Текст книги "Спаситель и сын. Сезон 5"

– С ней проблема.

Лионель наклонился к Спасителю и по секрету сообщил, что его подруге тридцать восемь и она хочет иметь ребенка. В общем, дело обстояло следующим образом: Лионель занимался работой, которая была ему не по душе, и мог обзавестись ребенком, которого не хотел.

– Моя бывшая мне постоянно твердила: «Стань взрослым, Лионель!» Я им стал, и это отврат!

– Так, так, так, – повторял Спаситель, слушая Лионеля.

Мейлис и ее отец были его последними пациентами. Через несколько минут у него тоже начнется личная жизнь.

– Добрый вечер, Габен! Что у нас на ужин? У тебя все в порядке, Жово? Спасибо, что накрыла на стол, Алиса. А ребята? Как всегда, играют?

Вайфай был у них на веранде, которая сообщалась с кухней. Собственно, вся их жизнь и проходила в этих двух помещениях.

– Поль! – позвал Спаситель. – Ты уроки сделал?

– Я жду маму!

Одинаковая досадливая усмешка появилась на лицах отца и сына. Спаситель и Лазарь оба находили привязанность Поля к матери преувеличенной.

– Луиза придет не раньше девяти, – напомнил Спаситель. – У тебя не будет времени решать задачки.

– У меня завтра нет математики, – ответил Поль, не отрывая глаз от Марио[12]12
  Серия видеоигр, разработанная японской компанией Nintendo. Занесена в Книгу рекордов Гиннесса благодаря своей популярности. Действие происходит в Грибном королевстве, герой Марио спасает принцессу от черепах купа.


[Закрыть].

У Спасителя руки иногда чесались: так бы и надрал уши этому паршивцу, как когда-то драли ему самому в детстве!

За ужином болтали больше всего мальчишки, но Спасителю волей-неволей иногда приходилось выступать в роли психолога, руководящего групповой терапией: «Лазарь! Габен хочет что-то сказать…», «Поль! Ты не дал договорить сестре…»

– Так, значит, Алиса, ты хочешь написать петицию. По какому поводу?

– Вот по этому, – ответила она и передала через тарелку с супом бумагу, украшенную гербом Французской Республики.

Глаза Спасителя округлились, когда он прочитал пункт 1. И дальше изумление его все возрастало. «Пункт 4. Акты насилия – словесного, физического и психологического – будут сурово караться. Виновными будет заниматься полиция, определяя им меру наказания. Передав эти функции полиции, педагогический коллектив сможет сконцентрироваться исключительно на задачах образовательно-воспитательной работы».

– Где ты это взяла?!

– В школе. Учитель раздал, месье Козловский, – уточнила Алиса и покраснела, потому что вслух произнесла заветную фамилию.

Как могли не завертеться в голове Спасителя протесты: «Антиконституционно!», «Посягательство на права человека!», «Правила, уничтожающие свободу!», но он ограничился одним-единственным вопросом:

– И что ты об этом думаешь?

– Ну нет, конечно, – ответила Алиса.

– Нет, конечно – что?

– Кроссовки! Им собираются запретить носить кроссовки, а они против, – встрял Габен.

– И вовсе не кроссовки! – возмутилась Алиса, мгновенно раскусив намерение Габена над ней посмеяться. – Против того, чтобы за нами следили, и против всех этих полицейских штучек.

Алиса продолжала кипеть, а Спаситель, перевернув страницу, прочитал на обороте: «Пункт 6. Каждое учебное заведение должно выбрать себе девиз, каждый ученик обязан его знать и им руководствоваться. В качестве образца предлагаем: “Безопасность – это гармония”, “Контроль – это свобода!”»

Спаситель спрятал улыбку и вернул бумагу Алисе.

– Обсуди все со своим учителем, месье Козловским.

– Знавал я одного Козловского, – раздался глухой бас Жово.

Вмешательство в разговор старого легионера всегда производило одинаковое действие: все замолкали с ложками на весу.

– Я его отправил жрать корешки одуванчиков.

Для сидящих за столом не было тайной, что Жово в прошлом побывал и легионером, и наемником, и тайным агентом, и налетчиком, и заключенным.

– Хотя нет, тот был не Козловский, – поправился Жово. – Он был Ковальский. Полячок. Молодой парнишка.

Лицо старика сохраняло полное спокойствие.

– Кому йогурт? – спросил Спаситель, желая направить разговор в другое русло.

К несчастью, образные выражения Жово всегда привлекали особое внимания Лазаря.

– А что значит «отправил жрать корешки одванчиков»?» – полюбопытствовал он.

– Значит, закопал его в землю, желторотик. – Жово повернулся к Спасителю. – Йогурт? Мне! Натуральный, если не трудно.

Время от времени Спасителя посещала мысль, что он приютил у себя под крышей психопата. Но он ей не поддавался. Жово – это Жово. Состарившийся ребенок, который наделал немало глупостей.

– Парни, раздеваемся и в постель, – распорядился Спаситель в 21:15.

– Скажешь маме зайти ко мне? – попросил Поль. Взгляд у него был встревоженный.

Только он и Спаситель заметили, что Луиза запаздывает.

– Обязательно, – пообещал Спаситель. К хрупкому мальчугану он втайне чувствовал слабость.

21:40, а Луизы все еще нет. Спасителю пришлось провести с собой работу. На линии Париж – Орлеан поезда часто опаздывают. Но почему она не предупредила? Он позвонил и услышал автоответчик. Ладно, телефон разрядился, или Луиза сейчас в зоне недоступности. И, собственно, зачем он занимается подыскиванием всех этих объяснений?

– Поль, гаси свет, – сказал он, заглянув в спальню мальчишек.

– А мама…

– Мама прислала эсэмэску, поезд сильно задерживается.

Спаситель никогда не прибегал к обману, занимаясь с детьми психотерапией, но сейчас Полю соврал без зазрения совести.

– Зачем она ездит в Париж?

– По работе. И это бывает нечасто.

Спаситель взглянул на кровать Лазаря – сын заснул, едва голова коснулась подушки. Тогда он на цыпочках подошел к Полю.

– Ты не сделал уроки на завтра, так ведь?

Поль повернулся на бок спиной к Спасителю и положил на ухо согнутую руку, давая понять, что ничего не слышит.

– Я знаю, что ты меня слышишь, Поль, – продолжал Спаситель бархатным, убаюкивающим голосом. – Тебе хотелось, чтобы мы жили вместе, но иногда тебе хочется снова оказаться на улице Гренье-а-Сель. Тогда ты бывал с мамой чаще. Но нет в мире совершенства…

– Ага, и потом, Лазарь, он всегда говорит: «Пошли ко мне в комнату». Ко МНЕ! – Мальчик чуть не плакал.

– Конечно, правильнее было бы «пошли к НАМ в комнату», – задумчиво проговорил Спаситель. И увидел, как дрогнуло узкое плечико.

– А раньше… раньше… – всхлипывал Поль, – я приходил сюда в среду, и это был лучший день недели…

Почему не все дни недели лучшие, если теперь он живет на улице Мюрлен? Что изменилось?

Спаситель положил руку Полю на плечо, ему хотелось его успокоить.

– Ты взрослеешь, Поль, и хорошо с этим справляешься.

– Не скажешь маме, что я не сделал уроки?

– Я поставлю будильник на шесть тридцать, и мы сделаем математику вместе.

– Откуда ты узнал, что у меня математика?

– Откуда? Да я все знаю. Думай о чем-нибудь хорошем и засыпай, ладно?

Оставшись один, Поль закрыл глаза и стал вспоминать квартиру на Гренье-а-Сель: они с мамой вместе на кухне, масло скворчит на сковородке, вкусно пахнет блинчиками, аппетитная горка растет на тарелке…

Спаситель вернулся к себе. На часах уже десять. Стараясь хоть как-то отвлечься, он принялся за очередную книгу по психологии «Подросток в ловушке порнографии», но сосредоточиться не смог. Луиза… После смерти жены – его первая любовная связь. Поначалу – только секс. Луиза старалась подать себя в наилучшем свете – так считала она, во всяком случае, притворялась уверенной в себе, появлялась всегда подкрашенная, в туфлях под цвет сумочки. Понемногу она рассталась со своей броней, и Спаситель всерьез в нее влюбился.

Как только он об этом подумал, свершилось чудо: он услышал шаги на лестнице. Облегченно вздохнув, он постарался принять самый беззаботный вид.

– Не беспокоился? – спросила Луиза, входя и немного задыхаясь.

– Да ведь не из-за чего. Поезда всегда опаздывают, телефоны разряжаются.

– Так и есть!

Уже в постели, прижавшись к Спасителю, Луиза подумала: «Сказать или нет? Нет, скажу завтра вечером».

Этажом выше Алиса с увлечением смотрела на «Ютубе» свой любимый сериал «Короче»[13]13
  Комедия режиссеров Брюно Мушио и Киана Кожанди (Франция). Короткие смешные истории, рассказанные от первого лица.


[Закрыть], где главный герой три месяца подряд не может ввернуть новую лампочку и писает в темноте; проваливает собеседование, написав в графе увлечения «каяк», а сам не знает, что это такое; собираясь на свидание, прячет под подушку презик на случай, если вдруг… А случая-то и не представляется. Короче, только и делает, что рассказывает, как хреново ему живется.

Всеми силами Алиса оттягивала минуту, когда достанет из школьного рюкзачка свою работу. Когда же наконец решилась, сердце у нее прыгнуло так же, как в классе. «16/20. Браво!» У месье Козловского синие глаза, пепельные волосы, он стройный и легкий, как эльф, и всегда готов улететь в поэтические выси. Слова «Вы меня потрясли» манили надеждой, и Алиса, погружаясь в сон, беседовала с месье Козловским, который позволил ей называть себя Альфонс. Продолжение сна было сумбурным, и утром, за завтраком, она предпочла о нем забыть. Короче, Алиса была влюблена.

* * *

– Сегодня мне надо выяснить у вас два вопроса. Пока не получу ответа, от вас не уйду.

– Так, так, так.

Увидев во вторник у себя в кабинете неизменную Бландину Карре, Спаситель вспомнил, что впервые она пришла к нему в феврале 2015 года и привела ее старшая сестра Марго. С тех пор Марго перестала у него лечиться, а младшая сестра аккуратно приходила каждую неделю, за исключением школьных каникул. Теперь ей было четырнадцать, она училась в девятом классе, вытянулась и похудела, несмотря на вредное пристрастие к кока-коле и мармеладкам «Харибо».

– Как ты узнаёшь, что влюблена?.. Или влюблен? – прибавила Бландина, чтобы Спаситель уж никак не мог увильнуть от ответа.

– Ты влюблена?

– Откуда мне знать? Ты должен назвать мне симптомы, – заявила она, сразу перейдя на «ты».

– Просыпаешься и думаешь об этом мальчике, за едой думаешь об этом мальчике, засыпаешь – думаешь об этом мальчике, – заунывно, словно читая молитву, перечислял Спаситель.

– Одним словом, дуреешь.

– Если одним словом, то да.

Бландина подобрала ноги, так что кроссовки оказались подошвами на кресле, обняла колени руками и уткнулась в них подбородком.

– Дело в том, что я его знаю с детского сада. Френдзона.

– Что-что?

– Не говори, что не понял! Правда нет? Это когда кто-то с тобой хочет спать, а ты, наоборот, хочешь оставаться в дружбе. Только у меня наоборот.

– Понял. Значит, твой друг…

– ЛУЧШИЙ друг.

– …не видит причины, по которой ваша дружба может измениться.

– Точно.

– Будь добра, убери кроссовки с моего… Спасибо. Подведем итог: ты спрашиваешь не о том, как узнать, что ты влюблена, а о том, как сделать так, чтобы другой это понял.

– Похоже, да.

Спаситель не чувствовал себя на высоте, обсуждая с подростками любовные темы. Другое дело – семейные конфликты, школьные фобии, анорексия.

– А что, если ты признался в любви, – снова заговорила Бландина, собираясь во что бы то ни стало докопаться до истины, – и тебе ответили, что тебя тоже любят, а потом ты видишь, что это не так.

– Что не так? – спросил Спаситель с тоскливым видом.

– Вот ты – как ты узнал, что твоя подружка будет тебя всегда любить?

Спаситель отрицательно замотал головой. Нет! Нет! Личное пространство! Обеими руками он нарисовал в воздухе рамку. Разговор только в кадре терапии.

– Сосредоточься, Бландина. Что именно тебя беспокоит?

– Что я полюблю и это плохо кончится.

– Почему плохо?

– Да потому что у всех плохо! – воскликнула она, сделав вид, словно оглядывается вокруг. – Даже Марго рассталась с Самюэлем, а мне она говорила, что он будет отцом ее детей. Представляешь, да? Отец детей. А ведь я ей поверила! Я даже имена этим детям придумала. Фокс и Гаспар.

– Фокс и Гаспар.

– Да. Может, немного необычно, но лично мне нравится. Своих детей я так и назову.

И Бландина перешла к отцу своих детей, к Самиру: она знает его с детского сада и, когда была еще маленькой (два года тому назад), считала геем, потому что он все время болтался с девчонками, а он болтался, потому что не любил футбол. Потом она снова перескочила на Марго и сообщила горячо и торопливо:

– Я с ней не виделась месяцев пять. Она теперь у отца живет.

Развод их родителей был конфликтным, и дело кончилось тем, что старшая и младшая выбрали каждая свой лагерь. Бландина делала вид, что испытывает облегчение. Теперь материнская квартира вся в ее распоряжении. И чтобы душ принять, ждать не надо. Но на самом деле она страдала оттого, что рядом не было старшей сестры.

У дверей, прощаясь, уже протянув Спасителю руку, она воскликнула:

– Ой, чуть не забыла, что еще хотела спросить! А как узнать, что психотерапия закончена?

– Отличный вопрос, Бландина! Мы с тобой оба над ним подумаем.

* * *

Луиза осторожно прикрыла дверь с табличкой:

ДОКТОР ФИК, ГИНЕКОЛОГ

На этот раз сомнений не было, но Луиза все-таки не могла поверить. Она не принимала таблетки вот уже два года. Сначала шли недели, потом месяцы, потом Спаситель попросил ее не тревожиться и довериться природе. Ни она, ни он не страдали бесплодием – Поль, Алиса, Лазарь были тому свидетельством. Когда миновало полтора года, Луиза, ничего не говоря Спасителю, решила проконсультироваться с известной специалисткой по бесплодию доктором Фик. Спаситель согласился на анализ, который должен был определить доброкачественность его спермы. Он пережил неприятные минуты. И хотя отгонял от себя дурные мысли, но почему-то ждал, что Фик усомнится в его мужественности и приклеит ему низкие показатели. Но ответ был получен успокаивающий, все в норме. Время шло, не принося никаких перемен, и Луиза, когда у нее начинались месячные, ходила несколько дней мрачнее тучи.

Луиза ускорила шаг. По вторникам у нее с подругами был традиционный девичник в кафе «Гурман». Валентина и Тани уже сидели на своих привычных местах.

– Ну как? – осведомилась Валентина.

– Что – как? – удивленно переспросила Луиза. Неужели подруги уже в курсе дела?

– Не строй из себя звезду! Как прошла автограф-сессия?

– А-а, вот ты о чем, – улыбнулась Луиза и села.

Она успела забыть, что вчера вместе со своей издательницей была в парижском книжном магазине и подписывала покупателям книги.

– Толпы, прямо скажем, не было: две или три девочки с мамами – и все, – сказала она небрежно.

На самом деле на встречу с ней пришли двадцать с лишним человек, члены подросткового читательского клуба, но, не желая давать подругам повод для зависти, Луиза предпочла не хвастаться своим успехом.

– Ну, нам-то ты, по крайней мере, принесла по экземпляру? – спросила Валентина.

Луиза достала из сумки и протянула ей книгу большого формата с силуэтами трех девочек на обложке.

– «Пубертат не болезнь!», – прочитала вслух Валентина. – Луиза Рошто. Имя звучит хорошо, а вот название немного…

Она поджала губы и со скептическим выражением лица принялась перелистывать страницы. Автор в раскованной, непринужденной манере обсуждала с девочками-подростками изменения, которые приходят с пубертатом. Выделенные крупным шрифтом заголовки привлекали внимание: «У Бейонсе и Мэрилин Монро размер XL!», «Как я справляюсь с ненужными волосами…» На рисунках в стиле комиксов – три подружки 12–13 лет.

– Неплохо издано, – уронила Валентина, все так же поджимая губы.

– Дай-ка мне, – попросила Тани. – Надо же, три девчонки на картинках – точь-в-точь как мы в детстве. И ты это написала? Без всяких табу? Рассказываешь о месячных, обо всем? Вот племяшка обрадуется. Ей двенадцать, и, конечно, сплошные комплексы, так что ты прямо в яблочко. Очень здорово, молодец! Будешь дальше писать?

Тани хотела вернуть книгу Валентине, но та отказалась:

– Гектору восемь, мне она ни к чему.

Луиза, Валентина и Тани дружили со школы. Валентина была матерью-одиночкой, а Тани после романов с разными Эдуарами и Бастьенами понемногу смирялась с мыслью, что останется без детей.

– Напишешь несколько слов моей племяннице? Ее зовут Мелоди, она будет в восторге, – сказала Тани и протянула книгу автору.

Толстяк официант подошел к их столику и шутливо, как у них повелось, спросил:

– Ну и чем вас кормить, девчонки?

– Нам три салата «Цезарь», – распорядилась Валентина, соблюдая традицию.

Луиза, витающая в облаках, вернулась на землю.

– Я бы съела чего-то посущественнее. Какие у вас есть пироги?

Но ей не захотелось ни лука в пироге с луком, ни сала в кише, ни сушеных помидоров и оливок – в общем, ни этого, ни того.

– Ладно, давайте «Цезарь», – согласилась она скрепя сердце.

– Звезда снизошла, – съехидничала Валентина.

Луиза обиделась. Она подождала, пока официант отошел подальше, и, желая оправдаться, сказала шепотом:

– Я беременна.

– Не может быть! Ну надо же! Все везенья разом! – воскликнула Тани с искренней радостью.

– Какое уж тут везенье? – ядовито усмехнулась Валентина. – Да меня озолоти – я бы не хотела в сорок лет ждать ребенка!!

Валентина и рада была бы утаить свою зависть, понимала, что действует на нервы, как скрипучая ржавая трещотка, но ничего не могла с собой поделать. Да и то сказать, почему все Луизе? Мало того, что с двумя детьми – а дети у нее совсем не сахар – принял такой красавец, так и карьера пошла в гору! То прозябала в местной газетенке – и пожалуйста, книги пишет! А теперь еще младенец!

– Он, конечно, обрадовался, да? – спросила Тани, не называя Спасителя.

– Он еще не знает, я хочу быть уверенной до конца, – сказала Луиза, сожалея, что такую новость первыми узнали подруги.

С огорчением и тошнотой она отправилась после обеда в редакцию, где по-прежнему работала внештатным сотрудником. Но очень скоро утешилась, представив, как обрадует своей новостью больших и маленьких обитателей дома на улице Мюрлен.

Спаситель приготовился к последней в этот день консультации.

– Марго.

Он постарался, чтобы голос его прозвучал как можно нейтральнее.

И все-таки услышал вопрос:

– Удивились мне?

Марго расположилась в кресле.

Подбородок приподнят, глаза полуприкрыты – снисходительно-высокомерное выражение лица подходит семнадцатилетним идеально.

– А должен?

– Но я же прервала терапию, вы не помните?

– В феврале две тысячи шестнадцатого.

За два года Марго изменилась. Нос удлинился, появилась горбинка, что придало лицу своеобразие и характерность. Пышные медно-рыжие волосы и едва заметный макияж подчеркивали белизну кожи.

– Вы сказали Бландине, что я приду на консультацию?

– Нет.

– Поклянитесь!

– Марго, врачебная тайна распространяется на всех моих пациентов.

– Думаю, она много чего вам обо мне наговорила.

Марго подняла руки и скрутила волосы в жгут, словно хотела собрать их в узел, но потом опять распустила. Рукава сползли вниз и обнажили запястья.

– Бабочку мою помните? – спросила она и еще немного сдвинула левый рукав.

Татуировка скрывала шрам, оставшийся с тех пор, как она резала себе руки.

– Я тогда была маленькой девчонкой и попросила татуировку себе в подарок на Новый год. Больше всего хотела позлить отца. Он считает татуировки вульгарностью. Недавно сделала себе еще одну.

– Бабочку?

– Татуировку. Но не могу ее вам показать. – Она снова скрутила волосы в жгут и прибавила: – Внизу спины. Цветок. Я сама нарисовала для мастерицы. Татуировка – это произведение искусства и завершение очередного этапа. Теперь я думаю о другом.

– О другом? – переспросил Спаситель.

– Думаю сделать себе пирсинг. Но новый замысел должен еще созреть. – Марго жеманно тянула слова и играла волосами. – Вы знаете, что я больше не живу у матери? Бландина наверняка вам сообщила. – Марго опустила рукав. – Пирсинг на пупке.

Спаситель и бровью не повел, но мгновенно все свел воедино: мать – пупок – рождение.

– Жизнь с папой тоже не подарок. Но он, по крайней мере, не депрессивный.

Спаситель слегка приподнял бровь, но и этого хватило, чтобы Марго взвилась:

– Конечно! Я знаю! Вы подумали, что отец меня убедил в маминой депрессии. Но он ничего не выдумал! У мамы действительно была депрессия после моего рождения.

– Мы с тобой уже это обсуждали, Марго. Послеродовая депрессия – очень распространенное явление, в ней нет ничего особенного.

– Для вас вообще нет ничего особенного, – огрызнулась Марго. – А в том, что три раза на дню хочется в окно выпрыгнуть, тоже нет ничего особенного?

– Тебе три раза на дню хочется выпрыгнуть в окно?

– Нет, я это так… Вообще-то… – Она снова скрутила волосы в жгут и усмехнулась. – Папу это злит страшно. «Оставь в покое волосы! Вот увидишь, я тебя остригу!» В остальном он мной доволен. У меня средний балл девятнадцать.

– А ты довольна?

– Что всем глаза мозолю и все меня ненавидят? Конечно, довольна, еще бы! – В ее иронии сквозила горечь. – Мы живем в стране, где успешных презирают. Ну вот! Теперь и я говорю как папа.

Марго снова надменно вскинула голову, но на глаза у нее навернулись слезы, и она часто-часто заморгала.

– Знаете… Когда увидите Бландину, скажите ей от моего имени, что я ничего не имею против нее. Она по-прежнему…

Волнение перехватило ей горло.

– По-прежнему… – подхватил Спаситель, ободряя ее.

– …моя младшая сестренка.

– Так, так, так.

Марго выпрямилась в кресле и принялась вместо волос сгибать себе пальцы.

– Я ненавижу их обоих. Мать отняла у меня отца. А он отнял у меня мать.

Марго убежала от матери, ища защиты у отца. Но не нашла, потому что родители продолжали воевать.

– А ты никогда не думала об интернате?

– Как Самюэль? Нет, спасибо! Я бы не потерпела у себя в комнате еще кого-то. У отца с мачехой я, по крайней мере, живу в роскоши.

И она перебрала все, что имела: одежки с ума сойти, отдых дорогущий, машина с шофером, шестьсот евро в месяц на карманные расходы, новая виолончель, которая стоит бешеных денег.

– Сеанс закончился? – осведомилась она свысока.

– Нет, еще есть немного времени.

Спасителю не нравилась ее напряженность – раньше, стараясь избавиться от нее, Марго резала себе руки. Надрез острым лезвием, кровь, физическая боль служили для нее успокоительными средствами.

– Где бы ты сейчас хотела оказаться? – спросил он.

– Прямо сейчас?

– Да. Закрой глаза и представь себе место, где тебе хорошо, – произнес он своим бархатным, завораживающим голосом. – Так. Что видишь?

– Сад.

Марго охотно включилась в игру и с закрытыми глазами стала его описывать. Сад с вишневым деревом в цвету, пестрыми птицами, маленьким детским домиком, журчаньем ручья. Спаситель повторял каждое ее слово глубоким серьезным голосом, и Марго понемногу расслабилась и даже начала слегка улыбаться.

– Настоящий рай. – И прибавила через несколько секунд, открыв глаза: – Это бабушкин сад, когда мне было шесть лет.

«Много ли детям нужно? – вздохнул Спаситель, закрывая за Марго дверь. – Небольшой садик в пригороде и дружные родители».

Вечером, обведя взглядом компанию, сидящую за столом, Спаситель подумал, что его ребят, наверное, можно считать благополучными. Лазарь уже подросток, красивый, с золотистой кожей, удлиненными глазами. Может быть, слегка меланхоличный. Поль пошел в мать, завораживающий блондин. И пока не хочет взрослеть. Алиса занята очередным прыщом. Габен, скорее всего, опять лентяйничал целый день. В целом они чувствуют себя неплохо. А как профессиональный психотерапевт он знает, что неплохо – это уже очень хорошо.

– У меня для вас сюрприз! – объявила Луиза, входя с супницей. – Я сварила тыквенный суп.

Спаситель вдруг увидел Луизу в золотом сиянии, она была как на иконе, и его озарило: она беременна! Жово встал и подвинул Луизе стул, усадив ее с галантностью старинного рыцаря, словно и его посетило озарение. Вот только почему Луиза ничего ему не сказала?

– Спаситель…

Было около одиннадцати, они уже погасили в спальне свет.

– Что?

– Я жду ребенка.

Он еще нежнее прижал ее к себе.

– Это чудесно.

– Ты догадался?

– Подсказал тыквенный суп.

– Решил, что это каприз беременной женщины?

– Нет. На тебя снизошла благодать, и ты явилась мадонной с супницей в руках.

– Ты не знаешь самого интересного. Срок уже восемь недель.

– Два месяца!

– Да, последние месячные были «фальшивыми», то есть они как бы были, но я была уже беременна. Это часто случается, так мне сказала гинеколог.

– Два месяца! – повторил Спаситель. – Надо же! Значит, оглянуться не успеешь…

– Я поговорю с Алисой и Полем. А ты возьмешь на себя всех остальных?

– Прямо сейчас? А подождать немного можно?

– Подождать чего?

Спаситель не ответил. Не трубят вслух о своей удаче, не называют имени ребенка, когда его ждут, не покупают кроватку, пока он не родится, – он был суеверным.

* * *

На следующий день, в среду, как всегда, были уроки месье Козловского.

Месье Козловский и в глубокой старости будет казаться юношей, а сейчас ему всего-то навсего около сорока: рост метр шестьдесят девять, легкий, как перышко, с едва заметной проседью в светлых волосах и удивленными васильками глаз. Одежду он любит такую, чтобы подчеркивала его стройность и гибкость, все у него в обтяжку: узкие брюки, приталенная рубашка, короткий элегантный пиджак. Как только урок начался, Алиса оперлась подбородком на руку и, не слыша ни единого слова учителя, любовалась его движениями. А Козловский, объясняя что-то классу, повернулся ко всем спиной и писал на доске. Голый мужчина напугал бы Алису, изысканный Козловский пробуждал мечтательность.

– Во время классного часа, – сказал он, обернувшись, – мы вернемся к обсуждению новых школьных правил. Инспектор просил, чтобы каждый из вас лично их подписал.

Марина свирепо взглянула на Алису: «Мы этого не допустим!»

– Пусть засунет эти правила известно куда, – жестко объявила она на перемене.

– Скажи ему о кроссовках, – напомнила Алиса.

– Да! Никто не будет диктовать, как мне одеваться!

Сельма перечитала правила и обратила внимание на пункт: «Лица мужского пола обязаны носить брюки не слишком широкие и не слишком узкие».

Все девчонки, кроме Алисы, прыснули.

– У него самого штаны в облипочку, так что непонятно, где у него там все помещается, – буркнула Марина, уже не стесняясь своей грубости.

Девочки почувствовали: они готовы к бою.

– Итак, что вы скажете относительно новых школьных правил? – задал вопрос Козловский, покачиваясь с пятки на носок.

Алиса подбодрила Марину взглядом. Раз уж она у них во всем первая, пусть и говорит первой.

– Слушаю, Везинье.

Козловский часто обращался к ученикам по фамилии.

– Вот кроссовки, я не понимаю, почему их запретили?

Учитель так удивился, что застыл на носках и сдавленным голосом спросил:

– Вот, значит, что вас смутило?

Ханна поспешила Марине на помощь:

– В первую очередь наезжают на девушек – юбки, украшения, макияж…

– Это сексизм, – отважилась вставить Сельма.

– Это называется «дресс-код», – возразил Козловский. – Он есть также и для мальчиков.

– Это же для того, чтобы к девчонкам меньше приставали, – подал голос один из учеников по имени Полен.

– Именно, – согласился Козловский и зачитал: – «Меры, предназначенные для защиты лиц женского пола от сексуальных домогательств».

– Что же, наденешь мини-юбку – и на тебя тут же набросятся?! – возмущенно закричала Марина.

Девчонки зашумели. Не насилуют же на пляжах, когда все в купальниках! Мальчишки должны себя контролировать! Мы не провоцируем, если женственно одеваемся, нам так нравится!.. Ну и так далее. Мальчики смущенно теребили кто ручку, кто листок с правилами, они и слова не могли вставить.

– Есть кое-что и посерьезнее, – заговорила Алиса слегка дрожащим голосом. – Видеокамеры. В классах.

– Так-так, Рошто, и чем же вас не устроили видеокамеры? – осведомился Козловский.

– Это свободоубийство, – ответила Алиса, сама удивившись, что изобрела новое слово.

– А если подробнее?

Учитель смотрел на нее с интересом.

– Право на изображение… оно защищено, – сбивчиво заговорила Алиса. – И нельзя…

– Но в правилах оговорено, что «записи не поступают в открытый доступ, гарантируя право личности на изображение», – напомнил Козловский.

– Но, может, их будут где-то фиксировать? – ответила Алиса. – Нельзя относиться к ученикам как к правонарушителям.

– Ты не поняла, – возразил ей Полен. – Это же не против нас направлено. Это против массовых убийств. И у меня есть предложение. Надо при входе в школу поставить рамку, тогда можно сразу найти оружие.

– Я запишу ваше предложение, – сказал Полену Козловский.

В Алисе проснулся бойцовский дух.

– А почему бы не вживить тебе чип под кожу и не следить, где ты бываешь? – закричала она Полену.

– Со мной так и поступили, – совершенно серьезно сообщила Сельма.

– Вживили чип? – удивился Козловский.

– Нет, но мои родители следят, куда я хожу.

Ребята недоверчиво уставились на Сельму, и она объяснила, что ее мама поставила себе на телефон приложение, которое позволяет отслеживать, где находится ее дочь.

– У нее карта в телефоне, я, мои две сестры и брат обозначены на ней кружочками, и видно, где мы находимся.

– Но это же черт знает что! – возмутилась Алиса.

– Так маме спокойнее, – сказала Сельма сочувственно, – иначе она места себе не находит.

– Это слежка! Я никогда бы не согласилась, – продолжала возмущаться Алиса.

– Сама поставишь, когда заведешь детей, – насмешливо обрезал ее Полен.

– Если заведу, то уж точно не с тобой!

Козловский первым засмеялся Алисиному ответу, а потом, постаравшись перекрыть поднявшийся в классе шум, прибавил:

– Не будем переходить на личности. А эти правила…

Он взял листок, разорвал его пополам, а затем под аплодисменты еще пополам. И тут же охладил перевозбудившийся класс.

– Правила ненастоящие. Фейк, если вам больше нравится. Написал их я.

– То-то я почувствовал какой-то подвох! – воскликнул Йохан, лучший ученик в классе. – Уж очень похоже на «1984».

Учитель одобрительно кивнул ему и вытащил из кожаного рюкзачка книгу.

– Этот роман мы и будем с вами изучать в следующем месяце. Предсказания Джорджа Оруэлла в его «1984», возможно, стали реальностью в наше время. Big Brother is watching you[14]14
  «Большой брат наблюдает за тобой» (англ.). Большой брат – персонаж романа Джорджа Оруэлла «1984», единоличный лидер государства Океания и партии «Ангсоц».


[Закрыть]. Алиса, прошу вас, раздайте всем.

И Козловский протянул ей пачку ксерокопий с отрывками из романа. Алиса взяла пачку и обошла класс, раздавая листки. Ноги у нее подгибались. Ее назвали «Алис-с-са…». Впервые ей понравилось собственное имя.

В эту среду после восьми часов утра выходящая в сад жилая часть дома № 12 по улице Мюрлен опустела. Жово отправился на площадь Старого рынка выкурить сигаретку на любимой скамейке. Габен сел на трамвай и отправился на занятия. Жаль только, что в трамвае он снова заснул и проехал свою остановку. Луиза на красном «пежо» поехала в Аргон брать интервью у лучшей ученицы кулинарного училища. У Лазаря начался английский, у Поля – физкультура, у Алисы – Козловский.

Спаситель закрыл за собой дверь, оставив позади нее свою личную жизнь, готовый заняться жизнью своих пациентов.

– Мадам Кюи…

Он замолчал. В приемной сидел не один человек, а два. И еще собака.

– Простите, доктор, – сказала дама с собакой, – я оказалась у вас пораньше, потому что меня подвозил муж и высадил по дороге.

Понятно. Значит, в приемной сидит еще и следующая пациентка.

– Мадам Бело? Пело? – Спаситель судорожно рылся в памяти.

– Белу, – подсказала она.

– Да-да… В следующий раз, будьте добры, приходите без собаки.