Текст книги "Дама под вуалью"

********

– Доброй ночи, миледи, – сказала Марион, располагаясь поудобнее в узком потертом кресле.

Анна-Мария, стоявшая возле небольшого зеркала в углу комнаты, обернулась:

– Что ты намерена делать?

– Немного посижу. Так безопаснее. Я потом посплю, в дороге.

– Очень боишься?

– Нет, – спокойно ответила Марион. – В моей жизни, наверное, уже всякое было. Я беспокоюсь за вас.

Анна-Мария медленно села на кровать и расправила по плечам прядь вьющихся светлых волос.

– Спасибо. Но, наверное, не стоит…

– Извините, я все же буду караулить, – и бывшая постоялица мадам Невер всем телом развернулась к двери, демонстрируя свою внимательность.

…Более двенадцати часов назад они покинули Париж. Экипаж, запряженный парой крепких лошадей под управлением все того же Гийома, который согласился доставить обеих путешественниц до самого Руана, преодолел довольно приличное расстояние за этот отрезок времени, сделав все лишь одну остановку на отдых. Ночь застала путешественников недалеко от Вернона, и кучер настоял, что полноценный сон требуется и людям, и лошадям. Супруга хозяина постоялого двора приготовила ужин и отдала девушкам лучшую комнату. Гийому же постелили на кухне, так как он пожелал иметь возможность ночью проверить конюшню.

– Миледи, вы не спите? – спросила Марион через четверть часа.

– Нет, – донеслось со стороны кровати. – А что?

– Я вдруг подумала… – она, не вставая с места, попыталась рассмотреть луну за окном. – А как вы до этого ездили одна? Вам не было страшно?

– А почему ты решила, что я вообще ничего не боюсь? – судя по голосу, на губах Анны-Марии появилась улыбка, которую нельзя было увидеть в темноте. – Я тоже испытываю страх в той или иной мере. Это нормально. Даже животные боятся.

– Ах… Мне просто показалось…

– …Ты, верно, видела, что я держу при себе нож…

– О, конечно! А еще я перед отъездом слышала о том, как вас пытался ограбить Кинжальщик…

– …Но ты могла не обратить внимание, – упрямо продолжала Анна-Мария, – что, договариваясь с хозяином этого дома об оплате, я, как бы случайно, продемонстрировала наличие у меня оружия и пошутила на тему спокойных ночей…

– О! – с заметным восхищением прошептала Марион. – Я и правда не заметила.

– Я прибегаю к мелким сигналам, чтобы предупредить о том, что не так беззащитна, как может казаться. Если кто-то нечист на руку и находится, к примеру, в сговоре с людьми, грабящими и убивающими одиноких путников, то будет понимать риск. Я осознаю, что это ничего не гарантирует, но хотя бы позволяет мне управлять моим страхом, когда я начинаю взвешивать опасность.

– О, Боже, – выдохнула Марион. – Вы восхитительны!

– Не я, – сдержанно отозвалась девушка, поправляя подушку. – Но человека, благодаря которому мои жизнь и честь еще со мной, в живых уже нет. Доброй ночи!

Марион, как и обещала, спать не легла. До самого утра она сидела в кресле, периодически погружаясь в дремоту, и старалась следить за всеми звуками, которые касались ее слуха. Ближе к рассвету она уловила отчётливый конский топот, приглушенные голоса, скрип ворот хлева, где находились лошади, а затем внизу запахло яичницей. Девушке хватило спокойствия не будить свою госпожу: по всей видимости, новый жилец после трапезы отправился спать, так как хлопнула одна из дверей по соседству, и потом воцарилась тишина.

Марион проснулась от шума внизу и узнала голос Гийома. Видимо, скоро пора двигаться в путь. Она резко повернулась в сторону кровати: постель была пуста, а сама Анна-Мария в одной рубашке расчёсывала волосы, стоя перед зеркалом.

– Миледи, – смутилась Марион, – я не слышала, что вы встали. Позвольте мне…

– Я еще учусь быть бесшумной, – ответила та с улыбкой и заметила: – Ты не ложилась.

– Нет. Я решила, что мне будет спокойнее не спать.

– И как прошло дежурство?

– Мне кажется, что кто-то приехал. Но я не подходила к окну, боялась вас разбудить.

Она помогла своей госпоже причесаться и облачиться в дорожное коричневое платье и замшевые перчатки. Молча наблюдая, как та спокойно надевает на правую руку крупное кольцо с бордовым камнем, которое во время сна было также при ней, она взяла в руки шляпку с вуалью и вдруг сказала:

– Миледи, разрешите мне высказать одну мысль… Хотя, наверное, не стоит.

– Почему? – обернулась та.

– Ну кто я такая, чтобы давать вам советы. Должна ли я вообще это говорить…

Анна-Мария на секунду прищурилась, что-то обдумывая, и кивнула:

– Я предлагаю, в дальнейшем мы будем поступать так… Ты хочешь что-то мне сказать, но не уверена, стоит ли это делать? Задай себе мысленно два вопроса. Первое: действительно ли мне будет польза от твоих слов. И второе: хотела ли бы ты сама знать эту информацию, оказавшись вдруг на моем месте…

По лицу Марион скользнула радостная тень. Она кивнула и сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями.

С момента отъезда из Парижа она перестала подводить глаза углем и рисовать на щеках нездоровый яркий румянец, как того требовало ее нехитрое ремесло, да и пёстрые наряды были оставлены в трактире мадам Невер. Сейчас на изящном стане девушки было темно-синее платье с тугим воротничком, а светлые, местами выцветшие волосы были собраны в узелок на затылке. С первого взгляда могло показаться, что это совсем другая Марион, и даже Гийом, увидев ее впервые в новом виде, не сразу признал ту, которую сам же и привел к Анне-Марии неделей ранее.

– Тут дело вот в чем, – заговорила она после короткой паузы. – Я хотела озвучить соображения по поводу вуали, которую вы все время носите. В Париже это было оправдано, и даже справедливо для дамы, которая не хочет, чтобы ее узнали разные… ненужные люди. Но вот сейчас, в дороге… Я не хочу сказать, что это неправильно, миледи, не подумайте! Но в условиях поездки по стране, где нам никто практически не встречается, а владельцы придорожных гостиниц, я думаю, вас все равно не знают в лицо, вуаль… может давать обратный эффект. Быть средством привлечения внимания. – она сделала паузу, ожидая возражений, но так как их не последовало, договорила: – Вот если бы я владела постоялым двором, то внезапное появление дамы, путешествующей в одиночку с закрытым лицом, навело бы меня на странные мысли… А будь у меня недобрые помыслы, ваша загадочность могла лишь усилить мои подозрения.

Закончив фразу, она шумно вздохнула, зажмурилась и затаила дыхание в ожидании реакции своей госпожи.

– Пожалуй, в этом что-то есть, – спокойно ответила та через пару минут, и Марион открыла один глаз:

– Что? – спросила она в легком удивлении.

– Я говорю, что в твоих словах есть зерно здравого смысла. На самом деле, вуаль для меня не столько способ остаться неузнанной – меня и так практически никто не знает во Франции – сколько средство, помогающее держать ситуацию под контролем. Никто не видит моих глаз, которые иногда могут сказать слишком многое, и я выигрываю драгоценные секунды… Но все же ты права. За пределами больших городов уместнее обойтись без неё. Возьми в том чемодане другую шляпку, которая с фиолетовой лентой…

Довольная тем, что ее мысли были приняты всерьез, Марион ринулась выполнять просьбу, и, разыскивая нужный предмет гардероба, обратила внимание на мелькнувший среди вещей рукав с вышивкой. И рукав этот был явно не от женского наряда.

Марион замерла в удивлении, затем аккуратно попыталась проверить свои догадки и ее предположения подтвердились: это был заметно потрепанный мужской камзол бордового цвета с отложным воротником. Бросив робкий взгляд в сторону своей госпожи – не заметила ли она дерзкой выходки – девушка быстро закрыла чемодан, отругав себя за неуемное любопытство, и сделала вид, будто ничего не было. Кому принадлежала эта вещь и почему миледи возит ее с собой? Имелись только догадки, но Марион запретила себе даже думать об этом, решив, что, как только появится подходящий момент, она признается в своем позорном любопытстве.

Когда обе дамы спустились вниз, там уже сидел Гийом, с завидной скоростью уплетавший яичницу. Задержавшись взглядом на лице Анны-Марии, которую он впервые увидел без вуали, он на мгновение перестал жевать, затем выдавил:

– Доброе утро, миледи.

Та улыбнулась и ничего не ответила.

Поданный завтрак состоял из жареных яиц, куска ветчины и фруктов. Жена хозяина ежеминутно интересовалась у обеих девушек, не нужно ли им еще чего-нибудь, видимо, выпрашивая похвалу своей стряпне, а Гийом пытался с набитым ртом ей что-то рассказывать. Утренняя трапеза была еще не окончена, когда в зале появилось незнакомое лицо. Это был молодой человек, на вид лет двадцати с небольшим, с непокрытой головой, облаченный в костюм для верховой езды. Остановившись возле стола, где сидели Анна-Мария и Марион, он раскланялся нарочно витиевато, всем своим видом демонстрируя приветливость.

– Мое почтение дамам, разрешите представиться: Гастон Гишар.

– Очень приятно, месье, – сдержанно отозвалась Анна-Мария, не удостаивая его взглядом, а Марион приветливо улыбнулась, словно желая таким образом хорошего дня.

– Это не вы ли прибыли ночью, месье Гишар? – спросила она и тут же натолкнулась на взгляд своей госпожи, словно напоминающей, что ей не надлежит в обход неё вести беседы.

– Можете звать меня Гастон, – сказал тот. – Да, это я. Я ехал из Парижа и не очень щадил лошадь, признаюсь. Бедняжка устала. А вы… Направляетесь на юг или на север?

– В Руан, – сухо ответила Анна-Мария.

– О, это прекрасно! Нам по пути! Мы можем путешествовать вместе.

– Вы наверняка спешите, – возразила девушка. – А нас никто не ждет.

– Я уладил все дела быстрее, чем планировал, и мой хозяин ожидает моего возвращения в Руан только к понедельнику, – шевельнул бровями молодой человек и пояснил: – Я служу у Самуила Шарно, ювелира.

– Мне еще не доводилось бывать в этом городе, поэтому я не знакома с вашим хозяином, – заметила Анна-Мария, по-прежнему общаясь с ним вполоборота.

– Удивительно, что вы пустились в путь совсем одна, мадемуазель.

– У миледи есть я, – как бы шутя вставила Марион, тем самым давая понять Гастону Гишару, что тот имеет дело со знатной дамой, и это сработало. Молодой человек тут же пожелал им приятного аппетита, занял стол в противоположном углу и принялся за завтрак, однако, когда экипаж девушек уже был готов тронуться в путь, он на гнедой кобыле нарисовался рядом.

– Дамы, вы точно уверены, что вас не надо сопровождать? Эти дороги не всегда бывают безопасными. Да и ведь так веселее ехать.

Анна-Мария вежливо улыбнулась:

– И часто вам приходится путешествовать этой дорогой, месье Гастон?

– В среднем три раза в год, миледи, – молодой человек покрасовался в седле, заставив лошадь слегка привстать на дыбы. – Но моя Форсуаз очень быстрая. После того, как я однажды удрал от крайне подозрительных парней, я уже не езжу без оружия, – и он многозначительно похлопал по седельной сумке.

– Что ж, тогда мы с вами должны отбиться от всех грабителей, – в тон ему ответила девушка. – Я тоже не путешествую без оружия. Поехали, Гийом!

Туча, нависшая над дорогой, уронила первые капли дождя, но внезапно налетевший ветер погнал ее далеко на восток. Почти лишенные растительности уставшие деревья, обволакиваемые утренним туманом, обнимали дорогу, провожая путников. Экипаж двигался по направлению к Руану, покачиваясь на ухабах, а рядом держался всадник, завернувшийся в плащ с капюшоном.

Гастон молчал только первый час пути. Затем он подъехал с той стороны кареты, где сидела Марион, и разразился потоком красноречия, видя, что Анна-Мария не пытается его осадить. Он рассказывал истории из своих поездок по городам Франции, примешивал туда быт купцов и торговцев, перескакивал на комментарии о погоде и периодически деликатно пытался выяснить, к кому и зачем направляются его спутницы. Но Марион отвечала общими фразами, попросту не владея этой информацией, а Анна-Мария изображала, будто спит, не имея никакого желания включаться в разговор с назойливым попутчиком.

– У вас есть, где остановиться в Руане, миледи? – спросил тот. – Могу порекомендовать отличную гостиницу. Или вы бы хотели снять дом?

– Я пока еще не решила, – ответила девушка, меняя свое местоположение в экипаже, чтобы немного размять затекшие члены. – Вообще-то я не планирую надолго задерживаться в городе. Мне нужно попасть в Гавр.

– Неужели миледи хочет покинуть Францию? Звучит заманчиво! Признаюсь, сам еще ни разу не выезжал за пределы страны… Прощу прощения, дамы, мы с Форсуаз немного прокатимся по округе и вернёмся: она устала ехать таким шагом.

Он пришпорил лошадь и умчался вперед, а девушки обменялись многозначительными взглядами.

– Кажется, он тебе понравился, – с уставшей улыбкой сказала Анна-Мария, и Марион внезапно начала заламывать пальцы:

– Я… Мне… Меня это слегка пугает, миледи.

– Почему?

– Потому что я не понимаю, о чем с ним разговаривать. Вот он рассказал про своих братьев, про Руан и работу… А что надо отвечать мне? Сообщить про мачеху, которая выставила меня из дома? Может быть, про мадам Невер и ее вечно пьяных дружков? – она грустно вздохнула. – Лучше бы он пытался привлечь вас…

– Меня? – Анна-Мария слегка сдвинула светловатые брови. – С чего это?

– Ну… – Марион на секунду подняла голову, но снова ее опустила, изучая свои ногти. – Простите, если я неправильно выразилась, но это было бы логичнее. Он хотя бы немного… вас достоин… хотя, наверное, вряд ли…

– Для меня не имеет значения происхождение, если ты об этом. Но в моем сердце нет свободного места, – сдержанно ответила девушка и устремила взор в окно, где однообразно мелькали деревья и поля.

Сумерки настигли путников в паре часов езды от Руана, но так как все уже устали, и, к тому же, одна из лошадей повредила подкову, было решено остановиться на ночлег в деревне, расположенной у дороги.

– А найдется у вас где переночевать? – спросил Гийом кузнеца. – Со мной едут две дамы.

– А то как же, – пробасил тот в бороду. – Часто у нас тут народ останавливается, кому в Руан надо. Флигель имеется. Там, за конюшней. Только в нем две комнаты всего, одну уже молодой человек забрал, что с вами ехал.

– Уступлю ее своим пассажиркам, а сам устроюсь в карете, надеюсь, миледи позволит… – пожал плечами старый кучер.

…Осмотрев небольшую скудно обставленную комнатку с крохотным окном, Анна-Мария провела ладонью по стене, чтобы понять, откуда так дует, и вздохнула.

– В этот раз тебе все же нужно нормально поспать, – сказала она. – Из-за нашего болтливого приятеля ты почти не отдыхала днем.

– Но, миледи, – внезапно весело отозвалась Марион, разводя руками, – здесь всего одна кровать.

– Значит, будем пользоваться ею по очереди. Если ты, конечно, не хочешь, составить компанию кому-то другому, – с легкой усмешкой бросила Анна-Мария и тут же пожалела об этом. Улыбка с лица Марион медленно сползла, взор потух. Она хотела что-то ответить, но лишь молча начала расстилать постель. Движения ее были неловкими.

– Я зря это сказала…

– Вы сказали то, что сказали, миледи. Все справедливо. Я не смею обижаться на то, что вы напомнили кто я.

– Кем ты была, – уточнила та. – Мне не стоило затрагивать прошлое, от которого ты отказалась по моему же предложению.

Марион обернулась:

– Этого нельзя изменить, миледи, и позор мой никуда не денется. Ни за три дня, ни за полгода. То, что здесь никто не знает, кто я такая, конечно, что-то меняет, но лишь для видимости, и вы сейчас сами это отметили… Не надо извинений… Позвольте, я помогу вам раздеться.

– И все же мне не стоило прибегать к подобной шутке, – возразила Анна-Мария. – Ведь я прекрасно знала, чем ты занималась, когда предложила тебе стать моей служанкой, здесь не было обмана с твоей стороны.

– Миледи…

– И сейчас, – упрямо продолжила она, – из моих уст это звучало, как насмешка над увечным, ведь ты решила покончить с прошлым. Как итог: я была не права, не оправдывай меня. Это раз. И два: сейчас ты первая ложишься спать. Я посижу в кресле.

– Миледи…

– Я так хочу, – жестко сказала Анна-Мария, вынимая шпильку из волос. – Я разбужу тебя, когда сама соберусь поспать, и все будет честно.

Снова опустился дождь, монотонно барабаня по крыше небольшого флигеля, где остановились трое уставших путников. Полная луна, пытающаяся пробиться сквозь облачную завесу, заглядывала в окно, словно контролируя, что происходит. Анна-Мария, неловко разместившись в узком продавленном кресле, смотрела в выщербленный потолок и находилась между сном и своими воспоминаниями:

– …А сын угольщика между тем заявил, что его в городе не было со вчерашнего дня, – полковник по обыкновению убрал руки за спину. – Собственно, отсюда вопрос: кто из участников истории соврал?

– Я думаю, их минимум двое, – с легкой задумчивостью ответила Анна-Мария, что-то рисуя на грифельной доске, которая лежала у неё на коленях. – В самом начале меня кое-что смутило в поведении мэра, но потом вы отвлеклись на дождь, пришлось выйти, чтобы убрать сушившиеся плоды… Вы все время стремитесь меня отвлечь и запутать, – и она подняла голову, перехватывая взгляд собеседника.

Полковник чиркнул слюной между зубов, ловко поймал маленького паука, который собрался опуститься на заплетенные в косу волосы девушки, отшвырнул его в угол и сказал:

– К несчастью, у меня не так много времени, Анна-Мария. Пока я в состоянии, я буду стараться передать тебе как можно больше навыков и знаний. Я хочу умереть, зная, что ты не пропадешь…

– Полковник…

– … И я не отрицаю того, – он показал ей указательный палец, прося подождать с возражениями, – что умышленно тебя сбиваю, равно как иногда пытаюсь застать врасплох. Считай это частью твоего обучения. Я знаю, что ты иногда люто меня ненавидишь, но я это переживу. Придет время, когда ты скажешь слова благодарности моему праху.

– Так какой верный ответ? – спросила девушка после короткой паузы. – Или вы снова нарочно меня отвлекли?

– Хочу услышать твои рассуждения по поводу всего услышанного, – он шумно опустился на грубо сколоченный стул.

По стеклу маленького дома с новой силой застучали капли дождя…

…Анна-Мария проснулась от того, что кто-то заботливо берет ее ладони в свои.

– Миледи…

– Ах!

– Ложитесь…

– Который час?

– Скоро будет светать, – Марион помогла ей встать и принялась расстёгивать на ней платье. – Теперь ваша очередь видеть сны, а я посижу…

…Уже окончательно рассвело, когда Марион услышала шаги за дверью, и в комнату просочился запах дешевого табака: девушка безошибочно разбиралась в подобном, ведь это часто сопровождало ее прежнюю жизнь. С того момента, когда села в старое кресло, уступив кровать своей госпоже, она даже не вздремнула, поэтому решила выйти, стараясь при этом быть бесшумной.

В маленьком коридоре, где на стенах сушились связки чеснока, и догорали в очаге дрова, стоял Гастон Гишар.

– Доброе утро, – негромко сказал он, довольно улыбаясь. – Как спалось?

– Лучше, чем в прошлый раз, – ответила Марион, пожав плечами. – Лезла в голову всякая ерунда.

– Смотри, – молодой человек внезапно взял ее за локоть и подвел к окну, – видишь ту птицу?

– Да…

– Это дрозд. Когда я был маленьким, в саду отцовского дома у них было большое гнездо из веток и грязи, а еще у дроздов интересное пение, – и он как бы невзначай приобнял девушку за талию.

– Не надо… – прошептала Марион, меняясь в лице, и проглотила ком в горле.

– Не стоит меня бояться, – почти на ухо прошептал ей молодой человек. – Женщины достойны только бережного отношения…

– Гастон, – уже более строго сказала она, пытаясь отодвинуться. – Ты не понимаешь… Я не хочу…

– Тогда всего лишь один поцелуй.

– Да нет же! – Марион медленно, но твердо отстранила его и повторила: – Нет. Я не могу…

По лицу приказчика ювелира промелькнула тень раздражения.

– Ах, ну да! – процедил он, с шумом втягивая воздух носом. – Строишь из себя монахиню! Такая же каменная глыба, как и твоя госпожа!

И с этими словами он зашел в свою половину флигеля, нарочито громко хлопнув дверью. Задыхаясь от дыма, который стоял от сыроватых поленьев, на плохо подчинявшихся ей ногах Марион вернулась в комнату, где сразу же натолкнулась на взгляд Анны-Марии, сидящей на постели.

– Миледи… – пробормотала она. – Вы проснулись.

– У меня чуткий сон. Ты разбудила меня сразу, как только вышла…

– …Простите…

– Что-то случилось? Кажется, ты беседовала с Гастоном…

– Я… – Марион хотела что-то сказать, но к горлу подкатывал слёзный комок, мешающий дышать. – Простите, миледи… Я сейчас…

И она отвернулась, чтобы справиться с эмоциями.

Анна-Мария несколько мгновений изучала ее спину, затем молча потянулась за своей одеждой.

…Уже собираясь выезжать, Гийом поинтересовался, не видел ли кто их молодого попутчика, на что старый кузнец ответил, что «господин Гастон уехал полчаса назад, так как вынужден поспешить», и Марион демонстративно сделала вид, будто даже не услышала этого разговора.

– Может все-таки скажешь, что такого тебе наговорил этот франтоватый служащий? – спросила Анна-Мария, когда их экипаж снова двинулся в путь по ухабистой дороге.

– Я… Он… – Марион глубоко вздохнула. – Пытался меня поцеловать… Но я не хочу… Я устала, миледи… Бесполезно сожалеть о прошлом, оно останется со мной навсегда, но так трудно… – в ее разноцветных глазах появились слезы, и она отвернулась, чтобы скрыть их.

– Этот молодой человек уж точно не стоит твоих переживаний…

– Он… Он хороший, но…

– Но хотел получить бесплатно то, что в целом и так можно найти недорого в любом большом городе. Так себе повод для беспокойства, – пробормотала Анна-Мария, изучая однообразный пейзаж, мелькавший за окном. Вуали на ее лице не было и можно было заметить, как за напускной строгостью сияют все еще по-детски искренние зеленые глаза.

– Я сказала, что он не понимает меня… и мою проблему, – продолжила Марион, подбирая слова. – А он… нагрубил…

– Что-то я не удивлена.

– Я огорчена не из-за себя, миледи. Я этого стою. Я – из-за вас…

– А что со мной не так? Неужто месье Гастон и меня хотел своей любовью одарить? Боюсь, это могло стоить ему дорого, – усмехнулась девушка.

– Он… сказал, что я надменная…

– Ах! Надменная, как и эта твоя мадам?

– Как вы узнали?

– Интуиция.

– Но это же неправда! – воскликнула Марион. – И вовсе вы не ледяная и не надменная. Это вы стараетесь такой казаться.

– Лучше попробуй поспать, – уклончиво ответила Анна-Мария. – И выбрось из головы все, что связано с этим Гастоном. Он был любезным ровно до тех пор, пока рассчитывал на ответные услуги, и дело здесь не в тебе.

– Мне почему-то кажется, – вздохнула Марион, – что все догадываются, кто я на самом деле…

– Я так не думаю. Хотя бы потому, что я подбирала из вас ту, которая меньше всего производит такое впечатление…

Экипаж, поскрипывая рессорами, спускался в низину, разбрасывая дорожную грязь в разные стороны.