Текст книги "Дама под вуалью"

*******

Чуть менее двух лет назад.

Под уверенным командованием капитана Роджера Элфорда бриг «Сияние», на борту которого находилась юная Розалин Деберье со своей служанкой, под всеми парусами держал курс на север. Всю неделю погода благоприятствовала путешественникам, и даже Сесилия, поначалу с ужасом воспринимавшая каждый резкий порыв ветра, теперь прогуливалась по судну, не обращая внимания на порой свирепые окрики матросов. Племянница же капитана с первых дней предпочитала находиться на палубе: читала, любезничала с экипажем, тем самым поднимая всем настроение, задавала вопросы, прислушивалась к разговорам. Молодая девушка, впервые оказавшаяся за пределами своего скромного мира на Барбадосе, жадно стремилась познавать новый, и он отвечал ей взаимностью.

– Доброе утро, дядя Роджер! – Розалин поднялась на квартердек, придерживая на груди концы вязаной шали.

– Приветствую, моя дорогая, – пробасил тот. – Все забываю спросить, ты и дома просыпалась так рано?

– Я люблю следить за тем, как рассвет пробуждает птиц, цветы, животных. В детстве я это даже пыталась нарисовать.

– Ох, а я-то думал, все аристократы любят спать до полудня…

Девушка помрачнела:

– Я не уверена, что могу считать себя аристократкой. По крайней мере, я почти ничего не знаю о жизни высшего общества Парижа. Папа не особо что-то рассказывал, ну и я тогда была совсем ребенком. Моему отцу нравилось, когда его называли «доктор Деберье», а не «виконт».

– Редки такие люди, как он, – со вздохом сказал капитан Элфорд. – Он пошел против порядков и следовал выбранному пути до конца.

Ничего не ответив, Розалин несколько мгновений изучала море, следя за маневрами стаи чаек, затем спросила:

– А вы когда-нибудь были в Париже? Видели ли моего деда?

– Получал от него одно письмо. И то – после того, как написал ему сам. Кто-то должен был это сделать, в конце концов! Нет, во Франции я был только в Марселе и очень давно. Но я посещал как-то Лондон, и, знаешь, грязной суетности больших городов мне более, чем хватило. – и старый моряк насмешливо крякнул. – Меня там еще и дважды обокрали!

– Ужас какой! – воскликнула Розалин, на мгновение зажмурившись, затем хотела спросить что-то еще, но заметила вышедшего на палубу капитанского помощника и сменилась в лице. Орлиным взором Уильям Гилмор обвел все вокруг, прикрикнул на парочку матросов, которые бросились врассыпную, и четким медленным шагом направился на нос корабля. Он был без шляпы, и в лучах утреннего солнца русые волосы, которые теребил свежий бриз, отливали краснотой.

Розалин зарделась и тут же перевела взгляд в противоположную сторону. Капитан Элфорд уловил то, как вздрогнула племянница, но приписал это совсем иной причине.

– Уильям – хороший моряк и отличный помощник, – сказал он не без гордости. – Он кажется суровым и грубым, да. Иногда, по-моему, даже слишком. Команда знает, что поблажек от него не ждать. Но при этом он справедлив. В один из рейсов я несколько дней был болен, на плечах Уильяма оказался весь корабль и выгрузка в порту. И я ни минуты не беспокоился обо всем этом.

– И когда мы прибудем в Англию, – осторожно спросила Розалин, при этом стараясь казаться веселой, – мистер Гилмор поедет навестить супругу?

– У него нет семьи, – сухо ответил капитан Элфорд и шумно сплюнул, давая понять, что не будет далее обсуждать эту тему. Тот факт, что племянница еще сильнее порозовела, остался им незамеченным.

– Ой, Сесилия! Я здесь! – ахнула девушка, заприметив свою служанку, которая, оказавшись на палубе, беседовала с кем-то из матросов, и замахала рукой, однако тут же осеклась, увидев, что взор капитанского помощника, находившегося достаточно далеко, обращен в ее направлении. Покраснев до такой степени, что это могло показаться признаком нездоровья, Розалин, унимая стук своего сердца, медленно стала спускаться по трапу, всячески стараясь демонстрировать спокойствие.

– Доброе утро, моя дорогая Сесилия, – она деликатно заключила в объятия пожилую служанку. – Почему ты проснулась так рано? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Я – да, а вот мои сны – нет, – мрачно отозвалась та. – По-моему, все это не к добру.

– Что именно? – улыбалась Розалин двумя рядами жемчужных зубов, боковым зрением наблюдая за Уильямом.

– Все – это все, – ворчливо сказала женщина. – Если бы можно было нам остаться на Барбадосе…

– Ах, ты знаешь, что это было бы сложно. Только, если бы я вышла замуж…

– Там нет ни одного подходящего человека. Только через мой труп, девочка моя. Я много лет работала в вашем доме, я помню тебя совсем маленькой, и ты достойна лучшего, чем все эти… – она не договорила, сжав губы в полоску, и демонстративно отвернулась.

– Ах, Сесилия, – рассмеялась Розалин, целуя ее нарумяненную щеку. – Ты такая забавная, когда выражаешь свое недовольство чем-либо! – и прибавила: – Все будет хорошо. Я уверена. Посмотрим Англию, Францию… Мир такой большой.

В этот момент с ними поравнялся помощник капитана.

– Доброе утро, мисс Розалин.

– Мистер Гилмор, – девушка отвесила вежливый полупоклон.

– Вы как всегда так рано – и уже на палубе, не иначе хотите научиться управлять кораблем? – улыбнулся он.

– О! А я успею это освоить за время нашего путешествия?! – весело парировала она. – Тогда можете начинать уроки, сэр!

– Боюсь, что не получится даже за два подобных плавания, – ответил Уильям. – Хотя история знала девушек, смыслящих не только в навигации, но и в ведении морского боя.

– О, наверное, это и правда очень интересно!

– И абсолютно небезопасно ни для кого, – ворчливо вставила Сесилия, до этого подозрительно посматривавшая на обоих. – И регулярные птичьи испражнения почти на голову – далеко не самое неприятное во всей морской жизни. Дорогая, мистеру Уильяму нужно работать, пойдем, прогуляемся.

И, не дожидаясь ответа, она проворно схватила молодую девушку под руку. Несколько мгновений помощник капитана корабля провожал их взором, но, поймав подозрительный взгляд пожилой женщины, направился в противоположную сторону.

******

Париж. Декабрь 1817г.

– Здравствуй, Гийом! – разбудил задремавшего на козлах кучера хорошо знакомый голос, и тот встрепенулся, чуть не упав. Рядом с лошадьми, ласково теребя им гриву, стояла дама в коричневом спенсере с меховым воротником и вуали, закрывающей практически все лицо.

– Миледи! Вот я верно подумал, что, пока нет пассажиров, отправлюсь на привычное место, вдруг вы будете меня искать. Куда едем?

– Никуда. Ты послушал, о чем болтают в районе шоссе д'Антен?

– Да, как вы и просили. Несколько часов там колесил и даже подвез двух джентльменов. Хоть я и не люблю всякие сплетни, но для такой дамы, как вы… – Гийом довольно развел руками.

– Слезай, пройдемся немного, – предложила девушка.

– Мне? Прогулка в вашем обществе? Что могут подумать о леди? – слегка растерялся кучер, но все же проворно спрыгнул на землю. – Хотя… Наверное, вам как раз все равно, а я могу себе польстить тем, что – уж простите мою смелость – но, кажется, вы могли бы стать моей дочерью…

Анна-Мария молча улыбнулась, решив не комментировать все вышесказанное.

– Если позволите мне наглость… – Гийом предложил ей локоть, и они медленно двинулись вдоль улицы.

– Так что же тебе довелось услышать? – спросила девушка через пару минут.

– Признаться, я поначалу пытался запоминать имена, но потом понял, что, к сожалению, память меня подводит… Много разговоров про театры, чьи-то наряды, здоровье какой-то дамы, судя по всему, очень старой… А! Одна девушка утопла. То ли дочь чья-то, то ли внучка. Чуть ранее уехал во Франш-Конте один молодой маркиз, полагают, что бедняжка утопилась с горя, ведь им пророчили брак…

Анна-Мария, видимо, слишком заинтересовавшись рассказом, неловко споткнулась о выбоину мостовой.

Очень жаль, – сказала она через пару мгновений, выдержав равновесие. – Верно, ты слышал, когда будут похороны?

– Пока пытаются найти тело… Она не в Париже утонула. Её меховое пальто и шляпку нашли в реке Эр недалеко от Шартра.

– Грустная история, – равнодушным тоном заметила Анна-Мария. – Благодарю за хорошо выполненное поручение, Гийом. В целом этих новостей мне достаточно.

– Рад служить такой необычной и, к тому же, щедрой женщине, – честно признался тот. – Вы просили даже не спрашивать имени, и я не задаю вопросов, как видите.

– Через пару дней я покину Париж.

– О, миледи хочет развеяться? Вы же не так давно приехали.

– Что ж, значит, так надо.

– Вы вернетесь?

– Не уверена. Но думаю, что нет, – ответила она.

– Отправитесь по реке или, быть может, вам понадобится экипаж?

– Я еще подумаю. Если что, я знаю, где тебя найти, Гийом… А сейчас, пожалуй, поедем к одному человеку.

…

– Сэр, – Геральд робко вошел в гостиную. – Там к вам пришли…

– Какие еще, к чертям, гости?! – заорал в ответ Джордж Беррингтон, топая ногами. – Выпроваживай, я никого не жду!

– Да, но… Там дама… – пробормотал лакей.

Его робость было легко объяснить состоянием баронета, который несколько часов назад вернулся домой в лютом бешенстве, и изрыгал брань, путая при этом английские и французские слова. В основном он ругал себя и какую-то женщину, величая ее преимущественно словами, которые не очень-то применяют в приличном обществе. По обрывкам фраз Геральд понял, что всплыли какие-то письма и доклады, подписанные самим баронетом и могущие стоить ему репутации и карьеры, однако сам он с пеной у рта готов доказывать, что это подлог и его подставили.

Когда на пороге появилась неизвестная женщина под вуалью и сообщила, что хотела бы увидеть сэра Джорджа Беррингтона, верный слуга интуитивно почувствовал, что гостья может иметь прямое отношение к сегодняшнему происшествию, и решился нарушить уединение господина.

– Дама?.. – баронет будто поперхнулся воздухом и напрягся. – Какая?

– Не могу сказать, сэр, она себя не назвала…

– Пусть войдет, – кивнул он и отошел подальше к окну, чтобы обозревать всю гостиную. Ком застрял в горле. Неужели к нему пришла она? Кажется, разгадка этой глупой и странной истории уже близка.

Шелест платья и стук каблуков были уже совсем близко.

– Добрый вечер, сэр Джордж, – голос Анны-Марии вывел его из оцепенения. Но это не была сладкая речь искусительницы или милой кокетки. Девушка говорила в суховатой, немного властной манере с нотой надменности, при этом гордо держа голову. Под краем вуали просматривалась ироничная улыбка, так свойственная победителям.

– Вы! – выдохнул баронет. – Вы! Женщина, чье имя я, как выяснилось, даже не помню. Или – что точнее – не знаю!

– Собственно, это имеет какое-либо значение?

– Значение?! – заорал он. – Кто вы такая?! Зачем вы пришли?! Ходите увидеть, как я застрелюсь?! Не надейтесь!

Анна-Мария чуть пожала плечами:

– Мне не нужна ваша жизнь. Я не считаю, что обладаю правом решать, кому жить, а кому умирать. Я могу распоряжаться в этом отношении только собой. Если вы так хотите застрелиться – то это ваше право, я же надеялась на другой исход разговора.

Воцарилось молчание. Баронет прошёлся по гостиной туда-сюда. Пламя камина отражалось на его идеально выбритом подбородке, придавая выражению лица особый гневный оттенок.

– Вы заморочили мне голову, обольстили, подсыпали что-то в мое вино…

– Ничего подобного, – перебила его девушка. – Вы сами напились до потери восприятия!

– …Разными хитростями, – продолжал он упрямо, – заставили меня поставить свою подпись на куче фальшивых писулек и соглашений! Что-то мне подсказывает, что такая бумага была не одна, ведь так?!

– Вы правы. Я подстраховалась.

– Один вопрос: за что?! Я не знаю вас, почему вы меня ненавидите?!

– У меня нет к вам ненависти, сэр Джордж, – спокойно ответила Анна-Мария. – Я вообще ни к кому ненависти не испытываю, это слишком сильное и сложное чувство. Считайте, что это маленькая месть за загубленную вами жизнь. Две. Жизни.

Баронет вскинул брови. Удивление его было неподдельным.

– Несчастная девушка, обольщенная и обманутая вами, утопилась, унеся с собой и вашего ребенка, – уточнила Анна-Мария через мгновение.

– Я не знаю, о ком вы говорите, – с долей язвительности ответил он, разведя руками. – В моей жизни очень много женщин разного уровня и положения…

– И на всех вам наплевать!

– Какое дело до этого вам, позвольте? – баронет подался вперед, оперевшись руками на спинку кресла, возле которого стоял. – Кто вам та особа? Сестра? Подруга?

Анна-Мария молчала.

– И вы пришли поганить мою жизнь только потому, что какая-то распущенная девица решила утонуть, обвинив в этом меня? Мадемуазель, с чего вы решили, что она вообще сказала вам правду?!

– Я этого не решала, – спокойно ответила та. – Как вы понимаете, слепо верить я не могла, но приняла ее слова к сведению. Вы сегодня ощутили, как пошатнулась ваша карьера и затрещала репутация. Как вы считаете, это достаточная плата за погубленную честь дамы?

– Не берите на себя роль судьи! – зло бросил сэр Джордж. – Ни одной женщиной – прошу это заметить, ни одной – я не обладал против ее воли!

– И все же ей вы наобещали…

– …Мужчины говорят всякое! – перебил ее баронет. – Не советую верить тому, что мы несем в порыве охватившей нас страсти!

– Я не нуждаюсь в вашем инструктаже! – отрезала Анна-Мария достаточно свирепо и прибавила уже более спокойно: – При всем этом я недостаточно добра, чтобы быть судьей просто так. Я потратила время и средства на то, чтобы сыграть против вас.

– И чего же вы хотите?

– Денег.

– Что? – лицо сэра Джорджа вытянулось. По всей видимости, такого ответа он не ожидал.

– Вы все верно расслышали. Скажите, в какую сумму вы оцениваете свою карьеру, а может быть и свободу… Это смотря, какие еще бумаги я пущу в ход.

– Это фальсификация!

– То есть, хотите сказать, подпись там не ваша?

– Моя, но… Черт! – он ударил кулаком по стене, затем опять заходил по гостиной. – Допустим, я соглашусь выдать вам требуемую сумму в обмен на… то, что у вас есть… Но как я узнаю, что вы отдадите мне все, а не припрячете парочку козырей?

– На это есть мое слово..

– Пф!

– Сэр Джордж, – сказала Анна-Мария, слегка повысив голос. – Вы мне не нужны на самом деле. Мне абсолютно все равно, как там у вас продвигается карьера и сколько вы проигрываете в карты еженедельно. Я получаю деньги – отдаю вам все бумаги, что у меня есть, включая неприличные рисунки. Потом я планирую покинуть Париж, а в дальнейшем – и Францию. И, как вы понимаете, на пятьдесят франков это сделать все же трудновато. Вот и всё.

– Как это сложно, – баронет театрально заскрежетал зубами. – Где-то в вашем гениальном плане слишком много ходов, мадемуазель. Если вы просто хотели денег, могли бы попросить их открыто у меня или любого другого вашего любовника.

– Нет, это в вашем представлении мира слишком мало места, сэр Джордж, – усмехнулась девушка. – И в нем нет понимания, что я не ваша любовница и даже ею не была.

И, воспользовавшись замешательством хозяина дома, она подошла к письменному столу и что-то быстро изобразила на листке бумаги.

– Это – требуемая сумма и кому ее надо будет передать. Как вы понимаете, я не прошу выдать мне портфель с золотом прямо сейчас. Судя по вашему перекошенному злобой лицу, вы рискуете потерять последние остатки дворянской гордости, а я всегда думаю о своей безопасности. Всего доброго, сэр. Надеюсь, больше мы не увидимся!

И с этими словами она вышла прочь.

…Джордж Беррингтон и правда больше не сумел выйти на след таинственной дамы под вуалью. Человек из числа его приближенных передал туго набитый деньгами кожаный мешочек пожилому лавочнику, как было указано, а тот быстро закрыл свое заведение и затесался в ряды прохожих. Когда же его сумели догнать, то денег при нем уже не было. Старик сказал, что за небольшую плату должен был отдать то, что ему принесут, коммивояжеру со шрамом, который будет стоять на перекрестке.

Сэр Джордж был вынужден признать, что искать последнего нет смысла. Даже если они отыщут странствующего торгового агента, подходящего под это незатейливое описание, тот, скорее всего, заявит, что, в свою очередь, отдал мешочек кому-то еще, и это действительно было так. Вот только коммивояжер передал деньги самой Анне-Марии, найдя ее в фиакре на условленном месте, а взамен ему вручили толстый конверт для мальчика Жиля, одноглазого чистильщика сапог.

Поздно вечером того же дня эта пачка бумаг была найдена Геральдом на пороге дома баронета. Внутри была вложена короткая записка, выполненная хорошо знакомым сэру Джорджу почерком.

«Здесь действительно всё. Желаю Вам впредь быть осторожнее. Прощайте!»

********

Менее двух лет назад. Париж.

Молодая девушка с рыжими волосами, которую все высшее общество Парижа знало теперь, как внучку графа Деберье, вышла из здания пассажа с коробкой в руках, бегло, но вежливо поздоровавшись с какой-то солидной дамой, и поспешила к ждавшему ее экипажу.

– Едем домой, – сказала она, закрывая дверцу быстрее, чем это успел сделать кучер, и тут же мысленно отругала себя за простолюдинские замашки. А в мгновением позже сжалась от ужаса, почувствовав, как чья-то шершавая ладонь зажимает ей рот.

– Тихо, моя прекрасная Жанна, – процедил над ухом знакомый бас. – Это всего лишь твой старый приятель Рене…

И он грубо поцеловал ее в шею.

– Ты с ума сошел! – приглушенным шепотом возмутилась она, когда появилась возможность говорить. – Ты меня ужасно напугал!

– В самом деле? Я смотрю, ты так хорошо вжилась в роль графской внучки и все время занята поездками по гостям и торговым рядам! – щелкнул языком Рене и угрожающе процедил: – Ты, кажется, забыла, кто ты, милочка, и в чем заключался план!

– На самом деле…

– На самом деле, – перебил ее разбойник, сдвигая брови, – ты прекрасно знала, где я остановился, и могла бы уже трижды передать мне письмо, чтобы я был в курсе, как идут дела. Тебе напомнить условия договора, возлюбленная моя? – и он с силой сжал пальцами ее подбородок.

– Рене, – Жанна поправила украшение на шее, стараясь выглядеть невозмутимой, – я за это время успела понять, что наш план нуждается в изменении.

– Почему тогда до сих пор не связалась со мной? Ты серьезно думаешь, что, получив золото от старика, я обоснуюсь в городе, открою табачную лавку и заживу честной жизнью усердно сводящего концы с концами негоцианта? – двинул челюстью итальянец. – Деньги имеют свойство кончаться и делают это быстро!

– Да выслушай же меня! – в сердцах выдохнула девушка. – Изначально мы с тобой полагали, что за пару недель я войду в доверие к графу, узнаю все ключи от сейфов, накуплю себе драгоценностей, и мы сбежим со всем этим, но ты сам только что сказал, Рене, что деньги имеют свойство кончаться, а у старикашки не так уж и много того, что легко взять…

– Почему ты не предупредила меня об этом? – он снова грубо взял ее за подбородок, ловя взгляд. – Кинуть через плечо решила, да? Завела себе парочку франтоватых ухажеров и строишь из себя невинность? А потом выйдешь замуж и станешь богатой наследницей? А славный Рене пусть побирается? Сладкая моя, так не пойдет! Я быстренько расскажу этому аристократу, кто ты такая на самом деле, помни об этом!

– Я и не собиралась обманывать тебя, – Жанна мягко провела пальцем по его щеке. – Ты зря негодуешь, дорогой мой Рене. Дело в том, что… Граф не так уж и доверяет мне, чтобы вот так сразу посвящать в финансовые секреты. Я стараюсь… не делать много дорогих покупок, чтобы не привлекать к этому факту его внимание, понимаешь?! И я… Я думала дать тебе знать чуть позднее…

– Смотри у меня, – разбойник притянул ее к себе и прошептал: – Я уже истосковался…

– У меня нет возможности выбраться из дома, – театрально моргнула девушка. — Я не выхожу совсем одна, ты же понимаешь … – и она показала взглядом в сторону, имея в виду кучера.

– А знаешь, Жанна, мне внезапно пришелся по душе новый план, – усмехнулся итальянец, вдруг отталкивая ее. – Ты будешь изображать графскую внучку, пока старик не откинется, и платить мне за молчание. Определённо, да, – и он резким движением сорвал с ее шеи драгоценное ожерелье. – Пока я возьму это…

– Рене!

– Можешь поплакаться, что ты его потеряла! – хохотнул тот. – И попроси у дедули еще денег. Для меня.

Он выглянул в окно и, улучив момент, когда экипаж замедлил ход, выпрыгнул из него.

Жанна захлопнула дверцу и в ярости сжала кулаки, прошипев что-то, похожее на ругательство.

– Я знаю твои аппетиты, Рене! С такими условиями очень скоро все пойдет к чертям! – она откинулась на подушки и щелкнула языком. – Ну что ж, ты сам виноват. Прости…

…

Этой же ночью со второго этажа дома графа Шарля Деберье с помощью толстой веревки выбралась женская фигура, облаченная в костюм для верховой езды и плащ с капюшоном, и направилась к месту стоянки фиакров.

– Любезный, – толкнула она кулаком спящего на козлах кучера, – вот плата. Отпряги мне одну лошадь. Я верну ее через несколько часов.

– Но… у меня нет седла… – пробормотал тот, силясь рассмотреть лицо говорившего, и прибавил: – Мадемуазель.

– Мне не нужно седло, справлюсь. И ты меня не видел.

– Да… конечно, мадемуазель, как скажете…

…Менее чем через полчаса Жанна спешилась по другую сторону моста Менял и двинулась по темным грязным улочкам Ситэ, уверенно чеканя каждый шаг и ничуть не испугалась, когда из подворотни навстречу ей шагнул долговязый мужчина:

– Ата-та, цыпочка промахнулась домом? Иди за поцелуем!

– Сверни свои плоские клешни и оставь шутки для дешевых краль, – дерзко ответила та, давая понять, что он имеет дело с той, кто владеет словечками «дна» – Лучше посоветуй мне хорошего парня, которому можно поручить сырую работу.

– Ну, тогда ты по адресу, – тот насмешливо шаркнул ногой и выпрямился, изображая солдата на плацу. – Кинжальщик тут как тут, если хорошо платят. Но так как есть риск грохнуться на нары снова, цена возрастает.

– Жертву не знают в Париже, и убийцу не станут искать, – сказала Жанна, жестом предлагая пройтись: – Но он один из «сизых» и хорошо дерется.

– Тогда леди тем более по адресу, – щелкнул языком Кинжальщик. – Мне трудно найти равных в кулачном бою, а уж нож всегда мой верный спутник.

– Хорошо. Но не советую тебе пытаться надуть меня, – заметила девушка сухо. – Человеку, который мне мешает, нечем платить тебе за сговор, а я могу быть еще более щедрой, если ты станешь послушен, – она протянула своему спутнику маленький мешочек с монетами. – Здесь только часть. Получишь остальное после выполнения дела.

Судьба Рене была предрешена. Спустя сутки в разделе газетной криминальной хроники появилась крохотная заметка об ограблении и убийстве коммивояжера, не так давно прибывшего в Париж.