Текст книги "«Темная ночь» души. Исцеление от депрессии"

Жизнь с депрессией: пример Германа Гессе

В прямо-таки возвышенном описании самоубийства в рассказе «Клейн и Вагнер» писатель перерабатывает свое собственное стремление к суициду, преследовавшее его с ранних лет жизни и приведшее его в детстве в психиатрическую лечебницу. В момент совершения самоубийства герой Гессе переживает момент осознания ошибочности и даже глупости подобного деяния, точно так же, как и писатель в юности осознал суицид как тупиковый путь, но, в отличие от героя рассказа, писателю постепенно удалось вывести себя из морока депрессии, встав на путь творчества. Тем не менее, Гессе не удалось полностью разрушить свой депрессивный фундамент до самого конца жизни. Вместе со своими героями он прорабатывал и перерабатывал огромный страх, постоянно присутствовавший в его жизни. Депрессия в юности почти свалила его, но посредством написания книг, и, прежде всего, через поиск духовного пути, он смог найти путь, выход из депрессивного тупика. С уверенностью можно утверждать, что именно духовный путь людей в его книгах, за постоянное описание которого Гессе критиковали оппоненты и завистники его Нобелевской премии, утверждавшие, что он больше интересуется не литературой, а вопросами смысла жизни, – так вот, именно этот духовный путь стал его собственным опытом. Именно этот аспект духовного искательства стал для Гессе выходом из одолевавших его сомнений. История жизни писателя является не только настоящим учебником по депрессии, но также своего рода вдохновляющей инструкцией, как обходиться с депрессией, жить с ней. Поскольку личный основополагающий шаблон, личную основную причину депрессии убрать невозможно, Гессе мог только покориться судьбе и научиться жить с этой спутницей. Именно в этом состоит шанс и задача любого человека, страдающего от депрессии, – с достоинством пройти через собственную преисподнюю.

Станции одной дороги жизни, пролегавшей через долину депрессии

В детстве Гессе страдает от кошмарных сновидений, часто просыпается и плачет. С самого начала он – одиночка в этом мире. Очень рано он начинает сбегать от людского общества к природе и сохраняет эту привычку на протяжении всей жизни.

Его родители становятся для него с самого начала тяжелейшей проблемой. Мария, мать Германа, по настоятельной просьбе своего отца вышла замуж за миссионера, изменила своей любви. Миссионер умер в тропиках от истощения. Затем Мария вышла замуж во второй раз, и тоже за миссионера, Йоханнеса, который и стал отцом Германа Гессе. Йоханнес посвятил жизнь миссионерству, и это полностью совпадало с собственными представлениями матери Гессе о религиозном долге.

Отец Гессе в юности «из-за упрямства» был отправлен своим отцом к друзьям в прибалтийский город Ревель[4]4
  Современный Таллин. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Йоханнес чувствовал себя нелюбимым, отвергнутым и изгнанным, он потерял всякую веру в себя. Эти обстоятельства и стали причиной обращения отца писателя к строгому религиозному ответвлению, основой его борьбы с собственным «внутренним чертом», с любым проявлением чувственности, ведь именно такой подход и практиковали пиетисты[5]5
  Пиетизм – движение внутри лютеранства, характеризующееся приданием особой значимости личному благочестию, религиозным переживаниям верующих, ощущению живого общения с Богом, а также ощущению постоянного нахождения под строгим и бдительным «Божьим оком».


[Закрыть].

Вскоре после женитьбы у этих разочарованных в своей жизни, ушедших в пиетизм родителей, рождается сын Герман, который, как видно из записей матери, «сразу был голоден… и обращал голову свою к свету». Тут сразу можно заметить жажду жизни Гессе и сопровождающее его на протяжении всего пути стремление к свету.

Оба родителя Гессе страдают от уныния – мать постоянно борется со своей депрессией, а отец нередко впадает в запой и вынужден несколько раз проходить соответствующее лечение. Родители Гессе являют собой типичный пример депрессии, возникшей в результате того, что они не отважились проживать свою жизнь так, как хотели, и в результате выбрали для себя чуждое им призвание. Мария не вышла замуж за человека, которого любила, и по просьбе отца пошла за христианина, ведущего строго благочестивый, религиозный, или как мы бы сейчас сказали, ханжеский, даже лицемерный, образ жизни. Йоханнес по причине раннего изгнания из родительского дома, ставшего для него самым ужасным наказанием, сам выбирает для себя религиозный путь. Подавленная жизненная энергия обоих ищет выход, но не находя его, проявляется в форме депрессивной симптоматики.

Герман живет и страдает в строго религиозной, противящейся всякой чувственности семье, и боится «согрешить», что грозит ему отправкой в интернат, к тому же живой темперамент дает ему достаточно причин для угрызений совести. Вследствие этого он постоянно лжет родителям, занимается мелким воровством, переживая таким способом свои страхи вновь и вновь. У него возникает навязчивая идея поджечь из мести родительский дом. Для его внутреннего мятежа не существует преград, он не испытывает страха и уважения перед тем Богом, которому его учат поклоняться, и даже начинает ненавидеть его, видя в нем причину своего вынужденного страдания. Он спрашивает себя: «Не был ли Бог чудовищем, сумасшедшим, идиотом, отвратительным клоуном?»

Мальчик живет в атмосфере чрезмерного религиозного усердия родителей – отец и мать с утра до вечера читают Библию, почти постоянно молятся. И вследствие наставнического, ханжеского настроения родителей, которое он расценивает как обвинение, вскоре к нему приходит мысль о побеге.

На помощь ему приходит природа, он проводит в изнуряющих долгих прогулках очень много времени, пытаясь таким способом уйти от своей «вины». Природа, которая способна помочь ему выйти на время из кризиса, становится для него матерью, заменяя ему настоящую мать, погруженную в навязанные ей религиозные обязательства.

Но полностью спасти от нависшей над ним родительской тени, особенно от постоянно обвиняющего его отца, природа не может, и Герман начинает задумываться о самоубийстве. Мальчик мечтает о том, что с ним происходит несчастный случай, и его на носилках приносят домой мертвым. В этом стремлении к суициду проявляется не только желание сбежать от горя, но и агрессивное желание отомстить родителям за их отрицание радостей жизни.

По причине его жизнерадостного темперамента родители считают Германа ненормальным. Так же, как когда-то поступали их собственные родители, они пытаются взять ситуацию под контроль при помощи подавления. Они отправляют сына в евангелистскую школу Геппингена, где он должен будет получить образование и стать миссионером. Йоханнес в точности повторяет то, что сделал с ним в прошлом его отец. Герман чувствует себя отвергнутым, так же как в свое время и его отец, отправленный «на холодный север», и у мальчика начинаются головные боли. Когда Гессе исполняется четырнадцать лет, наступает время поступления в школу при монастыре, для прохождения там подготовки к учебе на факультете теологии. Герман воспринимает это время как мученичество, и позже переработает этот период в своем романе «Под колесом». Но тогда у него не было возможности психологической переработки, и поэтому он попал в большую опасность. Измученный головными болями, нервными срывами и суицидальными мыслями, он, в конце концов, бежит из школы. Но через день его ловят, и в качестве наказания на восемь часов заключают в темный подвал. Там он, видимо, и написал стихотворение «Карцер», иллюстрирующее его тогдашнюю жизнь:

 
Знакома ль вам страна, где не цветут цветы?
Темница страшная, куда и боги не заходят?
Горе тому, кто дни свои влачит в ней,
Будь проклята ты тыщу раз, дыра тоски и скорби!
 

Первыми робкими шагами Гессе развивает в себе способность через писательство перерабатывать невыносимые стрессы, что в дальнейшем и будет спасать его на протяжении всей жизни. Но на краткий промежуток все становится совсем плохо. Родители его лучшего друга запрещают ребенку общаться с ним. Это приводит к душераздирающему прощанию и создает еще бо́льшую подпитку для меланхолии. Попав в такую изоляцию, оставленный в одиночестве и изгнании, он окончательно теряет всякую жизнерадостность и интерес к учебе, становится ко всему безучастным. Симптомы, от которых он постоянно страдает в то время – холод в ногах и жар в голове, – четко выражают возникшую дилемму. С одной стороны, у него отсутствует почва под ногами, он лишен корней, а с другой стороны, его голова, которую можно сравнить с земным шаром, перегрета и готова вот-вот взорваться. Его письма к родителям наполнены такой печалью, что те начинают считать его серьезно больным, тем более что в письмах он оспаривает существование черта, а также подвергает сомнению существование неба и ада, являющихся двумя основными столпами религии. Как только профессора окончательно сочли Германа душевнобольным, поскольку он часто заводил разговор о самоубийстве, родители посылают мальчика к священнику, сыну знаменитого в то время экзорциста. Он посвятил свою жизнь исцелению душ грешников при помощи постоянных молитв и строгой дисциплины.

В это самое время Герман влюбляется в девушку намного старше себя и посвящает ей свои первые стихи, однако она отвергает его любовь, говоря Гессе, что «первая влюбленность никогда не может быть правильной». Отчаяние Германа растет. Он не в состоянии больше выносить «религиозный плач» опекающего его священника и покупает пистолет, чтобы свести счеты с жизнью. Теперь уже и священник советует родителям отдать Германа в психиатрическую лечебницу, где он будет находиться вместе с эпилептиками и умственно отсталыми.

«Не было бы счастья, да несчастье помогло» – врач не счел Гессе душевнобольным, а охарактеризовал его, скорее, как «яйцо без скорлупы». Письма того времени Германа к родителям наполнены отчаянием и болью, он описывает себя в них как узник каторжной тюрьмы, и в то же время как сироту, у которого есть живые родители. В одном из писем он просит у отца, с которым он борется особенно отчаянно, прислать ему револьвер, потому что хочет положить конец своему плачевному существованию. Немного позднее он, в полном мольбы письме к матери, сообщает, что заряженный пистолет уже лежит у него на столе. Лучше всего настроение молодого Гессе способны передать его собственные слова: «Заглянули бы вы в меня, в эту черную дыру, в которой горит и тлеет только одна светящаяся точка, тогда вы сами искренне пожелали бы мне смерти».

Избежав дома для душевнобольных, юный Гессе, кроме писательства, находит другой вентиль для выпуска бродивших в нем темных намерений – он окунается в ночную жизнь. Ни депрессивные припадки, ни стремление к самоубийству от этого, конечно, не заканчиваются, но, тем не менее, в темную душу писателя закрадываются некие светлые лучи. К этому времени у него созревает решение стать поэтом, оно наполняет его новой надеждой. По крайней мере, на какое-то время он смог подняться над суицидом и оставить темные мечтания, в которых хочет полностью стереть свое существование, уйти в ничто, стать ничем.

Практически в такой же степени больной, как и его сын, отец Германа, будучи не в силах переубедить Гессе стать писателем, заставляет его пройти обучение на механика – мастера-изготовителя башенных часов. Но это не смогло помешать Герману опубликовать первый томик стихов. У него сразу же нашлась литературная почитательница, которая позднее позаботится о том, чтобы ее муж, издатель Ойген Дитерикс, напечатал первую тоненькую книжку с прозой Гессе.

Гессе продолжает борьбу со своим миром теней. Находясь где-то посередине между желанием смерти и любовными страданиями, он уже нашел для себя два способа переработки безвыходности и тоски по небытию: это, во-первых, писательство, дающее ему возможность на время расправиться с проблемами, во-вторых, это алкоголь, с помощью которого он прикрывает душевные страдания.

Затем он находит и третий способ: путешествия. На протяжении всей последующей жизни путешествия станут для него возможностью побега от депрессии и источником жизнерадостности. Наконец в его жизни появляются радостные, даже веселые моменты. Он освободился от большого куска темного прошлого и пишет свою первую книгу – «Петер Каменцинд», которая мгновенно делает его знаменитым. Книга с воодушевлением принимается существовавшим в то время молодежным туристическим союзом. Петер Каменцинд, герой романа, идет по жизни своим собственным путем. Роман является, конечно, иносказательным описанием отрезка жизни и внутренней духовной борьбы самого писателя, которому к тому времени было уже двадцать семь лет.

Казалось бы, теперь Гессе оставалось только идти в гору, но он сопротивляется этому, и собственная судьба настигает его снова. Он не хочет быть знаменитым, не желает, чтобы его Петер Каменцинд был знаменем шумного туристического союза, и вообще любых товарищеских объединений. В это время от депрессии умерла его мать. Из страха, что им вновь овладеют чувства вины, стыда, угрызения совести и печаль, Генрих не приходит на похороны. А вот его герою, Каменцинду, удалось трогательно попрощаться с умирающей матерью. Здесь впервые заметна тенденция, которая повторится в будущем: Гессе позволяет своим героям совершать действия, которые не удаются самому писателю в обстоятельствах, скорый приход он предчувствует.

Во время путешествия во Флоренцию Гессе влюбляется в Марию Бернулли, которая станет его первой женой. Она не только носит то же имя, что и мать писателя, но так же страдает от депрессии, а позже умирает от этой болезни. То, что Гессе не «довел до конца» в случае с матерью, возвращается к нему, и он во второй раз терпит неудачу. Но на первых порах к нему приходит выздоровление, которое он характеризует как «дикую, сладкую любовь» и говорит, что этот брак подвел его ближе к «жизненным корням». С нахождением этих корней его постоянно холодные ноги становятся теплее, а перманентно горячая голова разгружается за счет «дикой любви». Гессе начинает прорабатывать свою драматическую юность и пишет произведение «Под колесом». Юношеские депрессии, страхи и бесконечное отчаяние вновь оживают вместе с работой, но именно таким образом ему удается проработать бо́льшую часть проблемы.

Несмотря на предчувствие, что он «не имеет таланта для супружеской жизни», а скорее имеет «неопределенное отвращение» к браку, Гессе, после долгого оттягивания, женится на Марии. Они переезжают в дом на Бодензее, обставленный по-спартански. Однако вскоре Мария заболевает и надолго уезжает на лечение. Гессе много работает и использует относительно тяжелые условия деревенской жизни в качестве желанной возможности возвращения к природе. Роман «Петер Каменцинд» приносит Гессе все бо́льшую известность; впервые он зарабатывает нормальные деньги. Но в то время, когда к нему приходит слава, он опять начинает мечтать – теперь уже о потерянном одиночестве.

Пройдя курс лечения, возвращается Мария, и у супругов в течение последующих шести лет рождаются трое сыновей. Уже после рождения первого отпрыска Гессе начинает страдать. Детский шум мешает его мыслительному процессу, и обязанности утомляют его. Домашние заботы и, прежде всего, разговоры о них сильно раздражают его нервную систему. Он все больше пьет и много путешествует – теперь уже на литературные вечера, где он читает перед аудиторией свои книги. На Монте Верита в Асконии, где Гессе лечился от алкоголизма, он знакомится с представителями эзотерических течений.

После того, как его роман «Петер Каменцинд» был превознесен критиками, он издает новый роман, «Гертруд», который подвергается разгрому со стороны его бывших почитателей – Гессе сильно удручен. Несмотря на собственные заявления типа: «Я стал модным, но никогда не желал этого», резкая критика повергает его в отчаяние, он чувствует приход новой депрессивной волны. Чтобы отразить депрессию, писатель отправляется в Индию, несмотря на недавнее рождение третьего сына.

В этой восточной стране многие вещи кажутся ему отвратительными, и, тем не менее, именно там он находит значительную часть самого себя, вероятно, ключ к решению основных проблем своего существования. В столкновении с буддизмом он сознает тот факт, что «вечное не на земле», и формулирует это следующим образом: «Божество в тебе, его нельзя найти в понятиях или книгах». Путешествие в Индию становится для него своего рода инициацией. Кроме того, Индия вдохновляет его на написание романа «Сиддхартха». На санскрите «Сиддхартха» означает имя человека, понявшего смысл и цель жизни. Примерно то же происходит с Гессе в Индии, где он переживает своего рода чувство единства или экстаза (пиковое переживание), когда он впервые осознает смысл понятий «родительская любовь», «избавление через Иисуса» и «становление на путь».

Однако и от этого депрессии не исчезают, он вынужден и дальше бороться с ними – еще при написании «Сиддхартхи» он пытается убить себя с помощью таблеток, но все же в его памяти прочно укоренился опыт, что избавление находится внутри. И этот опыт помогает писателю спасти дырявое судно жизни от погружения на дно. Его герой Сиддхартха тоже хочет покончить с жизнью, утопившись, но река дарит ему освобождение, показав, что все всегда находится в движении. Этот же дар был уже до Сиддхартхи получен лодочником Вазудевой, перевозящим путешественников через реку. И вслед за автором, герой Гессе достигает спасительного берега. Так в этом романе, как и во всех своих произведениях, писатель перерабатывает посредством литературного инструмента свои собственные духовные проблемы. Отрывок из произведения лучше всего может показать, что понял Герман Гессе в Индии.

Лодочник

«Я останусь у этой реки, – думал Сиддхартха, – это та самая река, через которую я переправлялся когда-то по пути к людям-детям. Через реку меня переправлял один приветливый перевозчик – пойду и разыщу его. По выходе из его хижины и началась тогда моя новая жизнь, теперь уже старая и поконченная. Пусть и мой теперешний путь, предстоящая мне новая жизнь начнутся с того же самого места!»

С нежностью смотрел он на бегущую воду, всматривался в прозрачную зеленую глубь, в кристальные линии ее таинственного рисунка. Он видел, как светлые жемчужины поднимаются из глубины, как легкие порывы ветра пробегают по сверкающей водной глади, как отражается в воде голубизна неба. Тысячью глаз смотрела в него река: зелеными, белыми, хрустальными, небесно-голубыми. Как любил он эту воду, как она восхищала его, как он был ей благодарен! Он слышал в своем сердце оживший, вновь проснувшийся голос, и голос говорил ему: «Люби эту воду! Оставайся возле нее! Учись у нее!» О да, он хотел у нее учиться, хотел слушать ее; ему казалось, что тот, кто поймет эту воду, поймет ее тайну, тот сможет понять и многое другое, постигнуть все тайны.

Но из таинств реки ему открылось пока лишь одно, лишь то, что почувствовала его душа. Он видел: эта вода течет и течет, все время течет она, и в то же время остается на месте, всегда и во все времена одна и та же – и все же каждый миг новая! О, если бы охватить это, понять это! Но ни понять, ни охватить этого он не мог и чувствовал только, как шевелятся в душе смутные догадки, всплывают далекие воспоминания, звучат божественные голоса.

Голод становился все невыносимее. Сиддхартха поднялся и побрел вдоль берега реки навстречу потоку, прислушиваясь к течению и к голодному урчанию в своем животе. Он достиг переправы, лодка была у берега, как будто ждала его, и в ней стоял тот же лодочник, который когда-то перевез через реку молодого тогда еще человека. Лодочник тоже сильно постарел, но Сиддхартха узнал его.

– Перевезешь меня через реку? – спросил Сиддхартха.

Перевозчик, удивившись тому, что такой знатный господин путешествует в одиночку и пешком, посадил его в лодку и сел за весла.

– Прекрасную жизнь ты себе избрал, – сказал гость. – Прекрасно, должно быть, проводить каждый день у этой воды и плавать по ней.

Гребец, усмехнувшись, кивнул:

– Это прекрасно, господин, это – именно так, как ты говоришь. Но разве не всякая жизнь и не всякая работа прекрасны?

– Может быть. Но твоей жизни я завидую. И твоей работе.

– Моя работа, господин, тебе скоро бы разонравилась. Она не для людей в красивых одеждах.

Сиддхартха рассмеялся:

– Из-за моей одежды меня сегодня уже разглядывали – и недоверчиво разглядывали… Перевозчик, не возьмешь ли ты у меня эту одежду? Она тяготит меня. Да к тому же и денег, чтобы заплатить тебе за переправу, у меня нет.

– Господин шутит, – засмеялся перевозчик.

– Я не шучу, друг. Вглядись, однажды ты уже перевозил меня в твоей лодке – бесплатно перевозил. Так сделай это и сегодня и прими в уплату мое платье.

– А господин пойдет дальше путешествовать без одежды?

– Ах, я с радостью закончил бы это путешествие. Я был бы рад, если бы ты, перевозчик, дал мне старую накидку и оставил у себя помощником, вернее, учеником, потому что сначала я должен научиться править лодкой.

Долго, изучающе смотрел перевозчик на чужака.

– Теперь я узнал тебя, – сказал он наконец. – Ты ночевал когда-то в моей хижине. Это было давно, наверное, больше двадцати лет назад. Я перевез тебя через реку, и мы хорошо расстались. Ты ведь был тогда аскетом? Не могу уже вспомнить твоего имени.

– Мое имя Сиддхартха. И я был аскетом, когда мы встретились с тобой.

– Что ж, добро пожаловать, Сиддхартха. Меня зовут Вазудева. Я надеюсь, что ты и сегодня будешь моим гостем, переночуешь в моей хижине, расскажешь мне, откуда ты пришел и почему твоя богатая одежда так тяготит тебя.

Они были уже на середине реки, и Вазудева, борясь с течением, стал сильнее грести, взгляд его был устремлен на корму лодки, размеренно работали сильные руки. Сиддхартха, не отрываясь, смотрел на него и вспоминал, как когда-то, в последний день его отшельнической жизни, прекрасное чувство любви к этому человеку наполнило его сердце. С благодарностью принял он приглашение Вазудевы. Когда они достигли берега, Сиддхартха помог Вазудеве привязать лодку к колышку, и перевозчик пригласил его войти в хижину, дал хлеба и плоды манго, и налил воды, и Сиддхартха разделил с ним трапезу и ел с наслаждением.

Потом, когда солнце уже склонялось к закату, они сидели на берегу, на поваленном стволе и Сиддхартха рассказывал перевозчику свою историю, всю свою жизнь, как она предстала перед его глазами в тот час отчаяния. До глубокой ночи затянулся его рассказ.

Вазудева слушал с большим вниманием. Он, казалось, впитывал в себя рассказ Сиддхартхи: происхождение, и детство, и все годы учения, и годы исканий, и все радости, и всю тоску. Среди многих достоинств перевозчика это было одним из самых больших: он умел слушать. Он не произносил ни слова, но говоривший чувствовал, как спокойно, открыто, доброжелательно принимает Вазудева его слова, как ни одного слова не пропускает, ни одного слова не ждет с нетерпением, не хвалит про себя и не осуждает – только слушает. Сиддхартха понял, какое это счастье – рассказать о себе все такому слушателю, перелить в его сердце свою жизнь, свои поиски, свои страдания.

Но конец рассказа Сиддхартхи (когда он говорил о дереве у реки, о постыдной своей слабости, о священном слове «Ом» и о том, как, очнувшись от своего забытья, он всей душой полюбил эту реку) перевозчик слушал с удвоенным вниманием, целиком обратившись в слух, закрыв глаза.

Сиддхартха умолк, и наступила долгая тишина, и потом в тишине зазвучал голос Вазудевы.

– Да, так я и думал, – сказал он. – С тобой говорила река. Она и твой друг тоже, она разговаривает с тобой. Это хорошо. Это очень хорошо. Оставайся со мной, Сиддхартха, оставайся, мой друг. У меня была жена, ее постель была рядом с моей, но уже много лет как она умерла, много лет как я живу один. Живи теперь ты со мной, места и еды хватит нам обоим.

– Я благодарю тебя, – сказал Сиддхартха. – Я благодарю тебя и остаюсь. И еще за то благодарю тебя, Вазудева, что ты так замечательно слушал меня! Редко встречаются люди, умеющие слушать, и никогда не встречал я человека, который умел бы слушать так, как ты. Этому я тоже буду учиться у тебя.

– Ты будешь этому учиться, – сказал Вазудева, – но не у меня. Слушать меня научила река, у нее будешь учиться и ты. Она все знает, эта река, всему можно у нее научиться. Смотри, вот ты уже научился у нее, что это хорошо – идти вниз, спускаться, искать глубины. Богатый и знатный Сиддхартха станет простым гребцом, ученый Сиддхартха станет перевозчиком, – это подсказала тебе река. И остальному ты научишься у нее.

После долгой паузы Сиддхартха спросил:

– Чему же «остальному», Вазудева? – Лодочник встал.

– Уже поздно, – сказал он, – нам пора спать. Я не могу рассказать тебе этого, друг. Ты научишься этому, а может, ты это и так знаешь. Видишь ли, я ведь не ученый, я не умею говорить и думать тоже не умею. Я могу только слушать и чтить святое – больше ничему не научился. Если бы я мог все рассказать и научить, так я был бы, наверное, мудрец, а я просто перевозчик, и мое дело – перевозить людей через реку. Многих я перевез, тысячи, и для них всех моя река была только препятствием на пути. Они спешили за деньгами, ехали по делам, на свадьбы, к святым местам, а на пути была река, и тут же был лодочник, помогавший им быстро переправиться через препятствие. Но несколько из тысяч – немного, четверо или пятеро, для которых река перестала быть препятствием, прислушались к ней, и она стала для них священной, как стала она священной для меня. А сейчас пойдем отдыхать, Сиддхартха.

Сиддхартха остался с перевозчиком, учился управлять лодкой, и когда не было работы на переправе, работал с Вазудевой на рисовом поле, запасал хворост, собирал плоды. Он учился строгать весло, чинить лодку, плести корзины и радовался своему учению, и дни и месяцы пролетали незаметно. Но больше, чем Вазудева, давала ему река. У нее он учился беспрестанно. И прежде всего он учился у нее слушать – слушать с тихим сердцем, со спокойной, открытой душой, без страсти, без желания, без суждений и мнений.

Легко было ему жить рядом с Вазудевой. Изредка обменивались они словами – немногими и хорошо обдуманными словами. Вазудева не слишком любил говорить, редко удавалось Сиддхартхе склонить его к беседе.

– А ты, – спросил он его однажды, – ты тоже узнал от реки эту тайну: что нет никакой цели?

Лицо Вазудевы озарила усмешка.

– Да, Сиддхартха, – сказал он. – Ты ведь вот что думаешь: что вода везде одинаковая, у истока и в устье, у водопада, возле переправы, на быстрине, в море, в горах, – везде одинаковая и что у нее есть только настоящее – ни тени прошлого, ни тени будущего?

– Да, – сказал Сиддхартха, – и, когда я это понял, я оглянулся на мою жизнь и увидел, что она тоже как река, что ребенка Сиддхартху от взрослого Сиддхартхи, от старика Сиддхартхи отделяет лишь тень – и ничего реального. И предыдущие рождения Сиддхартхи не были прошлым, и его смерть, и возвращение к истоку – это не будущее. Ничего не было, ничего не будет, все есть, и сущность всякой вещи – в ее настоящем.

Сиддхартха говорил восторженно, это прозрение глубоко обрадовало его. Разве не прошло самоистязание, страдание и боязнь самого себя, разве не исчезло, не преодолено все тяжелое, все враждебное в мире – если преодолено время, если можно считать, что время исчезло? Он все говорил и говорил, а Вазудева только лучезарно усмехался ему и одобрительно кивал головой. Потом вместо ответа он потрепал Сиддхартху по плечу и вернулся к своей работе.

И еще как-то раз, когда был сезон дождей, и река набухла и грозно ворчала, Сиддхартха спросил:

– Не правда ли, мой друг, у этой реки так много голосов – очень много голосов? Прислушайся, разве нет здесь голоса короля, и воина, и быка, и ночной птицы, и роженицы, и умирающего, и еще тысячи других голосов?

– Это так, – кивнул Вазудева, – в ее голосе – голоса всех созданий мира.

– И если, – продолжал Сиддхартха, – тебе удастся услышать одновременно все ее десять тысяч голосов – знаешь, что ты услышишь?

Радость осветила улыбкой лицо Вазудевы, он наклонился к Сиддхартхе и прошептал ему на ухо священное слово «Ом». Это было то, что услышал Сиддхартха в голосе реки: «Ом».

И со дня на день становилась его улыбка все больше похожа на улыбку лодочника, была почти так же лучиста, почти так же пронизана радостью, так же светилась тысячью мелких морщинок, была такой же детской и такой же старческой. Многие проезжающие, когда они видели перевозчиков вместе, принимали их за братьев. Часто по вечерам они сидели вдвоем на берегу, на поваленном дереве, молчали и слушали реку, и не шум воды звучал в ушах обоих, а голос жизни, голос бытия, голос вечного совершенствования. И временами случалось, что оба, слушая реку, думали об одном и том же – о позавчерашнем разговоре, о проезжем, чье лицо, чья судьба их заинтересовала, о смерти, о своем детстве – и когда река говорила им что-то хорошее, оба одновременно смотрели друг на друга, безмолвно задавая один и тот же вопрос, безмолвно радуясь одинаковым ответам.

От этой переправы, от обоих перевозчиков словно исходило что-то – многие проезжающие это замечали, чувствовали. Случалось, что проезжий долго смотрел в лицо перевозчика и начинал рассказывать свою жизнь: рассказывал о страданиях, признавался в преступлениях, искал сочувствия, просил совета. Случалось иногда, что проезжий просил разрешения задержаться у них на вечер – посидеть у реки. Случалось, что приходили и любопытные, которым рассказали, что на этой переправе живут двое мудрецов, или волшебников, или святых. Любопытные задавали много вопросов, но ответов не получали, и вместо волшебников и мудрецов видели двух морщинистых дружелюбных старичков, немых, немного чудаковатых и вообще, кажется, слегка сумасшедших. Тогда любопытствующие ругали доверчивых людей, распространявших пустые слухи.[6]6
  Перевод Г. Б. Ноткина (http://www.hesse.ru/books/read/?book=sidha). – Примеч. пер.


[Закрыть]

Тот факт, что романы Гессе немедленно возымели огромный успех, позволяет предположить, что тема поиска смысла, и в то же время тема депрессии, уже в начале ХХ века была широко распространенной, и многие, прежде всего, молодые люди могли легко идентифицировать себя с героями его произведений. Книги Германа Гессе, в том порядке, в котором они вышли в свет, можно считать курсом литературной психотерапии против депрессии и жизненных кризисов. Эти книги дали не только самому автору шанс саморазвития, но и подтолкнули многих других встать на путь поиска смысла жизненного пути.

Во время путешествия Гессе понимает, что Индия и вообще Восток не являются его домом и никогда не смогут заменить ему родину. Он чувствует, что должен возвратиться. Даже если здесь, на земле, рай кажется навсегда потерянным, то сам Гессе взывает себя и всех нас обрести его заново, изнутри.

Вернувшись домой с пониманием, что истина находится внутри, что все ответы есть в человеческом духе, в сердце, писатель снова сталкивается с депрессией, теперь уже в образе болезни его жены, Марии. Ее меланхолия стала постоянной, ее преследуют тяжелые приступы. Гессе привычным манером убегает в литературные чтения и начинает прорабатывать свой проблемный брак в романе «Росхальде», где повествуется о безмолвном распаде семьи. Он покидает жену, не разводясь официально, и в очередной раз освобождает себя от когтей депрессии. Он ничем не может помочь жене, так же, как и ничем не мог помочь когда-то своей матери. В материальном плане он очень великодушен к ней; своим уходом он спасает, прежде всего, самого себя и свой писательский труд.