масло. – На будущее – каждый раз, когда будете приезжать в мой дом, избавляйтесь от сигарет самостоятельно. В противном случае это буду делать я. Своими методами.

Дмитрий оторопел:

– Я не собираюсь приезжать к тебе!

– Собираетесь-собираетесь, – мило улыбнулся Александр. – Больше прятать будет негде.

– Прятать что?

– А это, – Пень на глаз отрезал два ломтя ароматного хлеба, – вы поймете вскорости сами. Не хочу портить момент внезапных озарений. Говорят, вы, богатыри, их очень любите.

Енот протянул ДТП полную тарелку супа и пару кусков хлеба. Тот начал есть.

– Слушай, эта показная забота вообще не вяжется с твоими же действиями. Ты ведь, получается, просто взял и натравил на ребенка эту стерву. Мол, приходи через пару годиков, слова поперек не скажу?

– Замечу, «натравилась» дама совершенно самостоятельно. Моей задачей было лишь обезопасить жизнь моей воспитанницы.

– Обезопасил, ничего не скажешь, – ДТП скривился. – Чем самому разобраться сейчас, пусть она потом в одиночку разгребает, что ли?

– Замечу, что «самому разобраться», как вы изволили выразиться, сейчас было решительно невозможно. Полагаю, вы успели оценить упрямство Татьяны, как и ее поистине неземную целеустремленность. Несмертельная схватка ее бы даже не замедлила. А более… кардинальное решение вопроса спровоцировало бы не что иное, как не менее кардинальные меры со стороны патриарха вампиров. В отличие от пусть и смертоносной, но все-таки одинокой русалки, это явно не тот враг, которого я желал бы подарить своей воспитаннице.

– А без врагов никак нельзя?

– К сожалению, ее образ жизни к этому не располагает. – Пень наигранно вздохнул. – Собственно, вчерашний день был яркой иллюстрацией ее типичного времяпрепровождения, ну разве что уроки в перерывах между погонями делать не пришлось. Кстати, как у вас с логарифмами?

– При чем тут это?

Александр печально покачал головой:

– По моим сведениям, сударыня с ними не справляется, а искать репетитора по математике в чаще леса… – После этих его слов енот грустно бухнулся на табуретку рядом с Дмитрием и, открыв учебник для одиннадцатого класса, с самым жалобным видом приступил к чтению.

Пару раз хлопнув глазами, ДТП решился все-таки задать свой вопрос:

– Кто она вообще такая?

На кухне повисла тишина. Енот благоразумно накрыл голову книгой, но молодой старьевщик лишь мило улыбнулся и скромно ответил:

– Лучшее, что случалось с вами после альбома «Арии» «Химера».

Под строгим взглядом хозяина енот снова уткнулся носом в учебник. Дмитрий сидел в прострации.

– Во-первых, я в глубоком культурном шоке, что ты вообще в курсе существования «Арии» и ее альбомов. Во-вторых, тот альбом – днище.

– Это вы сейчас так говорите.

– В-третьих, при чем тут на фиг я?

– Могу только процитировать одного умного человека: «Не хочу портить момент внезапных озарений».

Дмитрий продолжил мрачно хлебать суп. Успокаивало только одно: если весь этот театр был устроен ради девочки, то она определенно в безопасности. Хотя вопросом месяца явно стал «Зачем затевать такой геморрой ради одного ребенка?». Владелец избушки внезапно подал голос:

– Юная леди проснулась и скоро спустится к нам. Я вас накормил, напоил, спать уложил. Осталось только дать мудрый совет, и я очень прошу прислушаться к нему. Не надо формулировать вопрос. Сформулируйте запрос.

– Что? – несколько опешил богатырь. Что вообще за манера такая – разговаривать ребусами?

– Вы очень радели за мою подопечную, и это нужно поощрять. Не пытайтесь узнать у девочки, где ваш отец. Она, безусловно, честно скажет, но от того, что вы определите место, встретиться с ним… сформулируем так, все равно будет нелегко. Просите помощи, не информации. Но сперва отдайте ей куртку. Подарок за подарок.

– А почему ты вообще мне помогаешь?

Старьевщик улыбнулся, и ДТП, закатив глаза, сам ответил:

– Опять не хочешь портить момент озарений?

– Бинго!

Второй раз за день Дора проснулась в своей кровати только потому, что ее сюда принесли. Она смутно припоминала, как слезы сменились сном, но в этот раз, кажется, чай с убойным травяным сбором ей все-таки никто услужливо не подсовывал. Поняв, что солнце давно взошло, девочка буквально подскочила в своей кровати. Дима!

Растрепанная и в мятой одежде, не с первого раза попав ногами в кеды, она бросилась в коридор и вниз по лестнице, но оступилась и чуть не полетела кубарем. На первом этаже принюхалась. Пахло вкусно и очень знакомо. Аромат и тихие голоса привели ее на вчерашнюю светлую кухню. У плиты что-то жарил Александр Витольдович, за столом сидел несколько помятый после сна – возможно, из-за пробивающейся щетины – богатырь и задумчиво ел суп. Рядом на табуретке болтала ногами и не сводила с него глаз невидимая для всех Лола. Сбоку выскочил енот в переднике и чепчике и, сложив лапки на животе, поклонился, после чего указал на одну из табуреток. Дора села.

– Доброе утро, сударыня. Осторожно, еще горячая, – с этими словами опекун поставил перед ней сковороду.

Идеальная яичница, знакомая с детства. Пандора с подозрением уставилась на Пня.

– Ваш батюшка потратил достаточно времени, чтобы передать мне свой фирменный рецепт. Сказал, что сбалансированное питание – это, конечно, важно, но есть кое-что первичное. К примеру, яичница из двух яиц и двух кусков хлеба, без помидоров.

Дора отрезала кусочек и проглотила. Вкус и вправду был как у папы, и уставшую, вымотанную девочку постепенно захлестнуло приятное теплое чувство, словно она была не одна. Хотя и вправду не одна. Дима и Лола рядом. И незнакомый, но такой милый енот. И немного поехавший, но явно заботливый опекун. Впервые за последние дни Пандора расплылась в беззаботной улыбке. Утро было добрым.

Игорь мялся у двери коттеджа Ипполиты Найтмаровны. Вообще, он надеялся поговорить с ней на более нейтральной территории, но, пол-утра прождав коллегу в столовой, получил только парочку «партзаданий на минутку» от завуча, грозивших начисто лишить его времени для так необходимых депрессии и жалости к себе на несколько недель вперед. Робко постучав в дверь, Игорь Октябриевич старательно принялся высчитывать в уме тангенсы, готовясь к встрече с дамой, но коттедж хранил тишину. Он постучал еще. Нет ответа. Он позвонил. Тишина. В конце концов Игорь вошел в раж, умудряясь одновременно бить в дверь ногой, орать и звонить не переставая. За шумом он не расслышал долгожданных шагов и внезапно оказался нос к носу со своей невыспавшейся и злой мечтой. Ипполита Найтмаровна в рубашке на босу грудь и ультракоротких шортах была столь неожиданна и совершенна, что у Игоря само вырвалось:

– Пионерский гладиолус!

Коллега поморщилась:

– Если ты так трезвонил, только чтобы меня обматерить, понятно, почему тебе пора завязывать с выпивкой.

– Я вовсе не… А, впрочем, не важно. У меня вопрос есть. По проблемным детям. Можно войти?

Ипполита Найтмаровна скривилась:

– Я что, похожа на трудоголика, готового ранним утром обсуждать работу?

Подсознание просигналило Игорю, что женщина, назвавшая пятнадцать часов дня утром, только что намертво получила статус идеальной. Игорь в ответ просигналил, что у нее есть и более явные признаки идеальности. К примеру, то, что чуть пониже ключиц. Вслух же сказал:

– Никак нет! Но ты похожа на трудоголика, готового поделиться опытом в обмен на завтрак и кофе.

Та задумчиво прищурилась:

– Коктейли мешать умеешь?

– Обижаешь.

– Ладно, входи. Кухня там же, где и твоя.

Игорю жестом ткнули куда-то влево, и, пока он задумчиво изучал содержимое холодильника, коллега направилась в душ. Все время, пока журчала вода, бывший богатырь не мог сосредоточиться на готовке, ибо воображение одну за другой подсовывало довольно пикантные сцены. Он никак не понимал, что происходит. Ему ж давно не пятнадцать, что это еще за попытки вспомнить молодость со всеми ее проблемами? Поставив омлет на огонь, оглядел шкафчики и со знанием дела открыл самый, на его взгляд, подходящий. На него смотрела рота бутылок. Женщина мечты идеальна во всем.

Смешал водку, калуа и эспрессо, обернулся – уже сидит, голубушка. Штаны надела подлиннее, рубашку застегнула, волосы мокрые, подтяжки обнимают грудь, очки на пол-лица. «Я видел один фильм, который начинался точно так же, – к собственному ужасу, подумал Игорь и резко попытался прогнать мысль. Поставил перед Ипполитой сковородку и сел рядом. Она потянула носом и удовлетворенно приступила к еде.

– Ну, выкладывай, что случилось. Посмотрел на списки деток и в штаны наложил?

– Скорее, не осознал масштаб трагедии. – Игорь открыл электронный журнал на телефоне. – Собственно, хотелось бы сверить часы, мне же этих спиногрызов чему-то учить придется. Начну со вчерашней девчонки. Это вообще кто такая?

– Инвалид, – не отвлекаясь от омлета, хмыкнула коллега.

– В каком месте?

– Понятия не имею. Знаю только, что взяли по какому-то совместному старому гранту оборотней, вампиров и леших, суть которого сводится к безбарьерному обучению детей с ограниченными способностями. На педсовете старуха Альма заявила, что технически среди ровесников девочка – полный и явный инвалид, и возражений у нас не нашлось. Хотя не особо их и искали. Приказ директора и все такое.

– Она хотя бы… – Игорь развел руками, не понимая, как сформулировать. – Хотя бы кто? Ну, по виду.

– Не имею ни малейшего понятия. Никто из преподов не имеет. Может, Котов-Шмулинсон и знает больше, но молчит в тряпочку.

– Итого: у нас подозрительный «технически инвалид» с защитничком уровня мастодонта?

– Именно.

Новоиспеченные коллеги перекинулись понимающими взглядами.

– Звучит как полная и фатальная проблема, – подытожил Игорь Октябриевич.

– Вот-вот. Кто его знает, что мы на этот раз у себя прячем и на кой ляд. Причем есть еще отдельный усугубляющий фактор. Она не будет тут жить.

– Это как?

– А вот так. Нажми на имя в журнале. Да-да, сюда. Пункт «Проживание» видишь? У всех комнаты в общежитии указаны, а она прям у Пня-младшего и кукует все время. Круглый, понимаешь ли, год. Старуха не решилась держать ее у себя.

По спине Игоря пробежал холодок.

– Что она притащила?

– О-очень хороший вопрос.

– Кто-то из Древних?

– Ты ее видел? В каком месте это – Древняя? Новодел, если ты меня понимаешь.

– Чей-то потомок?

– Кровь стала бы жиденькой, и старуха бы так не боялась. Какая-то другая тут засада. Кстати, о засадах. Вот тебе яркий ее пример. Потапова.

Игорю многого стоило не дернуться при этом.

– А что с ней?

– Издеваешься? Потапова! Та самая незаконная дочка Михаила Потапова, вожака медведей.

Он старательно прищурился, надеясь скрыть гримасу на лице:

– Подожди-подожди, это та, которая черт знает откуда взялась?

– Если бы черт знает откуда! От человека. Этот кусок доброты и позитива как-то умудрился обрюхатить обычную человеческую женщину!

«Предположим, не совсем обычную, – мысленно поправил собеседницу Игорь, – но да, умудрился же» Ипполита вошла в раж и продолжала, совершенно на него не глядя:

– Итого мы имеем бастарда, которого не пойми как зачали – ну не бывает у сказов с людьми детей, хоть ты тресни! – и из-за которого ее папку и прибили. Офигеть красота. Получим нечто среднее между «Возвращением короля» и «Техасской резней бензопилой» в итоге.

Пьедестал идеальной женщины стал совсем недосягаем.

– М-да уж, и нам их надо как-то защищать?

– И на этом не кончаются наши приключения! Смотри сюда! Видишь? Кирилл Волков.

– Угу. И что? – Игорь очень надеялся, что играет на «Оскар».

– А то. Его папенька как раз Потапова и прихлопнул, оттяпав все привилегии и низвергнув весь их род. Так почему бы не запихнуть детей противоборствующих стай в один класс? По-моему, директор нашей смерти хочет. Но дальше – больше. Видишь это? – она ткнула пальцем ниже, и Игорь с недоумением прочитал имя: «Ганбата». – Преемничек патриарха вампиров собственной гастарбайтерского вида персоной! И в том же классе! И – барабанная дробь – он еще и суверен нашей незаконнорожденной медведицы. Так сказать, чтоб конфликт был повнушительнее. Думаешь, на этом директор остановилась? Держи карман шире! Получите, распишитесь!

Теперь палец указал на фамилию Красношапко. Некая Екатерина Сергеевна. А вот тут у Игоря уже честно не было никаких звоночков.

– А с ней что не так?

– Все так, все так. Ты личную информацию открой. Ничего подозрительного не замечаешь?

– Вассал Добротворской? Что за бред?

– Во-от. Если с вампирами и Потаповой я вассалитет еще могу понять – ребенка спасать надо было, старые нормы пригодились, то тут я просто в шоке. Полтора столетия такого не всплывало.

Баранов ненадолго задумался, а сколько же его собеседнице, но решил не усугублять влюбленность сбором личной информации.

– И при этом она?..

– Тоже хрен лысый знает кто. Но хотя бы учится не по грантам, а за свои кровные. Не сирота, и то счастье.

– Но ее суверен – сирота и по грантам.

– Спасибо, что напомнил. Отбил аппетит.

– И при этом уже переправлена к опекуну.

– Да-да, бомба под боком и тикает. Очаровательно, не правда ли? И это – только свежак. Я уж молчу про гусей-лебедей, медиума со всей вытекающей чертовщиной и прочих чудесных деток, к радости директрисы, продолжающих обучение в нашем славном интернате. – Яд в словах коллеги можно было сцеживать и разливать в промышленных масштабах.

– Ну, могло быть и хуже, – философски заметил Игорь, с удивлением отметив, что голос не дрожит. – В конце концов, хотя бы единорогов нет…

Ипполита Найтмаровна посмотрела на него как на идиота. Протяжно так посмотрела, четко дав понять, что уж кто-кто, а единороги есть точно. Игорь побарабанил пальцами по столу и поинтересовался:

– Слушай, а что ты преподаешь?

– Физику и астрономию.

– М-да, мне явно не помощник…

– А тебе никто не помощник, – развела руками Ипполита. – У нас раньше только маскировочная физкультура была, ну и БЖД такое себе, для галочки в программе. Когда старуха заявила, чего она хочет и от кого, вообще все в шоке были. А потом еще и списки. Прикинь, как мило – ты должен всю эту ватагу научить защищать их жизни. Для начала хотя бы друг от друга.

Энтузиазм будущего преподавателя, и без того выкрученный на минимум, сменился на расстрельную команду сурового скептицизма. Цокнув языком, он поинтересовался:

– И что, вы все так просто на меня согласились?

– В плане?

– Ну я же, собственно, немного как бы человек? – максимально тактично решил намекнуть бывший богатырь.

– А-а-а, в этом смысле? Фигня, – отмахнулась она. – Мы широких взглядов. Никаких видистов и ущемления по человеческому признаку, у всех свои странности. Шмулинсон вон у биологички постоянно хомяков ворует, и ничё, все смирились. Вот и с тобой свыкнутся.

Ожидания коллег от человеческого поведения явно не были завышены.

– Кстати, а, собственно, где все? Кроме тебя и завуча я сегодня вообще никого не встретил.

– Так лето же, разъехались.

– Потому что детей нет?

– Потому что кое-кто летом присматривает за школой лучше, чем все мы, вместе взятые.

– Пень-младший?

– Пень-младший.

Игорь сам не понимал, как так удивительно сложилась жизнь. Он запросто болтал с совершенно умопомрачительной дамой, более того, уже на второй день знакомства приготовил ей завтрак. А она на второй день знакомства запросто осталась с ним наедине. Эх, будь она чуть менее подозрительной личностью, а он чуть менее беглым богатырем ну или хотя бы чуть более солидным женихом, он бы обязательно, просто непременно… постеснялся бы с ней даже заговорить. Вздохнув, новоявленный учитель БЖД пододвинул даме коктейль. Та приподняла бровь:

– Кофе?

– Эспрессо-мартини. Завтрак же.

В небольшой светлой рюмочной у Курского вокзала было шумно и многолюдно. Посетители ругались, выпивали, ждали поездов и активно искали розетки. В дальнем углу, подозрительно близко к запасному выходу, сидел форменный пропойца. К такому выводу пришел бы любой наблюдатель: стиль «привет из девяностых» с неотъемлемой кепкой, взлохмаченные седые волосы, совершенно шальные глаза и скромная порция пельменей, на которую он наскреб, стреляя деньги у прохожих тут же, на вокзале. На лице его застыло самое что ни на есть ошарашенное реальностью выражение, и по всему было видно, что настоящее его тяготило и он был бы рад побыстрее уйти обратно в запой. На столе валялась книга сказок Андерсена, наверняка на продажу, а под столом стоял небольшой черный чемоданчик, возможно, у кого-то украденный.

И конечно же, наш наблюдатель жестоко бы ошибся. Шел второй день беготни по городу от богатырей, и нервы Кирилла просто-напросто начинали сдавать. Он не понимал ничегошеньки. Почему его лицо так сильно постарело? Очень хотелось верить, что постарело лицо, а не он сам. Если еще позавчера тебе двадцать шесть, а теперь на тебя со всех поверхностей пырится какой-то седой мужик – есть от чего прийти в шок. Почему на него напали свои же? Пришел утром на работу, поздоровался, все чин чинарем, и вдруг его попытались скрутить. Первое правило, вбитое в голову дедом, сработало – и он решил сначала сбежать, а потом разбираться. Но разобраться не получалось. На руках были только дурацкая книга сказок да пустой черный кейс. А вокруг – безумно изменившаяся Москва.

Поначалу он очень надеялся, что его просто каким-то образом засосало в параллельный мир, но у первого же киоска услужливая внимательность зацепилась взглядом за календарь. И вот теперь, не спав всю ночь и оторвавшись наконец от хвоста, Кирилл старательно пытался переварить имеющиеся улики и составить план. Память возмущенно кричала, что он обещал сыну лего. Логика намекала, что теперь, через двадцать лет, сынуля конструктор папеньке на голову наденет, если вообще еще жив. Господи, лишь бы с пацаном все в порядке было! Трезвый рассудок очень хотел перестать быть трезвым. Чувство долга вопило о судьбе семьи. Паника уже выбирала обои, планируя остаться навсегда. Желание жить заставляло искать, за что бы зацепиться. Что сделал бы его старик в ситуации, когда сам себе не веришь и ничего не понимаешь?

Воспитавший Кирилла дед Радамант был из богатырей, переживших и Вторую мировую, и сталинский террор, а потому не только сам отличался повышенной паранойей, но и старательно прививал ее воспитаннику. Он часто говорил, что единственный, кто мог протянуть руку помощи богатырю, только сам богатырь. Дед никогда не говорил «другой богатырь», и, вспомнив теплый прием коллег, Кирилл крепко задумался, к кому он может наведаться. Его явно ищут. Он ни черта не знает, и у него нет денег. Вероятно, прошло двадцать лет. И ты не мушкетер, мать его, и нет у тебя других мушкетеров. Кто из друзей мог бы столько протянуть и не попытаться пристрелить тебя, нарисовавшегося через прорву лет на пороге?..

Скромно сидевшая в уголке мысль подняла руку. Да, нам не обязательно нужен друг. Сойдет и тот, кто просто скажет правду. Введет в курс дела, так сказать. Кто-то, кто обычно в курсе всей происходящей мути и точно сможет его узнать.