Текст книги "Война. Истерли Холл"

Глава 5

Истерли Холл, 21 марта 1915 г.

21 марта главы отделений собрались на свою обычную утреннюю встречу за кухонным столом, чтобы обсудить текущие вопросы и задачи, связанные с госпиталем, под формальным руководством леди Вероники, так как она была дочерью владельца и, таким образом, ответственным лицом. Сегодня, как и последние несколько дней, капитан Ричард, как его все здесь называли, также присутствовал, что было хорошим признаком его продвигающегося выздоровления. За чашкой чая обсудили рекомендации по диете пациентов от Матроны и доктора Николса, а также другие специфические меры, которые должны быть приняты в больнице в ближайшее время в целом. На креслах рядом с обсуждающими посапывали собаки.

Доктор Николс доложил об экономической ситуации. Правительство платило по три шиллинга за пациента в день, лорд Брамптон сверх того платил еще девять пенсов за пациента в день – сумма получалась недостаточная. Леди Вероника написала отцу с просьбой рассмотреть возможность увеличения финансирования, так как устроить больницу в поместье было его идеей. Она намекнула, что это может укрепить его репутацию как человека щедрого, а щедрость может приблизить заключение второго контракта на обмундирование. Ответа от него пока не последовало.

Эви рассказала о деморализованных пациентах, которые реагировали или не реагировали на персональное меню, проблемы же миссис Грин с поддержанием порядка и стиркой уже были решены с помощью перераспределения обязанностей между волонтерами и организации дополнительного пространства для хранения в подвале. Мистер Харви обрисовал административные процедуры, которые должны были быть осуществлены в этот день; главный дежурный, сержант Бриггз, перечислил, кто из пациентов покинет госпиталь и какие конвои с пострадавшими следует ожидать. Обсуждение самой серьезной проблемы откладывали до последнего.

– Это перевязочный материал, – декларировала Матрона, стуча карандашом по столу. – Я говорила об этом вчера и снова говорю сегодня. С тех пор как одиннадцать дней назад началось это сражение при Нев-Шапель, конвои с ранеными приходят регулярно. Количество перевязочных материалов сокращается, и в лучшем случае их хватит еще на неделю, а достать их уже нельзя ни за деньги, ни за красивые глаза. Впрочем, это естественно, ведь спрос на них превзошел любые ожидания. Это чертова война, она порождает все новые запросы для поставщиков, никто уже не знает, на что рассчитывать. – Она бросила свой карандаш, и все уставились на то, как он покатился к краю стола. Миссис Мур успела поймать за секунду до того, как он упал. На фоне всеобщего молчания потрескивал огонь.

Матрона и доктор Николс начали препираться, какого Петра им теперь нужно ограбить, чтобы заплатить Павлу. Миссис Грин и мистер Харви заспорили о том, что из постельного белья можно порезать на бинты, прежде чем простерилизовать в прачечной, в то время как Вер и Ричард сидели в напряженном молчании после того, как Ричард очередной раз сказал:

– Кажется, я снова забыл, что нам больше всего нужно. Кто-то сказал, перевязочные материалы?

В довершение всего Милли с грохотом опустила свою кружку на стол, пролив чай.

– То есть вы хотите, чтобы мы кипятили и стерилизовали полоски из простынок? Кажется, вы все думаете, что прачкам с их медными котлами больше нечем заняться, кроме как выполнять все ваши поручения?

В опустившейся тишине повисло такое напряжение, что даже Эви была на грани срыва. Она почувствовала сильнейший жар, кипящую ярость, которая переполнила ее, угрожая выплеснуться наружу. Где, черт возьми, Сай? Почему Оберон не отослал свою обычную телеграмму Веронике о том, что они выжили, чтобы все знали, что они живы и здоровы? И как эта проклятая Милли может продолжать оставаться такой законченной дурой?

– Да, в этом, в общем-то, и состоит роль прачек, – прокричала она, вскочив из-за стола, из-за чего чай испуганной девчонки снова выплеснулся из кружки. Собаки проснулись, пару раз гавкнули и успокоились.

Эви почувствовала удар Вероники по своей голени под столом. Милли всхлипнула, сверкнула глазами, собрала чайные салфетки и оставила убирать свой чай неизвестно кому, хлопнув сначала кухонной дверью, а потом и дверью в коридоре, убегая в прачечную, где ее помощницы выполняли тяжелую работу, с которой она сама так и не научилась справляться.

Мама Эви, Сьюзан Форбс, сидевшая между миссис Мур и капитаном Ричардом, представляла интересы детской комнаты. Она покачала Эви головой, прежде чем предотвратить столкновение игрушечной машинки Типа с деревянной ногой капитана Ричарда. Ярость моментально покинула Эви, сменившись ноющим, непрерывным волнением. Они всегда получали что-то после боев, и не только Вероника получала письма еженедельно. Еженедельно, черт побери! Она заставила себя усесться на стул, хотя ей хотелось двигаться. Она слышала обеспокоенные и раздраженные реплики, смотрела на нахмурившиеся брови Вероники и ее матери. Она была не единственной, кто ожидал вестей; она должна взять себя в руки.

Она заставила себя слушать, когда ее мама говорила Тимми, что в ближайший теплый день они с ним пойдут на пикник на болота. Она смотрела, как мама забирает машинку у Тимми, глядя на капитана Ричарда с извиняющейся улыбкой, который только покачал головой и взъерошил Тиму волосы. Болота?

Миссис Грин и Матрона спорили, хорошо ли держать цветы в палатах.

– Это дополнительная работа для горничных и волонтеров. Надо будет постоянно менять воду, – протестовала миссис Грин.

Матрона вновь взяла в руку свой карандаш у миссис Мур.

– Они излучают спокойствие. Они словно свет во тьме, – она застучала карандашом по столу. – Цветы будут выноситься из палат по ночам, чтобы там всегда хватало кислорода.

Болота? Мама водила их на болота, когда они были еще совсем детьми. Что же они там собирали? Миссис Мур указывала на чайник с вопросом в глазах. Эви этого не замечала. Что же это было? Она помнила на руках холод… Чего?

Вероника хлопнула по столу.

– Достаточно о цветах. Перевязочные материалы – это сейчас наш приоритет.

– Перевязочные материалы? – вопросительно произнес Ричард.

– Ради всего святого, Ричард! – воскликнула Вероника. Котелок вскипел, как и сам комитет, хотя должен был тихо бурлить. Эви сняла его и перенесла на подставку. Цветы? Материалы?

Она вновь села на свой стул, вокруг установилась полная тишина, но она этого не замечала, какое-то воспоминание старалось прорваться в ее сознание. В ее волосах играл ветер, она была очень юной, и она пыталась достать что-то. Да, это было в воде. Это нужно было ее матери для дедушки, который был… Что? Точно. Он был ранен в шахте Хоутона. Да, она снова почувствовала, как вода стекает по ее руке, когда она достает что-то. Ее ноги были мокрыми, они утонули… в грязи? Джек ее вытащил.

Эви подняла глаза в окружавшей ее тишине, которая висела в комнате, словно облако.

– Топи. Мы собирали там что-то, мама, много лет назад, для твоего папы. Это было растение, желтое. Мы немного собирали, немного продавали, немного оставляли себе.

Ее мать внимательно посмотрела на нее, потом улыбнулась.

– Сфагновый мох, вот что нам нужно.

Все начали оглядываться друг на друга. Капитан Ричард произнес:

– Мох, вы сказали? Для ваз?

Ее мать улыбнулась ему и отдала машинку обратно Тимми.

– Не для ваз, капитан Ричард, мы использовали его для перевязки в тяжелые времена. Что же, лапушка, ты ведь права. Я должна была подумать об этом, но я слишком устаю теперь, чтобы думать. – Ее глаза были впалыми и потускневшими, что подтверждало ее слова. Она продолжила: – Сфагновые топи находятся за перекрестком Висельников. Эви, смышленое же ты дитя, ты должна была тогда быть еще совсем маленькой, и все-таки тебе удалось как-то выудить это из своей памяти.

Доктор Николс ударил кулаком по столу. Эви захотелось, чтобы стол уже оставили в покое. По части проливаний, хлопков и вот теперь ударов старый несчастный предмет мебели сегодня получил хорошую встряску. Лицо доктора светилось, когда он говорил:

– Боже милостивый, а ведь и правда. Его много использовали в Канаде в последнее время. Я читал медицинскую статью об этом, буквально на днях. Он обладает прекрасным впитывающим свойством, работает как губка, может вобрать в себя – ох ты – в двадцать раз больше своего веса. Шотландия – главный поставщик, но, если вы говорите, что использовали его… Я никогда не думал о здешних местах в связи с ним. Вы говорите, что он растет здесь, это точно? – Он потирал свои руки, а Матрона сияла. Собаки проснулись и спрыгнули с кресел, чтобы устроиться у огня.

Мама Эви снова отняла машинку у Тимми и на этот раз спрятала ее в складках своих пухлых рук, чтобы Тим уткнулся в них и оставил капитана Ричарда в покое.

– Да, так я и сказала, вы же слышали меня, разве нет? Или у вас проблемы со слухом, доктор Николс?

Он рассмеялся, как и все остальные. Капитан Ричард сказал:

– Он глухой разве? Я этого не знал.

– Замолчи, дорогой, – оборвала его Вероника.

Эви улыбнулась, глядя на мать с любовью. Сьюзан продолжила:

– Вопрос только в том, сможем ли мы собрать достаточно? Растения нужно очистить от всего лишнего, высушить, затем положить в муслиновые мешочки, в которых будет достаточно места, чтобы мох мог разрастись, и вот вы получаете перевязочный материал. Сам по себе он вроде как стерильный, что, конечно, очень удобно, но у вас есть стерилизаторы, так что используйте их, чтобы быть уверенными. Как я могла все это забыть? – она подняла руку ко лбу.

Капитан Ричард налил себе еще чая. Крышка чайника задрожала. Мистер Харви потянулся через доктора Николса, чтобы придержать ее. Ричард благодарно улыбнулся.

– Сфагнум – это греческое слово, обозначающее мох. Очень интересно, что…

– Нет, не интересно, Ричард, – сказала Вероника, и ее голос сорвался на крик, когда она засучивала рукава своей сестринской формы. Капитан Ричард проигнорировал ее и мирно закончил наливать себе чай, поставив чайник рядом с Эви. Она покачала головой, когда Вероника продолжила громко вещать: – Что интересно, так это как нам добыть перевязочные материалы для Истерли Холла быстрее всего. Мы завязли в банальностях, и, ради всего святого, мы не знаем ничего об Обе, хотя он чертовски точно выражался, когда обещал присылать телеграмму раз в неделю, так что замолчите и оставьте чертовым грекам их гречить самих себя.

Установилась полнейшая тишина, пока на этот раз ее не нарушила Матрона, произнеся:

– Боже, если это не фраза кого-то из наших яслей, тогда я не знаю, что это.

Доктор Николс разразился хохотом, и Эви повернулась к нему.

– Вы можете высунуть эту противную трубку изо рта. Не думайте, что я не видела, как вы сняли кусочек табака с языка и кинули его на чистый пол Энни.

Миссис Мур взяла еще одно печенье. Эви увидела и это:

– Вам это не нужно. Доктор Николс сказал, что вам стоит сократить употребление. – Она встала, оглянулась, затем села снова. В списках было так много раненых, так много убитых. Черт. Черт. Где же они?

Миссис Мур расправилась со своим печеньем и взяла еще одно, похлопав Эви по коленке. Эви сжала ее ладонь. Она просто не смогла совладать с этим чувством. Слишком много имен было в списках павших, слишком многие проходили через их двери, нуждаясь в перевязке, умирая, плача. Матрона расправила плечи, выставив вперед широкую грудь, на ее лице была написана невыносимая усталость. В кармане Эви лежало письмо от Грейс, написанное карандашом, которое она получила два дня назад от члена добровольческого корпуса, который сопровождал конвой с ранеными до Ньюкасла.

Она надеялась, что в нем будут хорошие новости, – в каком-то смысле так и было. Грейс понравились крошки; она была бы рада добавке, но в следующий раз желательно одним куском. Она писала, что они с Джеком поговорили и поняли, что их жизнь будет двигаться дальше, что у нее в полевом госпитале есть симпатичный американский хирург, а Джек будет счастлив с Тимом и Милли. Они с Джеком оба распознали в своем чувстве любовь, и Эви может больше не беспокоиться. Она добавила, что будет для Джека почтовым голубем и станет передавать новости о его сохранности его семье по окончании каждой атаки, хотя знала, что Оберон тоже телеграфирует. Когда она услышит что-нибудь от Джека, она также пошлет телеграмму. Но записка была написана 11 марта. И до сих пор телеграммы не было.

Капитан Ричард накануне попытался навести некоторые справки по настоянию Вероники, и его бывший адъютант Потти Поттерс сказал ему, что Стрелки были разбиты и что отдельные группы присоединились к другим частям, что там был полный хаос, но он даст ему знать, если поступят какие-либо новости. Общая нервозность нарастала.

Матрона произнесла:

– Обладаем ли мы вашим безраздельным вниманием, мисс Эви Форбс?

Эви осознала, что все взгляды направлены на нее.

– Если так, то, возможно, я могла бы продолжить, потому что вы только что спасли нашу ситуацию, как вы часто делаете, находясь в раздражении.

Улыбка Матроны осветила все вокруг, и она действительно продолжила, пока Эви пыталась заставить себя сконцентрироваться.

– Если вы использовали этот мох ранее, Сьюзан, и знакомы с процессом, то я бы испытала большую радость и облегчение, если бы вы отвели небольшую команду к топи. Я полагаю, доктор Николс, что мох способен удерживать впечатляющие объемы гноя и других жидких выделений – гораздо больше, чем хлопок, – и поэтому может быть поистине бесценен.

Миссис Мур отложила четвертое печенье, не притронувшись к нему, и ее плечи передернулись.

Ричард высвободил обрубок своей левой руки и кивнул.

– Прекрасно. Это значит, что какое-то время мы сможем использовать хлопок для защиты.

– Сиди тихо, Ричард, – отрезала Вероника. Казалось, это было единственное, что она сегодня делала.

Эви отпустила руку миссис Мур и допила свой чай, который почти остыл, полная гордости за свою мать, когда Сьюзан произнесла:

– Он прекрасен для ожогов, и перевязки изо мха не так сильно нагреваются, как хлопок. Извините, мне стоило вспомнить об этом раньше.

– Дорогая, ранее мы в этом не нуждались, – сказала Матрона тихо, пытаясь не встречаться глазами с Эви и Вероникой.

Миссис Мур сжала руку Эви снова.

Следующим утром Эви успокаивала Старого Сола, когда собаки с лаем набрасывались на него, пока мистер Харви не позвал их обратно в дом. Затем Эви позволила сержанту Бриггзу запрячь лошадь в повозку, которая отчасти принадлежала ее семье и семье Саймона.

– Красивый старый мальчик, – прошептала она в его бежевую гриву. Рядом со Старым Солом было место для Салли, кобылы Грейс, и повозки Мэнтонов, которую пастор Эдвард Мэнтон, брат Грейс, обещал пригнать. Он приехал переполошенный и быстро соскочил с повозки.

– Мне очень жаль, что я не смогу остаться помочь, Эви. Дела прихода.

Он стащил с повозки свой велосипед и заправил брюки в носки.

Улыбка Эви была вполне искренней, когда она пригласила его на кухню для быстрой чашечки кофе, обходя Энни и посудомоек, готовящихся к завтраку, и Дейзи, которая зашла за чайными листьями, чтобы протереть в гостиной. Мысль о милом Эдварде, человеке с двумя левыми ногами, странным чувством направления и тенденцией к тому, чтобы все время сворачивать с пути в сторону небесного эфира, который пытается помочь, была не очень успокаивающей. Намного лучше ему было заниматься своим делом.

Ее улыбка исчезла, когда в двери вырос Ричард, закрывая проход в центральный коридор. Он покачал головой:

– Отсутствие новостей – это хорошая новость, – сказал он, опираясь на трость и пытаясь выставить свою деревянную ногу так, чтобы не упасть. Он запрещал помогать себе. С облегчением она оставила Ричарда и Эдварда вдвоем, вернувшись к повозкам.

Вероника собиралась править своей двуколкой, запряженной Тинкер, везя столько волонтеров, сколько можно было туда впихнуть. Остальные должны были ехать на велосипедах до фермы Фроггетта, а потом обходить холм, за которым располагались топи, пешком. Гарри Траверс вместе с капитаном Нивом, который накануне был признан годным для военной службы и должен был вернуться к исполнению ограниченных военных обязанностей в конце недели, должны были управлять повозкой Салли и отвечать за погрузку на нее мешков со мхом, а ее папа, который на этот день взял вторую смену в шахте, и Бен, его марра, повести повозку со Старым Солом и погрузить мох на нее. Все остальные, у кого были две руки и две ноги, должны были принимать мох у сборщиков. Среди принимающих был и Стэнхоуп, у которого оторвало пальцы, когда ручная бомба взорвалась слишком рано, но очень ловко управлявшийся с оставшимися большими. Сержант Харрис в жестяной маске и капитан Симмонс без половины ноги должны были поднимать мох на телеги.

Они ехали до топей около часа – Эви вместе с капитаном Нивом, – и все это время дул сильный ветер. На обочинах первоцветы сражались с холодами ранней весны. Через несколько недель должны взойти примулы. Цветы боярышника вот-вот обещали распуститься. Сразу по приезде женщины подобрали свои юбки, мужчины подвернули штаны, все сняли ботинки и отправились на поиски босыми. Торф был ледяным и скользким, и пальцы Эми утопали в нем. Она оставила миссис Мур с Энни, чтобы они приготовили обед. Это был кролик и бекон с лепешками из зелени и целая гора морковки, что согласовывалось с желанием Ричарда обходиться без изысков. Это было то же блюдо, что Эви и миссис Мур подавали на прошлой неделе, но если это помогало Ричарду почувствовать, что он делает полезное дело, предлагая способы сэкономить, и таким образом придавало ему уверенности, тогда они не были против.

Зачем им обременять его знанием того факта, что они время от времени добавляют в блюда вино, «спасенное» мистером Харви из погребов лорда Брамптона, согласно указанию мистера Оберона, данному во время его посещения на Рождество? Он даже положил в стол собственноручно подписанное разрешение на случай, если лорд Брамптон решит провести полную ревизию винного погреба.

Мать Эви объяснила, что они должны просто снимать верхний слой.

– Вот так, – показала она. Эви потянулась к трясине, ухватилась за кусок мха, потянула его вверх и отжала, как это делала ее мама и, как она сейчас вспомнила, делала она сама, а рядом с ней стоял Джек, милый, милый Джек. Вода текла по ее рукам и заливалась в рукава. Она кинула мох тем, кто ожидал его для погрузки, чувствуя прилив новой энергии, которая заняла в ней место той, покинувшей ее, когда они подкармливали панику и тревогу друг друга.

– Давай-ка, Эви, ты отстаешь, – крикнул капитан Нив с повозки. Джек сильный, он выживет. Она будет верить в это. Она должна.

Джон Нив выглядел теперь гораздо лучше, его раны от шрапнели затянулись, и бедро окончательно восстановилось, когда доктор Николс достал последние осколки из области рядом со спиной несколько месяцев назад, делая его снова готовым к службе. Николс держал его в госпитале столько, сколько мог, и однажды кто-то слышал, как он сказал Матроне, что парень свой долг уже выполнил. Но, очевидно, действующая власть не могла позволить себе роскоши дать опытным офицерам держаться подальше от войны.

– Ты занимайся своим делом, дружок, – парировала Эви. – Я медленно запрягаю, но быстро еду.

Она крепче повязала свою шаль и принялась за дело с удвоенной силой. Она ему покажет. Снова и снова она нагибалась за мхом, выжимала его так сильно, как только могла, чувствуя, как он царапает ей руки. Это было неважно. Она смеялась Веронике и своей матери, потому что знала, что гонка уже началась. Джон Нив кричал, когда она посматривала в сторону повозок Форбсов и Мэнтонов:

– Давай же, мы проигрываем.

Он складывал ее кучку в передней части повозки, а Гарри грузил чуть больше сзади. Урожай ее матери и других волонтеров отправлялся в повозку, за погрузку которой отвечал ее отец. Она оглянулась. Бен смотрел перед собой на болота.

– Думаешь о своей следующей картине, Бен? – спросила она.

– Точно так, красавица. Думал, что зал для прислуги не помешало бы как-то оживить.

– Нельзя сказать, что ты не прав, – ответила она, потягивая спину.

Джон сказал:

– Хватит с тебя, красавица. Наполни этот тюк.

Она и ее папа рассмеялись:

– У тебя не очень-то выходит джорди[7]7
  Джорди – название акцента жителей Ньюкасла (прим. пер.).


[Закрыть], парень, – сказала ему Эви. – Так что попробуй еще раз.

Джон крикнул:

– Шевелись-ка, старушка.

Ее отец прокричал:

– Так намного лучше!

Эви вернулась к работе. Солнце пробивалось из-за туч, давая слабое тепло, но все же тепло. Они продвигались дальше по болоту, повозки – за ними. Ее руки болели, но какое это имело значение? Им нужен был мох. Гарри Траверс обратился к ней:

– Мы выигрываем, Эви. Продолжай идти.

Она выпрямила спину.

– Тебе легко говорить, красавчик. Это у нас тут мерзнут ноги, ноют руки и мокнут рукава.

Наконец, настал полдень.

В глубине тележки Форбсов были уложены сэндвичи для работников, и все было совсем как тогда, во время сбора морского угля, но теперь вместо влажного угля в тележку был свален упругий мох в тюках из мешковины. Вероника сказала:

– Миссис Мур оборудует склад для яблок, чтобы разложить там мох. Старый Стэн сейчас заменяет некоторые части обвалившейся крыши на стеклянные, так что она будет нагреваться в солнечную погоду, что поможет ему высохнуть, и еще там можно устроить сквозняк, открыв две противоположные двери, что также поможет. Еще он составляет график, по которому мох будут переворачивать добровольцы и пациенты, которые хотят помочь. Они также будут освобождать его от всего лишнего. Некоторые деревенские придут позже сегодня, а также завтра, чтобы помочь с раскладкой. Остальные будут шить марлевые мешочки. Лучший мох пойдет на перевязку, тот, что похуже, – на прокладки для дизентерийных больных и для наложения шин, самый негодный мы выбрасываем.

Гарри спросил, отхлебывая чай из кружки:

– Стерилизаторы в больничном крыле должны сделать свою работу, ведь так? Я подумал, что, может, для капитана Уильямса будет неплохо заняться каким-то проектом по предоставлению стерилизаторов и нам, а также по исследованию возможностей их обширного применения?

Джон Нив бросил в него хлебной коркой. Гарри увернулся и засмеялся. Джон сказал, подмигивая Эви и Веронике:

– Не просто симпатичная мордашка, а?

Он бросил другую корку в Рональда Симмонса.

– Тогда как у тебя, мой друг, мордашка, безусловно, симпатичная, с носом или без него.

Все заулыбались. Матрона сказала, что слышала о канадском докторе, работающем на юге Англии, который утверждает, что сможет сделать что-то с лицами, и сейчас она пытается разузнать больше.

– Хорошая идея, Гарри, – сказала Вероника, спрыгивая с края повозки и отряхивая руки. – Мы оборудуем рабочее место для Ричарда в кабинете отца. Эви и миссис Мур получат назад свою кухню, а я перестану быть такой фурией.

– О нет, это вряд ли, – послышалось со всех сторон.

На следующий день такси за капитаном Нивом прибыло к дверям за час до обеда, ярким сияющим утром, когда небо такое голубое, что птицам хочется петь. Мистер Харви спустил его портмоне вниз по лестнице, как он делал для всех отбывающих, несмотря на звание. Эви проводила Джона Нива до такси. Он поцеловал ее руку, потом улыбнулся и распахнул перед ней объятия. Она обняла его.

– Будь осторожен, будь удачлив.

Он произнес:

– До этого момента – я был. Одно пребывание здесь стало чем-то, что полностью изменило мою жизнь. Когда я думаю о всех тех людях, что я здесь встретил, – особенно о тебе, Эви, – я понимаю, насколько много это для меня значит. Верь, что твоим мужчинам не угрожает опасность, Эви Форбс. Верь в это, пока не услышишь обратное, и не оставляй свои мечты об отеле. Впрочем, возникнет проблема – твои гости не захотят уезжать и оставаться без твоей доброты и твоей готовки.

Матрона вышла к ним, шумно ступая по гравию. Они пожали руки. Капитан Нив раскрыл объятия и перед ней. Она встала в полный рост и вся подобралась. Это выглядело впечатляюще.

– Этого вполне достаточно, молодой человек, – сказала она.

Капитан Нив засмеялся и не прекращал смеяться, когда бросал свою обязательную для капитана трость на заднее сиденье такси и погружался в него вслед за ней. Они махали ему вслед, пока такси с ревом выезжало по подъездной дороге. Матрона крикнула:

– Будь осторожен, молодой Джон. Ты просто будь осторожен. Я не хочу, чтобы наша работа обратилась в прах, – по ее лицу бежали слезы.

Не глядя на Эви, она сказала ей:

– Ты не будешь ничего говорить, поняла меня? Ты не будешь ничего мне говорить. – С этими словами она приложила ладони к лицу, выпрямила плечи и направилась обратно внутрь.

Эви еще раз помахала, и тут увидела Нормана, мальчика-почтальона из Истона, который ехал на велосипеде, опустив голову, по дороге к их дому. Он проехал мимо такси, которое остановилось. Она увидела, как Джон высовывается из окна и наблюдает, как мальчик подает назад. Норман со всей силой жал на педали, пытаясь набрать скорость на гравии. Эви услышала, как он тяжело дышит, когда он подъехал ближе. Он затормозил и остановился, глядя на Эви через плечо, что он делал в последнее время почти всегда, говоря, что не может больше смотреть людям в глаза.

Он полез в свою кожаную сумку.

– Вот, Эви, передай эту штуку леди Веронике, – он облизал грифель своего карандаша и сунул ей телеграмму. Она расписалась за нее. Он пихнул бланк в сумку, развернул свой велосипед и покрутил педали, уезжая прочь. Джон Нив выбрался из машины и на этот раз жестом попросил мальчика остановиться.

Норман остановился. Они поговорили. Эви пронесла письмо в прихожую. В комнате отдыха на носилках лежало несколько человек – это место было отведено для посещений, а в бильярдной пациенты располагались на матрасах, она была предназначена для отдыха и досуга представителей всех званий. Нев-Шапель подорвала все установленные порядки. Мимо Эви прошел дежурный. Она передала телеграмму ему.

– Передай это прямо в руке леди Веронике, Сид, если тебя не затруднит.

Он растянулся в улыбке:

– Это порадует ее. Она ждала достаточно.

Эви поспешила к лестнице, направляясь на кухню. Она должна верить, что это хорошие новости. Она должна. Она должна. Потти должен был сказать им, если это не так. Да, конечно же, это так, и она была рада, что сегодня они нарушили распоряжения капитана Ричарда и придумали золотой суп, за которым сегодня последует свинина с домашней фермы с печеной картошкой и капустой, взращенных на землях Истерли Холла. А за ними, в свою очередь, последует медовый кекс с заварным кремом. Людям уже рассказали. Радостное возбуждение носилось в воздухе, и капитан Ричард, должно быть, уже и забыл свои указания.

Она спрыгнула с лестницы. Медовый кекс был предложен юным Дереком Хейсом, которому было всего восемнадцать, но он уже лежал здесь. Его война была окончена, его нога осталась где-то во Франции. И что, застрелился он после этого? «Да кого это вообще волнует, – как-то сказал Эви доктор Николс, когда они прятались от ветра под старым кедром. – Это гораздо лучше, чем потерять рассудок».

Мистер Томас, пасечник из Хоутона, сказал им, что сейчас очень большой спрос на мед, так как люди продолжают запасаться впрок, поэтому он, вероятно, не сможет снабжать Истерли Холл необходимым количеством на регулярной основе. Но все равно, сегодня в кексе будет пара лишних ложек.

Когда Эви спешила вниз по коридору, она вспомнила, что у семьи Гарри Траверса были ульи. Когда он собирался уезжать туда, это был единственный раз, когда этот молодой человек не веселился, такова была его заинтересованность в этих маленьких негодницах. Она должна напомнить ему, чтобы он продал им несколько банок из дома, ведь он вновь скоро туда вернется. Деревянная нога, которую папа и Том, кузнец, сделали для него, казалось, работала отлично, если можно судить по мероприятию на болотах. Но он, конечно же, еще вернется, потому что культя будет зарубцовываться и нужно будет сделать кое-какие улучшения.

На кухне Энни уже была по локоть в муке, а миссис Мур проклинала добровольцев, взявшихся за овощи, за то, что они слишком легкомысленно относились к мытью листьев. Повсюду разносился богатый аромат нежной свинины, тушившейся в нескольких бутылках мерло, – спасибо за это Оберону, а вот Роджеру знать об этом необязательно. На секунду Эви будто увидела широкую улыбку Оберона, светлые волосы, ниспадающие на его лоб, и глаза, даже более синие, чем у Сая. Да уж, этот красавец превратился в хорошего, очень хорошего человека. Она почувствовала себя счастливее, чем была уже очень долгое время, и запела: «Если бы я была единственной девушкой на свете, а ты…»

Она увидела, что миссис Мур смотрит на нее, хотя нет, не на нее, а мимо, и мимо Энни, и мимо миссис Барнс из деревни, которая прекратила нарезать картошку. Она замолчала и обернулась. Это была Вер с телеграммой в руках, белая как штукатурка. Капитан Ричард стоял позади нее, опершись на дверную раму, его лицо было неподвижно.

– Возьми его, – сказала Вер.

– Прочти его, – настояла Эви.

Капитан Ричард захромал вперед, используя свою трость, и выхватил телеграмму.

– Миссис Мур, не могли бы вы, пожалуйста, предложить Эви и Веронике присесть. Энни, чай, быстро. Миссис Барнс, не были бы вы так добры продолжить приготовления к обеду. Жизнь должна продолжаться.

Миссис Мур взяла обеих женщин под руки и заставила сесть. Эви вспомнила, как Саймон пришел сообщить ей, что Тимми, их милый паренек, погиб. Тимми. Тим. Милли.

– Кто-нибудь, приведите Милли, – сказала она твердым, спокойным, не своим голосом.

Миссис Барнс оставила картофель, который она мыла в цинковой раковине, на кухне, потому что теперь они его больше не чистили. Каждая унция продукта должна быть сохранена. Эви смотрела, как она спешит в прачечную, и ее бледно-голубая форма натягивается на ее полном теле. Они услышали, как раздался вскрик, когда миссис Барнс сообщила новость, шум от бегущих ног, и вот Милли появилась, налетев на капитана Ричарда, почти сбив его с ног. Миссис Мур закричала:

– Милли, сядь.

Она потянулась к капитану Ричарду и вернула его в вертикальное положение, словно кипящий чайник, – так подумала Эви. Чертов кипящий чайник.

Телеграмма была от Потти, не от Оберона.

«Дстч. Капитан Брамптон пропал, предположительно убит точка почти наверняка относится к Срж. Форбсу точка Кпрл. Престону точка Фрэнсису Смиту точка мои соболезнования».

Эви услышала чей-то крик. Потом пощечину. Крик прекратился. Миссис Мур потирала свою руку, и так распухшую от ревматизма.

– Ты должна взять себя в руки, Милли.

– Фрэнсис? – сказала Эви. – Фрэнсис?

Милли выла, раскачиваясь на стуле.

– Роджер, чертова ты дура, Эви. Его имя Фрэнсис Смит, ничего-то ты не знаешь.