Текст книги "Кангюй. Бактрия"

Глава 6. Замечательные люди

Полдень

Возвращающийся с агоры Аргей застаёт у ворот своего дома пятерых бактрийцев и юную деву. Мужи поднимаются с плит улицы, издалека приветствуют вельможу. Аргей тепло прощается с сопровождающими его товарищами, теми, кто шёл с ним на суд и преданно ожидал на агоре решения буле. Процессия из трёх сотен горделиво-важных граждан покидает юношу. Ворота открывает взволнованная Эпиакса. Не обращая внимания на её странный вид, Аргей радостно приглашает гостей пройти в дом. Во внутреннем дворе творится что-то необычное, неприятное, похожее на дознание пойманного врага.

В кресле скорчился, связанный по рукам и ногам, сильно избитый нагой Силан, в его рту кляп из грязной тряпки. Перед связанным с ксифосом в руках стоит Алкеста, на ней неизменное чёрное одеяние вдовы. Лисандр в дверях кухни, склонившись над медным чаном, омывает руки от чьей-то крови. Алкеста недружелюбно рассматривает бактрийцев, накидывает на голову шаль, но удаляться не намеривается и ксифос не прячет в ножны. Хозяин дома сохраняет выдержку, широко улыбаясь, шутливым тоном обращается к гостям:

– Стоит мне ненадолго отлучиться по делам, и в доме воцаряется хаос.

Друст и его родственники понимающе кивают головами. Золотой венок в лучах солнца переливается благородным свечением. Хозяин дома снимает драгоценное украшение, держит в руках, подзывает к себе Алкесту, забирает у неё ксифос, передаёт взамен золотой венок. Алкеста удаляется на второй этаж, однако скоро возвращается без украшения и с небольшим сосудом, красным цилиндром с кулак величиной, закупоренным пробкой. С оружием в руке хозяин дома вопрошает Лисандра, закончившего мытьё рук:

– Товарищ мой, каллиграф, скажи мне, что произошло?

Отвечает Алкеста раздражённо:

– Вора поймала я. Ойкет хотел сбежать вот с этим. – Дева вынимает и передаёт Аргею кожаный мешок с монетой.

Аргей печально вздыхает, передаёт ксифос и мешок Лисандру, подходит к связанному, вынимает кляп.

– Силан, дружище, так это правда?

Силан роняет голову повинно.

– Зачем ты крал? К чему тебе чужое серебро? Дал бы тебе денег, коли тебе нужно, – недоумевает Аргей. – Знаю тебя с детства, ты всегда радел обо мне, ты ничего не воровал.

– Подумал я… вас больше не увижу… казнят вас за преступление тяжкое… надо позаботиться разумно о себе. – Силан сплёвывает кровь и зуб на плиты двора.

– Надо позаботиться разумно о себе? Вот так суждение! Не ожидал я от тебя воровства. – Аргей брезгливо морщится. Говорит с сожалением в голосе, пристально смотря в глаза раба: – Силан, украл ты не мои деньги, а деньги общие, филы несчастных изгнанников из Сирии. Понимаешь, я бы простил твоё прегрешение, если бы это касалось только меня одного, но ты покусился на благоденствие десяти тысяч человек, мною горячо любимых. Доверял я тебе с детских лет. Ты предал мои сокровенные воспоминания.

Бактрийцы стоят во дворе дома уже не как гости, но как свидетели семейной драмы. Друст прикладывает правую руку к груди, старейшина комы, вождь, переживает не за пойманного вора, но за честь хозяина дома.

– Лисандр дрался с ним, он вырывался, убегал, он не хотел сдаваться. – Алкеста вкладывает в руки Аргея красный сосуд.

Аргей принимает сосуд, вопросительно смотрит на Лисандра.

– Да, вышла небольшая потасовка. Приложил его лицом у той колонны. – Каллиграф указывает на колонну. На колонне свежие следы крови.

– Когда это случилось? – Аргей обращается к Алкесте и Лисандру.

Дева в чёрном смотрит на каллиграфа.

– Немногим позже, как ты покинул нас. – Лисандр нежно касается алтаря, проводит пальцами по граням. – Я завершил молитвы за благополучный исход судебного разбирательства, стоял над алтарём. Раздался крик Алкесты, драка у гинекея, сверкает железо, Силан бежит к воротам, за ним Алкеста с ксифосом, а дальше я уже не помню. Пребывал не в том настрое… ну, ты понимаешь, Аргей… настрое для ловли беглых воров-ойкетов… я был возвышенно печален, а потому разозлился, разум мой помутился, и остановил я твоего Силана излишне резко. Колонна сильно пострадала, за то меня прости.

Аргей похлопывает по плечу товарища. Раздумывает, печально вздыхает и проговаривает Силану:

– Предал ты меня, Силан. Ты знаешь много тайн, мой старый служака. Не могу отпустить тебя на свободу и не могу продать тебя другому.

– Вы меня убьёте, хозяин? – Силан напуган.

– Нет, не убью, но лишу тебя памяти колдовским снадобьем. Ты забудешь меня, своё имя и тайны мои.

– Так вы отпустите меня? – Силан наивно улыбается.

– Да, отпущу тебя, Силан, сегодня же. Твоя служба моей семье закончена. —

С теми словами Аргей удаляется в кухню. Возвращается с рогом, полным вина. Красного сосуда в руках уже нет. Аргей протягивает рог Силану. Алкеста развязывает руки рабу.

– Выпей волшебное вавилонское беспамятство. Быть палачом мне не внове. – В чистое небо поёт непонятные речи тоном магического заклинания: – Возничий Клеон, отправляю к тебе ойкета Силана. Прими его, теперь ты не один, Клеон. Да пребудет Силан у знакомца Клеона в покое сроком достаточным, пока не протрезвеет.

Бактрийцы обступают счастливого Силана, поглаживают часто бороды, гостям интересна развязка происходящей драмы. Эпиакса закрывает глаза руками, тихо плачет. Силан несколькими жадными глотками выпивает вино, роняет рог, хватается руками за горло, задыхается, стонет, хрипит, сучит связанными ногами, выгибается всем телом в дугу, опрокидывает кресло и умирает в жутких конвульсиях. Красная рвота покрывает камни пола.

– Вы ждали чуда? – Аргей обращается сразу ко всем.

– Какого чуда? – переспрашивает непонимающий Друст.

– Чуда от богов, что вор, раскаявшись, переродится, – нежно поясняет Аргей. Склоняется над креслом. Приподымает за волосы голову умершего, заглядывает в побелевшее лицо. – Очнётся в нём прежний добронравный человек. Младенцем, незапятнанным грехом, к нам обратится бывший вор. И мы, ликуя, восславим божественное чудодейство.

– Что делать будем с покойником? – Лисандра интересует практическая часть случившегося. – Изменника не стоит предавать почётному захоронению.

– У нас телега, в ней бараны. – Друст машет куда-то в сторону запада. – Труп можно спрятать среди них.

– Бараны? – задумчиво тянет Аргей. – Выкуплю твоих баранов. Мне нужно мясо на поминки детских воспоминаний.

– Не знал, что у вас, македонян, принято справлять поминки по ворам. – Друст пожимает плечами. Бактрийцы спокойно воспринимают произошедшее. На хозяина дома смотрят с уважением. – Уступлю баранов по низкой цене, а не по той, которой они достойны.

– Почтенный Друст, позволь, нас отвлекли от дел! Хотел я предложить тебе оплату не за баранов, но за прислугу. – Аргей поворачивается лицом к деве. – Обсудим жалование члена твоей семьи. Обол в день за уборку, стирку и помощь по дому?

– Сговорились, вельможа. Имя моей дочери – Роддухт. Её лучшее качество – верность. – Друст принимает сделку не торгуясь, пожимает руку Аргею. Аргей задерживает правую руку Друста и вкладывает в ладонь три драхмы серебром. Друст закрывает глаза. – Никому ничего не скажу. За вывоз мусора с вас денег не возьму.

Бактрийцы прощаются с девой и удаляются. В воротах раздаётся угрюмо-деловое «Вельможа, ожидайте, вернусь за мусором». Аргей уходит в андрон, за ним следуют Алкеста и Лисандр. Во внутреннем дворе остаются Роддухт и Эпиакса. Мужи разгружают баранов. Эпиакса предаётся скорби. Бактрийская дева снимает накидку, платок, сапоги, бережно укладывает вещи у алтаря и приступает к скорбным приготовлениям: разрезает своим бронзовым ножом путы с ног умершего, омывает лицо, закрывает покойному глаза, заталкивает в рот вывалившийся язык, подвязывает непослушную нижнюю челюсть верёвкой, раскладывает руки и ноги. Из андрона доносится сердитый голос Алкесты:

– Не отсылай меня. Ты обещал защиту мне. Сдержи же обещание, прошу, великодушным будь со мной!

Раздаётся грустная мелодия кифары, намеренно заглушающая разговор. Но голос непокорной девы на тон выше пения семи струн:

– Останусь я с тобой, Аргей. В постылый дом я не вернусь, даже за вещами.

Мужи оборачивают почившего Силана в саван из грубой ткани в пятнах краски, выносят тело из дома.

Ранний вечер

– Аргей, зачем ты отправлял служанок за моими сундуками? – В андроне у шести вместительных сосновых сундуков, обитых медью, выставлены аккуратные стопки женских нарядов, обувь на все сезоны, шляпы, платки, перчатки, полотенца, одеяла, подушки, ковёр старинный персидский, ткани в рулонах, разных цветов, ленты в узорах, пузатые пиксиды, духи, масла ароматические в запечатанных нарядных алабастронах, расписная посуда и даже расшитый узорами мешочек с монетами.

– Алкеста, как ты знаешь, твой дом отныне… – Юноша приглашает в кресло деву.

– …отныне твой. – Дева отказывается от приглашения, оставаясь стоять в дверях андрона. – Ты хочешь отправить меня к отцу с вещами? Или надумал выгодно выдать меня замуж? Волю твою не приму. Я замуж не пойду, ты так и знай.

Аргей смеётся, закрывает глаза рукой, когда открывает, Алкесты нет в дверях. Юноша вынужден начать поиски девы. Беглянка обнаруживается на втором этаже.

– Выслушай, прошу, не убегай. – Аргей говорит шёпотом, на крыше токуют голуби.

– Что вещи мне? – Алкеста поворачивается спиной к говорящему. – Не за богатством я пришла к тебе.

– В доме твоего отца разместится моя родня из Маргианы, аж три семьи. – Аргей хранит спокойствие, хоть и говорит со спиной, но подбирает тон поделикатней для беседы. – И потому решил я уберечь твоё приданое от расхищения. Достаточно с тебя утрат. В моём родительском доме будут жить две семьи, македоняне, они займут гинекей, Лисандр переезжает со второго этажа в андрон. Познакомлю тебя с сирийцами. Они замечательные люди, сама увидишь скоро.

– А где буду жить я, Алкеста? Ты не сказал. – Дева сникает головой. – Как пёс, во внутреннем дворе, под небом, и небо будет мне шатром? Или со служанками на кухне? Там мне место среди чанов и котлов? Рабскую долю в доме мне назначишь?

– Ты будешь жить со мной.

Дева в чёрном оборачивается, пристально смотрит в глаза Аргею, укладывает руки на плечи юноше.

– Давно бы так пора. – Алкеста сменяет гнев на милость. Насмешничает: – Поимка вора расположила тебя ко мне?

Аргей с грустью качает головой. Дева нежно перебирает волосы на голове Аргея. Шепчет, не таясь:

– Ничто не властно над тобой, ни серебро, ни утехи, попоек избегаешь, и почести людские не соблазнят тебя. Ты заговорщик, тебя я разгадала, ты хочешь смерти базилевсу. Тебя из Сирии послали мятеж здесь учинить. Я права? Ты молчишь, значит, я права. Я влюблена. В тебя. Претит мне жизнь пустая. Опасностей хочу изведать. Возьми меня с собой.

– Возьму, но только при условии. Прошу тебя, смени этот наряд вдовы. Он не идёт тебе. Ты слишком молода для вечной скорби. Я отбываю встречать сирийцев. Они вот-вот прибудут в полис. По возвращении очень-очень надеюсь застать тебя красивой, в чём-то ярком, запоминающемся, броском. Причёску пышную с лентами хотел бы я увидеть. Договорились, украшение моего дома?

– Я с чёрным свыклась, это правда. Быть многопёстрой? Шумной? Говорливой? Назойливой хозяйкой дома? Властно стоять над слугами? Подслушивать чужие сплетни? Считать оболы? Всеми помыкать? Такой ты хочешь меня видеть, Аргей?

Аргей молчит. Дева озорно играет глазами. Декламирует торжественно, нараспев, стихи:

…Удались: занимайся, как должно, порядком хозяйства,

Пряжей, тканьём; наблюдай, чтоб рабыни прилежны в работе

Были своей; говорить же не женское дело, a дело

Мужа и ныне моё: у себя я один повелитель…3232
  Гомер, «Одиссея».


[Закрыть]

– Жизнь чувствами наполнит мой мёртвый дом. – Аргей любуется ироничной Алкестой. – Тут будут бегать дети, играть, смеяться, веселиться. Скука исчезнет. Дом оживёт. Мне не хватает радости, Алкеста. Довольно ненависти. Силан, дружище, погиб от рук моих. Мне тяжело, хоть поступил я справедливо. Кто знает, что нас поджидает впереди? Вернётся кровожадный Дерда. Меня арестуют, подвергнут пыткам, четвертуют. Исчезну среди серых теней в Аиде. Но покуда живой, видеть только чёрное я не желаю.

– Я выполню твоё желание. Стану примерной хозяйкой. Возьму в руки хлыст, дабы получать несказанные наслаждения от лизоблюдства слуг. – Алкеста многозначительно подмигивает. Громко смеётся в небо: – В четвёртый раз я вышла замуж. Сочтём день этот за праздник нашей свадьбы?

Снизу лестницы раздаётся недовольный бас Лисандра:

– Вельможа, наши зашли в хору Бактр. Пора их встречать у полисных ворот.

– День нашей свадьбы? – Юноша надевает пурпурную кавсию. Столь неожиданное предложение Алкесты застаёт Аргея врасплох, и у него не находится приличествующих слов ни на согласие, ни на отказ. Звучит уклончиво-растерянное: – Ты… ты… ты великолепна.

Аргей спускается с лестницы, останавливается напротив андрона. Оборачивается к лестнице, вопросительно смотрит на Алкесту, что осталась на втором этаже.

– Андрон уже прибран, друг базилевса. Сундуки исчезли, как вы того хотели, мой господин.

Дева подражает привычкам юноши, прикладывает правую руку к груди. Лисандр едва справляется с гневом, прикасается к гиматию Аргея, левой рукой указывает на лестницу, тихо проговаривает:

– Я слышал всё. Неужели за каких-то шесть дней эта… эта… гнусная интриганка стала твоей невестой?

На лестнице появляется Алкеста. Дева в чёрном быстро распознаёт тему беседы. Аргей обнимает за плечи товарища, уводит насильно к воротам, но Лисандр оглядывается несколько раз крайне враждебно на Алкесту. Аргей тем временем шепчет Лисандру:

– Посмотри вокруг, видишь ли ты, сколько зла нас окружает? Я только прибыл в Бактры и уже убил троих. Я не хотел их убивать. Я не планировал заранее убийства. Злой рок преследует меня.

– Зачем же добавлять ещё страшнее зло к тому, что плещется вокруг? – Лисандр удручённо выдыхает в каменный пол.

– Услышь меня! Без любви в море ненависти утопнешь. – Аргей настаивает на своём.

– Разве тебе мало любви сирийцев? Десять тысяч людей любят тебя. – Лисандр останавливается у засова, снимает его, чуть не со слезами на глазах молит товарища: – Что ты в ней нашёл? Не женись на этой… этой в чёрном. И ты меня услышь! Она использует тебя. Она погубит нас. Ты опрометчив в чувствах. Тебя одурманили тайным зельем. Кому ты доверяешь, мне или ей? Аргей, великий спаситель, колдунья донесёт на нас.

Аргей приятно улыбается и ревнивому Лисандру, и серьёзной деве в чёрном.

– Предчувствую я, Алкеста поможет нам в борьбе.

Лисандр сникает от мистического довода.

– Пусть будет так, Аргей. Звёзды тебя ведут. Верую в слова твои. Ты никогда не ошибался в пророчествах в Маргиане. – Засов приставляется к стене. – И всё же, Аргей, скажи хоть раз ты мне или гегемонам, мы отыскали бы тебе невесту родовитей, красивей, умней, чем эта… мерзкая колдунья в чёрном.

– Алкеста красавица. Разве ты этого не видишь? Будет тебе наговаривать. Но не о красоте я говорил тебе, верный товарищ. – На кухне перестук посуды. Кто-то с молитвой богам разжигает огонь. – О любви, о нежных чувствах.

У ворот Лисандр взволнованно шепчет на ухо Аргею:

– Нет, подожди, ты мне скажи. Ты и вправду женишься на ней?

Аргей ответно шепчет:

– Нет, не женюсь, но удержу её. – Лисандр довольно выдыхает. – Алкеста умна, с характером, неустрашимый воин не хуже нас с тобой, и потому она нам пригодится в битве. Мы сообщество, Лисандр, не забывай. Мы изгнанники во враждебном окружении. Нас меж собой связывает щедрость. Взаимопомощь нас спасала в Маргиане. Спасёт и в Бактрии. Вспомни голодные ночи посреди пустыни. Вспомни, как делили еду на всех. Разве такое единение можно позабыть? Сообщество не может продержаться на взаимной подозрительности. Нам нужна любовь, Лисандр, среди врагов коварно-лютых, ибо искренняя любовь – лучшее противоядие от зла.

Лисандр распахивает ворота. На улице вельможу поджидают магистраты. Юноши приветствуют влиятельных лиц полиса. Аргей и Лисандр покидают дом Ореста. Парфянские лошади привечают хозяина ржанием. Аргей касается лбом лба товарища. Каллиграф задумчиво молчит. Алкеста в чёрной шали закрывает ворота. Аргей запрыгивает на лошадь, похлопывает по холке, процессия направляется навстречу сирийскому отряду.

– О чём шёл ваш разговор? – Тарип участливо интересуется у вельможи.

– Противоядия делили по разделам. – Аргей протягивает руку Тарипу. Оглядывается на каллиграфа. – Лисандр убеждал меня искать на рынках желчный камень и не пить бактрийского вина без противоядия. Ты убедил меня, товарищ. Завтра же пойду на рынок.

– Лисандр, да ты прозорливый мудрец! Не только почерком ты славен. – Тарип восторженно восклицает в сторону печального Лисандра. Как принято у магистратов, за похвалой следует деловое предложение: – Перепишешь мне свиток Диогена из Селевкии-на-Тигре? Пять полновесных драхм серебром за усердие?

Лисандр охотно соглашается на щедрую оплату. Тарип тихо добавляет для Аргея:

– Твой маргианец прав. Вельможа, остерегайся принимать дары. От наглых нападений коварные враги перейдут к лести и прочим ядам, попытаются ещё не раз тебя убить. – Уже громко, для всех, надменно-радостно: – Ах да, забыл сказать, мужи!

Мужи поворачивают головы к Тарипу. Магистрат, покачиваясь на роскошной, в вышивке, попоне, оглашает:

– Стасипп и его шайка подлых трапезитов бежали из полиса. Забились, словно перепуганные крысы, в дальнем поместье Дерды. Думают, надзиратель пыточных их спасёт.

Тарип, ликуя, хохочет в небо, за ним хохочут и магистраты, и Лисандр, и, наконец, Аргей. Юноша оглядывается назад, за воротами стоит Алкеста, за ней Эпиакса и Роддухта.

У южных ворот столицы многолюдно. В полис входят долгожданные работники-лаой в сопровождении сирийского отряда. Их встречает буле Бактр почти в полном составе. Раздав воителям душистые лепёшки с мёдом, магистраты поминают славословно отеческую веру, традиции гостеприимства, законы предков, представляют прибывшим чиновников полиса, глав фил и фратрий столицы. Страж цитадели подносит гостям от себя и гарнизона пять амфор свежего льняного масла и сколько же амфор масла конопляного. За теми долгими речами жрецы и жрицы закалывают белого барана, поют молитвы богам-покровителям полиса, воскуриваются благовония.

Процессия медленно трогается с места, покидает скромную площадь у полисных ворот. Горожане любопытствуют, тысячами прибывают к главной улице, зрители обсуждают македонян и эллинов Маргианы, чинно шествующих со штандартами-якорями Селевкидов. Никто из бактрийцев ранее не видел якорей Сирии вживую, о якорях говаривали иногда пришлые наёмники или торговцы. Массивные, в четверть роста якоря из серебра тщательно начищены, сияют в лучах солнца. Штандарты производят на толпу двойственный эффект. Приветливые «хайре» сменяют восторженные толкования:

– Прекрасно маршируют сирийцы.

– Спасли штандарты от поругания.

– Эллины повсюду одинаковы.

– Отличная выправка у Маргианы.

За ними следуют шутливо-насмешливые замечания:

– Мчим в укрытие, сирийцы нас растерзают!

– Столицу мирно захватил Селевк?

– Что, Бактрия присоединилась к Сирии?

– У нас новый базилевс!

– Ужели Евтидем отстранился от дел?

– Сирийцы к нам, а Евтидем к ним, в Сирию? – ему в ответ с другой стороны улицы иронично отвечают. – Нет, в Индию базилевс убёг, к Деметрию, под тёплый братский хвост!

К штандартам прибавляется ритмичная мелодия двойных авлосов. Мелодия хорошо известная, возвышенно-грустная, временами радостно-счастливая, походно-маршевая и потому вызывающая тёплый отклик у зрителей. И несмотря на грозный вид эллинского воинства, бряцающее оружие, мнение бактрийцев склоняется к симпатии.

Сирийцам рукоплещут, их угощают снедью, фруктами. За передовым отрядом следуют лаой. Работники бредут уныло с инструментом, кто с молотками, кто с лопатами и кирками, несколько сотен снаряжены строительным инвентарём и вёдрами. При виде лаой толпу охватывает истое ликование. Вопят восторженно мальчишки:

– Празднества состоятся!

– Раздадут сладости.

– Напрыгаемся и набегаемся вдосталь.

– В школу не пойдём!

Юноши постарше друг друга ободряют:

– На стадионе состязания и ставки!

– Девичьи гипохермы и хоры взволнуют нас.

Мужи зрелые поздравляют себя самих:

– Агора достойно обновится.

– Улицы очистятся от мусора.

– Накроют жертвенные столы у храмов.

– Шествия фил будут грандиозными.

– В театре конкурсы трагедий, певцов и комедий!

Все возраста жителей столицы единодушно сходятся в одном: в полис прибыли замечательные люди. Так на исходе щедрой осени после сбора обильного урожая Бактры посещает весна с её наивными надеждами и посулами свободы грядущего лета.