Текст книги "Легенда о вороне и лотосе. Тень крыла"

5

Здесь жила моя мама. Здесь жила я, пока не пришло время делать вид, будто я уже достаточно взрослая. Здесь ничего не осталось от моей мамы. А во мне ничего не осталось от меня, жившей здесь.

– Все выйдите.

Ветер упрямо влетел в закрывающиеся двери. Госпожа У повернулась ко мне, и мое лицо обожгла пощечина. Я не остановила ее руку. Я позволила ей ударить. Но лишь раз.

– За то, что ты убила его.

– Слишком слабо, госпожа У. Мне даже не больно.

Я потерла щеку и усмехнулась, потом коснулась раны в плече.

– Мой брат и то смелее вас.

– Смеешь называть его братом?

– Я даже посмею называть вас тетей.

Ее бледное лицо, совсем побелев, дрогнуло.

– Зачем ты сделала это?

– Тетушка, вы уже видели прекрасный нефрит? Теперь наконец никто не скажет, что дядя женился на вас зря.

– Лучше бы ты и правда умерла.

Я подошла к ней ближе.

– Когда моя мать была первой госпожой здесь, вы были так хрупки и беспомощны. Вижу, вам понравилась власть, тетушка?

– Твоя мать бы стыдилась тебя.

– Почему же?

– Убить беспомощного ребенка… Как только у тебя поднялась рука?

– Этого ребенка ждала смерть. Стоило миру узнать, мир бы разорвал его и без меня. Или думаете, другие были бы милосерднее?

– Другие… но ты, ты же не чужая тому мальчику. Я отдала все, лишь бы сохранить ему и его матери жизнь, я даже… даже…

Даже вышла замуж за У Баолина?

– Зачем же было убивать его? Могла бы просто…

– Неужели страшная смерть племянника вас печалит больше, чем утраченное семьей Чжоу сокровище?

Я усмехнулась, и она не сдержалась. Вот только на этот раз я перехватила ее руку.

– Ты… – Как же была сильна ее боль, что она даже не сумела ее спрятать? Она, всю жизнь заточенная здесь и притворяющаяся слабой.

Я подошла еще ближе. И наконец прошептала:

– Не племянник, племянница.

Ее лицо дрогнуло, когда она поняла, о чем я говорю.

– Она…

– Она в безопасности. Больше никто никогда не станет искать ее.

Я не сводила с нее взгляда, я видела, как ее зрачки чуть расширились. Она боролась с надеждой и страхом поверить мне. Но она сдалась – ее глаза заблестели. Я отвела вгляд и отступила на шаг.

Я ведь не собиралась рассказывать ей об этом. Дать кому-то знать значило вновь подвесить над сяо Хуа нож, который будет раскачиваться ветрами и слухами, пока однажды не упадет, разя без жалости и милосердия. Если бы госпожа У притворилась, будто ей не больно, я бы не сказала. Никогда. Я бы позволила ей считать, что наследник Чжоу был найден и убит. Мной.

– Чжу-эр.

Я посмотрела на нее. Ее лицо уже успокоилось. Ее глаза боролись. Ее глаза сдерживали вопросы: как ее зовут, где она, в порядке ли она.

Я лишь кивнула.

Сяо Хуа уже должна была резвиться под ворчание старушки Цай на Горе Лотоса. Я знала, Бай Син не позволит никому причинить ей вреда.

Губы тети дрогнули.

– Спасибо.

Мне не нужна была ее благодарность. Я не была доброй спасительницей. С самого начала я отыскала эту девочку в Шаньлу и забрала ее из дома развлечений на Гору Лотоса только потому, что знала: привести к дяде потерянную племянницу его жены, а с ней преподнести ему Осколок Сихэ – лучший способ завоевать первую крупицу его доверия. И пусть я все же не привела в его лапы сяо Хуа, но я отправила девочку обратно в Учение Лотоса вовсе не потому, что переживала за нежные чувства тети.

– Фу-эр ранил тебя? – Ее лицо успокоилось и стало почти безмятежным. – Он все еще немного неуклюж. Я прикажу позвать лекаря.

Тихий голос. Ровные движения. Она уже проглотила и свой страх, и свою ненависть. Минутная слабость прошла. Она была готова играть ту роль, которую вшила в свое лицо, когда стала женой У Баолина.

– Не нужно, – я остановила ее прежде, чем она успела позвать слуг. Она была готова вернуться, но я еще нет. – Расскажи мне. Расскажи мне все, что произошло здесь.

– Все… Что ты хочешь знать?

Я опустилась у стола и коснулась чайника. Он уже остыл.

– Брат. Что он знает о родителях?

Тетя вздохнула и подошла к окну. Она избегала моего взгляда.

– То же, что и все.

– А что знают все?

– Тебе не стоит давить на него. Он вырос без тебя и совсем тебя не знает. Вот только… зачем ты вернулась?

– А почему я не могу вернуться?

– Тебя искали. Тебя и меч. Но не нашли. Ты могла начать новую жизнь. Я думала, ты мертва, а если вдруг и сумела выжить, то вернешься… то вернешься, чтобы выжечь огнем сердце своему дяде, а ты…

– А я?

– Жу Цао, зачем ты убила его? Он бы помог тебе. Разве ты не хочешь отомстить за отца?

– Жу Цао? – Я усмехнулась. – Помог бы? Из-за этого глупца я бы только лишилась головы. Созвать людей и объявить себя истинным потомком Воронов? Устроить еще одну резню? Если ты желаешь У Баолину смерти, почему за все эти годы не нашла способа убить его? Или вы все ждете, пока я приду и замараю кровью свои руки? Ты можешь дать мне пощечину, но дала ли ты ее ему?

Тетушка опустила глаза.

– Ты не знаешь, ничего не знаешь. Не суди меня и не суди его.

– Судить вас? Зачем мне это? Ты права, я ничего не знаю о том, что творилось здесь, пока я ребенком бегала по камням и ловила солнечные лучи. Я ничего не знаю. Я знаю только, что стоит мне поднять меч против дяди, другой приставят к горлу Синфу. И тогда я буду беспомощна.

– Лучше бы твоему отцу дети были важнее…

– Мой отец… А ты, ты можешь судить его? Моя мать, которая умерла здесь. Моя нянюшка, которую убили на моих глазах. Ты ничего не знала? Ты не знала, что твой муж ворвется в мои покои, чтобы убить и меня, и новорожденного ребенка? Ты ничего не хотела знать. Ты ни во что не вмешивалась. Будто тебя никогда здесь и не было. Но я не виню тебя. С чего бы госпоже Чжоу заботиться о жизни чужих ей детей? Вот только почему ты смотрела на меня с такой ненавистью, узнав, что я убила ребенка твоего брата? Каждый лишь за свою семью, за свою боль…

– Я не родила ему сына для того, чтобы твой брат жил.

– А я слышала, будто у тебя всегда было слишком слабое здоровье, чтобы выносить дитя.

– Слышала? Что ты могла слышать?

– Синфу жив, и я благодарна тебе. Считай, что я отплатила тебе другой сохраненной жизнью.

– Разве ты не ненавидишь его?

Они все… Они все и правда думали, что если дочь У Чжичэна вернется не горсткой пепла, то непременно с мечом, направленным в грудь дядюшки? Я бы и вернулась. Но жизнь моего брата была куда важнее жизни У Баолина.

– Не все ли равно? А ты? Разве ты не испытываешь к нему ненависти? Хотя кто знает. Мы ведь с тобой едва знакомы. Когда я прибегала к тебе, ты отворачивалась и приказывала слугам увести маленькую госпожу. Когда мама навещала тебя, ты всегда просила ее уйти, говоря, что тебе нездоровится. Сейчас ты заняла ее место. И пусть. Я не против. Просто, как прежде, делай вид, что не видишь ничего, что ничего не происходит. И не нужно ждать, что я, явившись сюда с мечом, разом оборву все ваши страдания. Если потребуется, я встану рядом с У Баолином и буду защищать его власть.

– А твой отец…

– Перед своим отцом я отвечу, когда придет время.

Она тихо выдохнула.

– И хорошо… Ты права, не стоит бороться с ним. Так ты проживешь дольше.

Мне хотелось бросить ей: «Как это сделала ты?» Но я ничего не знала, я не могла судить их. Я не могла судить ее. Кто-то прятался, кто-то сбегал, кто-то безмолвно падал на нож, кто-то его поднимал. Ее жизнь здесь, ее жизнь с ним, смерть ее семьи, ее одиночество.

– Спасибо, что заботилась о моем брате все это время.

Тетя обернулась.

– Он очень раним, будь с ним осторожнее.

Я кивнула.

– Твое плечо… – Тетя подошла ко мне. – Нужно перевязать его.

Я покачала головой.

– Нож моего брата не настолько остер, чтобы и правда причинить мне боль.

Я лгала. И я улыбалась. Стоило мне покинуть покои госпожи У, я сжала плечо и глубоко вдохнула.

6

– Уже успели нарваться на нож?

Я вздрогнула и обернулась.

При свете дня Шэ Яо больше не казался длинной тенью, но его вид все же заставил меня содрогнуться.

Я сидела на пороге своих детских покоев и промывала рану. Кажется, я стала слишком рассеянной, раз не услышала, как он вошел во двор.

– Ни одно оружие не остается ко мне равнодушным, – заявила я.

Вместо ответа он протянул баночку с мазью и бинт.

Я удивленно посмотрела на него:

– С чего бы это?

Видя, что я не собираюсь принимать его жест благородства, он молча поставил мазь рядом со мной и бросил бинт мне на колени.

– Господин зовет вас.

– Эй!

Шэ Яо уже повернулся ко мне спиной и собирался уйти. Так просто.

– Господин Шэ!

Он замер, потом обернулся.

– Ты что, даже не подложил сюда яд?

Я покрутила в руках баночку, потом открыла ее и поднесла к лицу. Пахло обычными травами.

– Не беспокойтесь, госпожа, не в этот раз, но если понадобится, у меня всегда найдется несколько ядов на выбор для вас.

– Не сомневаюсь.

Я улыбнулась и нанесла мазь на рану. Когда я начала накладывать бинт, он хотел было мне помочь, но потом отдернул руку. Я усмехнулась. Что-что, а перевязать раны я могла и одной рукой. Уж наставник позаботился научить меня самостоятельности.

– Господин Шэ, – я поправила одежду и посмотрела на черную фигуру, следящую за моими движениями, – или я могу звать вас просто Яо-гэ?

Я хотела только подразнить его, но он побледнел, и его губы дрогнули.

– Как вам будет угодно.

Мне было угодно не звать его никак и больше никогда не видеть. Но об этом я предпочла умолчать и только улыбнулась.

– Благодарю за мазь, Яо-гэ.

Я поднялась и протянула ему баночку. Он отвернулся и пошел прочь.

– Оставьте, кто знает, сколько раз вы наткнетесь на нож.

Какая предусмотрительность. Я схватила меч и пошла за Шэ Яо.

– Ты знаешь обо всем, что происходит здесь? Даже о моей маленькой ране?

– Мне не нужно знать. Я бы удивился, если бы вы пробыли здесь так долго и не поранились.

Он говорил так, будто считал, что хорошо знает меня. Но Гао Фэнь сталкивалась с ним всего несколько раз.

– У молодого господина вспыльчивый нрав, – чуть погодя добавил он.

Значит, знал и о ране, и о том, как я ее получила.

– Недаром он мой брат.

– Нет. Он не похож на вас.

– Почему это?

Шэ Яо вдруг остановился и повернулся ко мне.

– Молодой господин предпочитает нападать, а вы прятаться.

Он и правда думал, будто знает меня.

Я рассмеялась:

– Зато я в этом хороша, не так ли?

Шэ Яо не ответил, только развернулся и продолжил путь.

– Яо-гэ!

Он странно реагировал на это обращение. Я видела, как его пальцы сжались, но он не обернулся. Этот Шэ Яо, было что-то, чего я о нем не знала. Или забыла.

У Баолин ждал меня на вершине Башни Расправленных Крыльев. Отсюда открывался вид на все постройки дворца, на сторожевые укрепления, на мост Хоуянь – единственный путь, ведущий ко дворцу через пропасть. Руки сложены за спиной, черные одежды с золотым Трехлапым Вороном, рвущимся в полет за холодным ветром, взгляд, замерший на клубящемся паре, вдыхаемом бездной.

Шэ Яо безмолвно покинул меня, как только мы подошли к башне. Я поднималась одна. Господин помощник-отравитель ошибался, У Минчжу давно отучили прятаться.

– Дядя. – Я подошла к У Баолину и поклонилась.

Он не обернулся, лишь произнес:

– Смотри.

Я встала рядом с ним, и ветер неприветливо обжег лицо.

– Что ты видишь?

Крыши, кроны, мосты, тропинки, птицы, люди. Люди в одеждах Учения Трехлапого Ворона. Люди, зовущие его господином. Люди, которые, быть может, преследовали нас в ту ночь. Люди, которые теперь звали меня госпожой.

– Дом. Мой дом.

– Знаешь, почему твой отец потерял все это?

Потому что все это хотел ты.

Будто прочитав мои мысли, У Баолин усмехнулся.

– Власть… Если бы я лишь хотел власти, разве я сумел бы обратить в бегство того, в чьих руках была вся священная сила? Нет. Твой отец первым отказался считать это место домом. Поэтому это место отказалось от него. Твой отец всегда был самонадеянным глупцом. А вернувшись из странствий, он и вовсе забыл обо всем, чему его учили в детстве. Он отрекся от всего, что хранили наши предки, за что умирали отцы наших людей. Он решил, что кровь Ворона в нем ничего не значит, решил, что, держа в руках этот меч, он может просто отречься и продолжить быть властелином. Носить имя Ворона и презирать его. Приказывать этим людям, улыбаться своим врагам, зваться Главой и отказываться быть им. Твой отец предал Учение, поэтому и был повергнут. Твой отец – предатель.

Для него, быть может. Для меня же он был тем, кому я верила больше других.

– Ты была лишь ребенком, которого он ничему не учил. Что ты знаешь о месте, которое зовешь домом? Что ты знаешь о власти, которую дает этот меч?

– Ты прав, отец мало рассказывал. Но он любил это место и этих людей.

У Баолин рассмеялся.

– Твой отец был лицемером. Он кричал о своей ответственности, о своей ноше, но сам душил свое же Учение в угоду тем, кто веками отнимал наши жизни. Он кричал о мире, о дружбе, о своей власти. Он требовал подчиняться, а сам не подчинялся ни одному завету, доверенному ему предками. Если бы он не стал таким глупцом, если бы он не предал то, что завещал нам наш отец, думаешь, стал бы я идти против него?

Я молчала.

– Он так и не вошел в Запретные Залы, не прочел Священные тексты, погасил Девять Солнц. Он не мог быть Главой этого Учения. Меч в его руке был бессилен.

– Я не мой отец.

– А кто ты? Ты девочка, которая хочет власти? За этим ты вернулась сюда? За этим ты преклонила колени? Месть или власть. Если ты отказалась от первого, то ты и правда его дочь. Он тоже отказывался мстить за всех, кто веками погибал ради священного огня, разведенного Небесной Богиней.

– Не месть и не власть. Я вернулась, потому что только это место может быть мне домом. Я вернулась к брату.

– Знай, что, если ты захочешь предать это место, как предал его твой отец, не я, этот меч сам погубит тебя.

Я крепче сжала его в руке.

– Этого не произойдет. Я здесь, чтобы не повторять его ошибок.

– Если я передам тебе техники Ворона, пути назад не будет. Как только ты станешь достаточно сильна, ты откроешь Запретные Залы и войдешь туда вместе со мной. Если ты откажешься, обещаю, даже этот меч не спасет тебя.

– Я сделаю то, что прикажешь.

– Тогда поторопись. Это место ждало слишком долго.

7

Отец никогда не входил в Запретные Залы. Отец говорил мне, что все предания о девяти Воронах богини Сихэ – лишь небылицы, сочиненные теми, кто хотел получить власть. Отец и правда пытался сделать невозможное: высушить ненависть, которая веками разжигала пропасть, отрезающую Воронов от мира. Но отец не сумел, он сорвался в эту пропасть и сгорел.

«Как только меч Ворона окажется у твоего дяди, все начнется сначала. Вороны воспрянут, и прольется кровь. Ты хочешь этого?»

Я все еще стояла на Башне Расправленных Крыльев, ветер все еще пытался пронзить меня дрожью.

Бай Син был прав. Но я не хотела этого. Я знала, что стоит войти в Запретные Залы, стоит открыть те свитки, все начнется вновь. Как было все эти века. Глава, принимая власть, распечатывал силой меча двери и входил. Всегда один. Лишь он знал, что хранится там, лишь он внимал словам предков. Лишь он знал волю богини Сихэ, когда-то давшей людям этот меч. Глава умирал, и его преемник входил в Запретные Залы, унося оттуда заветы. Так было. Только не с моим отцом. Он и правда никогда не рассказывал мне старых преданий и сердился, когда няня пугала меня Огненными Воронами. Лишь одно он повторял: «Стоит пересечь черту, и огонь поглотит нас». Я не хотела выпускать этот огонь.

Я закрыла глаза, позволяя ветру дышать за меня горной пустотой. Дядя уверял, что вовсе не ради власти пошел против родного брата. Но я не верила, что за теми дверями скрывалось что-то кроме нее. Ради власти Чи Дянь был готов отринуть гордость и служить У Баолину, жаждой силы загорелись глаза наместника Доу после рассказа о девяти небесных птицах. Завладеть ими и заполучить все.

Мой отец мечтал сдержать ненависть. Ради этого он отдал все. Спасти брата было моей мечтой. Поэтому я стояла на этой башне. Пробудить Воронов было мечтой наших предков и крови, что текла в наших венах. Крови, взывающей к крови. Я лишь хотела обмануть всех. Даже этот ветер, что пытался утянуть меня вниз.

Как только техники Ворона вольются в мое тело, никто не остановит меня. Забрать Синфу и исчезнуть. Я закрыла глаза, обещая отцу, что пока меч в моих руках, сила и ненависть продолжат дышать беспомощной застывшей лавой. Я умела прятаться. Я умела скрывать следы. Как только Синфу будет готов уйти со мной, У Минчжу навсегда исчезнет. А с ней и этот меч. А с ним и сила, пробуждающая хаос.

Шэ Яо ждал меня у подножия Башни Расправленных Крыльев.

– Госпожа Минчжу. Глава приказал провести вас в Павильон Черного Солнца.

Его взгляд мог прочитать только мою решимость. Я знала: как бы они ни были умны и недоверчивы, как бы они ни сомневались во мне, пока меч признает меня хозяином, я нужна им. А значит, я сумею их одурачить.

Павильон Черного Солнца стоял в стороне от дворца, выше, на Утесе Восхода. Я знала лишь, что там хранят техники Ворона и только членам семьи У позволяется входить туда.

– Господин Шэ, вам дозволено подниматься на Утес Восхода?

Этот человек. Я слишком многого не знала о нем.

– Вы уже передумали звать меня братом? – Он усмехнулся и вместо ответа повел меня к тропе, взлетающей вверх.

Я никогда не поднималась сюда. Мне не осталось ничего другого, только покорно идти за ним.

– Яо-гэ, ты давно служишь Главе У?

– Давно.

– А почему он отправил тебя в Хэши присматривать за Чи Дянем?

– Потому что доверяет мне.

Я усмехнулась. У Баолин умеет доверять? Или господин Шэ был особенным в его глазах?

– Кажется, в тот раз ты не оправдал его доверия.

Молчание.

Я мысленно поздравила себя с тем, что, еще не желая того, уже успела доставить ему неприятности.

– Не я, а Чи Дянь не оправдал, – спустя несколько минут Шэ Яо соизволил мне ответить. – Отец господина Чи рассчитывал на его ум, но тот оказался обычным глупцом.

– Его отец? Министр Ци? Значит, Чи Дянь служил Главе У по приказу отца?

У Баолин решил пробраться и в столицу? Но Учения Лотоса и Ворона никогда не вмешивались в дела императорского двора, а тот не вмешивался в дела Учений.

– Если Чи Дянь был таким уж глупцом, разве господин бы доверил ему драгоценные рудники? – усмехнулась я.

– Глупец не тот, кто не способен взять, а тот, кто не способен удержать. Чи Дянь был слишком умен, а его сердце оказалось слишком глупо.

Сердце. И правда, господин Чи прожил бы дольше, если бы оставил Юэ Гуан в покое.

– Тогда тебе, Яо-гэ, стоило присматривать за ним получше. Взял бы да вырвал его глупое сердце.

– Я и вырвал.

– А?

– Пришли. Глава надеется, что госпожа Минчжу настолько искренна, что сумеет овладеть техниками за месяц.

– Месяц? Разве на их изучение не уходят годы?

Шэ Яо усмехнулся.

– Раз госпожа сумела пробудить этот меч и без них, то, конечно, она необычайно сильна и способна.

Я могла ответить лишь ядовитой улыбкой.

Шэ Яо поклонился и оставил меня наедине с тишиной Павильона Черного Солнца.

Месяц. Я устало выдохнула. Эти годы и правда иссушили терпение У Баолина.

Я вошла в павильон и опустилась на пол.

Он требовал, чтобы я поспешила. Хочет видеть, насколько я искренна?

Если бы в ту ночь У Баолин не восстал против брата, то с четырнадцати лет я бы приходила сюда и как наследница Воронов постигала бы техники постепенно, под присмотром отца, чтобы однажды стать способной взять в руки меч Главы и усмирить его. Если бы судьба не посмеялась надо мной.

Я смотрела на меч, спящий рядом. Месяц? Что ж. Им не стоило знать, что сила меча не разорвала меня лишь потому, что все эти годы она подавлялась Лотосом Священного Озера. Хоть я и не обладала особым талантом, но одну способность Цзе Цзин влил в меня сполна. Способность терпеть боль.

– Сидишь здесь и жалеешь себя? – Он бы посмотрел на меня с презрением и отвернулся. – Вставай и бери меч!

Я улыбнулась, представляя наставника здесь. Он бы вошел в павильон, достал свитки и не глядя бросил бы их мне со словами:

– Когда будешь гнить трупом, тогда постигнешь настоящие сожаления, но никто не вернет твою душу в прежнее тело.

– Не переживай, – прошептала я. – Я не умру. Если мое тело и правда сгниет здесь, ты ведь будешь сожалеть, что не заставил меня уехать с тобой. Даже если ты никогда не скажешь об этом, я все равно знаю.

Я улыбнулась и подняла меч. Меня ждали девять свитков. Девять уровней.

Если бы наставник и правда мог оказаться здесь, я бы овладела этими техниками не за месяц, а за неделю. Он верил, что та девочка всегда боролась за жизнь, потому что не хотела умирать, но та девочка боролась еще и потому, что знала: ее смерть будет для него страшным разочарованием.