Текст книги "Чёрные розы"

Поднялся ветер, и на кухне беспрестанно хлопала форточка. Валя понимал, что это просто форточка, ничего страшного, но в комнате было темно, и воображение рисовало каких-то сверхъестественных существ, которые пытаются пробраться в дом, чтобы схватить его и утащить навсегда к себе в адское подземелье, где он будет обречён на вечные муки.

Нужно было просто встать с постели, пройти на кухню, закрыть форточку и спать спокойно, но как страшно было вставать и идти по холодному полу в полной темноте, где за каждым углом таится потенциальная опасность, где за каждой дверью прячутся монстры.

Ты же не маленький, уговаривал себя Валя, чтобы бояться темноты и монстров, но только глубже забивался в одеяло, поджимая под себя ноги. Когда его голая пятка ненароком оказывалась снаружи, он молниеносно подтягивал её под одеяло, потому что ему казалось, что монстры только и ждут, когда какая-нибудь часть его тела высунется наружу, чтобы тут же цапнуть его и напугать до полусмерти, чтобы он уже ничего не соображал от страха, и тогда уже можно будет делать с ним всё, что угодно.

А вот если бы рядом с ним рядом лежала та девушка из заброшенного парка, ему наверняка было бы не так страшно. Вряд ли она боится темноты и монстров так, как боится их он. Скорее всего, она вообще ничего не боится, раз в полном одиночестве забрела в парк, который все здравомыслящие люди обходили стороной, боясь даже на некоторое расстояние приблизиться к нему, как будто лес был чумным. Конечно, Валя ни за что в жизни не признался бы ей в своих страхах, но ощущать рядом тепло чьего-то тела, наверное, само по себе было успокоительным.

Валя вспомнил то упоительное ощущение, когда он маленьким прибегал в комнату к маме, когда ему становилось страшно, и ложился к ней под бочок. Рядом с мамой становилось так тепло и уютно, все страхи пропадали бесследно, как будто их и не было, и Валя мгновенно засыпал. Но это было рядом с той мамой, с мамой из прошлого. А эта мама была совсем другой. Она была злой и несправедливой, она была вредной и надоедливой. Она не любила Валю, и он это чувствовал. И в ответ ненавидел её.

Валя лежал под одеялом и слушал, как хлопает форточка. Хлоп, хлоп-хлоп, хлоп-хлоп-хлоп. Пожалуй, в этом хлопанье есть какая-то закономерность. Может, злые сущности, пытаются передать Вале какое-то сообщение? Вот только как он его поймёт, если не знает языка их сигналов? А может, это они таким образом играют музыку? Но такая музыка Вале не нравилась, она вызывала нехорошие мурашки на его бледной астеничной коже.

Валя попытался представить, как будет выглядеть та девушка из леса, если разденется. От возникшей в воображении картины Валю бросило в жар. Его руки шарили по телу, пока наконец не достигли той точки, которая больше всего нуждалась в разрядке. Вскоре Валя уснул.

***

В восемь часов зазвонил будильник. Аполлон застонал и схватился за голову. Она раскалывалась. Учитывая то, что спать лёг он только в семь часов утра, вытаскивать себя сейчас из постели было полным кощунством, но в половине десятого Аполлон должен был быть у врача, а потом у него назначена встреча с издателем. И то, и другое мероприятие откладывать было нельзя, поэтому Аполлон выполз из постели и потащился в ванную чистить зубы. Каждый шаг отдавался нестерпимой болью в правом виске, от которой хотелось завыть. Аполлон снова застонал и изо всех сил сжал голову двумя руками, пытаясь утихомирить боль.

Мужчина зашёл на кухню и пошарил рукой по микроволновке, пытаясь найти пачку обезболивающего, которое, как он помнил, положил туда накануне. Посмотрев на упаковку, которая оказалась у него в руках, Аполлон чертыхнулся. Не то. Это были другие таблетки. Куда же делось это чёртово обезболивающее? Аполлон наклонился над микроволновкой. Висок пронзило дикой болью. Мужчина схватился рукой за тумбочку и присел. Господи, как же болит.

Потихоньку поднявшись, он наконец нашёл то, что искал. Плеснув в стакан воды из-под крана, Аполлон проглотил таблетку, не разжёвывая. Во рту остался горьковатый привкус. Аполлон сел на стул и свесил голову к коленям. Чёртова жизнь. Чёртова голова. Когда же это наконец закончится? Состояние у Аполлона было подавленным. Он доковылял до ванной и тщательно почистил зубы, пытаясь удалить запах перегара после выпитого виски. Поднеся руку ко рту, Аполлон дыхнул на неё и принюхался. Вроде, не пахнет. И слава богу. А то если ему сейчас по дороге попадётся гаишник, будь они все неладны, то он может пропустить целых два важных визита.

Кое-как расчесав волосы, Аполлон надел заранее выглаженный светлый костюм и светлую рубашку. Жарковато, конечно, будет сегодня в костюмчике, но не в джинсах же ехать на встречу с издателем. Про него и так уже судачили направо и налево, что он якобы пьёт как сапожник. Не хочется лишний раз подтверждать эти слухи и приезжать на важную встречу в непотребном виде. Сегодня он должен быть одет с иголочки.

Аполлон обулся и взял с полочки ключи от машины. Открывая дверь, он почувствовал, как вдоль лба прошла приятная волна расслабления. Голову понемногу отпускало – таблетка начала действовать. Жизнь налаживается.

Аполлон завёл машину и плавно вырулил со своего участка. Проезжая мимо дома своей соседки Людмилы, Аполлон с брезгливостью посмотрел на женщину, которая несла в руках бутылку дешёвого красного вина из местного магазина. Вот кто настоящая алкоголичка, подумал он, с утра уже накачиваться собралась. Если Аполлон пил для удовольствия и для того, чтобы расслабиться и снять напряжение, то она пила только для того, чтобы напиться. Как иначе можно объяснить выбор напитков, которые она выбирала для употребления? Да эту кислятину пить невозможно. После такого вина потом, наверное, неделю изжога мучает и похмельный синдром. Лучше бы водку пила, честное слово, и опьянение быстрее наступает, и не так противно. Хотя водка водке тоже рознь. Аполлон, например, предпочитал водке виски. У него это был самый любимый напиток, хотя от бокала-другого красного вина за обедом он себе тоже не отказывал – и бодрит, и даёт подзарядку для воображения.

Заскочив в магазин за сигаретами, Аполлон плюхнулся на сиденье, достал сигарету и с удовольствием закурил. С тех пор как он ночью выкурил последнюю сигарету, он не курил, а для него это было слишком долгое воздержание.

Припарковавшись у поликлиники, Аполлон зашёл в вестибюль и оказался около окошка регистратуры. Настроение его тут же упало ниже плинтуса. За окошком сидела кудрявая змея в очках. Сейчас опять начнётся. Аполлон сделал вежливое, насколько получилось, лицо, и заглянул в окошко.

– Женщина, доброе утро!

Змея зыркнула на него поверх очков и ничего не ответила.

– Я к неврологу записан на полдесятого.

Змея вперила в Аполлона вопросительный взгляд.

– Женщина, я к неврологу записан, – повторил Аполлон, чувствуя, как внутри у него начинает всё закипать.

Змея подпёрла голову руками и в упор смотрела на Аполлона, ничего не говоря.

– Карту мне дайте, пожалуйста, – сквозь зубы процедил Аполлон.

– На кого карта? – безучастным голосом спросила змея.

– Меня зовут Аполлон Некрасов.

Змея покопалась в картах, которые лежали рядом с ней на столе.

– Нет здесь такого.

– Дайте я поищу, – Аполлон с нетерпением протянул руку через окошко за картами.

Змея протянула Аполлону карты и молча следила, как он ищет свою.

– Ну вот, – довольный Аполлон сунул в окошко найденную карту.

Змея поправила очки и внимательно прочитала, что написано на карте.

– Но эта карта не на Аполлона Некрасова, а на Фёдора Кузнецова.

Аполлон достал из кармана паспорт и ткнул змее в окошко.

– Чокнутые ходят тут всякие, – забубнила змея. – Если Фёдор, так и говори, что Фёдор. А то Аполлон. Выдумал. Вот, держите свою карту, Фёдор Николаевич, – змея протянула карту в окошко, придерживая её за один конец.

– Меня зовут Аполлон, – твёрдо сказал Аполлон и потянул карту на себя. Змея держала её цепко и не отпускала. – Женщина, вот как вам только не стыдно. Вы же меня прекрасно знаете, и каждый раз одно и то же устраиваете.

– Вот именно, что я вас прекрасно знаю, и можно было за это время уже смириться с мыслью, что вы Фёдор, а не Аполлон. Или поменяйте имя в паспорте, раз вам своё так не нравится.

– Не ваше дело, – сказал Аполлон и вырвал наконец карту из рук змеи.

Как же Аполлона бесила и эта поликлиника, и эта неизменная змея в окошке. Тысячи читателей по всему миру боготворили его, для них он был почти что богом. Они с нетерпением ждали выхода каждой его книги и, когда книга наконец выходила в свет, их восторгу не было предела. А для этой змеюки он был просто сумасшедшим пациентом, обычным сорокапятилетним мужиком, у которого не все дома. Вот это и раздражало больше всего. Аполлон пытался добиться к себе должного отношения, но тем самым, похоже, ещё больше распалял змею.

Поднявшись на третий этаж, Аполлон без труда нашёл нужный ему кабинет. Как раз подошло его время. Около кабинета никого не было, и Аполлон, осторожно открыв дверь, вошёл внутрь. Врачей он не то чтобы боялся. Просто врачи всегда ассоциировались у него с болезнями, а соответственно и со смертью. Здоровые люди ведь по врачам не ходят, соответственно, каждый поход к врачу мог обернуться для него приговором.

Молодая врач что-то печатала на компьютере. Она улыбнулась Аполлону:

– Проходите.

Аполлон подошёл к столу и сел на стул, тяжело вздохнув.

– Что у вас? – повернувшись к нему, спросила девушка.

– Понимаете, – начал Аполлон, с трудом подбирая слова. – У меня в последнее время очень сильно болит голова. Бывает, что и кружится, очень сильно, так что у меня просто всё плывёт перед глазами, – Аполлону было очень тяжело говорить все эти слова. Ему казалось, что когда эти явления просто были частью его существования, они не имели под собой никакого веса, а когда он произносил их здесь, сидя в кресле у врача, они приобретали какой-то особый смысл. Он как будто сам себе подписывал смертный приговор.

– И как давно вас это беспокоит? – спросила девушка, внимательно глядя на Аполлона. Наверное, почувствовала запах перегара, подумал он. Ему почему-то вдруг стало так стыдно за себя, что захотелось провалиться сквозь землю. Он посмотрел на себя глазами этой молодой девушки. Кого она видит сейчас перед собой? Стареющего мужчину, пытающегося убежать от своего возраста, от которого к тому же пахнет перегаром. У Аполлона встал ком в горле. Слава богу, что эта девушка не умеет читать мысли.

– Примерно полгода назад у меня это началось, – сказал Аполлон, уже ждущий, что девушка начнёт его упрекать за то, что он так долго не шёл к врачу. Но девушка ничего не сказала. Она попросила его вытянуть вперёд руки и постучала по ним молоточком. Руки Аполлона нервно подпрыгивали от каждого прикосновения. Затем девушка попросила Аполлона встать, вытянуть вперёд руки, закрыть глаза и достать поочередно каждой рукой до кончика носа. С этим заданием Аполлон справился очень плохо: руки упорно не хотели находить кончик носа, они тыкались то в щёки, то в глаза. Аполлон даже покраснел от стыда за свою неуклюжесть.

– Садитесь, – сказала девушка и начала что-то печатать на компьютере.

Аполлон сидел ни жив ни мёртв, ожидая страшного диагноза. Но никакого диагноза не последовало.

– Я вам даю направление на МРТ. Вам нужно сделать томографию головы.

У Аполлона внутри всё оборвалось.

– Зачем мне томография?

– У вас такие симптомы… Надо проверить голову. Мало ли что… Сами понимаете. Возраст…

Девушка взяла бланк со стола и начала в нём что-то заполнять. Аполлон сидел не шевелясь. Куча мыслей понеслась у него в голове. Что с ним такое происходит? Зачем ему нужна томография? Неужели у него что-то с головой? Аполлон вспомнил всякие истории из жизни о том, как от опухоли мозга умирали не только простые люди, но и знаменитости, и похолодел. А может, у него тоже опухоль мозга? От этого у него голова так дико и болит. У него и до этого закрадывались подобные мысли, хотя скорее это были даже не мысли, а только силуэты мыслей, которые Аполлон старательно от себя отгонял. Нет, такого просто не может быть. Умереть может кто-то другой, но не он. Смерть – это что-то абстрактное, она не для него. А если вдруг всё-таки..? У Аполлона закружилась голова, и он покачнулся на стуле.

Девушка подняла на него голову.

– Мужчина, вам плохо?

– Нет-нет, всё в порядке, – сказал Аполлон упавшим голосом и постарался выпрямиться.

Ему бы сейчас разузнать у врача, расспросить, о чём конкретно говорят его симптомы, что же у него за болезнь такая загадочная. Можно даже задать вопрос шутливым тоном, чтобы не показывать, как он напуган. Но Аполлон боялся. Боялся услышать правду. Пусть лучше он находится в счастливом неведении. А ещё он не хотел показаться малодушным трусом перед этой молодой красивой девушкой, ведь тут шути-не шути – она всё равно поймёт, что он боится.

Девушка дописала бумагу и подвинула её Аполлону.

– В регистратуре поставите печать. Сзади написан телефон, по нему запишетесь на МРТ.

Аполлон взял листок дрожащими руками и медленно поднялся со стула. Он открыл было рот, чтобы всё-таки спросить про свой диагноз, но в самый последний момент передумал и направился к выходу.

Всё было как будто в тумане. Он не соображал, что делал. Подойдя к окошку регистратуры, он молча просунул туда листок. Змея посмотрела на него из-под очков. Как же Аполлон её сейчас ненавидел. Ведь он умрёт, а она останется жить. Хотя ему жизнь намного нужнее, чем ей. Осознать такую несправедливость было вряд ли возможно. Он умрёт, а она останется. Он, известный писатель, а она просто вредная баба, которая сидит в этой регистратуре со времён Ноева потопа. Господи, почему жизнь так несправедлива к нему?

Змея шлепнула на бумажку печать и швырнула её Аполлону. У него не было сил на то, чтобы ей что-то сказать. Он взял бумажку и вышел из поликлиники.

И как он сейчас поедет на встречу с издателем в таком состоянии? Единственное, чего хотелось Аполлону, – это лечь в постель, свернуться калачиком и накрыться тёплым одеялом. Но Аполлон прекрасно понимал, что встреча была слишком важной, чтобы взять и просто не прийти на неё.

Мужчина заехал в ближайшую кофейню и заказал себе американо. Сейчас только так он мог немного взбодриться и прийти в себя. Официант быстро принёс заказ, за что Аполлон был ему безмерно благодарен. Обжигающий кофе немного привёл Аполлона в чувство. Надо выбросить на время все эти мысли из головы, ведь никакого диагноза ему никто пока ещё не поставил. Диагноз будет известен только после того, как ему сделают МРТ. Надо успокоиться и взять себя в руки. Он же мужчина, а не какая-то сопливая баба. И даже если диагноз будет неутешительным, надо встретить смерть достойно. Аполлон закурил и осмотрелся вокруг.

Напротив него за столиком сидела маленькая худая бабулька. Она одной рукой держала чашку с кофе, шумно из неё отхлёбывая, а в другой у неё была авоська, которую она не выпускала из рук. Откуда она откопала эту авоську? – размышлял Аполлон. С такими авоськами ходили в советские времена. Губы у бабульки были густо накрашены ярко-красной помадой, которая оставляла на чашке жирные размазанные следы. Аполлон поморщился. А ведь кому-то потом придётся пить из этой чашки. Была б его воля, он бы таким бабулькам наливал кофе в пластиковые стаканчики, чтобы не пачкали общественную посуду.

Сбоку от Аполлона сидела парочка: молодой человек в обтягивающих джинсах и девушка в очень короткой юбке. Молодой человек под столом запустил свою руку девушке под юбку, при этом они мило о чём-то беседовали, как будто ничего не происходило. А они ведь думают, что никто не видит, чем они там занимаются. Аполлон перевёл свой взгляд направо. Там сидел мужчина и задумчиво смотрел в окно. Одной рукой он ковырялся в носу, делая это настолько откровенно, что Аполлону стало неловко, и он отвернулся. Боже, что за паноптикум?

Аполлон расплатился и вышел из кофейни. На душе было противно. К тому же надо было спешить на встречу с издателем. Аполлон сел в машину и врубил музыку на полную громкость. Из динамиков орал Фараон. Аполлон с удовольствием слушал молодых современных исполнителей, они наполняли его энергией, давали мощнейший заряд бодрости. Только его коробил мат, который в некоторых песнях просто зашкаливал, а ещё у него вызывал недоумение тот факт, что рэперы и прочие музыканты и певцы, которым было лет по девятнадцать, очень часто поют в своих песнях про сук, которых они ежеминутно трахают. Господи, как времена-то изменились, думал Аполлон. Где же были эти суки, когда ему было девятнадцать? В то время он бы всё отдал, если бы ему показали хотя бы одну такую. Эх, он в свои девятнадцать секс видел только во сне.

Аполлон одернул себя. Он, похоже, превращается в какого-то старого пердуна, который ругает молодёжь за распущенность и аморальное поведение. А ведь совсем недавно и он был молодым, и его также ругали представители старшего поколения. Ничего не меняется в этом мире, с грустью подумал Аполлон, кроме того, что мы неумолимо стареем.

Музыка немного отвлекла Аполлона от невесёлых мыслей. Подъезжая к зданию издательства, мужчина был уже относительно спокоен.

Михаил уже ждал его в своём кабинете.

– А, Аполлон, проходите, проходите.

Аполлон поздоровался и уселся в глубокое кресло напротив стола, за которым сидел Михаил. Он делал вид, что разглядывает картину за спиной Михаила, а на самом деле вглядывался в его лицо, чтобы угадать по нему в каком тот настроении и что готовит ему эта встреча.

Михаил молчал и стучал ручкой по краю стола – собственно говоря, скорее всего ничего хорошего этот звук не предвещал. Аполлон откашлялся. Михаил отложил ручку в сторону и, сцепив руки в замок, положил их на стол.

– Ну что я хочу вам сказать, дорогой Аполлон?

Аполлон выпрямился и одёрнул на себе пиджак. К чему эти вступления? Неужели сразу нельзя сказать своё мнение? И с каких это пор Михаил стал называть его «дорогим»?

– Роман ваш… – Михаил замолчал, видимо, подбирая слова. – Как бы вам сказать… В общем, это полное говно.

Аполлон дёрнулся в кресле. Щёки у него покраснели от возмущения. Такого от Михаила он никак не ожидал. Его издатель был хоть и строгим, и даже придирчивым, но никогда еще Аполлон не слышал от него настолько грубых слов. Что же сподвигло его так оценить результат его полугодовой каторжной работы? Неужели роман настолько плох? Руки у Аполлона вспотели. Он почувствовал, как по спине стекает струйка пота. Несмотря на то, что сейчас он находился в творческом кризисе, он всё равно был уверен, что роман, который он написал, заслуживает внимания. Он буквально выстрадал его, вложил в него самые сокровенные свои мысли, которые до этого боялся поведать бумаге. И вот результат. Его роман только что назвали говном. Аполлон кашлянул и поднял глаза на Михаила. Тот смотрел куда-то поверх его головы.

– И почему вы так считаете? – еле выдавил из себя Аполлон.

– А вы сами не видите очевидного? Все ваши персонажи картонные, сюжет вымученный, ни одного искреннего свежего слова. Сплошные банальности. Это никуда не годится. Это болото, трясина. Признаюсь вам честно, я даже не смог дочитать ваш роман до конца. О чём вообще ваш роман, Аполлон? Что вы хотели им сказать? Почему ваш главный герой такой… обыкновенный?

– А про кого я должен был писать? – взорвался Аполлон. – Про маньяка, про сумасшедшего, про больного идиота? Или, может, про наркомана?

Руки у Аполлона тряслись от обиды и злости.

– Не злитесь, это вам не идёт, – спокойно сказал Михаил. – И скажите мне, чем плохи маньяки? Маньяки как раз интересуют людей. Людям всегда интересна тёмная сторона их людской сущности. Им интересно покопаться во внутренностях таких личностей. Ну а что вы можете сказать об обычном простом человеке? Ничего нового. Это скучно, Аполлон, скучно, понимаете?

– Скучно? – Аполлон вскочил с кресла и заходил по кабинету. – Да я всю душу в этом романе наизнанку вывернул, а вы мне говорите, что вам скучно? Значит, для того, чтобы мой роман понравился, я должен нести всякую чушь про маньяков и прочий сброд?

– Аполлон, а вы всё схватываете на лету, – сказал Михаил и деланно зааплодировал. – Да, если хотите, называйте это так, но суть именно в этом. Вы должны заинтересовать читателя, а вы меня как читателя не заинтересовали. Максимум, что можно делать с вашей книгой, – это читать на ночь как средство от бессонницы. А книга должна цеплять так, чтобы вам не захотелось спать, пока вы не дочитаете её до конца.

Аполлон почесал голову.

– Михаил, честно говоря, вы сбили меня с толку. Я даже не знаю, что вам сказать. Я был уверен на сто процентов, что роман вам понравится. По сравнению с предыдущими книгами этот роман просто шедевр. Мне кажется, я вырос, и этот роман тому подтверждение.

Михаил усмехнулся:

– Куда вы выросли, Аполлон? Куда? Да вы не выросли, дорогой мой, а попросту исписались. Давайте будем называть вещи своими именами.

Аполлон сидел как громом поражённый. Он и сам чувствовал, что пик его творческой карьеры далеко позади, но одно дело, когда ты понимаешь это где-то в глубине души и совсем другое, когда тебе говорит это посторонний человек, причём совершенно не стесняясь в выражениях.

– Аполлон, давайте сделаем так. Через месяц вы пришлёте мне наброски нового романа с учётом тех пожеланий, которые я вам изложил. Если он мне понравится, мы продолжим с вами работать. Если же нет… извините, – Михаил развел руки в стороны. – Я не могу тратить время на… бездарность. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Михаил отвернулся от Аполлона и включил компьютер.

Аполлон вышел из кабинета. Руки у него дрожали. Случилось то, чего он боялся больше всего на свете. Даже на заре его карьеры, когда он был молодым начинающим писателем, ни один издатель не разговаривал с ним в таком тоне. Если ему отказывали, то всегда в мягкой форме с намеком на то, что вполне возможно, что в будущем его рукопись окажется интересной и нужной и её напечатают. В нём видели потенциал. Сейчас же издатель видел в нем немолодого мужчину, который исписался. Да, он старел, и вместе со старостью у него пропадал талант. Раньше Аполлону часто снились сны, в которых он садился перед чистым листом бумаги и не мог выдавить из себя ни строчки. После таких снов он просыпался в холодном поту, хватал ноутбук и начинал писать. Только после того, как он исписывал две-три страницы, он успокаивался и ложился спать дальше.

Сегодня какой-то день разочарований и боли. Как будто весь мир ополчился против него. А что он такого сделал? В том-то и дело, что ничего. Но ведь и талант тоже даётся не за что-то, а просто так. Человек уже рождается с этим талантом, а ведь она пока ещё ничем его не успел заслужить. И также внезапно талант может пропасть. Без всяких на то причин.

То, как разговаривал с ним Михаил, пошатнуло самооценку Аполлона так, что дальше было и некуда. А почему, собственно, он молча выслушивал от него все оскорблениями, которыми тот сыпал как из рога изобилия? Он что, не мужик? Да надо было просто послать его на … По крайней мере Аполлон испытывал бы чувство удовлетворения, а сейчас ему было противно от самого себя. Повёл себя как слюнтяй, как тряпка. Единственное, чего он не сделал, так это не расстелился перед Михаилом, чтобы тот вытер об него ноги. Господи, как тошно-то.

Если бы роман был у Аполлона в печатном виде, он бы сейчас, как Гоголь, бросил его в печку и сжёг к чёртовой матери. Так бы хоть душу свою очистил. А что ему остаётся делать? Только проклинать себя за свою бездарность и безропотность.

Приехав домой, Аполлон наполнил ванну, и, налив полный стакан виски, погрузился в воду по самую шею. Вода была верным средством, чтобы смыть весь негатив, накопленный за день.

***

– Вась, ну пошли со мной, – ныла Настя. – Я одна боюсь.

– Ну ты же в прошлый раз не боялась, когда туда попёрлась, – Василиса была непреклонна. – Чего тебе там надо было? Что ты там забыла?

– Я и сама не знаю. Просто дома делать нечего было, вот я и пошла прогуляться, – Настя пожала плечами.

– А что, другого места для прогулки не нашлось?

– Вась, да хватит тебе нравоучения мне читать. Просто пошли по-быстрому сходим, и сразу вернёмся обратно. Обещаю. Вась, ты же знаешь, что эта флешка очень важная. На ней видео с нашей последней вылазки с ребятами. Больше ни у кого его нет. Только на этой флешке. Я не могу так подвести ребят. Они же на меня рассчитывают.

– Насть, если эта флешка такая важная, зачем ты с ней в лес пошла?

– Я же тебе говорю, что просто забыла, что она у меня в кармане лежит.

– Насть, да ты пойми, что искать флешку в лесу – это всё равно что искать иголку в стоге сена.

– Я примерно знаю, где она может быть, – сказала Настя.

– И где же?

– Скорее всего, она валяется на крыльце того дома.

– На крыльце того дома? – Василиса уставилась на Настю взглядом, не предвещающим ничего хорошего. – Ты что, лазила в тот дом? Ты вообще понимаешь, что делаешь, а? Ты видела те стены? Да их пальцем тронь, они на тебя целиком обвалятся. Ты со своими вылазками совсем с ума сошла. Разве можно так рисковать?

– Да не кипятись ты так, Вась. На самом деле там всё не такое разваленное, как кажется на первый взгляд.

Василиса открыла было рот, чтобы с новой силой обрушиться на Настю, но та её опередила:

– Я внутрь не заходила. Только заглянула в окно. Видела бы ты, как там красиво. Это и впрямь самый настоящий дворец, как в сказке.

Василиса молчала.

– Вась, ну пожалуйста. Один разок. Обещаю, что больше туда ни ногой.

– Как же, поверила я твоим обещаниям, – ворчливо сказала Василиса, но чувствовалось, что она уже оттаяла.

– Спасибо, Васька, – Настя чмокнула сестру в щёку.

– Ладно, собирайся, пока светло. Не вечером же туда идти.

Настя запрыгала вокруг Василисы:

– Я всегда знала, что ты у меня самая лучшая сестра на свете.

– Хватит подлизываться, – улыбаясь, сказала Василиса. – Иди давай собирайся.

Настя побежала наверх, быстро надела джинсы и рубашку с длинным рукавом. Запрыгнув в кроссовки, она выбежала на улицу. Василиса уже ждала её на крыльце.

– Ну что, пойдём? – Василиса легко спрыгнула с крыльца.

Когда девушки оказались перед воротами, ведущими в парк, Настя почувствовала, что задыхается. Её как будто резко погрузили под воду, не дав набрать в лёгкие воздуха. Это ощущение длилось всего лишь мгновение, но Настю это так напугало, что у неё затряслись ноги. Но, конечно, говорить об этом Василисе она не будет, иначе та развернётся и пойдёт домой. Она и так не хотела сюда идти, Настя её еле уговорила. Так что рисковать Настя не будет, тем более от её малодушия пострадают ребята, которые вовсе ни при чём. Это она виновата, что такая растяпа, что потеряла флешку с видеозаписью. Надо исправлять свою оплошность.

Настя сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться (да и на всякий случай, чтобы хватило воздуха, если вдруг она опять начнёт задыхаться) и пошла вперёд. Бояться не надо. В этом парке она уже была, и не раз, так что ничего нового она здесь не увидит. А то, что произошло с ней здесь в прошлый раз – можно списать это на какую-нибудь галлюцинацию. Вот только с чего бы ей быть, этой галлюцинации? Настя ничего не употребляла и не страдала никакими психическими заболеваниями, но разрешить себе поверить в то, что всё происходило на самом деле, она себе не могла – это было слишком страшно, это противоречило всем физическим законам. Она запретила себе думать об этом. Ничего не рассказала ни Василисе, ни отцу. Страшно было даже представить, чтобы бы было, если бы они узнали о том, во что влипла Настя. О том, чтобы Василиса с ней сейчас шла в этот парк, не было бы и речи.

– Ой! – вскрикнула вдруг Настя и схватилась за ближайшее дерево, чтобы не упасть – её нога зацепилась за корень, торчащий из земли.

Василиса ахнула:

– Настя, блин, аккуратней. Смотри куда идёшь. Не хватает ещё травму здесь получить. Я тебя как потом отсюда потащу?

– Да всё нормально, Вась. Просто споткнулась. Ничего же страшного не случилось, – Настя потирала ногу.

– Точно всё нормально? – Василиса с подозрением смотрела на сестру.

– Да нормально, я же говорю. Ты что, никогда в жизни не спотыкалась?

– Ладно, раз всё в порядке, тогда пойдём. Только будь осторожнее.

– Хорошо, – сказала Настя – спорить с сестрой ей не хотелось.

Девушки зашагали по тропинке, которая вела прямо к усадебному дому. Когда из травы вынырнула чаша фонтана, которая так напугала Василису в тот раз, когда она была здесь с Настей, она остановилась.

– Погоди, Настён, хочу кое-что проверить.

– Что ты хочешь проверить? – поинтересовалась Настя.

– Сейчас увидишь.

Василиса подняла с земли палку, которая валялась рядом с чашей. Ей показалось, что это была та самая палка, которой Настя выгребала листья из чаши.

Настя уставилась на сестру – неужели полчаса назад это она читала ей морали?

Василиса осторожно подошла к чаше и заглянула в неё. Кроме хвои и сухих листьев там ничего не было. Девушка тихонько дотронулась палкой до верхнего слоя листьев, словно боялась, что оттуда сейчас выползет огромная ядовитая змея. Потом докопалась палкой до дна – там тоже ничего не было. Василиса выдохнула с облегчением.

– Вась, ты что, розу искала?

– Нет, просто хотела удостовериться, что её тут нет.

– Ну ты даёшь, сестра, – возмущённым тоном сказала Настя. – И кто это мне тут недавно морали читал?

– Насть, мне это нужно было для своего успокоения. Мне эти розы покоя не дают, понимаешь? – на глазах у Василисы показались слёзы. – Они мне уже во сне снятся. А как бы ты себя чувствовала, если бы тебе подложили эти розы в совершенно незнакомом месте, да ещё и с запиской, что эти розы предназначаются именно тебе?

– Васька, я даже не знала, что ты из-за этого так переживаешь, – Настя подошла к сестре и обняла её.

– Конечно, переживаю. А ты как думала? Ведь и в тот раз, когда я увидела здесь эти чёртовы розы, ты их не заметила. Как такое может быть? Как они могли появиться и сразу же пропасть? Или я схожу с ума, или…

– Что или?

– Или эти розы – предвестники моей скорой смерти.

У Насти по коже пробежали мурашки от слов сестры. У неё в голове такие страшные мысли, а она даже не знает об этом. И какая она после этого сестра?

– Васька, не говори глупости. Это был просто чей-то глупый розыгрыш.

– Нет, Настя, это не был розыгрыш, и ты это прекрасно знаешь не хуже меня. Никто ведь не знал, что мы туда поедем. Да мы и сами не знали. Мы оказались там совершенно случайно.

Настя понимала, что сестра говорит правду, что так и есть на самом деле, но признавать этот ужас не хотела.

– Вась, не накручивай себя. Ничего плохого ведь не происходит.