Текст книги "Сквозь границы квадрата"

Пролог

Человек всегда стремится к звездам. Каждый хочет лучшего, каждый хотя бы раз мечтал о чем-то великом. Но все ли достают рукой до звезды? Конечно, нет. Многие люди никогда даже мельком не увидят мечту на горизонте, что уж говорить о достижениях и открытиях? Так было всегда, подобный исход никого не удивляет. Но что будет, если правила мира изменятся? Или изменятся сами люди? Каково будет существовать в мире вечных побед?

Сидящий за столом человек записывает вопросы в письме. Неизвестно, кому будет адресовано послание, и будет ли получен ответ. Скорее всего письмо прочтет один человек, а может его содержание станет достоянием общественности. Смогут ли читатели ответить на вопросы? Человек считает, что нет. Не потому, что люди глупы, просто правильных ответов всегда несколько. В мире, где больше не нужно придумывать богов, каждый сам может стать поистине высшим существом.

Человек аккуратно складывает письмо в конверт, на котором уже написано: «Артур Уильям Смит». Отправитель убирает ручку, а конверт откладывает в сторону. После достает из кармана смартфон и запускает игру. Человек задумчиво водит пальцем по экрану смартфона, зеленая змейка послушно бежит по кругу, пытаясь цапнуть себя за хвост. Безуспешная игра, ведь правила не позволяют змее даже увидеть кончик хвоста. И чем быстрее начинаешь подгонять зубастую пасть, тем неуловимее становится добыча. Разрешено двигаться только по кругу, покинуть который нельзя.

Змея останавливается, а человек разминает затекшую руку. За большими панорамными окнами аэропорта видно, как заходит на маневр очередной самолет. Тем временем передышка заканчивается, и человек вновь склоняется над игрой. На старт, внимание, марш! Вновь мерцает изумрудное кольцо, неожиданно прерываемое входящим вызовом. Ухмыляющаяся рожица черного черепа на белом фоне. Палец нажимает на пиктограмму и утаскивает вверх по экрану, отвечая на звонок.

– Это я. Ты оценил работу приложения? – Раздается в трубке сонный голос.

– Пока что просто играю со змейкой. Интересно проверить, можно ли укусить хвост, если управлять только пастью. – Отвечает человек за столом.

– Ты же знаешь, что нет. В общем, я по другому вопросу…

– Разумеется. Тебе нужен код доступа? – Отвлеченный от игры человек низко наклоняется к лежащему телефону, предпочитая разговаривать, не поднося аппарат к уху. Мнимая граница с собеседником, но все же граница.

– Верно, нужен. Я нахожусь в Центральной больнице святого Барбариса. – Раздается ответ из трубки.

– Хочешь исцелить кому-то неизлечимую болезнь или спасти умирающего на операционном столе? – Строит догадки человек.

– Я хочу помочь по-своему. Ты же знаешь, чем я заведую. Хэппи-энда здесь не будет. – Раздается из динамика смартфона.

– Понимаю и принимаю. – Рядом с лежащим телефоном возникает второй. Загорается дисплей, окно приветствия. Автоматическая новостная сводка. Закрыть. Меню. Пиктограмма зеленой змейки. Загрузка игры.

– Ответишь? – На другом конце провода слышен шум из больницы. Вероятно, собеседник стоит рядом с приемным фойе. Не прерывая звонок, человек продолжает играть. Змея бежит по кругу, догоняя хвост. Указательный палец останавливается, приветствуя большой, который нагло наступает на змеиный хвост. Зубы впиваются в податливую плоть, появляется звуковой сигнал.

«Уроборос воссоздан. Цикл рассчитан на четыре с половиной минуты». Играет знакомая мелодия.

– Код доступа: тройное омега, амперсанд, два…

– …октоторп, один, ноль, ноль, ноль, – человек на другом конце быстро вводит.

– Надо будет подумать об облегчении символов. – «Череп» вводит правильно со второго раза.

– Обязательно подумаем, но мы не бизнес, ты же знаешь. Нам не важен пользовательский опыт относительно кодов доступа. – Отвечает человек.

– Да, разумеется. Спасибо за помощь. Встретимся на банкете.

Собеседник кладет трубку. Он явно в курсе названия и времени рейса, который ожидает человек в зоне ожидания. По огромному залу разносится голос, объявляюший о начале посадки на нужный рейс. Человек убирает телефоны, подбирает сумку и направляется к объявленному гейту.

***

– Леди и джентльмены, приветственное слово озвучит основатель компании «Современная мифология» и по совместительству ее президент – Артур Уильям Смит. Прошу вас. – Бурные аплодисменты взрывают конгресс-холл, знаменуя приход новой эры. Эры вседозволенности. На трибуну поднимается худощавая фигура, одетая по канонам делового стиля: начищенные до блеска туфли, серебристый костюм с платочком в левом нагрудном кармане, дорогие часы на левом запястье. Большой, отполированный до зеркального блеска перстень на безымянном пальце правой руки, а жесткий ворот бежевой рубашки крепко стискивает неожиданно бордовая, элегантно выполненная бабочка. Седина пробивается в коротко остриженных волосах, постепенно захватывая территорию на козлиной бородке. Неискушенный человек даст около пятидесяти-пятидесяти пяти лет, но тот, кто знаком лично с мистером Смитом, о возрасте думать не станет.

Подойдя к микрофону, мистер Смит замирает на несколько секунд, обводя голубыми глазами собравшуюся на банкет аудиторию. В зале стоит гробовая тишина, ожидающая слов человека, первым ставшим богом среди людей. Во всех смыслах.

– Прекрасного всем вечера, друзья, враги и те, кто еще не определился, – обстановка в зале заметно разряжается после шуточного приветствия.

– Все, получившие приглашения на сегодняшний банкет, прекрасно знают, чего хотят. Отбор велся серьезный, поэтому поздравляю вас. Вы – сильнейшие. Мужчины и женщины, старики и подростки, богатые и бедные, умные и глупые, красивые и не очень, среди вас присутствуют все те, кого вы можете встретить на улице. Но это не значит, что вы особенные. Просто сильнейшие. Объяснения уже не нужны, реклама тоже. Что бы я не сказал, вы и так знаете. Поэтому, предлагаю взглянуть на презентацию, подготовленную креативным отделом компании «Современная мифология». Небольшой фильм, показывающий успешный в техническом отношении стартап компании. Будем надеяться, что в финансовом положении всё тоже замечательно, но смотреть отчеты бухгалтерии не так интересно, как фильм, – гости послушно смеются, а освещение огромного зала постепенно угасает, приковывая внимание к яркому прямоугольнику на стене позади мистера Смита. Большой проектор, вмонтированный в потолок, начинает передавать картинку с логотипом компании – изумрудный «Уроборос» на темном фоне.

Часть 1

Глава

1

Странность. Здесь всегда были люди, но сейчас пусто, мертво и тихо. Как в усыпальнице. Еще один потухший центр жизни. Человек лежит на полу, положив руки под голову. Глаза закрыты, а в голове мысленный отсчет времени. Рядом звучит сигнал, предупреждающий о выходе в зону с коэффициентом изменения вероятностей равным единице. Черноволосый юноша, лежащий без движения, резко вскакивает, готовый встретить новый день.

День? Анахронизм, увы. Но такой притягательный для использования! Термин, подразумевающий систему исчисления времени, цикличность, а прочие смыслы давно забыты. Когда время не играет важной роли? В тот момент, разделяющий покой и движение, смерть и жизнь. Жесткая подошва гулко стучит по полу, а мысленно на коврах в аудитории мета-анализа незабвенной школы по подготовке Первопроходцев. Голос профессора отражается от темных стен, проникая в уши, ломая привычное мировоззрение. Когда время не играет важной роли? Когда нечего измерять и когда измерять не кем. Состояние покоя, не отличимое от смерти и приближенное к вечности, не требует параметра продолжительности во времени. Состояние движения, пускай самых элементарных частиц сущего, имеет длительность от мимолетной до размеров бесконечности. Чередование покоя и движения в небольших пределах легко узнаваемо. А что возникает на стыке вечного покоя и бесконечного движения? На доске появляется длинная формула со множеством переменных. Математическая модель, описывающая подобный стык, не содержит ни одной временной переменной. Ни одной. Параметры пространства, скорости и энергии статичны, известны заранее.

– Так кто-нибудь может четко сформулировать ответ? Когда время не играет важной роли? Истина выведена перед вами. – Курс лекций читается много лет, поэтому профессор знает, насколько мал шанс того, что хоть один студент сможет упростить выражение и объяснить смысл. Тем не менее поднимаются руки, но ответы либо неверны, либо расплывчаты. Наигранно вздохнув, пожилой преподаватель взмахивает рукой, вслед за которой на доске появляются строки упрощения. Длинная формула сокращается, пока не принимает короткое значение, согласно которому «икс» не равен «иксу». Лица ожидаемо хмурятся, пытаясь осознать глубинный смысл того, почему две одинаковые переменные не равны друг другу.

– На стыке вечного покоя, господа студенты, и бесконечного движения, объект не равен самому себе. И не имеет параметра времени, как вы, я надеюсь, заметили. В этой зоне нет ничего, что можно измерить секундомером, нет понятия прошлого, настоящего и будущего. Подставьте перед «иксами» любой коэффициент, например, тысячу, и получите тысячу идентичных объектов, однопозиционно существующих в точке пространства, не описывающихся параметром времени и не равных друг другу. Значит, перед нами тысяча разных реальностей, которые невозможно измерить понятием времени, а значит, оно не играет важной роли. – Лектор умолкает, слушатели пытаются осмыслить услышанное.

– Разумеется, достичь такого состояния, сакраментальной точки стыка невозможно. Смоделирован идеальный процесс, который доказан практически лишь через компоненту скорости. Получается, что мы двигаемся со стороны (или в сторону?) бесконечного движения, но об этом подробнее на следующей лекции. Все свободны.

Воспоминания радостных моментов учебы и неожиданных открытий в академии навечно сохраняются в памяти, а человек идет навстречу новому дню. Понимает, что пользуется терминологией, неприменимой сейчас. Отворив дверь, человек попадает в большой холл. Освещения нет, движение происходит в темноте, что не мешает ударившемуся в воспоминания путнику пройти участок без происшествий. Маршрут знаком, препятствий нет, вплоть до следующей двери, ведущей на лестничный пролет. Вокруг стоит тишина, которую не грех окрестить гробовой. Молодой человек слышит только себя, но звуки быстро умирают в пространстве. Напоминает небезызвестный «вечный покой», но разум понимает неправильность утверждения. Условия приближены, но не более.

Касаясь правой рукой перил, юноша поднимается по лестнице, описывая виток за витком. Оставив за собой семь пролетов, тело замирает перед очередной дверью. Через щели просачивается свет, поэтому одинокий человек толкает дверь с осторожностью, сильно прищурив взгляд. Как ожидалось, лучи больно ударяют, на миг лишая зрения. Но вместе со слепотой приходит жизнь. Не совсем жизнь – движение.

Ручей рождает звуки бегущей воды, ветер заставляет шелестеть листья могучих деревьев, загораживающих обзор местности, куст сухого тростника приятно треснул под ногой. Глаза адаптируются к свету солнца, тепло которого проникает в тело, вышедшее из прохлады темных помещений. Появляется идиллическая картина лесного ручья в оковах песчаных берегов. Разнотравье заполнило землю под ногами. В лесной чаще раздается говор птиц вперемешку с порывами ветра-гуляки. Белые, желтые, красные цветы венчают верхушки некоторых кустов. Улыбка озаряет лицо человека, не раз видевшего подобную красоту. Даже воздух приятен на вкус.

Под ногой услужливо расстилается тропинка, ведущая в сторону по течению ручья. Каждый раз новое направление, но конечный пункт всегда один. Все дороги ведут туда независимо от выбранного маршрута. Как любимая шутка лектора с кафедры мета-анализа про «начало в конце» или «замкнутый круг кусания собственного хвоста». Странным был он.

Широкими шагами приближается к финишной черте, которая в свою очередь является линией старта следующей дистанции. Перепрыгнув по камням ручей, человек чуть не падает, когда нога проваливается в неприметную ямку. Стоит быть осторожнее. Углубившись в лес, замечаю, что становится темнее, тысячи ветвей и миллионы листьев каменной стеной стоят на пути света. Или солнце село? Кто знает, время не играет важной роли. Через двести метров лес проваливается в лощину, где света и того меньше.

Удвоить осторожность, чтобы не споткнуться об корень или бревно. И почему трудности всегда? В следующий раз будет торная дорога, чтобы с «закрытыми глазами и открытой душой», кто бы еще объяснял тогда шуточки седовласого профессора. Быть может, это часть обучения? Чтобы студенты ломали голову не только над принципами и механизмами миропорядка, но еще вникали в старческий юмор, решали несколько задач одновременно, расширяли границу возможностей усвояемости информации? По прошествии стольких лет остается гадать.

Впереди проблеск синего цвета, еще один и еще. Нагло раздвинув кусты, человек оказывается около кубического сооружения с двухстворчатой дверью. На каждой половинке красуется треугольник, образующий при закрытых створках ромб, пронзенный стрелой. Герб Первопроходцев, аллегория на прорыв разума через им же возведенные стены. Юноша не успевает коснуться двери, как пространство неожиданно заполняется противным звуком, вызывающим неприятную дрожь. Что это? Сигнал выхода? Почему такой резкий? Неужели это?! Это?!

Инструкции четко объясняют алгоритм действий при возникновении ситуации. Нельзя упустить это! Это должно быть увидено! Ладони гулко вбиваются в створки, вызывая боль. Дверь распахивается с сумасшедшей скоростью, а молодой человек бежит, как не бегал ни разу в жизни. Райский сад, наполненный лесом, ручьем и благоуханием трав, остается позади и медленно теряет краски. Путник бежит со всех ног по длинному коридору, ведущему к одной точке, пока не оказывается в огромном темном зале. Правая рука вытягивается на всю длину и начинает описывать окружность по часовой стрелке.

Скорость тем временем понижается, а воронка пространства расширяется. Вплоть до стабильной формы. Частица микромира становится лучом, луч – трубой, труба – плотью из стали и полимеров. Веки колоссального хрустального глаза приоткрываются вслед за рукой. Рука заканчивает оборот, за абсолютно прозрачным стеклом вспыхивает огненный шар, настоящая звезда, похожая на миллиарды миллиардов собратьев. Корпус поворачивается, чтобы явить взору то, что упорно ищется сотнями Первопроходцев на протяжении многих веков. Хотя, век – понятие такое же условное, как и день. Система исчисления времени, цикличность. Разворот выполнен, на черном полотне с множеством искорок возникает голубая планета, опоясанная вихревыми потоками газообразной воды. Атмосфера, гравитация, плотность и так далее, мигают призрачные панели передо мной, но меня интересует лишь один пункт.

Жизнь. Жизнь разумная и неразумная есть! Первый зафиксированный случай нахождения жизни! Шесть огромных материков посреди необъятного количества воды. Автоматизированные системы анализа выдают кипы информации, но я сижу и не могу отвести взгляда от жемчужины, сокрытой в пучинах черной пустоты. Столько мест пройдено, протоптана поверхность тысяч планет, но везде пустота и смерть. Есть ли это мифическая Кладезь? Я не знаю, но протоколы выполняются безукоризненно. Конец блужданиям по вероятностным измерениям времени-пространства, где одновременно существует любое количество реальностей.

А ведь похожи… Человек наблюдает тонны информации, высвечивающейся у лица, что система из звезды, восьми планет, и множества более мелких астрономических объектов. Но практически не замечает сводок, водопадом падающих рядом. Волнение сжимает внутренности, мысли хаотичны до дури. Вот-вот начнется. И правда, срабатывает, наконец, механизм разрушения. Информация искажается, из глубины разведывательного фрегата раздается мерзкий скрип. Согласно инструкциям, после необходимых процедур будет произведено самоуничтожение.

А единственный член экипажа продолжает греть холодный пол, участия не требуется, системы полностью автономны, работа выверена до мелочей. У него задача сложнее. Намного сложнее. Страшно даже представить, насколько сложнее. Лесная чаща, ручей с песчаными берегами, оставшиеся позади, перестанут существовать. Хотя, никогда и не существовали, если начистоту. Со звоном падает на пол металлический кругляш, одновременно рождается шелест листьев под неугомонным ветром и яркий свет. Вспышка, мимолетно блеснувшая серебристым хвостом на орбите Кладези, безвозвратно поглощает поисковое судно типа фрегат, уничтожая всё до мельчайших частиц. Не будет больше походов через лес и уютные песчаные берега. Финишная черта становится линией старта следующей дистанции.

***

Догорает закат, отделяя многотрудный день от вечерних сумерек, когда людям позволительно расслабиться, заняться собой, выпить чего-нибудь в трактире, погулять по темнеющим улицам или провести вечер с семьей. Сегодняшний закат похож на предыдущие, всё так же медленно загораются светильники на улицах, дым из множества труб поднимается в стремительно темнеющее небо, вспыхивают разноцветными огнями парки и павильоны. Никто не догадывается, что вечер станет знаменательным для каждого жителя огромного города, раскинувшегося на благодатной равнине меж двух рек. Природа давно сгнила под гнетом верфей, рыболовных фабрик, помоек, где не составляет труда найти объедки со стола или полуразложившийся труп.

Телега, запряженная уставшей лошадью, успевает въехать перед закрытием гигантских ворот. Каждую ночь город превращается в неприступную крепость. Двадцатиметровые стены окружают столицу каменным кольцом, пускай и неправильной формы. Угрюмые бойницы охранных башен будто говорят «следуй правилам или умри», но путешественники понуро смотрят на дорогу, ожидая близкое завершение пути. Лишь один взгляд рассматривает острые углы зданий, острые глаза подозрительной стражи, острую ненависть к беженцам, заполонившим город.

– Вот и Морбус-Тимор! Посмотри, Ветта, какие большие улицы! А на этом мосту могут десять телег в ряд проехать! Ветта, ты только глянь. – Пожилой человек наигранно беззаботно показывает по сторонам. Добродушная улыбка не способна обмануть пятнадцатилетнюю девочку, застывшую, будто изваяние. Копыта гнедой лошадки, мужественно преодолевшей трудную дорогу, звонко стучат по брусчатке. Девочка, прижавшаяся к борту телеги, видит город в первый раз, но замечает детали по-своему.

Серые, смертельно уставшие лица вперемешку с раскрасневшимися мордами пьяниц, гурьбой выходящих из одного заведения в следующее. Хмурые женщины кутаются в бесформенные одежды, спеша оказаться дома. Нищие бродят возле закрывшихся лавок или спят на тротуаре. Мрачные патрульные из числа хранителей порядка ждут подходящего случая, чтобы выплеснуть на ком-нибудь злобу.

Исступленно кричит непонятные слова священник местной церкви, собирая на вечернюю проповедь немало народу. Еще больше людей образуют стихийные стайки, шныряющие по улочкам. Стаи неожиданно вырастают в огромную толпу, уходящую куда-то вглубь города. Ветта замечает жалящие взоры стражников, провожающих очередное скопище у дверей в заброшенный склад. Люди громко выкрикивает одни и те же фразы. Страшные люди в темно-коричневых плащах ненавидяще смотрят, но не более.

Телега продолжает путь под светом уличных фонарей. Цепкий взгляд замечает два ограбления и убийство, пока тело не вздрагивает от прикосновения теплой ладони. Гедрик – дедушка, единственный оставшийся из родственников. Девочка отворачивается от темных улочек, глядя на уставшее лицо близкого человека.

– Скоро мы будем на месте, Ветта. Передохнем наконец. – Гедрик треплет непослушные волосы внучки. Ветта знает, как трудно было всем бросить ферму и поля, в которые вложено много сил и времени. Прошло два года со времен Нарсмудского конфликта, с момента, когда тихий ребенок тринадцати лет от роду становится сиротой. К счастью, отец матери, Гедрик Роххен, выжил и помог выжить единственной внучке с жесткими черными волосами, успевшими вырасти до пояса.

Возница останавливает кобылку возле дрянного вида ночлежки даже по меркам здешних трущоб. Беженцы устало выгружают небольшой, спешно собранный скарб. Ветта старается не отставать от взрослых, взваливая на плечи рюкзак. Раздается неприятный голос со двора гостиницы, нет, громко сказано, со двора хлева, где в ему подобных находят приют беженцы со всей территории Алланорской долины вокруг рек Виты и Мортемы.

– Мест больше нет! Сколько можно объяснять, тупоголовые бараны? Мест. Нет. Топайте в другое место! В другое! – Принимается горланить хозяин загонов, принимая беженцев то ли за детей, то ли за умственно отсталых. Скорее за скот, которому, впрочем, и место либо в хлеву, либо на бойне. В ответ раздаются не менее злые голоса о том, что в других местах пуговице упасть негде, а у вас двор более-менее свободен.

– И что?! Что теперь с того? – Поток брани с обеих сторон увеличивается, как в половодье. Вот-вот дамба будет прорвана и начнется потасовка, быстро вмешается патруль, застывший неподалеку. Без жертв не обойдется, стражники получают неофициальную премию за каждый навечно закрытый рот. Лишний рот в неурожайный год. Бывших фермеров и крестьян, бегущих от ужасов войны, принято не считать.

Ветту начинает трясти, осенние ночи холодны, а летнее платьице и непромокаемый плащ – плохая защита от когтей мороза, сковывающего лужи по утру полупрозрачной коркой. Седовласый старик прижимает к себе озябшую внучку, после чего выступает между спорщиками, разрешая конфликт на универсальном языке, открывающим многие двери. На языке валюты.

Отдать пришлось немало, в шляпу метнул монету каждый беженец, у которого что-то было за душой, что для многих означает голод. Но крыша над головой важнее. Хозяин понимает намек с полуслова, будто намеренно подводил разговор к подобной развязке. А деньги берет незаметно, патрульные не должны увидеть, иначе придется отстегивать им за молчание. Ведь согласно утвержденному сенатом указу, «население, попавшее волей случая в зону боевых действий, имеет право на бесплатное размещение в специально отведенных местах с материальной помощью всем нуждающимся». Брехня, конечно. Деньги уходят на войну и никуда иначе.

Час спустя, вповалку разместившись на чердаке хлева, путешественники смогли наконец дать отдых телу. Голод грызет изнутри, морковка и репа, заботливо припасенная перед дорогой, не может полностью насытить. Вскоре сон снисходит на людей, разом потерявших дом и результаты труда, вложенные в неплодородную почву близ горного хребта, отделяющего Алланорскую и Ортуссельскую равнины. Лучина ярко горит в темноте, где Гедрик разбирает по порядку инструменты.

Он знаком с кузнечным делом, поэтому единственный человек из прибывших, могущий как-то выжить в городе, где проблема безработицы и нехватки еды решается путем массовых казней и всеобщей воинской повинности. Если, конечно, нет возможности откупиться обязательным налогом «на нужды армии». Ветта не спит, а во все глаза наблюдает за движениями рук дедушки, проверяющего прочность молотков, клещей, напильников. Забрать в далекий путь горн, наковальню, меха, разумеется, не представлялось возможным. Заметив интерес девочки, старик улыбается и достает из мешка закутанную в тряпицу вещь. Впервые за сегодня лицо ребенка оживляется, сменяя абсолютное безразличие неподдельным интересом.

Дед знает, чем пробить безэмоциональность девчушки, мало интересовавшуюся куклами или общением с соседскими детьми. Осторожно разворачивается ветошь, на коленях показывается перепачканный сверток телячьей кожи, защищающий листы от смертельной влаги. Книга с пожелтевшими страницами перекочевывает из больших мозолистых рук в маленькие, но цепкие пальцы. Мир перестает существовать для Ветты.

Обученная дедом грамоте и счету, внучка изучила книгу вдоль и поперек, от страницы к странице, от повестей до стихов. Художественная литература является редкостью, хоть и не представляет для подавляюще неграмотного населения ценность. Автор неизвестен, но постарался на славу. В книге присутствуют сказки народов с иллюстрациями, стихотворения, несколько любовных повестей, и даже тексты религиозного содержания.

Пожилой кузнец продолжает разбирать немногочисленные инструменты, прикидывая, где и как сможет подзаработать. В то время внучка с головой погружается в миры, ненастоящие и прекрасные. Придвинувшись к лучине, Ветта идет по огромному залу перед раболепствующими колоннами, принявшими облик неземных атласов, удерживающих изумрудный потолок на мускулистых плечах. Откуда-то доносятся тихие переливы нот, растворяющиеся в необъятном пространстве тронного зала. Впереди возникают ступени, уходящие ввысь до подножия массивного кресла, выполненного в виде переплетенных корней золотого дерева, плодоносящего золотыми яблоками и раз в год осыпающегося сверкающими листьями. Фигура на троне принадлежит Королю Садов, Полей и Урожая. Но Ветта, преклонившая колено, не видит роскошных златых одеяний, величественного лица, острого носа и добрых коричневых глаз.

– Сколько будешь скрываться от меня, Ладанэ? – Голос бога приветлив, будто встречает старого друга. – Чего же хочешь ты, каждый раз сбегая? Мчись за тридевять земель, за кладбища пустынь или вечную мерзлоту царства Зимы, где нет места теплым ветрам, слугам верным моим. Все равно окажешься перед троном Золотого древа, преклонив колено. Моя невеста.

Ветта молчит, но страх давно отступил. Не ей, слабому человеку, тягаться с божеством, повелевающим сменой сезонов, погодой и всего, что растет на земле. Дева, облаченная в струящийся голубой шелк, гордо поднимает голову, со святотатственной наглостью вглядываясь в божественный лик.

– Погиб. Умер, встав между мной и палачом твоим, Лютым Волком ночных степей Ортусселя. Ты могущественен, Король, но умершего не вернуть тебе. Но даже смерти не перегрызть узы любви. Запирай в клетку, но я уже в неволи, откуда сбежать невозможно.

Король вскакивает грозовой тучей, взмах руки – молния яркая. Но не успевает. Холодное прикосновение сменяется спасительным забытьем. Пустота на месте сердца не может чувствовать боль, только сожаление. Музыка неподалеку перестает играть, прощаясь с разбитыми мечтами. Два дивных цветка, два бутона распускаются в посмертной красе, недоступной при жизни. Один – прекрасное, побледневшее лицо в черном ворохе мягчайших волос. Второй – искусно вырезанная из дерева заколка, торчащая в груди. Пион на заколке, сменившийся алым цветом, крепко сжат хрупкой рукой. Подарок, но не вечно молодого владыки хлебных злаков, а его…

Золотое древо позади трона разом опало, накинув на нежное тело одеяние золотых листьев. Свадебная фата на прощание. Взбухают на золотистой коре два новых побега, природа не знает начала и конца, вращаясь в вечном круговороте. С тех самых пор на гербе Короля появляются роза и пион, распустившиеся на Золотом дереве.

Финал трагичной повести о настойчивости пылкого бога полей и лесов и неразрушимой любви дивной Ладанэ и молодого Рихта, погибшего вместо возлюбленной в клыках Лютого Волка. Ветта подозрительно шмыгнула носом, что не укрывается от внимания Гедрика, прячущего широкую улыбку за суетой с инструментами. Внучка со страхом замечает почти догоревшую лучину, быстро убирает драгоценный сверток обратно в мешок, стремясь заснуть до того, как погаснет свет. Правда, после чтения засыпать нетрудно. Вспомнить прочитанное, переиграть мысленно, пока незаметно не подкрадется сон. Дед ложится рядом, накрывая себя и Ветту настоящим шерстяным одеялом, выторгованным с боем у хозяина заплесневевшего чердака.

Завтра новый день, полный забот. Язычок пламени дернулся раз-другой и потух. Темнота властно захватывает чердак, стремясь поцарствовать несколько часов до момента появления лучей утреннего солнца. Несмотря на безопасность тепла близкого человека и яркие картины в мыслях, Ветта не может заснуть. Нечто сдавливает горло, валуном падает на грудь. Девочке становится душно, голова выглядывает из-под одеяла и открывает глаза. Большая ошибка.

Темнота оживает, мрак начинает бесконечное движение, будто садок с ядовитыми змеями. Открывать глаза было нельзя! Нельзя! Вокруг приподнимаются веки, невидимые, неосязаемые, от этого более кошмарные. Тысячи взоров наблюдают за дрожащим ребенком из покрова тьмы, зубастые пасти начинают шептать немыслимые для человека слова. В уши Ветты проникают злорадные фразы, заглушая барабанный бой сердца. Спазм сжимает горло, словно большими клещами из дедушкиного ранца, остается сипеть через силу. Мышцы тела судорожно скручиваются, сил хватает только обнять коленки, свернувшись в клубок.

Сон, будь милосерден! Отсеки невидимые руки, наиграй колыбельную из раннего детства, прогони жуткую темноту и то, что скрывается в ней, светлым сновидением. Беззвучный вопль не помогает Ветте. Сон сегодня не придет, пока сознание не помутится. Среди капель пота на лице пробегает алый шарик из губы и оставляет за собой кровавую дорожку. Три месяца, как даже боль не помогает разорвать веревки парализованного тела и проклятые оковы иррационального страха, приходящего всякий раз, как карие глаза испуганной девочки не могут отыскать ни одного источника света.

Боязнь темноты за два года выросла до крайне тяжелого состояния. Ей сотни раз говорили, что в темноте нет никого. Никто не следит. Никто не схватит. Не раз зажигали свет, показывая, что шепчущих монстров не существует. И правда, их нет. Всякий раз исчезали без следа, пока свеча или масляная лампа не погаснет. Не успеешь заснуть, считай пропала. Не помогли искренние молитвы различных религий, от старомодных до новейших. Не помогли знахари, именитые врачи, ведуньи. Не спасает уже присутствие близкого человека и боль. Только потеря сознания или настойка снотворных трав, невероятно дорогая в виду почти полного исчезновения из дикой природы пушистых цветков мортварлова побега.

Сердце бьется настолько быстро, что вот-вот разорвется, мычащий стон вырывается из сомкнутых тисками губ. Глаза лихорадочно бегают из стороны в сторону и сильно болят, пытаясь заметить то, чего нет. Потерпи немного, умоляет себя Ветта. Потерпи, и сознание все же погаснет. Неожиданно ужас кончается, но черноволосая девочка в сознании. Что же произошло? Будто неожиданный удар разбивает лед, чтобы Ветта, с головой ушедшая в темные воды отчаяния, могла вынырнуть и глотнуть спасительного свежего воздуха. Свет теплыми лучами проник с улицы сквозь щели в досках… чтобы заставить закричать во всю мощь. Ветта не знала, что может кричать так громко. Поднимается переполох, резко разбуженные люди очумело вертят головами, не понимая, что происходит. Крику невыразимого ужаса вторит рев сотен глоток с улицы, холодная ночь Морбус-Тимора взрывается светом факелов и шумом погромов.