Текст книги "Игра лорда Эшфорда"

18

Марк Хейлзуорт был сильно раздосадован. На следующий день после убийства Клодии он поспешил к Рересби, стряпчему Джастина, рассчитывая выведать подробности ее последней воли. Марк надеялся, что скончавшаяся родственница легкомысленно замешкалась с упорядочением наследственных формальностей. Если она и в самом деле поленилась переписать завещание, то все, что ей принадлежало, автоматически переходит к нему. Но этот Рересби разве потерпит, чтобы его подопечная беззаботно радовалась жизни? Такой уж он прекрасный юрист – старательный, предусмотрительный, заботливый, дьявол его побери!

– Леди Фэрхейвен распорядилась касательно своего завещания сразу же после смерти покойного графа, милорд, – соизволил сообщить Марку этот опытный поверенный.

– Понимаю. – Марк вздохнул с облегчением. Скорее всего, придется подождать какое-то время, но Клодия, судя по всему, оставила все деньги одному ему.

– Разумеется, она внесла небольшие изменения в завещание. За несколько недель до своей гибели, – добавил Рересби. Старик недолюбливал нынешнего лорда Фэрхейвена и в душе радовался, сообщая графу дурные новости.

– Изменения? Какого рода изменения?

– О, боюсь, что я не могу посвятить вас в подробности, сэр. Прежде чем тайна ее смерти не будет раскрыта, ее завещание не может быть оглашено официально и на людях.

– Тайна? Какая там тайна? Ее убили, слышите, вы, глупец? За это преступление уже арестовали Тони Вардена.

– Только по подозрению, милорд. Еще неизвестно, предстанет ли он перед судом.

– Его будут судить. Я в этом не сомневаюсь.

– Вполне возможно, но в подобных случаях оглашение воли покойного откладывается.

– Так вы не покажете мне завещание?

– Нет, милорд.

Марк повернулся на каблуках и хлопнул за собой дверью. Старик Рересби сухо улыбнулся, выдвинул ящик письменного стола и погладил пальцем по пергаменту хранящегося там документа. Да, лорд Фэрхейвен сейчас явно не в духе, но как же он разозлится, узнав о тех изменениях, которые внесла в завещание леди Фэрхейвен. Нетрудно догадаться, каковы будут переживания Тони Вардена по тому же поводу. Даже если его выпустят, завещание может послужить основанием для незамедлительного возвращения Вардена за тюремную решетку.

– Мне нужен господин Гидеон Нейлор. Судейский писарь удивленно поднял глаза.

Надо же, двух суток не прошло, а встречи с Нейлором домогается уже второй посетитель. “Вот что бывает, когда убивают знатную особу”, – подумал клерк.

– Господин Нейлор на задании, господин?..

– Марк Хейлзуорт, лорд Фэрхейвен. Я оставлю для него записку. Надеюсь, вы позаботитесь, чтобы он ее прочел?

– Можете не сомневаться, милорд. Клерк протянул Марку лист бумаги и ручку с разлохмаченным пером, которая царапала бумагу и брызгала чернилами, пока Марк писал послание.

– Держите. – Он подал бумагу клерку, хмуро разглядывая испачканные чернилами пальцы. – Проследите, чтобы записка дошла до него как можно скорее.

– Будет сделано, милорд.

Писарь подождал пять минут после ухода Фэрхейвена и после этого развернул записку.

Нейлор!

Советую заглянуть к Рересби, в адвокатскую контору, которая вела юридические дела моей кузины. Леди Фэрхейвен внесла ряд изменений в свое завещание, так что, возможно, у лорда Эшфорда было даже больше причин для совершения убийства.

Фэрхейвен.

“Ага, – подумал клерк, – за Гидеона берутся с обеих сторон. Интересно будет поглядеть, как он выкрутится”.

На следующий день о том же пришлось задуматься и самому Гидеону. Он вновь побывал в доме леди Фэрхейвен, чтобы узнать все о Джиме, который, к сожалению, оставил о себе очень мало воспоминаний. Помощник лакея, который был до Джима, уволился как-то вдруг, ни с того ни с сего, а на свое место посоветовал взять Джима.

– Этот Джим был добрым малым и очень старался всем угодить, – сообщил Досон. – И он очень скоро стал таким же преданным слугой леди Фэрхейвен, как все мы, – добавил дворецкий и слегка кашлянул, видимо стесняясь своего волнения, из-за которого голос его слегка дрожал.

– Он хоть из Лондона, не знаете? А про свою родню он ничего не говорил?

– Мне известно, что по тем дням, которые бывали у него выходными, он навещал своих родных, – отвечал Досон. – Но он не говорил, где они живут, в каком районе города их дом. Обмолвился только однажды, будто бы отец его тоже в услужении.

– Благодарю вас, Досон. Хоть что-то есть, чтобы можно было двигаться дальше. Да, а деньги у него были, не знаете?

– Если он и взял что с собой, так только то, что еще не израсходовал из своего жалованья.

– Но эти деньги мы нашли с вами в его комнате, – напомнил Нейлор дворецкому.

Досон нахмурился.

– Что, если Джим увидел, как лорд Эшфорд убивает хозяйку, а лорд Эшфорд дал ему денег, чтобы тот исчез и сидел тихо? Вы о такой возможности не подумали, господин Нейлор? – спросил после некоторого размышления дворецкий.

– Так выходит, что не такой уж этот Джим был верный, как вы думали?

– Знаете, он был у нас человек новый. И потом, подкупить можно почти каждого.

– Эта возможность непременно должна приниматься во внимание, господин Досон, – проговорил Нейлор, благодарно улыбаясь дворецкому. Инспектору всегда доставляло немалое удовольствие наблюдать за тем, как опрашиваемые незаметно втягиваются в расследование, и вот уже человек высказывает мысль, которая может помочь разгадке тайны. – Я бы попросил вас, – добавил Нейлор, – если вы еще что-то узнаете или что-то такое надумаете, сообщите мне, пожалуйста.

– Разумеется, господин Нейлор. Нейлор помедлил на ступеньках крыльца.

Можно расспросить лакеев постарше. Если повезет, то отец Джима, скорее всего, работает где-нибудь в Мэйфэйре, а не у каких-то богачей Цитадели. Эта часть работы, связанная с розысками и сбором информации, самая нудная. “Зато, – подумал Нейлор, – она заставляет быть в форме – все время собран, все время начеку”.

После двух дней тщетных расспросов во многих домах он все же решил последовать совету лорда Фэрхейвена.

Конечно, старый крючкотвор не стал показывать Гидеону завещание, но он подтвердил то обстоятельство, что леди Фэрхейвен сравнительно недавно внесла в него изменения. Это было немаловажно.

– Не могли бы вы сказать мне, сколько выиграет лорд Эшфорд благодаря этому новому завещанию, господин Рересби?

– Я не вправе сообщать вам, сколько выиграет лорд Эшфорд, – отвечал стряпчий.

– Что ж, придется подождать оглашения воли покойной. Я очень благодарен вам, господин Рересби. Вы мне очень помогли.

– Надеюсь, что это так, господин Нейлор. “Так, значит, она изменила свое завещание в пользу Эшфорда, – подумал Гидеон. – Боюсь, леди Джоанна, что дела складываются не в пользу вашего старинного приятеля. Если он знал про завещание…”

Гидеон остановил экипаж и попросил кучера отвезти его в Ньюгейт.

19

Тони изо всех сил старался не слышать воплей нового заключенного, визжавшего и ревевшего так, словно он попал в дом для умалишенных, а не в тюрьму, и пытался понять умозаключения Марка Аврелия. Джоанна прислала несколько книжек, но Тони до сих пор не решил, то ли она этой посылкой захотела выказать свое чувство юмора, то ли она всерьез считала, что такое чтение для него будет полезным. Во всяком случае, древнеримского императора он предпочел “Мученикам” Фокса и сочинению Уильяма Ло под названием “Призвание к благочестивому и святому житию”. Тони мог согласиться с мнением, гласящим, что in extremis[10]10
  В крайности; в экстремальной ситуации (лат.).


[Закрыть] человеку свойственно обращаться к Богу или к философии. Но сейчас, если бы его что-то развеселило, то помогло бы гораздо больше, чем душеспасительные проповеди. Положение у него и без того достаточно серьезное. Тони хотел отшвырнуть книгу в сторону, чтобы поискать картежников, которых он побожился избегать, как чумы. В этот момент его пригласили в комнату для посетителей.

Тони был неприятно удивлен, когда обнаружил, что к нему пришла не Джоанна, а тот самый детектив с улицы Боу, который арестовал его.

– Что вам угодно, Нейлор? – с порога накинулся он на инспектора, почти не стараясь скрыть враждебность тона.

– Мне бы хотелось задать вам ряд дополнительных вопросов, милорд, – ответил Гидеон. – Леди Джоанна Барранд наняла меня, желая благополучного для вас исхода дела.

Тони почувствовал себя еще более униженным, чем тогда, когда его арестовывали. Здесь он беспомощен, беззащитен, бессилен, а Джоанна тратит на этого Нейлора, наверно, все деньги, которые выдают ей родители на карманные расходы. Вот уж никогда не думал, что придется и такое презрение с ее стороны терпеть. Благодарности за заботу он не испытывал. Только разозлился.

– Я не приму этого благодеяния, – заявил он. – Можете считать себя уволенным.

Нейлор поднял на Тони безмятежно голубые глаза.

– Присядьте, милорд, прошу вас. Опасаюсь, – добавил он, – что не в вашей власти уволить меня, коль скоро не вы меня нанимали.

– Чего это Джоанна вздумала? – спросил Тони, усаживаясь.

– Полагаю, что она пожелала помочь вам, – отвечал Нейлор с легкой издевкой. – Почему вы противитесь моим розыскам, милорд? Или вы что-то имеете против меня? – спросил он настолько смиренно, что это заставило Тони приглядеться к нему попристальней.

– Вы обманчиво мягкий человек, правда, Нейлор?

– Мы уже обсуждали с вами эту тему, – отметил Гидеон. – Итак, милорд, если вы невинны, то всякое дальнейшее расследование способно лишь пойти вам на пользу.

– Мне одно невыносимо – опека Джоанны, – простонал Тони.

– А брать деньги у леди Фэрхейвен? Вы полагаете, что это не так стеснительно?

– Черт бы вас побрал, Нейлор. Та меня любила. И я про это знал. И знал, чем именно сумею отблагодарить ее. Ей принадлежали моя дружба и восхищение ею.

– А леди Джоанной вы, стало быть, не восхищаетесь? Я-то думал, что вы дружите с детства.

– Конечно, она мне дорога, но это совсем другое. Джоанна – незамужняя молодая девушка, репутация которой пострадает, если узнают, что она затеяла. И она меня не любит так, как любила меня Клодия.

Гидеону очень хотелось задать хорошую трепку этому лорду Эшфорду. До чего же самодовольный глупец! Гидеону достаточно было посидеть несколько минут в обществе юной леди, чтобы понять: девушка влюблена в этого безмозглого недоросля. Он столько лет дружит с нею – и ничего не видит!

– Мне понятно, Нейлор, – продолжал тем временем свою речь Тони, – то, что я скажу, прозвучит не в мою пользу. Ведь получается, что я как будто охотник за богатым приданым. Но тут уж ничего не поделаешь. Хотя не совсем так это было. Леди Фэрхейвен и я – мы были добрыми друзьями. С ее стороны была любовь, с моей – восхищение, и мы могли надеяться, что мое восхищение перерастет в более сильное чувство, когда мы поженимся. Она знала, что мне нужны ее деньги, чтобы спасти Эшфорд. Но знала она и то, что я о ней забочусь. Ведь все могло получиться у нее гораздо хуже, всякое же бывает.

– Как с лордом Фэрхейвеном, скажем?

– Она его не выбирала. Родители сбыли ее с рук, когда ей было только семнадцать, хотя все это обернулось очень счастливым супружеством, судя по тому, что она мне рассказывала.

– Нет, я имел в виду нынешнего лорда Фэрхейвена.

– Вы про Марка Хейлзуорта?!

– Вам он не под душе?

– Это очень мягко сказано, – ответил То-ни с усмешкой. – Видите ли, Нейлор, я знал его еще в школе. Такая холодная рыба. И, кроме денег, его ничто не волнует.

– А теперь расскажите мне еще раз, что произошло в ту ночь, – попросил Гидеон, на времл оставив разговор об интригующей фигуре лорда Фэрхейвена.

– Я все уже вам рассказал.

– Еще раз расскажите.

Тони вздохнул. Вспоминать об этом снова, да еще вслух, было мучительно.

– На той неделе я уже занимал деньги у Клодии. Обещал раздать долги. Я этого не сделал. Наоборот, отправился в картежный притон и все спустил. Потом, правда, часть этих денег отыграл. И вот, после всего, я решил предстать перед ней. Тяжело мне было. – Тони замялся.

– Продолжайте.

– Знаете, как подумаю, что, если бы я не нарушил свой обет, она до сих пор была бы жива и здорова… И потом, откуда этот взломщик узнал про деньги?

– Логично.

– Не понимаю, чего мы толчем воду в ступе, Нейлор, если вы уверны в моей виновности. Джоанна только деньги зря переводит.

– Продолжайте, милорд, – сказал Гидеон. Голос прозвучал спокойно, но твердо.

– Я зашел к Клодии на следующий вечер, чтобы попросить еще взаймы. Мы пошли в библиотеку. Досон принес туда бренди как раз тогда, когда-мы спорили. И он мог слышать, как она отказала мне в деньгах. Так на самом деле было. Но она отправила его спать. Мы еще какое-то время разговаривали, и я сумел убедить ее, что на этот раз я и в самом деле покончу с азартными играми. Мы заключили помолвку. – Тони умолк.

– И…

– Я никак не могу в это поверить, понимаете? – сказал Тони со слезами на глазах. – Что она мертва. Мне все время кажется, что все это – очень затянувшийся и страшный кошмар, а когда я проснусь, Клодия будет жива.

– Что произошло потом? – настойчиво произнес Нейлор.

Тони провел ладонью по глазам.

– Я пожелал ей доброй ночи и ушел. Джим меня выпустил.

– Новый лакей?

– Ну да.

– Вы ему деньги давали?

– Я сунул ему в руку гинею. Я так радовался, что мы обручились.

– А затем вы ушли, милорд?

– А затем я ушел.

– Предположим, что все это правда…

– Да, да, да, проклятье! Так оно и есть!

– Тогда кто, по-вашему, мог убить ее?

– Не знаю. По соседству в последнее время произошло несколько краж со взломом. Может, вор забрался, но не ожидал застать кого-то бодрствующим?

– А как насчет Джима? Он же как в воду канул.

Тони помрачнел.

– Не знаю, у меня даже мысли насчет него не возникало. Такие люди не похожи на убийц. Кроме того, он заботился о Клодии, как, впрочем, и вся прислуга.

– А лорд Фэрхейвен? – спросил Гидеон ровным голосом.

– Я с готовностью сказал бы, что это Марк. Раз он мне не нравится. Но чего ради он пошел бы на такое?

– А деньги? Самый обычный и самый распространенный из всех мотивов. И боюсь, что я тут не ошибаюсь. – Гидеон печально улыбнулся, словно извиняясь за все человечество. – Леди Фэрхейвен после смерти супруга унаследовала огромное состояние.

– Это так, и все это знают. Но ведь и сам Марк далеко не бедствует. Он унаследовал поместье, титул, да много денег сколотил, ведя дела покойного родственника. Чего ему еще?

– Бывают люди, которым никогда не бывает довольно, если дело касается богатства, – отозвался на его слова Гидеон. – А как насчет воли покойной леди Фэрхейвен? Я о завещании.

Увидев поднятые в ответ ничего не понимающие глаза Тони, Нейлор подумал, что или лорд Эшфорд замечательный актер, или говорит правду. Обе возможности в данный момент представлялись инспектору вполне вероятными.

– Стала бы она об этом думать. Вдова-то она была совсем молодая.

– Зато очень богатая. И стряпчий Фэрхейвенов не мог без должного внимания пройти мимо этого обстоятельства. Марк Хейлзуорт – вот кому досталось бы все, при условии, что вдова не выходит вновь замуж и не обзаводится детьми.

– Так, значит, и будет, верно? А нельзя ли предположить, что у Марка появляется достаточно сильный мотив? – спросил Тони.

– Можно было бы подумать и так, но леди Фэрхейвен в последние две недели внесла ряд изменений в свое завещание. Об этом известно доподлинно. Подробностей я не знаю, но, насколько могу судить, милорд, завещание изменено в вашу пользу.

Глаза у Тони полезли на лоб.

– Но мы тогда и обручены не были.

– Судя по вашим словам, милорд, леди Фэрхейвен вас действительно любила. Моя версия такова: она решила оставить вам сумму, достаточную для сохранения имения за вами, вне зависимости от того, что может произойти в дальнейшем между вами. Увы, к несчастью, она не предусмотрела того, что ее могут убить…

– Выходит, что я приговорен, – сказал Тони, вставая из-за стола.

– Пока еще нет. Завещание только предстоит огласить официально. Если воля покойной не будет обнародована до слушаний, то вас вполне могут освободить.

– Чтобы сразу же арестовать опять!

– Этого не получится, если я сумею отыскать доказательства виновности кого-то другого, милорд.

– Безнадежная затея, Нейлор.

– Неужели у вас так мало веры в мои способности, милорд? – вздохнул Нейлор.

Тони невольно рассмеялся: слишком забавно было смирение в тоне детектива.

– Могу согласиться с тем, что ваше положение оставляет желать лучшего. Но оно не безнадежно.

– Сделайте мне одолжение, Нейлор.

– С удовольствием, милорд.

– Вы ведь будете докладывать о своих поисках леди Джоанне, правда?

– Конечно, милорд.

– Попросите ее прислать мне последнюю из книжек мисс Остин, хорошо? Не думаю, что после всего я пожелаю вернуться к Марку Аврелию.

20

Джоанна улыбнулась, услышав от Нейлора просьбу Тони.

– Тони не тянет на римлянина-стоика? Я совсем не удивлена. Это Нед очень любил Марка Аврелия. А Тони по вкусу был больше Цезарь с его битвами. Что еще вы в нем заметили, господин Нейлор? – спросила Джоанна, усаживая инспектора.

– Он не особенно доверяет моим способностям, миледи. Или считает, что искать кого-то еще незачем. Потому что бесполезно.

– А какая из определенных вами версий представляется вам наиболее вероятной?

– Когда я расследую уголовное дело, миледи, то всегда стараюсь сохранять разум и душу открытыми. Нельзя отвергать сразу то, что не нравится. Что же до нашего дела, то, несомненно, имелось достаточно показаний против лорда Эшфорда, чтобы его можно было арестовать. Достаточно ли доказательств для того, чтобы держать его за решеткой, решат судьи.

– Но, побеседовав с Тони еще раз, не можете же вы всерьез поверить, что он убийца, – запротестовала Джоанна.

Выражение лица инспектора стало жестким, взгляд резким.

– Я доказывал виновность в чудовищнейших преступлениях многих мужчин и женщин, которые выглядели невинными овечками, миледи.

Джоанна вздрогнула. Похоже было, что сейчас перед мысленным взором Нейлора предстали хорошо знакомые ему картины кровавых и жестоких злодеяния. Потом его лицо смягчилось.

– Однако я вынужден согласиться с тем, что лорд Эшфорд более чем убедителен в своих попытках отстоять собственную невиновность.

Джоанна глубоко и с облегчением вздохнула.

– А об исчезнувшем лакее вы что-нибудь узнали?

– Нет еще. По сути дела, именно на этой задаче я намереваюсь сосредоточиться завтра.

– Благодарю вас, господи Нейлор, за ваши труды, – сказала на прощание Джоанна, подзывая дворецкого, чтобы проводить инспектора.

Джоанна осталась в библиотеке. Слушания состоятся на днях. Возможно ли, чтобы Нейлор отыскал хоть что-то до разбирательства или после него? А если этот Джим мертв или уехал из Лондона? Вдруг он вообще ничего не видел? Тогда Тони предстанет перед судом и – о ужас! – будет повешен. А ей придется доживать остаток дней своих без него.

На следующий день Гидеон с утра взялся за дело. Перекусив на скорую руку кружкой пива с пирожком с говядиной и почками, он решил еще раз зайти в один из домов на улице Керзон. Поначалу все было так же, как и в других домах, которые Нейлор уже посетил: никто не помнил о слуге по фамилии Толин, который мог когда-то работать неподалеку. Но вдруг кухарка, стряпавшая в этом доме много лет, призадумалась.

– Минуточку, господин Нейлор, вы уверены, что это был лакей?

– Что вы хотите этим сказать? – заинтересовался Гидеон.

– Много лет назад я знала одну девушку, она прислуживала в комнатах горничной. Так вот, ее, кажется, так звали. Сейчас ей столько лет, что она очень даже может быть матерью того парня, которого вы ищете. Этого самого Джима.

Лицо Гидеона просветлело.

– Так что, он назвался девичей фамилией матери? Это уже любопытно. А не помните, что случилось с этой девушкой потом?

– Она вышла за лакея из хозяйства Пентлоу. Но что было с нею после свадьбы, как-то не помню.

– А фамилию лакея?

В это мгновение вся прислуга дружно затаила дыхание. Подумать только, старая миссис Конклин помогает распутать дело об убийстве.

– Крук? Нет. Но что-то вроде этого. Дайте мне подумать…

Гидеон терпеливо наблюдал, как миссис Конклин корчит гримасы и закатывает глаза.

– Рук. Вот как. Очень порядочный молодой лакей. И собою хорош. Я не могла осуждать ее за то, что она решила сбежать с ним.

Дворецкий потрепал миссис Конклин по плечу.

– Какая вы молодец, миссис Конклин! Теперь-то уж вы распутаете эту головоломку, а, мистер Нейлор?

Гидеон хмыкнул:

– Не так быстро. Но это может помочь делу.

Так и случилось. Довольно было пройти еще раз по старым адресам и упомянуть в нескольких домах верную фамилию, чтобы найти старого слугу, который хорошо помнил чету Руков.

– Он много лет работал у сэра Хораса Пентлоу. Но несколько лет назад Рук ушел на покой.

Гидеон откланялся. Сэр Хорас обитал где-то неподалеку, в нескольких кварталах отсюда. Желание отыскать родителей Джима настолько овладело инспектором, что он не обращал внимание на все возрастающее чувство голода.

Сэра Хораса удалось застать дома. Однако только после многократных заверений, что предоставляемые им сведения ни в коем случае не будут использованы в ущерб его старым слугам, он сообщил адрес.

Руки жили в домике, который стоял за пивной, рядом с Кингз-роуд. Почувствовав аромат эля и решив, что время все равно уже близится к ужину, Гидеон позволил себе передышку. Тем более что чета Руков наверняка сидит дома: пьют чай, а может быть, и ужинают.

Он сел у окна и стал глядеть на улицу, по которой прогуливались местные обыватели.

Народ здешний был явно не богат, но люди здесь уважали достоинство в себе и в других. Нейлор почувствовал себя в этом пабе уютнее, чем в библиотеке леди Джоанны. “Таково уж полицейское ремесло”, – подумал Гидеон. Возишься сутками со всяким отребьем, что ж удивительного, что улочка за окном пивной вдруг покажется краше ухоженного уголка в роскошном Мэйфэйре. Да и сам он – кто таков? Так, потрепанный жизнью провинциал. Его отец тоже, можно сказать, был в услужении: главный конюший местного помещика. И Гидеон мог остаться в родных местах и пробивать себе путь наверх тяжелым трудом или в конюшне, или в барской усадьбе. Однако мысль, что ты себе не хозяин, была непереносимой. Поэтому, как только в один прекрасный день появились вербовщики, юный Гидеон сразу же распрощался с родными местами. Он тогда как-то и не подумал, что служба в армии не очень совместима со стремлением быть хозяином своей судьбы, увы! Не считаясь с глубокими познаниями Нейлора в области коневодства, судьба, словно в насмешку, определила его в пехоту, так что в отставку он ушел из сорок седьмого пехотного. Довелось немало постранствовать по свету, а когда Гидеон вернулся в Сомерсет, матери уже не было. Ее похоронили без него. Отец уже ушел на пенсию. Дома ничего подходящего не нашлось, и, достаточно долго погостив на родине, где он жил у сестры (она вышла замуж за соседа-фермера), Нейлор уехал в Лондон. Ему доводилось слышать про следователей и полицейских инспекторов по особым поручениям. Служба в армии повышала его шансы устроиться на подобную работу. Можно было пойти в конную полицию, но инспекторы колесили по всей Англии, и это привлекало.

Вот и сиди теперь в этой пивной с больными ногами, безуспешно пытаясь снять судорогу монотонным шевелением пальцев в неудобных башмаках.

Он подумал о Джиме – не укрывается ли тот в отчем доме? “Впрочем, это очень скоро станет мне известно”, – подумал Нейлор, поднимаясь из-за стола и выкладывая деньги за ужин на тарелку.

Несколькими минутами позже он уже стучался в двери дома Руков. Чета старых слуг занимала второй этаж над лавкой мясника. Открыл господин Рук, еще очень даже годящийся в лакеи – прямая спина, ничего не выражающее лицо. Тем не менее удивления он скрыть не смог, когда вместо птички-невелички, малиновки или снегиря, нарушающих его покой постукиванием по двери, хозяин обнаружил Гидеона Нейлора.

– Господин Генри Рук? Мое имя Гидеон Нейлор. Я с улицы Боу. Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Может быть, вы меня впустите?

Господин Рук отворил дверь пошире, и Гидеон прошел за ним в скромную гостиную.

– Чем могу быть полезен, господин Нейлор? – Голос пожилого человека звучал озадаченно.

– У вас есть сын. Джим, насколько мне известно.

Выражение лица хозяина дома изменилось, и перед Гидеоном оказался не хорошо вышколенный слуга, а встревоженный отец.

– Что? С нашим Джимом ведь ничего не случилось, правда? – упавшим голосом спросил старик.

– Особых оснований для уверенности в этом у меня нет. Однако, – добавил Гидеон, – дело в том, что он исчез с места своей последней работы как-то непонятно и очень уж неожиданно. А мне хотелось бы кое о чем расспросить его.

– Он ушел от Хейлзуортов?

– Да. Вот уже трое суток минуло. Дворецкий оставил его за себя в ту ночь, а сам ушел отдыхать. Но утром Джима в доме не оказалось. Другой лакей говорит, что Джим и не поднимался в свою комнату. Если так, то он, должно быть, до сих пор ливреи не снимал.

Гидеон медленно рассказывал, не очень вдумываясь в произносимые им слова. “Хотя, – вдруг сказал он себе, – коль ливрея до сих пор на Джиме, то, возможно, его уже нет в живых”.

– О чем вы? Какой еще лакей? Какая ливрея? Вы, верно, не того Джима ищете, господин Нейлор. Мой сын – не в услужении.

– Но вы же сами упомянули Хейлзуортов.

– Да. Я говорил о компании “Хейлзуорт лимитед”. Там Джим работает приказчиком. – В голосе чувствовалась гордость за сына. – Мы решили, что нашему сыну незачем повторять нашу жизнь, и определили его в школу. Ему не было нужды идти в слуги.

– Ваш сын, Джим Рук, работал клерком в фирме Марка Хейлзуорта, лорда Фэрхейвена? Так ли я вас понял?

– Да, сэр. Вот уже несколько месяцев.

– Когда вы в последний раз виделись с ним?

Старик нахмурился.

– Обычно он появлялся у нас по воскресеньям, но в последние недели он приходил пополудни по средам.

– И он вам ни разу не говорил, что работает в доме леди Фэрхейвен в качестве помощника лакея?

– Нет.

– Так знайте, что так оно и было. А в ту ночь, когда случилось убийство, он был последним человеком, которому довелось видеть жертву живой, не считая убийцы и лорда Эшфорда. Если, конечно, лорд Эшфорд не был ее убийцей, – добавил Нейлор совсем тихо. – Благодарю вас, господин Рук, вы мне очень помогли.

– Постойте, постойте, господин Нейлор. Вы хотите сказать, что наш Джим замешан в убийстве, которое случилось в Мэйфэйре, и что вы не знаете, где наш сын сейчас находится?

– Еще не знаю, но собираюсь узнать.