Текст книги "Сиротка. Слезы счастья"

«Тошан! Какое странное имя! – подумала она. – Тошан… Индеец из Квебека. Вот уж действительно…»

Эта фраза заставила ее улыбнуться. Ей вспомнился низкий и чувственный голос этого чужеземца. Слегка пожав плечами, Эстер Штернберг вошла в прохладный и полутемный зал ресторанчика.

Берег реки Уиатшуан, тот же день

Делсен только что нырнул с большого плоского камня в прозрачную воду небольшой заводи. Течение за ее пределами было сильным, с водоворотами. Его усилила вода, поступающая в реку в результате таяния снегов. Киона, сидя на камне, нагретом солнцем, не спешила раздеваться и заходить в воду. Она закрыла глаза, когда Делсен, ничуть не стесняясь, разделся. Правда, чтобы, по-видимому, ее не смущать, он не стал стягивать серые хлопковые трусы.

– Ну же, залезай в воду! – крикнул он Кионе, вынырнув на поверхность. Его волосы, намокнув, облепили голову. – Вода вообще-то холодная. Быстрее! Не перегревайся на солнце.

Он поплыл, поднимая вокруг себя серебристые брызги. Киона сняла сандалии. В ее мозгу лихорадочно роились мысли, и на душе было тревожно. «Это не совсем то, что было в моем видении! Я не чувствую того же самого. Я, наверное, ошиблась днем или местом». Это назойливое сомнение придало ей благоразумия. Она потеряла уверенность в своей интуиции. «Единственное, в чем я уверена, – так это в том, что над Делсеном нависла какая-то серьезная опасность. Однако я не знаю, что это за опасность и чем она вызвана».

– Киона! – позвал он. – Если ты немедленно не зайдешь в воду сама, я тебя туда затащу силой.

– Иду!

– И без одежды! Ты об этом помнишь?

– Вот уж нет! – пробурчала она, снимая свою кофточку с короткими рукавами.

Предстать перед глазами Делсена в лифчике было для нее мучительно. Лифчик этот был из зеленого атласа, без каких-либо смелых излишеств. Ее трусики с ним совсем не сочетались. Киона решила, что не станет снимать ни лифчик, ни трусики, ни даже шорты. Она резко соскользнула в воду. Вода была такой холодной, что у нее перехватило дыхание.

– Ты сошел с ума! – крикнула она, размахивая руками. – Вода ледяная!

Делсен, подплыв к ней энергичным кролем, обхватил ее за талию и громко рассмеялся.

– Ну и выражение лица у тебя! – воскликнул он. – Ты хоть плавать-то умеешь?

– Девушка, выросшая у озера Сен-Жан, не умеет плавать?! Да ты идиот!

Киона оттолкнула Делсена и поплыла красивым брассом, подбадриваемая силой течения и прохладой воды. Плыть вниз по течению было легко, а вот возвращение, как она прекрасно понимала, потребует от нее немалых усилий. Делсен поплыл вслед за ней, раззадоренный тем, что только что увидел: высокие юные груди под атласным лифчиком, твердые соски, плоский живот, кожа цвета меда…

– Не заплывай слишком далеко, – посоветовал он.

Не желая ему подчиняться, она заплыла в маленькую бухточку между двумя огромными округлыми валунами, похожими на каменных монстров, навечно заснувших много веков назад. Коснувшись ногами дна, она встала и выпрямилась. Вода здесь доходила ей лишь до середины бедер. «Думаю, что это здесь. Да, это то самое место», – мысленно сказала она сама себе.

Ее намокшие шорты неприятно липли к телу. Вдруг почему-то осмелев, она взобралась на валун и – не без труда – стащила с себя шорты. Затем она выпрямилась и протянула руки к небу. Ее тело было полностью освещено солнцем.

– Благодарим тебя, о Маниту, за все твои милости и благодеяния, – сказала она шутливым тоном. – Тебя благодарят твои дети – я, Киона, и он, Делсен. Ты даришь нам вкус ягод в лесу, сок деревьев и множество ярких красок!

Ее золотистое тело было все покрыто блестящими капельками. Она повернула свое лицо к солнцу. Ее рыжеватые, потемневшие от воды косы напоминали бронзовых змей, которые вместе с изящным станом делали ее похожей на внезапно ожившую великолепную женскую статую. Она казалась олицетворением лета, сезона фруктов, урожая и изобилия.

Делсен смотрел на нее восхищенным взглядом – смотрел без настоящего вожделения, но с зарождающимся чувством любви и огромного уважения. В какой-то миг ему показалось, что она сейчас взлетит ввысь, как жар-птица, и что он ее уже больше никогда не увидит.

– Киона, иди ко мне, – взмолился он, раскрывая свои объятия.

Она спустилась с валуна и, погрузившись в спокойную воду бухточки, приблизилась к Делсену и прижалась к нему. Он осторожно поцеловал ее в губы, обхватив ее руками и поглаживая спину.

– Мне кажется, я тебя люблю, – прошептал он ей на ухо. – Мне повезло, что ты у меня есть. Ты красивая, очень-очень красивая!

– Ты тоже красивый, – сказала Киона в ответ. – Очень-очень красивый! Делсен, обними меня покрепче, прошу тебя.

Он повиновался и при этом снова ее поцеловал. Их губы прижались друг к другу – мягкие, свежие, чувственные. По девственному телу Кионы побежали волны сладострастия. Она попыталась отдаться им во власть, чувствуя при этом любопытство и страх. Делсен очень быстро потерял контроль над своими эмоциями. Он схватил рукой одну из ее грудей, а второй рукой залез под атласную ткань ее трусиков. Тяжело задышав, он показал ей на расположенную неподалеку на берегу мелкую поросль.

– Пойдем, вылезай из воды, я уже больше не могу ждать. Я возьму тебя аккуратно, тебе не будет больно. Через некоторое время мы поженимся. Обещаю, что поженимся.

Киона, волнуясь, но испытывая восторг, который ей казался вполне разумным и уместным, пошла вслед за ним. Ей предстояло сделать ответственный шаг – пожертвовать своей девственностью. «Как бы там ни было, это ведь написано на звездах, – подумала она, пытаясь уверить себя в правильности своего решения. – Мне предстоит стать его женой, пусть даже свидетелем его обещания жениться на мне был лишь Маниту».

Выбравшись на берег, Делсен допустил грубую ошибку: он сразу же снял с себя трусы. Киона закрыла глаза, чтобы не видеть его возбуждения. Делсен почувствовал, что Киона шокирована и испугана, и прижал ее к себе.

– После того как ты это сделаешь, ты уже не сможешь больше остановиться, моя дорогая, ты будешь хотеть еще, – сказал он тоном, который показался Кионе надменным. – Я об этом кое-что знаю: ты у меня не первая. Ложись, и побыстрее.

– Нет, я не могу! – воскликнула Киона, едва не плача. – Я, Киона, дочь Талы-волчицы, этого не сделаю. Мама не хотела, чтобы я отправилась сюда. Этого не хотел ни бог, ни Иисус, которого я так люблю!

Подобное заявление охладило пыл Делсена. Он отступил на шаг назад и посмотрел на Киону ошеломленным взглядом.

– Ты любишь Иисуса? И Маниту тоже? – спросил он.

– Не имеет значения, о каком боге я говорю. Мне жаль, но я не стану заниматься этим с тобой. Не стану этого делать именно здесь и именно сейчас!

Она повернулась и побежала прочь. Прежде чем вернуться туда, где лежали ее сандалии и кофта, она устремилась к валунам, намереваясь подобрать свои шорты. В конце концов одевшись и нацепив сандалии, она почувствовала, что на душе и в сердце у нее царит полный хаос. Делсен тем временем бросился в реку и поплыл против течения. Вскоре он уже был рядом с ней.

– Не сердись, я попросту не знал, каким образом мне следует тебя брать, – вздохнул он. – Ты еще к этому не готова – только и всего. Других девушек мне иногда самому приходилось от себя отталкивать.

– Да замолчи ты! – потребовала Киона. – Надень штаны и рубашку.

– А ты признайся, что в действительности не очень-то меня и любишь!

– Да нет, я тебя люблю! После того, как ты удрал из интерната, я часто думала о тебе, а с тех пор, как ты напал на меня в моей комнате на берегу Перибонки, я думаю о тебе беспрерывно. Это стало еще хуже после того, как мы целовались прошлой зимой. Я мечтаю о тебе, я плачу от желания тебя увидеть, прикоснуться к тебе, но вот того, что делают влюбленные, я пока сделать не могу. А может, и никогда не смогу.

– Глупышка! – ухмыльнулся Делсен. – Нужно всего лишь начать.

– Я об этом ничего не знаю, – простонала Киона. – Делсен, поверь мне, я тебя люблю!

– Докажи это!

– Каким образом?

Делсен, нахмурившись, скрутил себе папиросу. Киона с оробевшим и отчаянным видом прикоснулась указательным пальцем к его щеке.

– Я рассказывал тебе о работе. Если у тебя есть деньги, можно купить два билета на поезд. Бригадир возместит половину стоимости после того, как мы прибудем на место. Завтра туда уезжает одна семейная пара. Они китайцы. Будут заниматься там стряпней. Они ищут себе работника – того, кто будет им помогать. Вот ты и могла бы стать у них таким работником. Мы будем жить там вдвоем. Это даст мне право на отдельную палатку. Я скажу, что ты моя жена.

Киона сначала отрицательно покачала головой, но затем, поразмыслив, сказала сама себе, что ей следовало бы поехать вместе с Делсеном, чтобы присматривать за ним и оберегать его от опасности, которая распростерла над ним свои черные крылья и тень которой она постоянно видела. С течением времени они получше узнают друг друга и научатся друг друга понимать. Киона чувствовала себя способной победить судьбу и стереть из своего сознания ужасное видение, в котором ее возлюбленный лежал при смерти в луже крови.

– Если я и поеду, то при одном условии, – сказала Киона. – Ты не станешь насиловать меня, когда мы будем спать, даже если мы будем лежать вплотную друг к другу. Ты должен мне в этом поклясться, Делсен. Когда я решусь на физическую близость, когда я захочу ее всем своим существом, я сама тебе об этом скажу.

Делсен быстренько взвесил все «за» и «против». Киона принесла ему все свои сбережения и пригнала велосипед, который можно будет довольно быстро продать. Привыкнув без особого труда соблазнять девушек – как индианок, так и бледнолицых, – он видел особую прелесть в том, чтобы суметь завоевать это странное создание редкой красоты.

– Я тебе в этом клянусь, – сказал он с нарочитой серьезностью. – Ты сама выберешь подходящий момент. Кроме шуток, ты и в самом деле поедешь со мной в Онтарио?

– Да, поеду, но сначала я должна вернуться в Роберваль, иначе Мирей начнет беспокоиться.

– Ты позвонишь ей сегодня вечером из Шамбора. Если ты хотя бы зайдешь в свой дом, у тебя пропадет желание уехать отсюда со мной. Поэтому мы уезжаем немедленно, Киона.

– У меня нет при себе никаких вещей, даже смены белья, – запротестовала девушка. – К тому же Мирей – пожилая женщина, и она нуждается во мне.

– Мы купим тебе спецовку, платье – в общем, все, что захочешь. Китайцы сядут на поезд в Шамборе. Я должен буду встретиться с ними в пять часов утра. Если ты сделаешь хотя бы один шаг назад, ты меня потеряешь.

«Я тебя потеряю… – мысленно повторила Киона. – Он прав, если я вернусь в Роберваль, он уедет без меня, и я его потеряю».

– Договорились, Делсен, – прошептала Киона встревоженным голосом. – Уедем без каких-либо задержек.

Делсен поднялся и взял ее за руку. Они углубились в мелкую поросль, служившую своего рода зеленой оправой реке Уиатшуан. Они шли молча, с мрачным видом и были чем-то похожи на двух падших ангелов, изгнанных из рая.

Глава 3
Смятение и разочарование

Роберваль, среда, 12 июля 1950 года

Было шесть часов вечера. Едва сойдя на перрон вокзала, Эрмин посмотрела ласковым взглядом на озеро Сен-Жан, которое, сверкая на солнце всей своей необъятной поверхностью, казалось огромной массой – целым морем – расплавленного металла. Эрмин испытывала к этому водоему что-то вроде дружеской привязанности, возникшей и укрепившейся в ходе поездок по нему летом на лодке и зимой на санях – поездок, в результате которых она частенько оказывалась возле реки Перибонки, рядом с Тошаном. Впрочем, это была всего лишь привязанность, а не то странное чувство, похожее на страсть, которое она испытывала к гигантскому водопаду Уиатшуан.

– Посмотри на озеро, куколка моя. Вскоре мы будем плавать на большом белом судне – таком, как вон то, что виднеется вдалеке.

Эрмин несла на руках свою маленькую Катери, которая держалась за ее шею ручками и сонно покачивала головой: она только что проснулась. Жослин тем временем помогал Лоре спуститься из вагона на перрон: его супруга надела туфли на очень высоком каблуке и боялась оступиться.

– Аккуратнее, Жосс, – потребовала она. – Я знаю, что тебе не терпится усесться в свое любимое кожаное кресло, но это отнюдь не повод для того, чтобы заставить меня упасть.

– А мне вот кажется, что ты специально медлишь ради того, чтобы продемонстрировать всем свою новую шляпку! – пробурчал Жослин.

Мадлен, все еще находясь в вагоне, терпеливо ждала. Она держала за руку Констана, слегка помахивавшего туда-сюда красивым плюшевым фокстерьером, которого он держал другой рукой.

– Быстрее, бабушка! – сказал он. – Мне нужно показать мою игрушку Фокси. У него теперь будет друг.

– «Быстрее, быстрее!» От вас только это и слышно… – проворчала элегантная фламандка. – Уж лучше бы я осталась еще на недельку в Квебеке.

– Если бы это произошло, мы бы обанкротились! – ухмыльнулся Жослин.

Лоранс, тащившая два чемодана, почувствовала, как у нее к горлу подступает ком. Она уже сильно скучала по своей сестре-близняшке. Они никогда раньше не разлучались, и теперь ей казалось, что от нее отрезали часть ее самой. Единственным ее утешением была предстоящая встреча с Кионой, которая наверняка сумеет помочь ей забыть то, что она воспринимала не иначе как дезертирство Мари-Нутты. Несмотря на свой робкий характер, она уже обещала себе, что будет ходить одна в кино, совершать прогулки на велосипеде и купаться в озере – в общем, предаваться развлечениям, которые позволят ей дождаться отъезда в Большой рай, расположенный на берегу Перибонки.

Перрон постепенно заполнялся другими пассажирами. Эрмин попыталась заставить своих родственников встать тесной группой.

– Мама, перестань расхаживать туда-сюда! Папа, держи за руку Констана: Мадлен нужно взять один чемодан у Лоранс. Надеюсь, персонал поезда выгрузил из багажного вагона оба моих чемодана. В них – ваши подарки.

– Эти пресловутые подарки! – вздохнула Лора. – Ты вообще-то могла показать их нам в Квебеке! Все то, что привозится сюда из Франции, для меня очень интересно.

– Там, бабушка, есть и подарки, привезенные из Лондона, – вмешалась в разговор Лоранс. – Мама, мне можно будет посмотреть подарки Нутты?

– Нет, твоя сестра откроет свои пакеты сама, после того как приедет к нам вместе с отцом.

Эрмин приняла твердое решение, что Мари-Нутта пробудет в Квебеке у Бадетты не дольше трех недель, то есть до возвращения Тошана.

– Хорошо, – кивнула Лоранс, оглядываясь по сторонам. – Киона могла бы прийти нас встретить.

– Ты права. Я вообще-то думала, что она будет ждать нас здесь, – сокрушенно покачала головой Эрмин. – Ну что же, пойдемте! Дом, к счастью, недалеко.

– А Оны здесь нет? – вдруг спросила Катери, слушавшая, как разговаривают взрослые.

– Нет, малышка моя, Киона не пришла, – ответила ее мать ласковым голосом.

Они все наконец зашагали прочь с перрона. Первой шла Лора. Она с наслаждением смотрела на виднеющуюся вдалеке крышу нового жилища. Ей не терпелось показать своей знаменитой дочери последние нововведения по части комфорта. Это жилище представляло собой небольшой особняк «во французском стиле» (именно так говорила о нем сама Лора). Она каждый день восторженно разглядывала шесть маленьких башенок, венчавших суживающиеся кверху крыши, а также многочисленные окна. В распоряжении обитателей этого дома имелось десять жилых комнат и две ванные. Внешние стены были покрыты дощатой обшивкой, состоящей из прочных досок, которые перекрашивались раз в десять лет. Сейчас они были выкрашены в красно-коричневый цвет, который удивительно красиво контрастировал с белыми рамами окон и пастельными тонами цветов на цепляющихся за стены растениях.

– Когда ты увидишь свою комнату, моя дорогая, ты будешь приятно удивлена, – сказала Лора, обращаясь к Эрмин. – Я заказала в Шикутими великолепные обои и шторы из красивого бархата. Твоя кровать теперь украшена балдахином из такого же материала. Обо всем остальном я тебе рассказывать не стану: пусть это будет для тебя сюрпризом.

Они уже подходили к калитке, встречаемые неистовым лаем собаки, бегавшей туда-сюда вдоль белой ограды. Пространство возле дома, ограниченное этой оградой, содержало в себе так много красивых деталей, что невольно радовало глаз, тем более что чуть поодаль виднелось величественное озеро Сен-Жан. Лужайка возле дома была аккуратно подстрижена. За одной из лип виднелась кованая садовая мебель, выкрашенная в белый цвет.

– Home, sweet home![10]10
  Фраза из песни Джона Говарда Пейна (1791–1852). Широко известное в Великобритании выражение: «Дом, милый дом».


[Закрыть] – сказала, засмеявшись, Лора.

Но тут все заметили, что под передней частью навеса сидит старая служанка с носовым платком у лица.

– Моя дорогая Мирей! – воскликнула Эрмин.

Она передала Катери Мадлен и побежала обнимать милую пожилую женщину с покрасневшими веками и наполненными слезами глазами, которая позволила проявить к себе знаки внимания, прежде чем начала громко причитать.

– Моя бедная Мимин, если бы ты только знала, что на нас свалилось! О господи, это настоящее несчастье! Несчастье для всех, а особенно для мсье Жослина!

Жослин, услышав это, замер в ожидании дальнейших объяснений. Лора по привычке тут же попыталась взять ситуацию под свой контроль:

– Что тут еще произошло, моя бедная Мирей? Ты разбила одну из моих фарфоровых ваз? Нет, я знаю, ты упомянула Жослина – а значит, ты по оплошности перевернула его макет корабля. Перестань стонать, и давайте зайдем в дом! Мы только что протряслись десять часов в поезде, а потому нам хорошо бы сейчас отдохнуть и выпить чаю. Где Киона?

– Да-да, где Киона? – забеспокоился Жослин.

Мирей, ничего не отвечая, плакала. Эрмин, встревожившись, взяла ее за плечо.

– Да говори же ты наконец! Она попала в аварию?

– Я предпочла бы, чтобы она сломала себе ногу, Мимин. Наша Киона поступила по отношению к нам очень нехорошо. Она уехала.

– Уехала? То есть как это – уехала? – воскликнула Лоранс.

Жослин, не выдержав, заставил Мирей зайти в дом. Его раздирали гнев и неверие.

– А я еще мечтал о спокойствии в уютном доме! – проворчал он. – Что ты говоришь, Мирей?! Киона уехала? Куда она уехала, почему и на чем?

– Расскажи-ка нам все подробно! – рявкнула Лора, красивое лицо которой перекосилось от гнева.

Мирей задрожала всем телом. Эрмин, почувствовав к ней жалость, подвела ее к одному из кресел.

– Мама, пожалуйста, не кричи на нее. Если Киона и совершила глупый поступок, то Мирей тут ни при чем. Насколько я помню с ваших слов, это Киона должна была присматривать здесь за Мирей, а не наоборот.

– Ты, конечно же, будешь, как всегда, защищать свою Киону! – огрызнулась Лора. – А минут через десять за нее начнет заступаться и твой отец.

– Да ты ничего не понимаешь, – возмутилась Эрмин. – Я не защищаю Киону, мама, я защищаю Мирей от твоих несправедливых вспышек гнева, как мне часто приходилось делать и раньше.

Испугавшись криков и напряженности, воцарившейся в комнате, Катери широко раскрыла рот и издала громкий жалобный возглас. Она была вообще-то удивительно спокойным ребенком, но довольно быстро впадала в панику.

– Я поднимусь с детьми наверх, – решила Мадлен. – Они утомлены. Я переодену их и останусь с ними там, наверху.

Индианка хорошо ориентировалась в этом доме. Она жила в нем с Эрмин в начале и в конце лета на протяжении вот уже трех лет, что было связано с учебой детей Эрмин в школе и их каникулами.

– А я приготовлю чай, – объявила Лоранс угрюмым тоном.

Она была удивлена меньше других. Из своих откровенных разговоров с Кионой она знала, что та готова отправиться за Делсеном хоть на край света – тот знаменитый край света, о котором мечтали все влюбленные и который являлся символом идеального уединения и бесконечно долгого медового месяца.

Жослин снял свою льняную куртку и засучил рукава рубашки. Стараясь выглядеть спокойным, он уселся в свое любимое кожаное кресло и достал курительную трубку.

– Ну так что, Мирей? – спросил он, стараясь говорить как можно более добродушно.

– Киона уехала вчера из дому на велосипеде Луи, – стала тихо рассказывать Мирей. – Перед этим приехал сын Онезима, Ламбер, и сообщил ей, что ее коня украли. Когда она уезжала, то пообещала мне, что вернется так быстро, как только сможет. Однако прошел целый день, а ее все не было. Вечером, в семь часов, она позвонила мне по телефону.

Все затаили дыхание. Воцарившаяся тишина так смутила Мирей, что она и сама замолчала.

– И что дальше? – не выдержала Эрмин.

– Она сказала мне: «Не беспокойся, моя дорогая Мими, я не могу вернуться немедленно, но я нашла Фебуса. Со мной все в порядке, я в безопасности. Я отправила письмо папе и Мин. Если у тебя возникнет какая-нибудь проблема, вызови домработницу. Прости меня! Целую тебя». Как только она сказала это, сразу же положила трубку. О господи, я так переполошилась!

– Но тебе следовало немедленно сообщить нам об этом! У тебя ведь был номер телефона нашего отеля в Квебеке! – рявкнула Лора.

– Я не решилась вам об этом рассказать, я была потрясена, мадам, – призналась несчастная служанка, теребя свой платок. – Да и что вы могли бы сделать, находясь так далеко отсюда?

– Разумные слова! – закивал Жослин. – Мне бы в течение всей поездки было не по себе. А письмо? Ты его получила?

– Да, месье. Не сердитесь, я позволила себе его вскрыть, потому что изнемогала от охватившей меня тревоги. Я, черт возьми, все время плакала!

Мирей протянула вскрытый конверт. Лора схватила его резким движением и вытащила сложенный вчетверо листок бумаги. Развернув его и не дожидаясь, что скажет по этому поводу ее муж, она стала громко читать:

Дорогой папа, моя драгоценная Мин!

Мне жаль, что я, по всей видимости, доставляю вам немало беспокойства – а может, и вызываю у вас гнев. Я уехала с Делсеном работать на строительной площадке, расположенной посреди леса очень далеко от Роберваля. У меня не было выбора. Поверьте этим моим словам и доверяйте мне. Мне не угрожает никакая опасность. Я это знаю точно. А вот ему, Делсену, угрожает опасность. Я уже достигла того возраста, в котором могу уехать с человеком, которого люблю, – прежде всего ради того, чтобы его защитить.

От всего сердца, смиренно и со всей любовью, которую я к вам испытываю, прошу вас отнестись к моему решению с уважением и не пытаться меня найти.

Крепко обнимаю вас, а также Лоранс, Мари-Нутту, Мадлен, малышей и Лору. Я еще вернусь.

Киона

– Это все? Она написала только это? – воскликнула Эрмин. – Боже мой, да она сошла с ума!

Лоранс слышала все это, находясь на кухне. Принеся затем поднос с чаем, она разочарованно искривила губы.

– А что тут такого? – хмыкнула она. – Это можно было предвидеть. Делсен, опять Делсен!

Жослин с приоткрытым ртом смотрел на тюлевую занавеску, колыхаемую дующим с озера ветром. Его как будто поразила молния. Вскоре он задрожал всем телом и спрятал лицо в ладонях. Его трубка упала на ковер.

– Папа, мой дорогой папа! – простонала Эрмин, опускаясь перед отцом на колени, чтобы нежно его обнять. – Не бойся, она сильнее и опытнее всех нас, вместе взятых. Я ужасно разочарована поступком Кионы и не одобряю ее поведение, но мне кажется, что ей ничто не угрожает. Я ведь и сама ушла с Тошаном точно в таком же возрасте.

– Этот тип воспользуется в своих целях ее наивностью! – взревел Жослин. – Муки небесные, ну неужели она не могла влюбиться в серьезного юношу, встречаться с ним здесь, в городе, познакомить его с нами? Эрмин, нет смысла пытаться закрывать нам глаза: этот Делсен запудрил ей мозги. Доказательство тому: она уезжает с ним, не думая о последствиях. Это все равно что плюнуть нам в лицо!

– Жосс, успокойся, – вздохнула Лора. – Твоя дочь всегда пренебрегала условностями. Она считает, что может поступать так, как ей вздумается, и это началось не вчера. Ты пожинаешь то, что посеял, когда относился к ней как к принцессе и не устанавливал для нее никаких ограничений. Я ведь тебя неоднократно предупреждала! Я очень люблю Киону, однако она зачастую бывает дерзкой, упрямой и эгоистичной – что она и подтвердила, удрав от нас.

В этих ее заявлениях было так много правды, что Жослин не осмелился сразу же что-нибудь возразить.

Лоранс, погрузившись в мрачное молчание, подавала чай. Эрмин встала и подошла к ней.

– Моя дорогая, если тебе что-то известно, ты должна нам рассказать. Киона в последнее время встречалась с Делсеном? Она встречалась с ним тайно?

– Насколько я знаю, нет. В последний раз она видела его прошлой зимой, на берегу Перибонки, и, насколько я помню, она рассказывала об этом нам – то есть тебе, Нутте и мне.

– Да, это верно. Боже мой, я не могу прийти в себя! Я не могу смириться с тем, что Киона уехала неизвестно куда, – сокрушенно покачала головой певица. – А Тошана, как назло, здесь нет. Он бы ее нашел. Он ведь сохранил свои связи в местных сообществах индейцев.

Лоранс села возле своего дедушки на табурет. Начав грызть сухое печенье, она добавила загадочным тоном:

– У Овида Лафлера тоже имеются такие связи. Делсен был его учеником. Лафлер дает вечерние уроки возле Пуэнт-Блё. Он даже попросил меня приехать и показать мои рисунки и картины детям из резервации. А еще – научить их основам рисования.

– Ты встречалась с месье Лафлером? – удивилась Эрмин.

– Да, и довольно часто. Здесь, в Робервале. Во время пасхальных каникул и совсем недавно, до нашего отъезда в Квебек. Я восхищаюсь его заботой о нашем народе. Мама, не напускай на себя такой изумленный вид. Все, похоже, забывают, что и в моих жилах течет индейская кровь. Я согласна с тем, что это не так уж очевидно. Однако лично я думаю об этом довольно часто. Тала была моей бабушкой. Мне жаль, что мне не довелось узнать ее поближе.

Упоминание имени Талы было в данном случае не совсем уместным: обстановка в гостиной и так уже накалилась.

– Давайте не будем преувеличивать! – вспылила Лора. – Да, индейская кровь, конечно, но ее ведь очень мало. Твой отец и сам не чистокровный индеец, а метис. Эти разговоры о наследственности меня утомляют. В тебе, кстати, есть и бельгийская кровь, если тебе хочется вспомнить обо всех своих предках, Лоранс.

Лоранс пожала плечами, не осмеливаясь перечить бабушке. Эрмин смотрела на нее, думая о том, что сама она осталась за пределами того маленького сообщества, которое образовали эти три девушки – ее дочери-близняшки и Киона. В течение примерно года Акали – сирота-индианка, удочеренная Мадлен, – уже не входила в это сообщество: Акали, проигнорировав возражения близких ей людей, стала послушницей в монастыре конгрегации Нотр-Дам-дю-Бон-Консей, расположенном в Шикутими.

«Какая Лоранс красивая! – подумала Эрмин. – Она, кажется, похожа на меня, однако у нее, по-моему, более тонкие черты лица, а в глазах порой видны зеленые отблески».

– Завтра я попытаюсь позвонить Тошану во Францию, – громко заявила Эрмин. – Ему следует вернуться сюда как можно скорее. Я не собираюсь позволять Кионе совершать поступки, идущие вразрез со здравым смыслом.

– А как твой муж ее найдет? – спросил Жослин. – Он же не обладает даром ясновидения. Это все равно что искать иголку в стоге сена! Если бы только я остался здесь, а не поехал в Квебек! Малышка тогда не решилась бы удрать черт знает куда.

– Папа, ты об этом ничего не знаешь, – сказала Эрмин. – Мама права в том, что Киона частенько вела себя недисциплинированно, причем и у нас, и в школе, и все из-за того, что она следует своей интуиции.

Лоранс поспешно поднялась. Ее светлые глаза вдруг заблестели.

– Если ты разрешишь мне, мама, то завтра утром я наведаюсь к месье Лафлеру. Съезжу к нему на велосипеде, это недалеко отсюда. Он, возможно, что-то знает.

– Нет, моя дорогая! Если необходимо, я поеду на машине с твоим дедушкой. Одна ты в Пуэнт-Блё не поедешь, нет.

Лоранс сразу же поднялась в комнату, в которой она обычно жила со своей сестрой и Кионой. Усевшись на краю своей кровати, она стала вытирать слезы, навернувшиеся ей на глаза от нервного напряжения.

– Мне это уже надоело, надоело! – прошептала она. – Я буду теперь поступать по-своему. Как это делают Нутта и Киона.

Франция, городок Монпон в департаменте Дордонь, четверг, 13 июля 1950 года

На церкви городишка Монпон семь раз ударили в колокол. Как часто бывало в те времена, когда Тошан участвовал в движении Сопротивления, он пересчитал, какое сейчас время в Квебеке. Сидя на террасе бистро с сигаретой в углу рта, он только что заказал бокал белого вина.

«Сейчас там час пополудни. Солнце, должно быть, уже вовсю светит над озером Сен-Жан. Эрмин, наверное, уже вернулась в Роберваль. Тем лучше: она сможет немного отдохнуть в гнездышке своих родителей. А может, позвонить ей?»

Он слегка улыбнулся, радуясь одной мысли о том, что услышит голос Снежного соловья (как называли его супругу канадские и европейские газеты). Затем его мысли переключились на Эстер Штернберг, которую он ждал, чтобы пойти вместе с ней поужинать. Следует ли ему упоминать об этой молодой женщине в телефонном разговоре с Эрмин? Он очень быстро пришел к выводу, что делать это смысла нет и что он расскажет жене об этой встрече уже после своего возвращения в Канаду, когда будет разговаривать с ней с глазу на глаз. «Мин ведь становится все более и более ревнивой! – мысленно сказал он сам себе. – Зачем беспокоить ее, сообщая ей, что я познакомился с сестрой Симоны?»

Он встал и вошел в полутемное помещение кафе. Будучи одетым в белую рубашку с открытым воротом и коричневые льняные штаны, он удивлял своей внешностью других посетителей. Официантке же он показался очаровательным. Со своей бронзовой кожей, еще больше потемневшей на июльском солнце, с темными глазами, с черными как смоль и необычно длинными волосами, закрывающими сзади шею, Тошан Дельбо не остался незамеченным в этом городишке департамента Дордонь.

– Подскажите, можно ли позвонить от вас в Канаду? – спросил Тошан у хозяина заведения, стоящего за оцинкованной стойкой. – Или же мне придется идти на почту?

– Оператор телефонной станции скажет вам, можно или нет, но я думаю, что, в принципе, можно. В прошлом году один желтолицый хвастался, что смог дозвониться с моего телефонного аппарата до Пекина, и…

– Вы, наверное, хотели сказать «один китаец», – сказал Тошан, смерив своего собеседника холодным взглядом.

– Ну да, конечно!

Произнеся эти слова, хозяин заведения прокашлялся и посмотрел на метиса с пренебрежением. Тошан задумался, что за человек сейчас перед ним и, в частности, какую позицию он занимал во время войны. Возможно, это был бывший коллаборационист – один из тех, кто, не задумываясь, выдавал евреев. Тошан инстинктивно сжал кулаки и мысленно пообещал себе, что никогда больше не будет заходить в это заведение. Тем не менее он решил все же воспользоваться телефонным аппаратом, который находился в глубине зала и был огражден лишь простеньким металлическим колпаком.