Книга: Вице-консул - Маргерит Дюрас

Как вы думаете, мы можем что-то сделать для меня, мы вдвоём?

Я видел три её фильма – «Бакстер, Вера Бакстер» (1977), «Музыка» (1966), и «Разрушать, говорит она» (1969) – которые, выражаясь образно, вынули из меня душу и хорошенечко её встряхнули. Как я уже писал, фильмы Дюрас – и все на данный момент виденные мною подтверждают данное утверждение – это фильмы-разговоры. Диалоги, монологи, беседы шёпотом, вполголоса, исступлённые, страстные, холодные, затухающие, монотонные, страстные. Это слова, вырисовывающие в пространстве чувства, они сгущают воздух, они дают ему вкус и цвет, фактуру. Мечты, надежды, чаяния, грёзы, страхи, опасения, даже равнодушие – Дюрас способна словами передать всё это, добавив метафизическую густоту, не заметную глазу или уху, любому другому из пяти чувств, но ощутимое чем-то внутри, той самой душой, наверное.

В общем, прочесть литературные произведения Маргерит мне хотелось уже давно, и вот, наконец, такой случай представился. Далее пойдёт рассказ о том, какое впечатление произвела на меня книга «Вице-консул».

Я могу быть собой, здесь, с вами, только… теряя время, как сейчас…

Как и положено Творцу, Дюрас созидает словом. Но если у Всевышнего слово было вначале, то у Маргерит – оно всегда и во всём. И слово это – Любовь (это ли не Бог?), как и положено, с большой буквы.

«Вице-консул» – это тягучее море, засасывающее читателя в своё пространство, и не отпускающее долго после того, как закрыта последняя страница, возможно, что окончательно не отпустит уже никогда. «Море» – это не об объёме, сам роман очень короткий, а о необратимости, мощи и величии. Оно поднимает на поверхность глубинные ощущения и скрытые смыслы, то, что всегда значимо, не важно люди цивилизованные или дикари пытаются нащупать что-то в этом зыбком пространстве, полном искренности и обмана. Любая искренность в отношениях, по Дюрас, может быть одновременно и обманом, только лишь потому, что происходит взаимодействие, в котором всегда есть, как минимум, две стороны – подающая и принимающая, всегда антиподы, дуэт может быть гармоничным танцем только в момент перемирия и соблюдения условностей, в иных случаях это противоборство, сражение, состязание, вражда.

Я не разберу издали, да ещё сквозь музыку, собаки это лают или прокажённые кричат во сне

Дюрас ткёт из слов свой собственный мир, делая его плотным, чтобы не продохнуть, без просвета, за её словами не видно иной реальности, существует только эта реальность, на удивление созвучная вашей, это внутренний мир, ставший вдруг внешним. Мысли материализуются в разговоры, разговоры становятся теми самыми, которые несут в себе сокровенное знание, пустые, нелепые фразы обретают глубинное значение, паузы между словами отмеряют космическое время, вечность пролетает между самодостаточными монологами, диалогами, многологами (о, да, этих самых «логов», их здесь так много) – переплетениями различных, казалось бы, ничего не значащих бесед в сакральный текст, рассказывающий о главном, глубоко запрятанном, но прорывающемся наружу в виде обмолвок, оговорок, отвлекающих внимание выпадов, дежурных фраз и спрятанных между всем этим «конспиративным мусором» главных слов, разящих наповал, взрезающих плоть до кости.

Губы чуть взбухают, пропуская слово, влажные губы, побледневшие к концу ночи

Передать сюжеты произведений Маргерит сложно. Вернее, очень просто рассказать сюжет, исчерпывающее описание которого обычно занимает два-три предложения, но этим ничего передать нельзя. Не в сюжетах прелесть Дюрас, а в той атмосфере, которую она создаёт, а, может и не создаёт, а просто запечатлевает ту, в которой жила сама. Это тот редкий дар, когда творец может записать то, что творится в душе, и сделать это на высочайшем эстетическом и художественном уровне, будучи многословным, но обойдясь без лишних высказываний, льющиеся из-под её пера слова не становятся избыточными. Они густы и освежающи, они насыщенны и сухи, они обжигающи и испепеляющи, несмотря на то, что они также влажны и сочны, как вода, и льются таким же потоком. Но это тяжёлая влага, сродни крови.

Небо такое плотное, то выстрели в него из пушки – брызнет масло

Роман «Вице-консул» шикарен тем, что он очень короток, как по объёму, так и по времени происходящего (буквально несколько дней), но при этом его многослойная конструкция создаёт впечатление длительности происходящего, многосмысленности и глубины. Действие происходит в знойной Калькутте. Европейская богема – посол Франции, его жена (её зовут Анна-Мария Стреттер) и многочисленная около-дипломатическая тусовка – изнывает здесь от зноя, а также от бесцельности и никчёмности своего существования. Жизнь скрашивают только званые приёмы, на который и приглашают странного экс-вице-консула Франции в Лахоре (его зовут Жан-Марк де Н.), переведённого в Калькутту после неприятного инцидента на прошлом месте его работы. Чувства, которые испытывают друг к другу Анна-Мария и Жан-Марк, невозможность их выразить (поскольку они настоящие), лживость проявления чувств по отношению друг к другу (под пристальным взором всей «цивилизованной» Калькутты), ребусы недомолвок, намёков и экивоков – вот из чего на самом деле состоит книга.

Иные женщины сводят с ума надеждой, вы не находите? Те, что живут, будто дремлют в водах доброты, не делающей различий… те, к кому сходятся волны всех страданий, женщины, ласковые ко всем

Слова, изрекать которые уже означает ложь, становятся главными героями, они не рассказывают историю, они и есть эта самая история, слова живут своей жизнью, и в зависимости от того, под каким углом вы на них смотрите, меняется и взгляд на происходящее. Одна из особенностей всего, что создала Маргерит Дюрас – неоднозначность высказывания. Читателю или зрителю надо додумывать многое самому, работать во время просмотра и чтения, быть внимательным, ловить каждое слово, если что-то упустить, то понимание будет уже совсем иным. Ещё одна (лучшая, на мой взгляд) особенность Дюрас – после неё хочется творить самому, хочется вынуть из себя то, что чувствуешь и передать другим, потому что это прекрасно, даже несмотря на то, что оно мучительно, печально и невыносимо бытийно, это проживается ежесекундно и будет проживаться до самого конца, это неизбывная горечь и неугасимая радость, неиссякаемая печаль и неизгладимая боль, этим обязательно нужно делиться. Другое дело, что передать это именно так, чтобы быть понятым до конца – невероятно сложно, и вероятно, просто невозможно. Даже ей, великолепной Маргерит Дюрас.

Я плачу без причины, которую могла бы вам назвать, словно какая-то печаль во мне, внутри, кто-то же должен плакать, выходит, что это я

Калькутта изнемогает. Калькутте жарко, Калькутте скучно, Калькутте некуда себя деть. Нет, не всей Калькутте, а узкому – вдоль и поперек знакомому – светскому кружку вокруг дипломатических миссий. А тут такая болезненная радость: в Калькутту приезжает провинившийся вице-консул из Лахора. Ну, тот самый! Вы же слышали? Говорят, что он... Нет, право слово, это решительно невозможно! Сойти с ума - возможно, но чтобы так – чтобы с балкона, из револьвера да по садам Шалимара?

– Он сделал самое страшное, но как это выразить словами? – Самое ужасное? Убил? – Он стрелял ночами по садам Шалимара, где облюбовали приют прокаженные и собаки. – Прокаженные, собаки, но разве убивать прокаженных и собак — это убийство?

Да только с вице-консулом или без него, Калькутта живет одинаково. Теннис по утрам, балы до глубокой ночи, шампанское на рассвете. Стандартные развлечения, лихорадочно-привычные адюльтеры, вялые карьеры и сплетни, сплетни, сплетни. Ленивый колониализм – Ориент где-то там, за стеной, "говорят, они голодают", а из судьбы облысевшей нищенки получится отличный роман, если его, конечно, сначала придумать, а потом написать. Ковырнешь - тоска и депрессия. Копнешь глубже – и от трагедий вот-вот захватит дух. Да только захватит ли? Кто же копает, когда так жарко, так томно, так невыносимо "так", а под рукой вице-консул, которого можно смачно обсудить. Обсудить тихонечко, вежливо, ироничненько – обсудить, мечтая втихомолку об одном: никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не оказаться на его месте. А вдруг получится?