Текст книги "Бату Мулюков. Жизнь. Творчество. Судьба"

Объяснял, как следует развивать, композиционно разрабатывать музыкальный тематический материал, данный вначале экспозиционно. Хотя его метод разработки, развития темы был несколько схематичен, шёл от головы, всё же какая-то польза от его советов осталась.

В 1975 году я написал 24 маленькие пьесы для выборного баяна во всех 24 тональностях. Назвал их прелюдиями. Три из них сыграл в сольном концерте. После концерта спросил его: «Как Вам мои прелюдии?». «А, эти миниатюры?» – переспросил он. «Что же, мило слушаются». Так, с лёгкой руки Бату Гатаулловича к этим пьескам и приклеилось это название. Позднее эти 3 миниатюры были обязательными пьесами для баянистов в Конкурсе исполнителей на народных инструментах, который проходил в институте в декабре 1976 года.

Бату Мулюков считал себя музыкантом-исполнителем на гармошке. Писал для неё музыку на народном материале в сопровождении фортепиано. Сам исполнял с концертмейстером, записывал свои программы на телевидении Татарстана. Участвовал в Республиканском конкурсе исполнителей на гармонике имени Ф. Туишева, стал лауреатом. Очень этим гордился, по отзывам некоторых наших педагогов, – не меньше, чем присуждённой ему ранее Государственной премией им. Г. Тукая. Хотя, честно сказать, своими почётными званиями никогда не кичился.

В передачах о татарской народной музыке на телевидении он иллюстрировал все пояснения собственной игрой на гармошке. Свои обработки для этого маленького инструмента с фортепиано были сделаны очень тщательно, с любовью. Игра его отличалась техническим совершенством и художественной убедительностью, завершённостью. Тонко передавал он на этом небольшом и скромном инструменте своеобразие татарской народной музыки, её исконные, глубинные основы.

Раньше мне казалось блажью и даже недалёкостью, что профессиональный композитор играет на гармошке, причём прилюдно. На фоне баяна, да ещё выборного, на котором большинство из нас училось, гармошка как-то терялась, бледнела. Впоследствии я сформулировал это для себя так: композитор в своеобразной форме выражает себя через этот инструмент. Ведь и Астор Пьяццола, как потом мы узнали, увидели и услышали, исполнял публично на бандонеоне свои концертные танго с созданным им ансамблем. Он, между тем, получил в своё время серьёзное образование в Аргентине и Франции как пианист, композитор, дирижёр и органист.

В первой половине 1980-х годов студенты класса инструментовки разучивали и проигрывали с оркестром собственные партитуры. Мы, преподаватели, помогали им осмыслить свои партитуры и подготовить их к исполнению. Бату Гатауллович в этом процессе показывал неплохие дирижёрские навыки, умение работать с оркестром, добиваться качественного звучания, часто вмешивался в репетиционный процесс. Требовал от дирижёра и оркестрантов добиваться точного выполнения партитурных указаний. Дирижировал отдельными кусками произведения сам, причём очень убедительно (сказывалось дирижёрское образование). Хорошо владел техникой дирижирования: его жесты были толковы, понятны, профессиональны. Таким образом, вмешиваясь в совместную работу дирижёра и оркестрантов, он доводил исполнение партитуры до необходимого художественного уровня.

В нашей беседе он говорил, что, работая над симфонией, сильно перенапрягся. После её написания пошатнулось его здоровье: получил нервное истощение, от которого потом долго не мог прийти в себя. Продолжал потихоньку писать музыку дома и чуть-чуть, на полставки, работал в общеобразовательной школе с хором. «Всё-таки по первому музыкальному образованию я хоровой дирижёр». Материально приходилось трудно. Спасала жена.

Когда я его впервые увидел, году в 1971, когда ему было чуть более сорока лет, он выглядел, на взгляд двадцатилетнего парня, глубоким семидесятилетним стариком, седым, бледным, измождённым. Потом, начав работать в институте в 1973 году рядом с ним, я видел, как он становился год от года всё здоровее и моложе.

То ли жизнь у него налаживалась, здоровье поправлялось, то ли происходил какой-то обман зрения. Где-то в возрасте с 50 до 65 лет он выглядел вполне здоровым – и внешне, и внутренне.

Меня интересовало, как в таком возрасте ему удаётся держать себя в такой хорошей физической форме? В ответ он мне приводил слова своего учителя А. С. Лемана: «Здоровье своё надо строить каждый день по кирпичику. Тогда оно и будет укрепляться».

И он своим здоровьем занимался: тренировал сердечно-сосудистую систему, лёгкие. Делал гимнастические упражнения, старался имитировать бег в комнате («бег на месте»). Говорил, что это ему помогло укрепить здоровье: он перестал чувствовать отрицательное влияние на организм смены погоды. К 60, 65 годам он, по моим наблюдениям, выглядел моложе, чем в 40 лет.

Конечно, в эти годы у него были довольно значительные успехи в творчестве. Было написано много крупных вещей, среди них – оратория, концерт для голоса с оркестром, опера, которые к тому же были исполнены на концертной сцене и в театре. Кроме того, он был избран секретарём Союза композиторов, получил почётные звания заслуженного деятеля искусств РФ и РТ, стал лауреатом Государственной премии им. Г. Тукая, получил учёное звание доцента, а затем и профессора.

Всё это, надо полагать, поднимало настроение, вселяло веру в собственные силы, в своё призвание быть композитором. А для художника это так же важно, как комплименты для представительниц женского рода.

Когда творец, композитор верит в свои силы, он готов горы свернуть. Вот этот период жизни и был у Бату Гатаулловича, когда дела шли, музыка создавалась, пришло широкое общественное признание. Это, конечно, положительным образом отражалось на здоровье. Хотя чуть позднее Бату Гатауллович перенёс 2 инфаркта: видимо, ноша была непосильной. Приходилось совмещать активную творческую деятельность с регулярной работой в институте. Да ещё выполнять поручения в качестве секретаря Союза композиторов РТ.

Алкоголем он не злоупотреблял. Во время застолий, на днях рождения, юбилеях он мог выпить 2–3 рюмки водки. При этом не пьянел, но становился откровеннее в разговоре, мог пошутить, посмеяться над чем-то вместе со всеми. Видимо, композиторская работа заставляла его быть всегда собранным.

Если ему что-то казалось по-настоящему смешным, то смеялся он искренне, азартно, заразительно и громко, как ребёнок. Смех его был как низвергающий водопад, не сдерживаемый никакими преградами. Думаю, что так откровенно и весело смеётся тот, кто вырос на просторе, рядом с природой, вдали от городского шума, и был с детства окружён сердечными и искренними людьми. Его смех выказывал весёлый характер, искренность, молодость души, оптимизм и свидетельствовал о нравственно здоровой натуре.

Ф. М. Достоевский говорил, что смех характеризует человека вернее всего. По манере смеяться можно было сказать, что Бату Гатауллович человек простодушный, открытый, добрый, жизнерадостный. В рабочие будни трудно было услышать его смех. Чаще это бывало на днях рождения, когда рассказывалось за столом что-нибудь шутливое, какой-нибудь весёлый случай или анекдот.

Его жена, Сания Гараевна, кроме чисто хозяйских дел, выполняла, можно сказать, секретарские обязанности при своём муже. Разбирала его не простой для чтения почерк, печатала на пишущей машинке самые разные материалы, связанные с его творчеством и преподавательской работой. Если дело касалось его юбилеев или обедов, в связи с творческими вечерами, концертами, то вся кулинарная часть мероприятий ложилась на её плечи. Замечу при этом, что приготовленные блюда, закуски, а часто и выпечка – были выше всяких похвал. Кроме того, полагаю, она верила в талант своего мужа и всячески поддерживала все его творческие начинания. А это многого стоит.

Кроме сочинения музыки, Бату Гатауллович умел что-то делать и руками. А именно, – построил дачу, прочную и довольно красивую. Ремонтировал, перестраивал после одной из коммунальных аварий домашнюю мебель: шкафы и прочее.

Постройка дачи, по его словам, стоила по затратам энергии и времени ещё одной ненаписанной симфонии.

Мне приходилось наблюдать его процесс сочинения музыки. Иногда, общаясь с преподавателями, он начинал что-то мурлыкать, напевать себе под нос. Потом, ничего не говоря, внезапно срывался с места и быстро уходил, чуть ли не убегал в свой класс. Видимо, для того, чтобы записать на нотной бумаге найденную интонацию, какой-то оборот, мелодию. Такое с ним происходило довольно часто. Получается, что он постоянно находился в творческом состоянии, даже когда приходил преподавать в институт.

Инструментовал композитор свою музыку довольно легко, как мне казалось. Иногда в свободное время от занятий он это делал у себя в классе в институте при включённом радио или маленьком транзисторном радиоприёмнике «Сигнал». Меня это удивляло, и я поинтересовался, не мешает ли посторонняя музыка работе? Он ответил, что всё в основном продумано, остаётся чисто механическая работа – запись партитуры с некоторыми добавлениями к тексту клавира. Можно параллельно что-то и постороннее послушать, меня это вдохновляет. «Всегда услышишь по радио какую-то новую музыку, новые интонации. Для композитора слушать радио, чтобы быть в курсе музыкальных новинок, необходимо».

Более того, он считал, что композитор постоянно должен знакомиться с новыми произведениями, что музыкальная среда, в которую погружён музыкант, питает его подсознание, даёт материал для размышлений и анализа. Она важна для пробуждения собственной фантазии, для критической оценки своего творчества.

П. И. Чайковский, как видно из его писем и воспоминаний о нём, каждый вечер проигрывал на фортепиано незнакомую музыку, знакомился с ней, отводил этому занятию определённое время. Бату Гатауллович избрал другой путь: он её слушал по радио в исполнении оркестров и профессиональных исполнителей-солистов на самых разных инструментах. Понятно, чтобы самому разбирать новую для себя музыку, надо иметь под рукой всё время новые ноты, крепко владеть фортепиано, иметь свободное время для этого. Кроме этого, нужно соблюдать строго заведённый распорядок дня. Конечно, в нашей современной жизни с её стремительными темпами это было почти нереально.

Бату Гатауллович хорошо понимал природу певческого голоса. Написал немалое количество песен, романсов, кантат, ораторию, концерт для голоса с оркестром. Есть музыка к драматическим спектаклям, созданы две оперы. Это большой вклад в национальную музыку.

В середине 80-х годов, в пору постановки оперы «Черноликие», композитор сетовал: «Вот какие времена настали, народ боится поздно из театра возвращаться домой». И действительно, оперные спектакли стали назначать на час-два раньше обычного времени. И транспорт в то время плохо по вечерам ходил, и разгул преступности был нешуточный.

Когда мы с преподавателями кафедры пришли к нему домой на его 70-летний юбилей весной 1998 года, расставаясь, он расцеловался со всеми, будто бы прощаясь насовсем. Так оно, по сути дела, и вышло. Через полтора года, которые мы не виделись, он ушёл из жизни.

На концерте в институте, посвящённом его памяти, я услышал одну из арий из его оперы «Сююмбике» в исполнении солиста оперного театра Руслана Даминова в сопровождении фортепиано. Меня поразил её яркий музыкальный язык в вокальной партии, богатство гармонии в аккомпанементе. Видно было, что он не стоял на месте как композитор, творчески рос вплоть до своего последнего часа.

Бату Гатауллович был искренним, порядочным человеком, хорошим товарищем и уважительным коллегой. Всё, что он ни делал, было основательно и прочно.

В своём творчестве, как мне казалось, Бату Гатауллович больше шёл от головы, интеллекта, техники композиции, чем от сердца и души. Поэтому музыкальная сложность, техника преобладали в его музыке над простотой, естественностью. Гармоническая и фактурная усложнённость, часто мало оправданная, мешали восприятию музыки. Подчёркиваю, это моё частное мнение, которое может быть далеко неверным и ошибочным.

И тем не менее по прошествии лет, мне кажется, что мы недооценивали личность Бату Мулюкова. Его каждодневный композиторский труд, сочинения, созданные за многие годы – всё это было его весомым активом. Мы, преподаватели, не очень-то это знали, да порой и не хотели знать. Наш узкий мирок, ограниченный народными музыкальными инструментами, не позволял нам видеть шире окружающий мир. Бату Гатауллович не был чистым народником, он был в нашей среде скорее чужаком, хотя освоил наши некоторые премудрости: изучил народный оркестр, хорошо для него инструментовал. Кто-то откровенно не понимал его значимости как музыканта, другие вели себя с ним несколько высокомерно. Можно любить или не любить чью-то музыку, но отказывать в профессионализме композитору, написавшему симфонию, концерт, ораторию, оперу и массу другой самой разнообразной музыки, думаю, нельзя. Грустно признаться, но скорее это и было так.

Он, конечно, чувствовал свою обособленность от основной массы преподавателей в другом (не как у всех) специальном образовании, в разнице возраста, другого представления о жизни, связанного со временем его юности. Но держался достойно, чувствовал свою силу, верил в свою творческую звезду, в свой будущий успех и неустанно работал изо дня в день. Его самоуважение не было крикливым. Он сдержанно и с каким-то упорством воспринимал наше несколько прохладное отношение к нему. Это было похоже на терпение родителей по отношению к выходкам своих расшалившихся детей. Он относился к поколению, пережившему военное лихолетье, знавшему не понаслышке, что такое голод. И вёл себя, как все люди того времени, философски воспринимая все невзгоды нашей далеко не гладкой и счастливой жизни.

Ю. Г. Королёв,

доцент КазГУКИ

С Бату Гатаулловичем я познакомился в 1973 году, когда начал работать на кафедре народно-инструментального творчества в Институте культуры. До этого времени мне не приходилось с ним встречаться. Кафедра в то время состояла в основном из молодых, только что окончивших консерваторию, преподавателей. Вузовского опыта работы у всех было мало, даже у педагогов более старшего возраста. Но искреннее желание постигать премудрости занятий со студентами такого непривычного вуза, создавало доброжелательную атмосферу на кафедре. Во многом этому способствовал жизненный и профессиональный опыт старших коллег, на помощь которых надеялись молодые педагоги. К мнению Б. Г. Мулюкова, А. Н. Митрофанова, X. В. Фазлуллина всегда прислушивались, когда обсуждались любые вопросы на заседаниях кафедры. Выступления Бату Гатаулловича всегда были спокойными и обдуманными, без лишних эмоций.

Сложность нашей работы состояла в том, что мы не всегда точно представляли, кем и где смогут трудиться наши студенты, так как слишком разный у них был уровень подготовки по музыкальным дисциплинам и разные возможности.

Студенты тогда учились четыре года, из них ещё полгода уходило на производственную практику. За такой короткий срок они должны были не только пройти весь курс, но и накопить некоторый репертуар для будущей работы с ансамблем или самодеятельным оркестром. Умение создавать собственные аранжировки и инструментовки помогает решению такой проблемы, так как готовые партитуры редко подходят для самодеятельных музыкальных коллективов и быстро устаревают.

Класс инструментовки для оркестров народных инструментов вёл Б. Г. Мулюков. Бату Гатауллович, сам прекрасно владея инструментовкой, добивался от студентов создания партитур высокого уровня, в чём можно было убедиться при прослушивании их на экзаменах или в концертах. Благодаря ему репертуар учебных оркестров пополнялся произведениями татарских композиторов, обработками народных песен и танцев.

Ярких произведений татарских композиторов не хватало и для баяна, домры, балалайки. В 1974 году Б. Мулюков предложил мне выполнить переложение для ансамбля домр его «Арии», написанной для скрипки. За короткий срок пьеса была разучена и записана на Казанской радиостудии. Запись получилась удачной, и её стали передавать по радио чуть ли не каждый день на протяжении довольно длительного времени. Знакомые музыканты поздравляли Б. Мулюкова и меня с успешным исполнением «Арии».

При подготовке этого произведения Бату Гатауллович спокойно относился к моим предложениям по внесению некоторых изменений в пьесу. Обычно не все композиторы легко соглашаются изменять что-либо в своих сочинениях.

Ансамбль домристов с «Арией» выступил и на Казанской студии телевидения.

Успех совместной работы порадовал композитора. Мулюков решил продолжить наше сотрудничество и создал «Трио» для домры, балалайки и фортепиано. Но новое сочинение оказалось менее счастливым. После первого прослушивания Бату Гатауллович его забраковал: видимо, замысел и реальное звучание не вполне совпали. Так эта пьеса и осталась в рукописи, ни разу не прозвучав на публике.

Творчеству он отдавал всё своё время. Даже в свободные минуты, когда по той или иной причине у него не было в классе студентов, он работал над своими произведениями.

Бату Гатауллович не любил много разговаривать, а общение с ним всегда было интересным. Мне приходилось бывать вместе с коллегами по кафедре у него в гостях дома и на даче. Он был гостеприимным хозяином, простым в общении, предоставляя гостям полную свободу действий. На таких встречах мы узнавали о его жизни и творчестве. Б. Мулюков никогда не говорил о каких-то трудностях или проблемах в работе и жизни, всегда был спокоен и оптимистически настроен. Однажды он назвал себя самым богатым человеком, так как у него есть прекрасная семья: жена и двое сыновей. Себя Бату Гатауллович никогда не ставил выше коллег. На даче вместе со всеми он играл в волейбол, мог что-нибудь исполнить для нас на своей любимой саратовской гармошке.

Б. Мулюков умел поддержать начинающих артистов. Например, заметив яркие вокальные способности у Люции Хасановой, он помог ей обрести уверенность в себе и стать профессиональной певицей. Сегодня она работает доцентом в КазГУКИ, выступает на концертах.

Самые добрые воспоминания остались от всех встреч за годы совместной работы от этого интеллигентного, скромного, тактичного, трудолюбивого, преданного своим национальным корням человека.

Люция Хасанова,

заслуженная артистка РТ, певица, доцент КазГУКИ

Будучи студенткой отделения хорового дирижирования Казанского института культуры я познакомилась с Бату Гатаулловичем Мулюковым. С первого курса он преподавал нам курсы сольфеджио и гармонии. Он искренне удивлялся тому, что мы, студенты вуза, не владели элементарными знаниями, ведь наша группа состояла из одарённой, но не имевшей базового музыкального образования молодёжи. Бату Гатауллович работал над нашей дикцией, требовал ровности звучания. С первых дней он индивидуально занимался с каждым из нас, изучал способности, данные природой, прививал навыки вокальной культуры. Бату Гатауллович передавал нам, подрастающей смене, свои знания и опыт. Со второго курса начался наш творческий путь с моим педагогом. Бату Гатауллович как-то предложил мне исполнить его песню «Җырымда юатырмын» («Песней утешу») на слова Фаннура Сафина. Я стала первой исполнительницей этой песни в сопровождении оркестра народных инструментов КГИИК под управлением замечательного дирижёра Анатолия Шутикова. Мы записали её на радио Татарстана. Песня стала популярной, я стала исполнять и другие его сочинения: «Көзге романс» («Осенний романс») на слова Равиля Файзуллина, «Таулар биек» («Горы высокие») на слова Мустафы Нугмана, «Кичермәсләр» («Не простят») на слова Шамиля Маннапова.

Также мне приходилось солировать в его оратории «Казань» 24 ноября 1977 г. на концерте IV съезда композиторов Татарстана в Актовом зале Казанской консерватории. Меня стали приглашать для участия в концертах пленумов и съездов Союза композиторов Татарстана. Слушатели тепло принимали вокальную музыку Бату Мулюкова в моём исполнении. Автору нравилась моя исполнительская манера. Он был очень доволен, поскольку я точно, без искажения выполняла указания композитора. Постепенно мы стали общаться семьями, часто бывали в гостях у Бату Гатаулловича на улице Курчатова и на даче в садовом товариществе «Идель».

Помню, как однажды мы с мужем и дочерью Ляйсан были приглашены на день рождения Бату Гатаулловича. На этом красочном торжестве было много известных и заслуженных деятелей искусств. Я исполняла его популярные песни, было очень весело и непринуждённо. Его супруга Сания-апа, отличавшаяся отзывчивостью, добротой души, угощала гостей, а моя шестилетняя дочь в это время играла в комнате, где стоял аквариум с экзотическими рыбками. Спустя несколько дней мы получили от Бату Гатаулловича открытку: «Ваша непоседа-шалунья уморила всех рыбок…» Оказывается, Ляйсан надумала покормить рыбок и высыпала весь корм в аквариум…

Быстро пролетело время учёбы в институте. Одновременно с исполнением его песен росло моё вокальное мастерство. С годами я приобрела опыт. В этом есть и заслуга Бату Гатаулловича, встреча с которым стала большой удачей в моей жизни. Он помог моему становлению как певицы. Я благодарна судьбе за это!

Я всегда поражалась работоспособности композитора. После занятий со студентами он умудрялся сочинять музыку не только в песенном жанре, но и создавать такие крупные, масштабные произведения, как оратории «Казань» (либретто Рената Хариса), «Тукай» к 100-летию со дня рождения поэта (либретто Х. Гарданова), «Века и минуты» по поэме Хади Такташа, кантату «Татарстан» (на слова Рената Хариса).

Бату Гатауллович был остроумным и находчивым человеком, употреблял иногда в шутку забавные фразы типа «Бату, Бату, суга бату, бурычка бату…» и т. п.

Он вошёл в историю музыкального Татарстана как автор многих творений, отличающихся неповторимым почерком, мелодичностью и душевностью. Его музыка была близка и понятна простым слушателям, многие его сочинения получили признание и широкую известность.

С. Г. Додонова,

кандидат педагогических наук, доцент, декан музыкального факультета КазГУКИ

Ученик о педагоге

У Бату Гатаулловича я занималась в классе инструментовки. В памяти остались живые воспоминания бывшей студентки о знаменитом профессоре, а впоследствии, когда соприкоснулась с его творчеством, и о замечательном, талантливом композиторе.

А сперва мы – молодые, неопытные, но амбициозные, с неоправданным самомнением о собственном таланте, студенты-первокурсники кафедры народно-инструментального творчества ещё Института искусств и культуры, пришли заявить о себе, что «Выше нас только звёзды!» И лишь сейчас, по прошествии времени, понимаешь, насколько это было смешно и какой этикой должны были обладать наши педагоги, чтобы обуздать нашу «гениальность», доказать, что мы обладаем недостаточными знаниями, и формировать у нас настоящий, профессиональный вкус музыканта. Таким и был Бату Гатауллович.

В классе Мулюкова у меня не всё проходило гладко. Мы много спорили при подборе произведений для инструментовки. Разногласия возникали в самом процессе инструментовки при распределении голосов, поиске динамического равновесия аккордов, то есть у нас происходил настоящий творческий, живой процесс. Бату Гатауллович как опытный педагог умел переубедить, найти верное решение в возникающих разногласиях, доказать правдивость своих предложений, методично повести учебный процесс в нужном направлении.

Хочу рассказать один эпизод, произошедший во время учёбы в классе профессора Мулюкова. Я училась на старшем курсе, и мне необходимо было сделать партитуру для курсового ансамбля народных инструментов, разучить с ансамблем и представить на суд кафедры в качестве самостоятельной творческой работы. По дирижированию я занималась у Елизаветы Васильевны Белобородовой, и она мне посоветовала инструментовать К. Дебюсси «Кукольный кэкуок». Я предложила это произведение Мулюкову. На что Бату Гатауллович мне ответил, обладая превосходным чувством юмора: «Я понимаю, что яблоко от яблони далеко не падает, – намекая на мой творческий союз с Е. В. Белобородовой, – но где ты и где Дебюсси!» Привёл множество аргументов, свидетельствующих о моей профессиональной незрелости как инструментовщика для французского импрессионизма, и настаивал на обработке песни «Под окном черёмуха». В итоге, с Елизаветой Васильевной я инструментовала «Кукольный кэкуок», а с Бату Гатаулловичем – обработку песни и показывала с ансамблем два произведения. Причём, Мулюков не стал журить меня за самовольство, а наоборот, отметил мою способность отстаивать своё мнение и доказать своё видение – и даже похвалил. Это была наивысшая для меня награда от профессора. Хочу отметить, что в данном случае проявился один из его методов обучения: если хочешь – докажи.

Знакомство с Бату Гатаулловичем как современным композитором произошло следующим образом. В период работы с оркестром народных инструментов уже Университета культуры и искусств я как руководитель оркестра была озабочена подбором репертуара, причём каждый раз хотелось всё более нового, интересного и оригинального. В библиотеке Союза композиторов я обнаружила партитуры Мулюкова. Из них выбрала «Фантазию» для симфонического оркестра и «Воспоминания» для оркестра народных инструментов. Произведения были настолько интересными, что у меня не возникло никаких сомнений разучить их с нашим оркестром. С симфонической партитуры было сделано переложение для народного оркестра и включено в концертный репертуар. «Фантазия» в техническом плане оказалась не простым произведением, и пришлось сильно потрудиться на репетициях, чтобы довести её до концертного уровня. Национальный колорит, джазовые гармонии и своеобразная форма построения колоритных музыкальных образов полностью отвечали жанру фантазии. И всё это интересно обрамлено живой авторской идеей. Произведение было настолько ярким, что являлось настоящей находкой для оркестра и украсило не один концерт.

Таким Бату Гатауллович был для меня: убедительным, настойчивым, требовательным педагогом и интересным, талантливым композитором.

А. Х. Гильманова,

заслуженный работник культуры РТ, бывшая сотрудница Министерства культуры РТ

В декабре 1954 года умер замечательный, талантливый композитор, основоположник татарской профессиональной музыки, любимец народа Салих Сайдашев. Прощание с композитором было организовано в помещении Татарского государственного театра имени Г. Камала на улице Горького (ныне театр им. К. Тинчурина). Гроб с телом стоял в фойе театра. Народ шёл, шёл… Старые, молодые шли под тяжестью постигшего их горя. Кто-то тихо плакал, кто-то шёпотом произносил слова молитвы.

Я стояла недалеко от гроба с группой артистов и обратила внимание на молодого человека, который почти не отходил от гроба и безутешно плакал. Он был среднего роста с круглым, пухлым лицом и густыми чёрными волосами… Кто это? Родственник Салиха-абый? Меня глубоко тронуло его безысходное состояние. Я спросила стоящего рядом Раиса Сафиуллина (я с ним училась в театральном училище), не знает ли он этого молодого человека. Раис сказал, что это студент музыкального училища. Он был знаком с Салихом-абый.

Время шло. Мы, работники Министерства культуры РТ, по долгу службы часто встречались с деятелями литературы и искусства, особенно в период проведения крупных республиканских смотров, конкурсов, праздников. Они выезжали в сёла для оказания практической помощи коллективам художественной самодеятельности. И вот однажды в кабинете замминистра З. Г. Байчурина собрались музыкальные работники средних учебных заведений, хормейстеры и др. И среди них я увидела того молодого человека, но уже крепкого, возмужавшего. Его представили – Бату Мулюков, будущий композитор.

После этой встречи я часто обращалась к нему. Вскоре он стал ответственным секретарём Республиканского хорового общества. Всё это давало ему возможность общаться непосредственно с коллективами художественной самодеятельности республики. Он часто выезжал в районы. Его приглашали на семинары, курсы для руководителей хоровых коллективов, оркестров. Он проводил практические занятия, консультировал.

Бату Гатауллович избирался членом республиканских оргкомитетов, жюри и т. д. Одним словом, он становился заметной фигурой в мире искусства и среди участников художественной самодеятельности республики. Это привело к тому, что он в 1958 году был назначен директором Республиканского Дома народного творчества.

Руководство ему давалось нелегко. В республике было более двух тысяч клубных учреждений. Специалистов не хватало. Подготовка их на краткосрочных курсах, семинарах не давала должного результата. Некоторые финансовые и организационные вопросы просто угнетали Бату Гатаулловича. Ему не хватало времени писать свои музыкальные произведения. Он нервничал, быстро раздражался, мог вспылить! Он разрывался между своей основной профессией музыканта и должностью кабинетного чиновника.

И в результате, в конце 1959 года, Бату Гатауллович Мулюков ушёл с поста директора Дома народного творчества в большой мир Музыки.

Но и после этого он не терял с нами связь, продолжая помогать: консультировал хоровые коллективы, руководил ими. А мы радовались его успехам в музыкальной жизни республики. Бату Мулюков действительно становился хорошим композитором. Его произведения исполнялись профессиональными коллективами, солистами Госфилармонии.