Текст книги "Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика"

Наконец, росписи сохранили уникальный материал о деятельности Палаты родословных дел и лицах, принимавших участие в создании родословий XVII в. Если имена русских герольдмейстеров XVIII и XIX вв. нам давно известны, то теперь к ним можно добавить думного дьяка В. Г. Семенова, под чьим руководством была проделана основная работа с росписями, поданными в Приказ после упразднения местничества.

Наблюдения над родословными росписями позволяют еще раз вернуться к вопросу о датировке Бархатной книги.

Указ 14 ноября 1686 г. говорит о том, как надо писать родословную книгу и как использовать для этого старую родословную, очевидно, он был издан перед составлением Бархатной книги, когда материалы для нее были собраны.

Бархатная книга скреплена по листам думными дьяками В. Г. Семеновым, Д. Т. Полянским, Е. И. Украинцевым и дьяками П. Ф. Оловянниковым и Л. А. Домниным. Домнин уже в 1689 г. стал думным дьяком. Вместе с Украинцевым он участвовал в Крымском походе 1686–1687 гг.[292]292
  Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV – XVII вв. С. 157.


[Закрыть], затем Украинцев участвовал 7–25 июля в раде, выбиравшей гетмана войска Запорожского[293]293
  Там же. С. 531–532.


[Закрыть]. В 1688/89 г. Домнин уехал с посольством к Мазепе. Очевидно, Бархатная книга могла быть подписана после возвращения Домнина и Украинцева из Крымского похода, но до отъезда Домнина с новым посольством, приблизительно во второй половине 1687–1688 г.[294]294
  А. П. Барсуков без доказательств датирует составление Бархатной книги 1687 г. (Барсуков А. П. Обзор источников и литературы… С. 10).


[Закрыть]

Все документы, связанные с составлением Бархатной книги, хранятся в фондах Разрядного приказа, сама книга находится в сенатских фондах. Когда и зачем она была перевезена в Петербург?

Ответ на этот вопрос дает переписка главного инспектора московских сенатских архивов П. И. Иванова с герольдмейстером В. Д. Философовым. В 1850 г. Иванов просит Философова помочь отыскать две родословные книги XVII в. Одна из них – официальная родословная, составленная в 1682 г. после упразднения местничества. «Этой любопытной и в настоящее время необходимой книги в здешних архивах нет, и, вероятно, она в архиве герольдии хранится, потому собственно, что при императрице Екатерине II, когда составляемы были дворянские книги, все относящиеся до этого предмета документы были вытребованы в С.-Петербург»[295]295
  РГИА. Ф. 1343. Оп. 57. Д. 377. Л. 1об.; РГАДА. Ф. 336. Оп. 1. Д. 355. Л.6об. Письмо от 20 июня 1850 г.


[Закрыть].

На распоряжение Философова о розыске названной Ивановым рукописи 2 августа 1850 г. поступил рапорт архивариуса герольдии Китаева о том, что упомянутой Ивановым книги в герольдии нет, а в «присутствии же департамента герольдии хранится под названием Бархатная книга сборник родословный, составленный в царствование царя Федора Алексеевича, который служит важным актом и основанием в решениях»[296]296
  РГИА. Ф. 1343. Оп. 57. Д. 377. Л. 1об. – 2; РГАДА. Ф. 336. Оп. 1. Д. 355. Л. 6об.–7.


[Закрыть].

На основании этого рапорта 27 сентября 1850 г. Философов отправил в Москву ответ, где сообщал, что интересующая Иванова книга 1682 г. находится в департаменте герольдии и «известна под именем Бархатной книги»[297]297
  РГАДА. Ф. 336. Оп. 1. Д. 355. Л. 7.


[Закрыть]. Отвечая на это письмо, Иванов вместе с благодарностью за присланные сведения выражает сожаление, что этот важный источник «не издан до сих пор в свет изящным образом» и трудно доступен для исследователя. «Как же не исправно издание новиковское, но и оно весьма редко и с трудом его можно отыскать»[298]298
  Там же. Л. 26, 27.


[Закрыть].

Эта переписка не только раскрывает нам историю хранения самой Бархатной книги, но и показывает, что часть генеалогических материалов XVII в. можно искать среди делопроизводственных документов XVIII – XIX вв., поскольку в это время они использовались для справок.

В связи с историей хранения рукописи интересно также выяснить, когда и где она получила столь необычное для русского источника название – Бархатная книга. Ни на рукописи, ни на копиях, сделанных с нее, его нет. Впервые оно употреблено, очевидно, в работе Ф. Эмина (1768 г.)[299]299
  «В родословии российских князей, Бархатною книгою называемом» (Эмин Ф. Российская история. СПб., 1768. Т. 2. С. 477).


[Закрыть]. Потом на титульном листе публикации Н. И. Новикова (1787 г.) появляются аналогичные слова – «которая известна под названием Бархатной книги»[300]300
  Родословная книга князей и дворян российских и выезжих. М., 1787. Ч. 1–2.


[Закрыть].

П. И. Иванов не связывает в своем письме родословную, составленную при отмене местничества, с книгой, опубликованной Н. И. Новиковым. То, что Бархатная книга и есть официальный родословец, определил В. Д. Философов.

Эти сведения приводят нас к выводу, что, находясь в составе Разрядного архива, рукопись названия не имела, иначе его при своих розысках упомянул бы Иванов. Бархатной книга стала называться в канцелярии герольдии, где это название за ней закрепилось. В таком случае можно установить примерную дату перевоза рукописи из Москвы в Петербург. Он произошел между 1762 и 1767 гг.[301]301
  П. И. Иванов пишет, что рукопись вывезли из Разрядного архива в царствование Екатерины II, а Ф. Эмин приводит в своей книге (вышла в 1767–1769 гг.) ее название.


[Закрыть] От служащих герольдии это название стало известно Ф. Эмину, Ф. Миллеру, а от него, очевидно, Н. И. Новикову.

В научную литературу название Бархатная книга перешло с титульного листа публикации 1787 г.

Некоторые задачи генеалогического исследования[302]302
  ВИД. Л.: Наука, 1983. Вып. 14. С. 3–22.


[Закрыть]

Роль вспомогательных исторических дисциплин в современном исследовании, вопросы совершенствования их методики, установление новых связей между различными традиционными дисциплинами – проблемы, неоднократно обсуждавшиеся на страницах научных изданий. Так, В. Л. Янин наиболее четко и последовательно определил изменение роли вспомогательных исторических дисциплин. С одной стороны, они совершенствуют свою исследовательскую методику и создают справочники, необходимые для своего собственного развития, с другой – исследование, посвященное источникам этих дисциплин (монеты, печати, формуляры актов), часто выливается в работу по истории международной торговли, государственного аппарата и др. Автор видит основные перспективы их развития не только в совершенствование методики исследования, но и в интеграции, в тесной связи параллельных исследований ряда вспомогательных дисциплин[303]303
  Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977. С. 5–10, 19–21. См. также: Буганов В. И., Зимин А. А. О некоторых задачах специальных исторических дисциплин в вручении и издании письменных источников по истории русского средневековья // История СССР. 1980. № 1. С. 117–118; Соболева Н. А. О тенденциях развития специальных исторических дисциплин // Источниковедение отечественной истории. 1979. М., 1980.


[Закрыть].

Основное отличие генеалогии от, скажем, нумизматики, сфрагистики, палеографии состоит в том, что практическая генеалогия – история семьи, установление степени родства – может существовать вне исторической науки. Любое целенаправленное коллекционирование рукописей, монет, печатей и других объектов исследования вспомогательных дисциплин невозможно без знания специальной литературы, каталогов, изучения музейных собраний и др. Коллекционер приобщается к специальным работам, лишь внося свою лепту в общее развитие науки, расширяя круг источников, уточняя их хронологию. Знание истории своей семьи, своих предков и ближайших родственников может существовать вне исторических исследований, создавая семейную традицию, давая локальное знание исторических событий, в которых принимали участие родственники. Поскольку эти знания в свою очередь могут стать источником исследования, само понятие генеалогии как будто становится расплывчатым. Но эта расплывчатость мнимая; как и другие отрасли истории, генеалогия имеет свои закономерности, вытекающие из закономерностей исторического процесса и из закономерностей исторической науки.

Генеалогия – самая древняя из вспомогательных исторических дисциплин. Если нумизматика, сфрагистика в практической деятельности появляются в обществе, где есть товарообмен и классы, палеография и дипломатика связаны с развитием письменности и работой государственного аппарата, то знание своих предков и истории своей семьи появилось одновременно с человеком. Первые сведения по генеалогии содержатся в этногенетических преданиях. Сведениями о родстве и происхождении семей, преимущественно правящего класса, изобилуют летописи, хроники, саги и другие исторические произведения. Но генеалогия окончательно конституируется в развитом классовом феодальном обществе, когда появляются специальные генеалогические документы, имеющие юридическую силу. Происхождение семьи и служебное положение предков давали права на земельные владения, чин или должность и определяли место в сословной иерархии. Сословность, по определению К. Маркса и Ф. Энгельса – неотделимая черта феодального общества, когда существуют не классы, а сословия «с определенными и строго ограниченными привилегиями»[304]304
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 184.


[Закрыть]. Историческое развитие сословий в классы завершается буржуазной революцией, когда «условием освобождения третьего сословия, буржуазии, было уничтожение всех и всяческих сословий»[305]305
  Там же.


[Закрыть].

Представление о сословности феодального общества позволяет выработать определенный подход и к генеалогическим источникам.

Источники генеалогического исследования практически неограниченны, ими может быть любой памятник (письменный, архитектурный, археологический, предметы искусства), содержащий биографические сведения об отдельном лице. Основным моментом генеалогического исследования здесь является отнесение определенного круга фактов о жизни и деятельности этого лица. Часто в процессе такой работы генеалогия смыкается с источниковедением.

Источники генеалогии, создававшиеся в процессе деятельности лиц и учреждений и имевшие юридическую силу – это поколенные росписи и таблицы, которые устанавливали родственные связи между отдельными членами семьи. В задачи научной дисциплины генеалогии входит исследование истории создания ее источников, проверка достоверности их сведений. Кроме этого, генеалогия создает свои справочники о жизни и деятельности лиц и семей, используя весь доступный объем исторических источников. Такие справочники являются надежным фундаментом различных исследований по социально-экономической и социально-политической тематике, а также сами могут перерастать в подобные исследования.

Различия между практической и научной генеалогией принципиальны. Научная генеалогия всегда подчинена задачам исторического исследования, практическая – юридически оформляет степень родства между определенным кругом лиц, определяя их положение в структуре общества.

Между Государевым родословцем 1555 г. и «Русской родословной книгой» П. В. Долгорукого (1841 г.) как генеалогическими справочниками нет принципиальной разницы. Оба они создавались как документ, где зафиксированы родственные связи между членами различных семей. Их различие не в назначении, а в разных уровнях развития общества XVI и XIX вв. Именно этим обусловлены и отбор семей, и проверка достоверности сведений о родстве, и отбор биографических сведений, и способ размножения книги. А уже в книге Н. П. Лихачева «Разрядные дьяки XVI в.» изучение истории создания основных источников русской генеалогии органически входит в исследование деятельности одного из ведущих государственных учреждений России. Именно здесь генеалогия как вспомогательная историческая дисциплина начинает раскрывать свои возможности.

Методика составления родословных таблиц в России научно не разрабатывалась. Основным источником русской генеалогии являются росписи нисходящего родства: в них записываются все потомки какого-либо лица, как правило, только по мужской линии. Росписи восходящего родства, где записаны все предки какого-либо лица, русской генеалогии также практически неизвестны.

В родословных росписях можно выделить два элемента – так называемую легенду о происхождении семьи, где записан ее родоначальник, и поколенную роспись.

Поколенная роспись – это перечень всех членов семьи с указанием степени родства, в своей древней части она иногда баснословна, форма росписи в русских источниках существенно не менялась в течение столетий, в каком бы виде эти документы не существовали (как приписки к летописным сводам, самостоятельно, объединенные в родословные книги). Поколенная роспись имеет практическое значение при установлении степени родства как внутри членов одной семьи, так и между разными семьями, если известны их родственные связи.

Родословные росписи чаще привлекают историков, так как именно они содержат основную массу сведений, часто уникальных.

Родословные легенды исследуют гораздо реже, в основном с точки зрения достоверности происхождения родоначальника. Представляется, что их значение более глубокое. Родословие наряду с документами, где оформлялось служебное положение семьи в иерархии феодального общества (например, в России – докончальные и жалованные грамоты, разряды и т. п.), закрепляло сословное происхождение рода, право его членов занимать определенное положение. Именно родословная легенда фиксировала происхождение из княжеской семьи, древность службы великим князьям и положение предков при их дворах. Причем, оставаясь в рамках семейных преданий, эти факты не имели юридической силы, а официально зафиксированные ставили потомков на определенную ступень сословной лестницы, предоставляя им соответствующие права и привилегии.

Правительство периодически было вынуждено дополнять и редактировать родословные документы, что давало возможность семьям, выдвинувшимся на службе после предшествующего редактирования, официально закрепить уже совершившиеся изменения сословной принадлежности.

На определенном уровне развития феодального общества создавалось официальное учреждение, которое занималось сбором, проверкой и утверждением родословных документов. Деятельность таких учреждений и лиц в разных странах была схожей.

В России первоначально родословиями занимался Разрядный приказ, основной функцией которого были вопросы службы дворян, этого, по выражению Ф. Энгельса, «по преимуществу военного класса»[306]306
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 394.


[Закрыть]. Это еще раз говорит о тесной связи «службы» и «происхождения» в период феодализма. В Разрядном приказе был составлен Государев родословец 1555 г. и другие родословные книги[307]307
  Бычкова М. Е. Родословные книги XVI–XVII вв. как исторический источник. М., 1975.


[Закрыть]. В 1682 г. при Разрядном приказе было создано специальное учреждение – Палата родословных дел, которая занималась сбором и проверкой родословных документов. Продукт ее деятельности – Бархатная книга, имеющая в основе тот же Государев родословец[308]308
  Она же. Из истории создания росписей конца XVII в. и Бархатной книги // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1981. Вып. 12.


[Закрыть].

О значении, которое придавалось родословным росписям, говорит состав лиц, занимавшихся ими. Государев родословец был оставлен, как доказал Н. П. Лихачев, разрядным дьяком Е. Цыплятевым, одним «из крупнейших государственных деятелей середины XVI в.[309]309
  Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 1888. С. 353, 414–416.


[Закрыть] В XVII в. разработкой указов о составлении родословной книги занимался среди других Ф. Шакловитый. Справки о проверке документов о происхождении в Посольском приказе подписывал думный дьяк Е. И. Украинцев, спорные вопросы решали бояре В. Д. Долгорукий и В. В. Голицын. Бархатную книгу подписали три думных дьяка – Е. И. Украинцев, В. Г. Семенов и Д. Т. Полянский. Такое оформление, скрепленное высокопоставленными должностными лицами, имело в прямом смысле слова вечное значение. Адашевы попали в Государев родословец 1555 г., куда записаны в основном потомки первых великих князей Рюрика и Гедимина и старомосковских бояр, так как влияние А. Ф. Адашева при великокняжеском дворе в середине XVI в. было необыкновенно велико. Роспись Адашевых осталась и в Бархатной книге, когда этого рода уже не существовало, как символ сословной принадлежности.

С начала XVIII в. до 1917 г. при Правительствующем сенате была Герольдмейстерская контора, затем Департамент герольдии, высший арбитр споров о происхождении семей, в ее архиве были сосредоточены документы о происхождении русского дворянства.

8 Англии XIV в. в судах при спорах об имуществе росписи еще не привлекаются в качестве документальных свидетельств. Одним из первых толчков к их составлению была война Алой и Белой розы. С 20-х гг. XVI в. – времени правления Генриха VIII – до последней четверти XVII в. – правления Карла II – здесь велись так называемые «книги посещений» герольдов. Посланные по заданию короля, герольды объезжали графства, смотрели гербы и вели родословные записи. Составленные ими росписи в основном опирались на семейные предания, но во время этих посещений проверялись фамильные документы, надписи на гробницах и т. д. Записи герольдов имели юридическую силу. В XVII в. росписи регистрировались в герольдии. Кроме того, генеалогическую работу вели антиквары, это была частная инициатива, росписи отдельных родов часто заносились в истории различных графств[310]310
  Genealogy // Encyclopedia Britannica. 1963. Vol. 10.


[Закрыть].

Во Франции первые шаги генеалогии также были связаны с вопросами наследования и историей правящего дома. В 1595 г. здесь была юридически оформлена должность генеалога, а в 1615 г. – Суд о гербах Франции[311]311
  Durye P. La généalogie. Paris, 1971. P. 15–16.


[Закрыть]. В этих учреждениях проверялись и утверждались родословные документы. Именно здесь сформировались основные источники по французской генеалогии. Обе должности – генеалога и судьи – долгое время сохранялись за членами одной семьи.

Но и во Франции с середины XVI в. развивалась частная инициатива в написании генеалогий королевской и различных знатных семей. Она особенно процветает в XVII в., когда появляются работы, показывающие родство между правящими домами стран Европы или излагающие историю дворянских родов отдельных провинций[312]312
  Ibid. Р. 12–14; Dworzaczek W. Genealogia. Warszawa, 1959. S. 98–99.


[Закрыть]. В это же время появляется интерес к теоретической генеалогии, разрабатываются принципы начертания родословных таблиц и составления поколенных росписей. Одна из этих систем, разработанная испанцем Жеромом Coca, в усовершенствованном виде существует до наших дней[313]313
  Durуe P. La généalogie. Р. 62–65.


[Закрыть]. XVIII век, наоборот, привел к упадку генеалогических исследований[314]314
  Ibid. Р. 18–20; Dworzaczek W. Genealogia. S. 100–101.


[Закрыть]. Возможно, это вызвано тем, что генеалогия всегда обслуживала интересы дворянства, что создавало однообразие тем исследований. В эпоху Французской революции, которая «уничтожила сословия вместе с их привилегиями»[315]315
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 184.


[Закрыть], такие работы теряли свое значение.

В это же время в Германии зарождается интерес к теоретическим основам генеалогии, что можно признать за рождение научной генеалогии. В 1721 г. организуется первая кафедра генеалогии в университете Вены, в 50-е гг. выходит учебник генеалогии, а в Геттингенском университете читается курс лекций; генеалогия ставится в один ряд с такими дисциплинами, как палеография, дипломатика, хронология, сфрагистика[316]316
  Dworzaczek W. Genealogia. S. 101.


[Закрыть].

В Польше составление первых генеалогических справочников – гербовников – также относится к концу XVI в. В отличие от других стран здесь генеалогия более тесно связана с геральдикой; сами работы являются авторскими исследованиями, а не продуктом деятельности должностных лиц[317]317
  Ibid. S. 109–114.


[Закрыть]. Это отразилось и в отборе фамилий (так, один из авторов – иезуит К. Несецкий – широко использовал материалы семейных архивов и документы ордена иезуитов, но обошел молчанием историю некатолических семей)[318]318
  Ibid. S. 112.


[Закрыть], и на оформлении самих работ, в которых история происхождения семей часто наполнена вымышленными фактами, иногда фальшиво использованными записями польских хроник[319]319
  Ibid. S. 109–110.


[Закрыть]. Но там, где описываются события, современные авторам гербовников, их книги являются важным и достоверным источником.

Некоторые из этих работ (гербовники Б. Папроцкого и Ш. Окольского) использовались наряду с польскими хрониками в Посольском приказе при составлении в XVII в. справок о происхождении дворянских семей.

И наконец, окончательное рождение генеалогии как вспомогательной исторической дисциплины связано с именем профессора Венского университета О. Форст Баттаглиа. Его первая книга по теории генеалогии была опубликована в 1913 г.[320]320
  Ibid. S. 103–104.


[Закрыть]; в 40-е гг. он сформулировал принципы критики источников генеалогии, методики работы с ними, задачи генеалогии как вспомогательной исторической дисциплины[321]321
  Fоrst de Battaglia O. Wissenschaftliche Genealogie. Bern, 1948.


[Закрыть]. Его наблюдения легли в основу всех позднейших работ по генеалогии.

В исторической литературе последних десятилетий различных стран все чаще ставится вопрос о значении генеалогии как вспомогательной исторической дисциплины в историческом исследовании[322]322
  Медушевская О. М. Историческая наука и генеалогия // ВИ. 1970. № 2. С. 187.


[Закрыть]. Неоднократно возвращались к нему французские исследователи. Современная генеалогия в их работах признается вспомогательной наукой многочисленных гуманитарных наук и собственно наукой об истории возникновения и развития индивидуумов, объединенных в семьи[323]323
  Durуе P. La généalogie. Р 37.


[Закрыть]. В основном задачи генеалогии определяются в двух направлениях. Первое – совершенствование методики исследования (расширение круга источников, более обоснованный отбор фактов о деятельности лиц). В частности, большое внимание отводится выявлению родства по женской линии. В практической генеалогии, когда при назначении на службу учитывалось родство только по мужской линии, в этом не было необходимости; для научной генеалогии важно как можно подробнее установить родство между различными семьями. Совершенствование методов составления таблиц, росписей, карточек на отдельных лиц вызвано распространением машинных методов обработки материалов[324]324
  См. подробнее: Соболева Н. А. Некоторые аспекты методики генеалогических исследований в современной французской литературе // История и генеалогия. М., 1977.


[Закрыть]. Второе направление – это связь генеалогии с различными аспектами исторического исследования, здесь принципиально новым является установление взаимовлияния генеалогии и демографии. Сами демографические исследования появились в исторической науке сравнительно недавно, и важность генеалогического метода для них несомненна. Машинная обработка материалов демографии привела к усовершенствованию генеалогических таблиц. Оно обогатило обе дисциплины[325]325
  Meurgeu de Tupigny J. Généalogie // L'histoire et ses méthodes. Paris, 1961. Р. 724–737.


[Закрыть].

Все чаще признается ведущая роль генеалогических исследований при разработке истории государственных учреждений средневековья, когда должности при дворе, трансформировавшиеся позднее в аппарат государственной власти, были наследственными в кругу определенных семей, иногда вырастали из придворных, также наследственных функций[326]326
  Гейштор А. Заметки о центральном управлении в славянских государствах в IX–XI вв. // Становление раннефеодальных славянских государств. Киев, 1972.


[Закрыть].

В этом принципиальное отличие научной и практической генеалогии. Для историка генеалогия – это техника обработки документа, предполагающая дальнейшее исследование; для генеалогии – это самоцель[327]327
  Perronnet M. Généalogie et histoire; approches méthodiques // Revue historique. 1968. Т. 239. Р. 113.


[Закрыть].

Наибольшее место в исследованиях о цели и задачах генеалогии отводится определению круга ее источников, их анализу, показу, в какой обстановке и для каких нужд они составлялись. Однако, поднимая вопрос о расширении круга источников для генеалогии, французские авторы, в частности М. Перроне, не конкретизируют вопрос об их объективности[328]328
  Подробнее: Медушевская О. М. Историческая наука и генеалогия. С. 183.


[Закрыть].

Как видно, задачи, которые ставятся перед современной генеалогией в связи с историческим исследованием, исходят из того, что ее основной источник, сформировавшийся на протяжении нескольких веков, дает схему родства лиц.

Именно это качество используется в работах по социальной истории, демографии, истории землевладения и государственных учреждений. Все эти проблемы традиционно связаны с работами практической генеалогии, которая основное внимание уделяла проверке степени родства между отдельными лицами.

Большое значение генеалогии в исследовании истории крестьянства и но-вые перспективы, какие дает такая работа, были сразу признаны в советской исторической литературе. Об этом говорил в своих лекциях в 1939 г. С. Б. Веселовский. То гда же вышла первая работа, посвященная генеалогии крестьянской семьи[329]329
  Введенский А. А. Крестьяне Строгановы в XVI–XIX вв. // Труды Тбилисского гос. ун-та. 1939. Т. 10.


[Закрыть].

Существенные сдвиги произошли в последние десятилетия. Историки, занимавшиеся генеалогией крестьянских семей, выявили два основных комплекса источников, позволяющих реконструировать их состав и родственные связи – это частные акты на определенные земельные угодья, писцовые и переписные книги. Наличие в наше время собственно архивов крестьянских семей – явление чрезвычайно редкое. Такие комплексы документов иногда восходят к середине XVI в., а чаще охватывают XVII–XVIII вв.[330]330
  Воскобойникова Н. П. Родовой архив крестьянской семьи Артемьевых-Хлызовых // АЕ за 1966 год. М., 1968; Амосов А. А. Крестьянский архив XVI столетия // АЕ за 1973 год. М., 1974.


[Закрыть] и имеют ограниченную территорию – Север Европейской части России, Поморье, Предуралье, районы, где преобладало черносошное землевладение и где длительное время сохранялась собственность крестьян на землю.

Методика работы с частными актами с целью составить родословие крестьянской семьи подробно изложена в работе А. А. Амосова[331]331
  Амосов А. А. Частный акт – источник генеалогических изысканий (к проблеме реконструкции крестьянских архивов) // Проблемы социально-экономической и политической истории СССР: Науч. конф. молодых ученых: Тез. докл. М., 1975.


[Закрыть]. Эта методика тесно связана с методикой реконструкции дворянских родословий по актам, в тех случаях, когда нет поколенных росписей (работы А. А. Зимина по исследованию происхождения И. С. Пересветова; С. Б. Веселовского – по исследованию Басенковых, Кучецких и В. Л. Янина – о новгородских боярских семьях).

В ряде работ по истории феодального землевладения реконструированы архивы около полутора десятков крестьянских семей. Наиболее ценны в этом плане работы А. А. Преображенского. Под архивами в данном случае подразумеваются от 2–3 до нескольких десятков актов, относящихся к одной семье и сохранившихся как в составе единого комплекса, так и в различных архивных фондах. В зависимости от числа и хронологических рамок этих документов они могут давать широкий горизонтальный срез семьи. Таковы акты (3) семьи Шуковых (40– 50-е гг. XVII в.), Сапегиных (40–60-е гг. XVII в.) и некоторых других[332]332
  Преображенский А. А. Ура л и Западная Сибирь в конце XVI – начале XVIII века. М., 1972. С. 192–210.


[Закрыть]. Документы некоторых семей охватывают период до 120–150 лет. Таков реконструированный А. А. Преображенским семейный архив крестьян Артемьевых, сохранившийся до нашего времени в руках крестьянской семьи, родовой архив Артемьевых-Хлызовых, документы крестьянской ветви Строгановых и некоторые другие.

Для всех этих архивов характерна одна черта: они относятся к верхушке крестьянства, втянутой в торговлю земельными участками, иногда солеварение, иногда участвующей в волостном управлении (Хлызовы). Многие из них позднее перешли в купеческое сословие. А. А. Преображенский особо отмечал, что еще в конце прошлого века отдельные купеческие семьи стремились создать свои архивы, собирая ранние документы, говорящие об их происхождении из крестьян[333]333
  Там же. С. 193–194.


[Закрыть].

История двинских «лучших мужей» ярко представлена в исследовании Н. Е. Носова[334]334
  Носов Н. Е. Опыт генеалогических изысканий по истории зарождения крестьянских торгово-промышленных капиталов в России. («Лучшие люди» и «Торговые мужики» двинских актов XVI в.) // ВИД. Л., 1968. Вып. 1.


[Закрыть]. Автор показывает сложный процесс эволюции богатого крестьянского хозяйства Подвинья в XVI–XVII вв., где в то время практически отсутствовала феодальная вотчина, на примере семьи Амосовых, бывших новгородских бояр, «окрестьянившихся» после присоединения Новгорода к Москве в 1478 г. и к концу XVI в. в результате своей торгово-экономической деятельности перешедших в купеческое сословие.

Генеалогия двинских крестьянских семей прослежена и в работе Н. Н. Покровского, но А. И. Копанев на основе генеалогического исследования показал, что ряд семей (Амосовы, Шуйгины и др.), которых раньше авторы относили к крестьянским, являются боярскими, представляют собой измельчавшие и обедневшие ветви новгородского боярства[335]335
  Копанев А. И. Крестьянство Русского Севера в XVI в. Л, 1978. С. 71–110.


[Закрыть].

В этих работах, которые различают и хронологические рамки, и отчасти географические районы, определяется общая тенденция генеалогического изучения крестьянской семьи. Прежде всего, это верхушка класса, имевшая возможность перейти в число «гостей». Именно такие семьи вели активную экономическую деятельность: скупали земельные участки, занимались промыслами, участвовали в государственных мероприятиях по освоению новых земель[336]336
  Преображенский А. А. Ур а л и Западная Сибирь. С. 199–210.


[Закрыть]. Сохранившиеся актовые материалы позволяют изучать не просто историю крестьянских семей, а историю «лучших мужей». Вторая особенность – то, что исследование ограничивается изучением экономических процессов в деревне, расслоения крестьянской общины. Практически история каждой крестьянской семьи имеет замкнутый характер и мало соприкасается с историей соседних семей. Крестьянская генеалогия XVI–XVII вв. – это яркие пятна на фоне общих экономических процессов русской деревни.

Большие возможности в изучении генеалогии крестьянской семьи последней четверти XVII – первой четверти XVIII в. дают переписные книги. Е. Н. Бакланова, исследовавшая их[337]337
  Бакланова Е. Н. Крестьянский двор и община на Русском Севере. Конец XVII – начало // XVIII в. М., 1976.


[Закрыть], показала, что в книгах точно определено родство между членами семьи, живущими в одном дворе. Большой интерес представляет замечание автора о том, что сравнение показаний этих источников за разный период приводит к выводу, что в одном и том же дворе длительное время жили одни и те же лица или их потомки. Сведения книг настолько подробны, что дают возможность точно установить степень родства и свойства между отдельными лицами из одного двора.

Работа Е. Н. Баклановой показала значение переписных книг для истории крестьянских семей, но автор в силу специфики своей работы дала статистическую, а не генеалогическую обработку этих материалов.

Гораздо меньше внимания уделяется изучению родословных легенд, методике их обработки, а, как уже отмечалось, именно в легенду о происхождении родоначальника вкладывалась идея сословной принадлежности семьи. Легенда, как правило, восходит не только к семейным традициям, но и к традициям общественных идей того времени, когда ее юридически оформляли. Это позволяет изучать родословия как памятники общественной мысли своего времени[338]338
  Подробнее: Бычкова М. Е. Генеалогия в советской исторической литературе. С. 51–54.


[Закрыть].

Дореволюционная научная генеалогия, как правило, выборочно изучала родословные легенды отдельных семей; проверялись содержащиеся в них факты, древние грамоты, поданные вместе с росписями. Основная критика падала именно на грамоты; методами дипломатики устанавливалась их подлинность или подложность. В окончательных выводах о происхождении родоначальника историка проявляли большую сдержанность. Очевидно, в классовом обществе и научная генеалогия связана с интересами правящего класса.

В советской историографии, наоборот, родословные легенды правящих домов XVI в. стали изучаться как литературно-публицистические произведения, но при этом недоучитывался тот момент, что они создавались как генеалогические произведения и в этом качестве подчинялись традициям генеалогии своего времени.

Прежде всего здесь надо назвать работу Р. П. Дмитриевой, которая выявила, исследовала и опубликовала Сказание о князьях владимирских и связанные с ним произведения[339]339
  Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955.


[Закрыть]. Ее работа – наиболее совершенное исследование легенд русских и литовских великих князей.

В области генеалогии Р. П. Дмитриева выделяет два аспекта: прослеживает, как эти произведения отразились в более поздних генеалогических памятниках (Государевом родословце, родословных статьях Воскресенской летописи), и проводит конкретно-генеалогические наблюдения над изучаемым текстом. Сама по себе такая постановка вопроса очень плодотворна.

При конкретно-генеалогическом анализе такого рода источников важно выяснить и разграничить два момента: 1) что мог знать автор родословий (общий круг доступных ему источников), что и как из своих знаний он использовал (это покажет цель его произведения); 2) что мы знаем об упоминаемых в произведении лицах и событиях.

Большинство генеалогических наблюдений Р. П. Дмитриевой относится к родословию литовских князей, разные редакции которого помещены после Сказания о князьях владимирских и Послания Спиридона-Саввы. Автор очень точно уловила связь между этими двумя памятниками, доказав, что «родословие литовских князей как бы противопоставляется родословию князей русских и оба вместе в своем противопоставлении служат возвеличению великокняжеской власти на Руси»[340]340
  Там же. С. 87; см. также: Дмитриева Р. П. О текстологической зависимости между разными видами рассказа о потомках Августа и о дарах Мономаха // ТОДРЛ. 1976. Т. 30. С. 217–218.


[Закрыть]. Но перейдя к конкретному анализу генеалогических известий, она допустила неточности.

Родословие литовских князей начинается с прихода на Русь татар, после чего смоленский князь Витень бежит в Литву. Родоначальником литовских великих князей становится его преемник Гедимин. Р. П. Дмитриева считает, что Витень в редакциях родословия назван вассалом смоленского князя и соответственно Гедимин выступает как раб вассала смоленского князя; все это создавало четкую направленность легенды, выработанную еще хронистами Тевтонского ордена. Но Витень назван здесь не вассалом, а одним из смоленских князей. Разные редакции родословия дают ему различные определения[341]341
  Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. С. 88, 179, 201, 211; Она же. О некоторых источниках «Послания» Спиридона-Саввы // ТОДРЛ. 1957. Т. 13. С. 440. Здесь же Витень назван «мелким вассалом» смоленского князя.


[Закрыть]. Дело текстолога восстановить первоначальный текст, но смысл легенды – показать не безродность Витеня, а его происхождение от смоленских князей Рюриковичей. Связь же Витеня с родом смоленских князей должна была служить интересам русского правительства. В дальнейшем, создавая новую редакцию родословной легенды литовских князей для Воскресенской летописи и Государева родословца, авторы доказывали их прямое происхождение от полоцких Рюриковичей.