Текст книги "Работа для гробовщика"

 
Мой пастушок, свирель твоя звонка,
А сам ты горд собою, как простак.
Такая гордость мне смешна у бедняка.
Подумай сам: судьба твоя легка?
 

Светлые глаза мистера Кэмпиона сверкнули. Его не то чтобы обидело обращение к себе как к пастушку или, более того, к простаку, хотя это было уже чересчур, но так случилось, что он буквально накануне сам обратился к творчеству Джорджа Пиля[5]5
  Отрывок из книги двух предшественников Шекспира, опубликованной под названием «Драматические и поэтические труды Роберта Грина и Джорджа Пиля» во второй половине XVI в.


[Закрыть] в поисках фамилии, звучание которой не давало ему покоя.

– «Судьба меня гнетет, добрейший Палиноуд, – он постарался процитировать стихотворение дальше как можно точнее. – И для одних несчастий я рожден».

– «Для сплошных несчастий», – рассеянно поправила женщина, но была явно приятно удивлена и сразу стала не только более внимательной к Кэмпиону, но и повела себя гораздо женственнее.

Она позволила красной шали откинуться, приоткрыв высокий, хотя тоже покрытый морщинами лоб и прическу, в которой начавшие пробиваться седые пряди были тщательно убраны назад заколками.

– Вы актер? – спросила женщина. – Ну конечно! Я могла бы догадаться. У мисс Роупер столько друзей лицедеев. Однако они не всегда из тех актеров, с кем свела бы знакомство я сама. Мои театральные друзья больше похожи на ваш типаж. А теперь поделитесь последними новостями из мира Мельпомены, – она произнесла имя музы сценического искусства, словно греческий язык был ей знаком.

– Боюсь, что я уже довольно-таки давно оставил актерскую профессию, – осторожно промолвил Кэмпион.

– Ладно, но теперь нам нужно посмотреть, что мы должны сделать, – женщина говорила, уже не глядя на него. И хотя оставалась почти так же неподвижна в своем кресле, выудила невесть откуда небольшой блокнот, страницы которого оказались покрыты мелким и красивым почерком. – Так, – продолжила она, заглянув в блокнот, – дайте-ка посмотреть, что вы мне принесли. Молочный пудинг? Правильно. Яичко? Верно. Горячую воду? Да. Холодную воду? Соли, сахара и… Разумеется, керосин. Превосходно. Теперь вылейте яйцо в пудинг. Давайте же, смелее. И помешивайте при этом, но только не расплещите. Ненавижу испачканные блюдца. Вы готовы? Приступайте.

Никто не помыкал мистером Кэмпионом так открыто с тех пор, как он был ребенком. Он исполнил все распоряжения, слегка удивившись, что у него дрожали руки.

Пудинг приобрел до странности жуткий оттенок, а на поверхность всплыли какие-то тошнотворные комочки.

– Теперь сахар, – отдала команду старшая мисс Палиноуд. – Этого достаточно. Подайте чашку мне, а ложку выньте. Если вы хорошо все размешали, она мне не понадобится. Ложку поставьте в стакан с холодной водой. Он для того и предназначен. Консервную баночку держите рядом с горячей водой, а керосин вылейте в камин. Это чтобы я не обморозилась.

– Обморозилась? – удивился он. – В такую-то жару?

– Я имею в виду холода через два месяца, – объяснила мисс Палиноуд. – Если все правильно подготовить сейчас, в декабре никакие морозы не будут страшны. Вы прекрасно справились. Думаю, мне следует пригласить вас на свой театральный вечер в следующий вторник. Вы, разумеется, с удовольствием придете. – Это не было вопросом, и она не оставила времени, чтобы у фразы появился вопросительный знак. – Для вас там может подвернуться неожиданная возможность проявить себя, но обещать ничего не могу. Репертуарные театры весьма популярны в этом сезоне. Впрочем, вы наверняка осведомлены об этом.

Ее улыбка теперь светилась добротой.

Кэмпион, мужчина с мягким характером, почувствовал несвойственную для себя необходимость проявить собственное достоинство, но решил продолжать вести себя осторожно.

– Насколько я слышал, здесь поблизости тоже есть небольшой театр? – осмелился спросить он.

– Да. «Феспис». Очень трудолюбивая небольшая труппа. Некоторые из актеров не лишены таланта. Я посещаю каждую их премьеру, исключая те низкопробные постановки, какие они делают, желая привлечь побольше зрителей. А раз в месяц они приходят сюда для небольшого междусобойчика, и у нас порой бывают достаточно интересные беседы. – Она сделала паузу, и чуть заметная тень омрачила ее красивое, но постаревшее лицо. – Хотя я даже подумываю об отмене вечера на следующей неделе. В этом доме воцарилась неловкая атмосфера. Предполагаю, вы уже наслышаны обо всем. Но в то же время мне кажется, что все должно продолжаться по-прежнему. Единственную проблему создадут невыносимые газетные репортеры, но они больше досаждают моему брату, нежели мне.

Как заметил мистер Кэмпион, она прихлебывала свой жуткий напиток шумно, с вызовом, словно ощущала себя привилегированной персоной, чтобы позволить определенные вольности в поведении. Однако сохраняла привлекательность и выглядела на редкость внушительно.

– По-моему, я встретил вашего брата, когда входил сюда, – произнес он, но вынужден был прерваться, поскольку на ее лице отразился страх.

Но она быстро справилась с ним и улыбнулась:

– Нет, это был не Лоренс. Лоренс… Он другого типа личность. Одна из прелестей этого дома заключается в том, что тебе почти никогда не требуется спускаться и выходить на улицу. Улица сама приходит к тебе. Мы уже так давно живем здесь, понимаете?

– Да, – кивнул Кэмпион. – Все торговцы являются сюда сами, насколько я слышал.

– Торговцев не пускают дальше подвала. Наверх допуск имеют только профессионалы. Это так интересно, не правда ли? Я всегда думала, что социальное расслоение может стать отличной второй темой, если бы не была уже так занята. А вам встретился милейший мистер Джеймс, управляющий. Он ведет наши банковские дела. Я всегда приглашаю его к себе, когда возникает необходимость. Ему это ничего не стоит. Он и живет в квартире прямо над банком через дорогу отсюда.

Женщина сидела в кресле, чуть раскрасневшаяся и грациозная, не сводя взгляда своих красивых и умных глаз с лица Кэмпиона. Его уважение к ней возросло. Если Чарли Льюк был прав и у нее почти не осталось денег, ее способность заставлять людей угождать себе представлялась необычайной.

– Когда вы вошли, – продолжила она, – я подумала, что вы – очередной газетчик. Они порой вытворяют невообразимые вещи. Но как только увидела у вас в руках поднос, поняла свою ошибку.

Кэмпиону не слишком польстило это замечание, однако он промолчал.

– Та мелкая неприятность, случившаяся с нами, – ее тон стал снова величавым, – заставила меня задуматься о чрезвычайном любопытстве, свойственном вульгарности. Разумеется, я употребляю данный термин в его истинном, латинском смысле[6]6
  Vulgar (лат.) – простонародный, плебейский.


[Закрыть]. Мне пришла в голову занятная мысль: чем образованнее и культурнее человек, тем менее он склонен проявлять любопытство. А ведь здесь заключен определенный парадокс, некое противоречие, не правда ли? Хочется понять, вызвана ли сдержанность приобретенными внутренними табу или она существует изначально сама по себе. Как вы полагаете?

Из всех разнообразных аспектов дела Палиноудов этот пока ускользнул из сферы внимания Кэмпиона, но внезапно открывшаяся дверь спасла его от необходимости давать плохо обдуманный ответ. Она распахнулась, с грохотом стукнувшись о стену, и на пороге возникла высокая нескладна фигура мужчины в очках с очень толстыми линзами. Не приходилось сомневаться, что это и есть ее брат. Он и ростом, и широтой в кости напоминал сестру, имел схожую большую широколобую голову, и только нижняя челюсть не казалась такой же тяжелой, но при этом он явно отличался нервным темпераментом. Волосы и одежда выглядели неопрятными, а тонкая шея, более красная, чем кожа лица, торчала из воротничка под острым углом вперед. В вытянутых руках, словно прокладывая себе путь, Лоренс держал по толстенному тому, утыканному множеством закладок. Он уставился на Кэмпиона будто на случайно встреченного на улице человека, показавшегося знакомым, но, поняв, что это не так, протиснулся мимо и встал перед мисс Эвадной, сказав до странности крякающим и неуверенным голосом человека, редко пользующегося устной речью:

– Гелиотроп до сих пор не дома. Ты знала об этом?

Он казался настолько расстроенным столь простым фактом, что Кэмпион остался бы в полном недоумении, не вспомни он вовремя историю рождения Клитии Уайт, которая появилась на свет если не в море, то уж точно на берегу. Имя уходило корнями в классическую мифологию, а Клития была, вероятно, дочерью Океана. Потом пришло на ум продолжение мифа. Одна из дочерей морского божества претерпела метаморфозу – обычное дело для нимфы, – превратившись в растение. А точнее – именно в гелиотроп. Не совсем уверенный в правильности своих рассуждений, Кэмпион посчитал, что гелиотропом в семье ласково называли Клитию Уайт. От всего этого несло чрезмерной литературщиной, однако версия представлялась вполне правдоподобной.

– Нет, не знала, – ответила мисс Эвадна. – Разве это имеет какое-то значение?

– Разумеется! – Лоренс пребывал в раздражении. – Разве ты забыла о маргаритке, которая никогда не взойдет?

Кэмпион узнал отсылку на стихи. Строки быстро всплыли из какого-то дальнего уголка его памяти:

 
До нынешнего дня травою не покрыт
Тот холмик, под которым она в земле лежит.
И маргаритка не взойдет из брошенного семени
Там, где посеяли ее, сорвав цветок до времени.
 

«Рынок гоблинов». Кристина Россетти. Мудрая сестра рассказывает глупенькой сестричке притчу, чтобы та не задерживалась допоздна в сомнительной компании.

Лоренс Палиноуд говорил о чисто практических вещах, пусть и прибегал к усложненным формулировкам из литературы. При всей своей симпатии к Чарли Льюку, который брал показания у людей, прибегавших к такому непонятному для него разделу родного языка, Кэмпион почувствовал облегчение. Если непостижимый для полисмена «семейный жаргон» Палиноудов состоял из многочисленных ссылок на классику, то отменная память и объемистый словарь цитат сделают его собственное общение с ними вполне сносным.

Однако мисс Эвадна развеяла его иллюзию.

– Допустим, все так, – обратилась она к брату. – Но ты справился с кузеном Контропом?

Кэмпион мгновенно поник. В этой фразе он распознал единственный код, не поддающийся расшифровке, – внутрисемейные аллюзии, никому больше не известные.

Эффект, произведенный ее вопросом на Лоренса, оказался удивительным. Он выглядел смущенным и виноватым.

– Пока нет. Но я справлюсь, – сказал он и быстро вышел из комнаты, оставив дверь открытой.

Мисс Эвадна подала Кэмпиону пустую чашку с очевидной целью: ей было лень наклониться и самой поставить посуду на поднос. Она так ни разу и не сменила позы с тех пор, как он вошел в ее спальню, и ему в голову пришла неожиданная мысль. Уж не прячет ли она чего-то у себя за спиной? При этом мисс Эвадна даже не догадалась хотя бы поблагодарить его или предложить присесть.

– Мой брат – исключительно умный человек, – сообщила она. – В своем роде уникальный, хотя и своеобразный интеллектуал. В свободное время составляет кроссворды для «Литературного еженедельника», хотя его главный труд, который он собирается закончить через год-другой, – история происхождения короля Артура.

Брови мистера Кэмпиона полезли на лоб. Вот оно что! Конечно! Лоренс изъяснялся ключевыми словами из кроссвордов и иногда не разрешимыми для посторонних ссылками на кого-то из членов своей семьи или на эпизод из фамильной хроники. Оставалось лишь гадать, все ли в семье поступали подобным образом и насколько часто.

– Лоренс интересуется многими темами, – продолжила мисс Палиноуд. – Из нас всех он один никогда не пытается сосредоточиться на чем-то главном и единственном.

– И не в последнюю очередь, надо полагать, его интересует садоводство? – наивно поинтересовался мистер Кэмпион.

– Садоводство? Ах, ну конечно! – Она тихо рассмеялась, решив, что именно так он истолковал упоминание о гелиотропе и маргаритке. – Да, садоводство – одно из его увлечений, но, увы, боюсь, только на бумаге.

Теперь мистер Кэмпион знал, с чем столкнулся. Туман в свою речь они напускали преднамеренно. И до него дошло, что члены семьи Палиноудов вообще почти все делали преднамеренно. А тем временем из коридора донеслось бормотание, звучавшее далеко не благостно. Вернулся Лоренс и плотно закрыл за собой дверь. Вид у него был, мягко говоря, удрученный.

– Ты была совершенно права, – промолвил он. – Мне следовало использовать Контропа. Между прочим, вот это я принес тебе. У меня все сложилось. Как я не уставал повторять, в иностранном зерне нет никакого рационального зерна.

Он положил сестре на колени книгу, тщательно избегая встречаться с ней взглядами. Она взялась за нее своими крупными и мясистыми пальцами, но вид имела весьма недовольный.

– Разве теперь это имеет значение? – мягко пожурила брата мисс Эвадна и добавила с чуть заметной улыбкой, словно отпускала не слишком веселую шутку: – В конце концов, снопы уже собраны и увязаны.

«Иностранное зерно – чужие семена – Рут?» – рассуждал, выстраивая некую цепочку, мистер Кэмпион. Что ж, бедная мисс Рут Палиноуд или какая-то часть ее находилась сейчас в лаборатории сэра Добермана. Он добрался до этого пункта в размышлениях в тот момент, когда понял, что Лоренс почему-то затаил дыхание.

– И все равно я был обязан проверить! Ты же не станешь отрицать этого?

Когда Лоренс повернулся к выходу, толстые линзы очков сфокусировались на Кэмпионе, стоявшем в нескольких футах от него, и внезапно, словно извиняясь, что столь долго игнорировал гостя, он одарил его милейшей и застенчивой улыбкой. Затем вышел, на сей раз тихо закрыв за собой дверь.

Кэмпион взял со столика поднос, а наклоняясь к нему, успел прочитать название книги, лежавшей на покрытых восточным халатом коленях мисс Палиноуд.

Это был «Справочник Раффа по скачкам».

Глава VI. Сказка перед сном

Мистер Кэмпион мгновенно проснулся, перевернулся на локоть и занял выжидающую позицию.

– Прямо рядом с вами выключатель лампы, птенчик мой, – тихо сказала мисс Роупер. – Нажмите на него. У меня для вас письмо.

Он нащупал кнопку, заметил на часах на прикроватном столике, что было уже без четверти три, и поднял голову, увидев ее уже посреди комнаты. Мисс Роупер выглядела как травести из какой-то более ранней главы истории своей жизни: короткая в японском стиле курточка поверх розовой пижамы из тонкой шерсти, а на голове кружевной будуарный капор на тесемках. Кроме того, в руках она держала сифон, уже наполовину опорожненную бутылку виски и два больших стакана. Синий конверт сжимала между пальцами. Послание написали на официальном бланке полиции, но автором его, судя по размашистому почерку, был человек с характером нетерпеливого школьника.

«Уважаемый сэр!

Относительно дела Рут Палиноуд, покойной. Отчет сэра Добермана поступил в 0 часов 30 минут. Полученный для исследования материал содержит две трети грана гиосцина, а это свидетельствует о значительно более крупной его дозе в организме в целом. Вероятно, был принят в форме гидробромида гиосцина, но нет никаких признаков, ввели его путем инъекции или же она его выпила. Обычная предписываемая медиками доза составляет от одной сотой до одной пятидесятой части грана[7]7
  1 гран = 0,0648 грамма.


[Закрыть].

Относительно дела Эдварда Бона Чретина Палиноуда, покойного. Предложено срочное вскрытие захоронения. Кладбище Бельведер, северная часть. Приблизительно в четыре часа утра. Был бы от души благодарен за ваше присутствие, но и отказ приму с пониманием.

Ч. Льюк, дивизионный детектив-инспектор».

Кэмпион перечитал записку и сложил ее. Он снова подумал, что ему определенно нравится Чарли Льюк. Это он сам предложил срочное вскрытие захоронения Эдварда. Наверняка милейший человек. Что ж, может приступать к эксгумации.

В этот момент мисс Роупер протянула ему стакан с янтарной жидкостью.

– А это зачем? Подкрепить мою нервную систему?

Его встревожила дрогнувшая рука мисс Роупер.

– О, мой дорогой, – сказала она. – Это ведь не самые плохие новости, верно? Конверт принес полицейский, и я подумала, что в нем, наверное, ваше удостоверение, а вы лежите здесь без сна, с волнением ожидая его доставки.

– Что?

Ее добрые, чуть глуповатые глаза смущенно потупились.

– Ну, даже не знаю. – Она пожала плечами. – Я решила, вам необходим какой-то документ или нечто вроде лицензии, чтобы защитить вас от… от…

– Отравления? – уточнил он, глядя на нее с улыбкой.

– Только ничего не подумайте о виски. С ним все в порядке, – откликнулась она, неправильно истолковав его слова. – Могу чем угодно поклясться. Я держу его под замком, а ключик прячу. Приходится прибегать к подобным мерам в эти дни, ничего не поделаешь. И видите, я сама смело пью его.

Мисс Роупер изящным движением присела на самый край его постели и сделала большой глоток. Кэмпион отпил немного из своего стакана, но без охоты. Он никогда не любил виски, как не имел привычки пить вообще что-либо ночью.

– Полицейский разбудил вас? – спросил он. – Жаль. Не было никакой срочности.

– Нет, я не спала. Ждала чего-то такого. Я хочу поговорить с вами, мистер Кэмпион. Прежде всего, вы уверены, что в письме нет дурных новостей?

– Ничего неожиданного, – честно признался он. – Боюсь, нам сообщают, что мисс Рут все-таки была отравлена.

– Что ж, разумеется, ее отравили. Надеюсь, они примчались к нам среди ночи не только затем, чтобы уведомить об этом. Мы и так знали наверняка. Только дураку что-то могло быть неясно. Но послушайте, мистер Кэмпион, что я хочу вам сказать. Я полностью на вашей стороне. Нет слов, чтобы выразить мою вам благодарность, а вы, в свою очередь, можете полностью доверять мне. Я от вас ничего скрывать не стану. Ей-богу не стану!

Подобное заявление могло бы даже прозвучать подозрительно, если бы исходило от кого-то другого, но в устах мисс Роупер звучало до странности забавно. Ее красноватое личико маленькой птички приняло серьезное выражение.

– Я и не думал, что вы будете скрытной со мной, – заверил ее Кэмпион.

– Верю, но ведь всегда найдутся какие-то мелкие подробности, которые хочется придержать при себе. Но я не буду так поступать. Раз уж вы поселились у меня, можете ожидать полной откровенности.

Он негромко рассмеялся.

– Что у вас на уме, тетушка? Что тяготит вашу совесть? Юная девица, которая переодевается на крыше?

– На крыше… Вот, значит, как она это проделывает. Маленькая обезьянка. – Она казалась не только удивленной, но и явно испытала облегчение. – Я знала, что она где-то меняет одежду. На прошлой неделе Кларри случайно увидел ее на Бэйсуотер-роуд, разряженную в пух и прах, а я тем же вечером встретила ее уже в старенькой домашней одежонке. Мне очень хотелось надеяться, что она… не раздевается где-то на людях. Она ведь вовсе не такая дурная девушка, наша бедная малышка.

Трудно было сразу понять, жалела она об этой странности мисс Уайт в особенности или ссылалась на прочие женские слабости.

– Она вам нравится? – спросил Кэмпион.

– Да, она моя любимица, – кивнула мисс Роупер. – Она ведь воспитывалась в ужасных условиях. Эти нищие старики не способны понять потребностей девочки. Да и как они могут разбираться в них? А сейчас она по уши влюблена и похожа на бутон цветка, готовый раскрыться. Я эту фразу где-то вычитала, обычно я так не говорю. Но про нее – в самую точку. Все еще колючка, понимаете ли, но уже пробивается нежный розовый цвет лепестков. Кларри говорит, что парень относится к ней хорошо. Но если хотите знать мое мнение, он просто еще сам боится даже дотронуться до нее.

– Он тоже совсем молод?

– Нет, он-то почти взрослый. Ему девятнадцать лет. Высоченный худощавый паренек. Ходит в таком заношенном пуловере, что похож на облезлого кролика. Но, думаю, это он помог ей выбрать модный наряд. Хотя платила, конечно, она из своего кармана. Вот только сама не смогла бы купить себе подходящий купальник. Если верить Кларри, то все новые вещи, которые она теперь тайком носит, стали выбором ее ухажера. – Она снова глотнула виски и хихикнула. – Кларри рассказывал, она выглядела то ли как хористка, то ли как курортница, направлявшаяся на пляж. Сплошные оборки и воланы, и, наверно, все чуть ей маловато, чтобы подчеркивать фигуру. Это точно проделки того паренька. Но вот только он возит ее на заднем сиденье мотоцикла. Так опасно!

– Где она с ним познакомилась?

– Она о нем ничего не рассказывает. Краснеет, как заслышит мотоциклетный мотор, но думает, никто этого не подмечает. – Мисс Роупер сделала паузу. – Помню себя в таком же возрасте, – печально вздохнула она, что прозвучало в ее устах невероятно мило. – А вы помните? Хотя вы еще недостаточно стары для этого. Но однажды воспоминания непременно нахлынут.

Сидя в постели со стаканом виски в руке, слыша, как часы ведут ночной отсчет времени, мистер Кэмпион от души пожелал, чтобы этого с ним никогда не случилось. Но она не собиралась заканчивать разговора и склонилась ближе к нему с деликатно-доверительной серьезностью:

– Так вот, мой дорогой, как я вам намекнула, есть кое-что, продолжающееся уже довольно долго, и я почувствовала необходимость упомянуть об этом, чтобы вы сами случайно не наткнулись и не оказались в полной растерянности и в удивлении… Кто там еще?

Последний вопрос она задала, повернувшись в сторону двери, которая тихо приоткрылась. Рослая мужественная фигура в отменно скроенном и сшитом из плотной синей ткани халате показалась на пороге. Капитан Аластэр Сетон мялся при входе в комнату, словно не зная, на что решиться. Он казался смущенным и готовым рассыпаться в извинениях.

– Простите меня, – наконец сказал он. – Я проходил мимо двери этой комнаты, которую считал пустовавшей. И мое внимание привлек свет под дверью.

– Уж скорее почуяли запах, – рассмеялась Рене. – Заходите. Там есть стакан для зубной щетки. Возьмите его.

Капитан обезоруживающе улыбнулся.

– Вы как добрая мамочка, – заметил мистер Кэмпион и пристально взглянул на мисс Роупер.

Она же плеснула в стакан виски. Ровно на два пальца, что, видимо, являлось для нее традиционной порцией.

– Вот так, – кивнула она и добавила: – Это даже хорошо, что вы пришли, потому что сами сможете рассказать мистеру Кэмпиону о том, как заболела мисс Рут. Вы ведь были единственным, кто видел ее, не считая доктора. Но только говорите потише. У нас закрытая встреча, а кроме того, этой бутылки надолго не хватит, если явится кто-нибудь еще.

Она превращала происходившее в странную вечеринку, собираясь повеселиться, но скрытно от прочих обитателей пансиона. Значит, вот в чем заключался ее секрет. И он представлялся достаточно важным.

Капитан удобно уселся в кресло из мореного дуба, формой напоминавшее трон вождей северных племен.

– Но ту леди убил не я, – сразу заявил он, застенчиво улыбнувшись Кэмпиону с надеждой понравиться собеседнику.

– Вы ведь не были знакомы с ней, Альберт, – поспешила вставить ремарку Рене, как будто опасалась выпустить ход разговора из-под контроля. – Это была величавая крупная женщина, выше и толще остальных членов семьи. И не отличалась особым умом и здравым смыслом. Я знаю, что думает Кларри, но он ошибается.

– Да, как ни странно, – пробормотал капитан Сетон в свой стакан и улыбнулся презрительно с тем выражением, какое порой появляется на мордочках котов.

– Убили ее вовсе не из-за этого, если на то пошло, – продолжила она, не обратив на реплику никакого внимания. – Я точно знаю: они все очень злились на нее, но не потому, что ей мозгов не хватало. Она, бедняжка, хворала. Доктор сообщил мне о ее болезни почти за два месяца до смерти. «Если она не станет беречь себя, ее хватит удар. А тебе, Рене, только работы прибавится. Она нас покинет следом за своим братом».

Кэмпион встрепенулся:

– Значит, мистер Эдвард умер от инсульта?

– Так объявил врач. – Мисс Роупер вложила в свои слова и подозрительность и предостережение, по-птичьи склонив голову набок. – Но мы ничего не знаем о его смерти. А в тот день, когда умерла мисс Рут, она рано утром вышла из дома с сумкой для покупок. Накануне вечером у них случилась семейная ссора, и я слышала, как они кричали на нее в комнате мистера Лоренса. И потом ее никто не видел, пока она не вернулась примерно в половине первого. Я находилась в кухне, а остальные разошлись по своим делам, но капитан встретил ее в холле за входной дверью. Теперь продолжайте вы сами, дорогуша.

Капитан благодарно посмотрел на нее и произнес:

– Я сразу заметил, что она плохо себя чувствует. Это просто бросилось бы в глаза любому. Начать с того, что она кричала, если хотите знать.

– Кричала?

– То есть говорила очень громко. – Сам он начал говорить тише. – Лицо покраснело. Она размахивала руками. Ее шатало. А уж поскольку я оказался рядом, то, естественно, попытался что-то сделать, чтобы ей помочь. – Он отхлебнул из своего стакана. – И отвел ее к тому хирургу, что принимает через дорогу от нас. Из нас получилась интересная парочка, доложу я вам. На нас смотрели буквально из каждого окна всей улицы, или мне так показалось.

Он рассмеялся, но в глазах продолжали поблескивать пренебрежительные искорки.

– Действительно неловкая ситуация, но вы все равно поступили благородно, – промолвил Кэмпион.

– Вот и я о том же, – с жаром вмешалась в разговор Рене. – Очень мило с его стороны, не правда ли? Не стал звать на подмогу меня или кого-то другого, а просто сделал что должно. Вполне в духе своей натуры. Доктор оказался на месте, однако не смог ничем облегчить ее состояние.

– Нет, нет, моя дорогая, все получилось не совсем так, – бросив очередной извиняющийся взгляд на сидевшего в постели мужчину, капитан сразу опроверг жалобу на доктора. – Мне следует быть предельно честным. Произошло вот что. Когда мы с шумом перешли через улицу и я выглядел как полисмен, ведущий в участок пьяную женщину, то застали доктора уже запиравшим свою приемную на замок. С ним был громадного роста тип, который, только усугубляя общую неразбериху, так и заливался слезами. Они спешили, чтобы принять роды, насколько я понял. – Он сделал паузу. – Или куда-то еще, но дело было неотложным.

Судя по его виду, вся сцена всплыла у него в памяти очень живо, и он невольно увлекся воспоминанием.

– Так мы все и собрались у порога костоправа, – продолжил капитан. – Вероятно, я выглядел беспомощным в своей зеленой шляпе, и мое лицо, наверное, приобрело тот же оттенок. Доктор устал. Его тревожили какие-то неприятные симптомы, о которых ему все твердил тот тип. И моя престарелая подружка казалась странной в своем так называемом весеннем костюме – сари, похожем на мешок из-под сахара, поверх фланелевой нижней юбки, насколько помню. Верно, Рене?

– Скорее всего, она напялила на себя сразу два платья, дорогуша, без всяких нижних юбок. Они все в этой семьи одеваются как бог на душу положит. Одежде они, видите ли, не придают значения.

– Мисс Рут придавала ей значение, – мрачно возразил капитан. – На ней было столько булавок! И по мере того, как она их теряла, все больше ее телес начинало выглядывать наружу. Она тоже вносила сумятицу, выкрикивая все эти свои цифры…

– Цифры? – удивился Кэмпион.

– Да, цифры. Она в той семейке числилась вроде как математиком. Разве Рене не говорила вам об этом? Полиция все донимает меня: «О чем она вам говорила?», а я только и могу рассказывать об этих самых цифрах или о чем-то на них очень похожем. Мисс Рут с трудом выговаривала слова к тому моменту. Так я понял, что она больна, а не просто рехнулась.

– Доктор обязан был осмотреть ее, – заявила Рене. – Мы знаем, насколько он занят, однако…

– Давайте теперь посмотрим на ситуацию с его точки зрения, – капитан Сетон решительно отстаивал справедливость во всем. – Признаюсь, я тоже расценил тогда его поведение возмутительным, но, черт возьми, у меня нервы расшалились до предела! А он понял, что, во-первых, она в двух шагах от своего дома, а во-вторых, посчитал ее болезнь тем самым ударом, какой он и предсказывал. Доктор лишь взглянул на нее и обратился ко мне: «О боже! Да, да, в самом деле. Это удар. Отведите ее в спальню, уложите и хорошенько укутайте. Я приду, как только освобожусь». Заметьте, – добавил он, опять улыбнувшись Кэмпиону, – к тому моменту тот тип, который был на фут шире любого из нас и лет на тридцать моложе, дал ясно понять, что хотим мы того или нет, но доктор отправится к нему. А нам ничего не светит. Помню, он намекал на применение силы в противном случае. Пришлось мне уступить. И я сопроводил свою экзотического вида спутницу, у которой к тому моменту уже пена пошла изо рта, сквозь начавшую собираться вокруг нас толпу обратно к дому, а потом почти силком втащил наверх в комнату. Там я усадил ее в единственное не заваленное книгами кресло, завернул в несколько слоев старой одежды и спустился вниз в кухню, позвать Рене.

– Где ему пришлось помешивать содержимое стоявшей на плите сковородки, пока я ходила к ней, – добавила мисс Роупер, тепло посмотрев на капитана. – Он славный и добрый малый, наш уважаемый капитан.

– Как скажете. Спорить не стану, – ответил ей тот, обменявшись с ней многозначительными взглядами, и они оба рассмеялись.

– Вы лучше пейте и не будьте таким жадным до похвал, – наставительно рекомендовала она. – Так вот, мистер Кэмпион, когда я к ней поднялась, мне сначала показалось, будто она задремала. Мне не понравилось, как она при этом дышала, но я знала: скоро ее навестит доктор. А потому решила дать ей отдохнуть. Положила еще одно одеяло и вышла.

Капитан опустошил свой стакан и вздохнул:

– А в следующий раз ее увидели уже умирающей. Она никому не доставила хлопот, если не принимать в расчет мою с ней возню.

– Только не надо делать из себя героя. Все обстояло не настолько ужасно! – Розовые банты на капоре мисс Ропер заколыхались. – Я перехватила мисс Эвадну, как только она вошла в дом, и мы вместе поднялись наверх. Было почти два часа пополудни или около того. Мисс Рут спала, но при этом издавала жуткие звуки.

– Мисс Эвадна оказалась хоть чем-то полезна? – поинтересовался Кэмпион.

– Нет, – ответила мисс Роупер. – Да и какой помощи можно было ожидать от нее? Она пыталась разговаривать с сестрой, а когда несчастная женщина так и не проснулась, сняла с полки какую-то книгу, почитала, а затем посоветовала мне позвать врача, словно мы этого еще не сделали.

– Скоро ли появился врач?

– Часа в три. После рождения ребенка ему пришлось заглянуть домой. Мне он объяснил, что ему якобы необходимо было помыться, но я-то уверена – он отчаянно хотел объяснить жене, почему опоздал к обеду. Мисс Рут уже умерла.

Воцарилось молчание, вскоре прерванное капитаном:

– Доктор назвал причиной смерти тромбоз. В конце концов, именно этого исхода он и ожидал. Нам его винить не в чем.

– Но есть, кто винит. – Кэмпион отпустил это замечание и поразился, что оно мгновенно заставило их занять оборонительную позицию, встав на защиту врача.

– Мало ли что болтают люди, – сказала Рене, как будто он намекал на нее. – Такова уж натура человеческая. Любая внезапная смерть вызывает кривотолки, от которых дурно попахивает. «Странно, что она скончалась скоропостижно», – говорят одни. «Нас это тоже удивило», – подхватывают другие. «Членам семьи надо иметь железные нервы, чтобы спокойно вынести такое горе. А они словно вздохнули с облегчением». Меня тошнит от сплетен, – она повысила голос, лицо еще больше раскраснелось, а старушечьи глаза налились злостью.