Текст книги "Уличный классик, или Записки на коленке. Нон-фикшен 88%"

Пятилетняя девочка спрашивает у своей тёти, которая была в положении на энном месяце и, захотев пить, попросила у официанта принести ей стакан воды:

– Твой ребёночек захотел пить? А когда она хочет есть, ты тоже хочешь кушать?

– Не обязательно, я ведь сама тоже просто могу хотеть пить и кушать, – улыбнувшись, сказала она в ответ.

– А когда ребёночек хочет пить или кушать, как она тебе говорит об этом?

– Когда она хочет пить она стучит два раза, а когда хочет есть, начинает тарабанить, —ответила девочке её мама.

– Представляю, как я тарабанила, когда хотела кушать у тебя в животе, – невозмутимо вставила она.

«Не на той виолончели играл, нищеброд», – сказал уличный прохожий музыканту, которого полиция задержала за игру в подземном переходе.

«Полицейские задержали музыканта Семена Лакшина, который играл на виолончели в центре Москвы. Как сообщила радиостанция „Говорит Москва“, молодому человеку предъявили обвинение по административной статье за организацию массового публичного мероприятия. Суд состоится 28 июня. Музыканту грозит штраф в размере 20 тысяч рублей.»

P.S. Виолончель виолончели рознь…

Если переезд сопряжён с конкретными сложностями, а для кого-то даже с несчастьем равносильным пожару, то поездка на подмосковных электричках напоминает пассивный шопинг на колёсах. Не успеешь сесть в поезд где-нибудь на Сетуни, как тут же на тебя неизвестно откуда обрушиваются разноцветные фонарики, ручки, лампочки, шнурки, носки, приспособления для ванны, средства от комаров и прочая всячина. Причём, порой образуется буквально целая очередь продавцов на колёсах, жаждущих заполучить свою колею, усыпанную, словно дорога на эльдорадо, потенциальными клиентами.

– Не успела сесть, как мне начали пичкать, сначала зубные щётки, потом какие-то игрушки, потом ещё всякую фигню, – жаловалась кому-то по телефону, сидевшая неподалёку девушка.

В промежутке между потоками продавцов, появляются бродячие артисты с медными трубами и огромным, как хобот африканского слона, саксофоном, достойного экспонатов музея раритетов. Играют какой-то дикий дорожный шансон или ещё что-то в этом роде, собирают свой скромный гонорар и удаляются, освобождая место следующим гастролёрам.

Захожу в вагон метро, занимаю место у дверей, рядом встают две девушки одинакового возраста. Слышу их разговор:

– Ты знаешь, он не дает мне проходу. Он не может жить без меня. Я выхожу из дома, а на пороге разбросаны лепестки роз. Я, конечно, люблю цветы, но не до такой степени…

– То есть он не дарит тебе цветов, а рвет их в клочья у твоих дверей? Как это мужественно, как это похоже на наших парней!»

Передвигаясь по Москве на авто, на прочем наземном транспорте или на своих двух, не можешь пронести взгляд мимо рекламы, которой усеяны практически все без исключения городские здания. Читаешь на выбор: Мясной дворик «Мясо из лучших ферм России. С любовью!» Любовь на мясном дворике? Какое конкретно действие, перенесшее мясо на торговый лоток сопровождалось «любовью»? Без комментариев.

СМИ сообщили: «Робот-писатель» добрался до финала литературного конкурса!

В следующий раз робот-писатель попробует записать аудио-книгу; голос будет звучать вкрадчиво и монотонно, до последнего держа ничего неподозревающее жюри в неизвестности, пока оно вдруг не обнаружит, что это ученые из Хакодате наделили искусственный интеллект способностью – воспроизводить из осколков вложенной в него информации – истории собственного сочинения. Одна несовершенная деталь: искусственный «властитель дум» так и не сумеет поделиться частью собственной души со «своим» персонажем, без чего последний так никогда и не оживет. Однако ведь, это то, в чем нуждается современный мир: герой-робот, эдакий вездесущий бот, созданный технократическим умом чело-века эпохи прогресса.

Как-то я забрёл на одно литературное мероприятие. Со мной пришли две мои знакомые девушки. Мы уселись на скамейках в ожидании чего-то необычного. Писатели говорили о важности литературы в современном обществе, о реализме в современной литературе, рассказывали о своих достижениях, произносили друг другу комплименты. На другой сцене выступал Захар Прилепин, но нам было не до его выступления, настолько мы увлеклись откровениями молодых писателей, довольно известных в отдельных кругах. Пришло время вопросов зрителей. Вдруг ко мне подошла ведущая вечера – молодая, полная, низкого роста женщина. Взглянув на меня, она протянула мне микрофон:

– Мужчина, хотим услышать вопрос от вас.

– Точно? – на всякий случай переспросил я. – Может не надо?

– Да. Только цензурно, пожалуйста, – оглядев меня настороженным взором, уже менее уверенным тоном произнесла она.

– А что, я похож на того, кто может выразиться нецензурно? – сам не поверив своему возмущению, спросил я.

– Ну, я на всякий случай, – пятясь назад, успела ответить ведущая.

«Ну, хорошо, сами напросились», – подумал я.

– Вопрос ко всем: как вы относитесь к утверждению, что время великой литературы и гениальных произведений прошло? И каким вы видите в этом контексте своё будущее?

Бывают моменты на рыбалке, особенно там, где хорошо клюёт, закинешь удочку, и рыба сама прыгает почти на пустой крючок. Не совсем подходящая, конечно, аналогия, но одна из писательниц своей последующей реакцией напомнила мне именно этот случай. Она буквально выхватила микрофон из рук ведущей и выпалила:

– Ну, вообще-то странно задавать такой вопрос писателям, присутствующим здесь…

Дальше уже можно было не слушать.

Коллеги по цеху попытались, правда, выправить ситуацию и длинными нетривиальными, в чём-то даже самокритичными рассуждениями сгладить поспешность единомышленницы, но мы уже были сполна вдохновлены первым ответом, и в сердцах наших вновь зажила надежда на будущее нашей литературы.

– Пойдёмте, – сказала одна из моих спутниц, – теперь я знаю, наша литература в надёжных руках.

Отдельные политологи, журналисты, угадав какие-то пазлы политических событий, радуются этому так, как будто они сами направляли воли исторических судеб по заданному пути. Ну, наверное, это приятно, когда твои мысли следуют в русле текущей современной истории, хотя, судя по реакции, кажется наоборот, что это события укладываются в пазл описанного прозорливцами сценария.

Какая у меня плохая память на имена стала, Андрюша, – призналась Станиславу его восьмидесятилетняя бабушка.

Одна известный астролог, анализируя перспективы пары на совместное будущее, в ряду общих прогнозов, которые в ходу у звездочётов, говорит: вы ему нравитесь, потому что Дева, луна, солнце, сатурн… Дальше слушать уже не имело смысла.

Бывшая подруга отправляет фото своей собаки, лежащей в постели. На моё неудовольствие: «Зачем мне фото твоей собаки в постели?!», – отвечает с обидой: «Ты совсем уже стал как эти москвичи».

Метро без обитателей паперти, вообще, себе представить невозможно, а в последнее время к ним присоединились и продавцы очень нужных товаров, таких, например, как лазерные фонарики, всевозможные овощерезки, резиновый стеклолаз и так далее. Но если метро-торговцы зарабатывают, меняя свой товар на деньги, то первые просят, выпрашивают, собирают дань, кому как угодно, рассчитывая, кто на милосердие, кто на жалость, а кто и на наивность подающего. В этот раз мне удалось увидеть, и инвалида в военной форме, передвигавшегося на коляске, и выкрашенную в блондинку цыганку, вымаливающую с нарочитым московским акцентом на пропитание, и женщину в нескончаемом горе, – уже позже всех этих или подобных им персонажей не раз доводилось встречать в подземке. Но если рука дает от сердца, она не ошибается…

Наконец, в окнах блеснула моя остановка, я с радостью покинул полупустой вагон и, наступив на хвост длиннющему змеевидному эскалатору, понесся кверху, к выходу…

Подписчик для блогера и других владельцев страничек, аккаунтов, живых и мёртвых журналов – это бездушная частная единица, обеспечивающая ему рейтинг и аудиторию. Диалог с ней исключён, так как будет нарушен баланс высшего и низшего миров, и блогожитель обязан будет покинуть свой уютный, недосягаемый олимп и снизойти до комментирующих его масс, того самого подписчика, которого он так упорно отжимает у интернет-пространства. А это уже нарушение правил, схожих с обязательными условиями забронзовевших и самых никчемных литературных журналов, на страницах которых неизменно значится – «редакция в переписку с авторами не вступает».

«Не до жиру»! – заявил учредитель редактору на предложение разместить в текущем номере делового журнала очерк о художнике.

После заката золотого и серебряного века русской поэзии, царит глухая ночь с редкими просветами посреди неё.

Оказывается, слово «юмор» напрямую связано с кровью, лимфой, жёлтой и чёрной желчью, что вместе определяется одним словом – «гумор» (от «гуморальный» – эндокринная с.). Именно это почти что алхимическое сочетание жидкостей, по мнению древних греков, образуют духовное и физическое здоровье человека, его иммунитет. Понятно теперь, откуда происходит словосочетание «чёрный юмор» или «желчный смех».

Чем ты понятней, тем ты больше нравишься. Чем ты примитивней, тем ты более понятен. Вывод: примитивное способно нравиться. Не надо быть понятным, чтобы тебя понимали.

Ослослон – гибрид демократической и консервативной партий США.

В ответ на постоянные кликушества отдельных философов о наступлении в скором времени Бронзового века:

Бронзовый век ещё не успел наступить, а некоторые уже успели забронзоветь…

Игры слов

Твёрдый знак

– Слышала? в NASA решили изменить сроки знаков Зодиака! – выпалила Лиля, не успев войти в комнату к Насте.

– С чем это связано? И что такое «Наса»? – не отрывая глаз от учебника, холодно спросила Настя.

– С добавлением нового, тринадцатого знака. NASA – это Национальное управление по воздухоплаванию и исследованию космического пространства

– Вот это, да. И что это ещё за знак?

– Змееносец!

– У них там что, звёздные войны не прекращаются?

– Не знаю, спроси у них сама, – разочарованно вздохнула Лиля. Она явно не ожидала от подруги такого равнодушия к новости, которая произвела на неё столь сильное впечатление.

– Теперь же всё кардинально изменится! Мир перевернётся, человеческие характеры начнут ломаться под воздействием новой системы исчисления! Подумай сама, тот, кто был Водолеем станет Козерогом, Стрелец Скорпионом, Лев Раком!

– А с чего ты взяла, что с изменением дат, к которым привязаны зодиакальные циклы, что-то изменится в характере человека?

– Ну как, разве ты не понимаешь сама?

– Честно говоря, нет.

– Ну, теперь придётся полностью перекраивать зодиакальную карту человека. Вот смотри, – она вынула из сумочки журнал, открыла предпоследнюю страницу и показала подруге.

Внизу под статьёй с новостью из NASA, был напечатан новый зодиакальный график:

Козерог: 20 января – 16 февраля Водолей: 16 февраля – 11 марта Рыбы: 11 марта – 18 апреля Овен: 18 апреля – 13 мая Телец: 13 мая – 21 июня Близнецы: 21 июня – 20 июля Рак: 20 июля – 10 августа Лев: 10 августа – 16 сентября Дева: 16 сентября – 30 октября Весы: 30 октября – 23 ноября Скорпион: 23 ноября – 29 ноября Змееносец: 29 ноября – 17 декабря Стрелец: 17 декабря – 20 января.

Дочитав, Настя произнесла, не скрывая иронии:

– Всё пропало, явки и пароли вскрыты, срочно надо выходить на связь с Альдебараном, пусть решают, что делать!

– О, я не могу! – взревела Лиля и вышла из комнаты. Через полчаса она снова зашла. Настя сидела за столом и что-то писала.

– Строчишь Альдебарану?

– Да, доношу на вас землян.

– Что там у тебя, дай посмотрю.

– Держи, – Настя отдала листок подруге.

Та принялась читать вслух:

 
В NASA изменили знаки Зодиаков:
а нас и не спросили, хотим ли мы вместо близнеца
становиться раком,
вместо овна тельцом,
вместо козерога стрельцом.
Лучше раком стать, —
говорит одна дама,
чем с близнецами спать.
Родила меня мама
не весами
но девой с голубыми глазами;
что мне лев,
много ли дев
с кудрявыми волосами…
 

– Ну, ты Настюха даёшь! Не устаёшь удивлять меня; всё можешь превратить в шутку, а иногда, так даже опошлить.

– Прости, подруга, если вдруг затронула твои чувства, не хочу я вдаваться во все эти тонкости.

– Но это ведь учёные открыли!

– Ой, ну, хорошо, предположим, я консерватор и ни за что не хочу менять своих взглядов. Имею же я на это право, как тот же модернист или какой-нибудь лейборист имеет право не менять своих взглядов и пристрастий?!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Какая ты недогадливая, Лилька. Я Дева, и Львом или тем более Раком становиться не собираюсь, я ведь уже всё высказала в своём послании… Я не какой-то там водный или воздушный тригон, я твёрдый знак! Земной.

Девушки посмотрели друг на друга и неожиданно расхохотались.

Чужие традиции или «налей по-скифски»

В центр исторических исследований поступила очередная новость. В кабинете сидели трое: Пётр Янкин, Дмитрий Переславский и Элладий Викторович Канонюк – доктор исторических наук, главный научный сотрудник центра, на днях защитивший докторскую диссертацию.

– В Фанагории археологами найден фрагмент стелы с надписью ахеменидского царя Дария Первого, датированной первой половиной V века до н.э. – зачитывал, поступившую на электронную почту новость, Пётр Янкин.

– В тексте упомянут город Милет, стоявший во главе Ионийского восстания, в котором греки потерпели поражение от персов. Из всех областей и городов независимость сохранили лишь Афины и Спарта. Однако это восстание послужило толчком к освобождению греческих городов из-под власти Ахеменидской державы. После неудачного восстания, 12 сентября 490 г. до н. э., произошла битва близ города Марафон, в котором объединённые силы греков, ядро которых составляли афиняне и платейцы, нанесли небывалое поражение персам. Греческим войском руководил афинянин Мильтиад. После этой неудачи Дарий стал собирать войско, чтобы покорить всю Грецию, однако восстание в Египте помешало этим планам. Вскоре Дарий умер; его место занял его сын Ксеркс. Близилась эпоха полного освобождения Греции от иноземного владычества.

В хрониках Ионийского восстания упоминается, что греки в борьбе с персами объединялись со скифами, что являло собой союзническую солидарность двух народов, чьи интересы сошлись в процессе их совместного противостояния общему противнику.

Найденная стела с надписью легендарного царя может пролить свет на неизвестные страницы истории и стать научной сенсацией.

– Элладий Викторович, как вам новость?

– Ну, во-первых, никакой сенсации тут нет. Во-вторых, скифы не имеют отношения к этой находке и вообще к Ионийскому восстанию.

– Понятно, – разочарованно глядя на коллегу, произнёс Пётр. Он возглавлял информационный отдел и потому был заинтересован в появлении любой исторической сенсации. Но и тут его надеждам не суждено было сбыться.

– Я не согласен, – вдруг возразил, сидевший за соседним столом главный специалист агентства, кандидат исторических наук Дмитрий Переславский. – Как это не сенсация?! Находке несколько тысяч лет, на ней надпись самого Дария! Вы о чём, коллеги?

– А я, вообще, пока не увижу, не поверю! – заявил, появившийся в дверях Сергей Сергеевич Никитюк – директор агентства.

– Ну, так, поедемте и увидим всё своими глазами! Фанагория то ведь она не на другом конце вселенной находится, – неожиданно предложил Пётр.

– Нет, я никуда не поеду, – возразил Элладий Викторович, – у меня ещё Софокл необработанный лежит, – он указал на папки, разбросанные по столу, на котором стоял компьютер и здоровенный монитор.

– Так что там о скифах? – уже сидя в машине, спросил Элладий Викторович.

– Мы обсуждали с Дмитрием Васильевичем греко-скифские союзнические отношения, – тут же отреагировал Пётр.

– Так не было никакого союза между греками и скифами. Они порознь боролись с одним врагом.

– Скорее то были зачатки союза, – после некоторых раздумий, всё-таки ответил Дмитрий. – Во время Ионийского восстания существовала опасность соединения скифов с восставшими ионийцами, поэтому Дарий отправил войска в район Пропонтиды, дабы воспрепятствовать этому.

– Ну да, была такая попытка, но и она захлебнулась…

– Во время похода Дария против скифов у ионян была реальная возможность объединить усилия против персов и уничтожить их войско. Мильтиад, тиран Херсонеса Фракийского был за то, чтобы пойти на договор со скифами. Но в итоге греки пошли на попятную и обманули скифов, за что заслужили их презрение. Против как раз выступил Гистией – тиран Милета.

– Что не случилось, то не случилось, – качая головой, скептическим тоном произнёс Элладий Викторович.

– Но вы рассказывайте, – обращаясь к Переславскому, снисходительным тоном сказал Элладий Викторович, – мы послушаем, раз такое дело. Всё равно Софоклу сегодня не пить вина…

Он задумчиво глянул в окно и снова перевёл взгляд на собеседника.

– Скифы понимали, что в одиночку они не смогут противостоять ахеменидской империи и решили искать союза у греков, – продолжал экскурс в историю Переславский. – В хронике упоминается, что в 512 и 494 гг. до н. э. скифское посольство прибыло в Спарту во времена правления Клеомена Первого. Скифы предложили атаковать персов с двух сторон: с Кавказа и с Эфеса, но спартанцы отказались от союза по причине нежелания воевать далеко за пределами родины. В конце концов скифы атаковали персов в одиночку и уничтожили их восьмидесятитысячную группировку, базировавшуюся во Фракию, обернув в бегство того самого тирана Херсонеса Мильтиада. В дальнейшем также были попытки скифов и греков объединить усилия в борьбе с персами, о чём упоминалось выше.

– Я и говорю: порознь.

– По большому счёту выходит, что порознь… хотя и делали одно дело: подтачивали основы империи.

– Эх, хорошие были времена, – протянул Элладий Викторович, – вино пили неразбавленным.

– Это кто пил вино неразбавленным, греки что ли? – спохватился Никитюк, ехавший на переднем сидении микроавтобуса рядом с водителем.

– И греки тоже, – невозмутимо отвечал главный научный сотрудник центра.

– Что-то я не слышал такого. Скифы, да, пожалуйста, но греки всегда разбавляли вино, а тех, кто не разбавлял, считали свиньями.

– Значит, белые пятна истории ещё существуют, Сергей Сергеич, раз вы того не знаете!

– А ну-ка, здесь поподробней.

– Неа, сначала налей по-скифски!

– Ах, ты ж бес! – отмахнулся Никитюк. – Отсмотрим стелу, потом нальём.

– Тогда не расскажу.

– Так, я уже понял, о чём речь, – рассмеялся Никитюк.

– И о чём же?

– О беспримерной страсти Клеомена пить неразбавленное вино.

– Неужели?

– Вы сами проговорились.

– Эх, вас не проведёшь.

– А вы говорите, налей по-скифски.

– Говорю! И что?

– Ну а то, что самого спартанского царя это довело до безумия и гибели.

– Что это?

– Что, что, – вино, пьянство. Как говорил Анахарсис: виноградная лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения.

– Вы верите той версии, что Клеомен умер от безумия, до которого его довело пьянство?

– А разве иначе? По Геродоту именно так.

– Геродот просто завидовал отменному здоровью спартанца и его подвигам, вот и придумал эту версию. Шучу. Но Геродоту могли подсунуть эту версию, ведь часть правды порой хуже самой лжи, а то, что противники Клеомена пытались внушить обществу своё мнение, у меня нет сомнений.

– То есть, по-вашему, Клеомен был трезвенником и со скифами дружбы не водил?

– Не без этого, конечно, но умер он не своей смертью.

– Кто же его убил?

– Его довели до самоубийства. Это самый изощрённый метод убийства, когда человека медленно подводят к мысли о необходимости самоубийства. У греков этот метод существовал давно. Спартанские власти умело применили его, тем самым отомстив Клеомену за низвержение Демарта.

– Ясно, теперь ясно. И всё же мы ждём от вас рассказа о том, как спартанский царь со скифами на бруденшафт пил, – усмехнувшись, сказал Никитюк.

– Скифы не пили на бруденшафт, у них был другой способ проверить дружбу на крепость.

– Какой же?

– Они, прежде чем выпить, стукались кружками так, что вино из одной чары переливалось в другую.

– Ну, это они делали в целях предотвращения отравления, это у них не являлось показателем дружбы, – заметил Дмитрий.

– Как это не являлось?! От них, кстати, эта традиция перешла к нам, и символизирует она как раз доверительность в отношениях. То есть, чокаясь, мы доверяем друг другу.

– Здесь с Элладием Викторовичем спорить бесполезно, – подметил Никитюк, хитро прищурив один глаз.

– Согласен, – произнёс Пётр и тут же осёкся, заметив на себе недобрый взгляд старшего товарища.

– Лучше иметь одного друга многоценного, чем многих малоценных, – пробурчал себе под нос Канонюк и снова уставился в окно. Историка с утра мучило похмелье. Цитируя Анахарсиса, известного своим стойким чувством меры, он неожиданно для самого себя почувствовал тягу к умеренности во всём без исключения. Исходя из этого полезного в немалой степени чувства, он уже определил в своём уме необходимую меру на сегодня, но непредвиденные обстоятельства, связанные с находкой древней стелы, мешали осуществлению его планов.

– Мне интересно, – оторвавшись от окна, произнёс Канонюк, – что вы думаете прочесть на этом куске камня?

– Как что? – откликнулся Никитюк. – Надпись царя Дария Первого сына Гистаспа.

– Так никто из вас же не знает древнеиранский язык, на котором была сделана надпись, – не без злорадства в голосе произнёс, измученный жаждой, историк.

– Так вы на что?! – парировал Никитюк. – В крайнем случае, эксперты всегда найдутся, особенно, если им предложить налить по-скифски.

Канонюка аж повело от этих слов начальника, но он перетерпел невыносимую психологическую боль и выдавил из себя:

– Поглядим, что там за надпись. Уж, наверняка, не чета Бехистунской, так жалкая отписка Дария, кость, брошенная им современным историкам и людям мнящим себя таковыми.

…

Ахеменид Дараявуш восседал на троне посреди огромной залы царского дворца. По правую и по левую руку от него, выстроившись в ровные ряды, стояли вельможи и военачальники. Рядом с троном, почтенно склонив голову перед владыкой, стоял в ожидании приказа царский писарь.

– Приказываю, – обращаясь ко всем, произнёс царь, – навеки вечные утвердить в послании победу мою над восставшими колониями! Увековечить победу армии Ахеменидской державы в слове, обращённом всем народам земли, дабы в веках прославлялось её могущество и не знало заката!

Писарь ещё ниже склонил голову и принялся вычерчивать на пергаменте отдельные слова.

– Багабухш, – обратился он к своему главному военачальнику, – готовьте армию в новый поход! На Востоке ждут своего часа скифы. На западе фракийцы. Мы должны положить конец их присутствию у наших границ!

– Когда выступать, повелитель?

– В ночь…

Царь вздохнул и взглянул вдаль, туда, где сквозь арку дворцовых врат спускалось вечернее солнце, заливая багровыми лучами стены крепостных башен.

…

– Тут без пол литра не разберёшься, – сказал Конанюк, рассматривая распечатку текстов, снятых с копий фанагорийской стелы. – Да и, вообще, вряд ли разберёшься, буквы сильно повреждены. Нужна экспертиза.

Никитюк махнул рукой.

– Не знаю, что ответить. А вы, что скажете, Дмитрий, – обратился он к Переславскому.

– Сейчас меня больше интересует вопрос, почему всё же спартанцы отказались выступить единым фронтом против персов? И кто именно из скифов вёл переговоры с Клеоменом?

– А почему вас, собственно, это больше всего интересует? – отреагировал Канонюк. – К найденной стеле это не имеет практического отношения.

– У меня свой интерес Элладий Викторович.

– Кто бы ни вёл переговоры с ним, а выпить им пришлось немало. Уверяю вас.

– Почему?

– Но вы сами все говорите, что Клиомен пил за троих, а тут к нему сам Скил в гости пожаловал. Он-то точно не знал меры.

– Мы говорим?

– Ну я, во всяком случае, отстаиваю ту точку зрения, которая не рассматривает проблему Клеомена сквозь призму его пьянства.

– А с чего вы решили, что они встречались со Скилом? Разве они были современниками?

– Какая разница, были они современниками в буквальном смысле или не были; пятьдесят, сто лет между ними небольшой срок, но важно то, что и тот и другой любили выпить.

– Вы забыли добавить: доходя до безумия в своих поступках.

– Немудрено, ведь оба могли быть последователями культа Диониса. Скил, так он точно был заодно с дионисийцами, за что, в общем-то, и поплатился.

– А Клеомен за что поплатился? – вмешался Пётр.

– Опять вы с тем же самым. Говорил же я уже: сначала он интригами низложил своего конкурента, затем, когда сторонники Демарта решили призвать его к ответу, бежал в Аркадию, поднимая там народ против Спарты. Этого ему и не простили, и лишь царское происхождение Клеомена уберегло его от публичной казни.

– Это всё хорошо. Но так пили Клеомен и Скил за одним столом или нет? – улыбаясь, спросил Никитюк.

– Нальёте, потом скажу, – грубоватым тоном ответил Канонюк.

– По-скифски? – сквозь смех, спросил Никитюк.

– Да хоть по-гречески, мне всё равно!

…

– Нет, я не отрицаю, что гипотетически Клеомен и Скил могли сидеть за одним столом и пить вино, но документальных свидетельств таких я вам привести не могу. Как, впрочем, не могу подтвердить точности содержания речи Дария, о которой я вам тут недавно поведал, – говорил Элладий Викторович, держа в руках стакан, наполненный на четверть коньяком.

– Отхлебнув коньяк и закусив кусочком лимона, он добавил:

– Извините.

– Да мы-то вас простим, а вот история никак, – продолжал подначивать Никитюк.

– История меня уже наказала тем, что я вынужден пить коньяк с вами, а не вино с ними, – невозмутимо парировал Канонюк.

– Бедный Клеомен, знал бы он, чем всё это обернётся для него, не связался бы ни в жизнь со скифами.

– О, я не могу! И вы о том же! А вы знаете, что он, скованный по ногам, лёжа на походной кушетке, изрезал себя ножом? Да, это был его собственный выбор, но его довели до этого спартанские власти. Он не смог вынести своей участи.

– Знаем, знаем, но такова его судьба.

Никитюк разлил, оставшийся в бутылке коньяк по стаканам, и воскликнул:

– Так выпьем за то, чтобы наша судьба была милосердна к нам, а наша участь была прямым отражением нашей судьбы!

– Здорово! – воскликнул Пётр, залпом опустошая свои полстакана.

– И за вашу диссертацию! – успел вставить Дмитрий, перед тем, как опустошил стакан.

– За это… – еле слышно промолвил Канонюк и выпил вслед за всеми.

– Что это у вас? – спросил он у Переславского, державшего в руках какой-то свёрточек.

– Это песок из земли, где была найдена стела, – разворачивая бумажный платок, ответил молодой историк.

– Похож на каменную крошку, – рассматривая вещь, сказал Канонюк. – Зачем это вам?

– Ну как же, это же реликвия, – вставил Пётр, пытаясь отщепить щепотку истории от общей горсти.

– У греков таких реликвий вагон и маленькая тележка, – не глядя на него, холодно произнёс Канонюк.

– Ну, то греки, – промычал Пётр. Видно он был недоволен ответами маститого коллеги, но старался не вступать с ним в открытый бой.

– Наверняка, эту плиту снесли во время освобождения какого-то населённого пункта от персов, где она была установлена по приказу одного из военачальников Дария.

– А как она попала сюда? – удивлённо глядя на Канонюка, спросил Дмитрий.

– Возможно, её привезли в эти места в качестве расходного материала; или для строительства чего-либо, или просто забросили на корабль в качестве балласта.

– Интересная версия, – рассмеялся Никитюк.

– А вы думали, её привезли сюда в дар местным жителям?! Это то же самое, что в наши времена предложить Польше установить стелу в честь освобождения её Красной Армией от немецко-фашистских войск. Дария в этих краях, мягко говоря, недолюбливали.

– Забавно получается, увековеченные в камне победы утверждали могущество империй на завоёванных ими территориях, а после, вырванные из земли, служили в качестве балласта для большей остойчивости кораблей…..

Никитюк поднял стакан с остатками коньяка и добавил:

– Так выпьем за то, чтобы памятники наших врагов в завтрашнем дне служили в качестве балласта нашим судам, бороздящим их моря!

– Хорошо сказано! – воскликнул Канонюк и махнул оставшегося коньяка.

– Браво, начальник! – поддержал коллегу Дмитрий. – За это надо выпить ещё!

Пётр полез в сумку за второй бутылкой, но Канонюк жестом остановил его.

– Вспомним слова Анахарсиса…

– Долой Анахарсиса! – вдруг закричал Переславский и высыпал содержимое платка на землю. – Долой реликвии!

– Нет, вспомним. Сначала я расскажу вам одну историю, о которой уже упоминалось сегодня, правда, вскользь, а потом решите, пить или не пить ещё.

– Хорошо, рассказывайте, – закивал головой Переславский. Его поддержали Никитюк и Пётр.

…

Город Гелон был заложен греческими колонистами. В нём проживали будины, уже не скифы и ещё не греки, но тоже участвовали в скифских компаниях против персов. Гелонцы – жители города, почитали культ Диониса, предаваясь вакхическим буйствам, называвшимися у них таинствами и длившимися в течении трёх дней. В эти священные для греков дни к ним тайно присоединялся молодой скифский царь Скил – сын Ариапифа и эллинки. Вместе с поклонниками Диониса он денно и нощно предавался обрядам и игрищам, какие были в ходу у дионисийцев. Вокруг него кружили вакханки, ряженые сатиры наливали ему в чаши вино, певцы распевали свои хвалебные гимны. Скифы отвергали чуждые им культы и не понимали, какому богу угодно видеть исступлённое человеческое существо, потерявшее разум и людской облик. И вот однажды один из борисфентов в ответ на укоры скифов касаемо их почитания Вакха, сказал: «вы надсмехаетесь над нами за наше поклонение Дионису, но вы не понимаете, что это подлинное вдохновение, экстаз, которого достигают только избранные! Вот и ваш царь Скил теперь с нами! Он опьянён Дионисом, безумство его схоже с безумством самых первых вакхантов Эллады! Не верите? Ступайте за мной, я покажу вам это действо, может быть, и вы тогда присоединитесь к нам!»

Отведя их крепостной стене, борисфенит указал им путь на башню, откуда открывался вид на рощу, где проходили вакхические празднования. Увидев своего царя в буйном исступлении, скифы вознегодовали и пообещали наказать Скила. Вернувшись в войско, они рассказали остальным об увиденном всем остальным, в том числе своим жрецам. На совете было принято решение низвергнуть Скила с престола, и возвести на его место Октамасада. Скифы попытались схватить Скила, но того предупредили о готовящемся на него нападении и ему удалось во время бежать во Фракию. Новый предводитель скифов двинулся в погоню за Скилом, но на Истре ему перекрыли путь фракийцы. Дело шло к битве, но в последний момент фракийский царь Ситалк предложил обменять своего родственника, находившегося под защитой у скифов на Скила. Октамасад согласился и пошёл на обмен. Когда Скил был передан скифам, царь под влиянием своего окружения приказал отрубить ему голову.