Текст книги "Воин. Правитель. Чужак"

– Не только здесь, если ты ещё не догадался. Лес не рад видеть тебя повсюду. – Дух оглянулся. На месте растоптанных васильков на пригорке выросло скопище таких же долговязых и хмурых, а по опушке волочился не до конца рассеянный прах. Его брат не исчез. Он следил за ними и по возможности убирал за собой. Куда опадала его пепельная частичка, там вырастала свежая распушившаяся осока, и вскоре все ямы, полные грязи и перегноя, покрылись ковром зелёной худощавой травы.

Вдруг земля задрожала. Ноги Пришлого покосились, и он упал набок. По опушке не побежали трещины, не раздался стон кедров, как это обычно бывало при землетрясениях. Без сомнений, это не было землетрясением. Что-то сдвинул их, сдвинуло саму землю, сам лес и самого пришельца. Их будто сместили, потолкали по столу и резко остановили. Да, дрожь прекратилась – так же внезапно, как и началась. Пришлый стёр с лица то, что так усиленно оттряхивал с куртки и скоро услышал, как чей-то голос проносится под облаками. Голос, напоминавший ему зловещую песнь. Песню из сна.

Чужак взглянул на лесного хранителя. Но Перепел только и делал, что удивлённо покачивался, больше напоминая деревья, что вот-вот приходили в себя. Все они к тому времени забыли о тряске. Как быстро им наскучивало сражение двух суперсил, так же быстро они отвыкали от случайных метаморфоз. Чужак, оперевшись на стукнутое колено, быстро поднялся.

– Опять?! Да пропади оно… Дух, может скажешь, наконец, что это за чертовщина?!

– Не знаю, компаньон, но это происходит всё чаще. Если бы оно шло отсюда, я бы ответил, но оно не отсюда, поверь мне.

– Ясно. Ещё одна загадка, которую надо распутать. Итого, их накопилось сто девяносто две. Интересно, с какой мы начнём?

– Не язви, лучше взгляни-ка.

Поднявшись ещё на метр, Перепел указал крылом в сторону запада. Там хозяйничал сумрак. Несмотря на то, что рассвет вступил в свои законные права, он никогда не дотягивался до западных облаков. Ещё одна загадка местного леса. На стороне, где солнце даёт обещания вернуться до завтра, Пришлый видел, как оно попросту исчезает, как оно тает, оставляя за собой лишь яркий гнетущий багрянец. Заход солнца без самого солнца. Где ещё, кроме как не в опостылевшем Лесу, может такое происходить?

Добрый Дух сам искал некоторые ответы.

– Сигнальный огонь? – ступив на брёвна, сваленные чудовищем, чужак спрятал глаза под ладонью. – Мне, помнится, такое уже попадалось. Я бродил по пещерам и искал воды, а поутру, когда я хотел выбраться наружу, впереди меня что-то вспыхнуло. Подумал тогда, что это пустяк. Ну и по сравнению с тем, что меня ждало дальше, это и правда оказался пустяк. – Не отнимая взгляда от горизонта, Пришлый слегка повёл подбородком. – Дух, скажи, а на это у тебя хотя бы есть объяснение?

– Много вопросов для одного дня, чужак. Назло тебе, я был бы рад не отвечать, но, поверь, мне в самом деле нечего тебе ответить.

– Такое чувство, будто тебя занесло сюда так же случайно. Хранитель леса без знаний того, что он хранит. В хорошей сказке тебя бы смяли вместе с первым черновиком.

– Опять язвишь.

– Нет, совсем нет. Просто думаю, почему лес одарил голосом тебя, а не твоего брата. – Добрый Дух дёрнулся, тихо кудахтнув. Его гордость была почти что задета. – Твой брат, кажется, знал о здешних секретах поболее твоего.

– Он вернётся…

Момент первенства канул, Пришлый замялся, вспомнив, о чём ему говорил добрый Дух.

– К-как скоро?

– Трудно сказать. На десятый раз, я уверен, ему понадобиться меньше сил. Но возродившись, он налепит на себя уже четвёртую шкуру, и тогда тебе точно не поздоровится. – Пришелец боязливо сглотнул. – Более яростный, более сильный, более защищённый. Ох, в следующий раз, поверь, мой брат устроит нам настоящее представление.

Если бы перепела улыбались, то Дух непременно бы это сделал. Но он лишь радостно гаркнул и полетел в сторону запада. Там его ждал сигнальный огонь – знак, о котором мечтали они оба.

«Пора этому чудику убираться», – промолвил Перепел про себя, оставив то, что наговорил своему подопечному секундами ранее. Так же он говорил, когда встретил его впервые. В день их встречи чужак лазил по скалам. Дух восхищался его выдержкой. Смотря на лицо, облитое горячим потом, он видел под ним истинную самоотдачу. Пришелец стоил того, чтобы за ним приглядеть. И Хранитель приглядывал, разочаровывался в его болтовне, но оставался почему-то рядом. «Ему нужен выход отсюда», – повторил про себя Дух, но немного смягчившись.

– У нас целый день, чтобы добраться до того увала!

Пришлый так и стоял на брёвнах, превращаясь во время поднятия в воздух в маленький вытянутый силуэт.

– Ты думаешь, оно того стоит?

– У тебя нет выбора! Мой брат того не стоит!

Дух продолжал набирать высоту. Над головой его не падали звёзды и не пролетали кометы, что в других мирах могли бы спокойно затеряться в паутине космоса. Весь небосвод здесь почему-то окружала безупречная чистота, а это значит, что кто-то сильно не хочет, чтобы Вселенная знала об этом удивительном и пугающем месте.

Под крыльями Духа согревались деревья, а те в свою очередь перешёптывались. Под шелестом их крон происходило нечто, что в ином мире назвали бы сплетнями, и пока пихты возле обвалов только узнавали прискорбную весть, лиственницы передавали в руки соседям его незыблемые останки.

Нужно было обогнать их. Перерождение злобного Духа – лишь дело времени. Нужно спасти дурака, пока тот не лишил себя головы.

Перепел взлетал выше и выше и с надеждой поглядывал вниз. Вдохновлённый, он желал добраться до запада как можно скорее, и в один миг его вдохновение обрело новые краски. Его гордость воскресил маленький силуэт.

Этот силуэт спустился с заваленных брёвен и последовал в гущу леса. Чужаку был необходим сигнальный огонь. Был необходим знак, за которым мог прятаться разум. Страхи и демоны разгуливали на свободе, и с этим надо было покончить. Подсознание, отпустившее монстров с привязи, должно, наконец, вернуть ему – незваному гостю – полный контроль.

Ему нужен был этот знак. За ним он мог найти дорогу домой. Дорогу, ведущую к потерянным воспоминаниям. А может, к оставленной усыпальнице, объятой дымом неведения. Он чувствовал с первого дня, что был обманут. И этот обман прокручивался у него в голове каждый день.

Ему нужен был этот знак. Ведь только надежда на этот знак, разгоняющий сумрак на западе, могла привести его к первой заветной подсказке.

Коллегия Ордена

Сегодня – день заседания. С тех пор, как достопочтенный адмирал отбыл на родную планету для собственных похорон, прошло около тридцати двух часов. Эта новость никого не удивила. Коллегия давно знала, что адмиралу родом из Стронция скоро придёт конец. Любовь к жирной пище и воспаление селезёнки сделали своё дело. По записям врачей, что постоянно крутились возле него и отправляли отчёты после каждого осложнения, стало понятно, что раздувающийся аппетит и неконтролируемое желание снять стресс с помощью табака скоро прикончат его – ослабят иммунитет и разорвут селезёнку. Так, в сущности, и произошло. Произошло ещё в нескольких предпоследних отчётах, где неизбежно печальный тон считывался в пророческих «…становится хуже…», «…сильнейший жар и мучительная резь в области живота и спины…», «…внезапные крики, которые слышны не только ночью, но и во время испражнений…».

Мейт-губернатор по обыкновению слушал эти новости без какой-либо радости или печали. При нём умерло уже два Адмирала, и, если к первому он просто-напросто не успел привыкнуть, то со вторым они успели уже всё выяснить и в тот же момент порядком друг другу надоесть.

«Да к чёрту тебя!», – стоя перед винтажным зеркалом, губернатор попытался сорвать с шеи парадный бант. Ему предстояло важное заседание, и выглядеть неподобающе было просто недопустимо. Мейтна дёрнул за сердцевину из жемчуга, но та лишь утянула его за собой. Он внёс по пальцу в атласные узелки, но тем самым лишь затянул потуже боковые завязки. Мейтна разозлился. Пришлось разозлиться. На секунду он вытравил спесь и хорошенько взялся ладонями за эти навязчивые светские путы. Он сорвал их, чуть не попортил сатиновый воротник, но сорвал. Жемчужная сердцевина упала. Мгновение, и он бы позволил себе её как следует придавить. Однако вовремя он пришёл к мысли, что это не в его статусе. Не в его статусе позволять развязным побуждениям выводить его на эмоции.

На часах было без двух минут семь. Старый парадный костюм всё еще хорошо сидел. Кое-кто, подумал Мейтна, будет этому не очень рад. И короткие поскрипывания позади дверей лишь приближали это глубокое язвительное недовольство.

«Стук в дверь, и мы начинаем», – произнёс про себя Мейтна и начал искусно изображать всем телом, как будто костюм на самом деле неприятно колется в плечах и боку.

После стука, не смея оборачиваться, Мейтна услышал еще тройку-четвёрку спешных коротких шагов.

– Начали без меня? Мой господин, зачем же…?

– Глаз сомкнуть не мог, да и руки просились. Подумал, этот вестон станет идеальным поводом себя хоть чем-то занять.

– Тогда снимайте это безобразие сейчас же, – голос Портного раздался какой-то необычной для него властительной злобой, – я обещал вам новый жакет, и вот – я принёс. Так что снимайте. Это безобразие нужно выкинуть.

– Как по мне, вестон тоже неплохо сидит. Зачем же его сразу выкидывать?

– Потому что в нём вы смотритесь как напыщенный олух, простите за прямоту. Сейчас осень, и летний жемчуг тут совсем неуместен. И вообще, не обманывайте себя, господин, я же вижу, что он неприятно колется.

– Как пожелаешь, Портной, – Мейтна изобразил на лице фальшивый протест и как бы без удовольствия снял с себя бело-бежевый парадный костюм. Портной не прошёл испытание. Он не бдителен, а, значит, огорчённо заключил Мейтна, с ним можно будет чутка поиграться.

«Это же самое примитивное возмущение! Как ты мог опуститься до такого? Так запросто пойти на поводу? Ох, не этому я тебя учил, дружище, совсем не этому». Вестон был заброшен на зеркало. Значится, на ближайшие несколько часов его главный советник потерян.

– И рубашку тоже.

Председатель, потянувшись за новым жакетом, чуть не сложил от удивления брови.

– И в чём же провинилась рубашка?

– Ни в чём. Вместе с жакетом я приготовил вам зауженную рубашку с манжетами – распущенными, ацетатными, – и, поверьте, они будут лишь добавлять больше акцента серебряным нитям.

Мейтна внимательно проигнорировал вторую половину.

– Ни в чём, значит? Замечательно, замечательно… Раз ты уверен, то и я уверен. Никто нынче не хочет совершать преступлений против моды.

После своего «замечательно» ему так и хотелось добавить: «И дело даже не во вчерашнем признании?» – но тут Мейтна вовремя вспомнил, что сам приказал не напоминать об этом.

На часах было уже три минуты восьмого. Мейтна неспешно снял кафтан и сатиновую рубашку и также неспешно продел правую ладонь в узкий полосатый рукав. Во взгляде Портного не было заинтересованности. На голый торс своего хозяина он смотрел с каким-то чересчур напускным пренебрежением. Кажется, за ночь он успел провести черту между своими желаниями и расположением Председателя. Но кто знает, может, в ту же самую ночь он мысленно представил, как уже сблизился с ним. В мире, где каждый прячет своё «великое и постыдное» за казёнными фразами, давно было принято полагаться лишь на фантазию.

Губернатор переоделся. На часы он уже не смотрел, потому что итак понимал, что до заседания ещё порядочно времени. Как и обычно, оно начиналось в семь тридцать утра – момент, когда любой подопечный в Коллегии ещё не думает о приближении полудня (а в полдень, как известно, все их думы направлены на вечерний кутёж), и момент, когда они только и могут что сосредоточиться на рабочих вопросах, не распыляясь на пустяковые размышления о скором обеде.

Ручка выходной двери, когда губернатор повернул её, всё еще не избавилась от парной влаги. От влаги, что он оставил вчера – как и на половике. Но половик впитал её и успел замять последствия минувшего побега, однако ручка заставила Мейтну внезапно вспомнить о ярости. Ярости, если Портной вдруг не посмотрит. Губернатор резко обернулся.

– Сегодня ты будешь стоять за дверьми.

– Но, господин…

– Ты будешь подслушивать, следить за ними, наблюдать, как только они выйдут из зала. Появится много зацепок, которые ты и должен будешь выловить.

– Понял вас, господин. Игра с ними и правда стала наскучивать. Постараюсь найти для вас что-то новое.

– О, нового будет предостаточно, дружище, поверь мне.

Портной едва поклонился и поднял голову, почему-то не поднимая взгляда. «Ну же, чтоб тебя!». Мейтна остановился в дверях, простояв так достаточно секунд, чтобы можно было говорить о неловкой паузе. Но мастер опомнился. Вовремя он поднял глаза, а потом, нисколько не удивившись, произнёс:

– Осторожно, мой господин, кошка госпожи Церемонии.

Губернатор посмотрел под ноги и увидел, как пушистая голова медленно трётся об его мягкие белые гольфы.

– Разгрызёт и раскромсает мои новые бриджи, – закончил мастер и обратил улыбку на своего господина.

– Тогда, пожалуй, не будем испытывать судьбу, – и после этих слов господин, присев на колени, взял кошку на руки. – Не будем, Оширстка, согласна? – он внимательно посмотрел на её мордочку. Её нос лениво качнулся, усики затопорщились, а потом неспешно сомкнулись. Головой она поводила из стороны в сторону – беззаботно, немного вяло, как будто взором хотела поймать витающие глянцевые пылинки.

Председатель поравнял её взгляд со своим, а затем немного неловко опустил Оширстку на лапы. В тот же миг она позабыла о них двоих и, гордо подняв хвост, направила носик дальше, к следующей двери, оставляя на ворсистом красно-золотом ковролине мокрый осторожный след.

К двадцатой минуте Председатель был уже у внутреннего двора. Там он проходил мимо ракитных садов и следовал по мосту, обвитому розовыми лютерниями (цветы её напоминали люпины, а вот ветками она походила на колючий терновник). В пруду плескалась одинокая тигровая жаба, а на камнях толоклись скрипачи – длинноногие мохоеды, не имевшие шеи и даже тела, а потому ножки их сразу соединялись с головкой. Они постоянно покачивались, косясь набок, напоминая тем самым пожухлую пшеницу, которой не повезло вырасти в жаркий год. Утренние песнопения из их уст звучали в честь полной воды и полного солнца. И Мейтна жалел, что эти твари исполняют эти песни не врозь. Если тебе повезло встретить одного скрипача, то твой слух даже не заметит этого тонкого стрёкота, но как только эти недомерки собирались в кучу, то оставалось только терпеть. Четыре глухих стены, нет, четыре поверх четырёх глухих стен – и те бы не смогли спасти твои бедные ушки от этой гнетущей и мучительной какофонии.

Губернатор отвлёкся. Позади, по привычке, следовал Портной. Тот, было видно, боялся оступиться и берёг каждый свой шаг. Временами казалось, что мастер вовсе помышлял обогнать хозяина, но потом резко раздумывал и специально сбавлял темп так, чтобы не дай Вселенная обидеть манёвром того, кто шёл впереди.

Вскоре оба коллегианта вышли к «тонкостенному холлу» – к месту, где мейт-губернаторы, по слухам, прощаются со своими секретами. Финишная прямая до Высокого зала – зала заседаний. И Мейтна, само собой, держал рот на замке.

К нему неожиданно подбежал секретарь:

– Капитан не выйдет на связь, мой господин, – произнёс он шёпотом, и так тихо, что стенам на этот раз пришлось порядком прислушаться. Затем он добавил: – Есть подозрения, что титанец не сразу полетит к нам. У господина Висма возникли проблемы, и он записал обращение, где просит о помощи у ближайших офицеров в системе. Самый ближайший…

Мейтна выставил ладонь. Жест означал, что с секретаря достаточно. Новость была услышана.

Помощник, откланявшись, удалился в ту же сторону, откуда спонтанно возник. Пошаркивая туфлями, он увёл уши холла от своего господина, давая тому возможность прокомментировать донесение:

– О, как же некстати, – едко проговорил мейт-губернатор.

– Что-то не так с будущим Адмиралом?

– Да всё с ним в порядке. Ты разве не видишь на моём лице радость?

– Видел бы, если бы не ваша ослепляющая улыбка, – сострил мастер, забыв, что произносил эту шутку уже не раз. – Нам дали больше времени для подготовки?

– В точку. И дали редкий шанс организовать настоящий светский приём.

– Который из них? Тот, что начинается с главных ворот или…?

– Не притворствуй, Портной, ты уже догадался, – строго заметил Мейтна, пронаблюдав, как двери зала стали ближе на десяток метров.

– Значит второй сценарий. Тогда я не знаю, есть ли смысл начинать игру с ними, – он выдержал короткую паузу прежде чем уткнул палец в место, где предположительно сидели члены Коллегии.

– Они будут отличным отводом глаз. На них мы лишь слегка разогреемся. Тем более на любом празднестве нужны шуты, не забыл?

Портной безмолвно сунул руки в карманы. Затем он собрал их в кулаки и отдёрнул жилет. Коричневый плис вместе с небольшой полнотой добавляли ему некой авторитетности. А вместе с задумчивым взглядом, какой у него был сейчас, он выглядел как истинный мастер – неважно в каком деле. Образ добавлял мастерства в абсолютно любом, не хватало лишь инструментов в руке.

В конце концов оба коллегианта оказались на месте. Прямо у них перед носом в зал забежала стенографистка. Она тянула за собой бумажную ленту, стараясь удержать её у груди. Один из краёв всегда выпадал и поэтому перед тем, как зайти в зал, она несколько раз произнесла: «Извините». Мейтна про себя отметил: волосы не уложены, ногти накрашены второпях, помада лезет немного за уголки. Было ясно, что подчинённая проспала. Однако корить её он не собирался, потому что отлично помнил, с кем эта бедняжка ложится в постель. «Ей достанется, – подумал Председатель, – на прицеле будет другой, но разлётом шрапнели её точно заденет».

– Губернатор, напоследок хотел лишь сказать, что вы прекрасно в нём смотритесь, – Портной, стоя ровно напротив хозяина, легонько прихватил жакет за рукава. Столь же аккуратно он стал поправлять их, доходя до манжетов рубашки и отходя обратно к плечам.

Несмотря ни на что, пальцами мастер владел превосходно. Любое прикосновение, микродвижение, невольный приём он превращал в искусство, сравнимое, наверное, с колдовским ритуалом. Мейтна не осознавал этого в полной мере, но в глубине души чувствовал постоянно. Чувствовал уверенность и покой. В такие моменты эти ощущения лишь крепли – в моменты простого ухода за платьем, когда простота исчезает. Поэтому он, наверное, и подпустил его близко к себе. Потому что было ясно с первого дня, что мастер подпитывает твою уникальность отнюдь не нарядом, совсем нет, он подпитывает её тем, как он с этим нарядом обходится.

Но конкретно сейчас, решил Мейтна, нужно было оставаться холодным, отбрасывать пиетет и не подыгрывать явным заискиваниям подчинённого. Да, конечно, мастер знает, как совладать с руками, но почему-то внутренним самообладанием, стало вдруг известно, он порою пренебрегал. И сегодня, пришёл к выводу Председатель, это просчёт, достойный лишь холодного взгляда. Что будет дальше, зависело лишь от действий Портного.

Мейтна молча наблюдал, как вдумчивый вид мастера менялся на расслабленный и довольный. Его хотелось поторопить, но как только эта мысль пришла, помощник отпустил манжет, застенчиво улыбнулся и убрал руки от рукавов. Хозяин почувствовал, как в локтях стало свободней, а кисти перестало сжимать слишком сильно.

Председатель был наготове.

– Как ваш покорный слуга, я крайне недоволен вашим решением. Но…, – вернув руки в карманы, выдал Портной, – …как ваш покорный слуга, я его уважаю.

«Ты сегодня не бдителен, – ответил мысленно губернатор, – вот тебе время подумать».

– Ну что ж, мой господин, – немного нервно закончил помощник, как будто почуял, что что-то неладно, – не смею вас больше задерживать. Удачного заседания.

Мейтна отступил на шаг, так и не сняв холода с глаз. Впереди – двери Высокого зала, а за ними – две дюжины ворчливых, надменных, глазастых, порочных, бездушных, эксцентричных пустозвонов, готовых разорвать друг другу глотки за неправильно выписанную закорючку в имени.

– Господа, доброе утро! – воскликнул Председатель.

«Благо они рвут друг другу глотки, – с гордостью осознавал он, – совсем не замечая, кто ставит первый штемпель на документе».

Болтовня прекратилась. Все члены Коллегии поспешили подняться со своих мест.

Сначала идут приветствия и слова почтения.

– Доброе утро, мейт-губернатор! Прекрасно выглядите, как, впрочем, и в любое рабочее утро, – высказался один из коллегиантов у самых дверей.

Он поклонился. Это следующий шаг. После чего наступает небольшая пауза, момент ожидания, когда коллега поднимет голову. Следуют ответные слова почтения.

– Благодарю, друг мой! На мой вкус, Вы выглядите ничуть не хуже.

Уважив коллегу, Мейтна также откланивается. Потом его глаза ищут следующего. Приветствие, поклон, ответ, поклон. Ещё раз. И ещё раз. И так до поры, пока вход в зал не будет пройден.

Наступив на мозаичный узор на ковре, Председатель механически повернул туфли в правую сторону. Там его, как и всегда, ждало Высокое кресло. Пройди три шага, и тебя непременно поприветствует господин Ласка:

– Рад пожелать доброго утра, нот Председатель.

– Рад ответить взаимностью, нот Ласка.

Пройди ещё два шага, и к тебе обратиться господин Праздник:

– Доброго утра, нот Председатель. Мы готовы начинать.

– И тебе доброго утра, друг мой.

Поверни голову вправо. На очереди – госпожа Церемония.

– Доброе утро, нот Председатель. Ваш стол готов. Секретарь постарался, чтобы он пережил все четыре часа.

– Госпожа, приветствую и вас. Спасибо, что напомнили. Если постараемся, закончим и раньше. Дадим этому бедолаге на час больше, чем он того заслуживает.

Сухая улыбка, губы сомкнуты. Последние пять шагов. Взгляд налево, там – господин Лихорадка: без конца неопрятный и, чёрт бы его побрал, всегда навеселе.

– А мы только вас и ждём, господин Председатель. Жители еле-еле продирают глаза, а мы уже готовы подпортить им день.

– А Вы всё так же хорошо выглядите, нот Лихорадка. Доброе утро.

Ступень. Высокое кресло. Мейтна дотрагивается до локотника, до его бронзового оголовья, чтобы затем медленно повернуться. Он садится, наклоняется чуть вперёд, а в конце собирает ладони перед собой, положив друг на друга. Ритуал, отточенный до идеала. Ритуал, в конце которого ты обязательно даёшь понять, что готов слушать.

«А костюм и правда подходит, – подумал Мейтна, посмотрев на зал, – власть в осенних лучах, приправленная строгостью и вниманием. Похоже, мой прямодушный кутюрье вновь меня победил».

– Итак, что же произошло в системе Y, господа? По отчётам, Республика всё никак не может добиться большинства в Совете Иттрия.

– Да, нот Председатель, всё так. Местные вместе с их гордым советом, похоже, подзабыли, как выглядит армада республиканских крейсеров. Над их колониями уже нависают орбитальные шхуны, а на следующей неделе к ним могут присоединиться галеоны и линейные палачи.

– И колонисты готовы сражаться?

– Да, местные интенданты начали выгружать ящики с вооружением, выдавать минимум по рельсомёту на главу семьи. Так что можно с уверенностью сказать, что они настроены вполне серьёзно. Есть вероятность, что Республика на этот раз останется ни с чем.

– Даю ей половину в совете, шанс у них есть, – вдруг выкрикнул из-за спины кто-то из ноточеев.

– Нет, в «Альянсе малых систем» достаточно гордецов, чтобы вот так запросто отдавать половину, – встал и заспорил ноточей напротив. – Они исполнены самолюбия и амбиций. И если опасность придёт к одному, то на подмогу, по договорённости, прибудут все остальные.

– Не соглашусь! Какая же тут подмога, если у столицы Zr под боком объявились «Наёмники Курса»?

– Не смешите меня! – к спору присоединился четвёртый. – Да цирконийцы их в фарш превратят! Как в своё время республиканцы размазали лидера «Наёмников…».

– Извольте, не слишком ли громкое слово – размазали? Лишить обеих рук и отпустить – это, знаете ли, не размазать. Жест милосердия, только и всего. И вообще, подбирайте слова аккуратней, коллега. Мы с вами всё-таки не в борделе!

– Не вам меня учить, что говорить, а что нет! Прогноз – половина.

– Ну уж нет, – стоял на своём коллегиант напротив.

– Половина.

– Не половина.

– Половина!

– А я говорю, не половина!

– Так, прекратить спор, коллеги! – оттолкнув того, кто сидел позади и заверял про половину, ноточей первой трибуны потянулся к шее и быстренько поправил затянувшийся воротник.

Председатель смотрел на всё это с восхищением, нисколько не выдавая себя.

– Ваши комментарии, нот Ласка?

Чуть вытянув шею, Ласка, по обыкновению, поднял кверху и нос.

– Думаю, что моё мнение тут не будет иметь большого веса. Малое понимание сил на стороне иттрийцев, малое понимание того, кто выступает дипломатом Республики в совете, а также слабое знание сильных и слабых сторон итт-губернатора. Настроения масс, отношение их к своему лидеру, какого их расположение к республиканским интервентам, к их экономике и обычаям.

– Вы ставите на свой ум, Ласка, мы верно вас поняли? – наклонившись ещё больше, Председатель позволил себе съязвить, чем вызвал среди трибун волну сдержанных, флегматичных смешков.

– Кхм, мой господин, если разрешите, я повторюсь. Мне трудно судить, так как я не владею всей информацией. В нашем деле нельзя полагаться на скупые предположения. Если мои коллеги позволяют себе подобное, то, пожалуйста, попрошу вас не заставлять меня полагаться на них.

– Ты ставишь на свой аналитический ум, Ласка. Что ж, мы тебя услышали. Надеемся, в таком деле, как простой комментарий, он когда-нибудь тебе поможет.

Смешки послышались и за спиной Ласки. Будучи одним из четырёх ноточеев, заседавших за главной трибуной, он имел слабое представление, когда нужно отключить мозг и перестать думать. Он был под серым веществом, постоянно. Двигаясь с особым усердием в его голове, оно отгоняло от себя всё остальное. Факты, факты, значения, переменные – так звучала вся его жизнь. И лиши вдруг Ласку обеих рук, к примеру, завтра, то он бы незамедлительно организовал интервью у безрукого, спрашивал бы, как тот справляется с бытовыми вещами, и, главное, всё бы записывал. Очевидно, пальцами ног. К тому моменту, никто в Коллегии не сомневался, он бы их к письму наверняка уже приучил.

– Что у тебя, нот Праздник? Что происходит в Кольце VII? «Президентская гвардия» повелась на нашу наживку? – Мейтна обратил взгляд на второго члена главной трибуны.

– Да, господин, мы отвели их от траектории, по которой шёл капитан Цер. Теперь сбежавший пленник, за которым охотится «…гвардия», летит к границам II кольца, а не V. В целом, усилий особо не требовалось. Пришлось разве что подсунуть гвардейцам переписанный бортовой журнал, задобрить нескольких очевидцев на космопорте, пробудить нашего крота на их судне-разведчике и вот оно – свободное плавание! Теперь Цер спокойно может сесть на Тантал и забрать, наконец, у наёмников тело еретика, за которым мы охотились с самого Лития.

– Превосходно, нот Праздник. А что там со второй новостью? До меня дошёл слух, что путешественники в чёрные дыры отыскали для нас новый источник энергии.

– Ах, если бы, мой господин. В их последнем отчёте есть только предположения о новом источнике. Из фактического, что они привезли с недавней вылазки – это новые знания о свойствах схрона. И, полагаю, вряд ли эти знания сильно помогут нашим бойцам на передовых.

– Хочешь сказать, что кто-то из твоих секретарей решил подшутить и поставил ложный акцент?

По залу прокатилась волна негодования. Сам Праздник, услышав эти слова, сильно насторожился. Ложный акцент – самое мерзкое, что можно услышать в свой адрес. Провинившись в нём, о тебе могли забыть, как о порядочном ноточее. А это в стенах Коллегии сродни забвению.

– Стенографист, попрошу записать следующие слова без сокращений.

Девушка, что судорожно подбирала ленту в дверях, от неожиданности подняла голову. Председатель посмотрел на неё, удостоил вниманием в Высоком зале, чего не делал до этого. На серых мышек обычно не смотрят, только если они не гадят в видных местах. Она взглянула на своих серых сородичей. Те, что сидели за третьей трибуной, с одобрением закивали. Те, кто сидел за второй, слегка повернулись, не дав ей никаких знаков. Те же, что сидели за первой, даже не стали оборачиваться. Она поправила скосившиеся очки и, выровняв спину, выдавила из аппарата лишние сантиметры бумаги.

– Мой господин, – начал Праздник, – если бы вы… если бы вы знали, как много балбесов рождает разнузданная свита, то вы бы не раздумывая обезглавили её всю. Это не мои слова, это цитата из пьесы, если позволите. Так вот, настолько ли я, по-вашему, бестолковен, что допустил бы подобную пакость? Да ни за что! Попустительство подобного рода – приговор для моей совести! И знайте, как только я вычислю этого мерзавца, то с удовольствием приведу его к вам, чтобы он зачитал свою омерзительную шутку, а затем тут же откусил себе язык, чтобы ещё минуту отхаркиваться только кровью!

Щёки Праздника затряслись. От злости он зашагал по главной трибуне. Остальные три за его спиной всего лишь наблюдали, как «ложный акцент» будит зверя в очередном, на первый взгляд, крепком парне. Не добавлял красоты и шрам, что занимал всю правую сторону его лица. Вблизи Праздник казался сценическим психопатом, сбежавшим от своей труппы, ведь отметина начиналась у уголка губ и протягивалась до самого уха, открыто показывая всем его белоснежные зубы и пунцовые дёсна, а также мышцы, хватавшие челюсть. Праздника в какой-то степени можно было обозвать «психопатом». Но лишь до поры, пока он не открывал рот и не начинал равнодушным тоном зачитывать новости. И сейчас он открывал рот, но уже в гневе. А в таком сочетании он казался уже не столь безобидным.

– Я не буду утруждать вас поисками мерзавца, господин Праздник. Мне это не нужно. Тешить свое самолюбие страданиями других – ни за что. Так поступают животные, а мы с вами далеко не животные, не так ли?

Мейтна еле сдержал себя, чтобы не засмеяться.

– Да, нот Председатель, вы, наверное, правы.

– Прошу вас, просто найдите этого шутника и попытайтесь донести мысль, что следующая такая шутка станет для него последней. Как вы знаете, осень здесь не очень дружелюбна. Он тоже это прекрасно знает. А, получив увольнение, ему придётся выйти к ней на порог. Его ждёт долгий, действительно долгий путь домой. И весь он будет проходить рядом с лесом, – Мейтна остановился, дав интриге зависнуть в воздухе. – А, как вы знаете, ночная прогулка рядом с ним ещё никого не оставляла равнодушным.