Текст книги "Очертя голову"

Глава 6

– Настоящая пицца готовится только в дровяной печи. Тогда она получается очень сочная, очень нежная, – рассказывал Лука, глядя, как Боккачина кладёт в красивый рот очередной кусочек. Очень сочный, очень нежный… с прилипшей к уголку губ крошкой, которую она так чувственно слизнула язычком. Жарко! Так, а о чём он… О пицце, да.

– Но не перепутайте! – отхлебнул вина из бокала он. – Пепперони в Италии – это зелёный или красный перец, а вовсе не пикантные колбаски в пицце, как считают американцы…

– А я не знала, – сказала Даха.

– Мадонна, вы наверняка многого не знаете! – всплеснул руками Лука.

Расплавленный сыр, томные ломтики помидоров, хрустящее по краям тесто. Зелень, маслины. Запахи оливкового масла и специй, флёр вина и наслаждения вкусом. И обо всём можно было рассказать! Если не анекдот, то легенду.

Лука вошёл в роль кулинарного гида, гурмана и знатока, сыпал историями, фактами и вообще не затыкался, чтобы никто ничего не заподозрил. Гости удивлялись, радовались и ели. О, как они ели! С большим аппетитом и без особенных церемоний. Индюк чуть ли не облизывал пальцы, француз с женой то и дело подкармливали друг друга и курлыкали, словно голубки. Боккачина аккуратно управлялась вилком и ножичком, как хорошо воспитанная девочка. Да, она по-прежнему его стеснялась, но смотрела! Розовела, улыбалась и очень внимательно слушала. У неё умные глаза!

Лука не привык к тому, что её зовут Софи. Отчего-то это имя, пусть и красивое, никак не приклеивалось к его языку.

– А если вы из Сан-Ремо, как вы оказались во Фрежюсе? – спросил пытливый индюк.

Лука взглянул на него так, словно это было дело обычное, но растягивая губы в широкую улыбку и, щёлкая пальцами, судорожно придумывал причину. Вот кретин, раньше не мог?! В голове что-то блеснуло из недавно прочитанных советов про ретро, старомодность, и само собой вырвалось:

– Бабушка! Я приехал навестить бабушку.

– Ваша бабушка живёт во Франции? – робко поинтересовалась Софи. – Значит, вы тоже немного француз?

О, благословение тому шарлатану, который писал советы в интернете и хвала всем старушкам в мире – слово «бабушка» развязало уста скромнице!

– Нет, конечно! Я абсолютный итальянец, пюро италиано, – рассмеялся Лука. – Моя бабушка приехала сюда отдыхать. Она живёт аж в Неаполе, а я в Сан-Ремо! Можете представить, какие расстояния? Север-Юг! Уэ, очень далеко! Нельзя обнять дорогую бабушку так просто, когда захочется, и попить вместе кофе. И так как я отпуске, а обычно свободного времени не много, разве я мог упустить шанс и не приехать повидаться с ней?

– Конечно. Как это мило, – с тихой улыбкой эльфа сказала Боккачина.

– О да, пока есть время, надо видеться, мои уже умерли, – вздохнул Маню.

– Странно, – хмыкнул индюк, – повидаться вы приехали с бабушкой, а проводите время с нами. Так быстро надоела старушка? Или мы лучше, и ей не повезло?

«Чёртов индюк! Его подозрительность нужно развеять, – подумал в сердцах Лука, – Интересно, что из прочитанных лайфхаков подействует на этого русского, хоть он и не девушка?»

И мысленно обложил его со всем итальянским темпераментом. Павлу вообще уже давно стоило не просто начать икать, а скончаться от непроходимости пиццы лишь по той причине, что он оказался женихом Боккачины! Жениться он, видите ли, вздумал на ней, павлин без хохолка!

Луку аж скрутило от этой новости – мол, даже не бойфренд, а жених… Такой сладкий, лакомый кусочек и с этим наждаком! Что она в нём нашла?!

Но вместо того, чтобы пожелать «приятно подавиться», итальянец улыбнулся русскому дружелюбно и даже невинно, как младенец на руках у Мадонны. Вспомнилась группка пожилых дам, которых он видел на пляже вчера вечером, и следующая ложь вылетела ещё легче.

– Видите ли, дружище, – ответил Лука, – моя бабушка – активная женщина, и она приехала сюда не одна, поэтому я не могу захватить всё её время. К примеру, сейчас она с группой поехала на экскурсию.

– Как это замечательно! – воскликнула Боккачина.

Даха грустно вздохнула:

– А я завидую вам немножко. Знали бы вы, Лука, как я скучаю по своей бабушке! Она о-очень далеко отсюда. За тысячи километров.

– К счастью, она тоже здорова и активна, я ездила к ней не так давно, – мягко добавила Боккачина и коснулась руки подруги. Та удивилась, и девушки о чём-то заговорили на непонятном русском. А Лука засмотрелся. Взгляд Бокаччины изменился. Видимо, с подругой она была расслабленной, почти такой же, как тогда, на площади Сан-Сиро, когда в груди у итальянца что-то шевельнулось. Только теперь никакие высокопарные слова ему в голову не пришли. Показалось, что за этими зелёно-голубыми глазами и нежным лицом нет многослойных залежей злобы, зависти, жадности. Только спокойная доброта и мягкость. Удивительно! И ужасно неудобно ничего не понимать…

Индюк произнёс всего лишь слово, и девушка снова закрылась. Даха посмотрела на него с осуждением. Что-то сказала, тот рыкнул и скосил глаза на топорщащийся от портмоне карман.

Чёрт! Кажется, русский собрался всё испортить. Лука никак не мог этого допустить, а потому объявил во всеуслышание:

– Друзья! Знаете, мне действительно хотелось бы проводить больше времени не одному, увы, не всё происходит так, как планируешь. И я рад, что бабушка моя пока резва и бодра и даже вечерами ходит на танцы. И я бы, может, поехал по своим делам, но на днях у бабушки день рождения, так что я остаюсь здесь. Море везде море, отдых везде отдых! Но в благодарность, что вы украсили своим обществом мой обед, сегодня я угощаю вас! Вся пицца за мой счёт!

Гости опешили: индюк обрадовался и уточнил, готов ли Лука оплатить полный чек, девушки благодарно заулыбались, а Маню со всей дури похлопал нового знакомого по плечу и пригласил на ужин.

– Только ужинать будем по-французски, и уже за мой счёт! – басил довольный гигант. – И хоть я не такой красноречивый и не большой специалист, с меня несколько историй!

– С большим удовольствием! А там, может, и наши русские друзья что-то расскажут о большой и загадочной России! Очень хочется узнать побольше из первых уст, ведь по телевизору всё врут, хоть я его и не смотрю! – ответил Лука и мысленно засчитал себе двойное пенальти: Боккачина опять улыбалась, знакомство продолжается, индюк расслабился и посчитал его простаком. Видимо, не только русские девушки не любят платить в ресторане, – хмыкнул про себя Лука.

После обеда они условились встретиться в семь на набережной, и новые знакомые отправились к себе. Сиеста в отпуске – это святое. А Луке было не до полуденного сна.

Прощаясь, Даха сказала:

– А, может, мы даже раньше на пляже встретимся, и с вашей бабушкой познакомимся?

– Это было бы очень мило, – добавила Бокаччина.

– Безусловно! – сверкнул улыбкой Лука.

Туристы скрылись в переулке с заборами, заросшими малиновыми и розовыми олеандрами, за которыми высились многоэтажные белые дома с арендуемыми летом апартаментами. А Лука, вытаращив глаза, бросился на пляж – туда, где видел группу из Италии. Надо было срочно зафрахтовать себе «дорогую бабушку»! Уговорить, подкупить, убедить, обеспечить пиццей на весь отпуск. Первый этап пройден. Лука был уверен, что пройдёт и второй. И третий. До победного! Что бы это ему ни стоило!

Глава 7

Лука Дельмаре был красив, обаятелен, увлечён, невероятен, полон юмора и энергии! Его хотелось слушать и видеть! И это было ужасно.

Потому что я проваливалась в его потрясающую внешность, в яркую речь с итальянским, а вовсе не французским «р», в бархатный голос и искристое тепло, смеялась вместе со всеми, а потом вдруг ловила себя за шиворот и говорила: «Стоп!»

Рядом сидел Паша. Я с ним сюда приехала! Поэтому я не могу, не имею права, не должна смотреть на других мужчин и подобным образом забываться. Даже если они на все тысяча двести восемьдесят процентов adorable, как говорят французы, или likable, по мнению англичан. Что касается Луки, он умел нравиться и знал об этом. Однако ничуть не рисовался, не хвастался, не строил из себя что-то, просто был естественным в своём великолепии, как водопад на солнце.

Я была готова смеяться над собой за то, что вдруг подумала, будто Лука приехал во Фрежюс из-за меня. Вовсе нет, дело в бабушке! Парень приехал навестить родственницу, что характеризовало его с ещё одной положительной стороны. Вдобавок, он оказался восхитительно щедрым и напомнил тем моего папу. Кошмар…

Вообще таким быть просто нельзя! – думала я, глядя на сияющие глаза, потрясающий нос, волевой подбородок и улыбку звезды. – Вот выставили же из Саудовских Эмиратов одного араба за красоту. А Луке там даже из самолёта не позволили бы выйти! Хорошо саудовским женщинам, об их «облико морале» заботятся! А нам тут, в свободной Европе, отдувайся.

Ладно, если бы Лука блистал где-нибудь подальше, желательно в телевизоре и вне зоны досягаемости, – это можно было бы запросто пережить. Но он смотрел на меня! Улыбался, спрашивал, понравилась ли мне пицца и вино, с такой теплотой в глазах, что это было преступлением.

Моё тело поддавалось его обаянию, таяло, как сахар в капуччино. Но ведь я капуччино не заказывала! Тем более такое – с изрядной долей Амаретто, от которого кружится голова и хочется петь, веселиться беззаботно и вообще просто целоваться и трогать… То и дело по моей коже пробегали мурашки, в животе и ногах становилось жарко, а в груди легко. Где-то на секунду-две. До тех пор, пока я не понимала, что веду себя, как гулящая женщина… и чувствую также. Разве это нормально, ощущать собственную грудь, когда просто сидишь за обеденным столом с друзьями?! Разве естественно стать внезапно настолько тактильно чувствительной, что ощущать волокна скатерти под пальцами, ручку вилки, складки юбки на собственных ногах, словно это что-то неприличное?

Мне кажется, что от одного присутствия Луки я сходила с ума! Поэтому вечером на пляж я не пошла. И на ужин тоже. Мне ужасно хотелось снова окунуться в облако харизмы нашего нового знакомого, но я решила категорически: «Нет». А я знаю, что такое взять себя в руки. Я могу выучить три страницы прозы за вечер вместо того, чтобы пойти погулять с подружками. Или переводить договор и технические условия, продираясь сквозь скучную лексику и чугунные термины, даже если хочется спать, а работу надо выполнить срочно. Я никогда никого не подвожу! И считаю, что ответственность и отсутствие подлости – это хорошо.

– Ты точно не пойдёшь? – спросил вечером Паша, надевая чисто выглаженную мной голубую рубашку.

– Я себя неважно чувствую. Голова болит.

– Ты и после обеда была какая-то странная, – заметил он.

Я пожала плечами. На Пашу я тоже сердилась. Мне так нужно было, чтобы он был со мной добрым, внимательным, но Красиков, наоборот, за обедом нагрубил. Рыкнул «Лезешь не в своё дело», когда я рассказывала Дахе, как навестила её бабушку и помогла той разобраться со счетами на электричество. И почему не моё? Своих бабушек у меня никогда не было, а Дахина кормила нас в детстве варениками с вишней, водила в кино и рассказывала чудные истории из жизни, угощая лакомствами.

Я люблю слушать истории! И хороших людей тоже люблю!

И ещё мне вдруг показалось, что Паша жадный. Я сказала, когда мы были в номере:

– Ребята сегодня устраивают французский ужин, может, мы придумаем в благодарность что-то на русский манер? Вряд ли тут есть ресторанчик с нашей кухней, но я могла бы приготовить… У нас такой большой балкон в апартаментах, что можно прекрасно посидеть.

Паша фыркнул:

– Звать первого встречного итальяшку к себе? Вот ещё! А Мануэля ты вряд ли чем-то удивишь. За полтора года твоя Даха наверняка ему уже и борщей, и пельменей наготовила. Так что не выдумывай!

Он как ни в чём не бывало заправил рубашку в джинсы перед зеркалом. А мне стало неловко. Вспомнились шумные ужины с папой и его вечными друзьями, коллегами, бывшими одноклассниками. Как мы с мамой готовили пироги и мясо по-французски. Как они сидели допоздна и всегда обсуждали книги, политику, новости так, словно управление государством зависит от них. Теперь всего этого нет. Мы с мамой и сейчас готовим, чаще мама. Паша не приглашает гостей. Он вообще нелюдим и гостей не любит, но он всё равно мой жених. И одним недостатком не умалишь того, что он сделал для нас с мамой.

Уходя, и Даха заглянула:

– Сонюш, ты совсем плохо себя чувствуешь? Может, с тобой остаться, пусть мальчишки сами погуляют?

– Нет, я, видимо, немного перегрелась. Надо полежать, отдохнуть и всё.

Я покачала головой, чувствуя неудобство из-за того, что вру подруге. И голова заболела по-настоящему. Я вздохнула с облегчением и, скривившись, схватилась за висок.

– Тебе дать таблетку? – обеспокоилась Даха.

– Давай, – кивнула я. – Если сама не пройдёт, выпью.

Ребята ушли, скоро стемнело. Сине-фиолетовым небом накрыло белые дома, и парк, и дорожки сквера перед большим многоквартирным домом, где мы жили в арендованных Дахой и Маню двухкомнатных апартаментах. Здесь всё было чисто, просто и не очень евро. Меня удивили старые, хорошо выкрашенные деревянные рамы и двери, напомнившие те, что стояли в нашей квартире, когда я маленькой была. Минимализм, разумная практичность и чистота.

Лопасти вентилятора прямо под люстрой развеивали лёгкую грусть и жару. Чай, печенье и книга служили мне хорошими друзьями. Как, впрочем, и всегда. Они помогают отгонять ненужные мысли и переноситься в ту реальность, где я становлюсь смелой, решительной и весёлой, как героиня со сверхспособностями, где опасности только во благо, а драконы превращаются в благородных рыцарей, и всё так хорошо! Люблю фэнтези!

Когда мне надоело читать, я вышла на балкон, облокотилась о перила и начала рассматривать ночные огни, дома, полоски чёрного, сливающегося с небом моря. Отовсюду доносились песни цикад и шум кафешек с набережной. По-прежнему было довольно жарко, пахло эвкалиптами из сквера под домом, морем и чем-то тропическим, пряно щекочущим нос.

Ривьера, – улыбнулась себе я.

Где-то на соседнем балконе шумели дети. Французские малыши намного громче наших, а родители спокойней, что ли. Или просто не обращают внимание на безобразие, которое творит младшее поколение – европейская свобода проявляется с детства. Мама мне подобного никогда не позволяла. Мне хватало её строгого «Мне стыдно за тебя перед людьми» или «Не заставляй меня краснеть», чтобы снова стать хорошей девочкой. Я у родителей поздняя, и это накладывало свой отпечаток. Но на Французской Ривьере никто не краснел, и отдыхающие, даже те, что в коляске, не ложились в десять вечера спать.

Мои ребята тоже не торопились домой. Им, наверное, сейчас хорошо! Уже и поужинали, и теперь наверняка гуляют вдоль моря, разглядывают яхты, сувенирчики, выставленные на ночной ярмарке, едят мороженое… И Лука опять фееричен в своей харизме.

Стоп! Я встряхнула головой, чтобы выбросить мысли о нём. Нет, я ни о чём не жалею, я сама так решила. Это не взбрык, а осознанный выбор, так что и грустить не о чем…

Я вздохнула и посмотрела на огни Сан-Рафаэля. Несмотря на торжество ответственности, накатила новая волна грусти. И вдруг в балконную панель возле меня щёлкнул камешек. Ещё один. Я очнулась и глянула вниз. На аллее у подъезда, среди цветущих справа белых, слева от красных олеандров, чуть подальше от фонаря стоял Лука. Невероятно красивый итальянец в белом. У меня перехватило дыхание.

– Салют! – улыбнулся он.

– Что вы тут делаете? – ахнула я.

Он достал из-за спины два конуса с разноцветными шариками.

– Принёс мороженое прекрасной девушке из морозной страны! На отдыхе никак нельзя быть одной, болеть и грустить!

Глава 8

Он смотрел на меня, широко улыбаясь, и всё разумное вылетело из головы, кроме звучащего где-то в лабиринтах мозга сигнала “SOS”.

«Мамочки! Что делать?!»

Я впилась пальцами в перила балкона, чувствуя одновременно неуёмную радость и панику.

– А Паша с вами? – спросила я, волнуясь.

– Паоло? Нет, – мотнул головой итальянец. – Они пошли с вашими и моими друзьями смотреть фейерверк в Сан-Рафаэле. Вот-вот начнётся.

– Друзья?! Откуда взялись ваши друзья? Вы же были один… – пробормотала я, возвращая на плечо сползшую батистовую тунику.

Из темноты вышел обычный серый кот. Задрав хвост трубой, он обошёл вокруг Луки, обтёрся бочком о его белые штаны и пошёл дальше с чувством полного удовлетворения в заросли гигантского алое. Итальянец улыбнулся ещё шире и показал на мороженое.

– Растает. Впустите меня?

– А…

Господи, какое коварство! Моё сердце заколотилось, как безумное. Я открыла рот, понимая, что оказаться с ним в квартире наедине никак нельзя. Это будет двусмысленно, некрасиво и просто рискованно! Я неизвестно что ощущаю рядом с Лукой, когда мы среди людей, что же будет сейчас? Нет, нет, невозможно! Но и грубо ответить на такой милый жест и заботу тоже было неловко. Я ведь на себя должна сердиться и сержусь, а вовсе не на него. Обидеть человека лишь за то, что он красив? Как можно! Но что же делать… И тут я вспомнила спасительное оправдание, перегнулась слегка через перила и выкрикнула:

– Спасибо вам большое! Но, извините, не получится. Я сказала ребятам, что буду спать, а ключ от апартаментов всего один, так что меня просто заперли.

Я чуть не прыгала от радости, чувствуя себя заключённой принцессой в башне, под которой околачивается ужасно привлекательный и опасный дракон. На расстоянии второго этажа я оставалась в совершенной безопасности. Он меня не съест! Господи, о чём я думаю?!

– Не получится, – я счастливо улыбнулась и развела руками.

– Вас заперли? – сощурился он. – Как маленькую девочку?

Тряхнул кудрями и рассмеялся. А я смутилась. Лука воспринял это иначе.

– О, о, о, нет! Не печальтесь!

Он окинул взглядом окрестности: крыльцо, подъезды, стройные эвкалипты, непроглядные, заросшие буйно чёрной глянцевой листвой кустарники, мощные сосны пино, с ветками, зонтично растущими вверх. Потом буркнул:

– Уно Моменто!

«У нас так пиццерия возле дома называлась», – мелькнуло в голове.

– Нет! – ответила я, мотнула головой и зажмурилась от нереальности происходящего: мало того, что с разных балконов то и дело льётся французская речь, с этажа с пятого, кажется, голландская и американская, я сама говорю по-французски всё время, а тут ещё итальянский!

Так можно с ума сойти. Но когда я открыла глаза, Луки нигде не было. Я вновь перегнулась через перила, пытаясь разглядеть его белые одежды во мраке тропического сквера. Там никого не было. Даже кота.

Я выдохнула с облегчением и почувствовала себя самой несчастной на свете: меня заперли, обо мне забыли, все смотрят на фейерверки и развлекаются, а мне даже мороженого не съесть! И не мой жених, а посторонний итальянец принёс мне десерт! Но и тот ушёл.

В душе что-то перемкнуло и показалось, словно я не имею права на радость. А мне так её захотелось! Хотя бы в виде мороженого…

Закусив губу, я отошла от перил к креслу.

«Ну и не надо. Вот и хорошо».

Поковыряла ногтем полосатую обивку привязанной бантиками к тёмно-коричневой плетёной спинке подушки. Вдалеке, с берегов Сан-Рафаэля послышались хлопки салюта, с верхних этажей одобрительно загудели и захлопали – там веселилась большая компания. Малыши завизжали от восторга на третьем этаже справа. С улицы кто-то громко прокричал, засмеялись женщины. Что-то шмякнулось о стену, стукнуло, словно с верхних этажей сбросили мешок с мусором. А ещё цивилизованные! Загнивающий запад…

Настроение почему-то было испорчено. Я рывком открыла стеклянную дверь в спальню, обиженно шагнула и… споткнулась о ножку стула, ударившись мизинцем. Присела на корточки, схватившись за босую ступню, и расплакалась, будто трёхлетняя. Было ужасно жалко себя. И вдруг я услышала с края балкона:

– Ай, не плачь, мия кара[8]8
  Моё сердце (итал.)


[Закрыть]!

Я обернулась, поражённо вскинув глаза. И увидела, как через перила перескакивает мужчина в белом. Лука? Он бросился ко мне и тоже присел на корточки. На его левой руке болтался пакет.

– Больно?! Я напугал тебя? Мi dispiace, piccola[9]9
  Прости меня, детка (итал.)


[Закрыть]! – заговорил он быстро и виновато, заглядывая большими южными глазами в мои.

– Ничего…

– Что ничего? Я вижу: плакала! – он мазнул по моей щеке пальцем и спросил: – Где болит?

– Палец, маленький. – От волнения я напрочь забыла, как будет по-французски «мизинец», просто ткнула в горящий после удара палец.

– Холодное есть? – Он оглянулся, зыркнул в тёмную спальню, в которую я так и не вошла. Моё сердце замерло, дыхание застряло в горле. А Лука тут же стукнул себя по лбу:

– О, Мадонна, кретино! Конечно же, есть! – Он снял с руки пакет, вручил мне в руку конус со устало сползающим желто-красным шариком, а второй мигом ткнул мне в пальцы на ноге.

– Ай! – Я моргнула от неожиданности и холода и подскочила.

Он удержал меня и вернул обратно на корточки.

– Зитти, зитти… В смысле: тише… Чёрт, всё время путаюсь! – и заглянул своими удивительными глазами в мои. – Так меньше больно?

– Д-да… – Я кивнула, ничего не понимая и разглядывая растекающееся по моей стопе и шоколадного цвета кафелю зелёное и голубое мороженое. На удивление, боль в мизинце сразу утихла. – Легче. Перестало.

Поправив смоляной локон, упавший на высокий лоб, Лука посмотрел на меня с весёлым интересом и просиял:

– Ну вот, я же говорил! Итальянское мороженое – самое лучшее! Запомни, – он ткнул пальцем в зелёный полушарик, похожий на мятое привидение. – Это мята. – Потом в голубой на моей ноге. – А это баббл гам! Лучшее лечение для маленьких девочек и больных пальцев!

Я хихикнула, совершенно сбитая с толку и заинтригованная, и показала ему мороженое в своей руке:

– А это какое?

– Пробуй!

Я послушно лизнула одно, другое и констатировала:

– Малина и манго.

– Совершенно точно! – довольно рассмеялся Лука, словно я в телешоу угадала песню с двух нот. В его кармане звякнул мобильник.

Лука навис надо мной, всё так же оставаясь на корточках, и вдруг посерьёзнел. Я замерла в облаке его обаяния и потрясающего запаха. Тёмная жаркая ночь окутала балкон, пробравшись под тканевые маркизы прямо к прохладному кафелю. В моём животе стало горячо. Наши лица были слишком близко. Глаза в глаза. В его, за бархатными ресницами – плескался вопрос в окружении лукавых искорок. Я попыталась угадать и… провалилась за его тёмные радужки, в пространство за зрачками, глубокое, как море, в собственное отражение и в его тепло, будто с размаху в радость. И, кажется, забыла, как меня зовут. Сердце ухнуло, словно на аттракционе, а затем от непривычки забилось так быстро, что удары проявились на коже миллионами щекотных мурашек. Кровь вспенилась и закружила хмелем. Красивые губы Луки приоткрылись, чуть потянулись к моим. Мои – к его… И снова тренькнул мобильник. Я опомнилась. Но за тысячную доли секунды до того, как я отшатнулась и сказала резкое: «Нет!» Лука коснулся горячим пальцем моих губ. Быстро поднялся и сказал:

– Ешь мороженое и не плачь, снежная девочка.

Я сглотнула, чуть не поперхнувшись собственным отказом. Лука подбежал к краю балкона, откуда появился. Перелез через перила и, уже, зависнув по ту сторону, подмигнул:

– Доставка мороженого «Лука Дельмаре и компания! Всегда вовремя!» Вы довольны сервисом, синьорина?

Я кивнула с обалдевшей улыбкой. Он широко улыбнулся в ответ, подмигнул и… исчез.

На стене что-то шлёпнуло. Зашумели ветки сосны под балконом. В сине-фиолетовом небе вспыхнули золотые и серебряные фонтаны фейерверков. И я, наконец, вдохнула, понимая, что глупо улыбаюсь.

Какой загадочный! Какой красивый! И добрый… И авантюрист… Во рту ещё был вкус манго. А губы почему-то кололись и были отчаянно горячими. Как и я вся. Я лизнула быстро тающее малиновое лакомство, потом манговое с конуса. Это было самое вкусное на свете мороженое! Итальянское… До мурашек…