Текст книги "Мелодия Бесконечности 2. Симфония чувств"

Едва сделав глоток, она и не заметила, как залпом осушила уже второй бокал шампанского. И только ощутив, как окружающая действительность потеряла резкость, а ноги – твердость, подкатила легкая тошнота и закружилась голова, она вспомнила, что настолько разволновалась после той неприятной встречи с Лауритой, что так ничего и не ела с самого утра.

Мей оглянулась в поисках, за что бы ухватиться, дабы не упасть. Она уже занесла свою ногу в изящной туфельке на высоком каблуке над … бассейном. И когда она успела выйти на задний двор?

Сильные руки подхватили её. Девушка повернула голову, икнула и замерла – это был Марк.

– Ты пила? – юноша нахмурил брови.

– Я… видимо, да, – она снова икнула и шмыгнула носом, в одной руке вертя пустой бокал, второй вцепившись в рукав его рубашки, – Господи, стыд-то какой… – замотала головой, и та снова закружилась.

– Считаешь, что это делает тебя взрослой? – Марк покачал головой, – Тебя проводить домой?

– Марк… помоги мне, – девушка захотела отступить, чтобы оправить его рубашку, которую она смяла, но совсем забыла, что стоят они у края бассейна, а когда вспомнила, то было уже слишком поздно, её нога ступила на воздух, и оба свалились в воду, – Бог мой, твоя одежда, она, верно, жутко дорогая… Марк, прости, я… – она закрыла лицо руками, отчаянно жмурясь, чтобы не зарыдать со стыда и досады, а когда подняла голову, то их мокрые лица оказались так близко. Между ними повисло напряжение ожидания и желания – эта близость в равной степени сводила с ума и пугала, но, видимо, там, на небесах, всё уже давно было предрешено для них

– К черту одежду. Мей, постой, погоди… – он пришел в себя от ощущения своих губ на её губах и с большим трудом заставил себя отстраниться, – Не обижайся, детка, но я всегда считал, что в этом процессе должны участвовать, как минимум, двое, а ты сейчас не в том состоянии. Я предпочитаю иметь дело с трезвыми женщинами. Да, и что я буду за мужчина, если воспользуюсь ситуацией – ты слишком дорога мне, чтобы поступать подобным образом. Сейчас нам лучше вернуться домой и сменить мокрую одежду.

И почему она так на него действует? Девочка хоть догадывается, чего ему стоит сдерживать себя, когда она рядом? Ещё немного – и его просто накроет. Она продолжала всхлипывать в его объятиях. А он не мог понять, от холода ли дрожит сейчас или от прикосновения её горячего тела.

Как всегда, легко, юноша выбрался из бассейна и помог выбраться ей. Если бы его пиджак не был промокшим, он бы накинул его ей на плечи – она сейчас выглядела такой особенно маленькой и хрупкой. Он ещё не знал, насколько неисповедимы пути судьбы, которая уже готовит ему лучший из своих даров. Как не знал он ещё и того, что его женой, всё-таки, суждено стать миниатюрной брюнетке, и имя её будет начинаться на букву "М" – только ею будет не Маргарита, как он полагал в начале.

Мысли Марка прервали появившиеся новобрачные:

– Прости, Пит, у нас тут непредвиденные обстоятельства, – парень пожал руку удивленного Питера.

– Ох! – сердобольная Евангелина накинула девушке на плечи свою меховую накидку, та благодарно улыбнулась, очень стараясь не стучать зубами от холода, – А что это вы в таком виде? На улице уже давно не лето – вы рискуете опасно заболеть, возможно, даже с осложнением. Подумать только – вы же насквозь промокли!

– А мы вас уже обыскались, – на задний двор вышли Джон с Маргаритой, вместе с Ондзи искавшие Марка, который, как сообщил им сам Танака-сан, прибыл вместе с ним, но так и не появился в зале.

– Что это с вами? Искупаться решили? Так, не сезон уже, – усмехнулся азиат, открепляя от связки изящный блестящий ключ, и протянул его, – Вот ключ от комнаты на втором этаже – там отдельный санузел, мини-бар и в шкафу должно быть кое-что из одежды. Сразу прошу простить меня, что не предлагаю вам наилучшие апартаменты – их я уже обещал молодоженам.

– Тогда, чур – я первая занимаю ванную! – девушка взяла у него из рук ключ и легко вспорхнула по ступенькам лестницы на второй этаж.

– Стій! Зачекай! (Стой! Подожди! Укр.) – Марк растерянно пожал плечами и последовал за ней, а компания обменялась догадливыми взглядами, – Дівчино, зачекай! Та зупинись ти нарешті. Що трапилося? (Девушка, погоди! Да остановись ты, наконец. Что случилось? Укр.)

Мей успела первой забежать в ванную и заперлась на щеколду. Видели бы её сейчас родители – это же надо было так опозориться. И перед кем? Ну, как так можно было? А казалось бы, ниже падать уже некуда. Нет, её совершенно не этому учили в семье. Её поведение абсолютно неподобающее. Что он о ней теперь подумает? О! Вот об этом размышлять ей совершенно не хотелось:

– Дура! Непробиваемая дура! – скинув мокрую одежду и встав под теплый душ, девушка с чрезмерным усердием принялась тереть свое тело губкой, словно пытаясь очиститься от своих пороков.

Когда она вышла, одетая в махровый халат, Марк стоял спиной к ней, обнаженный до пояса, полотенцем он вытирал мокрые волосы, выбирая из разложенных на кресле рубашек. Он услышал её шаги и обернулся. Девушка покраснела, но не отвела взгляда, продолжая зачарованно любоваться им.

– Со мной что-то не так? Почему ты так странно на меня смотришь? – парень вопросительно изогнул бровь.

– А ты? Почему ты так глядишь? – смущенно выдавила она, поплотнее запахнув полы халата, и они оба продолжили молча смотреть друг на друга, тяжело и сбивчиво дыша.

– Вспомнил, как в первый раз увидел тебя, – он тоже невольно залюбовался ею.

– С тех пор моя жизнь изменилась благодаря вам, – азиатка улыбнулась, игриво прикусив губу, и под его взглядом стало горячо.

– Если ванная свободна, то я пойду, приведу себя в порядок, – юноша поспешил проследовать дальше по коридору, ощутив потребность принять душ, ему о слишком многом нужно было подумать, – Поможешь мне потом выбрать рубашку? – эта девушка действовала на него странным образом, а он уже и не помнил, когда последний раз так реагировал на женщину, а к её атласной коже хотелось дотронуться губами и пальцами, познавая её на вкус и прикосновение, хотелось брать и дарить взамен всего себя без остатка. Хотелось ещё большего – прикасаться к её душе.

– Конечно! – маленькая японка несказанно обрадовалась этой возможности быть ему полезной, – А я пока присмотрю что-нибудь для себя, – она принялась деловито разбирать найденную в шкафу женскую одежду.

Для себя она выбрала серебристое платье с пышной юбкой и черный двубортный плащ с крупными металлическими пуговицами, что делало её похожей на поп-звезду в стиле диско.

В поддержку её собственного образа, она подобрала Марку серебристую рубашку и черный с серебристым шейный платок, за что была удостоена похвалы от него, и сердце её готово было взлететь до небес от ликования. Сама того не подозревая, она выбрала ту рубашку, которая давно нравилась Марку, он даже договорился с господином Танака выкупить её после показов.

Когда они спустились в зал, объявили медленный танец, на который дамы приглашают кавалеров, и девушка насмелилась взять его за руку и повести в общество танцующих пар.

И ощущение их сомкнутых пальцев, которые они не желали размыкать, вселяло такое чувство спокойствия и такой силы. Когда их взгляды скрещивались, пальцы соприкасались – сквозь позвоночник тело пронзали множество электрических разрядов, отзываясь покалыванием в кончиках пальцев и на губах. И когда танец закончился, они ещё несколько мучительно долгих секунд продолжали стоять в объятиях друг друга. И тут ей в голову пришла дерзкая идея, и она предложила продолжить этот вечер вдвоем, а он в ответ расписал достопримечательности местного парка и достоинства аттракционов и национальной кухни. Так, шепотом обменявшись несколькими фразами, но от самого его факта кровь быстрее побежала по венам, и сделалось невыносимо жарко и душно, они прошли мимо танцующих пар, поглощенных друг другом, и с облегчением ощутили на себе прохладу вечернего воздуха.

И прогуливаясь аллеями парка, они просто наслаждались обществом друг друга и этим спокойным и приятным вечером:

– Спасибо, Марк! – девушка внезапно остановилась, развернувшись лицом к нему, и обаятельно улыбнулась, – Это был один из самых лучших дней в моей жизни. Я с детства не чувствовала себя так легко… – она внезапно замолчала и притихла, сморгнув вместе с подступившими слезами мучительные воспоминания о безоблачных днях счастливого детства, когда её семья была рядом…

– Хочешь ещё мороженое? – испытав подобную трагедию в своей жизни, на каком-то ментальном уровне Марк уловил её переживания, крепче сжав её ладонь, подбадривая её своей теплой улыбкой, и Мей невольно улыбнулась ему в ответ и кивнула в знак согласия, – Я тоже. Тогда идем – купим самое вкусное.

– Лучше я тебя подожду тут – успокоюсь и приведу в порядок макияж, – она снова виновато улыбнулась.

– Подожди меня на этой скамье – я сбегаю куплю нам по порции, – он подмигнул, указав на ближайшую лавочку, – Я быстро – уже вечереет, и я не хотел бы оставлять тебя одну надолго.

– Не беспокойся, со мной будет всё в порядке, – она достала из сумочки сначала зеркальце и расческу, потом салфеткой вытерла под глазами размазанную тушь.

– Привет, крошка! – пока Марк ходил за пломбиром, а она оглядывалась по сторонам, изучая окрестности парка, словно по волшебству, начавшие меняться в свете вечерних фонарей, возле её скамейки возникли люди из её прошлой жизни, которых вовсе не желала бы ни видеть, ни слышать, – Соскучилась за нами? – один из подошедшей троицы крепких парней присел тут же рядом, нагло навалившись всем телом на её плечо, больно вонзаясь пальцами в кожу, разворачивая к себе.

– Убери свои руки, придурок! – она резким движением поднялась со скамейки, убрав его руку, глядя дерзко и вызывающе, сплюнув после того, как прокусила ему вторую руку, которой он попытался повернуть её лицо к себе чтобы сорвать с её губ поцелуй, – Я уже давно этим не занимаюсь.

– Ах, ты, маленькая сучка! – размашистый удар ладони, сумочка её отлетела на газон, и хрупкая девушка не удержалась на ногах, разбив колено при падении, прижав руку к разбитой губе, из глаз брызнули слезы.

– Эй, парни, кажется, девушка ясно дала понять, что вы ей не интересны, и она не хочет вас, – Марк появился вовремя, от неожиданности увиденной им сцены пакет с покупками выпал из его рук, – Шли бы вы отсюда, но, сначала вы извинитесь перед ней.

– Слышь, пижон, сам вали, куда шел, пока не расписали твоё ухоженное личико, – он кинулся к Мей, но троица преградила ему путь, – И с чего такой интерес к этой узкоглазой шлюшке? Или ты сам не против поразвлечься с ней? Тогда – в очередь, мы с ней только начали. Да и кто будет спрашивать её, чего она хочет – это её работа, ублажать мужчин. Да, детка? Ты же не откажешь нам по старой дружбе? – один из них схватил девушку за локоть, поднимая с земли.

– Она больше не работает, – Марк перехватил её руку, отодвигая за свою спину, – Просите прощения у моей женщины! В моем присутствии никто не смеет оскорблять её!

– Да ты кто такой? – Марка поймали за ворот его серой рубашки, уже занеся руку для удара, – Пошел на хрен, пока цел.

– До вас плохо доходит? – он остановил руку нападавшего, с силой сжав его кулак, чуть не сломав при этом ему пальцы, – Повторяю – я не уйду без неё.

– Нарываешься, пижон? – в руках двоих других сверкнули лезвия ножей, – Ты что, её новый постоянный клиент? Смотри, как бы мы не отбили тебе способность иметь дело с женщинами.

– А вы заставьте меня. Вы не знаете, с кем связываетесь, – Марк зло ухмыльнулся, показав средний палец, – Упс, оно само… – его сузившиеся глаза блестели стальным холодом.

– Марк… – девушка вцепилась в его руку, ноги уже отказывались удерживать тело в равновесии.

– Уходи, я догоню тебя, вот только закончу нашу увлекательную беседу с этими "джентльменами", – одной рукой он подтолкнул её, но Мей осталась стоять на месте. – Мей? – он повернул голову в её сторону, и эта секундная задержка стоила ему касательного ранения груди, разрезавшего тонкую ткань одежды вместе с кожей, оставляя узкую алую линию, на глазах растекавшуюся кровавым пятном поверх светло-серого цвета его рубашки, – А вот это вы зря, я совсем не дружелюбный и весьма злопамятный к таким засранцам, – второй раз Марк не позволил себя одурачить, мастерским ударом выбив оружие из рук противника, и предстал пугающего вида ракшасом.

– Чё за нах? – бандит стиснул зубы от боли в кисти, ополоумевшими глазами уставившись на него, – Где пижон? И ты – кто такой, твою мать?

– Оружие – не игрушка, к нему мозги прилагаться должны, которых у вас нет. А теперь – мой ход, – и мощный порыв ветра впечатал нападавших в могучие стволы ближайших парковых деревьев.

– Какого тут вообще происходит? – они, пораскинув своим скудным серым веществом, благоразумно дали деру, спасая свои шкуры, – Это же, мать его, не челове

– Пусть они сами разберутся, а мы займемся более приятными вещами, – однако, поймать девушку оказалось задачей не из простых – она, подобно скользкому угрю, умудрилась ловко извернуться:

– Нет! – у них на глазах преобразилась и она, явив демона возмездия по имени Юрэй, её темные глаза, выделенные красной подводкой гневно горели разрушающим пламенем, из её горла вырвался душераздирающий крик, леденящий кровь, а из широких рукавов её кимоно появились прочные красные ленты, опутавшие оппонента, – Проси прощения, червь! Или моя рука дрогнет, и ты попрощаешься со своей никчемной жизнью, – зло прошипела она у самого его лица, приставив к горлу короткий кинжал.

– Д-да, госпожа, конечно, госпожа, прошу меня извинить… – пролепетал он, насмерть перепуганный, ещё недавно бывший столь самоуверенным.

– Проваливай, падаль! – процедила она вслед уползающему на четвереньках поверженному противнику – Не попадайся больше мне на глаза и помни мою доброту – в следующий раз моя рука может оказаться где пониже, и ты перестанешь быть мужчиной.

– Черт, это была моя любимая рубашка, – Марк вытер рукавом лицо и осмотрел обрывки, некогда любимой им, модной серой рубашки, – Танака-сан даже разрешил мне купить её после завершения показов.

– Марк, ты ранен? – девушка подняла с земли свою сумочку, достав из неё влажные салфетки, чтобы протереть его руки и лицо, – Это всё моя вина… – она опустила глаза, не решаясь посмотреть на него.

– Так, пустяковые царапины. Ты почему не ушла, как я велел? – он взял её за руку, ловя взгляд её наполненных слезами глаз, – Почему?

– Ты сказал, что я – твоя женщина, – она сжала его ладонь, наконец, найдя в себе силы пересечься с ним взглядами.

– Ты не согласна? – улыбнулся он, не отпуская её руки, – А тебя лучше не злить, да, красавица?

– Разве могла я после этого оставить тебя? Твои слова придали мне смелости, – Мей рывком высвободила свою руку, отсев на расстоянии от него, вжавшись в спинку лавки, подтягивая ноги к животу и обхватив их руками, – Марк, прости меня. Я не заслужила такой твоей заботы… Я не достойна такого мужчины – сегодня я четко это поняла. Мне было бы проще отдать свою жизнь за тебя, чем позорить тебя связью с такой … Забудь всё, что я тебе говорила – я больше никогда не побеспокою тебя. Кто я и кто ты… – голос её понизился до шепота, – Я – грязь… Она была права… Права… Я не заслужила тебя…

– Кто я? Интересный вопрос, – юноша поднял голову, глядя на плывущие в небе облака и, начинающие появляться, первые вечерние звезды, – Бывший вор и убийца… Я научился драться, чтобы не быть битым, я научился воровать, чтобы не умереть с голоду… Я не боюсь ни черта, ни Бога – отбоялся уже своё, и запачкаться я тоже не боюсь. Я видел столько грязи и дерьма, и ты совершенно точно не подходишь под это определение, ты – сильна и прекрасна, просто ты заблудилась, но смогла изменить свою жизнь. Она – это Лаура, да? Она и тебя достала? И ты ей поверила?! Наше прошлое может быть тягостным и болезненным, но я спрашиваю тебя, Сакурада Мей – позволишь ли ты своему прошлому разрушить твоё будущее, или мы рискнем отринуть его и начать сегодня с чистого листа писать наше совместное завтра? Чтобы бесстрашно глядеть вперед, мы сначала должны набраться смелости посмотреть в глаза всем призракам своего прошлого. Если нам свыше дан шанс начать жизнь заново – глупо будет не воспользоваться им, как считаешь? – он поднялся со своего места, присев перед ней на корточки, – Чтобы увидеть радугу, говорят, нужно пережить ливень, и даже после самой темной ночи наступает рассвет. И мы не одиноки в этом мире. Ты не одинока… Лаура не сказала главного – что только мысли о тебе не дали ей власти надо мной, не позволив ей погубить меня.

– Что бы ты ни говорил, я поверю каждому твоему слову – потому, что это говоришь ты. Пусть даже теперь прогонишь меня – ты в праве так поступить, – она дрожала в его руках, прижимаясь к его груди, под гладкой кожей цвета слоновой кости чувствуя крепкие мышцы, и объятия рук его были крепкими, какими и должны быть объятия сильного мужчины, на которого всегда можно положиться, – Но, клянусь тебе – с того дня, как я увидела тебя, мне претит сама мысль о том, чтобы меня касался другой мужчина кроме тебя.

– Даже когда плачешь, ты красива, – девушка, и правда, выглядела сейчас удивительно: густые черные волосы в растрепанной прическе контрастировали с её белой кожей, настолько тонкой, что казалось, сквозь неё просвечивают мельчайшие капилляры, от чего создавался эффект мрамора – и вся она походила на ожившую прекрасную статую, – Потому что, женщина, которая влюблена – прекрасна. Я не встречал ещё такой, как ты – одновременно такой сильной и такой хрупкой, такой гордой и такой уязвимой. Пока я жив, ни один мужчина не коснется тебя, если ты этого не захочешь, – и он не находил объяснения тому, чем же она так притягивала его, заполняя собой все мысли и проникая под самую кожу и в глубины нервных окончаний, – И хоть будущее наше ещё не ясно, но с любовью в душе мы можем сделать его лучше.

– Я закрываю глаза и слышу ту музыку, что звучит по всей земле, – Мей самозабвенно улыбнулась, мечтательно закрыв глаза, – Она слышится повсюду и переполняет меня – прекрасная и бесконечная, как сама вечность.

И волшебная мелодия взорвалась внутри волнующими переливами самых изысканных трелей, расцветая сотней миниатюрных пылающих солнц.

– Эта мелодия называется "Мелодией бесконечности", и она звучит тогда, когда два сердца бьются в унисон – как объяснила мне в своё время одна девушка, которую и ты хорошо знаешь, которая показала мне, что я могу не только разрушать, но и созидать. И вот так гораздо лучше – ты намного красивее, когда улыбаешься, – Марк тоже улыбнулся и легко потрепал её челку, – И мы вместе пройдем этот путь длинною в жизнь, если ты вдруг устанешь, просто скажи мне, моих сил хватит на двоих, – она открыла глаза и встретила взгляд его серых глаз, и его губы коснулись её горячих губ, и он забыл себя, задаваясь единственным вопросом – возможно ли, чтобы губы человеческие были столь сладки? – Поехали домой? В таком виде, в котором мы сейчас, мы можем продолжить наше свидание только дома, – предложил он, не отрывая от неё взгляда, и она расплылась в счастливой улыбке, – Интересно, а цветочные магазины ещё работают?

– Знаешь, вид у тебя был, и правда, пижонский, – она осмотрела его с ног до головы смешливым взглядом.

– Ты так думаешь? – хмыкнул парень, – Моя внешность – инструмент, которым я зарабатываю на жизнь как модель. Ты понимаешь меня? В работе хостес внешность тоже важна. К тому же – это, своего рода, уважение к окружающим людям, чтобы им было приятно смотреть, а может быть – просто компенсация за годы лишений, когда теперь я могу позволить себе лучшее. Как актер, я научился подавать себя, даже научился улыбаться, но и это была только игра на публику. А рядом с тобой я могу быть настоящим – и не важно, радуюсь я или грущу, злюсь или тоскую – я буду тебе небезразличен. И ты мне небезразлична, и мы можем делиться друг с другом любым душевным состоянием.

– Ну, разумеется, – тотчас же подтвердила она, потом подняла голову, привлеченная громкими звуками, и дернула его за рукав, заставляя посмотреть наверх, где небо расцветало яркими огнями, – Ой! Смотри, Марк – смотри же: это фейерверк! В центре парка устроили фейерверк. В детстве меня родители всегда брали с собой на праздники, мама помогала мне надеть красивое кимоно и сделать сложную прическу, а папа водил нас в парк аттракционов и покупал сладости.

– Вот видишь, как тебе повезло, что у тебя есть такие воспоминания – храни их всегда в своём сердце, – улыбнулся он, обнимая девушку, – Я многое бы отдал хоть за часть таких воспоминаний, – он вдруг запнулся, и глаза его стали влажными: в конце концов, он – только восемнадцатилетний мальчишка, семнадцать из которых он прожил не зная своей семьи и своих корней,– Я никогда не любил ни парки, ни праздники, особенно свой день рождения – в такие моменты особенно остро ощущаешь своё одиночество, когда все вокруг веселятся и радуются жизни в семейном кругу. И всё время спрашивал себя – кто я, где моя семья?

– Я всегда поддержу тебя, – Мей провела ладонью по его щеке, – Я не знаю, есть ли Бог на самом деле, но мы вместе попытаемся отыскать его.

Дорогой домой, устроившись на заднем сидении такси, Мей беззастенчиво положила голову на колени Марка – кажется, это становилось уже её фирменным приемом. Впрочем, он не стал возражать, лишь аккуратно поправив выбившуюся прядь её волос. Хотел ли он пойти дальше? Бессмысленно было бы лгать самому себе – его влекло к ней, и сопротивляться этому влечению было всё сложнее, и это вызывало страх. Страх, что он не оправдает тот образ идола, что она создала для себя. Вдруг более близкое знакомство с оригиналом заставит её разочароваться? Хотелось ли ему ощутить шелковистость её волос, почувствовать бархатистость её кожи, увидеть улыбку на её точеном лице и блеск в её глазах? Хотел ли он её? Да, черт побери! Кому он врет! И больше всего боялся не оправдать её надежд. Пережив насилие в детстве, мысли об интимных вопросах вызывали в нем целую бурю противоречий, точно на нем было выжжено несмываемое грязное клеймо. Сможет ли он стать счастливым? Сможет ли сделать счастливой её?

– Какие красивые… – в полу-сне пробормотала девушка, когда он почти машинально принялся растирать пальцы её холодных рук.

– Ты что-то сказала? – от неожиданности он непроизвольно дернулся, но она только крепче сжала его ладонь:

– Руки у тебя красивые, – такие простые слова, и она так легко их говорит, – и глаза – тоже, – он благосклонно-сдержанно улыбнулся, а внутри всё билось и клокотало, и подступающие слезы заставили его моргнуть:

– Уже скоро мы приедем, – тихо произнес он, и она снова закрыла глаза, не выпуская его руки.

До комнаты он донес девушку на руках, осторожно помог снять плащ и в нерешительности остановился:

– Дальше справишься сама?

– А ты хотел помочь? – маленькая чертовка, ещё при этом так многообещающе-соблазнительно улыбнулась, – Я бы не отказалась.

Черт! Это она, что – провоцирует его сейчас? Испытывает на прочность его выдержку, которой и так не осталось? Но это было бы нечестно по отношению к ней, как бы ему не хотелось дойти до конца, но – не сегодня, не при таких обстоятельствах.:

– Спокойной ночи, – он коснулся губами её лба.

– Спокойной ночи, Марк, – провела пальцем по его губам, потом невинный легкий поцелуй щеки.

Да, какое может быть тут спокойствие, когда внутри всё горит от непонятного чувства! Срочно нужно взять себя в руки – ещё несколько секунд, и будет поздно. Один… Два… Три…

– Спокойной ночи, – Марк выдохнул, коротко поклонился и покинул комнату.

Он уже запустл кофе-машину в надежде скоротать остаток вечера за чашкой кофе

и побыть наедине со своими мыслями. Однако, одиночеству его не суждено было продлиться долго.

В коридоре послышался шорох, потом – звук открываемой дверцы шкафа в прихожей. Потом он услышал голос – Мей звала его:

– Марк, ты слышишь? Слышишь? – девушка накинула дождевик и уже надевала непромокаемые сапоги, – Это дождь! Дождь! – он только успел накинуть куртку и захватить зонт – такого воодушевления и такой радости на её лице он ещё не видел.

А она потянула его на улицу, принявшись весело прыгать по лужам, поднимая брызги и кружась под дождем, ловя капли губами и руками.

Глядя на это её маленькое безумие, губы его сами изогнулись в улыбке, и он тоже подставил свое лицо дождю.

Какой же она ещё, по сути, ребенок… А когда он сам последний раз вот так запросто радовался рассвету, снегу, или, вот, обычному самому дождю?

А капли дождя смывали всю тяжесть, и на душе становилось легче.

В клубе у господина Ондзи свадебное торжество подходило к завершению. Сменив за роялем Николь, азиат играл проникновенную композицию собственного сочинения. Мало того – он ещё и сам пел, и голос его совершал непередаваемые обороты от высоких тональностей, к более низким, глубоким, чуть хриплым – и обратно. И все в зале заворожено притихли и слушали. А его песня предназначалась только одной – той, чьи волосы золотым нимбом сияли в свете изысканных люстр, соперничая с блеском её ясных глаз, той, чье гибкое тело выгодно подчеркивал тонкий шелк.

Финальную композицию для гостей сыграли сами молодожены – в качестве признательности и благодарности за чудесный вечер.

Это его последний шанс, если он хочет пригласить её на танец.

К его радости, златовласая приняла приглашение. Её улыбка согревала и очищала, а ещё – он сам заметил на её тонкой шее серебряный кулон в виде ангела, что подарил ей.

Девушка провела по цепочке рукой и нежно улыбнувшись, ещё раз поблагодарила за подарок.

Боже, дай сил! Эта её улыбка – как она больно резала, этот её взгляд, от которого так и хотелось зажмуриться, спрятаться, скрыться… Но руки сами обняли хрупкий стан её – крепче.

Не сводил с неё глаз, и только вовремя закончившая звучать композиция уберегла его от опрометчивого поступка – поцеловать её на глазах у всех.

Посчитав, что теперь для этого настал наилучший момент, он ещё раз поклонился и церемонно простился со всеми.

Выкуривая сигарету, он наблюдал, как в морозном воздухе пар от его дыхания принимал необыкновенные формы.

Домой он ехал, пробиваясь вечерними пробками – создавалось впечатление, что город с наступлением темноты только оживал, расцвечиваясь огнями множества автомобильных фар, магазинных витрин, окон домов и парковых фонарей.

Оставив в прихожей обувь и верхнюю одежду, он проследовал в комнату – Лаура уже спала, не дождавшись его. Он бережно поправил покрывало и присел рядом, перебирая её светлые локоны:

– Лаура, скажи, почему всё так запуталось? Почему мы такие, и нет нам покоя? Тех людей, что причинили нам боль уже давно нет на этом свете, а мы до сих пор живы… Только – жизнь ли это? – девочка во сне улыбнулась и перевернулась на другой бок, – Что же снится тебе, госпожа? – он поцеловал её белокурую макушку и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Он вышел на лоджию, сел в кресло и закурил, всматриваясь в панораму ночного города, открывавшуюся из окон их высотного этажа.

Спустя некоторое время тихие звуки шагов и последующие успокаивающие массирующие движения нежных рук заставили его расслабленно откинуться и закрыть глаза:

– Фи, Ондзи, ты опять курил? Я же просила тебя, – Лаура поморщила хорошенький носик, игриво хлопнув его по плечу.

– Прости, госпожа, – мужчина виновато улыбнулся, поднеся её ладошку к своим губам,– Мне показалось, ты спала.

– Тебе, смотрю, тоже не спится, – она провела пальчиком по его напряженному лбу, – Вон, и лоб уже нахмурил. Тебе не идет, кстати. О чем ты думаешь, Ондзи? Ты много думаешь последнее время, тебе не кажется? И нахмуренное выражение лица тебе не идет – морщины останутся.

На минуту он задумался, подбирая слова для ответа. Лаурита, хоть и выглядела маленьким ребенком, но отнюдь не была таковой – свои шесть веков она прожила не зря, и порой ему казалось, что она видит его насквозь и уже заранее знает, что он может ей ответить.

Видя, что его лицо непроницаемо серьезно, Лаура тоже перестала улыбаться.

– Лаурита, скажи, а ты думала о том, что нас ждет? – он посадил её к себе на колени, с надеждой глядя на неё, – О том, что такое любовь? Что такое сочувствие?– ей показалось даже забавным это выражение растерявшегося школьника на его лице, испытавшего дискомфорт при первом столкновении с трудно разрешимой задачей.

– Сочувствие? К тем, кто бросил нас гнить во тьме? – глаза её сузились, выражая раздражение и презрение,– Не смеши меня!

– И тебе совсем не жаль их? – девочка резко замотала белокурой головой:

– А кто меня пожалел, скажи? – она требовательно посмотрела в его глаза цвета ночного неба, потом быстро сглотнула злую слезу, – Хорошо быть добрым и благородным, когда у тебя в жизни всё хорошо, когда есть семья и близкие, которые не жалеют на тебя своей любви, своего времени, своих денег, – детскими устами говорили в ней обида и боль, и мужчина почувствовал это, как она не старалась крыть от него свои истинные душевные порывы.

– Ты, похоже, сегодня не в настроении, госпожа, – примирительно улыбнулся Ондзи, погладив её светлые волосы, – Предлагаю сменить тему разговора.

– Что-то ты совсем размяк, хотя раньше ты славился своей стойкостью, – Лаура провела пальчиком по его губам, – Не знай я тебя настолько близко, могла предположить, что ты влюбился, – стремясь отыскать ответ в его непроницаемом сосредоточенном взгляде, – Ты хоть иногда думаешь обо мне? Как о женщине?

Ондзи напрягся и попытался выдавить снисходительную улыбку:

– Лаура… – он старался не выдать своих переживаний, чтобы не вызвать её гнева, – Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. К чему эти разговоры? – и его умиротворяющий взгляд бальзамом проливался на её истерзанную душу:

– Ты можешь брать любую из них, – спокойно заметила она, погладив его по напряженной руке, – Только не забывай, что твоя верность принадлежит мне. С ними можешь удовлетворять себя, но ты всё равно будешь возвращаться ко мне. На мое горе, у меня тело ребенка, и я не могу доказать тебе свою любовь, но чувства мои сильны зрелостью взрослой женщины.

– Госпожа ревнует? – мужчина слегка улыбнулся, одними уголками губ, – Не стоит, право. Твое место – всегда особенное в моем сердце и в моей жизни, – так оно и было, за то время, что он знал её, сам того не замечая, он глубоко привязался к ней, но она продолжала идти по тупиковому пути саморазрушения, ведя за собой и его. И как ей объяснить всю бессмысленность этого пути, когда она всё ещё находится во власти своей боли и своей обиды – словно продолжая наслаждаться ими, даже спустя шесть столетий?