Текст книги "Истерли Холл. Раскол дома"

Маргарет Грэм
Истерли холл. Раскол дома

Глава 1

Истерли Холл, май 1936 г.

В день свадьбы Джека Форбса Эви Брамптон, одна из владельцев отеля «Истерли Холл», шеф-повар и жена достопочтенного Оберона Брамптона, заливалась громким смехом и, гоняясь за леди Вероникой Уильямс, сбежала по ступенькам двора и устремилась на кухню.

– Чуть не поймала! – крикнула Эви, когда обе пошли по коридору, но тут Вер рванулась вперед и со смехом вбежала на кухню.

Вслед за ними по лестнице с трудом спускалась миссис Мур, приговаривая:

– Эй, дамы, вам, дурищам, обеим уже за сорок, а ведете себя как в детском саду. Эви, кто будет заканчивать свадебный фуршет? А тебя, Брайди Брамптон, Христом богом прошу: хватит болтаться в конюшне. Маме нужно попробовать твои канапе. Лошадь пока обойдется без твоих ласк.

Эви и Вер, вскинув брови и давясь от смеха, повисли друг на друге, чтобы не упасть. Плита, к которой они прислонились, еще не остыла после того, как в ней выпекали пироги. Вер шепотом сказала:

– Ей бы только командовать. Никак не уймется.

Эви покачала головой. Смех все еще звучал, когда миссис Мур, не переставая сыпать указаниями, добралась наконец до нижней ступеньки. Под конец до них донеслось:

– Брайди, ласточка, иди сюда немедленно. Эви хоть и твоя мама, но она к тому же еще твоя начальница. И не забудьте все помыть руки перед тем, как будете прикасаться к пище, будьте так любезны. Ну что ты будешь делать, если бы не я, все бы уже полетело в ведро.

Эви и Вер выпрямились и одернули шелковые, пастельных тонов форменные платья. Эви поплотнее надвинула свадебную шляпку на лоб и, обойдя громадный кухонный стол, направилась к фартукам, висевшим на крючках на стене в противоположном углу кухни. Вер последовала за ней.

– Надо же, восемьдесят лет, и такой зычный голос, храни господь нашу престарелую куколку.

Эви, смеясь, бросила фартук Вер, женщине, которая была ее лучшей подругой, партнершей в гостиничном деле и сестрой ее мужа.

– А как мы управимся с готовкой, если она полностью удалится от дел? Лучше не думать об этом. И вообще, я ее просто обожаю.

И, зная, что миссис Мур услышит, поскольку старая повариха уже заходит в коридор, где оставляли обувь, она произнесла нарочито громким голосом:

– Когда тебе за сорок – это еще не старость, а вот кому за восемьдесят, те престарелые, это точно.

Подруги услышали громкий раскатистый смех миссис Мур и бросились в моечную – руки все-таки следовало помыть. В приподнятом настроении от предстоящего события – Джек и Грейси наконец женятся – они отправились в холодную кладовую, расположенную рядом с моечной, и уже через несколько минут раскладывали в формочки из теста принесенный оттуда невообразимо дорогой подарок – русскую черную икру. Формочки испекла и переложила остывать на решетки Брайди еще в пять утра. Когда все формочки были заполнены, Эви, подняв взгляд, увидела, что ее дочь в беспокойстве топчется на пороге, и взяла пару канапе.

Вер подтолкнула ее локтем.

– Эви, давай попробуем.

Подруги, лукаво улыбаясь, посмотрели друг на друга и, откусив по кусочку от канапе, с гримасой зажали носы.

– Мама, неужели они такие невкусные? – прошептала Брайди, широко раскрыв глаза-вишенки.

Миссис Мур подошла поближе и обняла Брайди за плечи.

– Да нет же, солнышко. Если бы они действительно были плохие, мама нашла бы более деликатный способ тебе об этом сказать. На самом деле канапе, почитай, само совершенство. Их глупые гримасы об этом и говорят. Они дурачатся, потому что в восторге от того, что твой дядя Джек и тетя Грейси наконец оформили отношения.

Она подтолкнула Брайди к огромному сосновому столу, над которым висели начищенные до блеска медные сковороды, служившие для приготовления пищи здешним обитателям еще до прихода миссис Мур в «Истерли Холл». Эви, улыбаясь, последовала за ними. Вот, думала она, стоят обе у дальнего конца стола, одна совсем старая, другая еще очень юная, миссис Мур и Брайди. У старой огромный опыт, приобретенный как до, так и во время этой страшной войны, когда в Истерли Холле был открыт госпиталь. Опыт накапливался и позже, когда здесь разместился отель. А юная Брайди, энергичная, нетерпеливая, впитывала как губка переданное ей знание.

За их спинами, в самом конце выстроенного у левой стены ряда кухонных плит, громко урчала печь. Эви затопила ее перед тем, как пойти в церковь на службу. Придется приглядывать за ней еще несколько часов. Всю кухню пропитал густой дух печеной картошки, доносившийся из крайней плиты, где картошку оставили томиться, чтобы подать теплой вместе с закусками. Эви глянула по сторонам и махнула людям из кухни и прачечной, сидевшим пока в зале для персонала. У них был перерыв. Потом они наденут свою праздничную форму и займутся делом: во-первых, им надо будет отнести угощение в Оздоровительный центр имени капитана Нива. Там, как всегда, лежало много пациентов, поправляющихся после травм, полученных, правда, не на войне. Они смогут присоединиться к всеобщему веселью.

– Вот он, наш отель. Целиком и полностью наш, Истерли Холл. В нем прошло семнадцать замечательных, мирных лет, – пробормотала Эви, стараясь справиться с нахлынувшими чувствами. Вер взяла ее под руку и проговорила:

– Да, они такими и были, правда же?

Все это время дела в отеле шли в гору, лишь слегка застопорившись в годы экономической депрессии. Оздоровительный центр имени капитана Нива продолжал вести свою деятельность по реабилитации раненых и травмированных людей. Джек и Март сумели обойтись без увольнений в шахтах Оберона, которыми они управляли. Они надеялись, что смогут начать разрабатывать новые угольные пласты, но продать уголь по приемлемой цене в эти тяжелые времена по-прежнему было проблемой.

Конечно, вести дела приходилось со всей разумностью, но во время войны и в послевоенные годы кухонные кулинары стали экспертами в деле приготовления великолепных блюд из ничего. В отель возвращались, уже как постояльцы, многие бывшие пациенты. Эви помнила и радовалась им, а они наконец смогли преодолеть боль тяжелых ран и воспоминаний и выйти на солнечный свет.

При мысли о войне, о мраке той жизни Эви дрогнула. Неужели эти времена снова возвращаются? В Хоутоне на прошлой неделе произошли стычки между коммунистами и фашистами, и то же самое творилось во многих крупных городах. В целом по стране безработица выросла. В Германии к власти пришли нацисты. Они захватили Рейнскую область. Во многих регионах Испании происходили забастовки и акты неповиновения власти.

Размышлять на эту тему было слишком болезненно, и она сосредоточилась на миссис Мур и Брайди, колдовавших над свадебным тортом. Кулинарное чудо стояло на сосновом кухонном столе с краю, накрытое сверху кусками муслина, в ожидании подачи на стол, и состояло из трех ярусов. Брайди обещала, что это будет что-то необыкновенное.

– Я надеюсь на улучшение, Вер. Не только во всем мире, но и в нашей семье.

Вер ничего не ответила, только плотно сжала губы и, подавшись вперед, дотронулась до стола – на счастье. Эви сделала то же самое. Ее радостное настроение постепенно начало улетучиваться.

Проклятая Милли. Жена Джека сбежала с немецким военнопленным из лагеря, располагавшегося неподалеку от Истерли Холла, но полтора года назад она совершенно неожиданно написала ему, предлагая развестись, чтобы он мог жениться на Грейси. Они все тогда так радовались – эта женщина после многих лет предоставила наконец Джеку свободу. Радовались, как оказалось, рано. Милли начала писать письма своему сыну, Тиму, которого Джек с Грейси вырастили после того, как она его бросила. Причем не просто писала, а приглашала в Германию. С этого все и началось.

Эви шепнула Вер, уже, наверно, в миллионный раз:

– Вот несчастье, Вер, теперь в нашей семье завелся фашист. Как такое возможно?

Вер кивнула:

– Да знаю, чего уж там.

Эви взглянула на часы. Одиннадцать двадцать. Надо будет выйти к фотографам, когда новобрачные и гости приедут из церкви. Господи, почему они задерживаются? Брайди и миссис Мур, кажется, тоже еще не готовы. Стоят, полностью погрузившись в разговор.

Эви подошла поближе к столу, где были разложены двумя стопками списки, составленные еще на прошлой неделе. Она перелистала их, еще раз сверяясь мысленно: пироги в холодной кладовой, куриные ножки, ветчина, картофельный салат, парниковый латук…

Вер прервала ее мысли. Наклонившись к Эви, так чтобы никто не слышал, она сказала:

– Естественно, эта зараза Милли будет поощрять Тима в его политических взглядах. Она всегда была дрянью. Помнишь, что они с этим ее пленным немцем устроили, перед тем как смылись? Разломали ульи Гарри Траверса, взорвали кедр, украли серебро. А теперь она хочет вернуть сына себе, по всей видимости, потому, что он уже достаточно взрослый и не будет от нее зависеть.

Эви схватила подругу за руку.

– Может быть, она изменилась. Мы этого не знаем, – шепотом сказала она.

Вер приглушенно засмеялась, но смех ее был жестким.

– Не глупи. Больше всего радости ей доставляет не воссоединение с сыном, а мысль о том, что новые взгляды Тима причинят горе Джеку и Грейс, не говоря о всех нас. Но с другой стороны, Тиму всего лишь двадцать с небольшим, и у него еще есть время разобраться во всем самому.

По другую сторону стола Брайди хихикала над какими-то словами миссис Мур и одновременно искала свой блокнот. Эви вытащила его из пачки бумаг, лежащих по соседству со списками продуктов, и подтолкнула в сторону дочери. Карандаш на леске потащился за блокнотом. Брайди сказала:

– Спасибо, мам, – и принялась что-то записывать.

Эви шепнула Вер, держа в руке списки, чтобы со стороны казалось, будто они что-то обсуждают:

– Сами Джек с Грейси говорят, что у парня есть полное право сделать собственный выбор, и не хотят осуждать его за принятые решения.

Брайди и миссис Мур теперь просматривали свои собственные списки десертов. Эви продолжала:

– Беда в том, что я вовсе не уверена, согласится ли Брайди с таким подходом. Я на самом деле страшно переживаю, когда они вместе. Она может сказать что-то непозволительное, но он ведь подзуживает ее. Ты заметила? Это просто гадко, а ведь они трое, двоюродные братья и сестра, всегда были близки.

Вер взяла подругу под руку.

– Брайди – дочка своей мамы, а яблочко от яблони, как известно, недалеко падает. Она будет крепко стоять на ногах, когда все мы уже ляжем в землю.

Они улыбнулись друг другу, и Эви сказала:

– Как бы там ни было, Милли еще им не завладела полностью, Вер. Парень работает и живет в Ньюкасле. Переживания начнутся, если он переедет в Берлин.

Вер произнесла ровным тоном:

– Не будем думать об этом.

Подруги замолчали, глядя на Брайди и миссис Мур. Они старались не смотреть на часы, потому что, если с тортом что-то будет не так, им понадобится время, чтобы все исправить. Прошло еще пять минут, и Эви подумала, что, может быть, стоит их поторопить, но наконец, слава богу, Брайди и миссис Мур начали разворачивать муслин, накрывающий торт. Эви громко сказала:

– Папа так гордится тобой, Брайди. Ему не терпится увидеть твою работу.

Вер добавила:

– Мы все гордимся.

Она шепнула Эви:

– Ей нравится быть главной героиней, правда? Такая умница!

Вслух она произнесла:

– Ты знаешь, Эви, Брайди не будет вообще обсуждать торт, она сказала, что нужно подождать. Представь, я думаю, что в кулинарии она со временем может перещеголять даже тебя, моя дорогая. А белокурые волосы, которые она унаследовала от Оберона? В общем, мальчики будут виться вокруг нее, как пчелы вокруг меда.

– Ой, тетя Вер, – вспыхнула Брайди, перехватывая муслин.

– Только через мой труп, – пробормотала Эви, прекрасно зная, что Оберон отгонит их, не успеет она даже с места тронуться.

– Твой труп очень даже можно организовать, – парировала Вер.

Эви тихонько засмеялась.

– Ага, кто бы сомневался. Но я уверена, что с Брайди во главе репутация Истерли будет надежно защищена, поскольку, дорогая Вер, когда-то мы станем старыми и дряхлыми.

Миссис Мур резко обернулась.

– Это кто там старый и дряхлый? Я вам покажу! Брайди, ты готова? Начинаем, деточка.

Эви смотрела, как обе, молодая и старая, взмахнули муслином, открывая взглядам готовый торт. Когда легкая ткань опустилась вниз, Брайди свернула ее в узел. Она стояла перед матерью, раскрасневшись от волнения, и Эви подумала, что в серо-голубом шелковом платье, темно-синем пиджаке и в шляпке такого же цвета с пером дочь выглядела необыкновенно красивой, а торт был выше всех похвал.

Несколько секунд стояла тишина, потом Эви наконец обрела дар речи.

– Великолепно! Никогда не видела ничего подобного, правда-правда.

Миссис Мур похлопала Брайди по плечу:

– Ну да, мы отлично сработались. До чего у девочки проворные пальчики.

– Ваш совместный триумф, поздравляю. Торт выше всех похвал.

Эви подошла к Брайди. Как она любила свою дочку, и миссис Мур тоже! И как можно так легко поддаваться дурному настроению из-за этой Милли, в сердцах подумала она.

– Ну что ты думаешь, мам? – спрашивала тем временем Брайди.

– Я просто стараюсь вспомнить, видела ли я такое чудо раньше, и не могу. Джек и Грейси будут так рады.

На сердце у нее полегчало. Ведь сегодня – свадьба ее брата, радостный день, и ее дочь не только помогла испечь торт, но и сделала великолепные канапе, десерты. Сама Эви в пятнадцать лет ничего этого не умела.

Вер кружила вокруг стола, с благоговением посматривая на свадебный торт. Чудо кулинарии предстояло перенести на улицу, под тент, а заниматься этим будет Кевин, до войны мальчик-коридорный, а теперь руководитель команды работников отеля.

Брайди подлетела к Эви.

– Мам, миссис Мур позволила мне сделать глазурь. Какая же она умелая повариха, правда, хоть у нее и распухшие руки. А поварихи все болеют артритом?

– У меня нет артрита, значит, не все, – ответила Эви. – Верно, что она много умеет. Это она научила меня всему, что я знаю.

Со двора послышался шум мотора. К гаражам подъехал автомобиль. Через секунду раздался стук в дверь, и кто-то побежал вниз по лестнице открывать. Эви обняла дочь, и обе они засмеялись.

Эви сказала:

– Если не ошибаюсь, там топчется Джеймс. Пока он не пришел, хочу тебя попросить: напомни мне, чтобы я проследила, что тебе достался бокал шампанского. Ты заслужила его, хотя, пожалуй, тебе еще рановато.

– Мне почти шестнадцать, мам, – Брайди явно разозлилась.

Эви рассмеялась.

– Ой, ну смотрите, какая старушка.

На кухню со стуком вошел Джеймс Уильямс, сын Вер и Ричарда. Костюм его помялся, галстук сбился на сторону. Он бросил шляпу на стол, и миссис Мур тут же рявкнула:

– Ну-ка, убрать немедленно!

Джеймс переложил шляпу на одну из табуреток и торопливо подошел к Эви и Брайди, стоявшим у буфета. С разгоряченного лица стекали капельки пота.

– Тетя Эви, после службы я в конце концов отвез дядю Джека, тетю Грейс и Тима к фотографу. Мне пришлось очень жестко разговаривать со всеми в церкви, потому что они все там столпились и не желали и шагу ступить. Я как будто кошек загонял. Викарий едет сзади на велосипеде, но лучше бы он этого не делал. Он все время виляет, а это небезопасно. По правде говоря, он, по-моему, уже почти на небесах. Все время витает в облаках.

Его мать, леди Вероника, не обернулась. Она продолжала ходить вокруг стола. Взгляд ее был прикован к трем великолепным ярусам свадебного торта.

– Переведи дух, Джеймс. Да, мы понимаем, что ты вернулся, но теперь подойди поближе. Ты должен посмотреть и восхититься этим произведением искусства. По правде говоря, миссис Мур и ты, Брайди, я не удивляюсь, что у нас так много запросов на проведение свадебных торжеств в Истерли Холле.

Она потянулась к сыну и поцеловала его, потом перешла к Эви, Брайди и наконец к миссис Мур, целуя всех по очереди.

Джеймс крикнул в отчаянии:

– Вы все, послушайте! Я только сказал, что оставил невесту, жениха и Тима с фотографом, но дядя Джек упрямится. Он не хочет фотографироваться на ступеньках и говорит, что надо сделать фото на фоне кедра. Тим кипятится, потому что фотограф возражает. Меня послали сказать, чтобы вы с тетей Эви пошли и разобрались со всем этим.

Эви насмешливо улыбнулась мальчику и мотнула головой в сторону Вер.

Миссис Мур, неодобрительно цокая языком, проследовала мимо стола. Эви и Вер пошли за ней. Все три взялись за руки и пошли на выход.

– Успокойся, Джеймс, мы идем, – сказала Эви.

Они прошли в дверь, и Эви бросила через плечо:

– Джек прав, старый кедр все любят. Во время войны он приносил людям утешение. Посмотрите, как вырос этот новый кедр. Джеймс, проследи, чтобы Брайди не ускользнула в кладовую переживать по поводу десертов. Крем-брюле вышли просто прекрасные, она может собой гордиться. Брайди, прикрой торт, красавица моя, и оба пойдемте с нами разбираться с фотографиями. Давайте по-быстрому.

Они уже спустились по ступенькам вниз, когда Эви услышала голос дочери:

– Мам, ну как вы с тетей Вер будете выглядеть в фартуках на семейных фотографиях? Как будто собрались рекламировать наш отель. С вас станется, с обеих.

Эви и Вер посмотрели друг на друга, сдернули фартуки и бросили их на руки подбежавшей Брайди. Миссис Мур ухватилась за перила и, поднимаясь на первую ступеньку, скомандовала:

– Брайди, когда пойдешь, не забудь закрыть все двери. Нам не нужно, чтобы эти шавки тут брехали, разгуливали и вынюхивали, где вкусное. Знаем этих дегустаторов.

Эви и Вер не пытались помогать старой поварихе преодолевать ступеньки, по опыту зная, что подобные предложения будут восприняты плохо. Поэтому они просто поднимались вслед за ней, слушая, как она пыхтит и отдувается. Когда она добралась наконец до верхней ступеньки, они вышли из дома и направились к кедру.

Джеймс поставил отцовский «Бентли», все еще украшенный белыми лентами, напротив второго гаража. Первый гараж служил игровой комнатой для детей персонала отеля и клиентов. Неподалеку была еще обустроена площадка под открытым небом с качелями и горкой.

Женщины прошли через двор мимо гаражей, миновали конюшни и пошли дальше по посыпанному гравием проезду. Впереди на газоне раскинулись тенты, а сам Истерли Холл находился правее. Три женщины шли под руку, представляя собой грозное зрелище, по шуточному выражению Джека и Оберона, «полчище чудовищ». Как по секрету признавался Эви Ричард, муж Вер, он бы не посмел такое сказать вслух.

Когда они захрустели по гравию, миссис Мур фыркнула:

– Видели во время службы у викария под рясой застежки для велосипеда? Вот чокнутый старикан!

Они прошли вперед и смешались с толпой.

Глава 2

Брайди поправила муслин. Она любила готовить и печь торты и пирожные и с радостью занималась бы этим каждый день. Господи, дурочка, но она же так и делала. Сначала она, миссис Мур и мама пекли свадебные торты, обильно используя фруктовую помадку. Бренди добавляли не только в помадку, но и со временем Брайди по капле заливала его сверху, так, что в конце концов алкогольные пары начинали жечь ей глаза, когда она смотрела, как жидкость пропитывает внутренность торта.

Мистер Харви, дворецкий, считал, что они тратят слишком много бренди в эти дни, когда экономическая депрессия охватила всю страну, но Эви возразила, что это особенное свадебное торжество, оно устраивается ради Джека, и более того, глазурь для торта будет делать миссис Мур. В ответ он проворно записал бутылку в расходную книгу и больше уже ничего не говорил. Миссис Мур была его супругой и в этом мире значила для него все, а кроме того, она непременно скажет ему, как он заблуждается, и не будет при этом стесняться в выражениях.

Брайди еще сказала, что все, что останется от торта, пойдет в пансионаты для пожилых шахтеров, организованных Грейси и ее братом недалеко от холма Корявого дерева.

Потом наступило время глазировать торт. Тогда, после целого дня на кухне и перед тем как отправиться в Центр капитана Нива проводить занятия по конной терапии, Брайди, как наставляла ее миссис Мур, внимательно смотрела и училась. Она наблюдала, как с помощью вращения образуется сахарная паутинка, как образуются более толстые сахарные узоры, и одновременно вдыхала сладкий запах. Ей захотелось пойти учиться в кулинарную школу, чтобы стать лучшим кондитером в мире и самым лучшим из всех, кто делал глазурь.

– Ну, Брайди, давай, – донимал ее Джеймс.

– Оставь меня в покое, – отрезала она, осторожно подсовывая муслин под основание подставки для торта и проверяя, что нож на месте.

Приходя на кухню, Брайди каждый день надеялась, что миссис Мур позволит ей попробовать себя в чем-то другом, помимо выпечки тортов. И наконец ей было позволено украсить глазурью поверхность каждого из ярусов торта и уже под самый конец сделать лук со стрелой под сердечком.

Она отступила назад и поправила складки муслина, чтобы ткань не давила на сердечко.

– Много в жизни приходится смотреть, многому учиться, правда? – сказала она, обращаясь к двоюродному брату.

Джеймс, не очень зная, чем хочет заниматься, решил поработать пару лет на Домашней ферме, там, где жила семья Брайди и где фермерствовал ее отец, Оберон Брамптон. И пока он ходил за плугом, понукая лошадь на Клайдсдейлс, он и принял решение: поехать в октябре в Оксфорд изучать классическую литературу. Он сказал, что достаточно насмотрелся на лошадиные задницы. А еще он сказал, что понимает, почему ее отец, вместо того чтобы болтаться без дела в отеле, стараясь не попасть под горячую руку, предпочитает вести мирную фермерскую жизнь и иметь время для размышлений. Но на что-то другое времени уже не остается. Неплохое сочетание.

Джеймс подошел к ней, отряхивая с губ крошки. Она бросила взгляд в сторону кладовой. Дверь была открыта, и она шлепнула его по руке. Он сказал:

– Я взял только одно канапе, так что не шипи. Неплохие, на мой взгляд, но, пожалуй, стоит съесть еще одно, чтобы знать наверняка.

Пепельные волосы падали ему на лоб, в голубых глазах играла насмешка.

Она снова шлепнула его и побежала закрыть дверь в кладовую.

– Только посмей, и я с тебя шкуру спущу, понял? И ответь-ка, пожалуйста. Папа говорит тебе, чтобы ты смотрел и учился, или ты просто любуешься лошадиными задницами?

Когда она вернулась к столу, Джеймс заглядывал под муслин. Присвистнув, он сказал:

– Умеет делать, старая. Здорово получилось. Нет, твой отец говорит, что лучший способ научиться чему-то – это влезть с потрохами в дело. Так что вот тебе ответ. В работе на ферме нет никакой романтики, это до черта трудно, но, как он говорит, лучше ферма, чем опыт его поколения, с которым им всем пришлось жить, – война и все такое прочее.

Брайди захлопнула дверь во внутренний коридор и заулыбалась, глядя сквозь стекло на людей, сидящих в зале для персонала. Моди, отвечающая за работу моечной и прачечной, показала пальцем на стенные часы. Брайди отреагировала, жестами показав, что всем пора переодеваться к торжеству.

Брайди заметила, что Изюм и Ягодка, четвертое поколение такс в Истерли Холле, уютно устроились там на диване. А Джеймс метнулся в кладовую и вернулся с еще одним канапе в зубах.

– Там нет никаких собак, – заявил он, повсюду разбрасывая крошки.

Брайди сняла фартук и повесила его на крючок.

– Ты прекрасно знал, что собаки у Моди, я просто уверена в этом. Ты гадкий, прожорливый мальчишка, Джеймс Уильямс.

Она направилась к выходу, оглядываясь, чтобы проверить, закрыл ли Джеймс за ними дверь. Они поднялись по лестнице и вышли во двор рядом с гаражами. Джеймс, давясь от смеха, пробурчал:

– Мне, между прочим, двадцать, имей это в виду, паршивое неразумное дитя.

Все эти препирательства были не чем иным, как их обычным способом общения.

По пути их остановило ржание Скакуна, и они повернули к стойлу, чтобы погладить его. Потом Брайди услышала, как их зовет мать:

– Эй, баламуты, где вас носит?

– Идем, – одновременно ответили они и напоследок еще раз потрепали Скакуна по шее.

– Ты славный старичок, – проникновенно шепнул Джеймс и спросил у Брайди: – Как дела у Тома? Помогают ему занятия?

Том Уэлш, молодой шахтер, потерял ногу во время одной из редких аварий – обрушения крыши – на шахте Олд Мод, которой теперь управлял Джек.

Брайди улыбнулась.

– Ой, мы поднимали его вчера в коляске по пандусу, а потом молодой Стэн и Клайв помогли усадить его на Скакуна. И мы сумели сделать так, что он удерживал равновесие. Ты бы посмотрел, дружок. За час он сделал круг по лужайке, и плечи оставались прямыми, глаза горели.

Джеймс кивнул.

– Умница, что тут скажешь. Иногда, Брайди Брамптон, ты можешь сложить два и два и получить четыре. Не часто, вообще-то ты никогда толком не умела считать, насколько я пом…

Снова послышался голос Эви:

– Идите сюда немедленно!

Они бросились бегом, Джеймс опередил ее и крикнул через плечо:

– А как дочка Скакуна, Фанни, проходит обучение? А та его кобыла, жеребая, как она? Не забывай, Брайди, что Скакун – старый боец, он прошел долгую войну и не будет жить вечно.

Она крикнула в ответ, пока они неслись по посыпанному гравием проезду, мимо свадебных тентов, установленных на лужайке перед кедром:

– Надоели эти разговоры об этой чертовой войне. Мы живем сегодня, об этом и будем думать, потому что у нас почти война, будь она проклята. Ты читал последние новости в газетах? Ты забыл, что фашисты открывают в Хоутоне Зал собраний Британского союза фашистов? Господи, это в шахтерской-то деревне! Так что у нас нет времени трепаться о прошлом, нам нужно понять, как остановить этих подонков прямо сейчас.

По ступенькам Холла спускался полковник Поттер. Он поднял глаза и вздрогнул, когда Брайди пронеслась мимо него, расшвыривая по сторонам гравий.

– Извините, дядя Потти, мы опоздали! – выкрикнула она.

Джеймс обратился к нему:

– Доброе утро, полковник Поттер. Простите Брайди ее ужасную речь и манеры. Не забудьте сфотографироваться, и вы тоже, сэр Энтони.

Потти засмеялся, и Брайди услышала, как он сказал своему спутнику, сэру Энтони Траверсу:

– Ох уж эта энергия молодости. Чувствуешь себя по сравнению с молодыми совсем никчемным, а?

Брайди уже выбежала на газон и увидела, что ее мать, нахмурившись, неодобрительно жестикулирует.

– О господи, – простонала Брайди, – она слышала, как я выражалась.

Как только она приблизилась к Эви, мать тут же потащила ее под ветви кедра. Мрачной была их тень, и так же мрачно смотрела на нее мать.

– Я уже не первый раз говорю тебе, Брайди. Следи за своим поведением. Не выражайся и называй полковника Поттера правильно. А если ты этого не делаешь, объясни мне, почему ты так себя ведешь.

Брайди хотелось вырваться и убежать, но по опыту она знала, что делать этого не стоило. Поэтому она сказала:

– Ой, мам, ну да, я знаю, я постараюсь. Но я всегда знала его как дядю Потти, поэтому забыла.

– Ну так не забывай. Чтобы больше этого не было. И не носись так. Ты раскидываешь гравий во все стороны. И еще раз повторяю, следи за своей речью. Некрасиво так говорить. Это совершенно не годится.

Брайди резко обернулась – до них донесся голос Тима:

– Что еще она наделала, Джеймс? Когда же она наконец вырастет?

Тим находился в толпе приглашенных, постепенно перемещавшейся в их сторону. Он стоял рядом с сэром Энтони Траверсом, главой ассоциации, финансировавшей деятельность Оздоровительного центра капитана Нива. Фотограф собирал отовсюду людей, чтобы сделать групповую фотографию. Брайди сверкнула глазами – тон Тима был холодным и враждебным, а вовсе не шутливым, как обычно. Она внезапно почувствовала себя утомленной и разочарованной и пробормотала:

– Черт, сколько же проблем в семейных делах.

Мать немедленно отреагировала:

– Это что за выражения, Брайди!

– Извини, мам.

Она продолжала смотреть на Тима. Как он красив – высокий, волосы с рыжеватым отливом. А глаза почти черные. Он не говорил, а отдавал команду Джеймсу, потому что теперь считал это для себя возможным.

– Удивляюсь, что он не надел свою форму чернорубашечника.

– Извини? – отозвалась Эви, собираясь уже выходить на солнце. – Я не расслышала.

Брайди сказала:

– Неважно.

Эви обернулась и знаком показала Брайди следовать за ней.

– Иди со мной.

Это был приказ, отданный тем особым голосом, который всегда означал: ты сильно рискуешь, юная особа.

Брайди последовала за матерью. Если у него действительно есть форма, возьмет он ее с собой в Германию завтра, когда отбудет туда повидаться снова со своей мамочкой?

Брайди почувствовала уже знакомую боль. Том отверг их с Джеймсом, хотя они всегда были так близки. Когда она вышла из-под кедра, Тим крикнул ей:

– Торопись и, ради бога, постарайся вести себя прилично.

Мать обернулась и предупреждающе нахмурилась.

– Брайди! не обращай внимания. Только не сегодня.

Но было уже поздно. Слова вылетали изо рта без остановки. Ну и пусть, плевать ей.

– Я уже взрослая и работаю не меньше, чем ты в своей душной конторке, к твоему сведению. И почему это ты так изменился, Тим Форбс? Ведь ты – Форбс, понятно? Тебя, красавец, испортила твоя чертова ма…

– Брайди! – рявкнул ее отец, говоривший в этот момент с фотографом. Она застыла на месте, ужаснувшись собственной смелости. Она увидела, как все замолчали и повернулись к ней. Джек окаменел, Грейси побледнела, а Тим вспыхнул. В голубом небе летали птицы, облака проплывали над головами, подгоняемые прохладным восточным ветерком, и это единственное, что двигалось за время, показавшееся ей часами, а затем отец направился в ее сторону, но Джек удержал его, покачав головой, и с усилием засмеялся. Она услышала, как он произнес:

– Они вечно цепляются друг к другу.

Джеймс сделал шаг в ее сторону, но Вер и Ричард его удержали. Брайди сглотнула, тело заныло от напряжения. Она не должна была этого говорить, это понятно, но почему никто из них ничего не сказал Тиму, когда он так себя повел? Впервые она задала себе такой вопрос и испугалась возможному ответу, потому что не могла вынести мысли, что никогда его больше не увидит.

Эви бросилась к ней чуть ли не бегом и, понизив голос, в котором тем не менее прорывалась ярость, сказала:

– Как ты смеешь, Брайди Брамптон? Как ты, черт возьми, смеешь? Мы все последние месяцы говорим об этом. Мы не обсуждаем Тима, ты поняла? Или ты так высоко о себе возомнила, что не хочешь выполнять просьбу дяди Джека?

Мать уже почти шипела.

Брайди сжала виски руками и затрясла головой. Хотелось убежать подальше от них всех, но вместо этого она подняла глаза:

– Теперь ты ругаешься, мама, это, черт возьми, не очень справедливо.

Эви погрозила ей пальцем.

– Ни слова больше, Брайди, кроме извинений. И говори, пожалуйста, потише. Сегодня не твой день, и не порть его другим.

– Но, мама, он такой высокомерный.

Эви еще сильнее погрозила дочери пальцем.

Брайди хотелось шлепнуть по нему, но она вдруг почувствовала, что ее ярость обратилась в какое-то ужасное молчаливое рыдание. Она сглотнула слезы, потом еще раз. Над головой под ветром качались кедровые ветви. Ей стало холодно и одиноко. Она прошептала: