Текст книги "Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика"

Родословные таблицы содержат наиболее полный комплекс сведений по истории рода, и нередко именно они лежат в основе соответствующих очерков. Так, в очерках о князьях Порховских и Валуевых[146]146
  Д. 33. Л. 6об. – 7, 32об. – 33; Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 230–236, 372–373.


[Закрыть] в повествовательной форме изложены все сведения соответствующих таблиц и не прибавлено ни одного нового. Если вчитаться внимательнее в исследования Веселовского, можно заметить, что они состоят как бы из двух самостоятельных частей – истории службы и истории землевладения семьи. В архивных материалах такому делению соответствует таблица рода и сведения по истории вотчины, записанные «на поле», которые в очерке объединены.

Иногда Веселовский брал из таблиц в очерки только часть сведений, ограничиваясь либо хронологическими рамками, либо историей какой-либо одной ветви. Таков очерк истории рода Григория Станища[147]147
  Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 422–429.


[Закрыть]. Этот сравнительно небольшой очерк о малоизвестном дворянском роде, отдельные представители которого в разное время достигали вершин административной деятельности, ярко показывает истинную виртуозность Веселовского в реконструкции истории семьи, когда источники сохранили лишь отрывочные известия. Таблица рода составлена в двух вариантах[148]148
  Д. 33. Л. 104–107.


[Закрыть]. Первый вариант сделан на основе поздней родословной росписи и содержит подробный комментарий о всех записанных лицах, В процессе комментирования уточняются родственные связи между лицами, после чего появляется второй вариант без биографических сведений, но с измененным родством членов семьи. В очерке использованы все биографические данные первой таблицы и добавлено более подробное известие о родстве с Ольговыми.

Родословная таблица Полевых[149]149
  Там же. Л. 100–101об.


[Закрыть] гораздо подробнее очерка по истории этого рода[150]150
  Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 369–372.


[Закрыть], она содержит комментарии о каждом члене семьи, много выписок из троицких копийных книг. В очерке эти известия значительно сокращены, как сокращен и круг лиц.

Большинство родословных таблиц Веселовского легло в основу составленных им же поколенных росписей[151]151
  Д. 39–47; одна из них – роспись Годуновых – опубликована (Веселовский С. Б. Из истории древнерусского землевладения. С. 88–91).


[Закрыть]. В поколенных росписях известия о каждом лице всегда расположены в хронологическом порядке, все даты переведены на новое летосчисление, записи носят более литературную форму.

Хотя среди генеалогических материалов архива Веселовского можно выявить первоначальные выписки и окончательный вариант, нельзя сказать, что более высокая ступень работы поглощает первоначальные заметки. Перед нами результат многолетних поисков биографических сведений об очень большом круге лиц. Естественно, что вновь найденные автором известия могли попадать сразу в родословные таблицы или поколенные росписи. Кроме того, сам Веселовский в процессе исследования изменял свою точку зрения о роли отдельных лиц, и это нередко отражается в каком-либо одном виде материалов.

Если сравнить текст таблицы, поколенной росписи и очерка по истории рода Басенковых[152]152
  Д. 33. Л. 7об. – 8 – родословная таблица; Д. 40. Л. 268–270 – поколенная роспись и выписки; Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 438–441.


[Закрыть], то мы увидим, что родословная таблица сделана Веселовским по росписи, составленной в XVIII в. сородичами Басенковых – Щербиниными. В нее вписаны сведения из актов XV – XVI вв., известия из писцовых книг, Синодика Успенского собора, летописей. Летописные записи переписаны в несистематизированном виде из выписок автора о Басенковых[153]153
  Д. 40. Л. 270.


[Закрыть]. В поколенной росписи сведения родословной таблицы[154]154
  Там же. Л. 268–269об.


[Закрыть] обработаны и расположены в хронологическом порядке. Среди известий о Федоре Басенке находим отсылку на Ермолинскую летопись: «В Ермолинской летописи о нем ряд таких сообщений, каких нет ни в одной другой летописи»[155]155
  Там же. Л. 268. Я. С. Лурье полагает, что автор Ермолинской летописи был близок к Федору Басенку (Лурье Я. С. Из истории русского летописания конца XV века // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. Т. 11. С. 162–163, 185).


[Закрыть]. Но в поколенную роспись вошли не все лица, имеющиеся в таблице, а только род самого Федора Басенка – 6 поколений, остальные ветви отсутствуют. Очерк истории рода написан по поколенной росписи, дополненной известиями Ермолинской летописи.

Во всех трех работах различны имена сыновей Никифора Федоровича Басенкова. В родословной таблице сначала названы Иван и Брех Никифоровы, затем к имени Бреха добавлено известие о том, что с Еленой в Литву в 1495 г. ездил Боярин Никифоров, после чего Брех стал Боярином, а к Ивану перешло прозвище Брех. В росписи записаны Боярин Никифорович (на основании этого же известия) и Иван Брех Никифорович. В очерке Веселовский снял известие о поездке в Литву, написав: «О службе сыновей Никифора, Бреха и Ивана, ничего не известно»[156]156
  Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 441.


[Закрыть].

Собранные материалы о жизни и деятельности многочисленных представителей класса феодалов позволили Веселовскому составить ряд справочников. Одним из них является «Ономастикон»[157]157
  Он же. Ономастикон: Древнерусские имена, прозвища и фамилии. Веселовский работал над «Ономастиконом» в 1930–1940-е годы. (Там же. С. 4). Еще в 1949 г. он предполагал изучать происхождение прозвищ по словарям (Институт российской истории РА Н. ОРФ. Сект. А. Разд. III. Оп. 5. Д. 7. Л. 30).


[Закрыть]. Это алфавит древнерусских имен, прозвищ и фамилий с указанием, лицам каких родов они принадлежали. Для выяснения происхождения прозвищ и фамилий автор иногда приводит толкование их по словарю В. И. Даля, иногда ссылается на легенду о выезде, связывая происхождение с именем выехавшего лица. Источниками работы, очевидно, были писцовые книги и акты, так как чаще всего конкретные лица упоминаются в качестве вотчинников; некоторые известия взяты из разрядов. Для XIV– XV вв. собраны сведения из летописей и, возможно, вкладных книг. Этот справочник по летописному, актовому и делопроизводственным материалам XIV – XVII вв. содержит подавляющее большинство имен и прозвищ, которые давались как служилым людям, так и крестьянам и холопам; правда, по последним категориям известий собрано меньше. По «Ономастикону» Веселовского можно судить о степени распространения прозвища в разные периоды, так как все лица записаны с датами, под которыми они упоминаются; можно выделить прозвища, имеющие русскую, «восточную» или «западную» основы, и определить время «моды» на них в России.

Иногда, изучая архивное наследие Веселовского, нельзя четко разграни-чить выписки из источников и составленные на их основе справочники. В подавляющем большинстве выписки из одних источников тут же комментируются по другим, систематизируются в нужном автору порядке, снабжаются справочным аппаратом. Среди них мы встречаем списки наместников Русского государства 1500–1610 гг.[158]158
  Д. 298.


[Закрыть], списки пленных XV – XVI вв., состав свиты великой княжны Елены[159]159
  Там же.


[Закрыть]. Есть списки бояр, окольничих, наместников за 1453–1546 гг.[160]160
  Д. 67.


[Закрыть], в основе которых лежат разряды, дополненные и уточненные по летописям и актам.

Сохранилось несколько вариантов списков служилых людей по городам Северо-Восточной Руси за 1556–1648 гг.[161]161
  Д. 68.


[Закрыть], составленных по десятням и верстаньям новиков с добавлением известий по синодикам, столбцам Поместного приказа, дозорным книгам и др. Все эти материалы говорят о постоянной работе Веселовского над сбором и систематизацией генеалогических сведений.

Для генеалогической работы Веселовского характерно очень полное использование каждого из привлеченных источников, но их состав обусловлен интересом преимущественно к вопросам землевладения.

Многочисленные выписки, описания рукописей, копии источников, в том числе таких объемных, как родословные книги, синодики и др., позволяют проследить методику работы Веселовского над источниками. В его архиве встречаются выписки из всех крупных серийных, а также отдельных изданий актов; архивных материалов, в основном грамот Коллегии экономии и троицких копийных книг. Из писцовых книг больше привлекались московские и новгородские, так как Веселовский в основном занимался историей земле-владения Северо-Восточной Руси, Новгородская земля его интересовала в связи с переселениями конца XV в. и времени опричнины. Привлечены все известные публикации разрядов. Летописи Веселовский использовал выборочно, обычно Воскресенскую и Никоновскую, а Типографскую в той части, где она содержит ранние родословные росписи.

Изучая работу Веселовского с источником, приходишь к выводу, что в тех случаях, когда имелись опубликованные специальные источниковедческие работы, историю текста он не исследовал. Веселовского интересовали новые сведения о лицах, поэтому его внимание привлекали разночтения и дополнения в разных списках одного источника, а не общие их черты.

Так, при работе с Тысячной книгой 1550 г. и Дворовой тетрадью 50-х годов XVI в. он исчерпывающе использовал их известия. В архиве есть дело «Алфавит Тетради дворовой»[162]162
  Д. 55. Результаты работы над Тысячной книгой и Дворовой тетрадью опубликованы в его работах: Веселовский С. Б. Первый опыт преобразования центральной власти при Иване Грозном // ИЗ. 1945. Т. 15. С. 62–69; ср.: Он же. Реформа 1550 г. и так называемая Тысячная книга // Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 77–91.


[Закрыть], где имеются выписки из Описи Разряда, составленной после пожара 1626 г., копия Дворовой тетради, в которой к большинству упоминаемых лиц дан биографический комментарий, отмечены все общие лица с Тысячной книгой, внесены упоминания о боярстве, выписки из разрядов, известия из Синодика опальных. К этой копии составлен дополнительный список бояр и окольничих, отсутствующих в Дворовой тетради, и сделан алфавитный указатель всех лиц, где тоже записаны биографические сведения. Но в основе этой кропотливой работы лежит публикация Тысячной книги Н. П. Лихачева и Н. В. Мятлева и опубликованный П. Н. Милюковым дефектный список Дворовой тетради[163]163
  Подробнее: Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. / Подгот. к печ. А. А. Зимин. М.; Л., 1950. С. 7–12.


[Закрыть].

Веселовский отказался от изучения истории текста этих источников и текстологического анализа сохранившихся списков. Для Тысячной книги автор отметил, что официального списка не имеется, а известны частные, большей частью неисправные[164]164
  Веселовский С. Б. Первый опыт. С. 59; Он же. Исследования по истории опричнины. С. 80.


[Закрыть]. При работе с Дворовой тетрадью он использовал неполный опубликованный Уваровский список[165]165
  Он же. Первый опыт. С. 63; Он же. Исследования по истории опричнины. С. 83–85.


[Закрыть].

Важным генеалогическим источником Веселовский считал синодики[166]166
  Он же. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 20.


[Закрыть]. Выбор синодиков определенного типа также диктовался научными интересами автора. Занятия опричниной привели его к исследованию Синодика опальных, а работа над составом московского боярства XIV – XV вв. – к так называемому Синодику Успенского собора. Автор черпал из них достоверные сведения о родственных связях и родословиях. Обзор списков синодиков, анализ их записей, выявление состава занесенных в них лиц, проведенные Веселовским, являются в советской историографии первым опытом определения ценности синодиков как исторического источника[167]167
  Там же. С. 26–30.


[Закрыть]. Синодик опальных дал исследователю обширные материалы по истории опричнины[168]168
  Веселовский С. Б. Синодик опальных царя Ивана Грозного как исторический источ-ник // Проблемы источниковедения. М.; Л., 1940. Т. 3. С. 245–366. Переизд. в кн.: Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 323–478; ср.: Скрынников Р. Г. Синодик опальных царя Ивана Грозного как исторический источник // Учен. зап. / Ленингр. гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена. Л., 1965. Вып. 278: Вопросы истории СССР XVI – XVIII вв. С. 22–86; Он же. Опричный террор. Л., 1969. С. 249–306.


[Закрыть]. Большое внимание уделял С. Б. Веселовский изучению Синодика Успенского собора[169]169
  Опубл.: ДРВ. М., 1788. Ч. VI. С. 420–481.


[Закрыть]. В архиве хранятся копии нескольких его списков, сделанные в 1931–1934 гг.[170]170
  Д. 173 – копия Синодика ГИМ. Успенское собр. № 64; Д. 174 – копия Синодика ГИМ. Щук. № 65; обе копии сделаны в 1931 г.; Д. 302 – копия Синодика ГИМ, Синод. собр. № 576, сделана в 1933–1934 гг.; д. 87 – копия Синодика ГИМ. Синод. собр. № 536, на рукописи есть две даты – 11 и 12 апреля 1931 г.


[Закрыть] Сравнивая эти тексты, он прежде всего интересовался разночтениями, дающими новых лиц, а затем редакционными изменениями, новой группировкой лиц в поминаниях.

Заметки Веселовского о Синодике Успенского собора можно разделить на три самостоятельные части. Первая – это реальный биографический комментарий к каждому абзацу текста[171]171
  Д. 87. Л. 19об. – 41об. Большинство этих записей опубликовано: (Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 142–143, 147–148, 377 и др.).


[Закрыть]. Комментарии посвящены выявлению состава боярства XIV – XV вв., родственным связям отдельных семей, причем текст Синодика сопоставляется с актами и летописями. Вторая часть посвящена истории создания Синодика. Опираясь на сравнительный анализ текстов известных ему списков, Веселовский отметил, что первоначально записи делались в хронологическом порядке исторических событий[172]172
  Эта часть вошла в очерк «Характеристика источников» (Там же. С. 27–29).


[Закрыть], а затем редакторы провели дополнительную группировку лиц по родам. Веселовский считал, что такое изменение – вторичная редакторская обработка[173]173
  Д. 87. Л. 66об. – 69об.


[Закрыть]. И наконец, третья посвящена составу московского боярства XIV – XV вв. и вопросу о полноте списка бояр в поминальных записях Синодика. Здесь использован реальный комментарий к тексту, который мы находим в первой части, на его базе С. Б. Веселовский дал исчерпывающий очерк ранней истории знатнейших боярских фамилий, что позволило сделать выводы о политике великокняжеской власти по отношению к отдельным родам.

Вопрос о текстологическом анализе списков, об определении протографа автором не ставится. Сопоставление текстов различных рукописей проводится лишь для выявления наиболее полного комплекса известий или для решения вопроса о позднем редактировании; ценность Синодика Веселовский устанавливает проверкой полноты и достоверности сообщаемых сведений.

Веселовский исследовал значительное число родословных книг. Чаще всего в работах он использовал Бархатную книгу и публикации родословцев[174]174
  Родословная книга князей и дворян российских и выезжих…, которая известна под названием Бархатной книги. М., 1787. Ч. 1–2; Временник ОИДР. М., 1851. Кн. 10. Материалы. С. 1–263.


[Закрыть], однако в его архиве есть копии родословцев, выписки и описания различных списков. Всего он описал около 20 рукописей из РГА-ДА и РНБ[175]175
  Д. 57 – рукопись не датирована; Д. 298 – по сохранившейся между листами тетради хозяйственной выписи рукопись Веселовского можно условно датировать 1939–1940 гг.


[Закрыть]; большинство из них (12) относится к редакции Государева родословца и близких к нему, частично известны по работам Н. П. Лихачева[176]176
  Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века. СПб., 1888. С. 359–365; Он же. «Государев родословец» и род Адашевых. СПб., 1897. С. 1–12.


[Закрыть] и содержат различное количество росписей. Описывая родословцы, Веселовский копировал росписи отдельных, интересовавших его родов, полностью скопированы четыре рукописи[177]177
  Д. 298 – родословец А. И. Вадбальского (Архив СПбИИ РА Н. Колл. 115. № 106. На верхней крышке переплета сохранилась запись, что 3 мая 1929 г. ее подарил в архив С. Б. Веселовский); Д. 297 – родословец Щепина-Ростовского (ГИМ. Муз. 3421); д. 296 – родословец Ромодановского (ГИМ. Ув а р. 570); Д. 301 – родословная Филарета Никитича. В этой же рукописи скопированы по публикациям росписи, поданные в Разряд в XVII в. Работа по изучению родословцев была многолетней. Самая ранняя дата находится на ко-пии родословца Ромодановского – 1933 г., наиболее поздняя из устанавливаемых дат – 1939/1940 гг. (см. примеч. 62). Очевидно, начало работы можно отодвинуть до 1931 г., когда Веселовский занимался Синодиком Успенского собора.


[Закрыть]. Выписки и копии делались Веселовским с тех росписей, которые редакционно отличались от опубликованных или известных ему раньше. Так, он переписывает различные варианты родословия Полевых, Еропкиных, Татищевых, смоленских князей, Сабуровых, Годуновых[178]178
  Д. 298, 299.


[Закрыть] и др. Родословия Сабуровых и Годуновых, так же как и Плещеевых, выписаны Веселовским из нескольких редакций родословных книг[179]179
  Д. 296, 298, 299.


[Закрыть]. А по различным росписям Плещеевых он составил свою сводную роспись этого рода[180]180
  Д. 299.


[Закрыть]. В основном он повторил выводы Н. П. Лихачева о времени создания Государева родословца, но сделал ряд тонких наблюдений о взаимоотношениях отдельных списков, о редакциях, предшествовавших Государеву родословцу[181]181
  Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 9–19.


[Закрыть]. Изучение этих источников позволило С. Б. Веселовскому заметить, что «частных родословцев дошло до нас огромное количество, и предстоит еще исследовать и выяснить различные редакции их, списки, взаимное соотношение редакций между собой и с Государевым родословцем»[182]182
  Там же. С. 11.


[Закрыть].

Итоги работы над родословцами изложены Веселовским в очерке «Характеристика источников».

Основной целью исследования Веселовского было изучение вотчинного землевладения. У нас почти нет письменных источников, освещающих процесс зарождения вотчин, и мало материалов, рисующих историю русской средневековой, особенно частной, вотчины за длительный период. Первоначальные границы вотчины и ее первых владельцев Веселовский реконструировал, сопоставляя генеалогические таблицы владельцев с ранним актовым и более поздним топонимическим материалами.

Для одной и той же семьи история службы ее членов и история землевладения существуют в работах Веселовского как бы параллельно. Источники этих параллелей разные: с одной стороны – родословия, разряды, летописи и др., с другой – акты. В ходе такого исследования, охватывающего иногда многовековой период, происходит как бы многократное совмещение генеалогических таблиц различных родов с картами их земельных владений; первичное исследование Веселовского шире окончательной работы, которая носит синтетический характер и где материал дается в виде социологических обобщений. Однако за этими обобщениями стоят не отдельные примеры, а колоссальный фактический материал[183]183
  Позднее этот же метод был применен А. И. Копаневым при изучении истории землевладения Белозерского края (Копанев А. И. История землевладения Белозерского края XV– XVI вв. М.; Л., 1951).


[Закрыть]. Всей своей работой Веселовский показал, что при решении ряда вопросов, связанных с историей землевладения, складывания класса феодалов, образования государственного аппарата, конкретное генеалогическое исследование необходимо и дает новые аспекты освещения общих исторических проблем.

Значение Веселовского в истории русской генеалогии трудно переоценить. В 30–40-е годы он был практически единственным историком, который систематически занимался генеалогическим исследованием, развивая и продолжая методику, разработанную дореволюционными учеными. Но в отличие от своих предшественников, которые видели свою цель в изложении истории рода, у Веселовского эта работа стала составной частью исторического труда, иногда его первоначальным этапом. Заслуга Веселовского тем более велика, что в 20–30-е годы, говоря о задачах генеалогии, историки не видели перспектив ее развития при конкретном историческом исследовании, а связывали будущее этой науки с социологией, евгеникой и генетикой[184]184
  Большаков А. М. Вспомогательные исторические дисциплины. С. 182–183 и сл.


[Закрыть].

Веселовский показал тесную связь генеалогии с исторической географией, топонимикой, ономастикой. А разработка методов комплексного исследования истории землевладения при помощи этих вспомогательных исторических дисциплин дает возможность изучать историю семей, не принадлежащих к правящему классу. Такая постановка вопроса существенно расширяет круг генеалогических разысканий.

По сравнению с предшественниками Веселовский значительно расширил круг генеалогических источников. Он ввел в свое исследование и разработал методы генеалогического анализа таких массовых источников, как акты и синодики. Привлечение же актового материала, впервые использованного в таком объеме, позволило Веселовскому существенно уточнить родственные связи в XV – XVI вв. Составленные им таблицы и родословные росписи по форме не отличаются от принятых в более раннее время, но представленный здесь биографический комментарий включает чрезвычайно широкий комплекс известий и подробные ссылки на источники, чего не было в дореволюционных исследованиях.

Всей своей работой Веселовский показал многогранность генеалогии и те новые, иногда неожиданные возможности, которые она дает для решения конкретных исторических задач. Сейчас произведения Веселовского принадлежат историографии. Сравнивая эти исследования тридцатилетней и более давности с созданными в последние годы трудами, развивающими лучшие традиции русской генеалогии и создающими новые перспективы ее развития (работы Ю. Г. Алексеева, А. А. Введенского, А. А. Зимина, В. Б. Кобрина, А. И. Копанева, Н. Е. Носова, В. Л. Янина и др.), можно яснее осмыслить научное наследие С. Б. Веселовского. Многие из намеченных им проблем находят творческое воплощение в наши дни.

Источниковедение в трудах А. А. Зимина
(к 90-летию со дня рождения)[185]185
  Вестник РГГУ. Сер. Ист. науки. М.: РГГУ, 2010. № 7(50). С. 211–219.


[Закрыть]

«Никакая наука не может существовать без тщательно разработанной методики. И, возможно, дальнейший прогресс источниковедения будет зависеть, прежде всего, от совершенствования приемов анализа памятников прошлого».

А. А. Зимин

А. А. Зимин начал свою творческую жизнь в то время, когда в России возобновился интерес к вспомогательным историческим дисциплинам и источниковедению. Еще в студенческие годы он занимался Русской Правдой: в конце 30-х гг. XX в. существовал грандиозный проект изучения списков и редакций этого памятника и издания его текстов[186]186
  Александр Александрович Зимин / Сост. В. Г. Зимина, Л. Н. Простоволосова. М.: РГГУ, 2005. С. 7.


[Закрыть]. Как позднее писал А. А. Зимин, он изучал этот источник более сорока лет, начиная с первого курса истфака МГУ, где его учителями были С. В. Бахрушин, Б. Д. Греков[187]187
  Зимин А. А. Правда Русская. М., 1999. С. 9–10.


[Закрыть]. Уже в 70-е гг., готовя к изданию книгу о Русской Правде, автор отметил, что его «Правда Русская» «носит источниковедческий характер», хотя и считал необходимым «изучать историю текста Правды Русской в тесной связи с изменениями в общественной структуре Древней Руси»[188]188
  Там же. С. 9.


[Закрыть].

С самого начала творческого пути А. А. Зимин, исследуя любой источник, не только сопоставлял его тексты в различных списках, анализировал достоверность описываемых в нем событий, но также учитывал конкретную ситуацию исторических событий в России именно в то время, когда создавалась очередная редакция, выполнялся очередной список памятника.

Несомненно, с самого начала здесь сказывалась классическая школа русской исторической науки, которая предполагала изучение текстов и условий создания различных памятников, проведенное еще до того, как сам источник будет использован при описании событий истории.

Предварительного источниковедческого анализа А. А. Зимин требовал и от своих учеников. Если посмотреть на список дипломных работ, которые написаны под руководством А. А. Зимина в Историко-архивном институте (1951–1973), большинство из них имеют в заголовке слова «как источник» или «источники по истории». Даже диплом популярного автора Э. С. Радзинского назывался «Источники о жизни и деятельности Г. С. Лебедева» (1959 г.)[189]189
  Александр Александрович Зимин. С. 160.


[Закрыть].

Первые работы, опубликованные А. А. Зиминым после окончания университета в 40–50-е гг. XX в., также носят источниковедческий характер. Видно, что молодого историка живо интересовал весь корпус русских средневековых памятников. Очень скоро это вылилось в две фундаментальные публикации, основные источники по истории правящего класса: Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь, и сочинения Ивана Семеновича Пересветова[190]190
  Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в. М.; Л., 1950; Сочинения И. Пересветова. М.; Л., 1956.


[Закрыть].

Если подготовка публикации сочинений Пересветова шла вместе с писавшейся тогда же монографией «И. С. Пересветов и его современники», то подготовка текста Тысячной книги открыла новую страницу в творчестве А. А. Зимина. Не стоит забывать, что обе публикации снабжены исследованиями по истории текстов памятников, археографическим описанием рукописей и т. д. Таким образом, здесь соблюдено правило: история самого памятника и изучение ситуации, в которой он был составлен.

Сочинения Пересветова подготовлены по схеме серии «Литературные памятники», которая в то же время стала издаваться Пушкинским домом, и сама публикация А. А. Зимина вышла с грифом этого института. В книге помещены статьи о состоянии литературных произведений в России XVI в., биографический очерк о самом Пересветове, обширное археографическое описание рукописей. Принципиально новым было исследование происхождения и биографии Ивана Пересветова. Сейчас генеалогические работы стали привычным жанром, а в 40–50-е гг. XX в. они были редкостью, и даже сравнительно небольшой текст о происхождении Ивана Семеновича и его службе в Литве и Москве вызвал увлеченную полемику среди историков. Тем более, что в этом эпизоде уже проявились обширные знания тридцатилетнего Зимина как русских, так и зарубежных исторических исследований этого сюжета, блестящее умение проводить сравнительно-источниковедческий анализ различных памятников[191]191
  Сочинения И. Пересветова. С. 10–15.


[Закрыть].

Принципиально новым, практически положившим начало источниковедению делопроизводственных документов было издание Тысячной книги 1550 г. и Дворовой тетради 50-х гг. XVI в. Впервые Тысячную книгу опубликовал в XVIII в. Н. И. Новиков. Поскольку этот памятник действительно уникален и имеет большое значение не только для изучения генеалогии русского дворянства, но и политической истории России XVI в., в дальнейшем Тысячная книга неоднократно издавалась по различным, вновь найденным спискам[192]192
  Зимин А. А. Предисловие // Тысячная книга 1550 г. С. 6–10.


[Закрыть]; списки имеют пропуски и исправления, сделанные при копировании. Этот источник, фактически представляющий перечень лиц, неоднократно привлекал внимание историков. Наиболее авторитетной считается публикация 1911 г. Н. П. Лихачева и Н. В. Мятлева; авторы опубликовали текст Тысячной книги по 8 рукописям, сделав при этом сводный текст из всех списков[193]193
  Там же. С. 9.


[Закрыть]. Позднее Тысячной книгой занимался С. Б. Веселовский. Он не публиковал ее, но в архивном фонде сохранился богатый материал (выписки, комментарии, алфавитные списки), связанный с историей текста Тысячной книги. Правда, в основе работы С. Б. Веселовского лежит публикация 1911 г[194]194
  Бычкова М. Е. Степан Борисович Веселовский – генеалог // История и генеалогия. М., 1977. С. 52. См. настоящий сборник статей.


[Закрыть].

Публикация А. А. Зимина, где привлечены уже 14 списков, сделана по принципам, до того используемым при издании литературных произведений – издание редакции памятника, где к основному, научно избранному тексту, подводятся варианты и разночтения по всем остальным спискам. Для издания делопроизводственных памятников, часто имевших длительное время существования, как, например, разрядные и родословные книги, такой принцип открывает новые возможности их использования, поскольку сразу вскрывает пропуски, разночтения, другие неисправности текста.

Прекрасное знание русских средневековых источников, приобретенное еще в начале творческого пути в науке (подпись Зимина на листе использования рукописи практически есть почти на всех делах XV–XVI вв. из центральных архивов Москвы и С.-Петербурга), а также блестящие полемические способности, которыми несомненно обладал А. А. Зимин, способствовали тому, что он откликался на большинство публикаций русских источников.

В 50-е гг. XX в. он опубликовал два развернутых источниковедческих исследования, связанных с выходом новых публикаций средне вековых грамот[195]195
  Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVII вв. М.; Л., 1950.


[Закрыть]. Формально статьи Зимина – рецензии на вышедшие книги. Фактически это хронологическо-генеалогические исследования, посвященные датировке опубликованных грамот.

Хотя автор отмечает, что «задачей работы является хронологическое обследование» грамот[196]196
  Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв. // Пробл. источниковедения. М., 1958. Вып. 6. С. 276.


[Закрыть], поскольку «вопросы хронологического анализа сохранившейся документации приобретают особое значение, ибо от их правильного решения зависит определение времени того или иного события»[197]197
  Зимин А. А. О хронологии договорных грамот Великого Новгорода с князьями XIII–XV вв. // Там же. М., 1956. Вып. 5. С 300.


[Закрыть], круг вопросов, решаемых в этих статьях, гораздо шире. Анализируя акт за актом, помещенные в публикациях, автор практически воссоздает время их создания, полемизируя с историками, по крупицам собирая мельчайшие сведения об упоминаемых событиях, продуманно доказывая свою аргументацию. Собственно здесь видно взаимодействие источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин (хронологии, генеалогии и др.), целью которого бы-ло установить время создания отдельных актов и значение отдельных исторических событий, вызывавших создание документов.

Вообще рецензии А. А. Зимина часто перерастали в самостоятельное исследование. В сравнительно небольшой рецензии на книгу Р. П. Дмитриевой «Сказание о князьях владимирских» он предложил иную, чем в рецензируемой работе, схему взаимодействия рассматриваемых источников, а также привел шифр рукописи XVI в. из этого же круга произведений; этот список существенно меняет схему, предложенную Дмитриевой[198]198
  Он же. [Рецензия] // Исторический архив. 1956. № 3. Рец. на кн.: Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955. 214 с.


[Закрыть]. Выводы А. А. Зимина об истории создания «Сказания о князьях владимирских» практически сразу поддержали Л. В. Черепнин и Я. С. Лурье.

В 50-е гг. XX в. научные интересы А. А. Зимина изменяются. В это время он занимается передачей документов С. Б. Веселовского а Архив Академии наук. Богатство генеалогических материалов, справочная литература о составе дьяческого аппарата, истории различных семей, возможно, дали импульс для новых разработок. Статья А. А. Зимина о составе Боярской думы как бы указывает на развилку в исследовательской работе. С одной стороны, она, как и более ранние работы, посвящена анализу так называемого Шереметевского списка Боярской думы, которым не всегда критически пользовались исследователи, с другой – это законченное историко-генеалогическое исследование о семьях, чьи представители входили в состав Думы[199]199
  Он же. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // АЕ за 1957 год. М., 1958.


[Закрыть]. И в дальнейшем генеалогия прочно входит в круг интересов Зимина вплоть до последней монографии о составе правящего класса России, вышедшей посмертно[200]200
  Он же. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI вв. М., 1988.


[Закрыть]. Кроме того, к генеалогическим исследованиям привлекались и его ученики.

А. А. Зимин как никто другой знал состав архивных фондов, содержащих средневековые документы. Из этого родилась своеобразная работа «Государственный архив России в XVI в.»[201]201
  Государственный архив России XVI столетия / Подгот. текста и коммент. А. А. Зимина. М., 1978. 3 вып.


[Закрыть]. Намек на подобное исследование был еще в кандидатской диссертации А. А. Зимина, где он дал обзор архива Иосифо-Волоколамского монастыря[202]202
  Зимин А. А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России (конец XV–XVI вв.). М., 1977. С. 20–36.


[Закрыть]. В исследовании государственного архива России автор обратился к Описи царского архива XVI в. и проанализировал ее текст, сопоставив с сохранившимися архивными делами XVI в. По комментариям к Описи можно определить, что из упомянутых в ней материалов сохранилось до наших дней, какие документы известны лишь по публикациям XVIII–XIX вв. Из этого исследования мы можем определить состав и объем государственных документов XVI в., входивших в царский архив, сопоставить их с материалами других современных архивных собраний, выявить «иерархию» государственных и личных документов, материалов государственных учреждений разного уровня, понять, какой по объему состав источников сохранился до наших дней.

Постоянная работа с канцелярскими делами XVI в. создала у А. А. Зимина представление о функционировании документов XVI в. К сожалению, это представление известно лишь из личных бесед. Когда я мучительно искала критерий для определения редакций родословных книг, которые, как и Тысячная книга, лишены связного текста и состоят из росписей различных семей, Зимин рассказал мне, как он себе представляет жизнь документов в канцелярии:

– Вот представьте, составлена официальная родословная книга. С нее делается несколько копий: кому-то нужно для работы в приказе, кто-то просто хочет ее иметь. А затем эти копии живут своей жизнью: в приказ принесли для записи новые поколения к имеющейся росписи, вписали новые назначения в Думу и т. д. Кто-то из владельцев записал в официальный текст росписи родственных семей, сделал пометки о службе, родстве через брак. Какой-то из первоначальных списков обветшал, его скопировали. Часть приписок, сделанных на полях, попала в тексте не на свое место. И мы в основном получаем эти копии с копий, сделанные в разное время.

Все это действительно позволяет видеть в древних рукописях не застывшие тексты, пылившиеся в сундуках, а продукт деятельности приказного аппарата. Кстати, гораздо позднее, работая с подлинными делами Палаты родословных дел XVII в., я увидела правоту учителя: и на оборотах росписей писали новые тексты и использовали их для черновиков, выписывали на свободные места сведения других документов для проверки, редактировали решения о записи в родословную книгу – все было.

Для А. А. Зимина всегда за текстом источника стоял средневековый автор с его мировоззрением, интересами, уровнем эмоций. Часто он полушутя сравнивал работу источниковеда с дедуктивным методом сыщика.

Сегодня магазины заполнены отечественными и переведенными детективами, а лет 40–50 назад были известны лишь повести Конан Дойла, начали издавать Г. Честертона и переводить А. Кристи. Выход каждого нового детектива приводил к его детальному разбору. А. А. Зимин тут же указывал на ошибки автора, неточности, сопоставляя дедуктивный метод с приемами источниковедения. У Честертона ему больше, чем популярное и цитируемое сейчас положение о том, что прятать секрет надо среди множества подобных («Где умный человек прячет лист? В лесу»), нравилось другое. Большинство слов имеет различные смысловые оттенки, каждый из говорящих воспринимает «свой» оттенок, и интерпретация одного и того же текста разными людьми может привести к разным выводам. У Честертона это чуть не привело к гибели героя.

А. А. Зимин увлеченно цитировал Э. По, который доказывал, что история – это очень точная наука. В то время любили говорить, что хороший шахматист, обладающий логическим мышлением, – хороший историк. А. А. Зимин, открывая Э. По, считал, что хороший шахматист всего лишь должен обладать хорошей памятью, ведь все фигуры на доске ходят строго по правилам. А вот игра в шашки требует иных способностей, воображения, тех качеств, которые необходимы историку.

В 50-е гг. XX в. возникла дискуссия о том, нужен ли источниковедческий анализ для документов новейшего времени. Кощунством считали источниковедческий анализ работ В. И. Ленина; очень неодобрительно относились к такому курсу, который нам читала в Историко-архивном институте С. И. Якубовская, хотя лекции скорее были посвящены лишь одному аспекту источниковедения – редакционной работе автора над текстом.

Время показывает, что источниковедение – это мастерская профессионального историка, отсутствие такой работы может привести к казусам и неадекватным выводам. Так, выдвинутый тезис о том, что Петр I «собственным именем начал возводить придворных в княжеское достоинство, ввел графский и баронский титулы»[203]203
  Марасинова Е.Н. Идеологическое воздействие политики самодержавия на сознание элиты российского дворянства второй половины XVIII в.: Автореф. дис. … д-ра ист. наук. М., 2008. С. 24–25.


[Закрыть], явно нуждается в уточнении. Пожалование княжеских, графских и других титулов всегда подтверждалось соответствующими документами: в России это были дворянские дипломы. Источниковедческий анализ этих документов провел О. И. Хоруженко; в составленном автором перечне дипломов XVIII в. ко времени Петра I относится 18 (Екатерина I выдала их 40 за три года правления): одним из первых является «Жалованная грамота» от 1 июня 1707 г., выданная А. Д. Меншикову. С ней современный автор связывает пожалование А. Д. Меншикову княжеского титула. Однако такое пожалование было прерогативой императора, а Петр I в 1707 г. был царем. Кроме того, грамота Петра, как видно из текста, выдана князю Римской империи А. Д. Меншикову на титул светлейшего князя Ижорского[204]204
  Хоруженко О. И. Дворянские дипломы XVIII века в России. М., 1999. С. 173.


[Закрыть], т. е. изначально титул князя был пожалован императором Священной империи, а царь Петр дал под этот титул земли, чего император не мог сделать.