Текст книги "Селин Баст. Жизнь во сне"

Глава 4. Большой Бэнджамин

Я проснулась чертовски вовремя. Одной рукой Большой Бэнджамин ласкал мой клитор, а второй шарил у себя в штанах, стимулируя член. Волны омерзения и паники захлестнули меня с головой. Спокойно. Только не надо кричать. Клавдия, ты же не будешь доставлять ему такого удовольствия. Я ждала логического продолжения. У меня было много мужчин, но меня ни разу не насиловали. А тем временем Бэнджамин достал из формы санитара увесистый член. Боже, только бы не закричать. Он зажал мне нос, принуждая открыть рот для минета. Его член коснулся моего верхнего неба, и в этот момент я открыла глаза и резко сомкнула челюсти на еще не успевшем встать пенисе. Больничные коридоры разразились диким криком санитара, а мне в горло начала заливаться струйка крови.

Сонный глаз любопытной луны мягко освещал мою палату, наш садист катался по полу, сжимая член и пытаясь остановить кровь. Я сидела на кровати, подобрав ноги под себя, и наслаждалась приближающимся топотом охраны, врачей и санитаров. Они вломились все разом. Процессию возглавлял доктор Альберт Стивенс.

– Доброй ночи, господа! Я требую сейчас же вызвать полицию, моего супруга и адвоката.

Голос был спокойным и убедительным. Но еще более убедительно выглядела кровь на моих губах. Чужая кровь.

– Клавдия, Бога ради! Что тут произошло?

Альберт Стивенс раз за разом обводил палату растерянным взглядом.

– Один из санитаров надеялся воспользоваться моим телом, пока я сплю. К счастью, у него этого не получилось. И, пожалуйста, вызовите врача (тут я усмехнулась, подумав о том, сколько врачей сейчас в палате), который может остановить кровь у вашего коллеги.

Два рослых санитара подхватили Большого Бэнджамина и поволокли его по пока еще пустым коридорам в направлении медпункта.

– Расходитесь, здесь больше не на что смотреть.

Доктор Стивенс выталкивал персонал за дверь моей палаты.

– Марж, позвоните мистеру Форку и адвокату миссис Форк.

Следующие часа два больницу оглашал топот суетливых ног. Персонал носился по коридорам, вызывали полицию, звонили Алексу и моему адвокату. По какому-то неудачному совпадению мой муженек укатил в неожиданный отпуск, и в Штатах его не было. Зато был мой адвокат.

Билл Кроули. Так его зовут. Один из самых успешных адвокатов города, название которого теперь не имеет значения. Билл ездит на презентабельном Мерседесе и носит очки фирмы «Рэйбан». Мистер Билл Кроули, адвокат. Это значится на его визитках. А обладание его визиткой может вытащить вас из любых неприятностей. В обмен на ваши деньги, разумеется. Поверьте, я знаю. Я зарабатывала деньги, а Билл Кроули всегда помогал мне их сохранить. Теперь он сидел напротив меня и улыбался, словно мы расстались только вчера.

– Хреново выглядишь, Клавдия.

Билл бесцеремонно закурил и протянул мне пачку, отмахиваясь от возражений доктора Стивенса.

Я с наслаждением затянулась, и он продолжил:

– Твое дело полное дерьмо, но хуже всего то, что это дело сфабриковано от корки до корки. Нужно подавать в суд. Тебе не давали возможности видеться с адвокатом, это возможно лишь по решению суда, у них его, разумеется, нет. Разумеется, угроза твоей жизни и здоровью плюс попытка изнасилования. Это будет громкое дело, Клавдия.

– Ты возьмешься за него, Билл? Мне больше не к кому пойти.

– Мы выиграем это дело, Клавдия. А знаешь, почему?

Я в недоумении подняла глаза.

– Потому что для Билла Кроули нет невыполнимых заданий.

Впервые за долгое время мне удалось рассмеяться от души. Скромность – прекрасное чувство. Скромный адвокат – это пустая трата ваших денег.

– Кстати, я тут недавно виделся с твоей старой знакомой мисс Блок. Правда, бывшей.

– В каком смысле?

– Алисия вышла замуж за какого-то крупного журналиста. Она была крайне расстроена, что ты не присутствовала на свадьбе. Твой муж сообщил всем, что ты тяжело больна. Я был удивлен, когда мне позвонили из этой клиники.

– Но миссис Форк действительно больна.

Билли оглянулся на Альберта Стивенса, о существовании которого я совершенно забыла.

– Доктор, разве вы не в курсе, что вы не имеете права присутствовать при встрече миссис Форк с ее адвокатом? Оставьте нас, пока сюда не приехал представитель Совета по правам человека.

Альберт ретировался, а Билл загадочно улыбнулся.

– Клавдия, знаешь, что мы сделаем? Мы начнем войну. Но об этом позже. Сейчас сюда приедут копы. Да, и учти: после того, что случилось сегодня ночью, мы обязаны подать в суд.

Еще минут двадцать мы поговорили о всякой чепухе, посмеялись, что Билли до сих пор не женат, а потом нашу дружескую беседу прервал сержант полиции Смит.

– Добрый день, мэм! Мне бы хотелось, чтобы вы успокоились и постарались дать показания.

– Сержант, я спокойна ровно настолько, насколько прилично быть спокойной в этом заведении.

Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся.

– Мне удивительно, что у вас сохранилось чувство юмора. Вы не похожи на сумасшедшую.

В разговор вмешался мой адвокат.

– Сержант Смит, вы готовы повторить это под присягой?

– Разумеется.

– Спасибо, больше не смею вас отвлекать.

Билл Кроули сделал пометку в шикарном блокноте «Молескин» и закурил, а мы продолжали.

– Когда вы заметили, что в вашей палате посторонний?

– Когда почувствовала посторонний предмет под одеждой.

– Посторонний предмет под одеждой, – он сделал пометку в протоколе, – что это было?

– Его рука.

– То есть вы заметили подозреваемого только в момент, когда он начал проводить действия сексуального характера? Вы не слышали шагов, не слышали звука открываемой двери, не звали на помощь?

– Да, все было именно так.

– Миссис Форк, скажите, как можно было не слышать, что к вам вошли?

– В последнее время я стала страдать очень долгим и продолжительным сном. Мне кажется, что у меня начинается летаргия. Я могу спать несколько суток подряд. Доктор Альберт Стивенс может это подтвердить. Он мой лечащий врач.

– Хорошо, я поговорю с ним позже. Что было дальше?

– Ничего особенного, он просто снял штаны, заснул член мне в рот, и я его укусила. Он начал вопить, и сюда прибежал весь персонал.

Он аккуратно записал все, что я говорила.

– Хорошо. Скажите, вы намерены подавать в суд?

Билли закончил курить и моментально вклинился в разговор.

– Разумеется, мы будем подавать в суд, причем сразу по нескольким статьям. Одна из которых – попытка изнасилования. И мы будем требовать максимального наказания для персонала данной клиники, начиная с охраны и заканчивая главным врачом.

– Так я и думал. Хорошо. Думаю, что этого вполне достаточно. Миссис Форк, не покидайте Соединенные Штаты, возможно, нам придется вызвать вас в участок.

И вот тут я рассмеялась, причем искренне.

– Сержант, поверьте мне на слово, что я была бы рада покинуть территорию Штатов, но, увы, я даже не могу покинуть территорию парка данной клиники.

– Всего хорошего, миссис Форк!

Сержант полиции Смит покинул нас. Вскоре уехал и мой адвокат. Билл пробыл у меня не более двух часов, но он успел сделать самое главное: дать мне надежду. Сейчас ровно тринадцать часов. Я не знаю, сколько у меня есть времени до того момента, как я снова засну и стану Селин Баст. За время, которое я проведу здесь, я должна начать бороться за свою жизнь и свободу. Я – миссис Клавдия Форк, единственная владелица цветочной компании Shtivler’s Flowers, и я буду бороться.

Я взяла блокнот, в котором любила рисовать и в котором делала наброски будущей книги, и вырвала несколько листов. Там, на свободе, где дует ветер и готовят вкусный кофе, у меня было много друзей. Они нужны мне сейчас. И я очень надеюсь, что они придут. Я стала писать письма тем, чья помощь может вытащить меня отсюда. В левом верхнем углу каждого письма я пишу имя адресата, его адрес электронной почты и номер телефона. Текст письма везде примерно один и тот же, а в конце просьба связаться с моим адвокатом и телефон мистера Билла Кроули. Я написала десять записок, но оставалось самое сложное: передать эти письма за ограду моей темницы. И в этом мне нужна помощь.

– Здравствуй, Марж!

Я успела поставить последнюю точку, когда в палату вошла медсестра.

– Здравствуйте, Клавдия! Как вы себя чувствуете после того, что произошло?

– Лучше, чем могла бы, не проснись я вовремя. Мне нужна твоя помощь. Ты поможешь мне?

– Разумеется, если это будет в моих силах.

– Хорошо. Ты пользуешься электронной почтой?

– Конечно. Все ею теперь пользуются.

Я подошла к ней так близко, как это было возможно, и взяла ее за руку. Она вздрогнула, но не отстранилась. В этот момент я засунула плотно сложенные листы бумаги в карман ее форменного халата. Она молча кивнула.

– Мне полагается сегодня обед?

– Разумеется, все будет по обычному расписанию, миссис Форк.

Марж вышла из палаты, а я завалилась на кровать и ослепительно улыбнулась в объектив камеры наблюдения.

Ровно четырнадцать часов. Сейчас будет обед, потом прогулка. Вряд ли сегодня произойдет что-то интересное, если не считать перевязок члена нашего невезучего санитара. Мысли витали в совершенно непредсказуемых далях. Я думала о сумме, которую должна выплатить Селин, о том, удастся ли мой план освобождения отсюда. Я начала засыпать, потому что выспаться ночью мне так и не удалось, да и пережитый стресс начал бить молотком по моей уже расшатанной психике. Перед моими глазами уже вставали призраки прошлого, моей совместной жизни с Алексом Форком.

Мы жили вместе, я зарабатывала на продаже цветов, он пытался давать уроки игры на гитаре. Признаться честно, это получалось не очень хорошо, но ведь деньги – это не главное, верно? Примерно через полгода Алекс решил, что было бы здорово, если бы у него получилось записать сольный альбом, и он засел за работу. Я приходила домой из цветочной лавки, готовила или заказывала ужин, а потом мы садились в середине комнаты, и Алекс начинал играть. Мне нравилось следить за тем, как он перебирает металлические струны гитары. Бег его тонких умелых пальцев приводил меня в трепет. Потом, когда ноты были пойманы на бумаге, мы выходили на балкон, выкуривали по паре сигарет в полном молчании и возвращались в комнату. Бесконечно долгие ночи любви, которые мы проводили на мягком ворсе персидского ковра. Это было прекрасное время…

Дверь палаты открылась, и ко мне вошла какая-то совершенно не знакомая мне медсестра и вкатила столик с обедом.

– А где Марж?

– Простите, но мне запрещено разговаривать с пациентами.

Девушка была молоденькой и немного смазливой. Ей было, наверное, лет на восемь меньше, чем мне. Белокурые волосы, завитые на манер тонкорунной овцы, делали ее еще более несуразной, а голубые глаза прямо-таки светились глупостью.

– Как тебя зовут?

– Стефани Кларк.

Она расставляла все, что требовалось для приема пищи. При этом Стефани старалась как можно реже встречаться со мной глазами.

– Так все же, что случилось с моей медсестрой?

– Она здесь больше не работает.

Невидимый молот с размаху ударил меня по затылку. Они уволили Марж, мою единственную союзницу. Теперь мне предстоит бороться в одиночестве. Не будет больше коротких встреч с адвокатом, не будет больше тайком переданных пачек с сигариллами. Я потеряла единственного человека, которому могла доверять в этих стенах.

– Значит, ты – моя новая медсестра?

– Именно так.

– Ты работала ранее в домах для душевнобольных?

– Какое это имеет значение? Вам не безразлично?

Заметно, что она начинала серьезно нервничать, и это, по совершенно непонятной причине, давало мне надежду.

– Девочка, ты, наверно, не представляешь, что это за место.

Надо признать, что с «девочкой» я переборщила, не настолько уж она была моложе меня. Стефани хмыкнула, а я, из последних сил пытаясь сохранить лицо, произнесла:

– Позови доктора Стивенса, я хочу поговорить с ним.

Стефани удалилась, оставив меня в одиночестве расправляться с обедом. Есть уже не хотелось. Я ковыряла практически остывшее соевое мясо и думала, что будет дальше. Мне безумно хотелось спать. Только что пережитый стресс прямо-таки сбивал меня с ног. Но спать нельзя, потому что стоит мне заснуть, я мигом окажусь в мире Селин Баст, а у меня еще много дел здесь. У меня очень много дел.

– Вы хотели мне что-то сообщить, Клавдия?

Альберт Стивенс снова вплыл ко мне в палату постаревшим, флегматичным селезнем.

– Альберт, давайте поговорим начистоту. Почему вы уволили Марж?

– Потому, что нашел ее профессионально непригодной для работы в данной клинике. Здесь работают профессионалы, которым Марж Уинслет перестала являться не так давно.

– Значит, в профессионализме Большого Бэнджамина вы не сомневаетесь?

– Клавдия, прошу вас, оставьте иронию и этот тюремный слог. Судьба санитара также решена. В моей клинике не будут работать люди, не отвечающие профессиональным и этическим нормам.

– Дорогой мой Альберт, как вы думаете, сколько времени вам еще удастся удерживать меня здесь? За дело взялся мой адвокат, и это дает мне надежду. Я все еще предлагаю вам возможность прекратить мое заключение, которое, разумеется, очень скоро будет признано незаконным.

Альберт скривил тонкую ниточку губ в подобие улыбки. Конечно, эта тема также не давала ему покоя, но пока все козыри были надежно спрятаны в рукавах его больничного халата. Я прекрасно понимаю это, на мою беду – он тоже.

– Миссис Форк, перестаньте рисовать меня в образе палача или садиста. Прежде всего я врач, а вы находитесь здесь только потому, что вам необходима помощь. Давайте вспомним, как вы тут оказались. Вы хотели получить развод у вашего супруга. Ситуация типичная для американки вашего статуса и характера. Вы просто могли собрать вещи и пожить какое-то время у подруг или родителей, ну, или, наконец, снять номер в отеле. Ваш известный адвокат тем временем решил бы все вопросы бракоразводного процесса. Вместо этого вы начали кричать на супруга, бросили в него чашкой, после чего начали плакать и обвинять его в том, что он поставил крест на вашей жизни. Вас привезли сюда, и я лично диагностировал у вас простой нервный срыв. Я начал проводить типичное в данном случае лечение. Некоторое время спустя вы стали пытаться выпрыгнуть в окно, чтобы сбежать, и даже пытались нападать на санитаров, да и ваши слишком долгие и странные сны совершенно не располагают к отмене лечения. Вы не находите?

Верно, все так. Вернее, так это видели остальные. Мои попытки вернуть себе свободу трактовали как проявление безумия. Я молчала и смотрела в стену. Альберт Стивенс решил, что наш диалог окончен и удалился, предварительно заперев дверь с внешней стороны. Бессильные слезы ярости и отчаяния затопили глаза и начали быстро сбегать по щекам.

На прогулку меня выпустить забыли. Или не сочли это необходимым. День взаперти – это даже хуже, чем обычный день здесь с нескончаемым брюзжанием доктора Стивенса. Свобода. Я начинаю забывать значение этого слова.

Интересно, как там Селин? Что будет со мной, если она умрет? Кто вообще эта девушка и почему я каким-то образом связана с ней? Я уверена, что я связана с ней, ведь иначе быть не может. Где находится мир, который снится мне каждую ночь? Да и снится ли он мне? Слишком много вопросов. Единственное, что продолжает меня беспокоить, так это то, что стало с самой Селин Баст. Кто она? А самый главный вопрос – где она, пока мой разум занимает ее тело? И жива ли она вообще?

За всеми этими размышлениями меня сморил сон. Тяжелые, беспокойные сновидения совершенно не давали ни отдыха, ни умиротворения. Меня нередко мучили кошмары. Эта ночь стала для меня воплощением всех тайных страхов, которые я старательно зарывала в недрах своей беспокойной души.

Утро я встретила в своей палате, что немало меня разочаровало, потому что мне пора было возвращаться в мир Селин, а разбудил вошедший в мою палату адвокат Билл Кроули.

– Доброе утро, соня! У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая. С какой мне начать?

– Здравствуй, Билл! Ты, как всегда, не оригинален. Дай мне закурить, это была ужасная ночь. Давай с плохой.

Он подождал, пока я в третий раз затянусь сигаретой, и, взяв меня за плечо, произнес:

– Все твои счета и счета твоей компании заморожены.

– Не могу сказать, что это меня удивило или огорчило, Билл. Как ты сам можешь догадаться, я уже отвыкла расписываться на чеках.

– Я боюсь, ты мыслишь немного узко. Как ты понимаешь, твое пребывание здесь оплачивалось средствами, которые списывались с твоего банковского счета. С завтрашнего дня деньги перестанут поступать, и тогда…

Я подавилась сигаретным дымом, черт подери, я не понимаю, почему он говорит, что это плохая новость. Если деньги перестанут поступать на счет клиники, то очень скоро меня выпустят отсюда. Даже Альберт Стивенс не будет работать бесплатно. Мое содержание стоит немалых денег. Обо всех этих мыслях я с радостью сообщила Биллу, но он совсем не разделял моего воодушевления. Адвокат молча протянул мне еще одну сигарету и зажигалку. Я чиркнула колесиком «Зиппо» и снова вдохнула дорогой сердцу и легким дым.

– Клавдия, ты мне всегда нравилась своим оптимизмом. К сожалению, сейчас не тот случай, когда он может нам помочь. Понимаешь ли, я переговорил с руководством данной клиники и выяснил одну крайне неприятную для нас деталь.

– Билл, не тяни. Деликатность не твой конек.

– В общем, как только на счет клиники перестанет поступать оплата твоего лечения в коммерческом корпусе, тебя переведут в государственный.

– Что?!

– Прости, Клавдия, мы тут бессильны. В данном случае закон на их стороне. Ты должна понимать, что выпустить тебя они не могут, потому что твой муж и доктор Стивенс обрисовали историю твоей болезни не в лучшем для тебя свете, и…

– Хватит! Не продолжай. Дай мне пять минут.

Значит, государственный корпус. Плохая еда. Совместные палаты. Хамство персонала. Домогательства санитаров. Государственный корпус… Соединенные Штаты Америки – хорошее государство. У нас хорошая медицина, неплохое образование, но психиатрические клиники, находящиеся на попечении Штатов, – это ужасно. Эксперименты, которых требует развитие медицины. Шоковая терапия, гипноз. Это надо научиться применять. Пациенты, за которых платит государство, это прекрасный материал для обучения.

– Клавдия, ты в порядке?

– В порядке? Билл, ты в своем уме? Находиться здесь и быть в порядке, а особенно после того, что ты мне сообщил. Конечно, Билл, я в полном порядке. Я в дерьме, Билл Кроули, а ты спрашиваешь, в порядке ли я?!

Мы молча выкурили еще по паре сигарет. Черт подери, чем я заслужила подобную передрягу? Тем, что бросила в опостылевшего супруга чашкой? Воспоминание о моем метании чашек в мире Селин Баст слегка отвлекло меня. Губы даже растянулись в подобие улыбки, правда, довольно жалкое.

– Хорошо, Билл Кроули, что мне делать?

– Боюсь, то, что я тебе скажу, тебе совершенно не понравится.

– Ну?

– Как бы помягче выразиться… Попробуй поговорить с мужем. Только он может сейчас сделать так, чтобы твои счета были разморожены.

– Что?! Он никогда, слышишь, никогда не пойдет мне навстречу, или, клянусь, что я не знаю Алекса Форка.

Билл Кроули улыбнулся.

– Мне кажется, что ты совершенно забыла про вторую новость.

Он открыл кейс и выложил передо мной стопку свежих утренних газет.

Заголовки разрывались кричащими сенсациями: «ЦВЕТЫ И БЕЗУМИЕ», «БИЛЛ КРОУЛИ ПРОТИВ СТИВЕНСА», «ЦВЕТЫ СЧАСТЬЯ» и еще две или три в таком же духе.

– У тебя есть друзья, Клавдия, и они встали на твою защиту.

– Но как они все узнали?

– Ты совершенно забыла, как писала им записки, чтобы они поскорее нашли меня? Признаю, это было гениально, я бы не додумался до этого. Они нашли меня сами, а мой почтовый ящик и автоответчик просто разрывались от входящего потока сообщений. Мы подумали и решили, что самый лучший способ вытащить тебя отсюда – это общественный резонанс. К тому же твоя бывшая медсестра Марж Уинслет дала интервью, в котором рассказала, что ее уволили после того, как узнали, что все это время она помогала тебе. Она в подробностях рассказала о твоих беседах с ней и характеризовала тебя как совершенно здорового человека, которого удерживают здесь незаконно.

Слезы снова тонкими струйками сбегали по щекам, с одной только разницей – теперь я плакала от счастья.

Новое утро нового дня. Билл Кроули уехал. Я осталась. У меня были сутки, чтобы навсегда попрощаться даже с этим жалким подобием уюта, которым располагает моя нынешняя келья. Завтра утром я буду спать на грязных простынях государственного корпуса.

Думать совершенно не хотелось, и я начала разбирать записи своих снов, сделанные ранее. Надо попытаться привести их в порядок. Я бы дорого заплатила за возможность перенести сюда те листы бумаги, которые я успела исписать в мире Селин. Сейчас память, затертая новыми переживаниями, уже не может так красочно воспроизвести то, что мне довелось пережить. Я докурила последнюю сигарету, оставленную Биллом, и начала писать:

«Я проснулась в месте, далеком от того, где уснула. Вокруг не было ни стен больничной палаты, ни звуков шагов по коридору. Солнечный летний день, свежая, мягкая трава, на которой я и открыла глаза…»

За работой время всегда летит незаметно. Я в этом убедилась еще в тот далекий период, когда самостоятельно составляла букеты в своей цветочной лавке. Вот и сейчас я совершенно не заметила, как в мою палату ворвался мой несостоявшийся бывший муж Алекс Форк. Алекс был небрежно одет и зол, как сто колдунов Вуду, встретившихся в полнолуние в одном храме. Сравнение с колдунами мне понравилось, и я сразу же взяла его на карандашик. Только закончив записывать, я подняла глаза на мужа, этим выбесив его окончательно.

– Здравствуй, Алекс!

Я помнила наш последний разговор с Биллом, в котором тот убеждал меня, что спокойствие и выдержка – единственные козыри, которые мы можем спрятать в рукав моей больничной пижамы.

– Привет, Клав! – так этот идиот сокращал мое имя с нашей первой ссоры, – какого черта ты творишь? К чему вся эта шумиха с газетчиками?

– Дорогой, неужели газетчики волнуют тебя больше, чем судьба твоей жены, которую пытались изнасиловать?

– Меня сорвали из отпуска…

– Который был оплачен моими деньгами. Хватит, Алекс. Ты здесь вовсе не потому, что мне интересно слушать о твоем отдыхе или жаловаться на судьбу. Алекс Форк, все мои счета заморожены, на счет клиники не поступают деньги за мое содержание в частном секторе, и завтрашнее утро я встречу в государственном корпусе. Думаю, что это невыгодно нам обоим.

Он слушал меня молча. И это уже само по себе было свидетельством сложной умственной работы.

Прошло минут десять прежде, чем он наконец произнес:

– Я не знал об этой ситуации. Что касается государственного корпуса, я поговорю со Стивенсом. Думаю, он сможет пойти нам навстречу, если учесть то недоразумение, которое недавно случилось по его вине.

Недоразумение. Вот как это называется. Простое недоразумение. Моя бровь истерично дернулась, и это не укрылось от Алекса.

– Как ты? Клавдия?

Он положил руку мне на плечо. В душе, где-то очень глубоко, шевельнулось что-то теплое, бесконечно забытое. Всего на секунду.

– Я пытаюсь выжить, Форк, – выдавила я голосом более холодным, чем хотелось. Алекс сухо кивнул и вышел.

Потянулись долгие минуты ожидания. Алекс Форк решительно не умел вести никаких переговоров. Страшно подумать, что сейчас моя судьба зависела от непредсказуемого характера этого человека.

Я пыталась хоть как-то систематизировать мысли, хаотично разбросанные по моему, уже частично расшатанному, сознанию. Не получалось. У меня начинали дрожать руки, и мне адски хотелось курить.

По моим ощущениям прошло уже более двух часов с того момента, когда Алекс вышел из моей палаты. Хотя мои ощущения уже давно нельзя считать чем-то надежным. Новостей не было. Самым неприятным было то, что сил бороться у меня уже практически не оставалось.

Примерно через три с половиной часа вернулся мой муж Алекс Форк, но я этого уже не знала. За несколько минут до его возвращения меня сморил сон.